Нет, есть, конечно же, на свете люди, которые любят утреннее солнышко, те, кто просыпается с улыбкой, преисполненные сил и бодрости, блаженно щурятся и легко ныряют в повседневную суету. Мой же организм всякий раз после возвращения из страны снов начинает ныть и канючить. Ничего-то ему не хочется: ни вставать, ни входить в соприкосновение с водой, ни есть, и даже ароматная чашка кофе, которая вечером приводит его в восторг, с утра пораньше пьется через силу.
— Сяо, ты чего? — приоткрыл один глаз Хитч, разбуженный моими вялыми и безрадостными перемещениями по комнате.
Я вытащила из комка чистого белья (ну, не люблю я раскладывать всё аккуратными кучками: мне и так удобно, а чужому носу в моем шкафу делать нечего!) бюстгальтер, критически посмотрела на него и швырнула обратно.
— Да старик вчера звонил, просил меня к девяти подъехать.
— Садист, — констатировал мой сожитель и повернулся к стенке. Досыпать.
Вот и всё сочувствие.
Впрочем, когда ему приходится куда-нибудь тащиться ни свет ни заря, я обычно даже не просыпаюсь. Так что в этом плане мы с ним вполне гармоничная пара. И, кстати, не только в этом. А на то, что смотримся мы с ним рядом, как вполне водевильная парочка: неохватных размеров дама и тощий, как сухая березка, вьюнош — лично меня нисколько не смущает. Забота об эстетических чувствах окружающих — вообще не моё хобби.
Но ресницы и губы я всё-таки подкрасила. Не ради старика, конечно. Просто при входе в наш офис сидит парочка охранников такой дивной мужской красоты, что даже мне не хочется показываться им на глаза совсем уж лахудрой. Конечно, видимся мы с ними, прямо скажем, нечасто: раз в неделю, а то и реже. Такой уж у меня график работы: не то, чтобы щадящий, но вполне свободный. У меня ведь, знаете ли, в начальниках собственный не-знаю-сколько-раз-пра-дедушка. Так что я себе многое позволить могу. Например, выразить недовольство по поводу того, что меня, как обычную служащую, заставили явиться к самому началу рабочего дня.
— Ну, и где что горит? — нагло вопросила я у Лао, который, как обычно, колдовал над приготовлением чая, сидя на ковре возле низенького столика, — Зачем меня будить-то нужно было в такую рань?!
— А так, интересно было посмотреть, какая ты бываешь по утрам, — невозмутимо ответствовал мой шеф.
— Ну, и какая?
— Злобная.
— Значит, теперь, когда Ваше любопытство удовлетворено, я могу идти досыпать? — позволила себе помечтать я, но старик только вздохнул:
— И зачем, спрашивается, я тебя робарисом снабжаю? Нюхни и просыпайся окончательно. У меня к тебе дело.
Транжирить бодрящий порошок я, конечно, не стала, тем более, что по дороге на работу уже успела худо-бедно придти в себя, поэтому просто подхватила чашечку жасминового чая и уселась в кресло, приготовившись слушать.
Лао встал, покопался в ящиках своего грандиозного стола и извлек небольшую плоскую фляжку, обтянутую кожей.
— Вот, — протянул он мне ее, — В этот раз от тебя требуется всего-навсего набрать сюда водички.
— Живой или мертвой? — осведомилась я, — Или Вас и хлорированная из-под крана устроит?
— Остроумие у тебя, похоже, тоже не раньше полудня просыпается, — наморщил нос старик, — Я иногда просто в сладких снах вижу, как даю тебе задание, а ты молчишь и слушаешь, слушаешь и молчишь…
— И повинуюсь заодно, — я попробовала изобразить сложный восточный жест джина из фильма про Алладина, но с горячей чашкой в руках это оказалось не слишком-то просто.
Впрочем, Лао на мои телодвижения не обратил ни малейшего внимания.
— Ты о битве драконов когда-нибудь слышала?
— Это что — фильм с Брюсом Ли? Я боевики не люблю, даже китайские.
— Нет, это настоящая битва, произошедшая во втором веке нашей эры между всеми жившими тогда драконами.
— А что они не поделили?
— Неизвестно. То есть вообще о причинах этого побоища, где каждый сражался против всех, никто ничего не знает.
— Может, они, как горцы из фильма? — предположила я, — «Остаться должен только один» Тоже ведь бессмертные…
— Значит, фантастические боевики всё же смотришь? — фыркнул алхимик, — Тогда уж объясни заодно почему сражение прекратилось, когда драконов осталось четверо?
— А Вы сами что, не помните?
— А меня тогда еще и на свете не было. И, кстати, за все шестьсот лет моей жизни мне ни разу и в голову не приходило подраться с каким-нибудь другим драконом.
— Понятно… А вода, которую я должна набрать тут при чем?
— Понимаешь, согласно легенде, драконы сражались возле какого-то источника. Вот как раз из него-то мне водичка и нужна.
— Хорошенькое дело! А если он за 800 лет иссяк давно?!
— Тогда наймешь бригаду, которая пробурит тебе на том самом месте артезианскую скважину. Деньгами я тебя обеспечу.
— Осталось только уточнить, где это милое местечко располагается…
— А вот это как раз самое сложное. Не знаю.
Я озадаченно проморгалась.
— Просто праздник какой-то! А кто знает?
— Только те четверо, кто выжили в этой битве. Точнее, их сейчас двое осталось: Караш и твой друг Авенус.
— А остальные двое?
— Эйхе погиб во время Лиссабонского землетрясения… во сне, видимо, иначе бы наверняка спасся. А О-Нару покончила с собой еще в XVII веке. Непонятно, отчего.
Я рассеянно повертела в руках фляжку.
— Значит, очередное простенькое задание. Найти Авенуса… А где, кстати, мне его искать?
— Я бы на твоем месте на Авенуса не рассчитывал, — усмехнулся Лао. — Он великий мастер растворяться в пространстве. Конечно, у вас с ним отношения особые…
— Это Вы о чем? — немедленно напряглась я, — Объясните!
— Знаешь, у меня такое впечатление, что он постоянно за тобой наблюдает. И вытаскивает в пиковых ситуациях, эдак ненавязчиво, никак себя не афишируя. А мы с тобой потом головы ломаем: отчего ты в дракона один-единственный раз превратилась, а больше — никак. И почему дверь между измерениями только однажды создать сумела…
Такая мысль мне, откровенно говоря, в голову еще не приходила. Так-так, выходит, у меня свой персональный ангел-хранитель имеется… Любопытно, кстати, каким образом он за мною наблюдает? «Жучка» мне под кожу подсадил, или так — за камушками ползает?
Но вслух я сказала совсем другое:
— И зачем это я Авенусу понадобилась?
— А это ты у него самого спроси при личной встрече, — пожал плечами алхимик, — Я уж тут грешным делом думать начал, не была ли вообще вся моя генетическая программа им спровоцирована. Всё-таки учитель ученику много может незаметно в сознание внедрить…
В этот момент дверь безо всякого стука решительно отворилась, и на пороге возник Хитч. Надо же! А я-то думала, он еще без задних ног дрыхнет!
— Не помешал? — не особо рассчитывая на ответ, спросил он.
— Кажется, я тебя не вызывал, — довольно безуспешно попытался принять грозный вид Лао.
На моего сожителя эта гримаса не произвела ни малейшего впечатления. Он поискал взглядом стул поудобнее, уселся, облокотился о стол и спокойно заявил:
— Тогда будем считать, что это визит не Вашего сотрудника, а ревнивого мужа, которого очень интересует, в какую чертову дыру Вы вознамерились заслать его жену на сей раз.
— Мы сейчас, кстати, именно это и выясняем, — вмешалась я, — Так что пока можешь просто молча послушать, — и снова повернулась к Лао:
— Короче говоря, Авенус отпадает. То есть я, конечно, могу попытаться найти его за каждым ближайшим углом, только вряд ли эта операция увенчается успехом, так?
