Лишний жених

6

— Пожалуйста, Джоанна, разверните голову вот так.

Джо добросовестно выполняла все требования Антона Карбена, одного из лучших светских фотографов на Восточном побережье. Ее родители, а позднее Абигейл приглашали его на все семейные праздники. Джо знала его всю жизнь. И все же сейчас ей хотелось быть где угодно, только не здесь.

Солнце било ей в глаза, и жемчуга, радужные блестки и бисер блестели на белом шелке ее свадебного платья. Между кадрами к ней подбегали помощники фотографа, чтобы одернуть шлейф ее платья или поправить фату — облако тюля, волочившееся за ней на несколько ярдов. Джо про себя скрипела зубами.

Они поправляли и переставляли горшки и шпалеры кремовых гиацинтов, пастельных нарциссов, бледных роз и малиновых тюльпанов, на фоне которых снималась Джо, — ненужная роскошь в пышном саду Абигейл. Еще двое помощников загоняли в кадр ручных лебедей.

— Хорошо. Улыбочку пошире! — И Антон сделал широкий жест. — Я хочу, чтобы вы выглядели сияющей от радости. Сияющей, милая Джоанна!

Джо чувствовала себя не более сияющей, чем кусок ветчины, но тем не менее добросовестно улыбалась. Так лучше? Возможно. На самом деле ей было все равно.

Во время одного из перерывов, когда Антон с помощниками перезаряжали пленку, Маргарет, в шляпке с перышками и лентами, подошла, чтобы подбодрить ее.

— Все чудесно, Джоанна! Как вы себя чувствуете?

— Я уже устала.

Она с трудом сдерживала раздражение. Ассистентка припудривала ей лицо.

— Долго еще? — спросила Джо.

— Антон все еще не уверен, что сделал нужный снимок.

— Ну куда ему еще? Он и так уже отснял три катушки… — начала было Джо, но вовремя одернула себя, заметив в своем голосе истерические нотки. Маргарет здесь ни при чем, и несправедливо срывать на ней свое раздражение. — Простите, Маргарет.

Та рассмеялась с сочувственным и понимающим видом.

— Ничего, дорогая, не беспокойтесь. Я еще не видела ни одной невесты, которая к свадьбе не превратилась бы в комок нервов.

— А, так значит, это нормально! А то я уже начала беспокоиться… — Джо не смогла сдержать иронии и прикрыла лицо рукавом.

— Нам очень повезло, что удалось вызвать Антона так быстро. Ему пришлось изменить свое расписание, чтобы попасть сюда. Он сказал, что никогда не простил бы себе, если бы вам пришлось обратиться к какому-нибудь второсортному фотографу.

— Ну, от скромности он не умрет! — усмехнулась Джо.

— Он всегда стремится к совершенству. И именно поэтому он — один из лучших фотографов, — продолжала свои восхваления Маргарет.

— Да, конечно.

Психовать из-за этой пытки было не только невежливо по отношению к Маргарет, но и просто неразумно.

— Дорогая, ваше платье просто изумительно. Я должна была знать, что беспокоиться мне об этом не стоит. Вы не могли не получить платье к сроку! Вы очаровательно смотритесь.

— Благодарю вас.

Джо пыталась поддернуть глубокое декольте, но наконец сдалась. В конце концов, не такое уж оно и низкое. Нет, конечно, если бы она делала это платье сама, она сшила бы его иначе, но оно в самом деле очень милое. Конни выбрала то, что надо. Впрочем, Джо в этом и не сомневалась.

— Джоанна! — окликнул ее Антон. — У нас все готово. Давайте сделаем еще несколько.

— Еще несколько? Чего, катушек пленки или снимков?

Антон рассмеялся.

— Я вижу, вы меня хорошо знаете!

— Ну еще бы! Вы ведь меня с детства снимали. Все мои фотографии…

— Портреты, дорогая! Фотографии делают на пляже…

— Ах, да, конечно. Вы делали все мои портреты, от рождения до окончания колледжа. И каждый раз чуть не сводили меня с ума.

Антон театральным жестом поднес пальцы к губам и поцеловал их.

