- Знаешь, Сяо, я нашел тебе напарника, — сообщил Лао, колдуя над завариванием очередной порции зеленого чая.
— А что, разве я плохо справляюсь? — осведомилась я, решив на сей раз пропустить обращение «Сяо» мимо ушей.
— Ну, в последнее время тебе особо напрягаться и не приходилось, — усмехнулся старик.
С этим сложно было не согласиться. Целый месяц после завершения эпопеи с поисками Крента я практически бездельничала. Правда, несколько раз Лао всё же отправлял меня за ингредиентами то ли для алхимических изысканий, то ли для своего фармакологического производства (не думаю, что двадцать килограмм травы с труднопроизносимым названием, закупленной мною на скромном базарчике в очередной «складке пространства», понадобились на опыты по составлению эликсира жизни. А уж как я пёрла этот тюк до двери!), но ни с какими трудностями я при этом не сталкивалась: зашла, купила, вышла… Зато за это время я успела получить права и теперь постепенно набиралась опыта на частных уроках вождения. Еще немного — и я смогу обходиться без услуг хмурого водителя (Газиз — вот как, оказывается, его звали, несмотря на совершенно русскую физиономию), тем более, что Лао обещал передать в моё распоряжение тот самый джип, принадлежащий его фирме, на котором он подвозил меня из аэропорта в день нашего знакомства…
И всё же идея с напарником мне не слишком нравилась. Я — махровая индивидуалистка, в команде работать не умею и не люблю. А что еще за человек попадется…
— И Вы так уверены, что очередной вояж мне не по силам? Может, я всё-таки сначала одна попробую?
— Можешь, — подозрительно добродушно согласился алхимик, протягивая мне фарфоровую чашечку. — Только учти, что в мире, куда я тебя намерен отправить, отношение к женщинам своеобразное. Ты себе средневековое исламское государство представляешь?
— В общих чертах.
— Так вот это еще цветочки. В том мире женщина вообще ни на что права не имеет. В частности, женщина, оказавшаяся на улице одна, без мужчины, рассматривается просто, как потерянная вещь, которую любой может прибрать к рукам. Дескать, в хозяйстве пригодится. А станешь рыпаться — убьют на месте, причем никто это даже не осудит. Ну как, рискнешь?
— Беру свои слова обратно, — поспешила заявить я и тут же выдвинула контрпредложение, — Так, может, тогда он, напарник этот, туда один, без меня смотается? Раз я там и рта раскрыть не смогу, чего ему меня таскать, как чемодан без ручки?
Старик допил чай и коротко глянул на меня:
— А вот это, к сожалению, невозможно. Потом объясню, почему. И вообще, хватит пререкаться. День тебе на сборы, а завтра утром мы выезжаем.
— Выезжаем? — удивилась я.
— Да. На сей раз дверь достаточно далеко, так что придется на поезде прокатиться.
Голому собраться — только подпоясаться. Лично я чемоданы вещей за собой таскать не люблю. Были бы сигареты и плейер… Так что к назначенному часу я уже ждала Лао на вокзале, помахивая необременительной сумкой. К моему удивлению, билеты у нас оказались не в CВ (а ведь финансы позволяли!), а в обычное купе.
— В спальном вагоне назад поедешь, если уж так хочется, — объявил Лао, — Лично мне там тесно. А без умывальника в купе мы уж как-нибудь переживем.
Соседей у нас не оказалось. Уж не знаю, закупил ли старик все четыре места, договорился ли с проводником, или просто не нашлось желающих поздней осенью ехать в лесистое курортное местечко, куда мы направлялись. Впрочем, курорт это только на три летних месяца (да и то в августе уже холодновато!), а всё остальное время — глушь захолустная…
— У меня там собственный домик, — объяснил Лао, — Специально купил поближе к двери. Я ведь с этим миром давно уже работаю. Правда, пока то, что мне нужно, добыть так и не удалось.
Ехать нам было почти сутки, и я решила, наконец, выяснить давно интересовавший меня вопрос:
— Лао, а почему у меня никак не получается обернуться драконом? Пробую-пробую — всё без толку…
Старик наморщил нос, что у него заменяло раскатистый хохот:
— Так сразу и в дракона? Хорошие у тебя амбиции! Впрочем, я же тебе ничего толком пока еще не объяснил. Печать помнишь? Так вот, каждый оборотень может быть в одном из четырех состояний: человек, лис, волк или дракон…
Я открыла было рот, но Лао отмахнулся — дескать, вопросы потом.
— Лис и волк — это так называемые естественные направления. Вернее, для каждого оборотня естественно только одно из них. То есть, грубо говоря, мы делимся на вервольфов и кицунэ. Оборачиваться в своем естественном направлении очень легко, иной раз этому и без посторонней помощи учатся. Освоить другое состояние уже значительно сложнее. У лисицы годы, даже десятилетия могут уйти только на то, чтобы научиться превращаться в волка…
— Ну, в волка-то я умею, — выпалила я и тут же продемонстрировала свою светло-серую шкуру.
Кажется, впервые за всё время мне удалось удивить алхимика. Он внимательно выслушал всю историю с наглым котом и покачал головой:
— Да, такого на моей памяти еще не было! Не удивлюсь, если ты через годик и в дракона перекидываться научишься…
— А сколько на это обычно времени требуется? — гордо осведомилась я.
— Ну, лет 50–70…
— Сколько?! Это ж помрешь раньше!
Старик улыбнулся:
— Не помрешь. Ты что, сказок не читала? Лисы (и волки, кстати, тоже) живут, как минимум, вдвое дольше обычного человека. Правда, состояние дракона всё равно осваивают далеко не все. Единицы. Зато сколько живут драконы, никто не знает.
— То есть?
— То есть никто из драконов пока еще не умирал естественной смертью.
Сказать, что он меня ошарашил, было бы слишком слабо. Я даже вдохнуть забыла.
— Зачем же Вам тогда эликсир бессмертия? Вы же и так…
— Я — и так. А ты думаешь, всё делается только для себя?
И такая тоска вдруг просквозила из глаз Лао, что я невольно представила себе, каково это — жить, и жить, и жить, обречённо хороня близких и любимых, какая это печаль и какое одиночество…
Тут, к счастью, завопил в коридоре проводник, предлагая желающим чай, и я смылась в тамбур покурить.
Свинья я всё-таки самая натуральная! Вот оно и пятое состояние! Так что хорошо бы мне до дракона еще и в человека научиться превращаться! Ладно, замнем на сегодня эту тему. Пора бы уже поинтересоваться, что за типа мне в напарники сватают, и где он, собственно говоря…
Когда я вернулась в купе, старик, к моему удивлению, сам заговорил о том, с кем мне предстояло работать:
— Личность он уникальная. Феномен. Не оборотень, но, кажется, и не человек. Превращаться он ни в кого не умеет, дверей тоже не видит, но! — тут Лао сделал многозначительную паузу, — Может сквозь них проходить, если при этом держит за руку кого-то из наших.
— А разве у обычных людей… — начала было я.
— …никогда так не получается. Для них дверей попросту не существует — тысячу раз проверяли. Я, помнится, в своё время пытался одну девицу даже на руках сквозь дверь пронести…
— И что?
— Что-что… — проворчал Лао, — Она только задницу себе отбила. И долго потом на меня за идиотский фокус ругалась. А он — единственный — запросто проходит. Рассказывал, что в первый раз это у него случайно получилось. Погнался за воришкой — тот у него золотые часы стащил. А вор, балбес, оказался из наших, ну, и решил оторваться, благо дверь рядом была. Так и втащил за собой напарника твоего будущего. Тот от растерянности руку, естественно, разжал и несколько лет потом в этом мире мыкался, пока случайно не встретил оборотня, который его назад переправил. Но с тех пор ему путешествовать очень понравилось. Парень он обаятельный, к себе располагающий, так что его в попутчики охотно берут. Его даже и называют-то обычно Хитч — сокращенное от Hitchhiker. Он, кстати, своё настоящее имя называть не любит почему-то.
— Он хоть по-русски-то говорит? — поинтересовалась я. Не хватало мне еще с напарничком на пальцах объясняться!
— Он практически на всех европейских языках болтает, — усмехнулся старик, — Поднатаскался за долгую жизнь.
Я тут же представила себе почтенного дедушку-полиглота с радикулитом и артритом, перед которым мне придется почтительно открывать двери. Ох, мало мне было Лао!..
— И сколько же ему лет?
— А вот это самое интересное, — оживился алхимик, — Точно никто не знает, но не меньше ста пятидесяти — это точно.
— Сколько?! Вы ж говорили, что он не оборотень!
— Я же сказал уже — феномен! Он когда впервые прошел через дверь, перестал стареть. Совсем. Как бы заморозился в том возрасте. А ему и был-то 21 год. Так что пускай тебя его пацанячья внешность не обманывает: жизненного опыта у него раз в пять побольше твоего.
Еще один бессмертный, блин! Нет, придется срочно учиться в дракона перекидываться, а то в таком обществе даже помирать как-то неудобно…
— И как же, интересно, такое может быть?
— Знать бы… Я в своё время правую руку готов был отдать за то, чтобы его кровь на анализ получить.
— И что?
— Хорошо, что не отдал. Ничего в нем особенного обследование не выявляет. Во всяком случае, современными методами. Загадка. Он, кстати, еще и оборотней от обычных людей с первого взгляда отличать научился — то ли по запаху, то ли по ауре — не говорит. Я — и то так не умею.
— Меня же Вы определили как-то…
— Так я к тебе четверть часа присматривался, не меньше. Ты мне, кстати, напомни как-нибудь, я тебя тоже поучу, какие у оборотней характерные признаки есть.
— Так, может, прямо сейчас?
Старик глянул на часы.
— Прямо сейчас не получится — станция.
