А я буду третьей независимой стороной!
Которая все видит и дает умные советы,
а в случае нужды – и по шее.
О. Громыко «Цветок Камалейника»
Позвон бубенцов заставил Пан открыть глаза. Было часа полтора до рассвета, в комнату просачивался неприятный холодок и пахло сыростью. Выбравшись из-под одеяла, шутовка распахнула окно и внимательно оглядела небо. Оно было ясным, ярко поблескивали звезды, но все ж таки невесть откуда тянуло грозой. Переведя взгляд с небес на землю, Пан хмыкнула: решившие все-таки сбежать маги выводили из конюшни своих лошадей. Молодой конюх, очевидно, раскрывший им ворота денников, теперь ласково поговаривая чистил кобылу Пан. До окон второго этажа донеслось воркование: «Ах ты, красавица. Лапонька моя…» Возможно, эта упрямая ослица и могла показаться красавицей, но только конюху.
Не отводя взгляда от отца и его приятеля, Пан протянула руку за одеждой. Дорожная амазонка обладала рядом достоинств, в частности: не стесняла движений и застегивалась на ряд крупных пуговиц, а не на сотню крошечных крючков, как это обычно бывало. Поправив на поясе гильдейский знак и кошель, Пан закинула на плечо свою сумку и вспрыгнула на подоконник. Карниз, тянущийся под ним, был уже, чем ее нога, и опасно подрагивал.
- Ох, Пан благодетель! – проворчала шутовка. – Все твои шуточки!
Привычно обругав бога-покровителя и в сердцах фыркнув: «шут с тобой!», девушка поймала равновесие и пробежалась по карнизу до водосточной трубы, а уцепившись за нее, съехала на землю. Изумлению бедного конюха предела не было. Он уставился на свалившуюся с неба растрепанную рыжеволосую красотку и так и застыл – с раскрытым ртом и скребком в руке.
- Благодарствую, - хмыкнула Пан. – Оседлайте эту «лапочку» и мигом.
В ее пальцах появился еще один профиль Злотана – на этот раз медный. Конюх послушно – но скорее от удивления, а не из-за денег – метнулся за седлом и попоной.
Покинув постоялый двор, Пан поехала шагом, ориентируясь по негромкому звону. Проехав город насквозь, она увидела распахнутые восточные ворота, сонную стражу и цепочку следов в дорожной пыли. Сорвав с пояса гильдейский знак, шутовка махнула им перед глазами охранников, ударила пятками по боку лошади, и та рванула в галоп. Первое, что она увидела – еще до двух фигурок вдалеке – был горизонт, не нежно розовый, как положено на рассвете, а черный. С востока двигалась багровая туча, медленно пересыпая молнии из края в край. Пан ойкнула, приподнялась в седле, сжав поводья так, что побелели пальцы, и заворожено уставилась на черноту, ползущую к ней. Шквал ветра взъерошил ее и без того встрепанные волосы. Мимо пролетела шляпа, сбитая с головы Рискла. Отчаянно понукая лошадь, Пан сорвалась в карьер, пытаясь нагнать отца до того, как ненастье обрушится на них со всей силой.
Это была неправильная туча. Ее пересекали такие же рыжие мазки, похожие на взмахи пушистого лисьего хвоста. На ходу Пан не могла даже ничего противопоставить этому колдовству, рискуя сама вывернуться наизнанку. Ей некстати вспомнился рассказ магистра Паррана о таких вот неосторожных, изуродованных навек.
Все ж таки, Пан удалось нагнать магов прежде смерча, спешившись, она выставила вперед руки и закричала. Отчаянное «договоримся!» потонуло в раскатах грома.
- Кто ты? – кричала она, уворачиваясь от бьющих в лицо дождевых струй.
Гром смешался с мелодичным смехом, мягким, как щенячья шерстка. Мимо шмыгнуло что-то огненно-рыжее, яркое и стремительное, и тут же пропало в буре. Пальцы Пан, чертя в воздухе знаки, попытались ухватить противника за шкуру, но сумели только выдрать несколько тонких волосков. Ответом вновь был смех, теперь уже торжествующий.
- Я тебя вижу! – нагло объявил противник. Голос был, скорее, мужской, но с каким-то звериным тяфканьем.