— Так.
— Ну, а последний выживший… как его?
— Караш.
— Вот. Он такой же Неуловимый Джо, или всё-таки есть шансы его поймать?
— С Карашем дело обстоит гораздо проще, — старик снова полез в недра стола и после непродолжительных поисков вытащил нечто напоминающее дорожную карту, сложенную несколько раз, — Он уже довольно давно обосновался в одном из миров и, насколько мне известно, местожительства своего не менял. Не факт, конечно, что он вообще захочет с тобой разговаривать — общительным и добродушным его еще никто не называл. Но ты уж постарайся.
— А вход в этот мир…
— … в двух шагах отсюда, — не дал мне закончить вопрос алхимик, — Помнишь самую первую дверь, которую я тебе показал?
— С китайским садом? Конечно помню!
«Прямо сейчас и сбегаю, — мелькнула у меня мысль, — Глядишь, к вечеру вернусь!»
Хитч довольно кисло взглянул на мою лучащуюся энтузиазмом физиономию и требовательно обратился к Лао:
— А теперь рассказывайте!
— Что рассказывать? — надо заметить, что невинное хлопанье глазами удалось Лао ничуть не лучше, чем мина сурового начальника. Ну, не всем же быть актерами…
— Всё. Те самые мелкие и милые особенности местных нравов, о которых Вы нам обычно забываете сообщить.
— Ах это… — старик помолчал и неожиданно щелкнул пальцами, — А, ладно! Это действительно неподходящий случай для того, чтобы проводить тренировки на экстремальное выживание. Слушайте.
Я отставила чашку в сторону и изобразила на лице максимальное внимание.
— Про местные нравы ничего не скажу — не знаю, но вот кой-какие особенности у этого мира действительно имеются. Дело в том, что…
Лекция, которую прочел нам Лао, затянулась примерно на полчаса. Если попытаться изложить ее содержание покороче, получится примерно следующее:
Мир, куда мне предстоит отправиться — вымирающий. Там лет двадцать назад произошла абсолютно фантастическая, противоречащая всем научным законам катастрофа. В один далеко не прекрасный день их солнце, помимо обычных тепла и света, вдруг начало испускать новое непонятное излучение, за считанные секунды превращавшее любого человека в… мантикору.
(- А что такое мантикора? — спросил Хитч.
— Темный ты, всё-таки, муженек! — не удержалась от ехидства я. — Мантикора — фантастическая тварь такая с лицом человека, телом льва и хвостом скорпиона. Да, еще и крылатая, кажется.
— Они там бескрылые, — заметил Лао, — но от этого не легче.)
Причем избежали этого превращения только те, кто был защищен, как минимум, двумя этажами здания, ну, и под прямые солнечные лучи — даже из окошка — не попадал. Ориентировочно 5–7% населения, не больше. Кстати, на оборотней это излучение не действует. Совсем. Но оборотней в этом мире, кроме Караша, отчего-то не было. Такое вот странное местечко.
Мантикоры оказались тварями неразумными, но крайне агрессивными. На улицах города их великое множество, они постоянно дерутся между собой, жрут все, что только подвернется — от коры и веток до друг друга, шкуры у них толстые — даже пули крупного калибра не берут. Одно хорошо: с заходом солнца они все засыпают мертвым сном, что дает уцелевшим горожанам кое-какие шансы выжить, ну, а мне — добраться всё-таки до Караша.
— Он, кстати, за городом живет, километрах в двадцати, — пояснил старик и вручил мне карту, — Я тут всё обозначил. Сад, в который дверь открывается — это на западной окраине, а к усадьбе Караша нужно по северному шоссе идти…
— Идти? — скривилась я. Вовсе мне не улыбалось тащиться ночью пешком через весь город (а ведь наверняка немаленький), а потом еще двадцать километров по дороге пилить.
— А что ты хотела? — покачал головой Лао, — Джип в дверь не протащишь. На улицах наверняка брошенные машины есть, но их уже мантикоры изрядно покалечили. Да и заправиться там негде.
Да… Топать мне и топать… Интересно, а если я до рассвета не успею до этой усадьбы добраться, мне что — на ближайшем тополе от мантикор спасаться? Надо бы, кстати, уточнить: по деревьям-то они лазить умеют?
— Джип не джип, а мотоцикл через дверь запросто протолкнуть можно, — серьезно заявил Хитч.
— Ты что?! — опешила я, — Я и на велосипеде-то в жизни не ездила — не то, что на мотоцикле! Я же на первой кочке шею себе сверну! Я на нем газ от тормоза не отличу!
— А тебе и не придется, — спокойно ответил мой напарник, — Всё, что от тебя потребуется — крепко обнимать меня обеими руками. А с газом и тормозом я уж сам разберусь.
— Как?!
— А ты что, думала, что я отпущу тебя одну?
Всю недолгую дорогу до дома мы с Хитчем упоенно проругались.
— Нет, ну, ты объясни: какого черта тебе туда тащиться?! — в стотысячный раз повторяла я.
— Ничего-ничего, на мотоцикле тебя покатаю, а заодно и пригляжу, чтобы ты опять на два года не исчезла, — упрямо твердил он.
— А если мы до рассвета не управимся? Ты-то человек, не забывай, дорогой мой! А мне как-то совсем не улыбается видеть твою физиономию на теле льва с хвостом скорпиона!
— Ну, во-первых, по идее, мы до восхода три раза к этому Карашу добраться успеем. А у него, я надеюсь, хотя бы подвал какой-нибудь найдется, — не сдавался Хитч, — А во-вторых, солнце сейчас поднимается примерно в пять утра. Значит, часа в четыре мы бросаем все дела и ищем надежное укрытие, чтобы пересидеть день. Успеем — ничего страшного.
— Между прочим, светать начинает гораздо раньше собственно восхода…
— Но Лао же говорил, что рассеянный солнечный свет, тот, что из-за горизонта, никакой опасности не представляет…
— Ага. Только мне потом очень не хотелось бы слышать: «Извините, ошибся»!
— Ладно, ладно, не в четыре, а в три часа ночи начнем место для дневки искать — это тебя устроит?
Откровенно говоря, больше всего меня устроил бы Хитч, сидящий дома перед телевизором, но снова говорить об этом я не стала — просто вздохнула.
Уже когда мы стояли перед дверью, и я рылась в сумке в поисках ключей, которые, как обычно никак не хотели попадаться в ищущую руку, Хитч неожиданно заявил:
— Вот что: ты давай, ложись досыпать, до заката у нас еще уйма времени, а я пока что пойду.
— Куда?
— Мотоцикл куплю.
— Интересно, это на какие же деньги?! — на мгновение проснулся во мне хозяйственный инстинкт, обычно пребывающий в глубокой коме.
— На казенные. Мы его потом на фирму оформим.
— Кстати об оформлении. Там же номера надо будет получать, кучу бумаг каких-то… Ты уверен, что за полдня успеешь?
Хитч глянул на меня, как на больного ребенка:
— А даже если и не успею, то что? Сяо, до двери — 10 минут езды, а за дверью — зачем тебе документы?
Нет, было, конечно, несколько случаев, когда мне удавалось моего сожителя переспорить. Только за каждый из них впору орден выдавать, а в сонном состоянии я на такое геройство решительно не способна.
Вернулся Хитч часам к шести, когда я успела и вздремнуть, и найти наши с ним всепогодные походные куртки и даже сбегать в магазин за фонариками (как-то внезапно меня осенило, что на свет уличных фонарей нам в заброшенном городе рассчитывать не придется).
— Я всё узнал, — с порога заявил он, — Заход солнца сегодня на нашей широте в 20.15, восход — в 5.25. Как минимум, восемь часов в нашем распоряжении есть. Должны успеть.
Мы поужинали, неторопливо попили кофе, причем я в приливе вдохновения еще и термос наполнила, еще раз тщательно изучили маршрут по выданной Лао карте и часов в восемь вечера вышли, наконец, на улицу.
