Лисьи листы

Глава 1

Очередная тренировка по превращению в дракона закончилась традиционным провалом.

— Я бездарь, — заявила я, плюхнувшись на свой любимый пуфик, — И охота Вам со мной возиться?

Лао всыпал в свой чай щепотку чего-то красного, понюхал, подумал и добавил еще серый кристаллик.

— На самом деле ты очень талантливая девочка, — заявил он, — Просто такие вещи сходу не делаются. Если бы ты с детства занималась… Жаль, конечно, что я не нашел тебя раньше.

— Значит, Вы меня искали? — заинтересовалась я, — Почему?

Лао наморщил нос и буркнул в чашку:

— Проговорился всё-таки… Да, искал. Дело в том, что ты моя внучка.

— Кто?! — озадачилась я.

Одного своего деда я помнила весьма неплохо. Жил он далековато от нас — на Клязьме, но каждый раз, приезжая в Москву, я хотя бы на несколько дней обязательно останавливалась у него. Бывший преподаватель университета, он до глубокой старости не утратил интереса к жизни, старался быть в курсе новейших открытий, много читал, и поговорить с ним было всегда интересно даже такому профану в области естественных наук, как я. Он умер 15 лет назад и там же, в Подмосковье был похоронен.

Другого моего деда репрессировали еще в тридцатых, вскоре после маминого рождения, так что с ним встречаться я, конечно же, никак не могла. Но сколько я себя помню, в спальне родителей висел его портрет, сделанный с единственной сохранившейся фотокарточки: изящное породистое лицо, странно оттеняемое монгольскими скулами. И ничего общего с Лао.

- Внучка, — подтвердил алхимик, — Разумеется, с некоторым количеством приставок «пра-». Так уж случилось, что мои дети родились людьми. И внуки тоже. И мне пришлось на какое-то время потерять связь со своей семьей.

— Пришлось?

— Ну да. Например, ради того, чтобы избежать вопросов типа: «Дедушка, а как это тебе удалось 200 лет прожить?» Хотя, конечно, к тому времени мне было много больше двухсот…

Лао помолчал и отхлебнул свой сложносоставной напиток.

— За всеми не уследишь… А тут еще эти войны, революции… Я и о тебе-то узнал случайно. Если бы мне не понадобилось открыть бизнес в этом городе…

— Ага, значит, я теперь богатая наследница! Только вот наследства мне дождаться явно не светит! А бессердечный дедушка вместо того, чтобы дарить новообретенной внучке яхты и бриллианты, бессердечно ее эксплуатирует…

— Ты этим родством не очень-то обольщайся, — усмехнулся старик, — Оно у нас настолько дальнее, что я на тебе даже жениться бы мог без риска для потомства!

— Полотно «Неравный брак», — фыркнула я, — Только я за тебя бы, дедушка, фиг вышла!

— Где уж мне! Ты ведь у нас и коронованных-то женихов не слишком ценишь!

— Это Вы про Неоценимого? Так его по определению оценить невозможно!

— А когда это тебя останавливало слово «невозможно»? Кстати, ты сейчас просто развлекаешься или от продолжения тренировки увиливаешь?

Я театрально вздохнула:

— Конечно, увиливаю! Если бы хоть какой-то прогресс был…

— … например, пара чешуек на морде отросла…

— Ох нет! Без такого прогресса я как-нибудь выживу! Послушайте, Лао, а почему мы совсем не общаемся с другими? В смысле, с другими оборотнями?

Алхимик отставил чашку и посмотрел на меня:

— А зачем?

— Ну… Ведь даже люди с общими интересами стараются как-то встречаться: меломаны там, или филателисты… А оборотничество — это же не хобби, это всю жизнь меняет. Хотелось бы посмотреть на таких же, как я.

— А меня тебе, значит, мало? — усмехнулся старик, — Впрочем, если так уж хочется, езжай, посмотри. Очередное сборище уже скоро.

— Сборище?

— Ну да, съезд, ассамблея — черт их знает, как они это называют… Я-то такими глупостями не занимаюсь.

— А другие драконы?

— И другие драконы — тоже. Там, в основном, молодежь вроде тебя. Собираются в… — тут Лао назвал не слишком крупный, но старинный областной город, — два раза в году: в самую короткую и самую длинную ночь.

— А плакаты: «Добро пожаловать на ежегодный съезд оборотней!» там будут? — не удержалась я.

— Конечно. И три санитара у каждого плаката. Называют они себя… — старик порылся в ящиках стола и вытянул, наконец, чью-то потрепанную визитку, — … Альтернативная Ассоциация Независимых Экологов.

— Альтернативней некуда! — фыркнула я.

— В общем, хочешь — съезди. 21 декабря уже скоро. Хитч вон завтра приезжает, можешь его с собой прихватить — он там со многими знаком. Как там у вас с ним, кстати?

— Издеваетесь? Вы же сами постарались, чтобы я на этот вопрос ответить не смогла!

Дело в том, что ровно через день после нашего возвращения в город из экспедиции за Цветком Жизни Лао загнал моего напарника в командировку куда-то в южное полушарие. Дескать, там сейчас как раз весна… И вот уже больше месяца — ни писем, ни звонков, ни электронной почты… Вполне логичным было бы предположить, что он давно уже выкинул меня из головы. Так, мелкий эпизод на долгом жизненном пути…

И вообще, какое Лао дело до…

— А злиться тут нечего. Учи языки — станете вместе ездить. А таскаться с тобой в качестве гида и переводчика я его не нанимал. Займись, как следует, хотя бы английским, а то смотри, я тебя дальше территории бывшего СССР не выпущу!

— Я еще и вождение толком не освоила, — попробовала отвертеться я, но Лао был неумолим:

— Можно подумать, что ты на работе пашешь с утра и до вечера! Перенапряг я тебя?

Что верно, то верно: не перенапряг. За последний месяц я смоталась всего-то в пару коротких командировок, на несколько часов каждая. В основном же я осваивала служебный джип, моталась по магазинам и постепенно приводила в порядок свой внешний вид и квартиру, основательно запущенные за несколько лет затянувшейся депрессии.

— Ладно, завтра пойду, запишусь на курсы.

— После Нового года запишешься, — смягчился мой работодатель, — Я решил вам с Хитчем небольшой отпуск устроить. Двадцатого уедете — и можете до 15 января мне на глаза не показываться. Всё равно там сплошные праздники… Зато по возвращении придется попахать. Будешь у меня на работу ходить… как на работу! И еще, — старик внезапно стал серьезным, — ты на этом съезде сильно не расслабляйся. Народ там разный. ОЧЕНЬ разный. Оборотничество ведь само по себе не делает человека умнее. А некоторым и вовсе — последние мозги отшибает. И не комплексуй — ты по рангу выше многих.

А что, у оборотней какие-то ранги есть? — искренне изумилась я, — Может еще и дворянские роды? Давайте я тогда хоть свой титул запишу — для визиток пригодится! Он у нас как, наследственный, а, дедушка?

Лао легонько щелкнул меня по носу:

— Размечталась! Что, в столбовые дворянки потянуло? А владычицей морскою пока не хочешь? У оборотней ранги никаких дополнительных привилегий не дают. Просто считается, что у тех, кто пока что освоил только естественное направление, ранг самый низкий. Выше идут умеющие превращаться и в волка, и в лисицу, еще выше — потенциальные драконы. Ну, и собственно драконы — на самом верху.

— Погодите-погодите, — решила уточнить я, — Я-то думала, что все оборотни — потенциальные драконы.

— Далеко не все, к сожалению. Примерно один из пятидесяти. А научиться оборачиваться драконом и вовсе только единицам удается.

— Да? А сколько вас всего?

— На сегодняшний день? 26 или 27 — точно не могу сказать.

— Во всем мире? Маловато!

— Вот ты научишься — и будет на одного больше, — усмехнулся Лао.

— А как вообще потенциального дракона определяют? — не успокаивалась я, — Почему Вы решили, что у меня это может получиться?

— Очень просто. Обернись в лису, — скомандовал старик, — Хорошо, а теперь в волка. Отлично! Вот видишь: ты в состоянии превратиться из лисицы прямо в волка, минуя стадию человека. А большинство так не может. Им нужно хоть на секунду на двух ногах постоять. Так что если кто-нибудь вздумает тебя потравить тем, что ты молодая-неопытная, просто покажи этот трюк. Успех гарантирую.

Кажется, Лао решил, что раз уж я поднялась с пуфика, то можно будет продолжить тренировку, но не тут-то было! Вопросов у меня еще оставалась целая куча.

— А почему не все оборотни — драконы?

— Господи, женщина, — вздохнул мой наставник, — тебе сорок лет или четыре? Я уже точно чувствую себя дедушкой малолетней внучки!

— Между прочим, как оборотню, мне и трех месяцев еще не исполнилось, — заметила я, — Так что скажите спасибо, что мне уже и без Вас объяснили, отчего ветер дует, и почему трава зеленая! А вот про оборотней — это уж Вы сами, будьте добры!

— Прежде, чем учить, неплохо бы самому знать, — поджал губы алхимик, — А по поводу драконов разные версии есть. Кто-то утверждает, что во всем виноваты смешанные браки с людьми: дескать, потерялся какой-то нужный ген. Но, между прочим, ты эту теорию самим своим существованием опровергаешь. В тебе людской крови 99 % — и ничего!

— А еще версии есть?

— Куча! Говорят, к примеру, что наоборот, драконы — это сравнительно новая мутация, которая пока еще недостаточно широко распространилась. Или — что всё дело только в сроках. Дескать, если бы удалось научиться достаточно ощутимо продлять жизнь, то драконами становились бы все. А «потенциальные драконы» — это просто те, кто учится очень быстро… В общем-то я этот вопрос специально не изучал — знаю только, что никакой определенности здесь нет.

— А… — открыла было рот я, но старик решительно шикнул:

— На сегодня — всё! Тренируемся!

Обернуться из лисы — в волка и дальше… мордой в стенку. Из волка — в лису и дальше… ось заклинило… Я автоматически выполняла указания Лао и думала о том, что вот завтра приедет Хитч… а я сюда не приду. Ни в коем случае. Разве что в приказном порядке. Да, я вредная и закомплексованная. А он старше и умнее… должен бы быть.

Наконец, старик смилостивился:

— Хватит. Вали домой. А еще лучше — помотайся по городу на машине, подучись.

Я скептически скривилась:

— В такую-то погоду? Там мокрый снег за окном, между прочим!

— Ничего-ничего. Резина у тебя зимняя, машина застрахована. А ковровые дорожки перед тобой и впредь никто раскатывать не будет!

Час пик, фонари, снежная каша под колесами, снежная каша на лобовом стекле… И всё же я подавила желание отправиться прямо домой и поехала исполнять свою давнюю мечту: покупать прибор под названием «электрическая кофейня», который пленял мое воображение еще в советские времена (но денег на него тогда, увы, не нашлось) и недавно был замечен мною в одном из магазинов. Устроена эта вещица была предельно просто: равномерно подогреваемый железный лист, на который ровным слоем насыпался мелкий песок, и шесть кастрюлек-джезв в комплекте.

Дело в том, что я не люблю «эспрессо». Да, быстро, да, удобно, и из молотого кофе горячий пар извлекает всё, что только возможно. Но… Мне нужно, чтобы кофе прогрелся в сухой джезве, чтобы та щепотка сахара, которую я туда добавляю, успела карамелизоваться, чтобы кристаллик соли лежал на дне, чтобы всходила над «туркой» густая, пахнущая пряностями пена… Словом, техника — техникой, а кофе нужно варить. Причем лучше всего — именно на раскаленном песке, стремительно проводя по нему донышком закипающей джезвы!

К счастью, вожделенный прибор никто не увел у меня прямо из-под носа, и уже минут через 20 я вошла в свой подъезд крайне довольная с огромной коробкой в руках.

— И где ты шляешься? — приветствовал меня знакомый голос, — Два часа тебя жду. А на улице не май, между прочим!

Привалившись спиной к моей двери на большом рюкзаке, набитом чем-то комковатым, восседал Хитч собственной персоной. И улыбался.

— На работе была, — оторопело ответила я, вытаскивая ключи, — А Лао сказал, что ты только завтра должен приехать…

— Я у Лао завтра и появлюсь, — ответил мой напарничек, встал и забрал, наконец, у меня коробку.

Войдя в квартиру (так, особого бардака, вроде бы, нету), я уселась в кресло и закурила, пока в моей душе мерялись силами радость, смущение и настороженность.

— Ну, как там латиноамериканки? — осведомилась я, — Красивы, пылки и стройны?

— Еще как стройны! — бодро подхватил Хитч, — Одной рукой обнять можно! Чем я, собственно говоря, и занимался. Обнимал-обнимал — все руки стер!

И он продемонстрировал мне ладони, покрытые загрубевшими мозолями.

— Ничего себе! — ужаснулась я, — Тебя там что, на рудники сослали?!

— Нет, просто корешки для Лао копал. Нанимать для этой работы местное население он мне строго-настрого запретил, чтобы лишнего внимания не привлекать. Вон, полный рюкзак нарыл. Слушай, а кофе меня в этом доме напоят? А то мне целый месяц пришлось от этого чертова мате отплевываться…

Я радостно поведала, что да, еще как напоят, по всем правилам, и мы принялись распаковывать мое новое приобретение. И как-то так само собой получилось в процессе, что Хитч меня обнял, и мы начали целоваться, и никакой кофе нас уже не волновал…

— Вот никуда больше не поеду! — заявил он, когда мы медленно приходили в себя, покуривая одну сигарету на двоих (не потому, что кончился табак, а просто — так приятнее), — Так завтра Лао и скажу — пусть, как минимум, месяц меня не трогает!

— А вот я через три дня уезжаю, — улыбнулась я, — И очень рассчитываю, что ты мне составишь компанию.

— Куда это?!

— На съезд Ассоциации Независимых Экологов.

— А эти… — Хитч расслабился, — Ну, давай съездим, раз тебе интересно. Заодно город посмотрим — он красивый.

— А тебе там что, приходилось бывать?

— Приходилось… С двумя последними женами…

Я резко села в постели:

— Так ты женат был?!

Хитч улыбнулся и потянул меня к себе.

— Я лучше даже не буду тебе говорить, сколько раз, — шепнул мне он на ухо, — Как ты думаешь, сколько мне лет?

— Лао сказал — сотни полторы…

— Чуть больше. И — пока ты снова не начала комплексовать — знаешь что? Утверждают, что юношеские стереотипы — самые сильные. А в моё время в моде были полные женщины. И даже не пытайся меня убедить, что ты не красавица. Вот еще причесать бы тебя…

— Ну, уж этого не дождешься! — расхохоталась я, и мы снова прижались друг к другу.