Шквал ветра швырнул Пан на землю, и она, чтобы сохранить рассудок, выкатилась в реальный мир. Здесь была гроза, чернота, сильный, холодный дождь. И здесь не было того незнакомого, наглого противника, который так легко справился с опытной и, говорят, талантливой шутовкой. Канзара оказалась бесполезна против колдовства дууха. Подтянув колени, облепленные мокрой юбкой, к подбородку, Пан раздраженно клацнула зубами. Эту дрянь она самолично доставит Архиагистру Мартиону. Живьем.
* * *
Тенью скользнув на кухню, Низу схватил крынку парного молока, несколько минут назад принесенного из деревни, и начал жадно пить. Перед глазами все еще стояла противница, окруженная разноцветными искрами. Теперь, по крайней мере, понятно, почему ее не видела хозяйка – девица надела защитный чар. Опустившись перед прогоревшей плитой, лис задумался, стоит ли сообщить об этом повелительнице. Нет, в любом случае, доброй волей он не поднимется в покои и не посмотрит на фарфоровую маску этого чудовища.
Низу посмотрел на свои руки. Пальцы ныли, скопившаяся в них энергия требовала выхода. Гроза была так – легкой разминкой. К тому же, девица-канзара (теперь лис в этом не сомневался) была способна бороться с ним почти на равных, значит, ненастье не удержит ее и магов надолго. Низу с неохотной подумал, что придется просить поддержки у Наризы, и неизвестно, что несносная попросит взамен. По крайней мере, чувство меры ей не присуще. Но пока рано.
Накинув куртку – после грозы посвежело – лис вышел из замка, прошел насквозь сад и выбрался на дорогу, но пошел не к Кричащим Ключам, расположенным в получасе небыстрой ходьбы, а к Лисьим Норам. Это селение располагалось несколько дальше, прямо за Восточным трактом, и хозяйка пока не пыталась черпать там силу. Если маги прорвутся через дальнюю оборону, стоит подстроить им ловушку, тем более, что у деревеньки такое подходящее название. Низу невесело усмехнулся.
В Лисьих Норах была всего одна линия домов, и все они вытянулись вдоль реки, носящей весьма прозаическое название Рыжанка. С конца, выходящего к замку, немного на отшибе стоял трактир «Кочка», в который лис и заглянул. Несмотря на ранее утро, за двумя столами сидели селяне, начавшие пить, судя по всему, еще со вчерашнего полудня. Низу подошел к хозяину, начищающему медный кран на пивной бочке, и небрежно бросил монетку. На столе в мгновение ока появилась полная кружка и миска с горячими рогаликами.
- Как торгуется? – с улыбкой спросил оборотень, вгрызаясь в горячую пряную выпечку.
Трактирщик всплеснул руками.
- Да какая там торговля! Приезжих ни на грош! С тех пор, как у соседей наших, чтоб их волки сожрали, все с ума посошли, так никто и не ездит!
Низу сочувствующе покивал.
- Кабы не вы, господин, - хмыкнул трактирщик, - мы бы тут уже совсем с голоду умерли.
Низу рад был посодействовать хорошим людям, и кинул еще монетку. К рогаликам добавился крупно нарезанный желтый сыр и несколько желтых яблок, истекающих медовым духом. С неудовольствием лис отметил, что местные жители неплохо его изучили. Скоро придется поостеречься.
- Слушай, Петер… Совсем ведь запамятовал! – Низу всплеснул руками, едва не смахнув тарелку с рогаликами широким рукавом. – Тут ко мне знакомцы приехать должна, с восточного тракта. Если они появятся тут, ты уж кинь мне весточку. А то, боюсь, заплутают они. Городские.
Трактирщик крякнул и с готовностью кивнул, довольный возможностью услужить старому знакомцу.
- Как пожелаете, господин. Может, еще рогаличков?
От добавки лис отказываться не стал.
* * *
Пан с трудом поднялась на ноги, закрывая ладонью лицо от бьющих в него косых струй. Стихия унялась, но гроза продолжалась, хоть и с меньшим размахом. Подоспевшие Герн и Рискл вымокли до нитки, что не мешало черному сохранять прежнюю невозмутимую насмешливость, а огненному быть просто взбешенным. Нависнув над дочерью, он закричал, сумев переорать даже раскаты грома.
