Лишняя в этом доме (СИ)

Глава 29 Город

Насколько же сильно мне было плохо. Я долго выныривала из темноты, то и дело вновь обрушаясь в нее. Но, когда мне все-таки удалось полностью прийти в сознание, я все равно не могла назвать свое состояние хотя бы приблизительно нормальным.

Все тело болело и ныло. Сознание рябило и я ощущала ту слабость, из-за которой даже просто открыть глаза было непосильной задачей. Но когда я все же сделала это, поняла, что находилась не в проулке, а в больничной палате. Да и лежала я не на бетоне, а на кровати. Правда, из-за болезненных ощущений, ее мягкости я не ощущала. Мне казалось, что я лежала на битом стекле.

— Вы уже очнулись? — в палату вошла медсестра. Пожилая женщина с аккуратно собранными в гульку волосами и одетая в белоснежный халат. — Я позову врача.

— Подождите, — прошептала, еле шевеля губами. — Где я? Что со мной?

— Вы в частной больнице «Морисон». Вас неделю назад доставили сюда из городской больницы.

— Неделю назад? — переспросила, приподнимая брови и впиваясь в женщину затуманенным взглядом. Мне показалось, что я точно ослышалась.

— Да, вы долго пробыли без сознания.

Шумный выдох, после которого я попыталась сесть, но тут же вновь упала на кровать. Стиснула зубы, чтобы не вскрикнуть от той боли, от которой перед глазами все побелело.

— Пожалуйста, будьте осторожнее и пока что попытайтесь не делать резких движений, — попросила медсестра. — Вы же только очнулись.

— Что со мной? — спросила еле слышно.

— Мы считаем, что переутомление. К тому же вы ведь провели с альфой гон, но при этом являетесь не пробудившейся омегой. Возможно, это пагубно повлияло на вас. То есть, связь с альфой это не то, что может выдержать ваше тело. Но на данный момент все это лишь предположения. Более точные ответы вы можете получить у врача после обследования. И будет лучше, если их проведут как можно быстрее.

Я не стала спрашивать, как они поняли, что я провела с альфой гон. По моему телу это было очевидно. Особенно для врачей.

Но в остальном слова женщины я воспринимала плохо. Вернее, практически не понимала их. Голова болела слишком сильно, не позволяя мне делать нормальные выводы.

Единственное, что я понимала, так это то, что мне хотелось до крови расцарапать метки, оставленные на мне Брендоном. Таким образом уничтожить их.

Медсестра ушла, но буквально через десять минут в палату вошел доктор. Молодой альфа лет тридцати пяти.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он. В дальнейшем, осматривая меня, доктор все так же задавал подобные вопросы, касающиеся моего самочувствия. Говорить было тяжело. Мне все время казалось, что губы у меня онемели, а язык связался в узел, но все равно я пыталась подробно описывать свое состояние. Надеялась, что таким образом мне поскорее подберут лечение, которое снимет всю эту невыносимую боль.

После того, как доктор ушел, в моей палате появились медсестры. Они помогли мне дойти до ванной комнаты и привести себя в порядок.

Я могла бы сказать, что после этого мне стало легче, но это не так.

— Вы можете, пожалуйста, подсказать, где мой телефон? — я спросила у медсестры, в этот момент, пытаясь сесть на кровать. Никаких моих вещей я в палате не увидела. Да и на мне была не моя одежда, а больничная ночнушка.

— Насколько нам известно, ваш телефон сейчас у ваших родителей.

Эти слова стали тем, от чего у меня по коже пробежал холодок и внутри все сжалось. Даже ладони дрогнули.

— У моих родителей? — переспросила одеревеневшим голосом. — Они знают о том, что я тут?

— Конечно. Когда вы только попали в городскую больницу, в вашем телефоне нашли номера ваших родителей и позвонили им. Они приехали и, впоследствии перевели вас сюда. Они же так же предоставили нам вашу медицинскую карту.

Мне изначально показалось странным, что меня из обычной больницы перевели в частную, но поскольку голова болела настолько сильно и по большей степени я ощущала себя так, словно каждую секунду в мое тело вонзалась сотня ножей, первоочередным желанием для меня было получить лекарства. Лишь после этого разбираться в том, что происходит.

Но все же у меня ни на мгновение не возникло мысли о том, что родителям могло быть известно мое местонахождения. Хотя как раз об этом и следовало подумать.

— Можете, пожалуйста, дать мне телефон? — я попросила у медсестры. — Мне нужно срочно сделать звонок.

Женщина кивнула. Через десять минут она принесла свой телефон и я тут же набрала номер Хизер.

Прошло несколько гудков, прежде чем я услышала ответ:

— Да. Слушаю.

— Хизер, это я. Элис…

— О, боже, где ты? — она тут же перебила меня и уже теперь я уловила то, что ее голос дрогнул, словно бы от сильного переживания, которое я ощутила даже через динамик телефона. — Как ты? Что с тобой? Где ты пропадала все это время?

— Я в частной больнице «Морисон».

— Что?.. — ее голос еще сильнее дрогнул, поглотив этот вопрос. — Почему ты там? Что с тобой случилось? Как ты себя чувствуешь? И почему ты сразу не позвонила? Я же тебя так долго искала.

— Разве родители не рассказали тебе о том, что я тут?

— Разве они знают? Я к ним только полчаса назад подходила и спрашивала не нашли ли тебя. Твоя мать сказала, что пока что ничего неизвестно, но они продолжают поиски.

Я кончиками пальцев прикоснулась ко лбу. Голова начала болеть еще сильнее, хотя мне казалось, что сильнее просто некуда.

Что происходит?

Медсестра же сказала, что маме и папе известно о том, где я находилась. Более того, они сами меня сюда перевели.

— Пожалуйста, расскажи о том, что происходит в особняке, — я попросила у Хизер.

— Нет, сначала ты расскажи, как ты себя чувствуешь и почему ты пропала почти на две недели.

— Мне стало плохо на улице, — произнесла, ложась на кровать. Она была прохладной. От этого становилось хоть немного, но все же легче. — Я потеряла сознание и меня привезли сюда. Я только сегодня очнулась.

— Что… Что говорят врачи?

Я не стала рассказывать Хизер про гон Брендона. Возможно, я сделаю это позже. Когда мне будет лучше и точно не по телефону. А так я в общих чертах все обрисовала. Убедила женщину в том, что со мной все хорошо. Хотя, ничерта «хорошего» со мной не было.

После этого я опять попросила ее рассказать о том, что происходило в особняке.

— Я толком ничего не знаю. Ты же понимаешь, я тут только обслуживающий персонал и в курс дела и, тем более, подробностей меня не вводят. Но мне известно, что тебя ищут. То есть, я уже собиралась идти в полицию и писать заявление, но твоя мама сказала, что они уже это сделали и что мне не нужно в это лезть, так как они, как родители, с твоей пропажей разберутся намного лучше, а я буду только мешать.

— И до сих пор они говорили, что так и не нашли меня? — спросила, закрывая глаза ладонью.

Это был плохой знак. Но…

Наверное, еще до гона Брендона меня бы он до паники встревожил, но сейчас, может из-за боли, или же из-за того, что Брендон настолько тщательно поломал меня, я с иной стороны смотрела на происходящее. Тревоги не было. Только пустота.

— Да, — ответила Хизер. — Тут очень напряженная атмосфера. Но…

Женщина запнулась. Замолчала.

— Что?

— Я хочу уволиться. Сделаю это как только ты уедешь в университет.

— Почему?

— У меня больше нет сил терпеть все это, — произнесла она на рванном, нервном выдохе. — Ты пропала, а им все равно. И пусть они говорят, что ищут тебя, но их спокойствие меня убивает. А вдруг с тобой произошло бы что-то действительно страшное? — я услышала ее судорожный выдох. — Так вот они все это время спокойно продолжали жить дальше. То есть, смотришь на них и поверить невозможно, что у них пропала дочь и сестра. А у меня от этого душу выворачивало наизнанку. Ты же знаешь, что я всегда была за то, чтобы ты налаживала с Диланами семейные отношения. Я же видела, что ты нуждалась в семье, а видя их безразличие… Как же меня это выводит. Просто, пожалуйста, будь с ними осторожнее, после того, как вернешься в особняк. Из них всех только Брендон каждый день по несколько раз подходил и спрашивал связывалась ли ты со мной. Нужно будет сейчас пойти и сказать ему, где ты и что с тобой.