— Снимать вас, Джоанна, это истинная мука! Вы так прекрасны, что ни одна камера не в состоянии это передать. — Он помолчал секунду, подумал, потом добавил: — Ну, разумеется, кроме моей.

— О-ох! Ну ладно, Антон. Давайте дальше.

— Очень хорошо. Приступим.

Антон прищурился, разглядывая ее.

— Нет. Радость у вас выходит неубедительно, — покачал головой он. — Давайте попробуем изобразить задумчивый, скромный вид. Если при этом еще удастся добиться некой воздушности, это будет идеально. Наклоните голову — вот так, и еще чуть влево, — и опустите глаза, так, словно вы думаете о своем возлюбленном, о человеке, за которого вы выходите замуж, о человеке, которого вы любите.

Да, но ведь она любит Кейла!

Нет, это не любовь. Чувство, которое они испытывают друг к другу, называется похотью, желанием, физическим влечением. И еще была между ними некая связь, которая позволяла ему угадывать конец ее недосказанных фраз, а ей давала знать, что Кейл так просто не оставит ее в покое. И не только это. Но ведь если бы она действительно любила Кейла, она бы рассказала ему о возникших проблемах, разве нет? И разорвала бы помолвку с Бретом…

— Джоанна! Ау! О чем вы думаете, дорогая моя?

— Извините.

Она склонила голову под требуемым углом и попыталась сообразить, почему она вдруг подумала о Кейле. Ах, да. Антон сказал ей, чтобы она подумала о человеке, которого любит, и она подумала о Кейле. Но ведь она вовсе не влюблена в него! Нет-нет, это невозможно. Это просто оттого, что она все время думает о нем, хочет быть с ним…

— Джоанна, дорогая, постарайтесь сосредоточиться! Мне нужно, чтобы ваше лицо выражало нежность, задумчивость, радужные надежды, любовь, расцветающую полным цветом!

— Хорошо, Антон.

Несколько часов назад, проведя некоторое время в мучительных размышлениях, она наконец призналась себе, что хочет его не меньше, чем он хочет ее. И только появление Кайли помешало им тогда заняться любовью…

Джо прекрасно сознавала, что вступает на зыбкую почву. За неделю до своей свадьбы, в тетином поместье, где вовсю идут приготовления к свадьбе… Но ей было уже все равно.

Да, все это так. Но любовь? Любовь не начинается так легко и быстро, любовь не возникает в таких обстоятельствах. Она не любит Кейла. Она просто не может любить его. Кейл…

— Ну вот! — воскликнул довольный Антон, щелкнув камерой. — Это куда лучше. На самом деле, это просто превосходно! Что может быть прекраснее, чем портрет влюбленной женщины!

Джо вздрогнула. Влюбленной?

— Нет, нет, нет! — завопил Антон. — Не шевелитесь! Вот сейчас было как раз то, что надо. Сосредоточьтесь. Соберитесь!

Но Джо отошла в сторону.

— Извините, но это все, на что я способна. Вам придется обойтись тем, что есть, — устало сказала она.

Фотограф, воздевая руки к небу, кружил между сочувствующих ему помощников.

— Господи, что я сделал, чтобы заслужить такую судьбу? Я ведь еще не сделал нужного снимка! На самом деле у меня еще ничего нет! Совершенно ничего! Моя репутация погибнет! Люди будут думать, что я утратил прежний блеск и мастерство! Я останусь без работы! Я… — тут он спрятал лицо в ладонях, изображая неподдельное горе. Антон был не только превосходным фотографом, но и прекрасным актером.

Маргарет поспешила подбежать к Джо.

— Джоанна, что же вы делаете? Посмотрите, как вы расстроили Антона!

— Я ужасно извиняюсь, Маргарет. Но ведь мы же с вами прекрасно знаем, что он сделал уже кучу снимков — более, чем достаточно. Кроме того, нам прекрасно известно, что он устраивает подобные сцены по меньшей мере четыре раза в год, если не чаще. Антон! — окликнула она фотографа. — У вас все вышло прекрасно, как и всегда, и я знаю, что вы найдете единственный верный кадр. Благодарю вас.