Ну, «станция» — это было сильно сказано. Поезд замедлил ход и остановился на каком-то откровенно захолустном полустанке, который ему вообще-то полагалось бы проскочить на всех парах. Подобные места всегда вызывали во мне изумление, смешанное с чем-то похожим на ужас: и как здесь люди живут?! Два дома, одно чахлое дерево и — степь до самого горизонта во все стороны. Это даже с жизнью первобытного племени не сравнишь — тех хоть много, есть с кем пообщаться. А тут — максимум пара семей. Без телевидения, без радио, за книгой черт-те сколько километров до ближайшего города ехать надо, да и нет у них, скорей всего, денег на такие излишества, как книги… Нет, я, конечно, в детстве «Буранный полустанок» читала, но все равно как-то не верится мне, что при такой вот невозможности прямо или косвенно обменяться мыслями с другими людьми можно хоть какой-то разум в себе сохранить…
Долго здесь задерживаться поезд, естественно, не стал: скрипнули колеса и домики, дерево и коричневый от степного загара мальчишка, глазеющий на вагоны, медленно поплыли назад.
А дверь нашего купе неожиданно открылась, и с первого взгляда на шагнувшего к нам парня я поняла, что это-то и есть мой будущий (или уже настоящий?) напарник. Был он примерно моего роста (а я по утрам на метр 74 вытягиваю), худой, с длинными, выгоревшими на солнце до полной бесцветности волосами. Конечно, красавцем его вряд ли назвала бы даже родная мать, но что-то в его лице сразу же притягивало и вызывало симпатию, какая-то спокойная и доброжелательная открытость. Одет он был не по сезону легко: застиранные джинсы, джинсовая же, явно гораздо более новая, рубаха и черный замшевый жилетик, залоснившийся на швах. И полупустой мешок из точно такой же замши висел у него на плече.
— Здравствуйте, Лао. Всё, как договаривались, — заявил вошедший и уселся на полку рядом со мной.
— Здравствуй, Хитч, — улыбнулся ему старик, — Знакомься: это Ирина, которая очень не любит, когда я зову ее Сяо.
— Привет, — кивнула я и в свою очередь усмехнулась, — Только скажу по секрету: мне абсолютно безразлично, как он меня зовет…
Новоприбывший серьезно кивнул, распутал завязки своего мешка и выставил на стол банку кофе и большую черную кружку с нарисованными светлыми прожилками под мрамор.
— Кипяток здесь, надеюсь, найдется? — осведомился он.
— Не знаю, — откликнулась я, — Наверное. Кстати, можешь заодно и мне кофе налить.
Хитч подхватил обе наши кружки и вышел из купе, а Лао повернулся ко мне:
— Да, конечно, еще и твою личную жизнь устроить я не планировал, но…
— Какую еще личную жизнь?! — возмутилась я.
Но алхимику, похоже, сегодня понравилось меня дразнить:
— Ну разумеется, он тебе абсолютно не понравился!
— Отчего же? Понравился. Милый парень — похож сразу на кучу моих друзей юности…
- …на первую любовь…
— Мой первый любофф был похож на киноактера Петра Глебова — черный, кудрявый, скуластый и носатый, — ядовито возразила я, слегка содрогнувшись при этом воспоминании.
К счастью, появление Хитча прервало эту дурацкую перебранку. Я уткнулась в свой кофе и, пока они со стариком обсуждали какого-то общего знакомого, едва не напоровшегося по глупости на охотничью пулю, успела подумать, что да — понравился. Сразу. И лучше всего сразу же выкинуть это из головы. Потому что всё равно ничего из этого не выйдет.
Уже стемнело. Густая, почти черная синева залила степь, в которой не проблескивало ни единого огонька, только яркие отсветы вагонных окон бежали по насыпи — эдакая тень наоборот…
Старик говорил негромко, но четко, так что стук колес не заглушал, а скорее оттенял его голос:
— Страна эта сказочная совершенно, «1001 ночь», яркая, шумная и ленивая. Я там много лет появлялся в качестве посла из далекого государства, которого на самом деле не существует. Но поскольку местные жители к путешествиям не склонны (да и не на чем там путешествовать, кроме лошадей — двигатель внутреннего сгорания так и не придумали), то никто меня на этой лжи не поймал. Правитель — сулушах — меня хорошо знает, тем более, что я в качестве подарков постоянно ему вожу всякую шелупонь из нашего мира: электрические фонарики, карманные электронные игрушки, часы, бенгальский огонь (они там почему-то его тоже не изобрели), авторучки… Ну, а заодно — запас стержней и батареек. В этот раз вот думаю «Поляроид» ему подарить — пусть побалуется… Тебя, Хитч, я представлю, как своего сына и преемника.
— Значит, нам туда еще ездить и ездить, — задумчиво оценил мой напарник, — Вы так уверены, что за один раз нам не справиться?
Старик слегка пожал плечами:
— Лично мне и за полвека ничего добиться не удалось…
— Так что же это за задание такое? — не выдержала я.
— Дело в том, что главным сокровищем сулушаха считается так называемый Цветок Жизни. Невероятное растение! Один его съеденный лист излечивает практически любую болезнь. Ходят слухи, что после этого даже новые зубы вместо выпавших вырастают. Но этого я сам не видел. Кроме того, регулярный прием этого цветка и срок жизни невероятно увеличивает. Отец нынешнего сулушаха прожил 243 года, при том, что они там умирают раньше, чем у нас: лет в 40–50 обычно.
— Ого! — восхитился Хитч, — И что, действительно лечит любые заболевания?
— Исключений я не знаю. Видимо, Цветок Жизни активизирует и во много раз усиливает защитные силы самого организма. Впрочем, не знаю. Мне его пока что исследовать так и не удалось. У них там, кстати, существует ежегодная премия, которую публично присуждает сам сулушах за выдающиеся заслуги — один листок этого растения. Я однажды на эту церемонию попал. В том году наградили поэта — действительно гениальный лирик, нужно сказать, я его стихи читал. Так вот он уже практически умирал: туберкулез на последней стадии. А через 10 дней он уже сидел на рынке, читал новую поэму и курил местную дрянь, которой они там вместо табака травятся…
— Ну, дел-то, — фыркнула я, — осталось только попасть в лауреаты этой госпремии…
— И как ты намерена это сделать? — почти серьезно поинтересовался старик.
— Мне, как женщине, конечно, не светит… Пускай вон Хитч с собой мотороллер прихватит — глядишь, уговорим падишаха, или как его там, сменяться!
Хитчхайкер расхохотался, а старик нарочито развел руками:
— Увы… Премия-то публичная. Если ее за взятки или просто любимчику вручить, народ может и бунт поднять… Собственно сам Цветок Жизни считается настолько сакральным предметом, что о нем даже заговаривать с сулушахом нельзя, тем более — просить. А наказание за эти вещи там универсальное — смертная казнь.
— То есть Вы за всё это время даже не попытались попросить его у сулушаха, купить или обменять? — уточнил Хитч.
— У меня же до сих пор голова на плечах, верно? — улыбнулся старик, — Чего и тебе желаю. Нет, легальным способом там и сухой тычинки не получишь.
— А нелегальным? — вырвалось у меня. Ну, понимаю, понимаю, что для отца русской демократии у меня слишком мелко-уголовный масштаб. Но я же, собственно, и не претендую…
— Нелегальным тоже пока не удалось. Взяток я раздал — самолет купить можно! Но удалось узнать только, что Цветок Жизни содержится в Малом дворце, где размещается гарем и куда кроме самого сулушаха и охранников из элитной гвардии никто не допускается.
— А охранники — евнухи?
— Может быть. Я к ним в штаны не заглядывал. Они фанатики, похлеще хашишинов. Их с младенчества в особых монастырях натаскивают на безусловную преданность сулушаху. Так, чтобы в любой момент быть готовым схватить за хвост разъяренного льва, если он на правителя бросится. Деньги и прочие жизненные блага их совершенно не интересуют. У них на всё один ответ: «В раю всё равно лучше!» Им, видишь ли эдакий особенный парадиз обещан…
— Да, мимо таких, пожалуй, не проберешься, — вздохнул Хитч.
— Самое забавное, что пробраться-то как раз запросто можно. Дело в том, что одна из дверей, ведущих в тот мир, как раз в Малом дверце располагается!
— Ого! — оживилась я, — Так за чем же дело стало?
— Всё не так просто. Ключ от комнаты, где находится этот цветок, есть только у сулушаха. Причем замок там очень хитрый: вставить в него ключ можно только один раз в день — в полдень. А в это время сулушах всегда сам идет в эту комнату подышать живительным ароматом — один или со своей любимой женой… Конечно, бывают иногда и у него какие-то неотложные дела, но во-первых, такой момент еще нужно подловить, а во-вторых, умудриться сделать копию с ключа…
В голову мне тут же пришла идея. А в следующий момент я поняла, что самому Лао она наверняка пришла намного раньше, чем мне. И дико разозлилась. Вот гад! Голову на отсечение даю: молчит только потому, что хочет, чтобы это кто-то из нас предложил! Дескать, это не он меня подставляет…
— Так Вам один только листок нужен, — с невозмутимым видом уточнила я, — Или желательно растение целиком спереть?
— Один листок — это уже замечательно, — изучающе посмотрел на меня Лао, — Но в идеале… Я узнал, что несколько лет назад у Цветка Жизни появился отросток. И вот если б его можно было бы…
Я резко поднялась и спросила Хитча:
— Куришь?
— Курю, — удивленно ответил он.
— Тогда пошли в тамбур, подымим.
Лао наморщил нос, но комментировать то, что я так хамски его прервала, не стал.
В тамбуре Хитч протянул мне пачку незнакомых фиолетово-черных сигарет с серебряным тиснением.
— Угощайся. Это с моей последней стоянки.
Я прикурила. Табак оказался мягким и очень приятным с легкой медовой отдушкой.