Глава 2

Город действительно показался мне очень красивым: голубые с золотом купола церквей в пушистых снежных шапках, тихий старый центр, решетка городского парка, просвечивающая подо льдом река… На этом фоне особенно уродливыми казались вывески всяческих маркетов и фаст-фудов — наглые, броские и абсолютно неуместные. Но что уж тут поделаешь: не музей — город, а людям в их повседневной жизни крупный универсам куда нужнее, чем взлетающая к низкому зимнему небу часовенка на холме.

Уже появилась на улицах извечная новогодняя мишура: разноцветные светящиеся гирлянды, оптимистические табло, извещающие, что до всенародно-любимого события осталось 10 дней, вывески праздничных распродаж… Только вот витрины магазинов вместо добродушных дедов морозов в длинных тулупах работы неизвестных художников теперь украшали дешевые, но яркие наклейки с рождественскими венками, веточками омелы, колокольчиками и моложавыми санта-клаусами.

В гостинице скучающая регистраторша разулыбалась нам:

— А, вы тоже на съезд экологов?

— Да. А как Вы догадались? — заинтересовалась я.

— Так у нас зимой туристов почти не бывает. Только вот ваши каждый год и собираются. Жалко, что только на один день. А вы как, на сутки брать номер будете или подольше погостите?

Я вопросительно посмотрела на Хитча.

— Лучше — на двое суток, — решил он, — У нас вечером доклад по животным, ведущим ночной образ жизни. Боюсь, надолго затянется, так что в полдень мы еще спать будем. Да и самолет у нас только в 20.30.

Когда мы уже получили ключ и поднимались по широкой лестнице на второй этаж к своему номеру, я спросила:

— В 20.30? Так мы отсюда не домой полетим?

— Нет, не домой. Я тут подумал, что рождество и новый год нужно встречать романтично, а не толочься всё в той же квартире. Вот и взял у Лао ключи от его дома в поселке. Угля там хватит — не замерзнем, продукты и прочее заранее в городе закупим, елок в лесу полно… А без попсы по телевизору мы уж как-нибудь обойдемся, правда?

Вместо ответа я ласково ткнулась головой в его плечо.

— А Лао что?

— Да ничего. Оказывается, он сразу же после нашего приезда распорядился туда старый «газик» отогнать, так что мы его в гараже возле станции заберем и будем, как белые люди, — с машиной. Даже доверенность мне выдал.

— А мне?

— А ты будешь бездельницей-пассажиркой. «Газик» — машина тяжелая, руль без гидроусилителя, так что займешь переднее сидение и станешь отвлекать меня от дороги.

Моя жизнь начинала мне нравиться всё больше и больше. Вот если бы Хитч еще не скрипел зубами во сне… Честно говоря, когда я впервые это услышала, я испугалась. Уж лучше бы он храпел или даже кричал! А так… Что-то зловещее начинало мне чудиться в его мальчишеском лице, искаженном неведомым мне кошмаром, и страшно было даже будить его: а вдруг проснется не он, а тот, другой, скрипящий зубами в ожесточении и бессилии… Но сейчас еще светило скупое зимнее солнце, и лучше было не думать об этом, лучше было не вспоминать о тех, кто прячется по дальним углам наших душ.

Надолго засиживаться в номере мы не стали — только сумки закинули.

— А ко скольки нам идти-то? — осведомилась я, вдыхая морозный воздух.

— Можно прямо сейчас, — пожал плечами Хитч, — Там с утра научники доклады читают. Морфология оборотней, психология оборотней, болезни оборотней, некоторые аспекты четырехмерной геометрии… Тебе это интересно?

— Интересно.

— Ну, не знаю… Лично я там три четверти слов просто не понимаю… Может, лучше к восьми подойдем, когда, собственно вечеринка начнется?

Я посмотрела на его унылую физиономию и рассмеялась:

— Ладно уж… А сейчас чем займемся?

— Для начала пообедаем, — оживился он, — Потом пойдем на экскурсию в собор…

— Стоп, — прервала я, — Вот это пункт отменяется.

Беда в том, что я с самого детства страдаю какой-то странной аллергией на христианские храмы — особенно действующие или интенсивно действовавшие в прошлом. Это притом, что их архитектура мне зачастую нравится. Но вот внутрь заходить… Голова у меня моментально начинает кружиться, накатывает дурнота и прочие милые симптомы, бесследно исчезающие по мере удаления от церкви. Такой уж великой грешницей я себя не считаю, ненависти к христианству не испытываю, впрочем, как и к остальным религиям, а вот поди ж ты…

Когда я попыталась всё это объяснить Хитчу, он сочувственно покивал головой и сообщил, что у него вот, например, от клубники сыпь выступает.

— Ничего, бывает. Тогда пойдем в парк, покатаемся с горок, хочешь? Или в кино…

— Не-а. Пойдем лучше в книжный магазин, купим мне чего-нибудь для коллекции.

Дело в том, что у меня уже образовалась традиция тащить изо всех миров, где я побывала, по книжке. Конечно, этот город обретался в нашем же пространстве, но можно было какой-нибудь путеводитель или альбом купить…

Впрочем, времени нам хватило для выполнения всей программы. Мы попили чаю с расстегаями в уютном ресторанчике с деревянной резьбой на стенах, купили увесистый том с яркими иллюстрациями, повествующий об истории города (жаль только, что на английском языке!), покатались на взятых в прокат санках со снежной горки и погрелись в кинотеатре, рассеянно поглядывая, как герой активно нарывается на всё новые неприятности в компьютерном мире будущего.

Из кино мы вышли уже затемно и подъехали на такси к старинному ярко освещенному особнячку, украшенному транспарантом «Съезд Альтернативной Ассоциации Независимых Экологов — 21 декабря 20.. года»

— Это бывший дом знаменитого купца Жевалова, — пояснил мне Хитч, — Того самого, водочного промышленника. Здесь раньше библиотека была, а теперь вот отреставрировали и сдают для всяких мероприятий…

Перед входной дверью маялись двое крепких юношей, усиленно делающих вид, что они только что покурить вышли. При нашем приближении один из них заступил дорогу и сурово вопросил:

— Новенькая? А почему с человеком?

— Так это же Хитч! — не дал ему построжиться второй, — Ты что, его не знаешь? Ну, привет! Давненько тебя здесь не было, — и они дружески обнялись с моим спутником.

— А ты здесь, однако, популярная персона! — усмехнулась я, проходя в вестибюль.

— Популярная… Только кое для кого — нон грата. Сама увидишь.

Освободившись от верхней одежды, мы прошли в зал, главным украшением которого служил огромный мраморный камин, где бодро горели несколько толстых поленьев. Никаких банкетных столов в помещении не наблюдалось, зато в изобилии присутствовали всевозможные кресла и кушетки, стоявшие не только вдоль стен, но и образовывавшие замысловатый лабиринт посреди комнаты. И очень, очень много людей, как мне с порога показалось, не меньше тысячи. Пространство гудело от голосов, группы собеседников собирались и распадались, кто-то вставал, кто-то садился, и повсюду сновали официанты с подносами напитков. Будь я одна, скорей всего, я бы растерялась настолько, что попыталась бы потихоньку улизнуть, но не успели мы сделать и нескольких шагов, как Хитчу махнула рукой изящная дама лет 50, одетая с той безупречной элегантностью, которую мне лично в реальной, не-телевизионой жизни встречать еще не приходилось.

Мы подошли.

— Это Ирина, — представил меня Хитч, — А вот это Алина. Моя бывшая жена.

Дама оценивающе глянула на меня так, что я моментально почувствовала себя неуклюжей дворняжкой, случайно затесавшейся в свору высокопородных медалистов.

— Будем дружить, — заявила она, — Все жены Хитча обычно дружат между собой, правда, милый?

- Мы не женаты, — сухо ответила я.

Да, при взгляде на эту Алину как-то очень слабо верилось в заверения Хитча по поводу его любви к полным дамам…

— Поженитесь, никуда не денетесь! — расхохоталась она, — Он к таким, как ты, всегда был неравнодушен!

— А как у тебя дела? — поспешно перебил ее мой спутник, пожалуй, не слишком-то вежливо, — Замужем?

— Собираюсь. И опять за молодого. Вон там, видишь, у барной стойки блондин сигареты покупает. Кстати, дорогой, ты не мог бы ему сказать: пусть прихватит сухого мартини, только не бутылочного, а коктейль и каких-нибудь конфет с пралине. Нужно же нам отметить знакомство.

— Хорошо, — согласился Хитч и погрозил даме пальцем, — Только ты тут смотри, Ирку совсем не съешь! Она, знаешь ли, не виновата в том, что ты в своё время решила меня бросить.

И ушел. Я с любопытством посмотрела на Алину:

— А Вы и правда сами от него ушли?

— Давай уже «на ты», — поморщилась она, — А то я себя совсем старухой начинаю чувствовать… Да, сама. И ты от него уйдешь, когда постарше станешь. И всю жизнь будешь потом жалеть.

— Почему бы это? Он что, такой невыносимый человек?

— Не в этом дело… Вот тебе сейчас… — Алина прищурилась на меня и заключила не без некоторого злорадства, — … лет 30…

— Сорок, — абсолютно добродушно в свою очередь уточнила я. Чего злорадствовать-то — в сильной позиции?

Экс-супруга не то, чтобы смутилась, но слегка запнулась:

— Поздравляю… Но тем не менее… Настанет момент, когда ты поймешь, что тебе ведь и семьдесят будет, а он так и не постареет. Никогда. И, скорее всего, не бросит, но уже не из любви, а от жалости. А страшнее этого ничего нет. И вот тогда ты сама — сама! — придешь и скажешь: прости, милый. Наверное, наврешь, что полюбила другого. Как я.

С одной стороны мне стало ее мучительно жалко, но с другой… Очень уж я не люблю, когда самоутверждаются за чужой счет. За мой, в частности. Если тебе плохо, так прямо и скажи, а не рассуждай о том, что всем остальным ничуть не лучше! И я не сдержалась:

— Думаю, мне это не грозит.

— Это почему же? — притворно округлила глаза Алина.

Вместо объяснений я просто проделала тот самый номер, который рекомендовал мне Лао: в лисицу — и прямо в волка, минуя человека. И поймала себя на неком смутном ощущении, что вот еще чуть-чуть… Впрочем, для экспериментов здесь было не место.

— Впечатляет, — согласилась собеседница, когда я вернулась к человеческому облику. Кстати, наблюдала за моим трюком не только она. Из разных концов зала до меня долетели вежливые аплодисменты.

— Остается только пожелать тебе удачи, — продолжила она, — А правда, кстати, что драконы сами могут выбирать для себя возраст?

Я вспомнила старика Лао и пожала плечами:

— Я пока еще не дракон… Как стану — сразу же расскажу.

Между тем, Хитч и будущий муж Алины вернулись к нашему диванчику.

— Ну, как? — вопросил мой спутник, плюхаясь рядом и бесцеремонно обнимая меня за плечи, — Без драки обошлось?

— Не обошлось, — театрально вздохнула Алина. — И меня разбили в пух и прах. Старею, должно быть…

В ответ на это замечание ее жених («Виктор» — представился он между делом) наклонился, взял ее лицо в ладони и нежно поцеловал. Был он действительно довольно молод — не старше тридцати — но на фоне вечно-юного Хитча казался едва ли не солидным, зрелым мужчиной.

Должна признать, что они мне понравились — оба, даже Алина с ее ревнивой язвительностью. Это был тот тип людей, с которыми моментально становишься на равную ногу, несмотря на все различия между вами, причем как-то естественно, без панибратства и уничижения.

Я потягивала мартини и думала о том, что если б и все остальные оборотни оказались такими же, то общаться с себе подобными было бы весьма и весьма приятно.

— Не расслабляйся, — почувствовала мое настроение Алина, — Вон видишь, к тебе визитер направляется.

И действительно, в нашем направлении целеустремленно пробирался сквозь толпу высокий огненно-рыжий парень с высокомерным выражением на лице.

— Это Альберт, — пояснил Виктор, брезгливо скривив уголок рта, — Сволочь редкостная. Постоянно к новичкам пристает. Сам из чистопородной семьи. У них за 30 поколений — ни одного человека. Идейный на этой почве, гад. Хотя сам из себя ничегошеньки не представляет: за свои 35 лет даже в лиса обращаться не научился, только в волка…

— А чистотой породы всегда начинают гордиться, когда больше гордиться нечем, — негромко заметила Алина.

Альберт добрался до нас и остановился, нагло уставившись мне прямо в лицо. Чувствовалось, что был он пьян, но не слишком, а ровно настолько, чтобы сняться с последних тормозов.

— Новенькая… — процедил он как бы про себя, но с явным расчетом на то, что все его услышат, — В первый раз здесь, а уже с человеком притащилась… И без того жидкую кровь разбавлять собралась…

Я при встрече с подобными субъектами всегда испытываю судорожное истерическое отвращение, как при виде таракана или богомола. Не страх, нет, просто физическую невозможность занимать один и тот же кусок пространства.

— Зато кое у кого кровь так загустела, что уже в мозг не поступает, — ответила я, — Мне кажется, Вас не приглашали присоединиться к нашей беседе. И мнением вашим тоже никто не интересовался.

Рыжий неприятно оскалился, словно волком для него было привычнее существовать, чем человеком.

— Я своё мнение высказываю где и когда хочу, — бросил он, — Я здесь хозяин, а не какой-нибудь человечишка, который каждый раз сюда приползает то с одной дурой — здравствуй, Алина! — то с другой — кстати, как тебя зовут?

Я видела, что Хитчу лишь величайшим усилием воли удается сдержаться — так плотно он стиснул челюсти…

— Дура, — резко отозвалась я, — Можешь так меня и называть. Быть умной по-твоему меня что-то никак не тянет!

Пожалуй, его бы хватило на то, чтобы ударить меня, но кое-какой инстинкт самосохранения у Альберта еще оставался — с соседних кресел уже начали привставать мужчины.

— Ладно, — протянул он, ухмыльнувшись, — Тогда вот тебе напоследок еще одна моя мудрость. Я за этим типом давно наблюдаю. Думаешь, ты для него жена? Ничего подобного. Ты для него средство передвижения. Сам-то он двери открывать не умеет. Но боится, что если перестанет по разным мирам шляться, быстренько постареет и умрет.

— Ты… — прорвало было Хитча, но я положила ему руку на плечо:

— Пусть идет. Ты же не думаешь, что я такая дура, чтобы в это поверить?

Как только незваный гость удалился от нас на достаточное расстояние, Виктор заметил:

— Сильно. Но зря. С такими лучше не связываться вообще. Он, гад, мстительный. Сколотил стаю из такого же безмозглого молодняка и чувствует себя хозяином жизни. Как бы они вас на выходе не подловили… Так что вы в конце вечера без нас не уходите. Проводим до гостиницы — мало ли что… Вы, кстати, где остановились?

— «Почтовая станция» называется, — ответил Хитч, — Но между прочим, вы это зря. Не такие уж мы беззащитные…

— Знаю-знаю, — усмехнулась Алина, — Только вот Ирине вряд ли понравится все праздники примочки на твои синяки ставить. Тем более, что мы недалеко живем — в «Уголке», через дорогу.