А Маргарет она сказала:

— Я устала. Мне надо пойти пройтись, я больше не в состоянии замирать в различных позах.

— Но…

Джо успокаивающе положила ей руку на плечо.

— Это просто нервы, Маргарет. Вы же сами говорили. Если я проторчу здесь еще минуту, я просто не выдержу. Не беспокойтесь. Вы прекрасно все устроили, и все будет в порядке. Если я вам понадоблюсь, разыщите меня чуть позже. Я буду у себя в студии.

Она развернулась и направилась прочь — куда глаза глядят, лишь бы подальше от всей этой толпы — и, если можно, от собственных мыслей.

— Нет! Подождите! — испуганно вскрикнула Маргарет. — Ваше платье! — Она подбежала к Джо. — Вы не можете идти на прогулку в своем подвенечном платье! Оно же порвется, испачкается! Переоденьтесь хотя бы.

Джо сорвала с головы фату и небрежно сунула ее в руки Маргарет. Потом взглянула на опасливо приблизившуюся к ней ассистентку Антона.

— Извините, вы не могли бы отцепить этот шлейф? Не беспокойтесь, Маргарет. Испачкается — почистим.

Не обращая внимания на возмущенные протесты Маргарет, она дождалась, пока отцепят шлейф, и удалилась, не слушая возгласов, доносившихся ей вслед. Она не знала, куда идет; ей просто нужно было остаться одной, там, где не будет любопытных глаз, там, где можно будет отвлечься от мыслей, что крутятся у нее в голове. Верхняя юбка ее платья была сшита из воздушно-легкого шелка. Когда она шла, шелк развевался над нижними юбками из кисеи и тафты. Подол платья волочился по земле. Она шла через сад, где цвели тюльпаны, нарциссы и гиацинты, сад, наполненный благоуханием и яркими красками. Там, где были дорожки, она шла по дорожкам; там, где их не было, она шла напролом. Ей было все равно. Потому что, несмотря на все ее усилия, уйти от своих мыслей ей так и не удалось.

А ведь раньше все было так просто! Джо выросла в счастливой уверенности, что ее любят просто потому, что она — это она, и что ее семья может защитить ее от всех жизненных невзгод. Она не ощущала необычности положения их семьи. Для нее это было нормально.

Но уже в юности Джо поняла, что ей во многих отношениях живется проще, чем большинству людей. Зато в других отношениях ей было куда сложнее. Дамароны были семьей проклятой и благословенной, и временами казалось, что скорее проклятой, чем благословенной. Вся жизнь ее близких была на виду. Они не могли скрыть от мира ни своих трагедий, ни своих триумфов. Все их беды и радости тотчас становились известны публике. А уж если кто-то из них совершал проступок, последствия были просто грандиозными.

И вот Кайли сделала нечто действительно плохое. О том, что Кайли все сойдет с рук, не могло быть и речи. Джо просто хотела быть уверенной, что Кайли это выдержит, и чтобы цена, которую она заплатит за свою ошибку, не была чрезмерной.

Джо всеми доступными ей способами старалась защитить Кайли — это была первая, инстинктивная реакция. Но на самом деле надо было подумать, как сделать так, чтобы защитить Кайли и чтобы при этом не пострадала справедливость.

Она свернула и пошла через луг, пестревший дикими фиалками и голубыми незабудками. Кое-где трава и полевые цветы были высотой по колено.

Теперь Джо знала, куда она идет. Она шла в то место, куда часто уходила после того, как погибли ее родители: на прогалину, где прозрачный ручеек бежал между камней, выглаживая их до блеска. По берегам ручья росли могучие деревья, их ветви низко склонялись к земле, давая тень, и по временам к ручью приходили на водопой дикие олени.

Через некоторое время Джо прошла через просвет в естественной живой изгороди, образованной темно-красными азалиями и кустами цветущего кизила, и опустилась на землю среди папоротников и диких лилий.

Немного позже туда явился Кейл. Джо по-прежнему сидела в задумчивости, сложив руки на коленях и глядя на журчащий ручей.