— Вкусно. Это в каком мире такие сигареты дают?
— Я тебе потом покажу.
Мы помолчали, затягиваясь, а потом он заговорил снова:
— Ну, в принципе, всё понятно. В деталях уже на месте разберемся. Я, значит, новый посол, ты — моя жена, если не возражаешь…
Я резко сбила пепел с сигареты и заявила:
— Возражаю. Причем категорически. А ты сам разве не понял, какой у старика план?
- Хм… А ты уверена, что у него вообще есть какой-то план?
— А иначе зачем вообще понадобилось бы меня туда тащить? Сам прикинь: Лао ведь все равно тебя, как сына и преемника, представлять будет. Значит, есть кому Дверь тебе открыть.
— Я как-то об этом не подумал, — слегка помрачнел Хитч.
— Рассуждаем дальше. В Малом дворце бывают только сам сулушах, его гвардия и гарем. И кому проще всего тайно сделать отпечаток ключа а потом выследить момент, когда сулушах будет слишком занят, чтобы посетить Цветок Жизни? Ясно же: женщине из гарема. Так что представлять меня во дворце вы будете, скорей всего, как дочь правителя своей мифической страны, откуда сыплется поток волшебных игрушек, типа фонариков и калькуляторов. Жениться на мне сулушах, понятное дело, не откажется: подумаешь — еще одна баба в гареме, зато, глядишь, новоиспеченный тесть батарейками до конца дней обеспечит!
— И ты что — согласишься?
Так печально и серьезно он это спросил… еще и за руку взял… А руки у него красивые: узкая ладонь, длинные гибкие пальцы с затвердевшими, как у гитариста, подушечками. Не то, что мои культяпки…
Я быстренько повторила про себя мантру: «Всё равно ничего из этого не получится» и ответила:
— Ничего, я девочка большенькая — выкручусь. А старик, между прочим, прекрасно знает, что я терпеть не могу нерешаемых задачек!
Затушила сигарету и шагнула из тамбура.
В купе Хитч прямо с порога заявил:
— И всё-таки вариант с гаремом мне совсем не нравится.
Лао цепко посмотрел на меня:
— Значит, вычислила всё-таки? Я, впрочем, и не сомневался. И в своё оправдание могу сказать только одно: если бы ты промолчала, я бы об этом варианте тоже не заикнулся. А кстати, как ты себе всё это реально представляешь?
Я уселась на полку и отхлебнула из кружки совсем уже остывший кофе.
— Прямо на свадьбе разыграю внезапный приступ женского недомогания. Дорога, дескать, волнение, то да сё… Это, во-первых, отодвинет первую брачную ночь в туманное будущее, а во-вторых, будет повод на следующий день напроситься подышать за компанию, как Вы выражаетесь, «живительным ароматом». А дальше… Слушайте, алхимик-фармацевт, есть у Вас какая-нибудь дрянь, которая, если ее сунуть под нос, способна человека на пару часов вырубить?
— Найдем, — усмехнулся Лао, — Я, между прочим, тебе ее собирался предложить, как средство избежать выполнения супружеских обязанностей, но твой план лучше. Натуральнее. Кстати, напрашиваться тебе никуда не придется. На следующий день после заключения брака существует обряд представления новой жены Цветку Жизни. Считается, что Цветок должен очередную супругу одобрить.
Тут мне уже стало смешно:
— А как, интересно, он может выразить своё неодобрение? Помойкой завоняет?
— Зря шутишь, — мотнул головой старик, — Если цветок слегка поникнет, — а бывали такие случаи — то новобрачную просто отправляют назад к родителям, а вот если с ним что-то посерьезнее случится — например, листок засохнет — тогда уже применяют радикальные меры. Смертную казнь.
— Ну, это уже слишком! — вмешался Хитч, — Хрен его знает, этот цветок… И что мы — девчонку под топор подставлять будем?!
В моём возрасте лестно, конечно, когда тебя называют девчонкой, но всё же как-то… Спору нет, на сорок я не выгляжу, но ведь и на 18 никак не тяну! Хотя если этому бродяге действительно полторы сотни лет, я для него школьница просто… И защищает он меня так рьяно, скорей всего, вовсе не из-за внезапно вспыхнувшей симпатии. Просто — мужское самолюбие играет.
— Ничего страшного, — отмахнулась я, — В крайнем случае обернусь лисицей и удеру в Дверь — они и опомниться не успеют.
— Всё равно мне это не нравится, — продолжал настаивать на своем Хитч, — Ее подставляем, а сами отсиживаемся. Может, лучше нападение демонов устроить? Вывалились бы из Двери в полдень человек пять-шесть. Можно еще одеться пострашнее, чтобы окончательно всех напугать. Ключ у сулушаха этого вытрясли, взяли, что нужно — и домой.
— Замечательный план, — усмехнулся алхимик, — Только вот пара вопросов. Первое: откуда нам этих пять-шесть человек взять. Ты сам кого-нибудь из наших знаешь, кто в одночасье всё бросит и побежит кулаками размахивать, пусть даже и за хорошие деньги.
— Кто-то из молодых, может быть, — предположил Хитч, но уже как-то неуверенно.
— И где их искать — молодых этих? Объявление в газету дать? А вопрос номер два еще интересней. Элитная гвардия демонов вряд ли испугается. Для них же это не служба, а священный религиозный долг. И что ты предлагаешь: из УЗИ их перестрелять? Лично ты сам бы взялся?
Хитч промолчал. Чувствовалось, что возразить ему нечего, хотя соглашаться тоже ужасно не хочется. Лично я терпеть не могу видеть мужчин в таком положении, поэтому пришлось заговорить максимально-бодрым тоном:
— Вы чего трагедию устраиваете, а? Подумаешь, сбегаю быстренько замуж! Насиловать меня этот сулушах всё равно не станет — больно оно ему надо при гареме в сорок голов. А вариант в случае чего обернуться лисой и ломануться в Дверь всегда при мне!
Лао помолчал и кивнул:
— Так и договоримся. Только обещай, что циклиться на выполнении задания не станешь. Чуть что не так — в шкуру и к Двери. Я тебе нарисую, где она расположена. А то я и так уже из-за всего этого себя старой сволочью чувствую.
— А можно подумать, что Вы — сволочь молодая! — не удержалась я, вспомнив старый фильм.
И мы рассмеялись — все трое — да так, что в соседнем купе кто-то недовольно забарабанил в стенку. Всё верно — ночь.
— Так. Умываться — и спать, — подвел черту старик, — Всё остальное решим на месте.
У себя дома я, скорей всего, заснуть бы так и не смогла. Ворочалась бы всю ночь, то представляя завтрашний день, то снова чувствуя пальцы Хитча на своей ладони. Ну, нервная я, психованная! Эх, лучше б у меня вместо сна аппетит пропадал, ей-богу!
Но на этот раз старик заставил меня глотнуть какой-то теплой желтой жидкости с запахом мяты, и очень скоро полка подо мной поплыла под стук колес и легкое посапывание моего напарника с верхней полки (вот уж кто провалился в сон моментально, стоило ему принять горизонтальное положение!). Я еще успела подумать: «Интересно, а где же я возьму свадебное платье? Неужели прямо так, в штанах, венчаться придется?» — и из-за закрытых век на меня накатились зеленые сны, в которых не было ни стен, ни угрозы, ни беспокойства, ни печали о том, что всё равно ничего из этого не получится…
Пункт назначения встретил нас облупленными стенами старенького вокзала и самой неуютной погодой из всех существующих. Должно быть, в небесной канцелярии планировались красивые крупные хлопья снега, но вот на местах, как обычно, не доработали, так и не дотянувши температуру до минусовой, так что снег, тая по пути, к земле добирался уже в виде огромных волглых капель, тяжело шлепавшихся нам на плечи и головы.
Старик — самый предусмотрительный из нас — запасся плащом с капюшоном. У меня плащ тоже был, и даже с зимней подстежкой, но промокал он, как выяснилось, мгновенно, а шляпу я и вовсе не догадалась прихватить. Зато у Хитча в сумке обнаружился огромный кусок плотного полиэтилена (теплицу он, что ли ободрал?), который он умудрился растянуть на нас обоих. Конечно, стоять, прижавшись друг к другу, было не слишком удобно, но маленькая привокзальная площадь, где мы пытались поймать машину, увы, не обладала такими удобствами, как козырьки, навесы и прочие укрытия. С машинами же дело обстояло и вовсе худо. Девять часов утра и слякотная погода совершенно не располагали редких водителей к поездке в дальний поселок, где нас ждали и дом, принадлежащий алхимику, и заветная дверь.
В конце концов, я заявила, что еще чуть-чуть — и вместо придуманного недомогания у меня появится вполне реальный бронхит вместе со своими братишками — трахеитом и фарингитом, и была отпущена в привокзальный буфет отогреваться кофе.
Стоя возле высокого столика, я потягивала омерзительно-сладкий напиток и рассматривала интерьер, единственным украшением которого служили несколько рекламных постеров, в том числе и весьма актуальный здесь (принимая во внимание буфетные пирожки) плакатик, изображающий средство от несварения желудка.
— Приезжая, что ли? — раздался бесцеремонный женский голос у моего правого плеча.
Я оглянулась. Там стояла средних лет тетка с волосами красно-коричневого, не встречающегося в природе оттенка и в куртке модного несколько лет назад люминисцентно-зеленого цвета. Я подавила в себе инстинктивное желание зажмуриться и ответила:
— Да, приезжая.
— Куда тебе ехать-то? — продолжала расспросы тетка.
— К детскому санаторию. Только вот мы никак машину поймать не можем.
— И не поймаете, — уверенно заявила она, — Сейчас не лето — в такую даль фиг кто поедет, — и не успела я приуныть, добавила:
— Так что считай, что тебе повезло. Я как раз туда еду.