— Не нужно, — я сжала телефон с такой силой, что тупая боль отдалась во всем теле той, волной, от которой сознание помутнело.

Даже просто слышать упоминание о Брендоне было тяжело. Оно вызывало во мне жуткое и едкое отторжение. То, от чего в груди начинало неприятно жечь.

Я вообще не желала о нем ничего слышать.

— Почему? Знаешь, из всех Диланов… Пусть это и неожиданно, но мне казалось, что только его волновала твоя пропажа. Я разговаривала с Брендоном. Он увиделся со всеми, с кем ты когда-либо общалась. И у меня спрашивал есть ли у тебя еще какие-то знакомые.

— Я… Не рассказывай ему. Пожалуйста. Понимаешь, то, что со мной произошло отчасти из-за Брендона. Можно сказать, что он довел меня до срыва.

— Что он тебе сделал? — голос Хизер тут же стал другим. Более тяжелым. — Боже, а я ведь и из-за него переживала. Видела, что он сутками тебя ищет. Что не спит и не ест. Черт, раздери…Что? Что он тебе сделал?

Сутками ищет?

Я закрыла глаза, слыша, как в сознании прозвучали слова произнесенные голосом Брендона. Те, которые он когда-то сказал мне. Примерно за месяц до того, как стало известно о том, что я не родная дочь Диланов:

«Вот было бы круто, если бы ты взяла и исчезла»

Я тогда играла в мяч во дворе, а Брендон как раз вышел из особняка. Я неудачно пнула мяч и он отлетел к альфе. Я осторожно попросила подать мне мою игрушку, но Брендон проигнорировал. Просто переступил через мяч, а проходя мимо меня, мрачно произнес эту фразу.

Слова могут ранить и в тот день эта фраза хорошо ударила по мне.

Теперь же я сидела и думала, как вообще могла влюбиться в человека, который когда-то сказал мне нечто такое? Тем более, подобных моментов было множество.

Я являлась настоящей идиоткой. Но лишь сейчас меня словно холодной водой окатило, наконец-то давая возможность отрезветь.

И уж тем более, я не верила в то, что Брендон сейчас сутками меня искал. Хизер явно что-то путала. Или видела то, чего нет.

Да и вообще плевать. Меня не интересовало все, что касалось Брендона. Мне слышать о нем не хотелось.

А ведь когда-то, глупая, искала любой хотя бы секундной встречи с ним. Всячески пыталась узнать, как у него дела в академии или вообще хоть что-то услышать про Брендона.

— Что он сделал тебе? — Хизер повторила свой вопрос, заставляя мои мысли развеяться.

— Я расскажу немного позже, но, Хизер, я сама виновата, — я тяжело сглотнула. — Это трудно объяснить, а у меня пока что голова практически не работает. Но, пожалуйста, ни в коем случае ему ничего не рассказывай. Вообще никому не говори о том, что я звонила тебе.

— А родители? Может, хотя бы им рассказать?

— Ты сама сказала, что им все равно.

— Но ведь полиция ищет. Следует хотя бы правоохранительные органы оповестить о том, что ты нашлась.

— Я сама сейчас позвоню родителям и расскажу о том, где я.

— Я приеду к тебе. Буду минут через сорок. Если такси приедет быстро, может и скорее.

А ведь она всегда была противницей такси. Говорила, что для нее это слишком дорого.

— Пока что не нужно. Меня как раз собираются отправлять на процедуры.

— Но ты же позвонишь и скажешь, когда к тебе можно будет приехать?

— Да, конечно.

Ни на какие процедуры мне не нужно было и, тем более, я не собиралась звонить родителям. Знала, что они и так скоро придут.

Так и произошло, но до этого я успела увидеться с доктором. Он зашел и дал мне обезболивающее.

— К сожалению, это единственное лекарство которое я могу вам дать, — сказал он. — Впервые у меня в пациентах не пробудившаяся омега. Ваш случай уникален, из-за чего он настолько сложен. Я вижу, что ваши показатели, судя по анализам, зашкаливают, но предполагаю, что это из-за того, что вы провели гон с альфой. Это не то, что может выдержать ваше тело. В особенности метки. Мы еще продолжим обследования, но, судя по всему, связь с альфами вам априори запрещена.

Примерно через полчаса после того, как ушел врач в мою палату вошла мама.

Без стука. Она молча села на стул, расположенный рядом с моей кроватью, после чего посмотрела мне в глаза.

Я толком не понимала, что чувствовала в ее взгляде. Осознавала лишь одно — этот момент конец всему.

Брендон смеялся над моей боязнью того, что родители могут отправить меня в детдом. Я же отчетливо понимала, что именно так и будет. Чувствовала это каждый день, проведенный в доме Диланов.

— Я хочу спросить лишь одно, — мама наконец-то нарушила тишину. — Почему ты так не уважаешь правила дома, в котором тебя приняли?

— Вы уже знаете все? — глупый вопрос. Ответ можно было понять уже по тому, что происходило.

— Конечно. Это трудно не понять, когда от тебя настолько сильно исходит запах моего сына. Я не хочу разбираться в том, как это произошло. Не желаю слушать твоих оправданий. Я просто хочу обрубить это в самом зачатке и из-за неуважения к нашей семье дать понять, что ее частью ты больше не является. Думаю, ты понимаешь, что из этого следует дальше.

Я еле сдержалась, чтобы не улыбнуться.

Значит, вот как?

Все те годы, которые я провела в доме Диланов после моего возвращения из детдома, я все еще продолжала видеть в Генри и Айрис родителей. Папу и маму. Надеялась, что и они видят во мне дочь. Ведь связь с ними у меня была сокровенной. Пусть братья больше не считали меня сестрой, но ведь для Генри и Айрис я раньше была дочерью.

А теперь понимала, что это не так. Смотря на маму и слыша то, насколько просто она все это говорила, ясно чувствовала, что, судя по всему, они давно хотели от меня избавиться.

Теперь же они получили повод.

Я понимала, что за такой проступок меня будет ждать детдом, но надеялась хоть на какие-то эмоции со стороны родителей. Пусть даже осуждение. Это означало бы, что они от меня чего-то ожидали, но я ожиданий не оправдала.

Вот только, их не было. От меня ничего не ожидали. Я просто мешала.

Было ли мне больно? Еще как. Та физическая боль оказалась ничем по сравнению с тем, как сейчас душу рвало на части.

— Отправите меня в детдом?

— Да, Элис. И ты должна понимать, что сама в этом виновата. Мы тебя приняли. Мы дали тебе все, но поставили лишь несколько условий. Ты и через них переступила, неблагодарная девчонка.

Слушая каждое мамино слово я делала много выводов. В частности от того, как ловко она делает меня виноватой. Нет, я и правда виновата, но для них, судя по всему, случившееся лишь повод прогнать меня и при этом остаться с чистой душой. Это не они плохие. Это я их вынудила, а они не те, кто простит мой настолько огромный проступок.

— Может, простите меня только на этот один раз? — спросила. — Я сожалею о своем поступке и обещаю, что подобного больше не повторится.

На самом деле, прощения я не ждала и находиться в доме Диланов больше не собиралась. Задала этот вопрос лишь потому, что хотела увидеть реакцию мамы.

И она оправдала мои ожидания. То, как женщина поджала губы. Как ее брови дернулись и хмуро сошлись на переносице.

— Нет, подобного мы простить не можем. Ты нарушила правила нашего дома. Считай, что плюнула нам в лицо, таким образом, отплатив за всю нашу доброту и заботу.

Я могла бы указать на то, что ее родные дети совершали куда больше проступков. В том числе и более глобальных. Например, Хорас как-то избил директора нашей школы. Это был тот случай, который мог разлететься на всю страну жутким скандалом, но его замяли.

То есть, мне было, что ответить маме, но я не стала этого делать.

Да и я не хотела спорить.

Они желали избавиться от меня, а я не желала оставаться там, где я не нужна.

— Несмотря на то, что наши пути расходятся, я хочу поблагодарить за то, что все эти годы вы давали мне крышу над головой, еду и воспитание, — я говорила искренне. Пусть и в доме Диланов моя жизнь и жизнь Алес отличались, но все же я была сыта и одета.