Ее юбка раскинулась по траве светящимся кругом белого шелка. Сзади у платья был низкий вырез, на пару дюймов выше пояса, и в вырезе видна была стройная спина и нежная кожа, блестящая, как атлас. Она собрала волосы сложным узлом, который выглядел слишком тяжелым для ее тонкой шеи. «Неудивительно, что фотограф никак не мог снять ее», — подумал Кейл. Здесь, в этой дикой прогалине, она была похожа на редкий, изысканный цветок.

— Если Антон хотел снять вас в задумчивом виде, ему следовало бы отправиться с вами сюда, — сказал Кейл.

Джо подняла глаза.

— Вы что, смотрели, как меня фотографировали?

Она, казалось, вовсе не удивилась, увидев его. Даже наоборот, как-то расслабилась.

— Ну да, некоторое время. Этого хватило, чтобы понять, что вам это занятие не по душе.

Он отодвинул пышные белые юбки и сел на землю рядом с Джо.

Она не стала возражать. Она вообще не смотрела на него.

— Я не люблю фотографироваться. Никогда не любила.

— Почему это?

Джоанна пожала плечами.

— Не знаю. Может быть, верю в то, что камера похищает частицу твоей души… — Она посмотрела на свои руки. — Фотографии иногда лгут.

В ней была усталость и какая-то надломленность, которой Кейл прежде не замечал.

— Да, я понимаю, что вы имеете в виду. Антон хотел, чтобы вы изобразили счастливую невесту. А по-моему, вы ничуть не похожи на счастливую невесту.

Несколько мгновений Джо молчала.

— А что вы здесь делаете, Кейл?

— Мое дело — защищать вас. Мне надо было знать, где вы. — Он сделал паузу. — А вы что здесь делаете?

Джоанна огляделась.

— Эта прогалина — одно из моих любимых мест. Здесь так тихо, спокойно… Я нашла ее вскоре после того, как мы с Кайли переехали к Абигейл — тогда, когда погибли наши родители. Мне всегда казалось, что здесь со мной ничего не случится.

— А вы боялись, что что-то может случиться?

Она пожала плечами.

— После той катастрофы я не знала, чего бояться. Временами я пугалась собственной тени. Что-то, мне неподвластное — а может быть, не что-то, а кто-то, — отняло у меня родителей, убило их…

— Да, это понятно.

— В самом деле?

Глаза у нее были бездонные. Она забыла об осторожности, и сейчас Кейл видел ее насквозь. Он проник в глубину ее души, видел ее чистоту и честность, ее страх.

— Ну да, — осторожно начал он, боясь испортить эту минуту. — Лишиться родителей так внезапно всегда тяжело, тем более для ребенка.

Он ласково улыбнулся ей.

— Мои родители живы, но я всегда чувствовал ответственность за тех, кто рядом, особенно за тех, кого я люблю: мою семью, моих друзей…

Она внимательно всматривалась в его лицо, ища ответа неизвестно на какой вопрос.

— А вы не можете преодолеть это чувство? Чувство, что вам нужно защищать тех, кто слабее?

— Никогда не пробовал! — рассмеялся Кейл. — Боюсь, на этот счет я безнадежен. Просто не могу не влезать в чужие дела.

Джоанна склонила голову набок.

— Вот как? Даже в дела президента?

— Когда я был маленький, у меня был коккер-спаниель, Дании. Это был мой лучший друг. Мы с ним не расставались. И когда однажды он провалился под лед на озере, я, не раздумывая, прыгнул вслед за ним. Ну и, разумеется, мои ботинки, куртка, брюки и толстый свитер тут же промокли и потянули меня на дно. Но Дании я не выпустил. Так мы с ним и бултыхались, пока нас не вытащили.

— Но вы же могли утонуть! — ахнула Джо.

Он усмехнулся.

— Я и в самом деле чуть не утонул. Во всяком случае, заработал жестокую простуду.

— Я думаю, ваша мама ужасно рассердилась.

— Ну еще бы! Как и в тот раз, когда я забрался на дерево к соседу, чтобы снять оттуда одну из моих сестер. Ее-то я снял, а вот сам упал с дерева и сломал себе руку.