— Но со мной еще двое, — поспешила предупредить я.
— Поместимся. Где они у тебя?
Выйдя на улицу, я не успела и рта раскрыть, чтобы похвастаться своими успехами, как Лао, заметив нас, разулыбался добровольной таксистке.
— Здравствуй, Раиса! — и, обращаясь уже ко мне, пояснил, — Знаешь, кого ты подцепила? Это соседка моя, Раиса Муратовна. Она, кстати, и за домом приглядывает, когда меня нет.
Тетка заметно смутилась и полезла зачем-то во внутренний карман куртки:
— Тут это… Лао Шэневич, я в сезон к вам во двор туристов на машине пускала пожить в летней кухне, так деньги…
— Сочтемся как-нибудь, — отмахнулся старик, — Лишь бы бардака не было.
- Нет-нет, там всё чистенько, — приговаривала тетка, отпирая грязную белую «Ниву», — и в кухне, и во дворе, и под навесом. А сам дом так запертый и стоит. Зря он у Вас, конечно, запертый в сезон-то. Я вон с сезона весь год живу — не жалуюсь…
Лао разместился на переднем сидении, а мы с Хитчем заняли заднее, и машина, наконец, тронулась. Ехать действительно пришлось довольно долго. Мокрый лес уныло тянулся по обе стороны дороги. Лиственные деревья уже стояли практически голыми, и даже ели казались какими-то серыми в этой промозглой сырости. Летом здесь было очень красиво, наверняка, красиво, хоть и совершенно дико, — зимой, но поздняя осень мало располагает любоваться природой. Я подумала, что с удовольствием полюбовалась бы сейчас стаканом хорошего глинтвейна, и довольно громко вздохнула.
— Эй, ты чего? — коснулся меня локтем Хитч, — Смотри, еще не поздно всё переиграть…
— Да я не об этом, — принялась я оправдываться, — Просто подумала, что никуда я сегодня не хочу — только к батарее или к печке какой-нибудь и горячего вина стакан…
— А мы никуда сегодня и не пойдем, — обернулся к нам Лао, — Бесполезно. У них пятница — святой день: до обеда молятся, а после обеда из своих домов уже никому выходить не положено. И гостей принимать — тоже. Так что можешь пить свой глинтвейн у печки хоть до утра — лишь бы назавтра от похмелья не маялась!
Леса внезапно кончились, и мы въехали не то в маленький городок, не то в крупный поселок.
— Что, добрались уже? — оживился Хитч.
— Нет, нам еще во-он на ту сторону вдоль озера, — пояснила соседка Раиса, — А здесь мы только в магазин завернем, а то наш-то не в сезон через день работает.
— Да, и нам бы нужно что-то из еды взять, — озаботился Лао.
— Пельмени, — мрачно отозвалась я, — Я готовить не умею.
— Зато я умею, — неожиданно заявил Хитч, — А ты будешь сидеть у печки, пить свое горячее вино и не вмешиваться в высокое искусство кулинарии.
Оставшуюся часть пути мы преодолели довольно быстро и выгрузились у высокого зеленого забора. Без надписей, к счастью. Домик Лао стоял почти на самом берегу озера, отделяясь от него только неширокой песчаной полосой, поросшей соснами. Я тут же представила, какой здесь рай летом и дала себе слово непременно приехать в столь ценимый местными жителями «сезон».
На одном конце двора располагался небольшой кирпичный дом (всего две комнаты и кухня), а на другом — более хлипкая постройка с висячим замком на двери — видимо, именно туда летом селила туристов деловитая Раиса. Сада, как такового, не было — так, несколько деревьев, а посредине двора раскинулась старая слива, под которой стоял деревянный стол с двумя широкими скамьями рядом. Был во дворе и свой колодец: невысокий сруб с воротом и эмалированным ведром на цепи.
Какой-то патриархальной благодатью тянуло от этого местечка даже сейчас — в грязь и непогоду, хотя, если честно, я всё же предпочитаю квартиры с теплым туалетом и ванной…
— Ну, вот, — обратился ко мне старик, отперев все положенные замки, — Можешь устраиваться в ближней комнате. А мы будем печку топить.
От стен тянуло сыростью, так что засиживаться в комнате я не стала: кинула сумку на диван (а была там еще и древняя кровать с пружинной сеткой) и отправилась болтаться под ногами у занятых делом мужчин.
Время пошло как-то бодро и незаметно. Печь, заглотив порцию угля, быстро нагрела весь дом, Хитч разделал купленную в магазине курицу, замочил в молоке обнаруженные в шкафчике сушеные грибы и присел рядом, потягивая глинтвейн, который я всё-таки соорудила в первой попавшейся кастрюльке, используя знакомые и не очень пряности, которых у Лао оказался изрядный запас. Сам хозяин дома возился в дальней комнате, временами что-то двигая и скрипя дверцами невидимых шкафов. Наконец, он вышел, таща за собой какое-то громоздкое, но, видимо легкое сооружение.
— Нашел всё-таки, — с удовлетворением заявил он, — Ну-ка, царская невеста, примерь!
Я оторопела. Примерить ЭТО?!
Больше всего доставленная алхимиком вещь напоминала гигантский, в человеческий рост, матерчатый абажур на колесиках. Для полного сходства с люстрой, висящей у меня на кухне, ему только бахромы по низу не хватало!
— Это у них называется «чуйван», — пояснил Лао, — Без этой штуки женщина может показаться только мужу, отцу или другой женщине. Ну, и собственному сыну, пока ему пять лет не исполнится. Да ты не стесняйся, — кивнул он мне, — залезай, — и приподнял кусок ткани с одной из сторон «абажура».
— А может, мы на наши обычаи сошлемся, и я налегке пойду, в парандже, например? — вяло попыталась отмазаться я. Впрочем, абсолютно безуспешно.
Изнутри чуйван непереносимо вонял застарелыми цветочными ароматами и пылью. К тому же, он оказался мне мал. К счастью, не в плечах. Но вот стоять я в нем могла только в полусогнутом состоянии, как в переполненной маршрутке.
Но это, как выяснилось, было еще полбеды. Настоящая беда наступила, когда мы с Хитчем по рекомендации старика стали репетировать совместный поход по городу. Обычно это делается так: мужчина тянет чуйван за прикрепленный спереди ремешок, а женщина семенит внутри. Казалось бы, просто, да? Но не для меня. Во-первых, я совершенно не видела, что происходит снаружи. Конечно, были там и дырочки для глаз, но вот располагались они где-то в районе моего подбородка. Во-вторых, согласовать свои шаги с походкой «поводыря» мне тоже никак не удавалось, в результате чего нижний обруч, на котором крепились колесики, постоянно и весьма ощутимо бил меня по щиколоткам. А если учесть, что при этом я была вынуждена передвигаться, согнувшись в вопросительный знак, то неудивительно, что пару раз я чуть не упала даже на ровном деревянном полу.
Когда экзекуция закончилась, я решительно заявила, выкарабкавшись из подлой конструкции:
— Нет! Всё, что угодно, только не это! Они, видать, там своих баб с детства дрессируют, а мне лично куда проще ходить на гэта со связанными коленями! Может, лучше паланкин какой-нибудь наймем или повозку?
— Не положено, — развел руками Лао, — Женщина должна по городу ходить пешком. Хотя один вариант всё же есть. Залезай-ка обратно и постарайся прижаться к передней стенке.
Когда я это сделала, старик прикрепил за моей спиной на металлические прутья, составляющие каркас чуйвана, широкое сиденье.
— Садись, — распорядился он.
Я не без опаски присела. Колесики нервно заскрипели, но не отвалились. Пока что.
Хитч попробовал потянуть это сооружение и преувеличенно-тяжко вздохнул:
— Ну, ясно. Теперь из меня ездовую собаку делать будем!
— Слушайте, так и надорваться недолго! — засопереживала я, — У меня же лишнего веса столько, что еще одну женщину запросто сделать можно!
— Балбеска ты, всё-таки, Сяо, — хмыкнул старик, — Можно подумать, ты не знаешь, как в несколько раз легче стать!
Я уже открыла, было, рот, чтобы возразить, что за оставшиеся полдня мне никакие диеты и лечебная физкультура не помогут, когда сообразила, о чем он говорит.
Дальше все пошло, как по маслу. В лисьей шкуре я действительно весила не так уж много, и Хитч мог катать меня так же легко, как и продуктовую тележку в магазине. Поначалу я еще боялась соскользнуть с сидения, но Лао решил эту проблему очень просто: подтянул передний край доски так, что теперь упасть я уже точно не могла.
Наконец, чуйван был задвинут в угол, и пока Хитч тушил курицу в грибном соусе, старик еще раз инструктировал меня:
— Значит, заходишь внутрь — превращаешься. Главное, не забудь, когда будешь выходить, обернуться человеком. И еще запомни: женщина там имеет право говорить только с разрешения мужчины. Хочешь о чем-то попросить или спросить — склони голову и жди, пока тебе позволят сказать. Или — если ты в чуйване — слегка дерни его назад. Мы, конечно, сулушаха предупредим, что у нас равенство полов и прочий феминизм, но всё же лучше не нарываться.
Я обещала постараться. В конце концов, не так уж и долго мне там предстоит торчать — сдержусь как-нибудь.
А потом мы ели восхитительно-вкусную курицу, пили ароматный чай из обширной коллекции Лао и лениво обсуждали детали завтрашнего похода.