Конец вечера прошел приятно, но не слишком-то выразительно. Мы не спеша перемещались по залу, останавливаясь поболтать то с одними знакомыми Хитча, то с другими. Похоже, большинство присутствующих не только знали его, но и весьма неплохо относились. Откровенно говоря, мне несколько прискучило уже выслушивать бесконечные мемуарные отступления, типа: «А помнишь, в 1956-ом…», но я продолжала приветливо всем улыбаться и держалась рядом. С Альбертом мы больше не сталкивались, хотя несколько раз я чувствовала на себе его неприязненный взгляд из дальнего конца зала, где он разглагольствовал о чем-то, окруженный десятком мальчишек и несколькими совсем юными девушками с бледной кожей и черными, как у готов, губами.

Впрочем, довольно скоро я совершенно выкинула его из головы, особенно после того, как на меня напала с бесконечными расспросами смазливая девица баскетбольного роста по имени Римма. Разумеется, интересовала Римму отнюдь не моя скромная персона, а великий алхимик Лао, к которому она была явно неравнодушна. К ее глубокому разочарованию ни о каких подробностях его личной жизни я не ведала (а и знала бы — не сказала!), так что поклоннице моего учителя и начальника оставалось только повторять:

— Нет, я к вам приеду всё-таки! Ты так ему и передай: обязательно приеду! Это же надо — столько лет ни слуху, ни духу… А он всё еще старый? Это хорошо, значит, не завел себе никого… Ничего, со мной быстро помолодеет! А к тебе он не..? Ах, сам вас познакомил… Правнучка? Это получается я, в случае чего, буду твоя прабабушка?

К концу этой беседы я прониклась глубочайшим сочувствием к Лао. Лучше уж, право, вовсе не иметь никакой личной жизни… Ничего, главное — его своевременно предупредить, а там уж он найдет способ отвязаться от этой… прабабушки самозванной! И я твердо решила позвонить завтра же. А то девица настроена романтически: не иначе, на рождество нагрянет с охапкой омелы в руках, чтобы было под чем целоваться…

Наконец, собравшиеся начали понемногу расходиться.

— Пойдем и мы? — спросил, позевывая, Хитч.

— Пойдем. Только давай Виктора и Алину свистнем, мы же обещали…

Бывшая супруга Хитча против того, чтобы уйти не возражала.

— Вообще-то на этих сборищах всегда такая скучища, — заявила она, — И чего я сюда шляюсь, спрашивается?

— Исключительно назло мне, — откликнулся Виктор, — Знаешь же, что я до смерти боюсь лететь самолетами…

— Ладно, в следующий раз поедем поездом.

— А что, будет еще и следующий раз?! — простонал он.

Мы уже собирались выходить, когда возле гардероба на наших спутников налетела какая-то супружеская чета, и они принялись обмениваться новостями.

— Ладно, — заявил Хитч, — мы пойдем пока на проспект машину ловить, а вы особо не задерживайтесь.

Алина дернулась было возразить, но в этот момент приятельница вывалила на нее очередную сенсационную новость, и о нас на время забыли.

На улице было морозно. Тучи разошлись, и в небе посверкивали колкие зимние звезды. Эдакая безупречно-красивая, праздничная зима, заставляющая верить в то, что Новый год — это праздник, что мир очищен и выбелен, как холст, специально для того, чтобы нарисовать на нем сказку, и что рядом всегда будет кто-то, способный согреть твои замерзшие руки горячими ладонями.

Мы вышли из ворот, которые уже никто не охранял, и побрели по пустынной улице к проспекту.

— Смотри-ка, все в другую сторону поворачивают, — заметила я.

— А там еще одна гостиница, где обычно наши останавливаются. У нее даже название такое — тематически-оборотническое: «Царевна-лебедь».

— А мы что же?

— А мы — не все. Ну, не люблю я жить через стенку со знакомыми. А стенки там, между прочим, тонкие…

Я уже хотела осведомиться, когда и с кем он это проверял, но в этот момент нам внезапно стало не до веселья.

— Так-так, — раздался брюзгливый голос Альберта, и сам он шагнул из ближайшей темной арки в пятно света от фонаря, — Отважная парочка — полукровка и ее Маугли — домой собрались… И наверняка ведь она думает, что у нас, как у людишек, женщина может мужчине безнаказанно хамить…

Свита, расположившаяся полукругом за его спиной, громко и нарочито мерзко загоготала. Я невольно оглянулась. От ворот мы отошли уже довольно далеко, и, как назло, никто из выходящих в нашу сторону не направлялся. Справа была та самая арка, ведущая в угрюмый двор, слева — тускло отсвечивали не зажженные окна какого-то учреждения.

— Только у нас здесь не «Книга Джунглей», — всё с той же тягучей издевкой продолжал Альберт, — У нас нахамить вожаку значит бросить ему вызов. И я этот вызов принял. А ты готова?

И он обернулся волком. Огромным и матерым. Таким, который запросто смог бы одним движением перервать мне горло в любом моем обличии.

Я еще не успела никак отреагировать, когда Хитч молниеносным движением выхватил из-за спины горящую бензиновую зажигалку и швырнул ее Альберту в морду. И мы побежали.

Должна признаться, марафонец из меня никакой. Впрочем, как и спринтер или стайер. Можно долго спорить о достоинствах полных женщин, но факт остается фактом: к бегу мы решительно не приспособлены. Я моментально начала задыхаться, а позади уже стучала лапами по тротуару опомнившаяся стая. Пытаться свернуть не имело смысла: наверняка они знали все местные закоулки куда лучше нас. Закричать? Вбежать в подъезд и стучаться в квартиры? К сожалению, я слишком хорошо знала, что Супермены в обычных городских домах не водятся, и широкой грудью на защиту двух незнакомых оболтусов никто не встанет. Конечно, милицию, скорее всего кто-нибудь вызовет. Только вот вовремя она всё равно не успеет. Эх, нам бы сейчас дверь… хоть какую-нибудь… Там могут быть люди, там может быть укрытие, там можно было бы попытаться сбить преследователей со следа… или хотя бы просто выгадать минуту-другую…

И тут я ее увидела — прямо перед собой — дверь в иное пространство. Открыть ее и втащить туда за руку Хитча было секундным делом. «А ведь им ничего не стоит пройти сюда за нами», — поняла я и в отчаянии с такой силой задернула за собой призрачный занавес, что до меня успел долететь только чей-то растерянный вопль: «Черт! Здесь же никогда не было никакой две…» — и мы остались вдвоем в чужом мире.

Дверь бесследно исчезла.

Глава 3

— А я и не знал, что ты это умеешь, — Хитч смотрел на меня с каким-то детским восхищением, — Черт, да я не знал, что кто-то вообще это умет!

— Умеет что? — я всё еще не могла отдышаться в каком-то странном ступоре.

— Творить и стирать двери. Ты же только что это сделала.

Я в растерянности посмотрела на то место, где несколько секунд назад колыхалась призрачная занавеска, и ответила:

— Я тоже не умею. Это как-то случайно получилось.

— Ну, во всяком случае, — пожал плечами мой напарник, — наши шкуры ты спасла. Осталось только понять, что делать дальше. Теоретически ты могла бы открывать дверь за дверью, пока мы не наткнемся на знакомый мир…

— Не пойдет, — решительно оборвала эти мечтания я, — Во-первых, пока ты говорил, я всё время пыталась открыть дверь в другом месте. И ничего не получилось. Я даже не успела запомнить это ощущение. А во-вторых, как его узнать — знакомый мир? Может, и этот — знакомый, только место другое?

Кстати о месте. Мы стояли на высоком берегу буквально в нескольких метрах от обрыва, а внизу билось о скалы серое рябое море. И ни одного корабля. Только резко и хрипло орали чайки, приветствуя мутный розовый рассвет, продиравшийся сквозь тучи (Так я и забыла спросить про все эти штучки со временем!). А еще дул сырой и холодный ветер, вынося из одежды последние остатки тепла.

— Надо бы хоть костер развести, — заметил Хитч, — А то у меня от озноба все мысли повылетали. Согреемся, подумаем… Кстати, у тебя зажигалка есть? А то я свою выбросил.

— Газовая…

— Сойдет и газовая. Вон кусты, видишь? Пошли искать сухие ветки.

Зимой, да еще и в такую сырость «сухие» было понятием абстрактным. Впрочем, какое-то количества хвороста мы всё же набрали, а на дно сооруженного костерка Хитч уложил несколько веток потолще, в надежде, что и они подсохнут и займутся. Только вот зажигаться костер никак не хотел.

— А бумаги у тебя, случайно, не найдется? — обратился ко мне неудачливый поджигатель, — Записная книжка или блокнот…

— Не ношу, — буркнула я, копаясь в сумке.

В результате моих поисков на свет божий явились: куча старых автобусных билетов, десяток обрывков с чьими-то номерами телефонов, визитка Лао, визитка Виктора (на которой он был обозначен, как доктор наук, зав. Кафедрой биологии …ского университета), и давным-давно зачем-то содранное мною объявление: «Даю уроки игры на шестиструнной гитаре». По мере того, как росла эта груда, во взгляде Хитча мешались ужас и восхищение.

— Слушай, а ты вообще когда-нибудь сумку вытряхиваешь?

— Иногда, — с достоинством ответила я, извлекая в качестве финального аккорда скрученную в трубочку инструкцию к гигиеническим тампонам.

Естественно, что при поддержке такого количества бумаги огонь у нас живо запылал.

— Вот была бы у меня аккуратная девушка, — приговаривал мой спутник, ломая принесенные ветки, — пришлось бы нам пытаться чистым носовым платком костер раздувать… И пусть мне после этого не говорят, что я ничего в женщинах не понимаю…

Греться у костра тоже нужно уметь. Протягиваешь к огню руки — холодный ветер дует в спину, отодвинешься от ветра — начинает есть глаза дым.

— Дым-дым, я сала не ем! — автоматически пробормотала я знакомое с детства присловье.

— Что-что? — удивился Хитч.

— А ты не слышал? Это вот такое специальное заклинание, чтобы не прокоптиться!

— Дым-дым, я сало не ем! Я и маргарин-то не ем, и масло — тоже! — покатываясь от хохота, принялся делать «магические пассы» руками мой напарник.

— Ты же его на меня гонишь! — возмутилась я и сунула ему под нос кукиш:

— Куда фига — туда дым!

Дыму, откровенно говоря, чихать было на наши ребяческие развлечения. Он струился то в одну сторону, то в другую, равномерно пропитывая и мое пальто, и куртку Хитча. Постепенно мы отсмеялись и вновь посерьезнели.

— Людей надо искать — вот что. Ты права: это может быть и знакомый мир, только место непривычное. В любом случае нужно как-то двигаться, не то мы здесь околеем даже с огнем. С дверями у тебя так и не получается?

Я покачала головой и робко предположила:

— Может, побегать нужно?

— Скорей всего, не поможет. Разве что опять сильный стресс… Но — ну его на фиг! Давай-ка лучше так выбираться!

— Давай, — согласилась я и начала расстегивать пуговицы.

— Что это ты делаешь?

— Пальто снимаю.

— Зачем?!

— Ну, не для того же, чтобы любовью заниматься! Смотри: людей мне удобнее всего искать по запаху, когда я лиса. Так что я-то всяко в шубе побегу, а вот ты в своей дохлой курточке запросто воспаление легких заработаешь, особенно если долго идти придется. Так что напялишь поверх моё пальто — оно ж громадное — а когда дойдем до какого-нибудь поселения, я его у тебя отберу.

Хитч начал было ворчать на тему того, что он, как капуста, одеваться не привык, но я пригрозила, что в противном случае ему придется тащить моё пальто в руках, быстренько обернулась лисицей, пока он снова не начал возражать, и принюхалась.

Запахи людей — это железо, бензин и асфальт. Ну, или в каком-нибудь совсем уж отсталом мире — железо и дым. Ничего подобного я не чувствовала. Чадил наш догорающий костерок, резко несло йодом, солью и гнильцой с моря, свежо и чисто пах снег… Я помотала мордой в знак того, что с направлением пока не определилась, и потрусила в сторону от моря. Хитч, всё же накинувший на плечи дополнительную одежку, отправился следом.

Заросли кустов мы обошли стороной. За ними оказалась продолговатая заснеженная поляна, на дальнем краю которой начинался хвойный лес. Белки, зайцы, один раз я заметила даже волчьи следы — к счастью, старые, но ни дорог, ни людей…

Шли мы долго — несколько часов, как мне показалось. Пару раз я возвращалась в человеческий облик и лезла в карман за сигаретами. И вот в один из таких перекуров, уже делая последнюю затяжку, я обратила внимание на какой-то рассеянный блеск справа, за деревьями.

— Смотри, дверь!

— У тебя, наконец, получилось?! — обрадовался Хитч.

— Нет, это не я. Просто она здесь есть. Посмотрим?

— Спрашиваешь!

Я подошла и размашисто дернула полупрозрачный полог в сторону. И отшатнулась. Из-за двери вырвался низкий, страшный, монотонный гул, подавляющий волю, отдающийся дикой болью в голове, вызывающий ужас… И запах — тяжелый, удушливый запах горящей серы. Собрав в кулак всё своё невеликое мужество, я всё же решилась подойти и заглянуть за дверь, не переступая порога. Там клубился мутный ржаво-красный туман, за которым решительно ничего не было видно. Он вспухал и тёк, вяло крутился в каких-то странных воздушных водоворотах и внезапно выбрасывал в стороны похожие на щупальца отростки.

Я — женщина нервная, к тому же большая любительница Стивена Кинга, поэтому долго любоваться на это зрелище не стала: захлопнула дверь и резко привалилась спиной к ближайшему дереву. Еще и затылком о ствол хлопнулась.

— Что там? — подбежал ко мне Хитч.

— Ты будешь смеяться, — подавленно сказала я, — Но мы туда не пойдем. Кажется, это дверь в самый настоящий, классический ад.

И тут Хитч действительно рассмеялся. Настолько неожиданно, что в первый момент мне показалось, что он сошел с ума от этого дикого гула, который мы только что слышали.

— Ты посмотри, мать, что у тебя за спиной, — наконец, вымолвил он, — Отлепись ты от этой сосны, посмотри!

Я сделала шаг и оглянулась. Да, бывает же… Оказывается, шарахнувшись об это дерево, я сбила снег с прикрученной проволокой таблички: «Гранитса заповедника — 1 км». И черная стрелка, указывающая туда, где есть дороги, люди, тепло…

- Могу сказать точно: в этом мире я еще не был, — заявил Хитч, когда затих очередной приступ веселья из числа тех, что буквально преследовали нас в этот нелепый день.

— Откуда ты знаешь?

— А ты посмотри на табличку внимательней. У них буквы «Ц» нету. Лично я с таким еще не сталкивался.