- Что ты здесь делаешь?! Какого ты рисковала своей?!! – он не договорил, потому что ладонь Пан опустилась на его губы.
- Спокойно, батюшка, спокойно. Если бы я не подоспела, вас бы попросту смыло.
- Канзара? – предположил Рискл, беспокойно оглядываясь на тучу.
Пан покачала головой.
- Кажется, Архимагистр в кои-то веки оказался прав. Это дело рук, вернее лап, дууха. Я никогда прежде не сталкивалась с такой силой.
Рискл согласно кивнул.
- Полагаю, дальше нам безопаснее ехать вместе. И нужно поскорее добраться до любого человеческого жилья, иначе мы подхватим простуду, - черный галантно подсадил шутовку на лошадь, взлетел в седло сам и с недоумением посмотрел на приятеля. – Эй, Герн, ты что?
Огненный, помедлив, взобрался на своего коня, взял поводья и медленно тронулся с места. Благо, что лошади были из конюшен колдовской гильдии, так что привыкли к грохоту и всяческим вспышкам. Куда менее спокойная кобыла Пан пряла ушами и косила диким глазом, все порываясь развернуться и нестись на всем скаку прочь от тучи.
К счастью, неподалеку обнаружилось если и не человеческое жилье, то по крайней мере довольно большой сеновал, перекрытый надежной крышей, залитой варом и присыпанной мелким песком. Заведя лошадей под навес, маги и шутовка без труда сняли с ворот замок и с громким гиканьем на два голоса и одним недовольным ворчанием влетели в пустое помещение. В углу одиноко валялся небольшой тюк сена, оставшийся еще с прошлого года. Пан с наслаждением плюхнулась на него и принялась стаскивать ботинки и мокрые неприятно облепившие ноги чулки. Герн с неодобрением посмотрел на оголенные – всем на обозрение – икры дочери, но промолчал, зная, что это приведет к очередной безобразной ссоре.
- Может быть, ты хоть заклинание какое произнесешь, а? – мрачно воззрилась на него Пан. Она дрожала от холода и самым страстным желанием сейчас было высушить одежду или попросту сменить ее. В сумке лежало еще два дорожных костюма, но переодеться у нее не было возможностей.
Немного смутившись под взглядом дочери, Герн пробормотал несколько слов. по сеновалу пронесся теплый ветерок, ероша волосы и подсушивая ткань. Пан вздохнула с облегчением, занятый перетряхиванием своей сумки Рискл широко улыбнулся.
- Отлично! Хвала ночи, ничего не намокло.
- Боюсь, гроза задержит нас надолго… - проворчал Герн.
- Не нужно было скупиться, - назидательно сказала повеселевшая Пан. – Сходили бы к водяному перед отъездом, он бы на вас какое-нибудь заклинание наложил. А еще можно отрастить жабры.
- Сама-то что не пошла? – хмыкнул Рискл.
- А так смешнее, - задорно ответила Пан и подмигнула.
Эта девушка определенно ему нравилась, хотя обычно шуты и прочие кривляки сильно раздражали мага. Очевидно, находясь в отпуске, вернее – выполняя ответственное королевское поручение, она предпочитала дурачится в меру. К тому же, от нее исходила железная уверенность, весьма странная для столь юной и, ко всему, весьма привлекательной девушки. Рискл не удержался и бросил еще один короткий взгляд в вырез дорожного наряда шутовки. Чар сбился, и был теперь закинут едва ли не на плечо, так что веснушек видно не было. Тычок под лопатку отвлек черного от размышлений.
- Только попробуй хоть пальцем тронуть мою девочку, - прошипел Герн, - и ты света белого невзвидишь!
- Хорошо, - покладисто согласился Рискл. – Невзвижу. Слушай, твоя дочурка способна постоять за себя! И что ты нервничаешь, вспомни Эйслин. Ее помощь нам тогда была не лишней.
Пан, услышав имя отцовской боевой подруги, о которой ей практически ничего не было известно, напрягла слух, продолжая при этом невозмутимо рыться в своей сумке в поисках захваченных из дома припасов. Где-то – предположительно на дне – должна была лежать пачка сухих крекеров и четвертина сыра.