Что приятно, гараж у нас прямо рядом с домом. Правда, о том, каких трудов нам стоило выкупить его у прежнего владельца, хранившего в нем полуразложившиеся «Жигули», я лучше говорить не стану. Отдельная это история, причем довольно нудная. Зато теперь было, куда поставить и старенький джип, презентованный мне стариком еще в самом начале нашего с ним сотрудничества, и новое приобретение.
Должна заметить, с первого взгляда мотоцикл меня разочаровал. Моё-то буйное воображение рисовало нечто мощное и грандиозное, типа «Харлея», в то время, как выведенный Хитчем из гаража транспорт выглядел, конечно, повнушительней велосипеда, но всё равно каким-то узеньким и ненадежным. Да еще и вместительная проволочная корзина была зачем-то прикреплена у него к багажнику.
— Пирожковоз какой-то! — фыркнула я, — Может, хоть корзинку снимешь?
— А зачем бы я ее тогда полчаса прикручивал? — откликнулся мой сожитель, — Это же, можно сказать, самая главная часть мотоцикла — твоё посадочное место!
Повисла зловещая пауза.
— Сдурел? — наконец выдавила из себя я, — Это как же, интересно, я туда помещусь?
И тут же заткнулась, потому что поняла, как именно мне удастся вместиться в эту клетку.
— А что? — с невинным видом заявил Хитч, — так спокойнее всего будет — и тебе, и мне. Ты ведь на мотоцикле никогда раньше не ездила?
— Нет.
— А из этой корзины ты точно не выпадешь. И страшно не будет. Я, кстати, и одеяло тебе туда на дно постелил. Так что пошли назад в подъезд.
— Зачем?
— А ты что, на глазах у всего двора в лисицу превращаться собираешься?
Я настолько опешила, что даже не возражала. Может, действительно какая-то сермяжная правда в этом и есть? По крайней мере орать от ужаса водителю в самое ухо не буду…
Ехать в корзинке и впрямь оказалось совсем не страшно… особенно если глаза закрыть. Стенки высокие — не вывалишься. Трясет, конечно, но всё равно не настолько, чтобы на асфальт вылететь. Тем более, что когтями я всё-таки постаралась о прутья зацепиться.
Словом, до нужного места мы добрались без лишних приключений. Конечно, клетка с лисой, притороченная к мотоциклу — не самое обычное зрелище, но толпа зевак за нами всё-таки не бежала. Да и вряд ли бы догнала.
Заглушив нещадно тарахтящий мотор, Хитч бережно поднял меня на руки и опустил на землю. Переулок был идеально пуст, но я на всякий случай всё же юркнула за ближайший киоск и только там обернулась человеком.
— Ну, пошли? — окликнул меня мой напарник.
— Подожди, я вначале сама сунусь, — ответила я и привычным движением потянула вбок призрачную занавеску — дверь между измерениями.
В саду шел дождь. Листья деревьев вздрагивали от крупных капель, поверхность декоративного пруда рябила, мох на камнях казался неестественно живым и ярким, а в сером, сплошь затянутом тучами небе краснела единственная длинная полоска — последний привет от закатившегося за горизонт солнца.
— Может, дождемся, когда окончательно стемнеет? — дрогнувшим голосом спросила я.
— И начнем спотыкаться обо все камни подряд? — усмехнулся Хитч, — Нет уж, давай сейчас. И не бойся — ничего со мной не случится. В конце концов… я же не совсем обычный человек.
— Капюшон надень — там дождик, — предупредила я и крепко сжала его ладонь.
Свободной рукой он без видимого усилия подхватил мотоцикл (силен всё-таки муженек! И откуда что берется? Худой ведь — одни жилы…), и мы шагнули вперед. В мир мантикор.
Впрочем, мантикор в поле зрения не оказалось. Да и напарник к моему величайшему облегчению вовсе не собирался превращаться в живую иллюстрацию к средневековому бестиарию. Вот и славно!
Слева от нас срывался с каменной горки ручей, образуя небольшой живописный водопадик, справа — мокла под ливнем белая ажурная беседка, наводящая на мысли скорее о маврах, нежели о китайцах, а впереди — буквально шагов пятнадцать — виднелась невысокая каменная ограда с приветливо распахнутыми деревянными воротцами.
— Значит так, — сверился с картой Хитч, — Сразу за выходом из парка — улица. Едем направо один квартал, сворачиваем на проспект и — по нему практически до конца.
Мы провели мотоцикл по серому влажному песку дорожки, уже возле самых ворот я привычно обернулась лисицей, дождалась, пока бережные руки переместят меня в корзинку и — поехали.
На этот раз глаза закрывать я не стала — наоборот, с интересом крутила головой по сторонам, благо сумерки сгущались медленно, пока что позволяя разглядывать опустевший город. Впрочем, выглядел он довольно обыденно: ни руин, ни развалин, да и мусора на улицах не больше, чем у нас. И ни одной мантикоры — ни бодрствующей, ни уснувшей, нигде. «Может, они в какие-нибудь особые места собираются на ночь? — мелькнула у меня мысль, — Вот и хорошо. А мы-то боялись, что из-за спящих туш проехать тяжело будет…»
Странным мне показалось только одно — по стенам стоящих вдоль дороги домов тянулись однообразные, довольно небрежно выписанные белой краской графитти: «Свободная зона». От чего, интересно, свободная: от людей, от властей, от налогов..? Хотя надписи выглядели довольно старыми, так что вероятнее всего эта самая свобода, к чему бы она не относилась, давно уже канула в прошлое вместе с большинством обитателей этих кварталов.
Поначалу я приняла тусклый огонек в окне нижнего этажа одного из зданий за отсвет нашей собственной фары, но Хитч тоже обратил на него внимание и бросил мне через плечо:
— А люди здесь есть. И не так уж и мало.
И действительно: слабые пятнышки света возникали одно за другим, пытаясь противостоять надвигающейся темноте. Ну да, Лао же говорил: 5–7% должны были выжить. Город, судя по карте, размерами не сильно нашему уступает. Скажем, полмиллиона населения здесь было. Тогда получается… получается, что тысяч 30 осталось! Ого! Да здесь довольно людно должно бы быть! Просто странно, что мы никого еще не встретили.
Поделиться этими соображениями с напарником я в лисьем облике, разумеется, не могла. Да и не успела бы. В свете мотоциклетной фары на дорогу неожиданно выскочил человек и судорожно замахал руками. Хитч ругнулся на неизвестном мне языке, зато с весьма красноречивой интонацией, и, резко вывернув руль, остановился буквально в нескольких метрах от сигнальщика.
«В морду, конечно, не даст, но пару ласковых непременно скажет, — подумала я, — Хотя что с них взять — дикий народ, от вида транспорта отвыкли…»
Однако первым рот успел раскрыть именно недодавленный пешеход.
— Разрешение! — резко и хмуро потребовал он, стукнув пальцами по какой-то круглой бляхе у себя на груди.
— Какое еще разрешение? — опешил Хитч.
— Разрешение на использование бензина, — терпеливо пояснил человек, в котором по тону сразу же угадывался местный блюститель порядка.
Помнится, предыдущая встреча с полицией (точнее, «литсией») иного измерения закончилась для нас с Хитчем официальным оформлением брака. Интересно, какого сюрприза ждать на сей раз?
Пока же мой муженек явно шел на конфликт с властью.
— Отчего это мы должны испрашивать у кого-то разрешения на использование нашего же собственного бензина?
— В Свободной зоне не существует топлива, находящегося в частном владении. Всеми топливными ресурсами распоряжается Комитет по благоустройству улиц и лично Опекун Свободы, — явно наизусть отчеканил страж законности.
— Вот и распоряжайтесь на здоровье… своими ресурсами. А мы гражданами Свободной зоны не являемся.