— Жаль, что ты это не ценила, — ответила мама. Поднявшись со стула, она поправила сумочку. — Я ухожу. Когда тебе станет лучше, специальная служба сопроводит тебя в нужное учреждение. Но все же я хочу попросить у тебя еще об одном.

— О чем?

— Не приближайся к моим сыновьям. То, что ты сейчас в больнице, ясно дает понять, что ты не приспособлена к отношениям с альфами. Я понятия не имею, что произошло между тобой и Брендоном. Повторяю, я в этом и разбираться не хочу, но ты не полноценная омега. Не забеременеешь, не родишь, гон не выдержишь. Понимай это и помни об этом.

Я понимала, почему она это сказала. Меня отправят в детдом, но лишь на полгода. После наступления моего девятнадцатилетия меня оттуда выпустят и Айрис явно переживает, что я могу вернуться в этот город и начать надоедать ее сыновьям. В особенности Брендону. А им нужны нормальные омеги. Не такие, как я.

Она могла не переживать. Я больше не намеревалась видеться с Диаланами.

Женщина пошла к двери, но, перед тем, как она вышла, я сказала:

— Мам, раз папа не пришел, пожалуйста, передай ему от меня «прощай».

Айрис замерла. Не смотря на меня сказала:

— Тебе не стоит называть моего мужа папой, а меня мамой.

Это тот ответ, которого я ожидала, но все равно хотела его услышать. Так, чтобы для меня понятие семьи окончательно разбилось. Чтобы трезво посмотреть на реальность. На то, что никакой семьи у меня не было. И мне больше не за что цепляться.

Женщина ушла, а я, оставшись наедине, вновь легла на кровать. Сжалась и с головой укрылась одеялом. Боль нахлынула с новой силой. Она будто бы ломала кости и выворачивала все тело, хотя я только недавно выпила обезболивающее.

Умом я понимала, что это ненормально. Следовало срочно звать доктора, но ранее он сказал, что не может помочь ничем кроме тех таблеток, которые уже дал.

Да и я не была в состоянии подняться с кровати. Поэтому просто бездвижно лежала и тяжело дышала. Радовалась лишь одному. Физическая боль была настолько сильной, что она хоть немного, но все же притупляла душевную.

Закрывая глаза, я думала про Брендона. Хоть и пыталась этого не делать.

Больше всего на свете мне хотелось взять и вычеркнуть его из своего сознания. И я была уверена в том, что рано или поздно я это сделаю. Все же, при мысли о нем у меня больше не бежали мурашки по коже и сердце привычно не ускоряло свое биение.

Уже не было того, что раньше.

А ведь годами я пыталась его разлюбить. Получилось. Жаль только то, что цену за это я отдала настолько огромную.

Но все равно я это анализировала — то, что было между мной и Брендоном.

То, с чего все началось и чем закончилось.

Вспоминала, как дрожала от каждого его поцелуя, а теперь хотелось расцарапать кожу, к которой прикасались его губы. Вспоминать все остальное вовсе было невыносимо.

Брендон мудак, но в случившемся я виновата сама. Безмозглая позволила ему слишком много.

Но и тут был свой плюс. Подобных ошибок я больше не повторю.

Судорожно выдохнув, я подумала про семью. Сожалела ли я о том, что лишилась ее? Наверное, нет. Если ты теряешь то, что имеешь, конечно, может быть начнешь сожалеть. Но, как оказалось, семьи у меня не было, поэтому ее потеря являлась лишь тем, что я наконец-то трезво посмотрела на реальность.

То есть, этот момент просто можно считать просветлением.

А просветление это хорошо. Да, именно в этом случае было больно настолько, будто душу рвало на части. Но теперь я хотя бы могла двигаться дальше.

Если не умру от этой чертовой боли.

Когда наступило время, я опять выпила обезболивающее. Кажется, помогло, но явно не сильно.

Лежа на кровати, я надеялась, что вот-вот мне станет хоть немного, но лучше.

Дверь открылась, но я даже не привстала, чтобы посмотреть на того, кто вошел. Из-за пульсирующей боли в голове, не могла этого сделать, но думала, что вошедшим человеком была медсестра.

Вот только, по тяжелым шагам, поняла, что это не так.

— Как ты?

Расел.

Услышав его голос, я открыла глаза. Альфа был одет в привычно строгом стиле. Брюки и рубашка без воротника.

— Зачем ты пришел? — спросила, все-таки садясь на кровати. Каких же усилий мне это стоило.

— Чтобы узнать, о твоем самочувствии, — он сел на край кровати и окинул меня внимательным взглядом.

Выглядела я ужасно. Прекрасно знала об этом, ведь уже смотрелась в зеркало. Но все же я попыталась хотя бы не морщиться и, более того, сидеть ровно. Делать вид, что со мной все хорошо.

— Мое самочувствие более чем отличное, — сухо ответила.

— Да. Конечно.

— Тебе лучше уйти, — сказала ему. Хоть и Расел не делал мне ничего плохого, но все же я больше не хотела видеть никого из Диланов. У меня теперь на них аллергия.

— Родители намерены отправить тебя в спец отделение детдома?

— Почему ты спрашиваешь это у меня? Подобные вопросы ты можешь задать им.

— Разве ты еще не понимаешь, что они на них не ответят?

Я приподняла бровь. Пожалуй, это единственное на что я была способна.

— То есть, они не намерены рассказывать о том, куда они меня отправят?

— Им легче сделать вид, что они не знают о том, где ты, чем объяснять семье и общественности причины, по которым тебя отправили в детдом.

— Если они никому и ничего не рассказывают, тогда, как ты узнал, что я тут?

— Мне доступны счета Диланов. Я просмотрел все. С одного была оплачена палата в этой больнице.

— Зачем ты пришел? Разве тебе не плевать на меня так же, как и всем остальным? — спросила с иронией, но в тот же момент безразлично.

— Мне плевать на тебя даже больше, чем остальным.

— Дверь вон там, — сказала, поднимая руку и указывая вправо.

— Но ты бесишь. Так же раздражает то, что происходит вокруг тебя.

— Неужели? Обычно безразличного Расела что-то раздражает?

— Ты не представляешь насколько, — мрачно ответил он, откинувшись на спинку стула. — Я продолжаю следить за счетами. С них не было новых поступлений на счета больницы. Твоя палата оплачена еще на три дня. После этого сюда переведут другого пациента. Остальные палаты так же заняты.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Ты выглядишь паршиво, но, судя по всему, через четыре дня тебя выпишут отсюда и отправят в детдом. Родители не позаботились о том, чтобы продлить твое лечение до выздоровления.

— Я могла бы сказать, что это потому, что я не больна. Врачи говорят, что это просто последствия проведенного гона с Брендоном…

Я запнулась. Мне не следовало этого говорить.

— Переживаешь о том, что я услышал про твою связь с Бреном? — более чем спокойно ответил Расел.

— Ты не выглядишь удивленным, — я нахмурилась. — Об этом уже все знают?

— Нет. Насколько мне известно, Брендон уже разговаривал с родителями, но, судя по всему, им и так это было известно. Между остальными это не распространяется.

— Тогда, как ты узнал?

— То есть, ты думала, что я ничего не пойму, когда он при мне он поцеловал тебя в лоб?

Я шумно выдохнула. Судя по всему, это произошло, после того, как Брендон, в потасовке с Раселом случайно ударил меня.

— Я упустила этот момент. Наверное, он был слишком очевидным, — иронично произнесла.

— Я понял это раньше.

— Как?

— Почувствовал.

— Почему ничего не сказал?

— Должен был? Вы уже достаточно взрослые, чтобы самостоятельно разбираться в своих проблемах. Но, скажу, что уже сейчас изменил это мнение. Мне следовало сразу поговорить с тобой.

— Это не помогло бы. Раньше я была идиоткой.

— Что изменилось?

— Брендон на многое мне открыл глаза.

— Что он сделал?

— Это не имеет значения.

— Можешь не отвечать, но я и так все прекрасно понимаю. Касательно Брендона. Он тебя ищет, но я не говорил ему, где ты.