- Эйслин была щитовницей, - прошипел Герн. – А моя девочка черная, и то – неученая.
- Она неплохо договорилась с бурей, - возразил Рискл и повернулся к шутовке. – Я бы, день меня бери, сказал, что это канзара, если бы верил в сказочки.
- Это канзара, - сухо сказала Пан, протягивая ему несколько крекеров. – Нам стоит поторопиться. До Листерпига еще три дневных перехода.
Рискл выглянул за дверь и покачал головой.
- Дождь не утихомиривается.
- Значит, придется ехать под дождем, - отрезала шутовка, натягивая подсохшие чулки и ботинки. Мелькнула мысль, что стоило попросить у Леуты какой-нибудь всепогодный плащ, если такой, конечно, имелся в хранилище. Пан поднялась. – Вы как хотите, а я еду.
Мужчины не сговариваясь последовали за ней.
* * *
Трава была мокрой после ночного дождя, тем не менее, Низу с наслаждением растянулся на ней, закинув руки за голову. Влага только усилила запах медоносов, а изредка с цветов срывались душистые капли, падая прямо на нос лису. В целом день можно было бы считать удачным, так что оборотень решил его себе испортить добровольно, пока не нашлось других охотников. Шагнув на тропу, он захлебнулся великолепными запахами луга и в который раз зарекся колдовать в таких и без того волшебных местах. Придя в себя, лис принялся за поиски магов. Конечно, самодовольная канзара вчера стерла его метку, но не до конца, и найти троицу не составило особого труда. Невзирая на проливной дождь они ехали к границам Листерпига, и такими темпами должны были дня за три добраться до Лисьих Нор. Присев на тропу, лис решил разглядеть противников повнимательнее.
Впереди скакала девушка со встрепанными рыжими волосами, веснушчатая, с задорными изумрудно-зелеными глазами. Углядев у нее на поясе знак гильдии шутов – небольшой круглый медальон с выгравированным изображением собаки, палки и бубенца в обрамлении переплетенных плюща и остролиста, Низу с сожалением поцокал языком. Противница и впрямь была опасная. Следом ехал бледно-желтый огненный маг, по всему – факельщик, достаточно сильный и умелый, но какой-то… выгоревший. Замыкал короткую цепочку черный, элегантно выпрямившись в седле и бросая заинтересованные взгляды на шутовку. Огненный эти взгляды замечал, хмурился и старался отрезать девицу от мужика.
- Ха! – сказал оборотень.
Потянувшись к лугу, он набрал полные горсти одуряющего запаха и мазнул ими по лицу черного. Немного досталось и девице, но до нее значительно сложнее было добраться. Зачарованные одновременно чихнули, переглянулись и воровато отвели глаза.
Удовлетворенный лис выскользнул обратно, на реальный мокрый луг, обернулся и, бросив уже и без того влажную одежду, понесся огромными скачками по траве, сшибая головки цветов.
* * *
Поселок был крошечный, не заслуживший еще звания деревни, в нем не было даже церкви и почты, да и название он носил донельзя глупое – Зеленые Дубки. Постоялого двора тут естественно тоже не поставили – Восточный тракт в этой части шел параллельно с куда более безопасным и наезженным Купеческим. Однако, вымокшим и злым столичным жителям достаточно было показать старосте два перстня, медальон и королевскую подорожную, чтобы в мгновение ока из одного дома выселили целую семью – четырнадцать человек. На стол мгновенно выставили котелки с томленой в сметане картошкой, несколько бочонков с соленьями и три бутылки настойки и хлеб, черствый до каменного состояния. Маги, не обращая внимания на мокрую одежду, усталость и старосту, принялись за еду, Пан же рухнула на лавку и прикрыла глаза. Ее мутило от усталости, от того неприятного ощущения, которое рождает липнущая к телу одежда, а еще – от чего-то странного, приятного и неприятного одновременно. Так к телу липнет теплая мягкая пыль. Поведя носом, Пан сквозь запах обильного крестьянского ужина уловила аромат медового луга. Плюнув на мысли, от которых трещала голова, шутовка пересела к столу и взялась за деревянную ложку с щербатым черенком. Картошка была вполне достойна на вкус, а вот наливка кислила, к тому же отец все время пытался отнять у нее стопку.