На мой взгляд, с этим «мы» он здорово прокололся. Я-то в глазах аборигена была всего-навсего животным в клетке. Но тот, похоже, не обратил на эту оговорку ни малейшего внимания. Еще бы! Похоже, всё свободное от условных и безусловных рефлексов место в его мозгу занимал некий многостраничный и всеобъемлющий Устав, который он вновь принялся цитировать:
— Любой человек, пробывший на территории Свободной зоны больше двух часов, считается гражданином Свободной зоны и обладает всеми соответствующими правами и обязанностями…
— Какие два часа? Я же только что приехал. И задерживаться, кстати, не собираюсь!
Ну, хоть на этот раз «я»! Но, между прочим, на мой взгляд куда лучше было бы не препираться попусту, а просто нажать на газ. А то он нам тут эти параграфы до утра зачитывать станет! И чего, в самом деле, Хитч дурью мается?
Я посмотрела на местного жителя повнимательней, и до меня дошло. Предмет, засунутый прямо за ремень его брюк на животе, оказался вовсе не полицейской дубинкой, как почудилось мне с первого взгляда. Больше всего это напоминало… да нет, это явно и был обрез. Самый настоящий, какой мне приходилось видеть прежде только в кино.
Да… От такого не очень-то рванешь. Влепит пулю в спину во имя свободы и ее Опекуна… или хотя бы шину прострелит — тоже приятного мало…
А диалог, между тем, уже подходил к классическому финалу.
— Вам придется пройти со мной.
— На каком основании?
— С целью установления Вашей личности, причины проникновения в Свободную зону и направления дальнейшего движения.
Ага, а потом мы проторчим в их комендатуре два часа и — готово! — мы счастливые граждане Свободной зоны без права пользования собственным бензином, зато, наверняка, с целым букетом обязанностей!
Нужно было что-то делать. Срочно. Меньше всего мне хотелось потерять несколько суток (и это в лучшем случае!), разбираясь с особенностями нового социального устройства выморочного мира. Эх, жаль, что я всё-таки не дракон! Сейчас бы щелкнула пастью, и побежал бы он в свой Комитет по благоустройству — не только обрез, а и штаны бы потерял! А впрочем…
Скажите, вам когда-нибудь прыгала на спину волчица? Мне тоже нет, но, должно быть, ощущение не из приятных. Страж порядка от неожиданности хлопнулся на землю, попытался было вывернуться, но я так убедительно клацнула зубами у него над ухом, что он затих и распластался, безуспешно пытаясь притвориться мертвым. Читал, наверное, что именно так нужно себя вести при нападении хищника. Обрез очень удачно вылетел у него из-за пояса — прямо к ногам Хитча, который не замедлил его поднять.
Мотор мотоцикла взревел.
— В человека! И садись быстро! — услышала я.
Ну, что ж, покатаюсь для разнообразия без корзины!
Не знаю, кому как, а лично мне удирать приятнее всего, когда тебя никто не догоняет. Насмерть перепуганный стражник остался далеко позади, ветер бил в лицо, а выщербленный асфальт стремительно несся под колеса. И кто это, спрашивается, придумал, что мне будет страшно в первый раз ехать на мотоцикле?! Ощущение лихого азарта так и распирало меня, хотелось отпустить Хитча, раскинуть руки в стороны и закричать во весь голос что-нибудь веселое, запеть, засмеяться.
«Всё, — решила я, — буду учиться водить сама! И пусть мне только попробует кто-нибудь сказать, что тетенька на мотоцикле — это смешно!»
Дождь кончился, и тучи постепенно расползались, открывая светлое вечернее небо. Хитч слегка сбросил скорость: темнота сгущалась, и дорогу за желтой световой дорожкой фары становилось видно всё хуже. Впрочем, столкновение со встречным транспортом нам в любом случае не грозило: на проспекте мы были одни. Как видно, Комитет по благоустройству улиц не очень-то был склонен тратить драгоценное топливо на всякие пустяки.
— Эй, осторожней! — подала голос я, — Видишь?
— Вижу. Что за черт? — откликнулся Хитч, и мы остановились.
Широкий проспект — весь, и транспортная и пешеходная его части — был перегорожен толстой металлической решеткой, толстые прутья которой доходили до окон вторых этажей. Края ее надежно крепились прямо к стенам обрамлявших улицу домов, а основание было намертво вбито в асфальт и залито бетоном. И никаких ворот, никакой, самой маленькой калитки. В качестве завершающего штриха на решетке висела жестяная табличка с неизменной надписью: «Свободная зона».
— Да, когда существительное — «зона», прилагательное роли не играет! — не удержалась я.
Хитч, похоже, этой арестантской шуточки не понял вовсе. Проведя лучом фонарика по решетке, он бодро заявил:
— Значит, у нас есть три выхода.
— Целых три?
— Да. Первый — поехать в объезд…
— … где мы, скорей всего наткнемся на что-то подобное…
— … или на очередного блюстителя топливных ресурсов. Второе — поискать проходы между домами, сквозные подъезды и тому подобное.
— Знаешь, по моим наблюдениям, забор обычно ставят не для того, чтобы его с легкостью можно было обойти. А сквозные подъезды скорей всего заколочены.
— Тогда остается третье: взломаем дверь в любой квартире третьего этажа, где есть окна на другую сторону, и спустимся.
Я скривилась так, что по-моему это было заметно даже в темноте:
— Гениальный план! Только два маленьких вопроса: как ты собираешься спустить с третьего этажа мотоцикл и — главное — как ты собираешься спустить с третьего этажа меня?
Но напарника не так-то легко было сбить с толку.
— Мотоцикл опустим на веревке или проволоке — что найдем. В крайнем случае, простыни можно будет связать. А тебя я за пазухой вытащу… в виде лисы, конечно.
— А сам?
— Я, между прочим, пять лет городским паркуром занимался. Мне и с пятого этажа спуститься нетрудно.
Буйное воображение мгновенно подсунуло мне кадр из любимого фильма «Земля Санникова» — тот, где Крестовский карабкается по стене колокольни, и я замотала головой.
— Знаешь, у меня есть четвертый вариант. Давай для начала посоветуемся с аборигенами, а? Вон видишь: свет горит. Вряд ли это квартира лично Опекуна Свободы, так что, думаю, шансы на мирный разговор у нас есть.
Хитч посмотрел на мерцающее желтым окошко в соседнем доме и кивнул:
— Ладно, давай попробуем.
Оставить мотоцикл на улице он отказался категорически, так что несколько ступеней до первого этажа мы преодолели вместе с железным другом, и я постучала в украшенную деревянными плашками дверь.
Некоторое время внутри было тихо, потом раздались шаркающие шаги и чуть надтреснутый, но звучный женский голос спросил неизбежное:
— Кто там?
— Извините, мы приезжие и хотели Вас кое о чем спросить, — закричала я, думая одновременно, что лично я нипочем бы не открыла дверь ночью двум подозрительным типам. Вот пошлют нас сейчас к черту — и что делать? Дверь выламывать? Обрезом угрожать?
Но вопреки всем ожиданиям замок заскрежетал, и на лестничную клетку выглянула хозяйка квартиры — хрупкая, едва доходящая мне до подбородка старушка с пышной шапкой седых волос, кокетливо подкрашенных фиолетовым.
— Приезжие, значит? — прищурилась она на нас, — И откуда же вы взялись?
— Может, мы поговорим в комнате? — предложил Хитч, адресовав ей самую обаятельную из своих улыбок, — если Вы не боитесь, конечно.
— В моем возрасте бояться чего-то уже просто смешно, — хихикнула старушка и отступила, пропуская нас в квартиру, — Это единственное, что позволяет мне хоть как-то мириться со старостью!
Комната оказалась довольно большой и сплошь плюшевой: плюшевые портьеры, плюшевый диван, плюшевая скатерть на столе, стулья оббитые плюшем. Даже старые потертые обои в свете керосиновой лампы выглядели мягкими и пушистыми.
Хозяйка уселась в единственное кресло с высокой и прямой спинкой и требовательно посмотрела на нас.