— И не нужно. Я вообще не хочу его видеть. Ты не представляешь насколько сильно.

— Хорошо. Тему Брендона закрываем. Я не тот, кто хочет лезть в ваши отношения. Но то, что случилось, я считаю своей виной.

— Почему? — его слова меня удивили.

— Потому, что я, как старший брат должен был предотвратить это. Думаешь, я не знал, что после моего ухода вы проведете гон вместе? Но я оставил тебя.

— У тебя самого уже начался гон. Это не то состояние, в котором ты мог здраво соображать и, более того, тебе было опасно находиться в квартире Брендона. Вы бы просто поубивали бы друг друга. Случившееся исключительно моя вина и я целиком и полностью это осознаю.

— Пока что ты все еще глупая, мелкая омега, Элис. Когда-нибудь это изменится, но пока что мне, как старшему брату следовало присматривать за тобой.

— Ты же сам сказал, что я тебе безразлична даже больше, чем кому-либо другому.

— Это так. Мне не жаль тебя. По сути, мне все равно, что с тобой происходит, но для меня существует понятие того, что ты моя младшая сестра. И я обязан взять на себя ответственность.

— Не утруждай себя. Я больше не часть Диланов. Знаешь, в начале нашего разговора я спросила у тебя, почему ты пришел и разве тебе не все равно на меня так же, как и всем остальным. Так вот, мне было глубоко безразлично то, что ты ответишь. Я больше не Дилан и в Диланах больше нет меня. Я безразлична вам, а вы мне. Все. Конец.

— Я совершил ошибку. Я готов за нее заплатить. Примешь ты мою помощь или нет, это твое дело.

— Ты дашь мне перцовый баллончик? — иронично спросила, но, на самом деле в детдоме он мне понадобится. Спец отделение намного хуже подросткового отделения, в котором я уже успела побывать. Поэтому я уже сейчас думала о том, как бы себя там защитить.

— Я могу дать тебе свободу.

— Каким же образом? — я усмехнулась. Для меня слова Расела прозвучали слишком громко.

Он ничего не ответил, но вместо этого протянул мне тонкую папку. Альфа все это время держал ее в руках, но до этого момента я ее не замечала.

Я взяла папку. Открыла ее. Нахмурившись, прочитала несколько первых строк и тут же замерла.

Это был контракт на брак.

Альфа мог взять в жены совершеннолетнюю омегу, которая еще не переступила через черту девятнадцателетия и в таком случае он имел право при желании освободить ее от омежьей школы и так же он до наступления у омеги девятнадцатилетия принимал за нее все официальные решения. То есть, Расел мог не позволить отправить меня в детдом.

— Ты серьезно предлагаешь мне брачный контракт? — переспросила, еще несколько раз пробежав взглядом по строкам. Мне казалось, что у меня галлюцинации и там точно написано что-то иное.

— Да, но с некоторыми условиями.

— Я не собираюсь становиться твоей женой, — сказала на выдохе.

— Я не собираюсь становиться твоим мужем, — мрачно ответил Расел. — Я тебе предлагаю свободу, а не брак со мной.

— Но это же брачный контракт.

— Это единственный способ не дать увезти тебя в детдом. Есть еще вариант того, чтобы я тебя удочерил. Его я рассматривал в первую очередь, но как мне сказали, мое заявление будут рассматривать не меньше года. Даже деньги не ускорят этого процесса.

Если бы Расел меня удочерил, что я вообще себе представить не могла бы, я бы все равно была бы вынуждена ходить в омежью школу. Ни родители, ни тем более опекун, этого сделать не могут. Только муж, но и в этом имелись свои нюансы.

— Ты в курсе, что, если ты возьмешь в жены омегу, которой еще нет девятнадцати, потом в течение пяти лет не сможешь развестись с ней?

Это как раз было побочным аффектом того, что замужняя омега могла не ходить в омежью школу. Жизнь и себя она познавала в браке с альфой. Но поскольку альфа брал еще такую юную и неопытную омегу, он потом в течение пяти лет был ответственен за нее.

Брак можно было разорвать лишь, если альфа бил омегу и этому были доказательства, но в таком случае альфу отправляли в тюрьму.

— Мне об этом известно, — ответил Расел. — Я изучил этот вопрос.

— Зачем тебе это нужно?

— Я уже сказал. Я плачу за свою ошибку.

— А я сказала, что ты ни в чем не виноват. Вина целиком и полностью на мне.

— Ты можешь отказаться от моей помощи, — Расел протянул руку, чтобы забрать папку, но я пока что не отдавала ее.

По сути, эта папка являлась тем, о чем я мечтала. Свобода. Ни омежьей школы, ни, тем более, детдома. Я могла уже сейчас начать распоряжаться своей жизнью.

Единственное, что мне мешало так это то, что я не желала принимать помощь от Расела, так как он был Диланом. А еще то, что я становилась для него непомерным грузом.

— Я немного не понимаю, что именно ты мне предлагаешь, — сказала. — Ты говоришь, что не предлагаешь быть твоей женой, но у меня в руках именно брачный контракт.

— Первое мое условие. Если мы распишемся, ты в первую очередь направишься в больницу и будешь там до полного своего выздоровления. Я не думаю, что в детдоме тебе обеспечат должную медицинскую помощь. Второе мое условие — ты живешь так, как хочешь. Я сам по себе. Ты сама по себе. Третье условие — через пять лет я буду в том возрасте, когда мне уже следует жениться, но перед этим мне нужно будет развестись с тобой. Поэтому ровно через пять лет ты появишься и мы оформим развод.

— А если ты захочешь жениться раньше?

— Я практичен в этом вопросе. На данный момент меня интересует только работа.

— А если ты встретишь девушку, которую захочешь сделать женой? И вы годами будете ждать для этого возможности.

— Не встречу. Я не собираюсь жениться, пока твердо не стою на ногах и не имею того, что позволит мне целиком и полностью обеспечить мою жену и детей. Возможно, через пять лет я достигну поставленных целей.

Меня и это удивило. Расел уже на данный момент имел очень много. Я бы даже сказала, что слишком. Причем, получил он это своими силами. Чего же он хотел добиться, чтобы это считалось «твердо стоять на ногах»?

— Ты точно не сомневаешься в том, что предлагаешь мне? — спросила, пытаясь внимательно посмотреть на него.

— Я никогда не предлагаю в том, в чем не уверен.

Я опустила взгляд и посмотрела на папку. Мне все еще хотелось отказаться. Не принимать помощь от Диланов. Пусть это был и Расел.

Но насколько же заманчивым было это предложение. Мне следовало поставить лишь одну подпись и я тут же буду свободна. Никаких омежьих школ и тем более детдома. Я смогу поступить в университет в следующем году, а за оставшиеся полгода, подготовлюсь к экзаменам, найду работу и жилье. Налажу свою жизнь.

Если я попаду в детдом, то в следующем году точно не смогу поступить.

— Хорошо, — произнесла я через силу. — Я приму твою помощь, но обещаю, что рано или поздно сполна отплачу за нее.

— Я ни в чем не нуждаюсь.

Я прикусила губу. Из-за новости о внезапной свободе мне даже полегчало, но все же я решила сказать Раселу:

— Сегодня ко мне приходила Айрис. Она попросила меня не приближаться к ее сыновьям, но по итогу, мы с тобой будем связаны браком. Пусть и фиктивным.

— Тебя это волнует?

— Не знаю. Наверное, должно волновать. Но… — я поджала губы. — Почему-то этого не происходит. Считаешь меня наглой и неблагодарной девчонкой, которая опять плюнула в лицо твоим родителям?

Наверное, этот день поломал меня слишком сильно, ведь никакого переживания я и правда не ощущала. Даже удивилась этому.

А ведь раньше я себя загрызала из-за каждой мелочи. В доме Диланов боялась сделать любое неверное движение.

— Я сам тебе это предложил. Поэтому, если кто-то и отнесся с пренебрежением к моим родителям, то это я.

— Не сожалеешь об этом?

— Я считаю это правильным. Поэтому — нет. Но это единоразовая помощь. Я плачу за свою ошибку. На этом все.

— Я уже сказала, что твоей ошибки в этом нет. Но я принимаю твою помощь и, наоборот, это мне следует позже отплатить за нее.