— Ну, и аллах с ними, — легкомысленно отмахнулась я, — С правописанием потом разбираться будем, а пока неплохо бы добраться до этой самой «гранитсы».

И мы бодро потопали в направлении, указанном стрелкой. Минут через 20 нас встретила простенькая решетка ограждения, скорее способная преградить зверям путь наружу, нежели людям — внутрь. К тому же имелась там и железная калитка, трогательно закрытая на щеколду. На ней висел еще один указатель: «Домик лесника — 3 км» — и стрелка.

— Ну что, — спросил напарник, — К леснику пойдем греться или сразу попробуем добраться до более населенных мест?

— Для начала выйдем и осмотримся.

Буквально в двух шагах от забора шла заасфальтированная дорога — не автобан, конечно, но вполне ровная и широкая. И по ней, смутно виднеясь вдали, весело тарахтел в нашем направлении грузовик.

— Давай, лови! — подтолкнула я своего спутника, — В конце концов, кто из нас хитчхайкер?!

Надо заметить, прозвище своё Хитч оправдал с блеском. То ли жест руки с поднятым большим пальцем популярен во всех мирах, то ли шофер просто оказался добрым человеком, но поравнявшись с нами, машина остановилась, и голос из кабины спросил:

— Вы как здесь, ребята?

— В заповеднике были. Нам бы сейчас в город…

— Повезло. Я как раз на автобазу еду. Правда, втроем в кабине не положено, но ничего — высажу вас на окраине, а там уж доберетесь, куда нужно.

В кабине оказалось тепло, тесно и уютно. В уголке лобового стекла улыбалась фотография чрезвычайно широкоротой девицы («Жена», — застенчиво пояснил водитель — молодой, курносый, небольшого роста, но с очень большими ладонями). Пахло бензином и мандариновыми корками. Пока Хитч травил шоферу какие-то универсально-международные анекдоты, я, стиснутая между ним и дверцей, даже задремала под мерный рокот мотора и очнулась только тогда, когда грузовик остановился, и шофер объявил:

— Простите, ребята, дальше не могу. Если остановят, точно придется штраф платить.

Мы распрощались и вылезли из машины. После экзотики некоторых иных миров, город показался мне до скучного обыкновенным: дома, улицы, магазины… Был самый разгар рабочего дня, так что народу нам навстречу попадалось немного, причем нельзя было сказать, что мы хоть как-то отличались от них внешним видом и манерами. Единственными, кто обратил на нас внимание, оказались двое крепких молодых людей в серой форме с резиновыми дубинками, пристегнутыми к поясу — явно местная охрана порядка. Один из них подошел к нам и сделал жест, недвусмысленно предписывающий остановиться.

— Литсия Нравов, — объявил он, — Тсион второго ранга Карник. Мною зафиксировано, что вы шли по улитсе, взявшись за руки. Имеется ли у вас свидетельство о браке, или вы направляетесь в мэрию, чтобы оформить ваши отношения?

Я набрала было воздух, но Хитч успел ответить первым:

— Направляемся именно в мэрию. Но, господин тсион второго ранга, мы приезжие, так что не знаем, куда именно нам нужно идти. Может быть, Вы укажете нам направление?

Городовой важно кивнул:

— Согласно «Уложению о моральной чистоте граждан», я обязан не просто указать вам направление, но и сопроводить вас до места назначения, дабы убедиться, что вы меня не обманываете. Прошу следовать за мной! — и широким шагом устремился по улице.

Тащась за ним, я прошипела Хитчу:

— Мы что, правда, жениться будем?!

— Похоже, особого выбора у нас нет. Но лично я не против. А ты?

— Ну, ладно, — вздохнула я, — Подумаешь, какой-то чиновник из неизвестного измерения бумажку выдаст…

— Я вот еще разберусь с этим твоим «подумаешь»! — пригрозил Хитч и галантно открыл передо мной дверь мэрии.

Мэр оказался толстым краснолицым дядечкой в пиджаке, украшенном чем-то вроде разноцветных эполет. Тсион сдал нас ему с рук на руки, заявив, что «эти двое явились сюда вступить в поощряемые законом отношения», и удалился.

Мэр благосклонно посмотрел на нас:

— Приезжие, да?

— Первый день в городе, — поспешила ответить я.

— Ага, — удовлетворенно кивнул он и сообщил, — У меня феноменальная память. Всех своих избирателей я помню в лицо. Правда, забываю имена. Но я над этим работаю.

Мне опять стало смешно. Городок выглядел отнюдь не маленьким, так что «работа» по запоминанию имен избирателей должна была поглощать всё время мэра, не оставляя ни секунды для какой-либо другой деятельности. Впрочем, возможно, жители именно этого и хотели от городского начальства…

Между тем процедура регистрации брака приближалась. Дядечка достал из стола чистый бланк на плотной, густо изукрашенной золотыми вензелями бумаге и склонился над ним с шариковой ручкой.

— Назовите ваши фамилии, имена и прозвища, ежели таковые у вас имеются, — распорядился он.

— Шаньская Ирина, прозвище — «Сяо», — покорно выдала я и с интересом уставилась на Хитча. Наконец-то я узнаю его имя!

— Сутьен Антуан, — после легкой заминки ответил он, — прозвище — «Хитчхайкер».

Мэр вписал имена и принялся читать речь — что-то о таинстве брака и высокой моральной ответственности, а я всё крутила в голове новую для себя информацию.

Француз! С ума сойти… Вроде, и не похож совсем… Хотя я, конечно, во Франции не была: может, там таких на каждом углу по десятку… Так-так… Антуан… Тошка, значит! Отчего же он всё же так не любит своё настоящее имя называть? Сутьен… Сутьен… Знакомое что-то, хотя явно не из школьного курса… Ага, вспомнила! «Soutien-gorge» — «бюстгальтер»! Так, значит, фамилию мужа брать не будем, останемся на девичьей!

Мэр завершил своё выступление каким-то особо округлым периодом и предложил нам расписаться на свидетельстве, а заодно и в толстой книге регистрации, затем шлепнул поверх наших подписей печать, скрутил золоченый бланк в трубку, перевязал его радужной ленточкой и вручил мне.

— Поздравляю, — сказал он, — Так же настоятельно рекомендую вам, как приезжим, приобрести для ознакомления Свод городских законов и уложений — всего пять купюр за экземпляр.

В принципе, вещица могла бы оказаться полезной. Мало ли что где могут запретить! А по незнанию оказаться лет на пять за решеткой совсем не входило в наши планы.

— Беда в том, что мы еще не располагаем местной валютой, — объяснил Хитч, — У нас только наши деньги — вот, — и он продемонстрировал несколько банкнот, достав их из кошелька.

Мэр с интересом осмотрел их, пощупал и даже поглядел на просвет.

— Впервые такие вижу… Ну, что ж, — решился он и вытянул из пачки сторублёвую бумажку, — У меня внук, знаете ли, собирает всякие иностранные деньги. Так что я ему это для коллекции возьму в обмен на Свод.

И он протянул нам пухлую книжицу карманного формата.

— А теперь — не смею больше вас задерживать. Лучшая гостиница с рестораном находится через дорогу. Добро пожаловать в наш город!

Выйдя на улицу, мы присели на скамейку.

— Ты посмотри, — подтолкнула я Хитча, — за курение в общественных местах у них тут ничего не грозит?

Он покорно принялся листать книжицу.

— Найдешь тут, кажется… Ага, вот в конце — алфавитный указатель. Курение… курение опиума… Нет, в общественных местах, вроде, можно.

Я тут же схватилась за сигарету. Предпоследнюю в пачке, между прочим.

— Надо бы как-то табаком разжиться…

— Хорошо бы вообще деньгами разжиться, — резонно заметил мой новоиспеченный супруг, — Жрать хочется и ночевать где-то нужно… Не думаю, что тут по всему городу пункты обмена рублей на местные купюры понатыканы…

Да, без денег нас не то что в «лучшую гостиницу с рестораном» — в худшую-то не пустят! А на улице, между прочим, не май месяц. Так что у нас было всего два варианта: либо в ближайшие часы перебраться в более гостеприимное место, либо как-то снискать себе хлеб насущный.

— Я могу устроиться на какую-нибудь физическую работу, — предложил Хитч, — Например, снег чистить.

— Ага, только с завтрашнего дня. И аванс тебе — пришлому и бездомному — фиг кто выдаст. Это, кстати, и к другим работам относится…

— Ну почему? Есть же профессии, где трудятся как раз по вечерам.

— Проституция, например! — фыркнула я.

Хитч, продолжавший рассеянно листать Свод законов, серьезно кивнул:

— Да, крышу над головой и питание ты себе этим обеспечишь. Надолго. Здесь за супружескую измену — пожизненное заключение в одиночной камере.

— Круто! — присвистнула я, — Что-то они тут, похоже, на святости брачных уз сдвинутые… Тогда остается только одно: придти в какой-нибудь НИИ, показать номер с лисьей шкурой и сдаться в виварий для опытов.

Мой напарник едва ли не подскочил на скамейке:

— Слушай, шикарная идея!

— Про виварий?!

— Да нет же! Фокусы! Превращение женщины в лису…

— Хорошо. А дальше? Или это будет наш единственный трюк?

— Да… А потом — превращение лисы в женщину… — скис Хитч.

Мы молча покурили, и тут меня осенило:

— А потом мы покажем чудеса дрессуры! Лиса, умеющая читать, считать и складывать слова из букв! Только через горящий обруч меня, пожалуйста, прыгать не заставляй…

— Отлично, — оживился муженек, — Пошли в цирк прямо сейчас!

— А зачем, собственно, в цирк? — и я показала на огромный плакат, украшавший вход в гостиницу:

«Каждый вечер в нашем ресторане шоу-программа! Акробаты! Пантомима! Песни и тантсы народностей! Высокоморальные развлечения на любой вкус!»

— Стриптиз или, скажем, канкан у них явно не в чести, вот и зазывают, чем могут. А у нас, как раз, с моральной чистотой всё в порядке. Как думаешь, впишемся мы между акробатами и пантомимой народностей?

И мы отправились в ресторан. Узнав, что нам нужен кабинет директора, швейцар отправил нас к служебному входу, куда менее красочному, но зато не источавшему мучительных для голодного желудка запахов. Директор оказался на месте и, как ни странно, принял нас незамедлительно.

— Значит гастролеры, да? — благожелательно спросил он, одновременно делая какие-то пометки не то в меню, не то в программе вечера.

— Проездом, всего на три дня в вашем городе, — вдохновенно врал Хитч, — Мы, в общем-то и вовсе тут не планировали останавливаться, но возле заповедника нас ограбили: и деньги, и чемоданы с реквизитом — всё пропало.

— А без реквизита вы работать сможете? — прищурился на нас директор.

— Нам нужно-то всего, — вмешалась я, — большой кусок ткани для превращения… вот хоть эта старая штора сойдет. А карточки с буквами и цифрами можно просто на листах бумаги написать.

— Да мы Вам сейчас продемонстрируем, — заторопился мой напарник и, накинув на меня старую штору, как видно, валявшуюся на стуле в директорской с незапамятных времен, огласил:

— Превращение женщины в лисицу!

Я покорно обратилась и тут же, не удержавшись, расчихалась от пыли, насквозь пропитавшей этот кусок материи.

— Эффектно! — потряс головой директор, — А ассистентка где же?

— Это наша маленькая тайна, — скромно улыбнулся Хитч, — до конца номера она мне больше не понадобится. А теперь… — он ненадолго задумался, — Дайте сами моей питомице какое-нибудь задание. Например, взять определенную вещь с вашего стола…

— А если я попрошу ее, к примеру, открыть дверь?

Я покорно подошла к двери, навалилась на нее боком и приоткрыла.

— Или вот еще, — похоже, на моего «дрессировщика» снизошло вдохновение, — пока у нас нет реквизита, напишите сами на листочках несколько двузначных чисел. А потом задайте моей лисе задачку на сложение, вычитание, деление или умножение. И она найдет среди написанного правильный ответ.

Конечно, арифметика никогда не была моей сильной стороной, но всё же сообразить, сколько будет 13 + 18 или 60: 5, я смогла. Ну, и чтобы совсем уж добить нашего потенциального работодателя, я нежно зажала в зубах толстый фломастер без колпачка, лежавший на столе, и крупными кривыми буквами вывела на чистом листе бумаги: «ПРИВЕТ!»

Директор смотрел на все эти номера с детским восхищением. Когда Хитч закончил выступление моим обратным превращением, он выбежал из-за стола и долго тряс руку «фокусника». Впрочем, восторг тут же сменился у него чисто деловым настроем.

— И сколько вы хотите за выступление?

— Мы бы предпочли оплату натурой, — ответила я, — Проживание в двухместном номере в вашей гостинице, трехразовое питание в ресторане. Ну, а если Вы добавите еще какую-нибудь мелочь для покупки местных сувениров — и вовсе прекрасно!

— Да, условия выгодные… — задумался директор, — Но в нашей гостинитсе нельзя держать в номерах животных…

— Лисица будет находиться у одного нашего знакомого, — заверил его Хитч, — мы будем забирать ее только перед выступлениями. Ну, как — по рукам?

— По рукам!

И уже через десять минут мы, сидя в ресторане, уплетали сочные отбивные с картофельным пюре.

— Значит, завтра и послезавтра встаем пораньше и обследуем город на предмет дверей, — с набитым ртом строил планы мой напарник, — А на третий день в любом случае нужно двигаться — не век же здесь сидеть!

— Ну, если нас каждый день так кормить будут… — мечтательно вздохнула я, — А после обеда чем займемся?

- Для начала нужно сходить к администратору, разобраться с реквизитом, потом составить программу выступления, на полчаса примерно…

— Я спать хочу! Вырубаюсь просто…

— Ну, сейчас — четыре, наше представление — в девять, так что, может быть, часа три поспать и удастся. Но лучше всего напейся кофе, как следует, и совсем не ложись. А то проснешься вялая, с мутной головой…

И тут я поняла, что голова у меня уже сейчас мутная и дурная. Не сообразить, что у меня в кармане пальто пакетик с робарисом! Лишь бы не выпал… К моему громадному облегчению оказалось, что бодрящий порошок на месте. Я тут же, не удержавшись, втянула понюшку чудесной травы и мгновенно почувствовала себя намного лучше. Зато заработала неодобрительный взгляд Хитча:

— Ты что, до номера дойти не могла?

— Не-а, — покачала я головой с довольной улыбкой на лице и тут же вспомнила о другой гостинице, где мы останавливались:

— Слушай, а с вещами нашими что будет? Номер-то у нас только до завтрашнего полудня проплачен.