Она рассмеялась.

— Видно, вы были настоящим сорванцом.

— И сестрицы мои не отставали от меня, к несчастью нашей матушки. Когда мне было десять лет, я спас свою пятилетнюю сестру, которая чуть не утонула в бассейне. Она уронила туда игрушку, потянулась, чтобы достать ее, и упала в бассейн. Я прыгнул вслед за ней, и обнаружил, что она даже не пытается барахтаться, чтобы выплыть. Потом она сказала маме, что знала, что я приду и спасу ее. — Он немного помолчал. — Так что, как видите, я понимаю, что такое потребность защищать, особенно близкого, дорогого человека.

Джо кивнула. Похоже, это у них было общим. Да, он поймет это — как понимает многое другое. Но она не может нарушить данного слова. И ей надо самостоятельно спасти сестру.

— Так кого же вы пытаетесь защитить, Джо?

Он мгновенно ощутил ее отчужденность. Нет, она ничего не сказала, даже не отодвинулась — просто как-то закрылась, спряталась в свою раковину. И он тут же потерял робкий эмоциональный контакт, который установился было между ними.

Кейл с трудом подавил вздох и сказал:

— Вы погубите свое свадебное платье.

Она рассеянно расправила юбку.

— Да нет, ничего.

— Я помню свадебные платья моих сестер. Они хранились в специальных упаковках и висели на дверце шкафа до дня бракосочетания. Сестры на них и пылинке упасть не давали.

— Да, конечно. Это все замечательно, все правильно, но люди-то разные. С платьем все будет в порядке.

— Оно… — Кейл провел пальцем по россыпи жемчужин на рукаве, коснулся бисерной вышивки на декольте. — Я его ненавижу.

Он увидел изумление, мелькнувшее у нее на лице.

— Я его ненавижу, потому что в нем вы выйдете замуж за другого.

— За другого? — Сердце у нее болезненно дернулась.

— Да за кого бы то ни было!

Джоанна нахмурилась.

— А почему вам так важно, за кого именно я выхожу замуж? Насколько я понимаю, вы хотите всего-навсего заняться со мной любовью — ничего особенного, обычная любовная интрижка, и к тому же, не могу не отметить, весьма кратковременная.

Замечание было справедливым, но Кейлу сейчас почему-то казалось, что этому не будет конца.

— Вы, конечно, правы. Но ведь мы еще даже не начали, а у нас не так много времени до тех пор, как вы пойдете к алтарю.

В ее глазах что-то вспыхнуло. Неужели снова страх?

— Джо…

— Что?

— Зачем вы выходите замуж за Брета?

— Я уже устала от этого вопроса! В последний раз говорю: я не стану обсуждать это с вами.

Она не просто отстранилась от него — она оделась ледяным панцирем. Кейл положил руку ей на плечо и принялся легонько поглаживать мышцы, напрягшиеся под шелковистой кожей. Она не противилась, но и не смягчилась. Ее тонкий, свежий аромат смешивался с благоуханием травы и цветов. Кейл придвинулся ближе, вдохнул глубже, прижался губами к ее шее, там, где ровно бился пульс. Он не отрывался от нее, изредка касаясь кожи языком, чтобы ощутить ее вкус, до тех пор, пока не почувствовал, как ее пульс сбился, замер и отчаянно забился. Его сердце билось так же часто, удар в удар; его мужская плоть восстала, его охватило нетерпение.

— Кейл… — Она говорила чуть слышным шепотом, похожим на шелест ветра. — Что ты делаешь?

Он поднял голову, протянул руку и вынул шпильку, которой скреплялась ее прическа, потом другую, третью… Тяжелые кудри серебряного оттенка упали ей на спину.

— Мне просто надоело ждать, вот я и решил начать прямо сейчас.

С каждым прикосновением Кейла на нее накатывала волна наслаждения. Жаркая страсть, сексуальный пыл его близости развеяли покой, к которому она так привыкла. Но возврата к прежнему не было. Теперь все ее чувства были сосредоточены на нем.