— А я сказал, что мне от тебя ничего не нужно.

В этом плане мы вошли в тупик. Я промолчала, но решила, что все равно отплачу Раселу. Правда, пока что не понимала, чем именно. Что я могу дать такому, как он?

Почему-то я не сомневалась в том, что Расел не сожалел о своем решении. Он вообще был тем, кто никогда и ни о чем не сожалел, но, поскольку он мне помог, я решила больше не создавать ему проблем.

Поэтому попросила его никому не рассказывать о нашем уговоре. Чтобы он не столкнулся с осуждением со стороны семьи. Расел лишь кивнул. Казалось, что ему и это безразлично.

***

Эту ночь я еще оставалась в больнице. Утром были очередные обследования, после чего врачи опять просто развели руками. Им не было известно, что со мной происходило.

А учитывая то, что через два дня меня так или иначе выпишут, так как на дальнейшее время палата не проплачена, врачи, конечно, делали все, что могли, но уже теперь мягко давали понять, что, скорее всего это все же последствия гона. И полегчает мне, когда все метки пропадут с моего тела.

Ближе к обеду я переоделась в ту одежду, которую Расел заранее передал мне, после чего украдкой покинула больницу и на соседней улице села в его машину.

Я сама попросила сделать все именно так, чтобы мое исчезновение не приписывали Раселу. Таким образом все выглядело так, словно я сама просто взяла и ушла.

Мы поехали к юристу. Понадобилось лишь полчаса, после которых мы официально стали супружеской парой. Еще около часа оформлялись все остальные документы. В том числе и разрешение Расела не ходить мне в омежью школу.

Когда со всем было покончено, мы вышли на улицу. Наступило время прощаться.

— Никаких вещей с собой не берешь? — спросил он. — Я могу привезти из дома то, что ты скажешь.

— Не нужно. Так сразу будет ясно, что мне помогал кто-то из семьи. Рано или поздно станет ясно, что это сделал ты.

Ко всему прочему я не хотела ничего брать. Не то, что мне дали Лиланы. Это принадлежало им, а не мне.

— Иди за мной, — мрачно сказал Расел. Я не понимала зачем и куда, но последовала за ним. Он снял в банкомате достаточно крупную сумму и протянул ее мне. — Возьми.

— Нет. Ты и так мне помог. Денег от тебя я точно не возьму.

— Ты теперь моя жена. Считай, что я забочусь о тебе.

— Фиктивная жена, — я его поправила.

— Это не меняет того факта, что я тебя больше видеть не хочу, но если ты уйдешь безе денег и вещей…

Расел не закончил фразу. Я не понимала, почему, но, качнув головой, произнесла:

— У меня есть немного денег. Я их сейчас сниму. Только в другом банкомате.

— Сколько?

Когда я назвала сумму, взгляд Расела еще сильнее помрачнел и он опять назвал меня идиоткой после чего насильно всунул мне эти деньги.

— Ты сейчас идешь в больницу, — сказал он. — Это одно из моих условий. Чем ты там будешь расплачиваться? Своей мелочью?

Это был весомый довод. На самом деле, чувствовала я себя хуже некуда. Тело все еще болело и периодически у меня перед глазами темнело. От этого становилось страшно. Казалось, что в любой момент я могла потерять сознание и по этой причине мне самой хотелось оказаться под наблюдением врачей.

— Спасибо. Ты мне очень помогаешь, — сказала ему, пытаясь уместить деньги в кармане. Он слишком сильно топорщился. — Я обязательно все верну.

— В какую больницу поедешь?

— Не знаю, но точно не в этом городе. Сейчас пойду покупать билеты на поезд и определюсь.

По мере нашего разговора взгляд Расела все сильнее и сильнее мрачнел. Уже теперь его глаза казались полностью черными.

— Серьезно считаешь, что в таком состоянии доедешь, глупая мелкая омега?

— Если лягу в больницу в этом городе, меня могут найти. Конечно, они уже не имеют на это права. Я свободна, но все же мне хочется убраться как можно дальше.

Почему-то я сомневалась в том, что Генри и Айрис будут меня искать. Они от меня отказались. Я больше не их проблема, а правоохранительных органов. Но они по базе сверят и увидят, что я замужем. Поиски прекратятся. Даже, если Генри и Айрис спросят по каким причинам — им не ответят. Это конфиденциальная информация.

А уж нанимать частных сыщиков они точно не будут. Просто порадуются, что я наконец-то исчезла.

Но все равно мне хотелось уехать в другой город. Чем быстрее, тем лучше.

В итоге Расел сам меня отвез, но выбор города предоставил мне.

Я выбрала Оверд. Это небольшой город на востоке. Тихий и спокойный.

Дорога туда заняла почти пять часов. Все это время я проспала. Когда же мы прибыли на место, Расел нашел единственную тут частную больницу, после чего записал меня туда. Передал врачам.

— Спасибо, — сказала ему, прежде чем он ушел.

— Просто ближайшие пять лет не попадайся мне на глаза, а потом приезжай и разведись со мной.

— Обязательно, — на прощание я помахала ему рукой, но Расел этого не увидел. Не обернулся и не посмотрел на меня.

***

Когда меня только оформляли в этой больнице, врачи, услышав о моей ситуации, тут же принялись к бурным обсуждениям.

В первую очередь потому, что я была не пробужденной омегой. Раньше тут таковых не было.

И они за меня взялись со всей серьезностью. Тут же начались обследования и анализы.

Мне нравилось в этой больнице. Тихо, спокойно, уютно. Врачи и медсестры добрые и внимательные. Но, главное, поскольку это была частная больница, я имела право попросить о конфиденциальности. То есть, мое пребывание тут было тайной. Я об этом позаботилась на всякий случай.

Минусом являлось то, что лучше мне не становилось. Только хуже. И уже от этого становилось страшно. Начали появляться далеко не самые приятные мысли. А вдруг мне станет настолько плохо, что в итоге я умру?

Это пожирало и я, в первую очередь решила позвонить Хизер.

Она осталась единственным моим дорогим человеком и, если мое состояние действительно настолько ужасно, мне бы не хотелось, чтобы она переживала. Наоборот, я желала ее успокоить, ведь, возможно, она уже поехала в частную больницу «Морисон». А меня там нет. То есть, для нее я повторно исчезла.

Когда Хизер ответила на мой звонок и поняла, что это я, оказалось, что мои предположения были верны — она уже побывала в «Морисон».

— Элис, что происходит? Я приехала в «Морисон», а мне сказали, что такой пациентки не было и нет. Ты мне солгала? Зачем?

Значит, Генри и Айрис подчистили мое пребывание там.

Я обещала себе, что не буду рассказывать Хизер по телефону то, что произошло между мной и Брендоном, но все же сделала это. Начала с того, как он нашел в моих тетрадях чертовы сердечки, а закончила тем, что Расел перевез меня в другой город.

На самом деле, наверное, мне следовало выговориться. Так я вновь подмечала свои ошибки. Переваривала их. Осознавала.

Хизер не перебивала меня. Молча слушала, но, когда я закончила, она дрожащим, одеревеневшим голосом сказала:

— Я сейчас приеду к тебе. Скажи в каком ты городе и больнице.

— Не нужно. Я все это рассказала, чтобы ты не переживала и не искала меня. Со мной все хорошо. Сейчас я полностью вылечусь после чего найду работу и квартиру. Начну подготовку к экзаменам. Тем более, Расел дал мне денег. Я же рассказывала тебе об этом.

— Нет. Я сегодня же уволюсь и приеду. Не скажешь, где ты и я буду ездить по стране в твоих поисках.

— Зачем тебе это? Не порть свою жизнь. Диланы же предоставили тебе страховку и…

— Пошли они к черту. Я у них работала только из-за тебя. Теперь вообще не вижу смысла тут находиться. Так, что? Скажешь, где ты? Я не шутила, говоря, что так или иначе поеду тебя искать.

Мы еще долго разговаривали, но в итоге я сдалась и назвала город и больницу. Но попросила Хизер увольняться не сразу. Лучше сделать это через неделю. Чтобы все не совпало. Все же изначально, пока база не обновится, правоохранительные органы будут меня искать и мне бы не хотелось, чтобы они начали допрашивать Хизер, посчитав ее увольнение слишком внезапным.