Герн умудрился устроить целый спектакль, когда они устраивались на ночлег. Его бестолковая беготня так надоела и Рисклу и Пан, что они хором сказали, что могут улечься хоть в хлеву, если огненного идиота это беспокоит. Потом шутовка решительно задернула занавеску, отгораживающую альков с хозяйской постелью от остальной части комнаты, а вскоре на лавку перед ней легла аккуратно расправленная амазонка. Мужчины разошлись по углам.
Несмотря на усталость уснуть Пан так и не смогла. Проворочавшись с час в кровати, она встала, напряженно прислушиваясь к дыханию своих спутников, завернулась с головой в простыню, как в латтийскую тогу, и выскользнула во двор. Дождь так и не прекратился, хотя тучи стали посветлее, да и гроза прошла. Опустившись на ступени крыльца, Пан подперла голову руками и сощурилась на небо, выискивая следы чужого колдовства.
- Вроде потише стало… - шепнул голос у нее за спиной.
Обернувшись через плечо шутовка увидела Рискла с зажатой в зубах сигаретой.
- Вышел покурить, - пояснил он, чиркая спичкой. – Твой отец всегда на меня орал, когда я при нем курил.
Пан хмыкнула. В нос ей ударил запах меда, яблок и, почему-то крови. Черный маг нависал над ней, излучая обычную уверенность и что-то еще, странное и незнакомое. Запах луга усилился, немного встревоженная Пан поднялась, оказавшись нос к носу с Рисклом. Протянув руку, маг погладил ее по волосам.
- Разнотравье… - шепнула Пан.
Рискл недоумевающе моргнул, потом между ними потянуло тонкой медовой струйкой, и шутовка оказалась в объятьях едва знакомого мужчины. Луговой аромат вытеснил даже вкус сигарет, Пан подалась вперед, и только громкий рев отца привел ее в чувство. Отскочив сторону, она с изумлением уставилась на катающихся по земле мужчин. Герн в одних кальсонах – белых, но приобретающих бурый оттенок в грязи и навозе поселского двора, колотил своего старого приятеля, твердо намеренный отстоять честь единственной дочери.
- Отпусти его! – закричала Пан. Только сейчас до нее дошло, что же за запах тревожил ее весь сегодняшний день. – Отпусти, па! Он ни в чем не виноват! Нас околдовали!
Мужчины не обратили на нее никакого внимания. Драка обрела свой потаенный смысл, и маги принялись выяснять отношения. До Пан донеслись изощренные оскорбления, а также упоминания событий ей совершенно не известных, но, очевидно, имеющих для двух магов большое значение. Когда они дошли до «…и тогда ты бросил Эйлин с этим…», шутовка не выдержала и закричала, надрывая связки:
- Договоримся?
Сплетенные в клубок дерущиеся мужчины напоминали двух уличных котов. Их опутывали желто-малиновые нити какого-то незнакомого Пан, но весьма действенного заклинания. Попытавшись развеять его, она ощутила приступ внезапной и острой боли. Пришлось цепляться за весящий у пояса – на этот раз прицепленный к панталонам – знак, как за утопающий за бревно. Только тогда шутовка сумела ухватиться за кончик заклинания и намотать его на руку, как нитку. На конце, как водиться, был сам колдун. Изнанка искажала его облик, размывая, делая диким и странным. Лис подмигнул круглым карим глазом и резко натянул нить заклинания, а потом так же резко отпустил. Пан повалилась на спину.
Истекающие запахом меда чары развеялись. Все так же лупил по земле дождь. Двое вымазанных в грязи с головы до ног мужчин лежали на спинах, уставившись в черное небо, и тяжело дышали. Пан поднялась, оставив простыню в луже – все равно она была такой грязной, что можно было не стесняться собственного исподнего, и добрела до крыльца. Помогать магам она не стала.
- В баньку бы сходить… - протянул Рискл.
- О да! – согласился с ним Герн хриплым простуженным голосом.
