Несмотря на свои сравнительно небольшие размеры, лиса – даже хромая на две лапы – животное шустрое. Так что Низу не понадобилось суток, чтобы добраться до заброшенной мельницы, он был там уже после полудня. Впрочем, он немного сжульничал и воспользовался Тропой. Здесь, в непосредственной близости от Стопы, стены не было. Скорее всего, чтобы поставить ее в таком зыбком и ненадежном месте, понадобилось бы нечто действенное и неприятное, вроде кровавой жертвы. Мельком и издалека изучив камень, Низу принялся за поиски подходящего лармаса. Логика была обезоруживающей: в землях, некогда принадлежащих сидам, непременно произрастает всякая дрянь, в том числе и полезная. А зыбкость, вызванная неудавшимся «замковым камнем», могла быть отличной подкормкой для редкостей, вроде той же мертвой невесты.
Обернувшись человеком, Низу нашел укромный уголок, где смог перебинтовать руки и внимательно изучить содержимое своей сумки. На дне обнаружилось искомое – маленький пузырек, с плотно притертой корковой пробкой, помеченной зеленой краской. Внутри, за немного мутным стеклом лежала спираль какой-то зеленовато-серой лозы. Вытащив пробку зубами, оборотень опасливо вытряхнул растение на ладонь. Из всех паразитов ягора была самой ядовитой и самой любопытной.
Оборотень прекрасно сознавал, что может обойти с ягорой хоть всю округу и найти даже сотню травных полян, но так и не разыскать нужного цветка. Может, даже к лучшему было бы Панце оставаться слепой: так она была ведьме без надобности.
Низу посмотрел на побег лозы, извивающийся, как червяк.
Если Панце будет без надобности, ведьма ее просто убьет. Или же Панце, если к ней не вернется зрение, убьет лиса. И то, и то – перспектива безрадостная одинаково.
Ягора задрожала у него на ладони, на одном из ее изгибов проклюнулась почка, начавшая стремительно расти. Секундой спустя на лозе раскрылся ярко-оранжевый цветок с девятью округлыми бархатистыми лепестками. Низу опустил глаза к земле, поддел ногой тонкий черепок с фрагментом изогнутой ручки, оставшийся от какого-то кувшина и процедил:
- Сиды!
Сейчас это явственно ощущалось в воздухе: пахло колдовством. Им просто-таки воняло, и подобное можно было встретить только в поселениях беспокойного народца холмов, в их заброшенных поселениях и просто в тех местах, на которые сиды положили глаз. Правду сказать, Низу их терпеть не мог: будучи по сути своей дальше всего от людей, сиды тем не менее великолепно приспосабливались к любой ситуации. Из всех дуухов, скрывающихся сейчас под личиной почтенных горожан и селян, сидов в Ландоре было больше всего. А еще – они приносили несчастья, молоко действительно скисало, а молодые юноши и девушки теряли голову от чудесных голосов «дивного народца». Древние легенды врали только в одном: способности к магии у сидов были специфические, или же им не хватало усидчивости. Так или иначе, от сделанных ими вещей стоило держаться подальше.
Низу зашвырнул осколок кувшина в кусты, брезгливо отряхнул руки и огляделся. Либо ягора среагировала на лармас – хотелось бы – либо сиды здесь жили очень долго. Впрочем, они тоже активно пользовались травными полянами, потому как болели не реже людей и оборотней, да и жили немногим дольше. Скажем так, сиды просто не обращали внимания на смерть.
Внимательно обойдя опушку и изучив попадающиеся то тут, то там обломки рухнувшей цивилизации – в большинстве случаев мусор, выкинутый еще тогда, когда где-то здесь проживала процветающая деревушка «дивного народца» - Низу углубился в лес. Ясень, рябина, дуб – деревья, которые при Ловрах активно использовались в колдовстве. Раскидистый тис, под которым не может выжить ни одно растение, у его корней, конечно же, приютился десяток румских грибов. Все это вызвало невольную ностальгию по тем временам, когда жив был еще дедушка-Малкирк, каждую пятницу перед рассветом уводящий внука в такой же вот лес, чтобы показать травы, лекарственные и ядовитые растения и всевозможные диковины. К сожалению хитрый старый лис позабыл поделиться с внуком верным способом поиска мертвой невесты, хотя наверняка знал такой. С другой стороны, во времена молодости Йоера Малкирка эти цветы росли практически повсюду. Сейчас Низу не отказался бы от вороньей способности управлять временем, чтобы вернуться на пару сотен лет назад.