— Ну, рассказывайте, откуда в наше странное время в Свободной зоне берутся приезжие. С другой планеты?
— Почти что, — улыбнулась я, — Скажем так: из другого измерения.
Пожилая леди скроила насмешливую гримаску и осведомилась:
— И вы, конечно, прибыли спасать наш мир?
— Откровенно говоря, нет, — рассмеялся Хитч, — Да у нас и возможностей-то таких нету. Просто мы хотели повидаться с одним человеком… живущим довольно далеко отсюда — за городом.
— И застряли в Свободной зоне… — задумчиво закончила за него старушка, — понятно…
Она замолчала, постучала аккуратными ноготками по деревянной ручке кресла и принялась размышлять вслух:
— Предположим, вы просто двое местных балбесов, которым удалось каким-то образом раздобыть пару литров бензина… И зачем вам тогда являться ко мне? Всё, что я могу вам рассказать, вы и так знаете… А вот если вы действительно чужие… только что приехали… возможно, даже успели столкнуться с нашими дворниками…
— С дворниками? — заинтересовалась я.
— Ну да, — улыбнулась хозяйка, — Это целая история…
— Комбинат по благоустройству улиц — так это называлось. Всякие, знаете ли, асфальтоукладчики, озеленители, машины, которые зимой лед с улиц счищают. И дворники, конечно, тоже. Мы еще, помнится, шутили, что в нашем районе живут самые ленивые дворники в мире. Официально рабочий день у них начинался, как положено — с семи утра, но на улицы они выходили не раньше одиннадцати. А перед этим часа по четыре заседали — развесисто так, как Генеральный штаб перед наступлением, с картами и схемами участков. Распределяли, кто куда идет, что делает, и как всё это соотносится с общегородской программой благоустройства. Это мне знакомая дама рассказывала — она секретаршей у Директора Комбината работала.
Старушка замолчала и внимательно посмотрела на нас с Хитчем.
— Впрочем, вы ведь, наверное, спешите. Я-то болтаю, а ночь идет…
— Что Вы! Наоборот, нам очень интересно! — с энтузиазмом откликнулся мой напарник и тут же тихо, одними губами шепнул мне:
— Ты ничего в ней не замечаешь?
Я в некоторой растерянности уставилась на хозяйку квартиры. Да нет, бабушка, как бабушка… Что, интересно, я должна в ней заметить? Но ничего переспросить у Хитча я уже не могла и принялась слушать дальше.
— В сущности, совещание их и спасло. Катастрофа разразилась в ноябре, солнце вставало поздно. Большинство людей были в этот момент на улицах — торопились на работу, а эти уже вовсю заседали…
Рассказчица вздохнула и покачала головой.
— Кошмар, самый настоящий кошмар… Автобусы, автомобили… Это притом, что большинство водителей умудрились в последнюю минуту нажать на тормоз. Не знаю: то ли рефлекс сработал, то ли просто ноги, превращаясь в лапы, придавливали педаль… И всё равно — только на этом перекрестке горело пять машин разом. А на тротуарах…
Старушка опять долго и горестно вздохнула.
— Многие погибли просто по-идиотски: услышали шум и выбежали на улицу, посмотреть, что происходит. Выжили самые осторожные. И самые трусливые. Старики и женщины, в основном. Ну, и наши дворники. Я, кстати, тоже кинулась было из дома. И тут же подвернулась под лапу этого жуткого существа… с лицом моего соседа… И отлетела обратно в подъезд. Руку он мне, конечно, до кости располосовал, но жизнь спас.
Она приподняла пышный рукав блузы и продемонстрировала жуткий широкий шрам от кисти до локтя. И тут я, наконец увидела то, что должна была бы заметить сразу, если бы, конечно, вовремя вспомнила уроки Лао. Наша хозяйка могла без малейших опасений гулять под полуденным солнышком этого странного мира. Потому что сама была оборотнем. Скорее всего даже и не догадывающимся о собственной природе, как я до встречи с алхимиком.
А повествование, между тем, продолжалось.
— Наш район очень удачно расположен: на севере — Императорские сады, старинные, еще позапрошлого века. С юга и востока нас огибает река — довольно широкая, а мантикоры отчего-то воду не любят. Оставалось перекрыть только западное направление. А в этом самом Комбинате по благоустройству — в Комитет они чуть позже переименовались — оказался неимоверный запас железных решеток. Они, кажется, новый городской парк должны были разбивать или что-то в этом роде. Вот и предложили: закрыть наш район и постепенно, ночами, когда твари спят, перетаскать мантикор за его пределы. Для безопасности граждан. Они же стекла били, на людей в квартирах нападали, продуктовые запасы в магазинах жрали… Работа, конечно, грандиозная. Но к нам стали стягиваться уцелевшие из других районов города. Люди как-то всегда стремятся собраться вместе… Благо пустых квартир в нижних этажах хватало. Говорят, правда, что на дальнем конце города остались какие-то банды… а может, и не банды… Но к нам, во всяком случае, они не совались.
Так, подумала я, значит нам еще и с бандами придется дело иметь… Хотя они, может, уже и вымерли все…
— А руководство работами на себя взял Комитет. Вот тогда-то они весь бензин и реквизировали. Нужна же была техника: и решетки ставить, и мантикор вывозить… А мы все им помогали. Даже я обеды для них варила. Общее дело, всенародный порыв… Только вот дворники похитрее нас оказались. Пока одни очищали улицы и возводили перекрытия, другие под шумок свозили продукты — консервы, макароны, словом, всё, что не портится — на склад комбината. И когда, наконец, через несколько месяцев вынесли последнюю мантикору, неожиданно выяснилось, что единственный ключ от ворот — у Директора Комбината и ключ от продуктового склада — у него же и вообще он теперь — Опекун Свободы, а кто с этим не согласен, может поговорить с дворниками и озеленителями, которые между делом опустошили все оружейные магазины города… И если тебе не нравится, как распределяют продукты, и не хочется выращенную на газонах картошку сдавать в общий котел, можешь прыгать с гранитной набережной в реку и плыть в другой район, поближе к мантикорам.
— А вы как же? — не удержалась от вопроса я.
— А что я? Я старуха. Дом у меня далеко от реки, воду носить тяжело и долго, а за их поганым продовольственным пайком я в жизни не приду. Вот меня и не трогают. Ждут, что я и сама вот-вот помру.
— Но ведь что-то есть и вам нужно? — заинтересовался Хитч.
В ответ хозяйка широко и как-то очень молодо улыбнулась.
— Конечно, нужно! Но у меня есть свой маленький секрет. Сейчас вы, молодые люди убедитесь, что действительно очень удачно зашли ко мне!
Она подошла к окну и отдернула тяжелую портьеру.
— Видите? Наш дом с внешней стороны оградой обносить не стали — всё равно у всех в окнах первого и даже второго этажей — решетки. Воров боялись — смешно вспомнить… Но лично меня отец еще в раннем детстве научил: никогда не забивайся в нору с одним-единственным выходом. Мало ли что — пожар, землетрясение, любая катастрофа — и окажешься в ловушке. Так что у меня на окне решетка не простая, а с замочком. И ключ всегда при себе. Вот так.
Старушка вытянула из выреза блузки висящий на длинной цепочке небольшой ключик, повозилась у оконной рамы и широким жестом распахнула решетку.
— И вот когда у меня в желудке становится как-то неуютно, я достаю из-за занавески свою стремяночку, спускаю ее вниз и спокойно выхожу в город. Я не лезу в магазины, нет. Там пусто — дворники постарались. Зато есть масса незапертых квартир, где у хозяек на полочке стоит рис, гречка, лежат макароны, а иной раз даже тушенка и сгущенка. Конечно, годы идут, и мне каждый раз приходится уходить всё дальше и дальше от дома, но я не боюсь. Потому что у меня есть и второй секрет…
— Солнечные лучи на Вас не действуют, — закончил за нее Хитч.