- По мне, так лучше большая бочка и кусок хорошего мыла, - фыркнула Пан. – Если вы успокоились и не будете продолжать представление, то, может, сходите к старосте и напомните о законах гостеприимства?
Маги, постанывая, поднялись на ноги. Рискл криво ухмыльнулся, разглядев внешний вид приятеля, Герн – по той же причине – застонал.
* * *
Низу медленно открыл глаза. На носу у него сидела крупная бабочка-капустница, подрагивая полупрозрачными крыльями. Приподнявшись на локтях, осторожно, чтобы не спугнуть ее, лис перевел взгляд на небо. Звезды подмигивали ему с явной неохотой, небо совершенно очистилось, и от вчерашней грозы не осталось и следа.
Все впустую, - мрачно подумал оборотень. – Напьюсь пойду. Перед смертью.
Вскочив с земли, он схватился за занывшую спину. То ли начал давать о себе знать возраст – что-то рановато, то ли ночевки на мокрой траве не шли ему на пользу, то ли хозяйка выдумала какую-то очередную пакость. Представив себе, как он отчитывается о череде неудач, Низу с трудом сдержал позыв рвоты. Дремавшая в глубине тела боль мгновенно поднялась к поверхности и собралась в кистях рук. В ближайшее время серьезное колдовство ему не удастся.
Тяжело вздохнув, лис опустился обратно на траву, оборачиваясь. Предательски заныл позвоночник. Свернувшись калачиком в уютной ямке, оборотень смежил веки и тихонько завыл. Далеко-далеко, в поселке Зеленые Дубки три лошади, заслышавшие протяжный вой, медленно опустились на землю.
- Простите, - пробормотал Низу, поднимаясь.
В свою комнату он намеревался залезть через окно, но увидел густую шевелюру Наризы, рассыпанную по крышке комода, и передумал. Неслышно спрыгнув на огибающую подножие замка каменистую дорожку, Низу принял звериный облик и, зажав в зубах одежду, побежал в сторону Лисьих Нор.
* * *
Сидя в пропахшей огуречным рассолом бадье, Пан намыливала тело походной мочалкой и пела дурным голосом. Вообще, как и все шуты, она обладала неплохим слухом и голосом, и, опять же, как все придворные, освоила гитару и мандолину, но такая деревенская ванна располагала только к скрипучему прокуренному голоску и непристойным куплетам. Благо, отец и Рискл удалились в специально для них растопленную баню. Дойдя до сто восемнадцатого куплета популярной в дойбургских доках песни о крошке Молли в башмачках, Пан оттерла наконец всю грязь, вылезла из воды и переоделась в один из запасных костюмов. Сон прошел совершенно, поэтому она решила поесть. Не рискуя ломать свои зубы о каменный хлеб, шутовка достала из сумки остатки крекеров. Следом за ними на стол выпала записка, сложенная вчетверо и запечатанная знаком гильдии. Сломав винно-красный сургуч, Пан осторожно развернула листок.
Нет, не записка. Страница из какой-то книги, судя по шрифту, довольно старой.
«”Стопа” – одна из достопримечательностей Лайсенского герцогства. Согласно легендам ее водрузил на холм один из старейших магов племени сидов. Камень способен к совмещению реального мира с его изнаночной стороной и…»
Дальше текст обрывался, залитый чернилами. Пан чертыхнулась. Зачем учитель – а она не сомневалась, что это проделки Магистра Паррана – подкинул эту страницу ей в сумку? Лайсенское герцогство… Шутовка отхлебнула из кружки, поперхнулась, потому что вопреки ее ожиданиям там была не вода, а кислое местное пиво, и опустилась на край стола. Лайсенским называлось Листерпигское герцогство вплоть до конца ловрова правления. Пан честно попыталась вспомнить, есть ли там какие-либо достопримечательности, но так и не смогла это сделать. Холмы, да, холмы были. Были два замка – один принадлежал Ангелине Божаре, второй был давно заброшен, и так и стоял полуразрушенный. Было несколько довольно крупных городов, ничем особенно не выделяющихся. «Достопримечательности» были не тем словом, которое употребишь в отношении Листерпига.