Возможно, я зря волновалась. Но все же решила перестраховаться.

— Но, главное, не пропадай, — сказала Хизер. — Если ты хотя бы один день не выйдешь на связь, я тут же поеду к тебе.

— Хорошо, — хоть и в этот момент у меня жутко раскалывалась голова, но все же я улыбнулась.

Я очень любила Хизер. И, получается, теперь мы вдвоем заново начнем жизнь.

***

Первые дни в больнице я только и делала, что спала и ходила на обследование. Мне понадобилось слишком много времени на поступок, который я считала откровенно глупым.

На самом деле, в этот город я выбрала не просто так. Последние пять лет тут жила моя биологическая мать.

И я хотела с ней увидеться.

Зачем?

Наверное, потому, что у меня возник очередной признак мазохизма. Я не искала в ней семью, в обмен на Диланов, которые вычеркнули меня. Наоборот, я хотела в очередной раз убедиться в том, что я не нужна даже своей биологической матери.

Я была в этом более чем уверена, ведь в прошлую нашу встречу она забросала меня камнями.

Мою биологическую мать звали Норма Емвер. Некогда она была состоятельной женщиной. У них с моим биологическим отцом имелся процветающий бизнес. Но позже они подсели на запрещенные вещества и после этого дела их компании пошли вниз. Или же к наркотикам они пристрастились уже после того, как бизнес начал рушиться.

Я точно не знала, что и за чем следовало, но факт в том, они полностью обанкротились. Вот только запрещенные вещества употреблять продолжили. Мой биологический отец умер давно. Пятнадцать лет назад. А вот мать жива.

Будучи в подростковом возрасте я хотела с ней встретиться, но не решалась. В основном потому, что своей единственной матерью я считала ту, которая меня вырастила. То есть, Айрис. Она же с Генри вернули меня из детдома, хоть и уже знали, что я им не родная.

И я боялась их обидеть своим желанием встретиться с биологической матерью. Хотя по большей степени мне просто хотелось спросить, почему она от меня отказалась.

Но Айрис сама настояла на том, чтобы я увиделась с Нормой. И вот водитель меня отвез к ней. Когда я увидела свою биологическую мать, сразу узнала ее. Мне даже не пришлось вновь смотреть на фотографию.

И я помню, как побежала к ней. То, как Норма обернулась, а, когда услышала мое имя, взяла камень и бросила им в меня, при этом сказав «Фу. Прочь». Примерно как-то так бездушные люди прогоняют бездомных животных.

Водитель побежал мне на помощь, но до этого Норма успела камнями попасть мне в ногу и скулу.

Было больно, но, главным являлось то, что я увидела на лице своей биологической матери — удовольствие каждый раз, когда камни попадали по мне.

И, возможно, можно было бы сказать, что я еще была ребенком и что-то перепутала, но, нет. В каком бы возрасте ты бы не был, но удовольствие на лице мамы, в тот момент, когда она тебя калечит, ты ни с чем не перепутаешь.

Так зачем я опять захотела пойти к ней? Чтобы остаточно расставить все точки. С Диланами точка появилась. Осталась Норма.

Поскольку мое состояние было ужасным, поездка к ее дому показалась мне настоящим кошмаром. В такси я несколько раз чуть не потеряла сознание. Когда я приехала в район, где она жила и постучала в ветхую дверь грязного домика, двор которого был завален мусором, соседи сказали мне, что Норма в больнице.

— Что с ней? — спросила у пожилого мужчины.

— Да совсем ей стало плохо от той гадости, которую она употребляет.

— Она еще не бросила?

— Нет и, считайте меня ужасным человеком, но я надеюсь, что из больницы она не вернется. Всю жизнь нам портит. Мы уже и переехать пытались, но из-за этой ненормальной, истеричной накроманки, живущей по соседству в горе вонючего мусора, у нас никто не хочет покупать дом.

Мужчина явно был на взводе, но продолжать разговор я не стала. Просто спросила в какой больнице находилась Норма, после чего поехала туда.

— Вам повезло. Вы вовремя приехали. Еще успеете с ней увидеться, — сказала медсестра, провожая меня в нужную палату. Эта больница была городской и куда более бедной.

— О чем вы?

— Состояние здоровья Нормы Евер критично. Мы предполагаем, что ей осталось не больше недели. Помочь ей уже ничто не сможет. Мы и так тянем ее изо всех сил, но по большей степени для нее это лишь мучение.

Я ненадолго замедлила шаг. Значит, мой биологический отец давно умер, а теперь умирает и мать.

Злость возникшая от того, что некогда она забросала меня камнями тут же стихла. Я не могла злиться на мать, которой вот-вот не станет.

Надеялась лишь на то, что у нас в последний раз получится нормально поговорить. Может, я даже могла бы ей чем-нибудь помочь. Например, лекарствами.

— Я хочу попросить у вас об одном, — сказала медсестра. — Я не знаю, кем вы являетесь пациентке, но, пожалуйста, поговорите с ней и попросите ее вести себя хоть немного лучше. Она бросается вещами в медсестер и постоянно что-то требует. В основном то, что мы дать не можем.

Я еле заметно кивнула. Значит, мама не изменилась.

Я вошла в палату и прикрыла за собой дверь. Эта комнатка была крошечной. Насквозь пропахшей лекарствами.

Подойдя к кровати, я посмотрела на Норму и еле сдержалась, чтобы не отшатнуться. Она была в ужасном состоянии, но, наверное, из-за запрещенных веществ ее лицо вовсе деформировалось. Стало уродливым. Не особо похожим на человеческое.

И это моя биологическая мать.

Истеричная наркоманка, портящая соседям жизнь и бросающаяся на медсестер. Может, это у меня в крови тоже портить людям жизнь? Яблоко от яблони не далеко падает.

— Ты кто? Дверями ошиблась? — Норма открыла глаза и посмотрела на меня с раздражением. — Свали. Я сплю.

— Не узнаешь меня, мама? — спросила, окинув палату взглядом. Я бы могла сесть на стул, но он был захламлен. Пришлось стоять, хоть и это было тяжело. Создавалось ощущение, что еще немного и я рухну.

Женщина приподняла брови. Вернее, то, что у нее было вместо них.

— Элис Дилан? — спросила она, окидывая меня взглядом.

— На самом деле я Элис Евер, но ты ведь не дала мне свою фамилию. Ты даже оставила меня без имени. Той девушке, настоящей дочери Диланов, с которой меня перепутали в роддоме, в детдоме давали и имя и фамилию. Ты об этом не позаботилась.

— Элис Евер, — она хрипло засмеялась, положив скрюченные пальцы на свою грудь. — Да пошла ты.

— Спасибо, мам, но я только пришла. Вот поговорить с тобой хотела.

— Не называй меня мамой.

Нечто такое я пару дней назад слышала от Айрис. Две мамы и обе запрещают называть их подобным образом. В груди обожгло. Неприятно. Но это были хорошие точки. Значительные.

— Почему же? Ты моя биологическая мать и, если я захочу, буду тебя так называть, — на самом деле, не сильно и хотелось. Трудно называть мамой ту, которая когда-то тебя камнями забросала, а сейчас откровенно посылает. То, что происходило больше было желанием задеть с моей стороны. Я ничего не требовала от Нормы. Только разговора.

— Нет, ублюдочная девка, я тебе не биологическая мать.

— Отличный уровень отрицания, мам, — произнесла с иронией. Возможно, даже с легкой издевкой.

— Нет, черт. Ты не мой ребенок. Моя дочь умерла. А ты ублюдочная девка… Ты Ее дочь. Не моя.

Я решила, что Норма явно не в себе.

— Повнимательнее посмотри на меня. Я жива. Ты перепутала меня с Алес?

— Нееет, — раздраженно протянула она. — Ну, конечно, вы еще не догадались. Вы тупые. Ничего не знаете. Вот эта Алес… Ей сделали тест ДНК. Она точно дочь Диланов. А со мной у тебя теста не было. Сделаешь и поймешь, что ты нихрена не моя дочь.

— Чья же? — я не могла понять Норму. Выглядела она жутко, но ее речь была более-менее внятной. Вот только, она говорила такую ересь.