— Верно, — с нескрываемым удивлением уставилась на него хозяйка, — А я ведь пыталась, чего греха таить. Мелькнула у меня мысль о том, что лучше быть здоровым и сильным зверем, чем старухой, у которой постоянно кружится голова и ломит все кости. Но, как видно, не судьба.
Мы ехали по ночному проспекту и яростно спорили. Встречный ветер сминал фразы и рвал слова, но мы и без того отлично понимали друг друга.
— Мы ведь можем ее вывести отсюда через дверь! Других не можем, а ее — запросто. Заедем на обратном пути и…
— И что дальше? — рубил Хитч, — Возьмем на свое попечение, как домашнее животное? Учить превращаться будем? Только учти: у оборотней зверь стареет пропорционально человеку, так что из старой женщины она может научиться обращаться только в старую волчицу. Драконом ей уже никогда не стать, даже если у нее и есть задатки.
— Но дело же не только в этом…
— А в чем? Пойми, здесь она вполне самостоятельна, ни от кого не зависит и гордится этим. Может, ей только эта гордость и дает силы жить. А что ты хочешь ей предложить взамен? Телевизор с «мыльными операми»?
— Но она же очень старая. Если она заболеет…
— … то умрет. Все умирают. Даже драконы. Не думаю, что она боится смерти. Пойми, Сяо, — Хитч даже голову на секунду повернул, чтобы взглянуть на меня, — в тебе сейчас вопит эдакий условный рефлекс. Тебе просто очень хочется хоть что-нибудь сделать, чтобы заткнуть свою совесть. А совесть на самом деле тут не при чем. Мы не можем помочь всем несчастным, да в общем-то и не пытаемся это сделать. И слава богу. Потому что от иной помощи больше вреда, чем пользы.
— Не знаю… — растерянно призналась я, — Просто противно всё это… Зона эта Свободная…
Хитч, похоже, разошелся не на шутку. Может, потому, что у самого что-то сосало в груди?
— Ну давай тогда протащим через Дверь пару пулеметов и устроим революцию в отдельно взятом районе! И что? Ты уверена, что свергнув дворников, мы не получим взамен мир «Мэд Макса» только с поправкой на ночной образ жизни? Или у тебя есть какие-то безотказные социальные рецепты?
— Не злись, пожалуйста, — тихо попросила я, — Мне просто жалко эту старуху. И тебе, кстати, тоже. Жалко, что не встретился ей вовремя такой же Лао, как мне. Жалко, что ее мир так страшно вывернулся. И никакие слова тут не помогут.
Хитч замолчал, преувеличено внимательно объезжая лежащих на дороге мантикор. А их, как только мы выбрались из Свободной зоны, действительно стало попадаться множество. Они спали мертвым сном, положив головы на вытянутые кошачьи лапы. Головы со страшными, бессмысленными, человеческими лицами. Я невольно подумала о том, как легко сойти с ума, узнав в этой жуткой твари родные черты. Интересно, помнят ли они хоть что-нибудь о своей прошлой жизни? Узнают ли друг друга? Или неведомое излучение одним махом стерло их личности, как мел с доски, выбросив души из неприспособленных для них тел? «Погибли», — говорила о них старуха. Да, наверное, проще считать всех превращенных погибшими — слишком больно было бы думать, что где-то там, внутри рычащей злобной туши заперт человек, бессильный, беспомощный, обреченный…
Большинство окон первых этажей поблескивали осколками стекла, двери — искорежены, даже из поребрика были вывернуты бетонные плиты — вывернуты и разбиты на осколки. И ни единого огонька, только еле видно фосфоресцировали мутным оранжевым сиянием неподвижные тела мантикор. Люди — если здесь они и были — судя по всему, сторонились проспекта, укрываясь в глубине дворов.
Не знаю, сколько времени занял у нас путь до западного кольца. Лично мне казалось, что часы тянутся за часами, а мы всё так же едем, осторожно виляя, мимо мертвых громад зданий, облупившихся вывесок, изодранных чудовищными когтями деревьев, помятых фонарных столбов…
Наконец, Хитч остановил мотоцикл и вытянул карту.
— Посвети, — коротко попросил он и забормотал, — Так, отсюда едем направо… здесь вполне приличное шоссе… а сразу же за железнодорожным мостом сворачиваем налево… не пропустить бы — там, кажется, обычная грунтовка…
Изучив маршрут, он снова сунул карту в карман и взялся было за руль мотоцикла, но я обняла его за плечи и прижалась лицом к холодной куртке.
— Давай больше не будем ссориться, ладно? — дрогнувшим голосом попросила я. Ужасно хотелось расплакаться, но я покуда сдерживалась. — Здесь всё такое… враждебное… так давит. А я не хочу…
— Ну, что ты? — осторожно повернулся Хитч, легко поцеловал меня и прошептал прямо в мои губы, — Никогда не забывай: я тебя люблю и абсолютно не умею на тебя злиться. Хорошо?
— Хорошо, — улыбнулась я и всё-таки почувствовала, как стали мокрыми мои нижние ресницы, — Ты прости, что я раскисла. Поехали.
И мы вывернули на шоссе. Мантикоры здесь попадались редко, но Хитч все равно не рисковал разгоняться слишком сильно, а я обозревала окрестности. Небольшие домики по левую руку от дороги несомненно были дачами — давно заброшенными и ветхими. И вдруг…
— Ты видишь?
— Да. Подъедем поближе?
Довольно большой участок был огорожен столбами с натянутой на них колючей проволокой, а на самой его середине двигался неяркий огонек, замерший при нашем приближении. Это было поле, частью уже распаханное. Средних лет мужчина в серой одежде замер, как вкопанный, с удивлением разглядывая нас, а рядом с ним из земли торчала какая-то непонятная конструкция, на которой висел керосиновый фонарь («Кажется, это называется „летучая мышь“ или что-то похожее», — вспомнила я). Плуг. Да, наверное, это был ручной плуг с широко разведенными в сторону рукоятками. А впряжены в него были… три здоровенные рыжие собаки, напоминающие кавказских овчарок. Впрочем, разглядеть их поподробнее мне не удалось — Хитч нажал на газ, и разбитый асфальт снова потек под колеса нашего мотоцикла.
— Молодцы, — неожиданно заявил мой напарник, — Если они не только разворовывают старые запасы, но и пашут, то у этого мира есть еще шанс.
— А почему на собаках? — нерешительно осведомилась я.
— Ну, а где же им в городе было взять лошадей? Их сейчас и в деревнях-то почти не осталось. Кошки и собаки — вот и вся фауна. Они наверняка их еще и на мясо разводят.
— Собак?!
— Ну, едят же их китайцы и корейцы! Знаешь, Сяо, животных хорошо любить, когда ты сыт и дети твои не мерзнут в холодную зиму…
Я ненадолго задумалась и отмахнулась:
— Ну тебя в баню! Собак же самих нужно мясом кормить! Значит, должна быть у них еще какая-нибудь травоядная живность.
— Крысы? — невинным тоном предположил Хитч, и я отчего-то расхохоталась, отплевываясь и мотая головой, а мои волосы трепал ночной ветер…
Железнодорожный мост уже чернел впереди, когда Хитч внезапно и довольно резко нажал на тормоз, так что я невольно стукнулась подбородком в его спину.
— Ты чего? — недовольно осведомилась я
— Понимаешь, такое дело… Глупо это всё, конечно, но у меня почему-то такое чувство, будто если мы проедем еще несколько метров, непременно случится что-то ужасное…
Я недоуменно уставилась на своего спутника. Чего-чего, а никаких предчувствий, прорицаний и прочих предвидений будущего за ним никогда не водилось. Воздух здешний на него что ли так действует, или просто временное затемнение нашло?
— Смотри: впереди же ровная дорога! — я слезла с мотоцикла и демонстративно пошла по шоссе, поминутно оглядываясь, — Ничегошеньки здесь нет!
Шаг, другой, третий — и я со всего маху врезалась в невидимую преграду. Хорошо хоть не любом, а плечом, в очередной раз обернувшись, чтобы отпустить новую реплику. Тоже приятного мало, между прочим!