Она незамедлительно накинулась на хмурых, чистых и благоухающих распаренным веником магов, стоило им переступить порог. Маги хотели только спать, поэтому отказались отвечать на вопросы и разошлись по своим углам. Остаток ночи Пан провела под храп мужчин, сидя на скамье у самого окна. Дождь пошел на убыль, на рассвете и вовсе прекратился, но распутицы, в которую, наверное, превратился тракт, хватило бы с лихвой. Растолкав отца и Рискла, шутовка сунула их обоих в бадью с ледяной колодезной водой и вышла на двор, седлать лошадей. У самого крыльца ее поймал вусмерть перепуганный староста, который только мог низко кланяться столичным гостям и лепетать «не я! Это не я!»
- Что случилось? – зевнула невыспавшаяся, а потому не слишком дружелюбная Пан, кося на бедного мужика ведьминским зеленым глазом, а вторым изучая светлый горизонт.
- Ло-лошадушки ваши… - просипел староста.
Оба глаза теперь смотрели на мужчину, выцветая с изумруда до бирюзы.
- Что с ними? – сухо спросила шутовка.
- П-п-п… - староста закашлялся, но от дружеского удара изящной женской ручки по спине предпочел увернуться. – П-пали оне…
- Веди! – Пан подобрала юбки, возблагодарила всех вспомнившихся ей богов, от латтийских до повелителей древней Черной земли, за то, что догадалась выезжая из столицы надеть высокие ботинки из тонкой непромокаемой кожи.
Впрочем, свернув к хозяйственным постройкам, она сочла чавкающую под ногами грязь малым из зол. Наполовину под навесом, наполовину – в уличной грязи, лежали все три их лошади, закатив глаза. Стройные ноги животных свела судорога, шеи неестественно вывернулись. Неугомонные куры, прыгающие по двору, невзирая на глубокие грязные лужи, старательно избегали приближаться к трупам ближе, чем на десять инчей.
Пан осторожно присела, выбирая наиболее сухое место, и тронула круп своей кобылы. Он уже успел остыть и окоченеть, а на ощупь походил на осклизлую сальную свечу. Вытерев руку о подол юбки, Пан сощурилась. Заклинание было едва ощутимым и очень слабым. Кажется, противник подрастерял силы, бросив почти все их на бурю и ночной переполох.
- Лады, - вздохнула Пан. – Деревня должна выделить нам трех коней. Это будет оплачено из государственной или гильдейской казны.
Староста сник, справедливо рассудив, что король и гильдия будут благородно уступать эту честь друг другу, так что за лошадей оплачено не будет вовсе. Потом морщины на его лице разгладились.
- Нету коней, госпожа. Три всего и было, да на тех парни на ярмарку уехали.
- Репу повезли? – нехорошим голосом спросила Пан, сожалея что при ней нет любимой погремушки, которой можно было бы хорошо огреть старосту по голове. – Неужели нет даже клячи, которую можно бы было запрячь в телегу?
Староста покачал головой, старательно изображая огорчение. Пан мысленно от души пожелала ему чирьев на зад и типун на язык и поспешила в избу, теперь уже не слишком беспокоясь о лужах и чистоте подола. С порога она жизнерадостно сообщила:
- Кони пали, других нет, пойдем пешком! – и с наслаждением проследила за тем, как вытягиваются лица магов.
* * *
Свернувшись на камне у самого обрыва, Низу сонно наблюдал за течением Рыжанки. Река была медлительная, спокойная и, к тому же, весьма мелкая. Кое где ее можно было перейти, утопая не больше, чем по колено. Зрелище рыжей воды, тихо движущейся куда-то вдаль, умиротворяло оборотня. Потянувшись и махнув хвостом, он извернулся и подставил горячему солнцу другой бок. Он не сомневался, что падеж коней не заставит чужаков повернуть назад, а только немного задержит их – если вообще задержит. Значит, надо было накопить силы прежде, чем они доберутся до Лисьих Нор. По такой сухой погоде – а надеяться на еще одну грозу не приходилось – даже пешком можно было дойти сюда за несколько дней. Лис посмотрел на реку. Моргнул. Скатился по обрыву вниз и погрузил обе руки в воду по самый локоть.
------------
* Duobus certantibus tertius gaudet — Двое дерутся — третий радуется