После обеда (посуду я всё-таки вымыла сама — надо же было внести хоть какую-то трудовую лепту!) меня понесло смотреть на озеро, том более, что дождь/снег уже кончился. На берегу было пустынно и неуютно, но красиво. Серо-голубые волны беспорядочно накатывались на берег, ветер раскачивал сосны, а скалистый островок причудливой формы посередине озера казался грозным и величественным. Хорошо здесь было — так хорошо, что и думать не хотелось об интригах, кражах и восточных правителях…
Я прошлялась до самой темноты и даже дольше: обернувшись лисицей, обследовала ближайший лесок, вспугнула серую белку, которая долго потом скандальным тоном цокала на меня с верхней ветки дерева, полюбовалась красным солнцем, медленно утопающим в водах озера, уже в человеческом виде прошлась по поселку и даже приобрела зачем-то у встречной бабульки баночку варенья из непереносимо-запашистой, мелкой и горькой дикой клубники.
Оставшиеся дома мужчины явно оказались выше того, чтобы беспокоиться за меня или, тем более, отправиться на поиски. Когда я, наконец, вернулась, они мирно играли в нарды на кухне. Я молча налила себе кружку чая, нацепила наушники, включила плейер и стала наблюдать за игроками. Занятие, конечно, не из веселых, но кроме этого, развлечений у меня не нашлось. Тепло, уютно, лениво, и Том Уэйтс в наушниках хрипло рассказывал мне про blue valentine…
Очнулась я только тогда, когда старик шумно сгреб фишки и объявил:
— Отбой. Располагайтесь в передней комнате. Белье, подушки и одеяла — в шкафу. Учтите: завтра подниму вас на рассвете.
Было всего 11 часов вечера — при моих совиных привычках — белый день, но спорить не приходилось. Я безропотно глотнула желтой настойки, так хорошо усыпившей меня накануне, и отправилась в комнату стелить постель. Через пару минут там же объявился и Хитч. Я бросила взгляд на старую железную кровать с проволочной сеткой и поспешила заявить:
— Чур, я сплю на диване!
— Чур, я тоже! — бодро подхватил Хитч.
М-да! Дело было вечером, делать было нечего… Он что, решил, что если я подписалась на эту авантюру с гаремом, то со мной можно особо не церемониться?! Нет, я, конечно, не требую, чтобы за мной ухаживали по полгода, осыпая цветами и бриллиантами… Я, черт возьми, могу даже под настроение и в первый день знакомства оказаться с человеком в одной постели, но… но… Наверное, всё дело было в том, что Хитч уже начал мне по-настоящему нравиться…
— Вот что, — я специально выбрала максимально спокойный, даже немного расслабленный тон, — Я женщина, конечно, ни с какой стороны не порядочная. Но самолюбивая. А такие заявки моему самолюбию не льстят.
Он явно собрался что-то возразить, но я не оставила ему такой возможности.
— И давай на этом закроем тему. Нам с тобой еще работать вместе не один день, и, мне кажется, совсем уж портить отношения не стОит.
И никаких тебе «спокойной ночи»! Хитч лязгнул пружинами койки, поворочался и, похоже, уснул, а мне на сей раз настойка Лао что-то не очень помогала. Я лежала на отвоеванном диване, отвернувшись носом к стенке, и всё ворочала в голове эту ситуацию.
Глупо всё. И нечестно было ставить меня в такое положение. Если бы он просто меня поцеловал… Наверное, нужно было свести всё к шутке, но очень уж я растерялась… Зато теперь — пожалуйста: я гордая и высокоморальная дама… которую он на два метра обходить будет. Так и станем отныне ночевать: на одной кровати — он, на другой — я со своим толстым и красивым самолюбием…
Я проснулась от чужого взгляда. Понятия не имею, как можно с закрытыми глазами почувствовать, что на тебя кто-то смотрит, но лично меня такие вещи всегда будят не хуже ушата холодной воды. Вообще просыпаюсь я обычно резко и, как правило, в дурном расположении духа. «Сова» — что поделаешь? Первые девяносто минут после пробуждения показывать меня публике просто опасно. Но на сей раз кто-то, явно, сам нарывался на этот аттракцион.
Я открыла глаза. Возле моего дивана стоял Хитч с чашкой в руке.
— Вот, — улыбнулся он, — решил искупить вину. Кофе в постель.
— Я лёжа пить не умею, — буркнула я, — Ставь чашку и выматывайся — дай одеться.
Кофе и умывание ледяной водой несколько оживили меня, но для закрепления эффекта я решилась на понюшку робариса (пакетик с этой бодрящей травой хранился у меня со времен самой первой экспедиции «на крайний случай») и вышла в кухню уже вполне похожей на нормального человека.
— Так, — заявил старик за завтраком, — Усиленно рекомендую всем сосредоточиться на деле. Главное для нас сейчас что?
— Цветок Жизни, — поспешила ответить я.
— Неверно, двойка. Главное — отрекомендовать Хитча, как посла и моего преемника. Если план с похищением отростка удастся — великолепно, но если нет, то нам еще в этой стране работать и работать…
— А интересно, — усомнилась я, — а как вы в этом случае объясните сулушаху моё превращение-исчезновение? И захочет ли он впредь иметь дело с послом, который ему в жены черт-те кого подсунул?
— А то мы ему соврать не сумеем, — вмешался Хитч, — Например, что ты — крестная дочь нашей богини, которая тебя мигом заберет, если только заподозрит, что тебя обижают. Ну, или еще что-нибудь наплетем.
Был он всё таким же оживленным и обаятельным, как вчера. Ну да, конечно, дел-то: баба отказала! Было бы из-за чего расстраиваться!
Я ожидала какой-то грандиозной смены костюмов, но, к моему удивлению, к двери мы отправились, в чем были. Хотя конечно, путешественники из далекой страны могут себе позволить необычные наряды. Это ведь только мне предстояло задыхаться в паршивом чуйване!
Дверь я высмотрела еще накануне. Располагалась она в ближнем перелеске рядом с замшелой каменистой горкой. Перед тем, как ее открыть, я невольно еще раз проверила свои карманы. План расположения двери в Малом Дворце — здесь, пачка сигарет — здесь, пузырек с жидкостью, которая должна вырубить сулушаха — тоже здесь (Лао инструктировал меня: «Откроешь крышку, и быстро суй ему под нос. За себя не бойся — на оборотней это не действует»). Всё.
Старик прошел первым, а потом Хитч крепко взял меня за руку, и мы одновременно шагнули в проём…
… и оказались в тесном полутемном помещении.
— Что это? — опешила я.
— Лавка на базаре, — спокойно объяснил алхимик, — Я ее купил, чтобы лишний раз людей не пугать. Прыгай в чуйван, и пойдем. Да, кстати, там, у двери стражник стоит, вы не смущайтесь. Просто сулушах давно уже проследил, откуда я появляюсь. Думает, здесь какой-то хитро замаскированный подземный ход. Ну, и поставил сторожа от греха: вдруг отсюда армия вторжения полезет…
Я хихикнула, обернулась лисицей и постаралась поудобнее разместиться на сидении чуйвана. Для удобства мне там даже проковыряли две дырки в ближайшей стенке, так что я могла посмотреть на окружающую действительность.
Восточный базар под снегом (а в тот день мела мелкая и противная пороша) выглядит довольно нелепо. Торговцы щеголяли в ватных халатах и стеганых штанах, расписанных абстрактными узорами с преобладанием черного и ярко-зеленого цветов, а на головах у них вместо тюрбанов красовались меховые шапки с хвостами. Иной раз с лисьими хвостами, отметила я с содроганием.
Впрочем, легкий морозец отнюдь не мешал продавцам и покупателям орать во всё горло, расхваливая товары и торгуясь. Какофонии добавляла и музыка: буквально через каждые десять шагов попадались сидящие и стоящие люди, лихо наигрывающие закрученные мелодии на каком-то подобии бандеонов. А от сильных запахов у меня очень быстро закружилась голова. Возле каждой второй лавки что-то жарили, пекли или тушили в огромных открытых котлах, а из дверей и с прилавков несло специями, духами, ароматическими куреньями и еще бог весть чем…
Словом, к тому времени, когда базар, наконец, остался позади, я уже впала в какое-то полуобморочное состояние.
— Не спи, — негромко напомнил мне старик, — Мы уже почти на месте.
Дворец сулушаха оказался целым комплексом изящных высоких башенок, соединенных между собой крытыми мостиками и декоративными арками. Окружали его деревья — серые и голые и фонтаны — увы — бездействующие в это время года.
— Вы бы ему лучше саженцы голубой ели приволокли, — заметила я, пока нас никто не слышал, — Для торжественности.
Лао шикнул на меня: оказалось, мы уже подходили к воротам, где дежурила стража. Видимо, охранник у лавки уже успел предупредить их о визите посла со свитой, так что двери перед нами распахнули молча и беспрепятственно.
Прямо за воротами с нами торжественно раскланялся величественный дородный дядя с окладистой черной бородой, настолько длинной и широкой, что она с успехом заменяла ему теплый шарф.
— Почтенный чужеземец впервые радует нас знакомством со своим соотечественником! — приятным баритоном пропел он, обращаясь к Лао.
— Это мой сын, — ответил тот не менее мелодично, — Я стал стар, поэтому он наследует мой чин и мою должность, и мне хотелось бы представить его неоценимому сулушаху, как нового посла.
— Блистательный Правитель всегда рад вашим визитам, — еще раз поклонился дядя, которого меня так и тянуло назвать «церемониймейстером», — Сейчас я позову стражу, чтобы они отвели вашу женщину в Малый Дворец…
— Не нужно, — жестом остановил его старик, — Женщина пойдет с нами и будет одним из предметов нашего разговора с Неоценимым.
На лице встречающего появилось странное терпеливое выражение, словно у дворецкого, наблюдающего, как во время приема в Букингемском дворце какой-нибудь варварский царек смачно откусывает от стэйка, держа его обеими руками. Чувствовалось, что ему невыносимо хочется выразить свое неодобрение, но долг и воспитание взяли верх, и он молча препроводил нас всех к резным дверям центральной белоснежной башни.