Хитч глянул на меня с насмешливой нежностью:

— Ох, балбеска, нашла о чем беспокоиться! Что там у тебя в сумке? Три пары нижнего белья? Да и они не пропадут. Ты просто Алину плохо знаешь. Как только до нее дойдет, что произошло — а кто-нибудь из альбертова молодняка наверняка разболтает — она тут же отправится в нашу гостиницу, скажет, что нам срочно пришлось уехать, и проследит, чтобы вещи переправили в камеру хранения. И, кстати, обязательно свяжется с Лао.

— А чем он сможет нам помочь?

— Да, пожалуй что, ничем… Разве что отругает во все корки, когда вернемся…

— Я согласна, — жалобно протянула я, — Пусть ругает. Лишь бы домой попасть…

Глава 4

Со сценическими костюмами нам пришлось помучаться. Точнее, у Хитча-то никаких проблем не возникло: первый же фрак из гардеробной сел на него, как влитой, неожиданно придав по-мальчишески тощей фигурке некую вальяжность и достоинство. А вот на мой размерчик в запасниках ресторана и гостиницы не было абсолютно ничего. Конечно, эстрадная костюмерная — это не магазин «Гулливер» — особо крупные размеры тут не предусмотрены! В конце концов мы вышли из положения, соорудив для меня из огромного куска блестящей материи нечто среднее между хитоном и индийским сари (второй точно такой же кусок предназначался для набрасывания на меня перед превращением). Нечего и говорить, что вся эта маята отнюдь не улучшила мне настроения. Легко рассуждать, что полнота — красоте не помеха, но когда вот так вот бессильно потолчешься рядом с морем красивых платьев, ни одно из которых на тебя даже впритык не налезает, хочется немедленно либо повеситься, либо лечь под циркулярную пилу и отрезать от себя ровно половину.

Скрашивала моё душевное состояние только добродушная и предприимчивая администраторша, которая ничему не удивлялась, ничем не возмущалась и была готова помочь в любом, самом сложном предприятии. Пока мы вертелись перед зеркалами, она успела сбегать к художнику, и ровно через час вход в ресторан уже украшал довольно глупый, на мой взгляд, но броский и зазывный плакат:

«Только три дня и только в нашем ресторане!

Самое загадочное из того, чего вы еще не видели!

Мечта любого мужчины: жена-лиситса: читает, пишет, считает и при этом не говорит ни слова!

Спешите видеть и завидовать!»

Карточки с буквами и цифрами решили заменить грифельной доской. Писать мне на ней было сложновато (зато номер приобретал дополнительную эффектность!), пока администратор не додумалась вставить постоянно крошащийся у меня в зубах мел в металлический футляр из-под губной помады. Вообще, конечно, писать ртом — то еще удовольствие (на досуге можете попробовать сами!), но после получасовой тренировки я научилась вполне разборчиво выводить даже проклятущие цифры «5», «8» и «9», и мы были, наконец, отпущены набраться сил перед представлением.

До начала шоу оставалось всего три часа, и от сна мы решили отказаться. Мне-то после понюшки робариса море было по колено, а Хитч, на которого экзотическая травка, к сожалению, абсолютно не действовала, выпил три чашки черного кофе и заявил, что до полуночи как-нибудь дотянет.

— Слушай, а если мы не найдем дверь за два дня? — спросила я, когда мы, наконец, остались одни, — Может, ее вообще в этом городе нет…

— Пойдем дальше.

— Куда?

— Куда-нибудь. Нам ведь безразлично направление. В крупных городах можно выступать, в деревнях я буду наниматься на разовую работу: дрова порубить, воды натаскать, трубу прочистить…

— А если мы вообще никогда не найдем нужной двери?

— Так и будем жить в этом мире. Ничего страшного — нас двое. Конечно, всегда приятно иметь под рукой запасной выход… но вот не всегда получается, к сожалению…

Ничего, — подумала я, — я уж сколько раз убеждалась в том, что дурам — счастье. Вообще, если я зачем-нибудь нужна своему миру, значит, вернусь — и скоро. А если нет… Что ж, значит, что-то очень важное ждет меня именно здесь!

Должна заметить, что мой цирковой дебют прошел с блеском. Народу в ресторан набилось столько, что мест за столиками едва хватило.

— Скучно, наверное, живут, — заметил Хитч, глянув в зал.

— Ага, без порнушки, варьете и внебрачных половых связей, — хихикнула я.

Хорошо, что страхом сцены я никогда не страдала! Правда, выступать под стук вилок о тарелки, да еще в лисьей шкуре мне никогда не приходилось, но очень скоро гости прекратили жевать и во все глаза уставились на сцену.

Если бы лисы потели, меня после этого представления, скорей всего, пришлось бы выжимать, как мокрое полотенце. Я писала на доске, тявкала нужное количество раз, носилась по залу, выполняя задания зрителей (например: взять сумочку у блондинки в очках и отдать ее лысому мужчине за передним столиком), словом, выложилась без остатка. Народ вообще реагировал довольно бурно, но больше всего мне запомнились двое мужиков за одним из ближних к эстраде столиков. Среди прочей публики они выделялись не меньше, чем африканский пигмей в скандинавской баскетбольной команде. Правда, виной тому был не столько их внешний вид (хотя всё, что на них было надето, казалось каким-то слишком новым, словно только что перекочевало на их широкие плечи с манекенов в дорогом бутике), сколько манера поведения — по-детски шумная и непосредственная. Они заходились от хохота, громко били в ладоши, стучали по столу так, что бутылки и тарелки буквально подскакивали в воздух, а один их них даже так лихо откинулся на стуле, что затрещала спинка, и официанту срочно пришлось пересаживать буйного посетителя на более прочное сидение.

Уже в самом конце нашего выступления этот самый разрушитель мебели достал из толстого портмоне какую-то банкноту и, тщательно, едва ли не высунув от усердия кончик языка, сложил ее в «самолётик», который запустил на сцену. Я совершенно рефлекторно щелкнула зубами, схватив пролетавшую буквально в сантиметре от моего носа бумажку, чем заработала новый взрыв хохота и аплодисментов.

Когда мы, наконец, раскланялись и сошли с эстрады, предоставив рабочим убирать реквизит, администратор догнала нас.

— Вы деньги забыли!

Я развернула «самолетик» и посмотрела на украшавшую его цифру.

— Пять тысяч купюр. Это много, да?

— Как вам сказать… — вздохнула администратор, — Это почти что моя месячная зарплата… а я зарабатываю по нашим меркам совсем неплохо…

— Ничего себе! — восхитился Хитч, — Ну, вот мы и при деньгах на непредвиденные расходы!

— А кто они вообще были — эти мужики? — спросила я, — Странные какие-то…

— Эти? А, это просто пысы.

— Кто?!

Администратор уставилась на нас с нескрываемым удивлением:

— Конечно, вы иностранцы, но неужели вы никогда о питомцах Спестало не слышали?

Я отрицательно покачала головой.

— Тогда пойдемте за столик для персонала, кофе выпьем, а заодно я вам все расскажу.

Мне срочно требовался не столько кофе, сколько сигарета, но, к счастью, курить в зале ресторана разрешалось — достаточно было только включить мощную вытяжку над столом. Хитч сонно уткнулся в свою чашку, а я с интересом слушала рассказ нашей добровольной просветительницы.

— Вы, наверное, слышали, что лет сорок назад наша страна пережила очень тяжелый период. Резкое обнищание, экономический кризис. Кто-то, конечно, на этом наживался, но большинство населения не было уверенно даже в том, что завтра сумеет заплатить за еду и жильё. И вот в эти мрачные времена появился Спестало — гениальный педагог, разработавший уникальную систему воспитания и обучения детей.

— Он что, учил их экономить?

— Нет, он учил их зарабатывать деньги. Он забирал детей в свой интернат в трехлетнем возрасте, а в 17 они выходили в жизнь и сразу же начинали работать. Как правило, в течение ближайших трех лет каждый из них накапливал достаточный капитал, чтобы открыть собственное дело, с каждым годом приносящее всё большую и большую прибыль…

— То есть он воспитал еще одну кучку богатеев?

— Не всё так просто. Питомцы Спестало — мы их зовем попросту «пысы» — отличались честностью и патриотизмом. Они не воровали и не вывозили деньги из страны. Постепенно их усилиями начало подниматься на ноги производство, открывались новые рабочие места, восстанавливалась экономика… Пысы покупали перспективные патенты, финансировали науку, даже наша опера — лучшая в мире — и та была возрождена благодаря поддержке пысов. На сегодняшний день известно около 120-и питомцев Спестало, и многие из них входят в число самых богатых людей не только нашей страны, но и всего мира.

— Круто! — завистливо вздохнула я. Конечно, политика-экономика — это всё не моя стезя, но вот запустить парочку пысов в нашу страну явно не помешало бы… — А где можно купить книги по методике этого Спестало?

— К сожалению, нигде, — развела руками администратор, — Перед смертью он уничтожил все свои записи, заявив, что его педагогика глубоко порочна по сути, и он не хотел бы, чтобы мир будущего был населен такими людьми.

- И что это на него нашло? — обиделась я на светило местной педагогики, — Казалось бы, таких полезных ребятишек настругал…

— Ну… У этой методики были, конечно, свои недостатки, — осторожно протянула моя собеседница.

— Интересно, какие?

— Я уже говорила, что Питомцы Спестало абсолютно гениальны во всем, что касается экономики вообще и зарабатывания денег в частности. Они прекрасно знают границы своей компетентности, и у них невероятное интуитивное чутьё на профессионалов высокого класса, которым можно доверить всё остальное. Но, видимо, развитие и воспитание этих способностей и поглотило у Спестало все время обучения. Абсолютно всё.

— То есть, они что, попросту необразованны?

— Необразованны и невоспитанны. Физика, химия, биология — для них звук пустой. Математика — не дальше арифметики. Пысы едва умеют читать, во всяком случае, ни малейшей привычки к чтению художественной литературы у них нет. Музыку они предпочитают самую простую, в основном, танцевальную…

— А как же ваша знаменитая опера? Они ведь ее финансировали.

Администратор пожала плечами:

— Зарубежные гастроли нашей оперы приносят в год доход, сравнимый с бюджетом небольшого государства…

— Ясно. Значит, книг не читают, музыку не слушают, картины, наверняка, любят поярче, а шоу — самые примитивные… типа нашего…

— В целом — да. Ну, вы же их только что видели…

Да, представить себе мир будущего, населенный сплошь такими людьми, было довольно неприятно. С другой стороны, если бы производить их по паре штук в год… Нет, это как-то цинично получается: «производить». Сознательно калечить нормального ребенка… Хотя любое воспитание — это сознательное искажение по своим меркам…

Я бы окончательно запуталась в этих рассуждениях, но тут Хитч резко поднялся из-за стола.

— Не знаю, как вы, — заявил он, — а я уже с ног валюсь. Сяо, ты останешься или тоже спать пойдешь?

Да, конечно, робарис — робарисом, а денек у нас нынче выдался слишком уж длинный и насыщенный…

Стыдно признаться, но свою «первую брачную ночь» мы банально проспали. Впрочем, поверить в то, что хотя бы по законам этой страны я теперь замужем, мне было довольно сложно. А всё Алина накаркала! «Поженитесь, куда денетесь» — вот вам и пожалуйста!

Это было последнее, о чем я успела подумать, проваливаясь в сон. А с утра начались тяготы супружества. Новоиспеченный муженек умудрился растолкать меня в половине девятого — безбожно рано по моим меркам.

— Дрыхнуть дома будешь, — заявил этот тиран, — Дверь найдешь — и спи хоть три дня!

Я нехотя выползла из-под теплого одеяла. Душ — кофе — робарис, и мы начали прочесывать город.

В районе гостиницы дверей не обнаружилось — никаких, хотя я исправно совала свой нос буквально в каждую подворотню. Во время обхода очередного квартала я заметила огромную вывеску «КНИГИ» и тут же заныла:

— Давай зайдем, а? Погреемся, я себе что-нибудь на память куплю…

— Книга у тебя уже есть, — усмехнулся Хитч, — и продемонстрировал «Свод законов и уложений», приобретенный вчера в мэрии.

— Это не то. Я художественную хочу. Вот интересно, при их высокой нравственности здесь вообще любовные романы есть?

Мы вошли и тут же потерялись в море печатной продукции всех цветов и размеров. Здорово усложняло задачу то, что книги были разложены не по темам, а шли попросту в алфавитном порядке по именам авторов. Впрочем, в центре этого изобилия скучала очаровательно-молоденькая продавщица, радостно встрепенувшаяся при виде покупателей. Пока я расспрашивала ее в поисках наиболее впечатляющей «love story» (и она нашлась-таки — дико смешной в своей серьезности роман под названием «Испытание верности»), мой напарник наугад вытягивал с полок то одну книжку, то другую и небрежно листал их.

— Сяо, иди-ка сюда, — позвал меня он, демонстрируя вычурно оформленное издание под названием «Средневековые повести».

Я подошла и с интересом уставилась на открытую страницу, украшенную крупным заголовком: «Повесть о любви Лумарда Неоценимого к жестокосердной принцессе Ирайне, о коварном иноземце Лао и о возвышении купца Абу-Ратина»

— Что это?! — не поверила собственным глазам я.

— Если верить предисловию, памятник средневековой словесности, классическая повесть, дошедшая до нас из тьмы времен. Хорош сувенир, а?

— Так это что же, получается, мы в той же самой стране, только много сотен лет спустя?! — дошло до меня.

— Получается так, — и Хитч с выражением зачитал первые слова «Повести»:

— «Некогда в славной и пышной столице нашей — городе Сушанске правил могущественный сулушах Лумард Неоценимый…» А мы с тобою еще кое-что знаем про этот самый Сушанск…

— … например то, где там расположены двери в наш мир! — радостно подхватила я и, зажав книжку в руках, рысью вернулась к продавщице.

— Это я тоже беру, — сообщила я и осведомилась:

— Вот тут упоминается древняя столица…

— Сушанск? — доброжелательно улыбнулась мне девушка, — Да, она существует до сих пор. Там сейчас большие реставрационные работы.

— Вы, наверное, уже заметили, что мы иностранцы, — вмешался мой супруг, — И нам очень хотелось бы там побывать. Это далеко?

Продавщица ненадолго задумалась:

— Да, довольно далеко… Где-то у меня тут был железнодорожный справочник… Ага, вот. Сушанск… Поезд — утренний, ходит по нечетным числам, 68 часов езды, стоимость купе на двоих — три тысячи шестьсот купюр.

Я рассыпалась в благодарностях, расплатилась за приобретения, и мы пулей вылетели на улицу.

— Вот видишь, как хорошо, что мы в магазин зашли! У нас сегодня какое число?

— Двадцать третье, — произвел нехитрый подсчет Хитч.

— Эх, не успели уже! Ничего, сегодня и завтра отработаем обещанные представления, 25-го на поезд и — преспокойно встретим Новый Год в домике Лао, как и собирались!