Углубившись в лес, оборотень утратил ощущения направления, что было по меньшей мере странно. Обычно он мог без труда указать стороны света, хоть волчком его раскружи. Привалившись в стволу березы, Низу понюхал воздух. Колдовством несло здесь сильнее, чем где бы то ни было. Приглядевшись повнимательнее, лис разглядел под ногами очертания стен. Здание словно обстраивало деревья, делая их частью архитектуры – тоже любимая забава сидов, искренне полагающих, что они живут в единении с природой. Выращивать себе на дома гигантские тыквы и грибы, также забава вполне в их духе. На одном из камней, полузасыпанном сухими прошлогодними и позапрошлогодними листьями, еще сохранилась резьба, сладострастно изгибающийся растительный орнамент. Присев на корточки, Низу смахнул листья и, сощурившись, изучил резьбу. Среди изгибов веток и узких листьев – в качестве основы орнамента был взят соловьиный виноград – можно было разглядеть буквы языка сидов. В них тоже было что-то, напоминающее об изгибающихся лозах, вычурное, нарочито-изящное. Даже вязь языка оборотней не производила такого двойственного впечатления. Это было одновременно и красиво и отвратительно в своей физиологичности.
Наклонив голову к плечу, Низу прочитал надпись, шевеля губами, потом еще три раза перечитал. Гхавейл. Лис выпрямился, сунул руки в карманы и засвистел. Главное теперь, удачу не спугнуть. Гхавейл, оранжерея!
Обойдя стены по периметру, Низу нашел место, где, скорее всего, должна была располагаться дверь. Сиды строили свои оранжереи, как грандиозные многокомнатные сооружения; чаще всего огораживали довольно высокими – метра по три с половиной – стенами участки леса, после чего подсаживали к уже имеющимся деревьям и кустарникам различные редкости. Честно говоря, лис должен бы был и раньше сообразить, что это гхавейл: неподалеку от стены, рядом с низенькой сосной росло миртовое дерево, чуть поодаль – лавр, серебристая рябина, которую несколько сотен лет назад стали завозить из имской империи.
Начало темнеть. Низу съел завалявшееся в сумке яблоко и продолжил свои поиски, уходя все дальше в лес вдоль резных стен. Слов в кое-где сохранившемся орнаменте больше не встречалось, но и без этого было ясно, что лис на правильном пути. Где-то здесь, в провонявшем магией лесу, в огромной оранжерее должен находиться лармас. И быть того не может, чтобы сиды не посадили в своем гхавейле мертвой невесты.
Лис вышел на лармас в тот самый момент, когда солнце окончательно скрылось за горизонтом, и потухли последние оранжевые лучи. Низу с наслаждением втянул в себя свежий и тонкий запах лармы, самой настоящей лиловой лармы, покрывающей стволы поваленных берез. Конечно же, здесь был и черный дуб, полностью оправдывающий свое название. Он был черный, как печная сажа, того сорта черного цвета, который поглощает всяческий свет. Это был кромешно-черный дуб, а на одной из его веток рос цветок. На черном лепестке поблескивала, несмотря на сумрак, капелька росы. Низу рухнул на колени, запустил пальцы в волокна ларма и облегченно выдохнул. Даже дедушка видел черную мертвую невесту всего трижды в своей жизни, и во всех трех случаях набредал на цветок совершенно случайно. А Низу нашел его, нашел сам! Хотя, тут, конечно сыграло свою роль везение и – проклятущие сиды с их оранжереей.
Поднявшись на ноги – ларма как нельзя кстати уняла боль в обожженных руках – Низу сунул за пазуху несколько пучков мха, про запас, так сказать, и осторожно подошел к дубу. Обошел его по краю, медленно ступая по подушке лармы и утопая в ней по щиколотку. С одной стороны дуба рос черный цветок, с другой – белый. Вернее, обладающий нежным желтоватым цветом слоновой кости.
- Прелесть какая! – ухмыльнулся лис.
Он протянул дрожащую руку и коснулся кончиками пальцев диковинки. Пожалуй, за один такой цветок, по сути своей весьма невзрачный – черные тюльпаны выглядели эффектнее – ему могли дать на столь же черном рынке тысяч тридцать-сорок, а то и все пятьдесят. Подумать только, какая это толстая пачка ассигнаций, украшенных портретом болезного Божары IV с гравюры Рудольфа Порьета!
Низу бережно снял цветок с ветки и пристроил у себя на плече. Воздушные корни мертвой невесты крепко уцепились за ткань. Сделанная в незапамятные, еще ловровы времена, куртка, кажется, пришлась растению по вкусу. Нежно погладив лепестки белого цветка, лис покинул лармас и отправился на поиски мельницы.