Войдя внутрь и миновав небольшую прихожую, где размещалась очередная порция бритых наголо стражников, и нескончаемый парадный зал, весь в затейливой чеканке на стенах и даже на потолке, мы оказались в уютной комнате с пылающим в центре круглым очагом (видимо, аналогом нашего камина), предназначенной для частных приемов.
Лао и Хитч устроились в массивных, покрытых мягкими коврами креслах, подкатив мой чуйван поближе к себе. Мне же особый комфорт не грозил: вернувшись в человеческий облик, я согнулась на жесткой скамеечке и принялась терпеливо смотреть на огонь.
Сулушах явно заставлял себя ждать. «Интересно, какой он? — подумала я, — Должно быть, эдакий бодрый старец, седой, но энергичный…»
В этот момент боковые двери с грохотом отворились и металлический голос откуда-то сверху высокопарно объявил:
— Блистательный правитель, Бесстрашный и Могучий, Всеми Любимый Сулушах Лумард Неоценимый!
Бухнули барабаны, и в комнату по-деловому быстро вошел молодой мужчина невероятной красоты.
Не знаю, возможно, в здешнем мире подобную породу людей долго и тщательно выводили, но у нас ничего подобного мне не попадалось ни в жизни, ни на телеэкране. Пытаться описать это лицо по частям (глаза большие, темно-синие, нос крупный, прямой, ну, и так далее) было совершенно бессмысленно: оно поражало именно своей цельностью и гармоничностью, так что ни одна черта не бросалась в глаза больше других. Но… В конце концов, картины и статуи тоже бывают красивы. Однако местный царёк менее всего походил на экспонат музея. Это был мужчина, да такой, что наверняка у всех встречных женщин (включая лесбиянок, престарелых активисток политических партий и сторонниц теории, что мужик должен быть лишь на йоту симпатичнее гориллы) ноги подгибались!
Хотя о том, что Лао и Хитч не останутся на свадьбу, мы договорились заранее (мало ли что: вдруг мне придется экстренно сваливать, а они останутся у сулушаха под горячей рукой), но всё же, когда они церемонно раскланялись и покинули дворец, мне стало как-то не по себе. Ну, ничего-ничего, завтра я вернусь… в любом случае.
Торжества намечались на вечер, а пока что сулушах вызвал того самого дядю, которого я приняла за церемониймейстера, (кстати, оказался он главным евнухом), чтобы препроводить меня а Малый Дворец — отдохнуть с дороги. К счастью, загружаться обратно в чуйван мне не пришлось, потому что на улицу мы выходить не стали: поднялись по винтовой лестнице наверх, а там уже пошли по крытым мостикам, соединявшим различные башни дворцового комплекса.
Хотя мой провожатый и был предупрежден о том, что ко мне следует относиться практически с таким же уважением, как и к мужчине, но стоило мне сказать первое слово, как он уставился на меня с недоверчивым удивлением, граничащим с ужасом, словно на говорящую собаку. А я, собственно, всего-то спросила, далеко ли нам идти…
Кое-как справившись с шоком, он всё же ответил мне:
— Еще три перехода… Простите, а как мне следует Вас называть?
— Можно просто — госпожа, — что-то мне совсем не хотелось, чтобы он звал меня «Сяо»
— «Гос-по-джа»? — запинаясь, выговорил мой собеседник. Чувствовалось, что это слово ему абсолютно незнакомо.
— Это женская форма от слова «господин», — проинформировала я и тут же, не удержавшись, заметила:
— Я думала, что у евнухов борода не растет…
Придворный, казалось, уже слегка смирился с тем, что я умею не только говорить, но и думать, и обстоятельно объяснил:
— «Евнух» — это просто название должности, госпожа, оставшееся от тех древних времен, когда надзирателя за женами сулушаха действительно оскопляли. Но уже отец Неоценимого отменил этот варварский обычай, стоивший жизни многим претендентам на этот пост.
— Так значит Вы… э-э… полноценный мужчина?
— Да, госпожа. Вполне.
— И у Вас никогда не бывает искушения…
— Нет, госпожа.
— Но как же Вам это удается? — решила я пойти в своем любопытстве до конца.
— Всё очень просто, госпожа, — развел руками мой проводник, — Дело в том, что ни одна из женщин гарема не нравится мне больше, чем моя собственная голова!
Пока я решала, можно ли считать это трагическое заявление шуткой, мы добрались, наконец, до Малого Дворца. Планировка второго этажа, куда мы попали с крытого мостика, была весьма незатейливой: огромный круглый холл с винтовой лестницей по центру, украшенный несколькими фонтанчиками и растениями в кадках, до боли напоминающими обычные фикусы, без окон (свет проникал через стеклянную крышу, широким кольцом окружавшую основание третьего этажа), но с множеством дверей, ведущих в комнаты обитательниц гарема.
— Внизу — помещение для стражи, — пояснил главный евнух, — а наверху — главное чудо и величайшая ценность нашей страны — Цветок Жизни.
… и дверь в наш мир, судя по плану Лао, тоже была где-то там, рядом с Цветком…
— А где же остальные жены? — спросила я, — Хотелось бы познакомиться, поговорить…
— Поговорить?! — мой «экскурсовод» замялся, — Понимаете, госпожа, конечно, некоторые слова они знают: «иди», «сядь», «нельзя» — ну, и еще десятка два…
— Да Вы что?! Я слышала, кошка — и то триста слов понимает…
— Кошка — может быть, — упрямо пожал плечами бородатый евнух, — Да Вы сами посмотрите, госпожа. Сейчас я их позову.
Он покопался в украшенной затейливой вышивкой сумке, которая висела у него на левом плече, и вытянул оттуда пучок длинных трубочек-карамелек. Точно такие же, только в ярких целлофановых обертках, продавали в моем детстве цыганки возле зоопарка вместе с леденцовыми петушками и сахарной ватой. И никогда — никогда! — родители мне их не покупали, ссылаясь на антисанитарию. А ведь так хотелось…
Поток детских воспоминаний был прерван резким воплем моего провожатого: «Конфеты! Конфеты!», и из дверей начали нерешительно высовываться женщины самого различного возраста и телосложения. Некоторые из них были закутаны в цельные куски ткани, наподобие индийских сари, другие щеголяли в длинных широких юбках и бюстгальтерах, расшитых яркой мишурой, двое или трое носили тонкие шальвары с короткими курточками-фигаро, а одна юная особа и вовсе вылетела из своей комнаты обнаженной по пояс. Впрочем, евнух быстро призвал ее к порядку. «Нельзя! Иди! Надень!» — сурово приказал он, тыча пальцем в ее голую грудь. Та недовольно повиновалась.
Женщины быстро расхватали сладости и с удовольствием принялись их поглощать. В этой пестрой толпе попадались и настоящие красавицы, но уж очень портили их абсолютно пустые глаза и настолько бессмысленное выражение лица, что блондинка из анекдота показалась бы рядом с ними Сократом.
Да, окажись здесь какая-нибудь ярая феминистка, она, скорей всего, тут же задохнулась бы от бешенства! Мне — и то стало как-то дурно.
Это был курятник или ферма — но никак не человеческое общество. Чувствовалось, что только присутствие надзирателя удерживает более сильных от того, чтобы затеять драку за конфеты со слабыми, а те, чувствуя на себе жадные взгляды, старались побыстрее сгрызть свои леденцы, не замечая текущую по подбородку слюну…
Когда с угощением было покончено, красотки обратили внимание на мою скромную персону.
— Муж! — безапелляционно заявила одна из них, указывая на меня.
— Нет. Страж! — не согласилась другая.
— Страж волосы нет! — не уступала первая.
— А муж — волосы здесь, — приложила вторая ладонь к своему подбородку.
— Они принимают Вас за мужчину, — пояснил евнух, с трудом перекрикивая гвалт, поднявшийся, когда к обсуждению присоединились остальные узницы гарема, — потому что Вы, госпожа, не едите конфет и разговариваете со мной. Но никак не могут решить, кто Вы. На стражника Вы не похожи, на сулушаха — тем более, а других мужчин они и не видели.
Но оказывается, даже в столь непривычных к эксплуатации мозгах могли родиться альтернативные версии. Под общий шум одна из дамочек протолкалась ко мне и, осторожно потянувши меня за край свитера, жалобно спросила:
— Папа?
Я глянула в ее бездонно-голубые младенческие глаза и совершенно непроизвольно так громко расхохоталась, что все умолкли и испуганно уставились на меня.
— Не папа. Нет, — вмешался евнух, — Отойди. Не трогай. Это — госпожа.
Гарем застыл, пытаясь переварить новое слово.
— Ну, как? — склонился ко мне придворный, — Желаете еще поговорить с ними, госпожа?
— Да нет, пожалуй, хватит, — хмыкнула я, — Проводи меня в комнату и покажи, где можно помыться с дороги.
— Вы сами будете мыться? — в очередной раз поразился он, — По доброй воле?! Обычно женщин приходится держать…
Моё терпение почти иссякло:
— Послушайте, — обратилась я к этому шовинисту по должности, — я что — сильно похожа на ваших женщин?!
— Вовсе не похожи, госпожа, — почтительно наклонил голову он.
— Ну, тогда примите, как данность, что я непохожа на них ВО ВСЕМ! — рявкнула я.
Мне как-то резко стало душно внутри чуйвана, и я невольно посмотрела на Хитча. Ну, ничегошеньки особенного: длинноволосый мальчишка с простоватым лицом, напустивший на себя по поводу представления в новой должности преувеличенно-серьезный вид. Хам и балбес. Но отчего-то аура неотразимости, окружавшая сулушаха, слегка потускнела для меня. Наверное, я просто не люблю совершенства. Наверное, по-настоящему живым я воспринимаю только то, в чем вижу слабость… Дура я, наверное….