— Да, и пыс еще этот нас так вовремя с деньгами выручил, — задумчиво сказал напарник, — Ты очень удачливая, Ирка, знаешь? Должно быть, ты наконец-то нашла свою дорогу. В смысле, дорогу в жизни. Говорят, когда человек на нее встает, у него все начинает получаться…

— Ага, так все те мелкие и крупные гадости, которые нас за последние два дня просто одолели, и называются «начинает получаться»?! Брось трепаться, поехали лучше билеты покупать!

Подходя к автобусной остановке, я резко затормозила и потрясла головой:

— Нет, ну, одно к одному! Смотри!

На заснеженной полоске земли между деревьями в двух шагах от стены какого-то здания располагалась дверь. Правда, дверь какая-то необычная. Никаких призрачных занавесок там не дрожало — просто в высокий и необычно широкий проем виднелся кусок мира, явно не стыкующегося с окружением: одноэтажные домишки за деревянными заборами, тракторный прицеп с сеном, облезлое строение с надписью «Клуб» и прочие сельские прелести.

— Такое впечатление, что ее кто-то открыл к нашему приходу…

— А, это «опасная дверь», — заметил Хитч.

— Опасная?

— А ты с такими еще не сталкивалась? Она не закрывается вообще, поэтому оборотень по рассеянности может запросто в нее влететь. Особенно неудобно, когда такая дверь находится посреди шоссе. Едешь ты себе едешь и вдруг…

- …задницей о землю в другом мире! Ясно… Схожу-ка я посмотрю, куда она ведет. Ты со мной?

— Зачем? Я лучше тебя прикрою. Место, конечно, не слишком людное, но лучше тебе исчезнуть за моей спиной…

Я подумала, что его спина и половины меня не прикроет, но вслух высказывать этого не стала. Еще обидится… Прохожих в зоне видимости всё равно не было, так что я глубоко вдохнула и шагнула в проем.

Нет, не наш это мир, — тут же подумала я, выбираясь из сугроба на утоптанную дорожку. Да, но на каком основании я так решила? Тишина? Так и у нас бывает тихо, особенно вдали от городов. Тем более что, если прислушаться, то можно различить и голоса, о чем-то спорящие вдали, и вялое побрёхивание дворовой собаки… Запах? Ну, это скотину где-то рядом держат, тем более, что по сельским ароматам я не специалист… Снег? Ну да, конечно же — снег! Свежий и пушистый, он, тем не менее, имел явственный зеленоватый оттенок, словно подсвеченный цветной лампой. Нет, в нашем мире такого точно не бывает! Ну, белый снег, ну, серый, если очень уж грязный, но чтоб зеленый…

В принципе, можно было разворачиваться и уходить, но я всё же сделала несколько шагов по дороге и прочла табличку на ближайшем доме. «Ул. Межъежовая, 8» Язык сломать можно! Да и название… Её что, между двумя ежиками прокладывали, улицу эту?! Нет, всё сходится: и снег, и наименование это идиотское — смело можно возвращаться!

Я со вздохом вновь полезла на снежную целину, посреди которой располагалась дверь, стараясь попадать в свои собственные следы. Впрочем, ботинки у меня уже всё равно промокли, а джинсы были угвазданы по колено. Не забыть бы почиститься… Но как только я шагнула в ставший уже привычным мир, как Хитч дернул меня за руку:

— Автобус! Побежали!

Уже усевшись, он поинтересовался:

— Ну, как там?

— Выглядит вполне безобидно, — ответила я, пытаясь восстановить дыхание, — но явно не наше. Представляешь, там…

Но закончить мне не удалось. Автобус резко дернулся, и прямо ко мне на колени уселся, не удержавшись, какой-то дядька в съехавшей набок от толчка кепке. Похоже, испугался он больше меня, поскольку тут же вскочил, покраснел, как маков цвет, и забормотал:

— Я готов принести извинения в любой форме. Это была случайность. Мне бы не хотелось давать объяснения в Литсии Нравов…

Народ в автобусе живо заинтересовался происшествием.

— Верь ему больше, — загундела какая-то бабка, — Много их тут, маньяков, оправдываются…

— Отчего же сразу — «маньяков»? — попытался урезонить ее респектабельный господин, — Вы же сами видели, какой был толчок — я лично чуть подбородком в сидение не врезался…

— Вот пускай Литсия и разберется: толчок, не толчок… — не унималась бабка.

К обсуждению подключились и другие голоса. Дядька в кепке судорожно цеплялся за поручни и, судя по его вытянувшемуся лицу, уже живо представлял себя за тюремной решеткой. Мне стало его жалко.

— Ладно, — перекрикивая общий шум, заявила я, — Приносите Ваши извинения. Я их, так и быть, приму.

— И на колени пусть встанет! — пискнула немолодая девица, занимавшая переднее сидение.

— Если он встанет на колени, то опять на кого-нибудь свалится, — резонно возразила я, — Пусть уж так.

Мужик судорожно принялся извиняться на все лады, прося прощения у меня, моего мужа и всех присутствующих, ставших невольными свидетелями непотребного зрелища, и каялся вплоть до того момента, когда на очередной остановке двери автобуса распахнулись и он смог с облегчением выскочить на улицу.

Дальше всё прошло без приключений. Мы доехали до вокзала, зарезервировали себе купе на 25-е число и отправились в гостиницу. Поезд, между прочим, оказался не утренним, а дневным, так что, в принципе, мы вполне могли бы уехать и сегодня. Я намекнула, было на это, но Хитч покачал головой:

— Знаешь, Ирка, у меня есть одно правило: если ты что-то пообещал — сделай, даже если больше в этот мир возвращаться не собираешься. В жизни всякое бывает, поэтому с людьми лучше всего расставаться по-дружески, без косяков. В ресторане на нас рассчитывают, афиша висит. Подумаешь — еще два дня! Зато уедем с чистой совестью.

— Зануда ты! — боднула я его головой в плечо, — Знала бы, сроду за тебя замуж не вышла!

Второе представление показалось мне еще легче первого. Что делать, я уже знала, за реакцию публики особо не волновалась, к тому же вместо гнетущей неопределенности душу теперь грела мысль о том, что всего через несколько дней мы точно будем дома.

Любитель складывать самолетики из казначейских билетов, похоже, стал нашим ярым поклонником. Он и на этот раз занял передний столик и всё так же громко хохотал, хлопал и стучал по скатерти. Когда мы дошли до исполнения заданий публики, он долго мялся и, наконец, решился.

— Слышь, нос, — обратился он к Хитчу, — а ничего, если я твою зверушку спрошу?

— Пожалуйста, — неопределенно развел руками «дрессировщик».

— Вот прикинь, будто я прихожу к одному носу — Воха его зовут, не из наших, но толковый — и говорю: давай мы… — дальше последовал целый список сложных операций с деньгами и товаром, в котором я, честно говоря, многие термины не поняла вовсе, — А Воха говорит: не, нос, давай так… — и на нас обрушился очередной малопонятный перечень действий, — Так вот, пусть она напишет, — заключил пыс, — кто из нас дурик: Воха или я!

— Слушайте, она же простая лиса, у Спестало не обучалась, — начал было оправдываться Хитч, но у меня, несмотря на всю экономическую безграмотность, версия всё же была, и я решила рискнуть.

Зажав в зубах мел, я крупно вывела на грифельной доске: «Воха» — и выжидающе уставилась в зал.

— Во дает! — захохотал пыс и с такой силой хлопнул ладонями по столешнице, что ножки столика подломились, и его ужин оказался на полу.

Не обращая внимания на официантов, примчавшихся ликвидировать разгром, он полез к сцене и принялся пихать моему напарнику очередную купюру (тот настолько растерялся, что даже не сразу сообразил ее взять), приговаривая:

— Ты бы, нос, ее еще говорить научил — она бы точно нас всех сделала!

Когда мы уходили с эстрады, зал заходился от аплодисментов, а администратор озабоченно объясняла персоналу, куда к завтрашнему вечеру поставить дополнительные столики. Не успели мы сделать и двух шагов, как на нас налетел директор.

— Может до Нового года останетесь, — умоляюще раскинул руки он, — Об оплате договоримся…

— Мы бы с удовольствием, — вежливо отказалась я, — Но задержаться никак не можем. У нас уже и билеты на 25-е куплены…

— Ну, билеты… — поскучнел директор, — Билеты и обменять можно…

— Нет, — твердо сказал Хитч, — Мы с женой намерены встретить Новый год дома. Вот если снова будем у вас…

Директор еще долго распинался, суля нам все мыслимые и немыслимые блага, и, наконец, отпустил нас за столик для персонала, где уже был накрыт роскошный ужин.

— Растем! — хмыкнула я, разламывая громадную крабовую клешню, — А сколько нам в этот раз дала «на чай» благодарная публика?

— Пять тысяч. Похоже, это наша твердая ставка…

— Хорошо, — вздохнула я, — завтра курточки себе купим!

Дело в том, что возвращаясь с вокзала, мы забрели в магазин одежды, где наткнулись на совершенно изумительную вещь. Тоненькие курточки, едва доходящие до середины бедра, как выяснилось, защищали от любого мороза лучше иной шубы, а осенью и весной в них вовсе не было жарко. К тому же, были они всех размеров — даже моего! Продавец долго объяснял нам про особые свойства недавно изобретенного материала (внешне напоминающего обычную плащевку). Конечно, на слово я ему вряд ли поверила бы, но именно для таких скептически настроенных посетителей в торговом зале установили громадный промышленный холодильник с одной стороны и нечто, напоминающее домашнюю сауну — с другой. Не знаю, как остальные, но лично я результатами испытания осталась крайне довольна. Только вот стоила эта прелесть не так уж и дёшево: по две тысячи купюр за куртку. Ну, теперь-то мы это точно потянем!

— Скажи честно, — спросил меня Хитч, дожевывая какой-то фрукт, — как ты всё-таки с вопросом этого пыса разобралась? Просто угадала, да?

— Не-а, — хитро ухмыльнулась я, — Неужели ты не понял? Это же простая душа. Он никогда бы не загадал загадку, в которой сам выглядел бы дураком!

Глава 5

Третий и, как я надеялась, последний день в этом городе пролетел быстро. Для начала мы в кои-то веки всласть выспались, проснувшись намного позже полудня.

— Слава богу, ты хоть сегодня этот свой порошок не нюхаешь! — заметил Хитч, — Уж очень он мне наркотик напоминает!

— Хочешь, держи пакетик у себя, — предложила я, — чтоб лишний раз не сомневаться. Будешь мне выдавать, когда нужно резко проснуться или наоборот — очень долго не ложиться. Заодно и убедишься, что у меня привыкания к нему нет.

Честно говоря, я ждала реплики, типа «Что ты, я тебе на слово верю», но вместо этого мой напарник протянул руку, и робарис перекочевал в карман его джинсов. Ну и ладно! Не верит — пусть проверит!

После завтрака мы съездили в магазин за куртками, погуляли по городу, уже ничего не разыскивая, а просто так — любуясь местными достопримечательностями. Таковых было две: новехонькое здание, сплошь из зеркального стекла и стальных конструкций, образующих немыслимые углы и дуги, и завораживающе-уродливый памятник неизвестному гражданину. Ноги гражданина упирались в спины двух вислоухих животных, напоминающих больших собак, в одной руке он сжимал то ли щит, то ли шаманский бубен, а другой что-то вдохновенно писал на огромном, в человеческий рост свитке, висящем в воздухе без видимой опоры. Нижняя челюсть гражданина была настолько увесистой и решительной, что казалось, будто в свободное от писательского творчества время он подрабатывает щелкунчиком для кокосовых орехов. В целом впечатление было жутковатое, но горожане реагировали на монумент очень спокойно, то ли свыкшись с этим бронзовым уродом, то ли просто не желая портить себе предпраздничное настроение.

В принципе, день считался будничным, но толпы на улицах и в магазинах недвусмысленно заявляли о том, что город твердо намерен встретить рождество, не отвлекаясь на такие глупости, как работа. Трудиться в ближайшие сутки предстояло разве что продавцам, священнослужителям (которых мы здесь не встречали вовсе, но ведь Рождество — праздник религиозный, не так ли?) да нашим коллегам — артистам.

И вечером мы потрудились на славу. Вместо обычных 20–30 минут мы забавляли публику больше часа, на ходу импровизируя всё новые и новые трюки, а в самом конце я вскочила на стол, задрала морду кверху и вполне отчетливо провыла нетленную мелодию «В лесу родилась ёлочка», которую некий гений умудрился сочинить и в данном мире (в этом мы успели убедиться во время похода по магазинам, где ее вызванивали бесконечные музыкальные открытки и деды морозы на батарейках)

Уже знакомый нам питомец Спестало всё так же веселился за передним столиком. Каверзных вопросов он на сей раз не задавал и даже не сломал ничего из окружающей обстановки (а может, просто для него уже была заготовлена особо прочная мебель), зато по окончании представления бурей налетел на Хитча.

— Слышь, нос, — начал было он, но тут же попытался быть вежливым, — Ничего, что я так, по-простому? — и не дождавшись ответа, продолжал, — Я сейчас на вечеринку к своему компаньону еду. Поехали со мной, а? Твоя зверюшка там только про елочку протявкает — и всё! Десять тыщ плачу!

— Поздно уже, мы устали, — попробовал было отвертеться Хитч, но пыс не отставал:

— Да тут дел на полчаса! Я вас лично привезу и отвезу. Деньги ж не лишние, да?

Мы отошли в сторонку посовещаться.

— Деньги и правда могут пригодиться, — заявил мой с-недавних-пор-супруг, — Нам еще три дня в поезде ехать.

— У тебя что, синдром голодающего? — возмутилась я, — У нас почти две тысячи осталось — за три дня мы их точно не проедим!

— А если потом в Сушанске деньги понадобятся? Скажем, весь район рынка закрыт на реставрацию, и на воротах — сторож. Может, придется взятку дать…

— Будто бы других методов нет… Ладно, поступай, как знаешь, — сдалась я, — Только одно условие: сумку с нашими вещами на всякий случай берем с собой.

— Зачем?

— Мало ли… Вдруг он нас потом отвезти не сможет: машина сломается или сам напьется… А если это где-то за городом, тогда нам там заночевать придется…

— Ты еще скажи, что пока мы ездим, гостиница сгорит!

— Всяко бывает! Я уже сколько раз убеждалась: стОит мне на что-то твердо понадеяться, как — хлоп!

— По-моему, у тебя паранойя, — ласково заметил мой напарник, — А знаешь, что самое обидное? Что паранойя у тебя, а тащить сумку придется мне!

Автомобиль, на котором нам предстояло ехать, произвел на меня такое сильное впечатление, что я тихо ойкнула и инстинктивно попыталась спрятаться за неширокими плечами своего спутника. Сия самодвижущаяся повозка была целиком выкрашена в ослепительный золотой цвет (во всяком случае, я понадеялась, что всего лишь выкрашена: золото — металл довольно мягкий…), даже тонированные стекла имели блестящую желтую поверхность. Исключение составляли лишь огромные шины, способные без труда преодолеть любое болото, — они были ярко-красными.