* * *
Пан так и сидела, обняв колени руками, и прислушивалась к едва слышному капанью воды. Наверное, прошел уже целый день. Она не особенно задумывалась о времени, оно просто тянулось, и тянулось бесконечно долго и уныло. Кцацррен был занят какими-то своими очень важными делами, слышны были только его тихие шаги то в одном, то в другом углу. Впрочем, в кромешной темноте, сопровождающей Пан, сложно было сказать что-нибудь о месте, в котором шутовка оказалась. Эйслин больше не появлялась. В какой-то момент этой удручающей вечности шутовке стало по-настоящему скучно. Она подумывала уже поменять позу в качестве развлечения, как кто-то тронул ее за рукав.
- Гляди-ка, твой ухажер, - хихикнул у самого уха кошмар.
- Издеваешься, да? – взвыла Пан, в последние часы болезненно реагирующая на слова «глядеть», «смотреть» и тому подобные.
- Лучше отвлек бы ведьму, - протяфкал недовольной голос.
Ответа кошмара не последовало, но, видимо, он убрался. Руки Пан коснулось что-то шершавое, теплое и слегка влажное. В нос ударил запах крови.
- Ты как? – тихо спросил Низу.
- Нормально, - будничным тоном шепнула шутовка. – Кажется, я тут совсем отсырела, я ничего не вижу, а в целом – нормально.
- Я тоже ничего не вижу, - спокойно ответил лис. – Тут темно, хоть глаз выколи. Судя по запаху, мы в погребке, хотя зачем мельнице такой погреб?.. жернова что ль хранить?
- Эйслин забрала твой медальон, - вспомнила вдруг Пан. Слова ее прозвучали непривычно-виновато.
Где-то совсем рядом лис устало вздохнул.
- Я уже понял… Прорвемся.
- Знаешь, а, наверное, хорошо, что я сейчас слепа, да? – тихо спросила шутовка, протянув руку и пытаясь наощупь найти оборотня. Низу поймал и сжал ее пальцы. – Ведьме зачем-то приспичило стать канзарой.
- Все дело в Стопе. С нее можно либо окончательно поставить стену, либо – разрушить ее, но сначала нужно выйти на границу…
- Стоп! – Пан тряхнула головой. – Ты хочешь сказать, что если я верну себе зрение и воспользуюсь этим камнем, то смогу исправить весь тот кавардак... Та-ак, что ты еще тут делаешь? Марш на поиски противоядия!
Лис хмыкнул, обнял ее за плечи и слегка встряхнул, словно надеялся вытрясти весь этот лихорадочный энтузиазм.
- Исключено. Ты хоть понимаешь, сколько энергии это потребует? Тебе все равно придется пользоваться своим – черным – источником, тут понадобиться небольшая, но кровопролитая война, чтобы ты без потерь разрушила стену. Творения сидов отличаются крайней неустойчивостью. Даже не думай соваться в это дело! Для того чтобы сладить с камнем, придется, наверное, приносить кровавые жертвы. Исключено, что это будет твоя кровь!
Пан фыркнула, выражая свое сомнение.
- И что прикажете делать, господин полководец? Скажи честно, что тебе просто лень искать для меня это растение.
- Ходы и норы! – хмыкнул Низу. – Честное слово, лучше бы ты онемела. Просто, я не хочу, чтобы ты пострадала. Еще больше, имею в виду. Если уж кому и идти к Стопе, так это мне.
Пан скептически хмыкнула.
- Полагаешь, у тебя получится?
В этот момент послышался лязг дверного засова. Липкие пальцы еще сильнее сжали ладонь Пан.
- Веди себя так, словно меня нет, ладно, - шепнул Низу, почти касаясь губами ее уха.
Дверь распахнулась, прошелестела по полу длинная накрахмаленная юбка. Наверное, ведьма присела, потому что лицо шутовки обожгло несущее аромат пепла и пыли дыхание.
- Пойдем со мной, - спокойно сказала Эйслин. - Я хочу тебе кое-что показать.
Пан взвыла от злости, ведьма усмехнулась негромко, взяла шутовку за запястье и потянула за собой. В последнюю секунду Пан показалось, что кто-то ласково коснулся ее волос.
Далеко идти не пришлось. здесь было так же сыро, но уже от недавно прошедшего дождя, и очень свежо. Пан привалилась к стволу дерева, цепляясь за его гладкую слегка бархатистую кору. Осина. Вновь что-то коснулось ее волос, и голос отца печально проговорил:
- Здравствуй, дорогая.
- Папа?
Пан протянула руку, надеясь поймать ускользающее приведение.