Я вытянула руку и озадачено пощупала внезапно ставший непроницаемо плотным воздух впереди. Не стекло и не прозрачная пластмасса — эти заблестели бы в свете фары. Мост по-прежнему маячил передо мной, и было до него совсем недалеко, только вот странное препятствие, похоже, вовсе не собиралось пропускать нас дальше. А уж если бы мы в него впечатались на скорости… Холодок прополз у меня вдоль позвоночника. Нет, лично я больше над хитчевыми предчувствиями смеяться не собираюсь!
— Что там? — нетерпеливо окликнул меня новоявленный пророк.
— Стенка, — ответила я, — Только ее не видно.
— Высокая?
А ведь это мысль! Я пошарила лучом фонарика вокруг себя, подобрала небольшой камешек и с силой запустила его вверх и вперед. Не могу сказать, на какой высоте он угодил в стену, но явно намного выше моего роста. Угодил — и отскочил с тихим стуком.
— Да, это тебе не «Всё живое»! — заметил подошедший Хитч.
— Что?
— Это роман такой есть у Клиффорда Саймака, помнишь? Только там барьер не пропускал ничего живого, а неорганику всякую — пожалуйста.
— Ага, помню. Думаешь, здесь, как и там, барьер весь город окружает?
— Скорей всего. Я, честно говоря, ждал чего-то в этом роде, — признался мой напарник.
— Сейчас? Когда остановился?
— Нет, вообще. Понимаешь, как-то не верилось, что целый мир изменил свои свойства. Вот эксперимент в ограниченном пространстве — совсем другое дело…
— Чей эксперимент?
Мой вопрос повис в тишине. Кандидатура экспериментатора у нас, в сущности, была только одна — Караш. Но поверить в то, что он располагает такими технологиями… Допустим, ему — пара тысяч лет или даже больше, и всё это время он усердно работал над… черт его знает, над чем. Но он что — величайший гений всех времен и народов, раз ему удалось настолько обогнать человечество в целом?! Тогда уж проще предположить инопланетян каких-нибудь…
Я окончательно запуталась в этих рассуждениях и посмотрела на Хитча.
— И остановили меня перед преградой очень технично, — заметил он, — Что-то вроде мгновенного гипнотического внушения. Я просто не смог не нажать тормоз.
— Гуманно…
— Ага, просто на редкость гуманно: всех подряд в чудищ попревращать, зато парочку от смерти спасти…
Я попинала барьер носком кроссовки.
— Слушай, а вдруг это всё-таки не капсула, а так — небольшая аккуратная стеночка? Что же мы — даже не попытаемся ее обойти?
— Попытаться можно. Только времени это займет… Кстати, который теперь час?
Я вытащила из кармана часы (терпеть не могу таскать на руках всякие браслеты-ремешки!), глянула и невольно ругнулась:
— Ч-черт! Четверть четвертого уже!
— Полчасика мы еще потратить можем… Значит так, — распорядился мой напарник, — Ты сейчас пойдешь влево, держась за барьер, я — вправо. Идем ровно 15 минут. Если барьер не заканчивается, возвращаемся назад, к мотоциклу.
— А мотоцикл что, тут оставим? А если его угонит кто?
— Придется рискнуть. Не тащить же его за собой по бездорожью! А потом сюда, кажется, мало, кто забредает. Видишь, тут даже дач поблизости нету.
И мы пошли. Возможно, земля, по которой я брела, стараясь не отрывать правой руки от невидимой преграды, была когда-то полем, а может, всегда так и оставалась бугристой неухоженной степью. Как видно, весна здесь выдалась влажная, и сочные травы заплетали ноги, но я упрямо тащилась, пытаясь заодно определить, идет ли барьер по прямой или плавно изгибается. Ничего у меня, конечно, не получилось — ночью, в темноте, да и прошла я наверняка слишком мало. Где-то вдалеке мелодично тикала (не знаю, как еще назвать этот звук) ночная птица, равнодушная к судьбам человечества. А вот ветра не было — совсем, что, кажется, подтверждало гипотезу о гигантской капсуле, в которую попал весь город вместе с окрестностями.
Ровно через 14 минут я развернулась и зашагала назад. Хитч вернулся к мотоциклу раньше меня и неторопливо курил, поглядывая на часы.
— Ну вот, — заявил он, когда я подошла и тоже полезла за сигаретой в карман куртки, — Примерно полтора километра барьера мы обследовали. Можно, конечно, переждать день в городе, а завтра вернуться и продолжить. А нужно?
— Очень уж не хочется с пустыми руками возвращаться, — нерешительно проговорила я.
— Это с самого начала было наиболее вероятным. Караш мог переехать, мог отказаться с нами разговаривать, мог погибнуть, в конце концов — его же четверть века никто не видел! Мы попробовали — не получилось. А долбиться лбом в стену — занятие малопродуктивное, лучше поискать дверь где-то рядом.
— И что же это, интересно, за дверь?
— Подумаем. Но не сегодня. У нас примерно полтора часа осталось, чтобы добраться до нашего мира.
— И знаешь что, — попросила я, усаживаясь на заднее сидение и обнимая своего напарника за талию, — Если нам опять какой-нибудь дворник под колеса кинется, сшибай его без разговоров — и поехали дальше. А то ни сил нет, ни времени!
— Добрая, нежная и душевная, — театрально вздохнул Хитч, — Подумать только: и это на ней я женился!
Я проснулась от звонка в дверь. Часы показывали три, сквозь плотные шторы пробивалась полоска света, а Хитч спал рядом, бесшумно дыша приоткрытым ртом. Я осторожно сняла с себя его руку, выбралась из постели и зашарила глазами в поисках халата. Разумеется, безуспешно. Ну, не ношу я халаты, не люблю. Может, в шкафу где-нибудь…
Звонок повторился. Недолго думая, я схватила длинную юбку на резинке и натянула ее до самых подмышек. Почти что сарафан, только без лямок. Сойдет.
«Кто бы это мог быть? — успела подумать я, — Верочка всегда предварительно звонит по телефону, Сергей — тоже. Кто-то из хитчевых приятелей? Вряд ли… Небось, сейчас китайский миксер предложат купить или „Сторожевую башню“ начнут совать…»
С довольно кислой физиономией я отщелкнула замок и едва не отвесила челюсть, обнаружив за дверью отнюдь не назойливого продавца, нищего или религиозного активиста, а собственного начальника. Черт! Я и адреса-то своего, кажется, ему никогда не оставляла — только телефон!
— Ну, как: в комнату меня пригласишь или захлопнешь дверь и отправишься досыпать? — насмешливо спросил Лао.
— Ага, проходите, конечно, — опомнилась я и отступила вглубь квартиры, — Только, наверное, лучше вот сюда — на кухню. А то в зале Хитч спит.
— Ну, так буди, — распорядился алхимик и бесцеремонно начал перебирать пакеты и банки в подвесном шкафу:
— Так… кофе… корица… опять кофе… мерзость в пакетиках… У тебя что, приличного чая не водится?
Отвечать я не стала. Всё равно жасминовый «Beta Tea», скорей всего, только оскорбил бы изысканный вкус моего работодателя, а с пу-эрами у меня действительно сейчас было туго — всё никак до магазина доехать не могла. Да и если честно, я всё-таки кофе предпочитаю.
В зале я быстро напялила футболку, одернула юбку до талии и принялась трясти Хитча:
— Подъем! Вставай, солнце, на работу пора!
— Я же только что с работы, — буркнул мой сожитель, не открывая глаз, — Высплюсь, тогда поеду!
— А ехать никуда и не надо, — невольно улыбнулась я, — Работу на дом принесли. Вставай-вставай, лентяй, — Лао пришел!
Что мне в муженьке нравится — так это хорошая реакция. Стоило ему услышать про алхимика, он выскочил из постели и оказался одетым в джинсы с такой быстротой, словно сумел запрыгнуть в них, как в седло верного коня, прямо с матраца.