— В чем дело? — спросил он, накручивая на палец прядь ее волос. — Тебя шокирует, что я хочу поиметь тебя прямо сейчас?

Нет, это ее не шокировало. Но при этом ее каким-то образом шокировало все, что он делал. Шокировало — и завораживало. Нет, она не могла остаться к нему равнодушной!

Он снова поцеловал ее в шею — долгим, чувственным поцелуем. Она шумно втянула в себя воздух.

— Тебе хорошо? — спросил он, не отрывая губ от ее шеи.

— Да… очень…

Отрицать, что она хочет его, было бессмысленно: рано или поздно собственное тело выдало бы ее. Она давно хотела отдаться ему — и теперь наконец отдастся. Здесь никто им не помешает. Не будет ни сомнений, ни притворства. Будут лишь двое, он и она, мужчина и женщина, кого с самого начала тянуло друг к другу. Она не могла больше ждать. Но сперва она должна была удостовериться…

Кейл провел пальцами вниз по ее шее, потом снова вверх.

— Как же много времени мы потеряли зря! Все эти дни и ночи…

— Да… — Она облизнула внезапно пересохшие губы и поймала его взгляд. — Кейл… Ты обещал, что больше не будешь следить за мной и вмешиваться в мою жизнь, ведь правда?

На самом деле ничего такого он не обещал. Он наклонился и поцеловал ее в губы.

— Напомни-ка мне, почему ты так хотела, чтобы я тебе это обещал?

— Потому что это плохо. Потому что это не входит в твои обязанности. Потому что мне это не нравится. Потому что я требую, чтобы ты перестал!

— Вот так, все сразу? — Он тихо рассмеялся, и Джо ощутила кожей его дыхание.

— Да, все сразу.

— Ну ладно.

Он отвел ее волосы, чтобы поцеловать за ухо, и Кейл был так близко, целовал, обнимал ее — Джо с трудом заставила себя сосредоточиться.

— Да?

— Да.

На самом деле Кейл чувствовал, что она чего-то боится, что-то скрывает, и, несмотря ни на что, собирался продолжать расследование. Если он ошибся, — никакого вреда это не причинит. А если он все же прав… О, тогда он перевернет весь мир, лишь бы помочь ей!

Ее мысли делались все более смутными с каждым его поцелуем. Джо знала, что, даже если бы Кейл ответил «нет», она все равно не смогла бы встать и уйти. Ее тянуло к нему как магнитом. Ему не нужно было никаких усилий, чтобы удержать ее подле себя. Его жар, сила, сексуальность — все это влекло, томило, соблазняло ее.

— Скажи мне еще раз, что ты меня хочешь. — Он придвинулся ближе и легонько провел пальцами по нежной коже пониже ключицы. — Я хочу, чтобы ты вспыхивала жаром каждый раз, как я прикасаюсь к тебе. Я хочу, чтобы ты стонала и цеплялась за меня, и впускала меня в себя как можно глубже, а потом еще глубже.

И жар наполнил ее жилы и заструился по телу. Язык не повиновался ей, и все, что она могла, это ответить:

— Я хочу тебя…

Она выговорила это с трудом, но Кейл ее понял.

В его глазах вспыхнуло удовлетворение, и он начал опускать ее на землю.

— Платье…

— Да плевать я хотел на это платье! — проворчал он, уложив ее в высокую траву и опустившись рядом с ней. — А ты?

— Я тоже…

Глядя в его жесткие темные глаза, она ощущала одновременно и восторг, и тревогу. Она не могла бороться с этой яростной, неумолимой силой. Она и подумать не могла, что будет заниматься любовью на траве, у ручья, в своем свадебном платье — том самом платье, которое будет на ней, когда она обменяется обетами с другим… Но она не могла — и не хотела — предотвратить того, что должно было случиться.

— Я приду в дом для гостей сегодня ночью…

Кейл понял, что она таким образом утвердила то, что с ней происходит.

— Да, — ответил он просто. — Ты придешь.