— Колесница Гелиоса… — заворожено прошептала я, — Мы что — в этом поедем?!

— Лишь бы возница не оказался Фаэтоном, — усмехнулся Хитч и окликнул подошедшего хозяина этого блистающего кича, — Давай хоть познакомимся. Тебя как зовут?

— Бу, — ответил пыс, щелкая пультом, отчего все двери в машине распахнулись и из них к земле спустились небольшие лесенки.

— Просто Бу? — удивилась я.

— Ага. Папаша меня еще до рождения надумал к Спестало отдать, ну, и решил, чего зря ребенка именем грузить…

Мы в свою очередь представились и вскарабкались на сидения. Золоченый монстр мягко заурчал и полетел над дорогой. По крайней мере, у меня создалось именно впечатление полета — настолько ровным и гладким был ход машины, да и сидела я непривычно высоко.

Хитч, видимо, по старой привычке решил скрасить дорогу разговором.

— Слушай, Бу, — начал он, — вот ты меня всё время носом называешь…

— Так я не только тебя, я вообще… — смутился пыс.

— Я не в обиде. Просто интересно, откуда у вас такое обращение взялось.

— А, ну, это, — оживился наш добровольный водитель, — у нас же в ранешние времена над бабами издевались вообще. Вначале они в палатках каких-то ходили… забыл, как называется…

— Чуйван, — подсказала я, невольно скривившись от воспоминания.

— Точно! Откуда знаешь? Вот… А потом полегче стало, и им разрешили так ходить, только рожу до самых глаз тряпкой укрывать. Вот с тех пор и пошлО: если нос наружу торчит — значит, мужик. Ну, мы «носами» друг друга и зовем…

— Вот уж не думал я, что ты в истории разбираешься, — покачал головой Хитч, — Мне-то сказали: вас одной только экономике учили…

— Это я сам, — гордо объявил Бу, — Люблю, когда мне про ранешние времена читают — сил нет. Всё думаю: вот если бы меня папаша в пысы не отдал, был бы я каким-нибудь ученым, книжки бы сякие древние откапывал, кувшины… А вообще, знаешь, — щеки его запылали мечтательным румянцем, — я иногда себе представляю, пожить бы мне тогда… начать с купцов, по-простому, а там уж… Налоги им по-правильному растусовать, бюджет выстроить… И всё — на пустом месте! Вот задачка, а?

Да, глядя на этого загубленного на корню историка, я, кажется, начинала понимать Спестало…

Пока я размышляла о том, как трудно определить истинное призвание человека, особенно в первые годы его жизни, моего спутника занимали гораздо более практичные вопросы.

— Слушай, Бу, — осведомился он, — неужели никто так и не смог восстановить методику эту, по которой вас учили? Можно же опросить всех Питомцев: один бы что-то вспомнил, второй — прибавил, так, глядишь…

— Пробовали уже, — равнодушно пожал плечами пыс, — Только нам и рассказать-то нечего. Не, ну, я помню, конечно, как мы в игры играли, типа кто быстрее всех сможет заработать на грузовик конфет… только это уже типа контрольной что-то было. И — сны. Там, во сне приходил дядька такой смешной, пузатый, и всю эту беду — экономику что ли — сверху показывал, типа, как город. Вот сюда так можно пройти, сюда — так, тут — тупик, там — вообще заминировано, а здесь — если переулочками, то в три раза быстрее получится… Только это на словах не объяснишь, даже не нарисуешь, потому что там все живое было, подвижное, менялось…

— Гипноз? — заинтересовалась я.

— Да, слово знакомое… В общем, спали мы много, а еще много физкультурой всякой занимались и спортом. Это Спестало говорил, что чтобы эти сны смотреть, надо типа очень здоровыми быть. При мне, помню, несколько ребят отчислили, сказали, что не вытянут… Для всего ж способности нужны. Вон у вас лиса — и то какая способная… А где она, кстати, — забеспокоился наш наниматель, — Чё её не видно-то?!

— Здесь, в сумке, — успокоила я его, показывая на раздувшуюся от нашего нехитрого барахла ношу, — Она же дрессированная, без команды не высовывается…

— А, ну, ладно… А то мы почти приехали, а мне вдруг в голову стукнуло: не пришлось бы возвращаться…

Действительно буквально через несколько минут мы подъехали к воротам затейливого особняка, увенчанного круглым куполом и выглядящего, как помесь мечети с пряничным домиком. Внутри и снаружи него сияли разноцветные огни, ритмично стучала музыка и время от времени фонтанами начинали бить фейерверки. Прямо с порога нам пришлось обняться с хозяином дома — патлатым здоровяком в новёхоньком смокинге, за версту благоухавшем фиалками. Перед Бу на стол плюхнули огромную вазу с игристым вином — штрафную — но он, вопреки моим опасениям, только помотал головой, мол, мне еще ребят обратно везти. Тогда нас принялись кормить. Лично мне бухнули на тарелку такую порцию деликатесов разом, что ею можно было на выбор либо накормить оголодавшую роту стройбата, либо продать и на вырученные деньги купить вполне приличный продуктовый магазин.

Честно говоря, весь этот пир горой напомнил мне мечту третьеклассника. Все что-то жевали, хлебали сладкие напитки, играли в какие-то шумные массовые игры с беготней по саду и пулянием друг в друга из пистолетов, выплевывающих потоки конфетти. Женщин среди гостей почти не было: всего пара дамочек — явно чьи-то жены — чинно восседала в сторонке, благосклонно наблюдая за резвящимися мужьями.

Но стоило только огромным стенным часам (размерами всё же несколько уступавшим Спасским курантам, зато с перламутровым циферблатом и золотыми стрелками) начать бить полночь, как весь этот детский восторг резко прервался. Музыка смолкла, свет погас, и в наступившей тишине официанты принялись ставить на столы зажженные канделябры.

Бу подтолкнул Хитча локтем в бок:

— Ну, давай, нос!

Мы вышли на середину зала, мой партнер взмахнул руками, накрывая меня прихваченным с собою куском ткани, и — уже в лисьей шкуре — я громко завыла обещанную «Ёлочку»:

— Вау-вау-ваувау-вау-вау-вау-у…

Гости зашлись от аплодисментов. Бу озирался по сторонам с таким счастливым и гордым видом, словно ему только что присвоили почетное звание Трижды Героя Мира, а мы быстренько осуществили обратное превращение и принялись раскланиваться.

Как только восторги публики утихли, Бу подошел к нам, вручил обещанную плату и спросил:

— Ну как, поедем или еще тут посидим?

— Нет. Тут хорошо, конечно, — я очень старалась быть вежливой, — но нам завтра на поезд, нужно отдохнуть.

— Ты что, Бу, за руль собрался?! — встрепенулся стоявший невдалеке хозяин дома.

— Да, я же фокусников обещал в гостиницу отвезти…

— Зачем? Пусть здесь ночуют — комнаты свободные есть!

— Нет-нет, мы с утра уезжаем из города, — запротестовал Хитч.

— А гремлины как же? — двинул, судя по тону, свой решающий аргумент хозяин.

Бу успокаивающе похлопал его по плечу:

— Ничего, Воха, у меня на машине такая сигнализация — ни один гремлин не залезет! Да и не верю я в них, если честно. Я быстро — отвезу ребят и вернусь.

Когда мы шли к машине, Хитч осведомился:

— Что это еще за гремлины такие? Никогда не слышал!

— Ну, гремлины, — начала объяснять я, — это такие мелкие сказочные существа, типа домовых. Залазят в моторы и вообще в механизмы всякие и всё там портят…

— Ага, — поддержал Бу, — У нас думают, что эти самые гремлины с полночи Рождества и до самого рассвета выползают и пакостят. Поэтому в 12 часов ночи всё электричество выключают, машины останавливают. Типа боятся.

— А ты не боишься? — с усмешкой подтолкнул меня напарник, когда я карабкалась на сидение, — А то остались бы… Самое ценное имущество у тебя всё равно с собой — книжка про Неоцененного падишаха и возвышение купца Абу-Сатина…

— Ратина, — поправила я, — Сатин у пролетарского писателя Горького был.

— Вы это о чем? — проявил интерес наш поклонник, взобравшись на водительское место.

— Да так, про книжку одну…

— А… А я думал: про меня. У меня ж Ратин фамилия.

— А вместе получается — Бу Ратин, да? Буратин! — я не сдержалась и довольно невежливо расхохоталась.

— Чего это она? — обиженно обернулся тезка сказочного персонажа.

— Не обращай внимания, — успокоил его Хитч, — Просто в нашей стране есть сказка про человека с таким именем…

Но объяснить он ему уже ничего не успел, да и мне резко стало не до смеха. Мотор автомобиля неожиданно взвизгнул, как собака, которой наступили на лапу, что-то под нами заскрипело и заскрежетало, и внезапно утративший свой здоровый румянец пыс прошептал:

— Тормоза… И руль болтается… И газ… Вот ведь буква «Ц»! Гремлины!

Машину мотало по обледенелой дороге. Казалось, что она несется всё быстрее и быстрее. «Вот и всё моё счастье!» — невольно мелькнуло у меня в голове. Хитч прижал меня к себе, и даже сквозь куртку мне было слышно, как колотится его сердце. Страшнее всего было вот так просто сидеть, не в состоянии ничего предпринять, и ждать неминуемого конца. Вот тебе и возвращение домой, вот тебе и Новый Год!

Мелькнули столбики знакомой остановки, и тут же автомобиль закрутило на месте, развернуло, и мы помчались прямо на тротуар и дальше — на стену дома… перед которой зыбким маревом качалась та самая «опасная дверь». Лишь бы не промахнулись! Одной рукой я инстинктивно вцепилась в Хитча, другой — в плечо сидящего впереди Бу и судорожно зажмурила глаза. Удар!

… и тишина. Как выяснилось, ударилась я мордой о собственные коленки да так, что здорово рассадила себе нижнюю губу. К счастью, хотя бы копчик, на который я плюхнулась, не болел: сугроб и толстое пальто отлично смягчили моё приземление.

Я сидел в снегу, справа от меня пытался подняться на ноги Хитч, а сзади сквозь открытую дверь были видны оранжевые отсветы полыхающей машины.

— А как же Бу?! — хрипло спросила я неизвестно кого, — Он же не мог пройти через дверь. Он что — ТАМ остался?!

И так до боли мне стало жалко этого неуклюжего и нелепого, но в сущности, доброго и симпатичного человека, что я, наверное, разревелась бы, но… Буквально в двух шагах от меня крупный сугроб зашевелился, рассыпался, и оттуда донеслось приглушенное:

— Вот ведь буква «Ц»! Куда это нас..?

— Вон твой Бу, — констатировал Хитч, протягивая мне руку, — Выкарабкивается… Ты что, сразу не заметила?

— Что?

— Он же из ваших, только не обученный совсем. Я думал, ты именно поэтому так в него перед дверью вцепилась…

— Я вообще «наших» отличать не умею. Старик обещал показать, да так и не собрался…

— Правильно, зачем бы это тебе, — усмехнулся мой напарник, — Это ж так скучно: уметь то, что все подряд умеют! То ли дело — двери на пустом месте открывать!

Наверное, я бы тоже сказала в ответ что-нибудь ядовитое, и мы на радостях от чудесного спасения крупно поссорились бы, но в этот момент к нам, увязая по колено в снегу, подошел Бу.

— Ничего не понимаю, — пожаловался он, — Машина-то где? Или мы уже померли?

— А вокруг — типичный рай, — фыркнула я, — Давайте для начала выберемся, отряхнемся, а потом уже поговорим.

Мы вылезли на дорогу, кое-как вытряхнули снег (а набиться он успел всюду, куда только можно), пристроились на ступеньках здания с надписью «Клуб» и закурили. Пока я в общих чертах пыталась изложить Бу ситуацию (он слушал, как ребенок, полуоткрыв рот, и только иногда слабо пожимал плечами от недоумения), Хитч озирался вокруг с видом человека, мучительно пытающегося припомнить, куда это он попал.

— Погоди, — прервал он мою речь как раз тогда, когда я пыталась объяснить отличие «опасных» дверей от всех прочих, — Ты вот говорила, что это не наш мир. А с чего ты это взяла?

Я переключила свое внимание.

— Во-первых, тут снег зеленый. Сейчас ночь, не видно…

— Так, а еще?

— А еще, — скорчила гримасу я, — мы сейчас с вами, господа сидим на улице, которая именуется «Межъежовая». Как ты думаешь, в нашем мире так улицу назовут?

— Ну-ка, дай зажигалку, — распорядился супруг и побежал светить на табличку.

Вернулся он, улыбаясь до ушей, в самом радостном расположении духа.

— Сяо, ты балбеска, — объявил он, — Я, впрочем, тоже хорош — сразу не расспросил! Знаю я это место: поселок Ключевой, сто десять километров от города, двадцать — до станции. В самом что ни на есть нашем мире, между прочим!

— А снег?!

— Здесь химкомбинат недалеко, — терпеливо пояснил Хитч, — Очистные сооружения древние, дымит, чем ни попадя. Так что тут еще и не такой снежок бывает! Кстати, имени товарища Межъежового химкомбинат — активного борца за установление Советской власти в этих краях. Переименовать так и не собрались.

— Значит, мы сейчас…

— Мы сейчас ломимся во-о-н туда, через три дома в четвертый, где живет директорский шофер Толик — отзывчивый человек, за пару бутылок водки к черту на рога отвезет, не то, что на станцию. Осталось только решить, что с нашим Буратином делать.

Я посмотрела на пыса. Он сидел с потерянным видом, нервно пыхтя уже третей по счету сигаретой, и смотрел на открытую дверь, за которой всё еще беззвучно полыхало пламя.

— Может, пристроим его к этому Толику переночевать? — робко предложила я, — а утром, когда там всё погаснет и народ разойдется, пускай домой идет…

И тут Бу внезапно выдал:

— А с вами мне нельзя?

Мы растерянно переглянулись.

— Не, я понял, конечно, что тут типа другой мир. А нас Спестало как учил: надо в любой ситуации выплывать. Вот мне и интересно, выплыву или нет. Дома-то что, там я уже поднялся, всё крутится, неинтересно даже. А тут…

— Бу, — осторожно сказала я, — тут ведь и экономика совсем другая… и отношения между людьми…

— Вот я и присмотрюсь, поработаю…

Хитч кивком отозвал меня в сторону, и мы принялись совещаться.

— Ну, и нафиг он нам тут нужен? — вопросил мой напарник.

— А что ты предлагаешь: взять его за шкирку и пинком в дверь вышибить? Я, если честно, уже какую-то ответственность за него чувствую… Может, пусть пока поработает на Лао… в отделе продаж что ли…

— Одного его в поезд не посадишь. А пока мы его к старику транспортировать будем, пока назад… Ты Новый год вообще справлять собираешься?