Между тем, церемония приветствия и знакомства окончилась, и теперь старик извлекал из мешка щедрые дары от своего вымышленного государя. Мраморный столик, куда он их выкладывал, постепенно превращался в копию витрины мелкого магазинчика, торгующего китайским барахлом, — не хватало разве что бумажных ценников. Кстати, скорей всего, именно в подобном магазинчике алхимик и отоварился — к великой радости хозяина… Сулушах уже успел повосторгаться единственной приличной здесь вещью — камерой «Поляроид», которую получил вместе с подробной инструкцией и изрядным запасом пластинок, и теперь из рук в руки переходили мелочи, типа говорящего будильника, термоса и зажигалок.
Наконец, дошла очередь и до самого большого подарка. То бишь, до меня в оригинальной упаковке.
— Кроме того наш Мудрейший и Непобедимый Король, — провозгласил Лао, распевая каждый слог на местный манер, — посылает тебе, о Лумард Неоценимый, в жены свою старшую дочь — крестницу и любимицу нашей верховной богини Свон. Желает ли сулушах, чтобы я совершил церемонию показа невесты немедленно?
Красавец постучал своими полированными ногтями по деревянной ручке кресла, в котором сидел, и задумчиво спросил:
— Но как ты можешь совершить церемонию показа — ты ведь не отец невесты?
— Позволит ли мне сулушах объяснить? — вмешался Хитч, который всё успешнее осваивал принятый при дворе стиль разговора.
Правитель рассеянно кивнул, и чрезвычайный и полномочный посол государства Ду, лорд четырех провинций и королевский гость (а так же бродяга, престарелый пацан и бабник) продолжил:
— Не удивляйся, о Блистательный, но в нашей стране женщин с рождения воспитывают наравне с мужчинами. С ними разговаривают, как с людьми, их обучают чтению, письму и счету, их не прячут в задних комнатах и в чуйванах. Они открыто ходят по улицам и даже торгуются на базарах. Поэтому у нас не нужно быть отцом или мужем, чтобы видеть лицо женщины. И я, и посол Лао видели принцессу, что не мешает нам относиться к ней с глубочайшим уважением.
Сулушах скептически скривил рот:
— С уважением? Хотел бы я услышать от женщины хоть одно разумное слово!
Кажется, здесь начиналась моя партия. Я глубоко вдохнула и решилась:
— В нашей стране, о Неоценимый сулушах, однажды случилось так, что родители потеряли в лесу своего младенца, а дикая волчица вместо того, чтобы съесть, выкормила и вырастила его вместе со своими волчатами. Когда его нашли люди, этому мальчику было уже 12 лет, но он так и не научился ни говорить, ни ходить на двух ногах. Он бегал на четвереньках, лаял и выл, как волк, ел лишь сырое мясо и спал на полу. Это доказывает, о Блистательный, что никто не бывает человеком с рождения. Человека нужно воспитать.
Более благодарной аудитории мне еще не попадалось. Сулушах выслушал мою мауглианскую «телегу» с неослабевающим вниманием, разве что рот не открыл, а после тихо попросил:
— Я хотел бы видеть ее.
Старик поднялся, откинул кусок ткани, прикрывающий вход в чуйван и почтительно произнес:
— Высокочтимая принцесса Сяо, соблаговолите выйти!
В другой ситуации я, скорей всего, расхохоталась бы, но здесь смех был решительно неуместен, поэтому я сделала серьезное лицо с налетом легкой задумчивости и постаралась, как можно изящнее, вылезти из дурацкой палатки на колесиках.
Сулушах уставился на меня, как завороженный. Возможно, мне бы польстило такое внимание, но я вовремя напомнила себе, что скорей всего он никогда в жизни не видел женщину в брюках. Или его настолько потрясли размеры моей задницы, затянутой в джинсы?
Наверняка со стороны всё это выглядело глупым до невыносимости. Я стояла столбом и многозначительно молчала (ну, не реверансы же мне было делать!), сулушах пялился на меня, а Лао и Хитч замерли в своих креслах, как зрители, созерцающие немую сцену «Ревизора».
Наконец, мой венценосный женишок выдохнул:
— Я принимаю этот щедрый дар. Пусть сегодня же вечером всё будет готово к свадьбе!
Честно говоря я не углядела, к кому была обращена эта реплика, но судя по судорожному шороху, раздавшемуся за дверью, приказание достигло нужных ушей. Между тем сулушах поднялся с кресла и подошел к Лао.
— Достопочтенный посол, согласитесь ли Вы отвезти своему Государю мой ответный подарок — алмаз Капля Солнца, — при этих словах он стянул с руки браслет, украшенный камнем таких размеров, что поначалу я приняла его за горный хрусталь. Ну, не бывает таких бриллиантов! Даже в Алмазном фонде — не бывает!
Не знаю, как Хитч, а лично я сразу же представила, как лихо мы могли бы зажить — все трое — продавши этот камушек. Конечно, целиком его купить даже Билл Гейтс вряд ли потянет, а вот если распилить части на четыре…
Но стать миллиардерами в этот день нам явно было не суждено. Лао, не задумавшись ни на секунду, отрицательно покачал головой:
— Увы, Бесстрашный и Могучий, я не могу принять на себя такую ответственность. Путь наш долог и труден, на нем всякое может случиться. Кроме того твои соседи, о Неоценимый, могут неправильно понять передачу главной драгоценности страны…
— Да, пожалуй, — согласился сулушах тоном человека, который только что чуть не совершил непоправимую глупость, и вновь застегнул браслет на своем запястье.
Черт! Вот так, одним красивым жестом… А с другой стороны, — одернула я сама себя, — что я, голодаю что ли? Большие деньги — большая ответственность. Дворец типа этого мне даром не нужен, нефтяная скважина — тем более… Так что ну их — эти коронные бриллианты!
— Существует еще одна вещь, о которой я просто обязан предупредить, — продолжал Лао, — Наша верховная богиня Свон очень любит принцессу Сяо. И если ей покажется — только покажется! — что ее крестницу здесь обижают, то она немедленно заберет ее обратно в дом отца. Надеюсь, что в этом случае сулушах поймет, что решения царей не властны над волей богини, и не затаит зла на нашу державу.
— Я пойму, — кивнул правитель и произнес, глядя мне прямо в глаза, негромко и очень серьезно, — Но я никогда не обижу тебя. Никогда.
И — сама не знаю, почему — в этот момент мне стало его жалко.
Комната, которую мне отвели, выглядела, как смесь борделя с детской. БОльшую ее часть занимала широченная низкая кровать с огромным зеркалом на потолке над нею, а оставшееся пространство было щедро завалено разнообразными игрушками. Куклы, лошадки, плюшевые зверюшки… Да, с развлечениями в гареме было туго: книг читать эти «интеллектуалки» явно не могли, а телевизор с «мыльными операми» тут пока что не изобрели… Зато с водопроводом, к счастью всё обстояло благополучно. Имелся даже некий агрегат (работавший на дровах), который нагревал воду до приемлемой температуры.
Я решительно отказалась сменить свой иноземный наряд на более женственные одежды, простилась, наконец, с евнухом и с облегчением погрузилась в теплую воду. Уж что-что, а силком держать меня в ванне не приходится! Разве что вытаскивать… Правда, вымыть голову местным жидким мылом я так и не решилась (я и в своем-то мире далеко не всем шампуням доверяю!), зато на столике обнаружились ароматические соли, которыми я с удовольствием воспользовалась.
Обтеревшись огромными хлопчатыми простынями, заменявшими здесь полотенца, я вернулась в комнату в таком разомлевшем состоянии, что для ясности ума и бодрости тела мне пришлось снова нюхнуть робариса. Впереди ведь еще свадьба!
Интересно, а новым чуйваном меня ради такого случая обеспечат или придется лезть всё в ту же пыльную дрянь? А может, вообще поженимся в интимной обстановке: я, правитель, евнух, десяток-другой стражей и какой-нибудь местный жрец? По идее, бракосочетание для них — не такое уж торжественное событие, примерно как для нас кошку завести… Так что пир горой они вряд ли устраивают… разве что из чистой любви к пирам…
Впрочем, эта часть жизни обитателей данного королевства (или султаната?) так и осталась для меня тайной. Не успела я даже толком расчесаться, как чей-то голос прямо перед моей дверь торжественно огласил:
— Неоценимый сулушах Лумард желает видеть принцессу Сяо!
Моего позволения на визит никому не требовалось, так что следом за объявлением в комнату вошел Мудрейший и Непобедимый собственной персоной. За пару часов, минувшие с нашей последней встречи, он не подурнел ни на йоту… зоофил чертов! А что, пожалуй, это неплохое лекарство от его неотразимой красоты: представить, как он занимается сексом со своими безмозглыми одалисками. Наверняка и команды им отдает, как служебным собакам: «Лечь!», «Встать!», «Апорт!», то бишь «Минет!»…
Однако, надо бы принять приветливый вид…
— Чему обязана счастьем Вашего визита? — собрав всю свою невеликую светскость, поинтересовалась я, — Ведь наша свадьба назначена только на вечер…
Сулушах присел на краешек кровати, однако, довольно скромно, скорее, как гость, не обнаруживший других сидений, нежели как владыка гарема.
— Да, — согласился он, — Но прежде я хотел поговорить с тобой.
Глупо было бы задавать вопрос: «О чем?» — так что я промолчала, а мой гость после небольшой паузы заговорил вновь:
— Твои соотечественники уехали.
— Да, я знаю.
— Я ничего не могу сказать о молодом, но старик… Он приезжает уже 53 года, всегда ненадолго. Он всегда любезен и всегда привозит щедрые дары. И я — не проигравший ни одной битвы, не уступивший ни в одном поединке, убивший 14 львов, я — боюсь его. Я правлю половиной мира, но когда появляется старик, мне начинает казаться, что мир намного огромнее, чем я думаю. Я боюсь его улыбок, его вежливых слов, недобрых волшебных игрушек, которые он мне дарит, боюсь его появлений ниоткуда и исчезновений в никуда.