— Одной суки. Мы с ней с детства дружили. Лучшими подругами были. Вышли примерно с одинаковых семей, но знаешь, что бесило? Ей всегда доставалось все самое лучшее. Я вон ночами за учебниками сидела, а она их лишь листала, но в итоге у нее оценки были куда лучше, чем у меня. Ее же при выпуске назвали самой лучшей ученицей за все время работы школы. Блядь. А я больше сталась и даже медаль не получила.

— О ком ты говоришь?

— Про суку. Она же видите ли всегда была в центре внимания. За ней еще в школе все бегали. Дружить с ней хотели. А я лучше была. Интереснее. Я всегда старалась, а ей все давалось просто так. Вон после пробуждения она вовсе получила такую симпатичную мордашку, что все альфы головы сворачивали, когда она прохода мимо. Подарками ее забрасывали. Иногда настолько дорогими, что, наверное, дом моих родителей стоил дешевле. А она отказывалась. Высокомерная дрянь. Видите ли неприступная. Да я была бы рада таким подаркам, а она их обратно отправляла. Ни один не приняла. Сука. Мне бы лучше отдавала. Лучше бы за меня так альфы дрались, как за нее. Они же целые кровавые бойни друг другу устраивали лишь бы получить право пригласить ее на свидание, а эта сука отказывалась. Всем отказывала. А меня никто и никуда не звал.

Мне хотелось ее перебить, но все же я молчала. Слушала. Хмурилась и уже тепрь кусала нижнюю губу.

— А потом она вышла за какого-то непонятного альфу. Да, бесспорно он был красив. Очень, но, главное, он был не богат. Такой себе среднячок с небольшой компанией. И уже вскоре я тоже вышла замуж. Так вот мой альфа был лучше. Богаче. У него имелась целая корпорация. Наконец-то справедливость восторжествовала. Во всяком случае, я так считала. Думала, буду сидеть в роскоши и ржать над тем, как эта дрянь прозябает в бедности, а она… эта блядь вместе со своим мужем так поднялись. Стали богаче нас. Ненавижу. Где справедливость?

— О ком ты говоришь? И ты хочешь сказать, что эта женщина моя мать? Как? У тебя явное помутнение рассудка. В роддоме перепутали меня и Алес…

— Не перебивай. Иначе не расскажу, — она завозилась на своей кровати. Постельное у нее уже было пожелтевшее. Дурно пахнущее. Хотя рядом лежал чистый комплект. Судя по всему, он ане давала медсестрам поменять постельное. — Касательно роддома и остального. Знаешь, я всегда считала, что рано или поздно справедливость должна была восторжествовать, — Норма прервалась из-за кашля, но уже вскоре продолжила: — Но в то время, как корпорация моего мужа рушилась, их бизнес поднимался. Потом мы обанкротились, а они стали одними из самых богатых в стране. Опять несправедливо. Но получилось так, что я и эта дрянь забеременели одновременно. И у меня и у нее омеги. Еще УЗИ показывало, что родить мы должны были в один день. Это был шанс. Знак свыше.

— Какой еще черт раздери знак? — уже сейчас внутри меня начало бурлить. Мне не нравилось то, что я слышала.

— Знак на то, что справедливость должна восторжествовать. Мы с мужем придумали этот план. Сделать так, чтобы в роддоме нашу дочь и дочь этой дряни поменяли. Чтобы наша дочурка жила в роскоши, а тебя бы мы приучили туалеты мыть. Чтобы ты за свою маму сполна получила. Я бы тебе устроила, — она улынулась. Кажется. Губы у Нормы тоже были деформированы, поэтому улыка показалась искаженной. — А потом, когда вам уже было бы по восемнадцать, мы бы сделали вид, что только поняли, что ты нам не дочь и тут бы выяснилось, что вас случайно перепутали в роддоме. Думаю, дрянь бы забрала тебя к себе. Все же ты родная ее дочь. Ну и ладно. До этого момента ты бы уже вдоволь намыла бы туалетов. Но дрянь бы и от нашей дочери бы не отказалась. Она же ее воспитывала бы столько лет. И она бы продолжала финансово ее обеспечивать, а уже наша дочурка обеспечивала бы нас.

Я стояла и не дышала. От этого мне становилось еще хуже, но даже при огромном желании я не могла разомкнуть губ. Пыталась хотя бы воспринять то, что только что услышала. Получалось плохо. Эта информация будто катком проходила по моему сознанию.

А норма тем временем продолжала:

— Да, пришлось бы долго ждать. Целых восемнадцать лет, но время справедливости бы пришло. А пока бы я радовалась тому, как хорошо живет моя дочурка и занималась бы тобой. Ух, сколько бы всего я бы тебе сделала, — женщина закрыла глаза и будто в наслаждении что-то представила.

— Вы не могли намеренно поменять детей. Это невозможно, — твердо. Уже теперь с агрессией и в тот же момент, будто бы саму себя убеждая в этом.

— Ха! Возможно. Я это сделала. Мы с мужем долго готовились. Последние деньги наскребли на то, чтобы я имела возможность рожать именно в этом роддоме. Еще и на подкуп одного акушера-интерна. А он много хотел. Потом все чуть не провалилось из-за того, что у этой дряни схватки начались за два дня до той даты, которая была назначена по УЗИ…

Норма опять закашляла. Сильно. Хрипло. Так, что даже ее голос поменялся, но все же разговаривала она нормально:

— Но я и к этому была готова. Заранее достала таблетки, которые должны были вызвать схватки. И получилось. Меня тоже отвезли в роддом. Но этот блядский интерн все перепутал. Все! Детей после рождения сразу же не отдают мамам. Они четыре дня находятся в специальной палате. Под присмотром. Конечно черт там получится кого-то поменять. Но он должен был это сделать. Специально отвлек всех. Камеры выключил и получил примерно полминуты. И, черт, не тех детей поменял. Тебя он положил в кроватку дочери Диланов, а их эту Алес в кроватку ребенка этой дряни. То есть, в твою. А моя дочурка осталась на месте. Это стало ясно лишь после того, как Диланы уже забрали тебя. Все провалилось к чертовой матери. Представляешь? Столько усилий и все впустую. Но еще можно было поменять Алес на мою дочь. Да, ты бы мне не досталась, так как ты уже отправилась к Диланам, но хотя бы моя дочурка жила бы в роскоши. Интерну пришлось повозиться, но он успел. Поменял.

— То есть, сейчас у моих настоящих родителей живет твоя дочь?

— Нет, моя дочурка умерла. Почти сразу. Ее даже не успели передать той дряни. Моя бедная девочка была слишком слабой. И… как же все так повернулось? Моей девочки, дорогой доченьки, которая должна была обеспечивать меня, не стало, а ты все равно отправилась в богатую семью. Справедливость хоть когда-нибудь восторжествует?

— Как… — я сделала глубокий вдох. Впервые в жизни мне хотелось убить человека. И мне было все равно на то, что Норма и так умирала. — Как зовут моих родителей?

— Знаешь, когда этой дряни сказали, что ее дочь умерла, я впервые увидела, как она плакала. Она ж еще та стальная сука. Никогда слабость эмоциям не давала, а тут сидела сгорбившись на полу и рыдала. Я даже пошла ее утешать. Просто чтобы подольше посмотреть на это. Такое зрелище. Самое приятное в моей жизни. И я бы конечно, хотела бы чтобы она страдала вечно, но я слышала, что ты так и не пробудилась. Пойди к ней. Скажи, что ты жива. Покажи этой дряни, какую калеку она родила. Пусть ей будет уроком.

— Скажи имя, — я процедила сквозь плотно стиснутые зубы.

— Алана Фокс, — торжественно сказала Норма. — Эй, а где восторг? Ты же дочь такой богатой суки. Можешь денег с нее поиметь. Она богаче Диланов. Причем, в несколько раз.

Алана Фокс… Я где-то слышала это имя. Но точно не могла понять, где именно.

— О, может, ты не знаешь, кто это? — предположила Норма и по моему лицу поняла, что угадала. — Ничего себе. Алана Фокс самая знаменитая омега в нашей стране, а ты ее не знаешь. Чувствую все будут с нее смеяться. Великолепная Алана родила калеку. Не такая уж она и безупречная.

Женщина засмеялась, а я ощутила тот гнев, с которым уже теперь было трудно совладать.