Он наклонился к ее губам. Как ни странно, после всего этого напряженного ожидания Кейл не набросился на нее, чтобы скорее утолить ненасытное желание. Он целовал ее не спеша, со вкусом — нежно заставил ее раскрыть губы, и его язык завел любовную игру с ее языком. А его руки в это время скользили по ее грудям, ощупывая их сквозь щелк платья, исследуя и поглаживая податливую выпуклость, разрушая остатки сопротивления.

Джо таяла. Она просто физически ощущала, как смягчается, как напряжение, не отпускавшее ее последние две недели, тает — и сменяется другим, новым напряжением. И вот она начала отвечать ему, медленно — но верно.

Ее рот раскрылся шире, принимая его язык глубже в себя, а между ног у нее начал разгораться огонь. Да, эта связь ни к чему не приведет, но сейчас это было не важно. Да, время и брачный контракт позаботятся о том, чтобы она оборвалась, едва успев начаться, но это тоже было не важно. Да, Джо еще никогда не вступала в связи, которые были так открыто и явно устремлены к одному лишь сексу, но и это было не важно. На самом деле, до сих пор ее сексуальный опыт был весьма ограничен из-за ее врожденной осторожности, но это было и вовсе неважно.

Сейчас, здесь, у ручья, с этим мужчиной, ничто не имело значения.

То, что она испытывала с Кейлом, было ново, пугающе и в то же время ярко и прекрасно. И это было единственным, что имело значение.

Постепенно его поцелуи изменились, сделавшись неудержимо пылкими и властными. Она не смогла сдержать стона. Его руки становились все более настойчивыми, требовательными. Соски у нее набухли и заострились.

Она вскинула руки ему на плечи. Ткань его рубашки была нагрета солнцем, а мускулы под нею двигались и переливались с каждым движением Кейла.

«И как может такое дурное дело казаться таким хорошим?» — смутно подумалось ей. Почему этот — именно этот! — мужчина может заставить ее забыть обо всем на свете — о приличиях, об ответственности, о здравом смысле? Он заставил ее забыть обо всем, кроме одного — что она его хочет.

Кейл потянул ее корсаж — теперь он сделался нетерпеливым.

— Проклятое платье! — Он завел руку ей за спину и приподнял ее с земли. — Где же тут «молния»?

Это была последняя возможность отказаться, сказать «нет». Последний шанс вернуться к благоразумию и трезвому суждению. Но шанс ускользнул, а Джо даже не попыталась воспользоваться им.

— Там нет «молнии», — прошептала она. — Там пуговицы…

Он немного отодвинулся от нее, так, чтобы заглянуть ей в лицо.

— Ну что, разорвать эту штуку к чертовой матери, или ты хочешь, чтобы я все же расстегнул их?

— Как хочешь.

Кейл приподнял и усадил ее. Ее тело было безвольным в его руках, словно у тряпичной куклы.

— Ладно, расстегну.

Глядя ей в глаза, он протянул руку ей за спину и нащупал ряд пуговиц.

— Я хочу, чтобы ты знала одну вещь, Джо. Ты можешь выйти замуж за другого, но в брачную ночь ты будешь думать обо мне.

Захваченная врасплох его голосом, охрипшим от желания, и темным пламенем, горящим в его глазах, она не могла не признать, что Кейл прав. Она внезапно осознала, что, что бы ни случилось в будущем, она всегда будет думать о нем.

Пуговицы доходили до бедер, но он уже расстегнул платье до пояса. Джо ощущала тепло солнца на своей обнаженной коже. Лиф сам по себе начал опускаться вниз под собственной тяжестью. Она даже не попыталась подхватить его.

— Пусть другой будет обнимать тебя, — говорил Кейл, — но ты всю жизнь будешь помнить мои объятия. С этого дня твое тело будет отмечено. Ни один мужчина не будет обладать тобой так, как я.

И решительно опустил ее на траву.

Он оттянул лиф ее платья до пояса, наклонился и взял губами ее сосок. Отчаянно цепляясь за его плечи, Джо приподняла бедра ему навстречу, извиваясь от страсти. Никогда прежде она не испытывала такого страстного желания. Тело будто пылало в огне.