— А если, — осенило меня, — мы его с собой в домик Лао возьмем? Там же две комнаты. Сильно он нам не помешает: посидит, телевизор посмотрит, с местным населением пообщается для практики. А потом уже все вместе — к алхимику.

— Ну, завела себе зверушку, — усмехнулся Хитч, — Ладно уж, только одно условие: пусть он этот свой телевизор где-нибудь в другом доме смотрит. У Раисы что ли комнату снимем. А то в мои планы романтического новогоднего вечера этот красавец решительно не вписывается.

До станции мы добрались без приключений. Разбуженный нами Толик, стоило только намекнуть ему на две бутылки водки из привокзального ресторана, тут же сменил мат на ироничное похмыкивание, вывел из сарая грязноватую «Ниву» и меньше, чем за полчаса доставил нас на нужное место. С билетами тоже не возникло никаких проблем. Правда, Бу, узнав, что нам предстоит ехать в одном купе втроем, густо покраснел и попытался отказаться, но нам кое-как удалось втолковать ему, что в нашем мире Полиция Нравов (а есть ли у нас она вообще? Лично я не в курсе) такими мелочами не занимается.

Высокая мораль нашего пыса вообще здорово осложняла существование. За три дня пути мы с Хитчем кое-как приучили его не вздрагивать при виде рекламных плакатов с малоодетыми девицами, но вот, скажем, протиснуться мимо стоящей в коридоре дамы в туалет он так ни разу и не решился.

Кризис наступил за сутки до нашего прибытия. Накануне, дабы хоть чем-то занять гостя из другого мира, а заодно и отдохнуть от его бесконечных вопросов об экономическом устройстве нашей страны, мы с Хитчем приобрели ему во время очередной стоянки целую кипу глянцевых журналов — довольно безобидных с нашей точки зрения, из числа тех, где половину объема занимают яркие картинки с изображениями сумочек и одеколонов, а вторую половину — нехитрые тексты типа «111 способов стать счастливым». Весь день и большую часть ночи Бу листал сию печатную продукцию, усердно водя пальцем по строчкам, а наутро я проснулась от странного звука, напоминающего тоненькое поскуливание.

Наш подопечный лежал на своей полке, уткнувшись головой в подушку, и его плечи мелко вздрагивали от рыданий.

— Ну вот, пожалуйста — культурный шок! — диагностировал пробудившийся Хитч, спрыгнул вниз и, присев рядом с Бу, потрепал его по плечу:

— Эй, нос, ты чего? Что случилось-то?

Пыс повернул свою зареванную физиономию в нашу сторону:

— Чё, у вас и вправду все женщины так… или это просто так пишут?

— Как — «так»?

— Ну… с мужиками… — лаконично обрисовал Бу картину нашего, пережившего сексуальную революцию общества с его разводами, до- и внебрачными связями и прочими мелкими радостями бытия.

— Практически, все, — была вынуждена признать я.

— И для вас это нормально?!

— Привыкли как-то, — усмехнулся Хитч.

Иномирец сел на полке и твердо заявил:

— Не, ребята, я здесь не смогу. Ладно еще, с бизнесом разобраться можно. У меня вон и дома воровать пытались — ничего, справился… А вот жить я тут точно не смогу. Я же, — Бу судорожно оглянулся на меня и заговорил потише, — нормальный мужик, я жениться хочу рано или поздно. А как тут у вас жениться? Только и буду думать постоянно: где жена, чем занимается… А как тогда работать?

— Ну, это ты зря… — попробовал успокоить его мой муженек, — У нас и порядочных женщин много…

— Так они по-вашему порядочные, не по-нашему. Женятся, разводятся… Одна вон пишет: у меня, дескать, три мужа было, и всем троим я была верна. Троим, понял!

Эх, думать надо прежде, чем добрые дела творить! Сам ведь просился! И что нам теперь с этим моралистом делать?

— Ну, вот что, — решительно заявила я, — Раньше, чем через неделю мы в любом случае обратно не поедем. А ты пока подумай: может, всё не так страшно, как тебе кажется.

— Ни фига себе! — скис мой напарник, — Это что, нам потом опять с ним через полстраны пилить?!

Весь следующий час мы усердно дулись друг на друга: Бу печально глазел в окно, я тянула мерзкий растворимый кофе, каждые 15 минут выскакивая в тамбур с сигаретой, а Хитч усердно пытался читать журналы, раздраженно отбрасывая их в сторону один за другим. В конце концов вся разноцветная груда перекочевала под столик, а истовый читатель полез в сумку за книгами. Ровно через пять минут после этого лицо его прояснилось, а глаза прямо-таки засияли радостью и ехидством одновременно.

— Так, мальчики и девочки, — возгласил он крайне довольным тоном, — ну-ка все дружно послушаем сказку! — и принялся читать:

— «А через несколько месяцев появился на базаре иноземный купец Абу-Ратин, и стал он торговать в лавке коварного Лао, до того пустовавшей. Аба-Ратин был человек простой и добрый, колдовству и прочим хитростям не обученный, но трудолюбивый и щедрый. Вскоре он разбогател и стал старейшиной цеха купцов, потому что на базаре его все любили и уважали, и сам старейшина ювелиров отдал за него замуж свою юную дочь. И когда слава нового купца достигла ушей сулушаха, Лумард Неоценимый призвал его в свой дворец и долго расспрашивал об обычаях чужих земель. И после этого Абу-Ратин был назначен везирем, и правил так мудро, что в те годы даже у самого последнего бедняка была чашка крупы и верблюжий халат, а казна ломилась от золота налогов. А вечерами, как говорят, сулушах призывал к себе Абу-Ратина, и они говорили о принцессе Ирайне, и сулушах гасил слезами пламя своего сердца и мог после этого жить еще один день»

Хитч захлопнул книгу, и воцарилась тишина, заполненная стуком колес.

— Так ты думаешь, что… — робко начала я.

— Конечно! Друг мой Бу, — не без язвительности обратился к пысу мой напарник, — А не хочешь ли ты пожить в царствование сулушаха Лумарда Неоценимого?

Тот растерянно захлопал глазами и выдавил:

— Не, ну, я часто думал, типа мечтал… Но это ж всяко невозможно!

— Возможно, возможно! Там, куда мы едем, есть такая специальная дверь — хлоп! — и ты уже в древнем Сушанске на базаре. Ну как, поедешь жениться на дочери старейшины ювелиров? Она-то точно девушка честная, в чуйване ходит!

Эпилог

Знакомый уже обшарпанный вокзал на сей раз показался мне домом родным. Впрочем, разукрашенный цветными огнями и присыпанный свежайшим снегом (белым, абсолютно белым — к счастью, в окрестностях не дымила ни одна химическая труба!), выглядел он вполне симпатично.

Хитч отправился в гараж за «газиком», а я решила, наконец, позвонить Лао. В сущности, это нужно было сделать гораздо раньше, еще в дороге, но тогда из-за хлопот с Бу всё остальное попросту повылетало у меня из головы.

— С наступающим! — поздоровалась я, — Лао, это я, Ирина. Мы живы-здоровы, всё хорошо, только что сошли с поезда, собираемся ехать в Ваш дом…

— Ну, и где вас носило? — добродушно осведомился мой начальник на том конце провода, — Тут Алина уже такую панику развела…

— Это долго рассказывать…

— А ты деньги экономишь, да? — не без яда осведомился старик.

— Просто не хочу об этих вещах орать на весь вокзал.

— Разумно. Ладно, после Нового Года расскажете, не горит.

— Да, вот еще что, Лао, — вспомнила вдруг я, — к Вам тут одна девица собралась нагрянуть…

— С этим ты малость опоздала, — хмыкнули в трубке, — Уже нагрянула.

— Черт! Извините. Тяжко, да?

— Почему? У меня рождественские каникулы. Что ж я — не человек? Могу себе позволить с женщиной по ресторанам пройтись и вообще…

— Ну, надеюсь, когда мы вернемся, мне не придется на правах правнучки за ней к алтарю фату нести!

— Ох, кто бы там говорил! Я слышал, вы с Хитчем поженились…

— От кого?! — ошалела я.

— А вот приедете — расскажу! — мстительно заявил алхимик, — Ну, всё, празднуйте. Пока! — и повесил трубку.

Последнее, что нам оставалось сделать для Бу до отправки под крылышко к сулушаху, — это снабдить его каким-нибудь товаром для начала торговли. Я, недолго думая, предложила набрать фонариков, батареек и шариковых ручек, но мой напарник покачал головой:

— Не пойдет. Во-первых, тогда все наши подарки Лумарду утратят эксклюзивность. Конечно, упаковку-другую батареек взять стоит, но не для открытой продажи, а так, на случай личных контактов. А во-вторых, в книжке же подчеркивается, что Абу-Ратин был человек простой, с колдовством не знался…

— Ладно, убедил. Что же в таком случае взять?

— Ребят, да не надо ничего, — вмешался Бу, — Не обязательно же сразу торговать. Я могу с годик и поработать на кого-нибудь. Накоплю денег, а там…

— Нет уж, — оборвала его я, — Там ведь написано не «появился новый батрак», а сразу «появился новый купец». Давай уж следовать тексту. Тем более, что как-то странно получается: лавку ты, значит, выкупил, а ни денег, ни товара у тебя нет…

— Может, ему тканями торговать?

— Этого добра там хватает. И хлопок, и шерсть, и шелк… И вообще, нам нужен товар компактный — не контейнер же ему через дверь тянуть!

Меньше всего я ждала каких-нибудь позитивных предложений от самого будущего купца, но именно он-то и нашел решение проблемы.

— Я тут это… вспомнил… — смущаясь, заявил он, — Я читал… В общем, они же там далеко от моря были. И озеро пресное… Короче, у них там соль очень дорогая была.

Конечно, в магазине, где мы потребовали 50 килограмм соли (два мешка по 20 и один — десятикилограммовый), на нас посмотрели, как на больных: сезон всевозможных заготовок давно уже закончился, а гражданской войны в ближайшем будущем не предвиделось. Зато стартовый капитал для Бу был обеспечен. Я всё рвалась прикупить ему в дорогу еще чего-нибудь нужного и полезного, но пыс решительно отказался даже от блока сигарет, объяснив, что для дела полезнее будет ничем не выделяться среди окружающих. Правда, одну, совершенно неожиданную покупку он выбрал сам — довольно кичевую на мой взгляд, золоченую рамочку для фотографии.

— Это еще зачем? — изумился Хитч.

— Нужно, — серьезно и лаконично ответил Бу, но от нас ему было так просто не отделаться.

— Давай-давай, колись, — кивнула ему я, — Чей портрет собрался на рабочий стол поставить?

— Да я ж не себе, — тяжело вздохнул потенциальный везирь и принялся объяснять, — Я, конечно, не сразу понял… Если вы решили, что я — тот самый купец из сказки, тогда получается, что ты — эта принцесса Ирайна и есть. Так?

— Ну… В общем, да.

— А мне с сулушахом надо отношения завязывать, так?

— Так.

— Вот я и подумал: подарю ему твой портрет, типа на память. В рамке.

— А портрет-то ты откуда возьмешь? — растерялась я.

— Так это ж я вас еще в самый первый вечер сфотал. Вот, — Бу вытянул из бумажника снимок, — У меня типа привычка была: если мне что-то нравится, я сразу же фотаю — и в альбом. Потом посмотришь — и вроде снова там побывал. А эту еще выложить не успел.

Я придирчиво посмотрела на фотографию. Снята она явно была уже в самом конце выступления, после моего обратного превращения в человека и изображала улыбающегося Хитча во фраке и невероятно растрепанную меня с размазавшейся косметикой. Да… Лично я себе такое на комод бы не поставила!

— Ну-ка, ну-ка, — Хитч выхватил у меня карточку, некоторое время изучал ее, а после вернул Бу со словами:

— Пойдет! Скажешь, что это на нашей свадьбе снимали.

— Свадьбе?! — возмутилась я.

— А разве нет? Мы ж в тот день и поженились!

Еще какое-то время мы потратили закупая провизию и напитки для праздничного ужина. За елочкой и прочей новогодней атрибутикой решено было поехать завтра. Честно признаюсь, мне ужасно нравится выбирать все эти гирлянды, шарики, хлопушки и остальную игрушечную дребедень, так что я совершенно не возражала против того, чтобы посвятить этому удовольствию отдельный день.

Когда мы ехали к двери, я еще раз спросила Бу:

— Может, всё-таки задержишься на денек? Я тебя поучу в волка превращаться.

— Спасибо, — твердо ответил он, — но для меня это лишнее. Одно дело в сказках об этом читать… Это ж мне всего себя изнутри переделать нужно, чтобы этим заниматься. Да и зачем? Я в лесу жить не собираюсь, фокусы показывать — тоже. Я и представить-то себе не могу, как с этим жить. Не, я уж лучше так — человеком…

Оставив машину на дороге, мы доволокли мешки с солью до двери, я, привычным уже жестом, отдернула призрачную занавеску и вручила пысу собственноручно изготовленный при помощи листа ватмана, фломастера и заменившего печать оттиска герба с монеты в сто тенге договор о продаже лавки:

— Вот. Владей. Удачи тебе и… если совсем уж туго придётся, возвращайся. Телефон мой не потерял?

Бу помотал головой и крепко обнял Хитча (ко мне прикоснуться даже пальцем он так и не решился):

— Спасибо вам, ребята. За всё. Вы меня тоже навещайте как-нибудь! — и шагнул в полутемное и пыльное помещение, которое ему теперь предстояло обживать.

А мы… У нас всё было хорошо. Год заканчивался, и крупный, как в кино, снег сыпал с небес каждый вечер и искрился от солнца каждый день. Печка разносила ровное тепло по дому, по утрам мы пили травяной чай из запасов Лао — каждый раз новый, а после обеда Хитч брал найденную в сарае удочку и какой-то чудовищных размеров штопор, отправлялся на озеро, сверлил во льду дырку и усаживался над нею в ожидании клева, а я бежала в лес и одевалась там в лучшую из шуб… А после заката мы возвращались домой, пили кофе и целовались, играли в карты и целовались, пели друг другу песни — и целовались, и именно тогда я начала звать Хитча Тошкой, и он не возражал.

А через три дня на столе у нас стояло шампанское, и елка в углу нервно подмигивала китайскими гирляндами, и мои любимые апельсины раскатились по скатерти.

— Встречать Новый год — пОшло! — заявила я.

— Не только пОшло, но и банально, — подхватил Хитч, — Подумай только о том, сколько идиотов сейчас с бокалами в руках готовятся выкрикивать обратный отсчет и загадывать желания…

— И прибавь к ним еще одну идиотку, у которой тоже есть желание…

— Какое?

— Я не хочу ничего терять.

— Но разве можно найти что-то новое без потерь?

— Не знаю, — мотнула волосами я, пытаясь отогнать тень грусти, — Но мы постараемся, правда?