— Знаешь, твоя мама и правда стальная сука. Когда ее мужа, то есть твоего отца не стало…

У меня в сознании зарябило. Стало плохо. Значит, моего отца больше нет? Слишком много информации. Тяжелой. Мое сознание с этим не справлялось. Плохо ее воспринимала. Зато я отчетливо чувствовала то, насколько сильно мои руки телепь дрожали.

— … она же встала во главе нескольких корпораций. Омега, которая занимает такой пост. Это же немыслимо. Я тогда приготовилась к представлению. Понимала, что многие влиятельные альфы тут же попытаются ее растерзать и отгрызть куски от ее корпораций. А она взяла и наоборот растерзала их. Сука, — Норма фыркнула. — Омега, которая страшнее любых альф. Которая их рвет на части. А эти блядские альфы ее боятся. А те, которые не боятся, ухаживают за ней. Слышала, что у нее в поклонниках самые влиятельные альфы. Лучше бы за мной поухаживали. Я все равно лучше нее. А ты пойди к ней. Покажись, калека. Хотя у нее один из сыновей тоже калека. Глухонемой.

— Сын? Один из?

— Да, у нее три сына. Все трое старше тебя, но, бесит, все учатся в лучших университетах. На равнее с ней руководят семейными корпорациями. Бесит. Была бы жива моя доченька, она бы тоже получила бы часть корпораций Фокс.

— Ради денег ты взяла и разрушила жизнь двух семейств. Меня лишила родителей и братьев. Из-за тебя Алес на десять лет была отправлена в детдом.

Меня трясло от гнева. От того, который насквозь пронзал тело. Изувечивал сознание. Подводил меня к черте. А за ней находилось что-то страшное.

— А что мне с ней оставалось делать? Тебя бы я приняла, а эта девка мне не нужна была. И, ой, тоже мне разрушила. Вы хоть, дряни, живы, а моей доченьки нет. Лучше бы вы сдохли, а моя бы доченька жила.

Моя рука дрогнула. В любом другом случае я бы ее ударила. Без промедления набросилась бы на Норму, но ее жалкий вид и понимание того, что она вот-вот умрет, остановили меня.

Но, упершись руками о кровать, я наклонилась к ней и произнесла:

— Надеюсь, что ты будешь гореть в аду. Особенно мучительно. Во всех котлах.

— А вот и нет. После моей смерти справедливость восторжествует. При жизни я страдала, но умерев попаду в рай.

Дальше слушать я не стала. Понимала, что еще немного и не сдержусь. Поэтому просто развернулась и пошла прочь.

Меня шатало и испепеляло от гнева. Столько всего произошло, а наказания никто не получит, ведь Норма вот-вот умрет. И я могла бы сказать, что смерть будет для нее лучшим наказанием, но этого мало. Тем более, я видела, что умирать она будет со спокойной душой и светлой верой в рай.

Хотя, если бы она не умирала, правды бы не рассказала. Я в этом не сомневалась.

Вдох. Вдох. Вдох.

Моего отца нет. С ним я уже не увижусь. Есть мама и три брата. Но, возможно, появляться перед ними мне уже поздно. Я им никто.

Вдох. Вдох. Вдох.

С отцом не увижусь… Как бы не хотела, но не увижусь.

Мне захотелось вернуться и все же подушкой придушить Норму, ведь такие люди, как она не должны существовать.

Вдох… Вдох… Вдох…

Есть мама и три брата. Но я им никто. Еще и калека, которая, судя по словам Нормы, испортит их репутацию своим появлением.

Вдох…

Перед глазами поплыло и я покачнулась. Попыталась выровняться, но в итоге обрушилась на пол. Ударилась головой и потеряла сознание.

А после этого начался мой личный ад. Казалось, что все мое тело ломало на части. Кости превращались в крошку и соединялись воедино лишь чтобы опять рассыпаться. Кожа горела, словно от соприкосновения с огнем. Оставляя ожоги, на которых вновь воспламенялись адские языки. И так бесконечно. Кажется, я рыдала. А еще кричала.

***

Я прекрасно помнила пережитую боль. Она навсегда отпечаталась в моем сознании, но, открывая глаза, я внезапно ощутила, что никакой боли больше не было. Более того, я чувствовала себя прекрасно. Как никогда раньше.

Я потерла лицо ладонью и наконец-то открыла глаза. Я явно находилась в больнице. Но палата была потрепанной. Судя по всему, я потеряла сознание в городской больнице и тут же меня и оставили.

Я была благодарна за то, что мне оказали медицинскую помощь.

На лицо упало что-то белое. Я попыталась это убрать, с опозданием поняв, что это были мои волосы.

Широко раскрыв глаза я потянула пряди. Посмотрела на них. Несколько раз моргнула. Затаила дыхание не понимая, почему мои темные волосы внезапно стали белоснежными. Я, что… поседела? Но тогда бы они были больше серыми. Волосы не были похожи на седые.

Я окинула комнату взглядом. Зеркала не нашла, но внезапно поменявшийся цвет волос меня встревожил, из-за чего я уже собиралась подняться с кровати, как дверь открылась.

В палату вошла Хизер.

Потрепанная и явно давно не спавшая. С темными кругами под глазами. Но увидев меня, она замерла, а потом набросилась на меня с объятиями.

— Элис, боже, я так переживала, — прошептала она, но обнимала осторожно.

— Хизер, что ты тут?.. Что с моими волосами? Я поседела?

— Нет, Элис, ты пробудилась. Представляешь? Пробудилась! Врачи говорят, что о подобных случаях вообще не слышали. Не пробужденные никогда позже не пробуждались, а ты взяла и… Я так рада. Ты еще сейчас увидишь, какой красоткой стала. Я еще таких омег раньше не видела.

— Пробудилась? — переспросила, уже теперь предполагая, что, судя по всему, я еще спала. И мне снился сон.

— Да. Это длилось целых десять дней. То есть, все это время ты была без сознания. Проходила активная фаза пробуждения. Но врачи, изучив твои симптомы, говорят, что та боль, которую ты испытывала раньше, скорее всего являлась началом пробуждения.

— Я плохо понимаю, как это возможно, — я чувствовала себя хорошо, но вот голова работала еще плохо. И вот в пробуждение я вообще не верила. Или я спала или врачи что-то путали.

— Никто не понимает. У тебя странное пробуждение. Единственный известный случай, когда оно было запоздалым. Длительным и таким тяжелым. Но ты и изменилась сильно. Тот же цвет волос стал совершенно другим. Обычно немного может поменяться оттенок. Но не с практически черного превратиться в белый.

— У тебя нет зеркала? — у меня руки задрожали. Я все еще не верила. Не хотела себя обнадеживать. Но все же желала посмотреть на себя.

— Нет, но я могу телефон дать, — она достала его и включила камеру после чего протянула мне. — Держи.

У Хизер был старый телефон и камера не четкая, но посмотрев на себя я поняла лишь одно — я себя совершенно не узнала. Вообще.

Пробуждение это время, когда омеги становятся такими, какими они должны быть. Полностью раскрываются и мне всегда было интересно, какой бы я стала, если бы все же пробудилась. Какова я настоящая? Но думать об этом было больно, ведь я понимала, что настоящей никогда не стану.

А сейчас смотрела на себя. На изменившиеся черты лица и не верила в то, что это я.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Хизер.

— Отлично, — мой голос дрожал. Глаза покалывало и мне хотелось плакать, но впервые в жизни от счастья. — Настолько хорошо, как никогда раньше.

— Ты, наверное, есть хочешь и в уборную. И думаю ты сейчас уставшая, а я на тебя набросилась с объятиями.

— Хизер, со мной все отлично, — я качнула головой.

— Нужно позвать врачей, чтобы они тебя осмотрели и… они и так тебе об этом скажут. Наверное, лучше, чтобы я рассказала первой. Правда, я не знаю, как тебя подготовить. Ты, главное, не волнуйся. Все хорошо. Анализы в норме.

— Что? — я перевела на нее медленный взгляд. Насторожилась. — Хизер, говори.

— Тебе уже сделали УЗИ. Оно тоже показало, что все замечательно.

— Зачем УЗИ?

Хизер сделала глубокий вдох и произнесла:

— Ты беременна, Элис.