- Ничего не выйдет, - спокойно сказала Эйслин. - Здесь только его дух. Нечто по определению бесплотное. Если ты хочешь вернуть отца живым и здоровым, сотрудничай со мной.
- Как? - ровным голосом, каким разговаривают с безумцами и нашкодившими детьми, спросила шутовка. - Я слепа, если ты еше не заметила.
- Прикажи своему оборотню проявиться и отдать противоядие. Время уходит. Еще немного, и я вынуждена буду причинить тонко организованной душе Герна боль.
- Ты не посмеешь! - рявкнула Пан. - Ты не сумеешь! Ты...
- Конечно, причинить боль душе очень сложно. Но, - тут Эйслин взяла хорошо выдержанную трагическую паузу. - Можно причинить боль телу. Связь между ними еще очень сильна...
- Прости, Панце, - вздохнул где-то совсем рядом Рискл.
- Я наткнулась на них - на Рисклика и тело - в нескольких шагах от моего леса, - улыбнулась где-то во мраке Эйслин. - Ну так что?
Пан сильнее прижалась к стволу дерева. Совсем рядом тяжело вздыхал отец и тихо оправдывался Рискл. Шансов вывернуться не было, очевидно.
- У тебя есть еще пара часов на раздумья, - сказала ведьма, беря Пан за локоть.
Судя по всему, они опять вернулись в тот же проклятый подвал: все так же пахло сыростью, плесенью, мокрым камнем и мукой. Пан опустилась на пол, ощупывая левой рукой влажную стену, потом обхватила колени и ткнулась лицом в юбку. Ткань тоже здорово воняла плесенью.
- Интересно, а откуда у этой, как говорит кошмарик, вхмари метка ловцов душ? - спросил лис.
Пан не стала поднимать голову. Видеть она все равно не могла, но присутствие оборотня и без того ощущала остро. Запахло яблоками, теплая рука погладила шутовку по спине.
- Нам придется действовать, - сказал Низу. - Я пойду к камню, тебе надо будет задержать эту ведьму.
- Что ты задумал? - спросила шутовка, не отрывая лица от отсыревшей ткани.
Лис похлопал ее по спине и легкомысленно усмехнулся.
- О! Ничего особенного. Даже говорить нечего. Единственное, мне не должны помешать, так что вхмари ты возьмешь на себя, лады?
Пан поймала его руку.
- А ты, значит, пойдешь к Стопе, возляжешь на каменюку, как овечка и картинно принесешь себя в жертву? Герой хренов!
Она постаралась до боли сжать лисью ладонь, но оборотень ловко выдернул руку.
- Выше нос, Панце.
Шутовка фыркнула, выражая свое крайне отрицательное отношение к чужому глупому геройству.
Теплая рука обвилась вокруг ее шеи. Шутовка почувствовала на лице чужое дыхание. Вкрадчивый голос Низу тихо шепнул ей в самое ухо: "Нас схоал".
- Что? - переспросила Пан.
- Поклянись, что послушаешься меня.
- Вот еще! - Пан попыталась вывернуться, но руки держали ее крепко.
- Поклянись, - очень серьезно повторил лис. - Понимаю, для человека клятва оборотня ничего не значит, но она важна для меня. Так что...
- Ну? - хмуро спросила Пан. - Что я должна сказать?
- Нас схоал. Этого достаточно. Поверь, это важно, - в голосе оборотня на какую-то долю секунды промелькнули жалобные нотки. До носа шутовки донесся легкий запах крови.
- Хорошо, - сказала она и покладисто добавила, - нас схоал. Доволен?
- Вполне, - голосу Низу вернулась прежняя жизнерадостность. - А теперь сиди здесь и будь умницей.
Пан попыталась встать. Оборотень мягко, но настойчиво сжал ее плечи, принуждая девушку оставаться на месте. У его губ тоже был яблочный, осенний вкус. И все тот же железистый привкус крови - это его левая рука скользнула по щеке Пан. Оторвавшись от ее губ оборотень легко вскочил на ноги, о чем сообщил негромкий плеск воды, и строго повторил:
- Нас схоал. Ты поклялась.
Шаги смолкли. Пан так и сидела, вцепившись обеими руками в подол юбки, лицо горело - можно подумать, впервые в жизни целовалась! - веки дрожали. На коленях лежало что-то тяжелое. Ощупав предмет, еще не до конца пришедшая в себя Пан сообразила, что это бутылка. Пробку пришлось вытаскивать зубами. В нос ударил резкий химический запах противоядия. Шутовка беспомощно опустила руки и уронила голову на грудь.