Возбуждение Кейла сделалось почти болезненным, он с трудом сдерживал себя и не знал, что ему делать. Ему хотелось разодрать на ней платье и изо всех сил вонзиться в нее. Но в то же время ему хотелось как можно дольше продлить эти ласки, чтобы удовольствие нарастало постепенно, пока оба они не начнут стонать от наслаждения.

Она снова выгнулась, прижалась к нему. Кейл со свистом втянул в себя воздух сквозь стиснутые зубы.

— Ладно, так или иначе, а содрать с тебя это платье все равно придется.

Он лег на бок, задрал длинный подол и принялся рыться в воздушных нижних юбках.

— Подожди…

На самом деле Джо было все равно, что произойдет с этим платьем, но она чувствовала, что об этом все же следует позаботиться. Она приподняла бедра и попыталась стащить с себя юбки — но тщетно.

Кейл выругался, скомкал в кулаке тонкую ткань и рванул вниз. Он услышал треск рвущейся ткани, но ему было плевать. Еще два мощных рывка и Джо освободилась от слоев кисеи и тюля. Потом он взялся за платье. Он успел расстегнуть только верхние пуговицы, и платье никак не хотело спускаться вниз.

Джо почти не замечала усилий Кейла. Она зарылась пальцами ему в волосы. Услышав, как рвется ткань и отлетают пуговицы, она притянула голову Кейла к себе и припала губами к его губам. Почти не помня себя, она ждала, когда он наконец освободит ее пылающее тело от досадной помехи. Стремясь помочь ему, она пыталась откинуть ногами сползшие книзу юбки. Джо забыла обо всем на свете и ощущала себя совершенно свободной.

В конце концов оба они остались нагими, и Кейл лег на нее сверху. Она с готовностью раскинула ноги, чтобы принять его в себя. Его твердый, набухший член уперся в ее чувствительную, влажную плоть, но Кейл не спешил входить в нее. Пока он лишь дразнил ее, приникая к ней изо всех сил горячим сильным телом, а потом вновь отстраняясь. Каждый мускул в ее теле напрягся, каждый нерв воспламенился, каждый дюйм ее кожи горел. С каждой секундой желание становилось все сильнее, все нестерпимее.

Она изо всех сил вцепилась в его плечи.

— Кейл… пожалуйста…

Он издал низкий, утробный звук, но продолжал сдерживать себя, выжидая, прикасаясь к ней, но не входя в нее.

И вот наконец это произошло. Она застыла, потом выгнулась всем телом и тихо вскрикнула, достигнув наивысшего блаженства. Кейл держал ее в объятиях, глядя на нее сверху вниз, упиваясь изумлением и экстазом, отразившимися на ее лице. Джоанна всегда казалась ему прекрасной, но теперь она просто сияла. И все это благодаря ему! Но тут он содрогнулся при мысли, что она может испытать такое же наслаждение в объятиях другого. Кейл хотел быть для нее единственным! Он просто не мог вынести мысли, что ее будет обнимать другой мужчина.

Он отбросил эту мысль, прижал ее к себе, пока она не перестала дрожать, поглаживая ее лоб, шепча ей какие-то слова, значения которых он и сам не понимал.

Сердце у него колотилось так отчаянно, что ему казалось, будто его грудь вот-вот взорвется. Он задыхался, он скрипел зубами от отчаянного, невыносимого желания.

Он приподнял бедра и вошел в ее шелковистые глубины. Она ахнула, ощутив нежданное вторжение, но тут же обвила ногами его бедра, и они сплелись в древнем любовном танце. С каждым толчком Кейл входил все глубже и глубже. Сейчас она принадлежала ему, и только ему. Она отвечала только ему, поднимая бедра навстречу его толчкам, принимая его в себя и стискивая в тесных жарких объятиях. Она была создана только для него одного.

Чувствуя, что больше не выдержит, Кейл сжал ее бедра и яростно вонзился в нее. Она вцепилась в его плечи, не переставая шептать его имя. Потом ее ногти вцепились ему в спину, и она принялась извиваться. Кейл испустил судорожный стон и излил все, что так долго копилось в нем, с такой силой, как никогда прежде, — и остался лежать, опустошенный, в изнеможении, совершенно удовлетворенный.