— Ни старый посол, и никто другой в нашей стране не желает Вам зла, — вмешалась я.
— Может быть, — вздохнул сулушах, — Но этот человек стал моим кошмаром. Я чувствую: он чего-то добивается. Ему что-то от меня нужно. Я готов отдать ему что угодно, лишь бы избавиться от него, но он не говорит, что. Сегодня он привез мне в жены самую прекрасную и разумную женщину из всех, кого я только видел, и отказался даже от Капли Солнца — великолепнейшего бриллианта во вселенной. А значит, он вернется. Может быть, хоть ты, принцесса, скажешь мне, что ему нужно.
Я невольно вспомнила инструктаж Лао. Цветок Жизни — предмет сакральный, и говорить о нем с корыстным интересом — самый прямой путь к тому, чтобы попасть в руки палача… Но раз уж сам правитель завел об этом речь, можно бы и рискнуть… В конце концов, просто грешно упускать такой случай!
— Я готова тебе об этом рассказать, — сказала я и тут же попыталась подстраховаться, — Но обещай, что ты не прикажешь меня казнить за мои слова.
— Конечно нет! Клянусь, я никогда бы не смог отдать такого приказа!
Ладно, поверим, — решила я, одновременно прикидывая расстояние до незапертой двери.
— Он мечтает получить Цветок Жизни.
Если бы после этих слов сулушах побагровел от ярости или принялся бы звать стражу, я бы не удивилась. Но вместо этого на лице его отразилось огромное нескрываемое облегчение:
— Если бы я только догадался раньше! Это же так просто!
— Просто?!
— Ну да. Понимаешь, принцесса, Цветок Жизни дает отросток один раз в двадцать лет. Обычно спустя год мы его уничтожаем, дабы никто, кроме Верховного Правителя, не смог бы завладеть этим священным растением. Сейчас отросток еще жив, и я не вижу угрозы для своей власти в том, чтобы кто-то на другом конце мира тоже обладал этой панацеей.
— И ты отдашь отросток?! — я с трудом могла поверить в такое счастье. А мы-то! Какую шпионскую интригу разработали!
— Конечно отдам. Прямо сейчас. Но прежде, чем мы пойдем за Цветком Жизни, — и тут сулушах заглянул мне прямо в глаза, да так, что на секунду у меня возникло мучительное желание молча прижаться к нему и самой начать целовать, — я бы хотел сказать тебе кое-что еще.
Он крепко взял меня за руку, сплетя свои пальцы с моими. Наверное, не стоило слушать дальше. Наверное, нужно было сделать одно только движение, один только жест — и в моей памяти навсегда осталась бы самая необычная и яркая ночь любви из всех возможных. Но… я не пошевелилась. Не знаю, почему. Не знаю. И знать не хочу.
Должно быть, он тоже ждал: слова, жеста, взгляда, улыбки, слезы — хоть чего-нибудь. И — должно быть, впервые в жизни — не дождался. Ему оставалось только говорить.
— Я с самого начала понял, что ты уйдешь. Ты слишком непохожа на наших женщин, чтобы жить в гареме. Любовь к тебе — странное и причиняющее боль чувство на грани запретного, словно я, как наш великий поэт Кэйрал, влюбился в мужчину. Я понимаю, что всё у нас тебе чуждо. Я понимаю, что всё бесполезно. Но я не могу не попросить: останься со мною. Отошли отросток в свою страну и оставайся. Я исполню любое твое желание. Я отселю женщин гарема в Дальний Дворец, от которого у меня нет ключа. Я посажу тебя рядом с собой. Я отдам тебе в управление любую из моих провинций. Только останься.
Мало сказать, что я была удивлена. Кем-кем, а красавицей я никогда не считалась. Конечно, в разных странах вкусы разные, но чтобы в меня с первого взгляда влюбился такой мужчина — это мне и во сне присниться не могло! И всё же…
Я не люблю и не умею управлять провинциями. Я никогда не сидела на троне, но всё-таки думаю, что обычное кресло — удобнее. Я… Впрочем, зачем оправдываться? Я просто хотела вернуться домой.
— Прости, сулушах, — выдохнула я, — Ты мудр и щедр, ты прекрасен и великодушен. И меня влечет к тебе так, что всё моё тело готово кричать. Но мы не сможем быть вместе. Ты верно сказал: для меня всё здесь чужое. Я слишком привыкла к недобрым чудесам своего мира, я читала другие книги и слушала другую музыку, меня воспитали в иных обычаях и под иным небом. Наверное, всё это могло бы не иметь значения, если бы я смогла оставаться просто женщиной, не желая большего, чем любовь. Но я уже не могу. Прости меня — я отравлена своим миром. Но если ты хочешь, сегодня…
— Нет, — улыбнулся он так грустно, что я почувствовала себя садисткой, — Я не хочу знать, каково это — любить тебя. Это было бы слишком реальным. А так… так я, возможно, когда-нибудь научусь вспоминать тебя просто как странный и чудесный сон, как то, чего никогда не было и не могло бы быть в моей жизни…
И, разумеется, он был прав. Зато у меня, кажется, появился еще один повод до конца своих дней спрашивать себя, не идиотка ли я. Впрочем, о чем тут спрашивать? Конечно же идиотка!
А за дверью была глухая ночь и безлюдье. Конечно, глупо с моей стороны было представлять, что старик или Хитч ждут меня здесь, лязгая зубами от холода у костра. Ведь по всем расчетам я должна была появиться только завтра, так что им совершенно незачем было бы тут мерзнуть.
Самое обидное, что направление, в котором следовало идти, я представляла с трудом. Нет, что на запад — это я помнила. Но кой черт определит в этой тьме кромешной запад?! Вот было бы солнце на небе… И чего я, собственно говоря, не осталась ночевать во дворце? Кстати, со временем тут тоже какая-то нестыковочка: там вечер только-только начинался, а тут уже полночь-заполночь! Ладно, спросить об этом я всегда успею, а пока хорошо бы понять, куда же всё-таки идти…
Проще всего было бы обернуться лисицей, и тогда запахи непременно выведут меня к человеческому жилью. Но за пазухой у меня угревался драгоценный отросток Цветка Жизни. Не бросать же его на заиндевевшей земле! И в зубах не утащишь — померзнуть может. Жди потом двадцать лет следующего! Я представила себя шестидесятилетней матроной («Здравствуй, дорогой! Мне бы еще один цветочек!») и невольно усмехнулась. Хотя смеяться, в сущности, было особо не над чем.
Помощь пришла неожиданно. Не знаю, то ли кто-то там, наверху, вник в моё бедственное положение, то ли просто дурам, как и дуракам, — счастье, но в этот самый момент я услышала невдалеке мычание, в котором угадывалась популярная народная песня «Ой, мороз-мороз». Мне оставалось только идти на голос. Вскоре выяснилось, что звуки издавал чахлый мужичонка в добротном тулупе, который очень странно смотрелся в сочетании с бесформенной фетровой шляпой, украшавшей его голову. Естественно, был он вдрызг пьян, но на ногах, как ни странно, держался.
— А ты кто? — заметил меня мужичонка, — Ты что ли тоже из гостей с Ан’толичем идешь?
— Иду, иду, — решила не вдаваться в объяснения я, — В поселок детского санатория мне. Только вот куда идти, не знаю.
— За эт’ не волнуйся, — заверил меня собеседник, — Ан’толич тут всю жись живет. У Ан’толича автопилот. Направление держим! И — с песней!
После этих слов абориген вернулся к прерванной мелодии, умудряясь нетвердо, но шустро переставлять ноги вдоль некой магнитной линии, влекущей его к родному поселку.
Альтернативы у меня, в общем-то, не было, и я поспешила за ним, рассудивши, что всяко лучше идти, чем стоять на месте. «Куда-нибудь ты обязательно придешь, нужно лишь идти достаточно долго», — кстати вспомнилась мне мудрость Чеширского Кота.
Судя по наличию автопилота и тем крутым виражам, которые он время от времени неожиданно закладывал, Ан’толич вел свое происхождения от самолета «Ан», только вот мотор у него работал не на керосине, а на ином, более экологичном виде топлива. К сожалению, его бортовое радио заклинило на одном-единственном куплете фольклорного хита, слегка адаптированного к личности исполнителя:
«Я вернусь домой
На исходе дня,
Напою жену,
Обниму коня!»
Впрочем, даже этот вариант согревал надеждой на то, что домой он всё-таки когда-нибудь придет.
К моему великому удивлению, пришли мы довольно быстро, причем не «куда-нибудь», а именно в нужный мне поселок. Возле темного магазина с огромным амбарным замком на двери безотказный внутренний навигатор повлек Ан’толича направо, а я свернула в противоположную сторону к дому старика.
Ворота, к счастью, оказались не заперты, но света в окнах не было. А вот входная дверь оказалась на запоре, и мне пришлось довольно долго стучать в нее замерзшими руками и даже пару раз пнуть ногой.
Мне открыл заспанный и очень недовольный Лао.
— Шляешься по ночам! — буркнул он, но увидев горшок с отростком, слегка смягчился:
— Надо же! Принесла! Ладно, все восторги — завтра, а сейчас — брысь спать!
Я покорно потащилась в переднюю комнату. Там на диване, который я уже привыкла считать своим, уткнувшись носом в подушку, безмятежно дрых Хитч. Я кисло посмотрела на пружинную койку, потом снова на двуспальный диван, стянула с себя джинсы и, прихватив подушку и одеяло, решительно подвинула своего напарника к стенке. Он заворочался и, не открывая глаз спросил:
— Ты что, уже вернулась?
Я натянула одеяло на себя, а заодно и на его руку, отчего-то оказавшуюся на моем плече, и ответила:
— Нет, это кошмарный сон! И не вздумай просыпаться!