На кухне царил совершенно необычный терпкий травяной запах, а Лао с невозмутимым видом прихлебывал из моей любимой чашки с драконами опаловую жидкость, которая явно никак не могла быть получена путем заваривания любого из продуктов, имевшихся в моих шкафах.
— Вам не предлагаю, — сурово заявил он, качнув чашкой, — Пейте свой варварский кофе!
Я покорно взялась за джезву, предоставив говорить моему напарнику и, пока он довольно сухо излагал начальству наши ночные похождения, успела сотворить, возможно, и варварский, но неизменно милый моему сердцу напиток с корицей, кардамоном и мускатным орехом.
— Значит, капсула… Так… — Лао неодобрительно глянул на блаженную физиономию Хитча, подносящего к губам чашечку кофе, — В любом случае, не думаю, чтобы это были Карашевы дела. Эксперименты на людях, да еще в таких масштабах — как-то это плохо соотносится с его характером. Конечно, покопаться во всей этой истории было бы интересно, но… незачем пока что. Еще неизвестно, кто эти естествоиспытатели, и чем нам грозит столкновение с ними. А лично мне моя старая шкура дорога пока что.
— А помните, Вы говорили про пятую грань? — вмешалась я, — Ну, что помимо человека, волка, лисицы и дракона, должно быть еще какое-то одно состояние? Я вот подумала: может, это мантикора и есть?
— Может быть, — дернул углом рта Лао, — хотя версия, конечно, крайне неприятная. И главный вопрос тогда: отчего в четырех состояниях человеческий разум сохраняется, а в пятом — нет. Поговорим об этом как-нибудь при случае. А пока… — алхимик внимательно посмотрел на меня, — Вы, наверное, уже гадаете, чего ради я вас разбудил.
Хитч неопределенно пожал плечами, а я с таким интересом уставилась на старика, что он невольно перевел взгляд на стену.
— Дело в том, — продолжил он, — Что меня самого сегодня разбудили. Телефонным звонком. И это, заметьте, притом, что я был уверен, что номера моего никто не знает и знать не может.
— Ага, я тоже была уверена, что своего адреса Вам не давала, — с невинным видом встряла я, но Лао не счел нужным обратить своё драгоценное внимание на эту реплику.
— А звонил мне, между прочим, ваш любимый друг Авенус!
Отчего-то упоминание имени фальшивого лаборанта неизменно вызывало у меня прилив нездорового веселья.
— Веничка? Надо же! — фыркнула я, а Хитч серьезно осведомился:
— И что же ему было нужно?
— Ему было нужно, — наморщил нос алхимик, — чтобы я, дурак старый, прекратил, наконец, гонять молодежь по смертельно-опасным зонам, а в крайнем случае топал бы туда сам, поскольку лично моя гибель на судьбах мироздания никоем образом не отразится…
— А наша, значит, отразится! — восхитилась я, — Хитч, какие мы с тобой, оказывается значительные персоны!
— Ага, особенно ты! — отмахнулся он, — Ваше Величие, может, вначале дослушаем, а?
Я заткнулась и Лао продолжал:
— А еще Авенус изволил заметить, что ежели мне, дураку старому, чего-нибудь нужно, так я пошел бы и спросил об этом у него. Точнее, со мной он разговаривать, конечно, не станет, ему больно даже вспоминать о своей педагогической неудаче в моем лице, а поговорит он с вами. Вы, дескать, конечно, тоже балбесы, но это хотя бы молодостью оправдать можно!
— А Вы-то ему что ответили? — живо заинтересовалась я, едва сдерживая смех.
— Ну, «старого дурака» я ему, конечно, назад вернул, — невозмутимо сообщил алхимик, — напомнивши, кто кого тут на пару тысяч лет старше. Об эксплуатации учеников тоже кое-что припомнил. Ну, и так, по мелочи. Но главное: о встрече я с ним всё-таки договорился. Так что сегодня в восемь вечера вы сможете все свои вопросы Авенусу лично задать. В кафе «Bang» возле Ботанического сада. Знаете такое?
— Знаем. А…
— А списком вопросов мы сейчас и займемся.
Как-то сама собой нарисовалась в моем воображении картинка: сижу это я со списком вопросов в общей тетради и старательно, высунув от усердия кончик языка, записываю за Авенусом ответы…
Я непроизвольно мотнула головой, отгоняя от себя это зрелище, и высказалась:
— Лично у меня только один вопрос: какого черта ему нужно. От меня, в частности. Ну, и от жизни вообще.
— Размечталась! — хмыкнул Лао, — Нет, попытаться ты, конечно, можешь, но на твоем месте я бы на ответ сильно не рассчитывал!
— А вдруг?
— Ну, тогда больше ни о чем и спрашивать не нужно. Главное, ответы запомни, как следует. А если серьезно, начните лучше с Битвы Драконов. Где именно она проходила, ну, а в идеале и о причинах бы узнать.
— Так, — кивнул Хитч, — Дальше?
— Дальше вот что. Судя по событиям у Оракула Печали, Авенус проблему увеличения подвижности оси вращения как-то решил. Сумел же он подтолкнуть Сяо в состояние дракона. Выясните хотя бы — не технологию, об этом я даже и не мечтаю! — универсальный это метод или он работает только на оборотнях. Или вообще на одной Сяо — такое тоже может случиться.
— Пора, пора мне впадать в манию величия, — задумчиво заявила я, — Как ни посмотри, такой уж я уникум…
— Что ты своего рода уникум, лично у меня сомнений нет, — вполне серьезно кивнул алхимик, — Стал бы иначе с тобой Авенус возиться, как же! К твоей уникальности еще бы чувство юмора — цены б тебе не было!
— Обижаете, шеф, — надулась я. — Может, Вам анекдот про московского милиционера рассказать?
— Авенусу расскажешь, когда вопросы кончатся. А пока лучше слушай. Создавать и уничтожать двери — очень полезное умение. Непременно поинтересуйся, как этому научиться. И, наконец, пора бы нам и с феноменом Хитча разобраться. Чует моё сердце, что никакая это не спонтанная мутация. Очень может быть, что именно Авенус к твоему происхождению руку приложил, — и Лао значительно посмотрел на «феномен».
— Ага. Или не руку, а… — хихикнула я. Несло меня нынче… — Знаете, шеф, что-то у Вас Авенус получается и царь, и бог, и главный Карабас Барабас нашего кукольного театра! Может, он нам заодно теорему Ферма докажет и фестский диск расшифрует?
— Очень может быть — особенно диск. Он как раз в ту пору где-то на Крите ошивался. А что, для тебя это так насущно?
Старик посерьезнел, отставил в сторону пустую чашку и как-то устало взглянул на меня.
— Бог не бог, а… Ты пойми, Сяо, ему несколько тысяч лет. Во все человеческие игры он за этот срок уже наигрался до тошноты. А вот вмешаться в судьбу человечества в целом… или хотя бы в судьбу оборотней, как вида… сыграть, если угодно, в бога — большое искушение. И очень увлекательное занятие. А Авенус, как ты сама видела, меньше всего похож на скучающего и пресыщенного жизнью старца.
— Да уж — бодр и весел. Иной раз даже слишком бодр! — заметил Хитч, — Кстати, может, он и про мир мантикор что-нибудь знает?
— Может быть. Но это — не из числа главных вопросов. Да, чуть не забыл вас предупредить! — довольно ехидно улыбнулся Лао. — Даром растрачивать на вас сокровища своей мудрости любезный друг Веничка отнюдь не намерен. Есть у него для вас какое-то поручение, и, возможно, не одно…
Я невольно оглянулась на вешалку, где висели наши с Хитчем всепогодные куртки, и тяжело вздохнула. Мало нам было алхимика — теперь еще и этот гонять примется! Впрочем, может, у него для нас на месте какое-то дело сыщется? Ага, забор покрасить или, там, шторы повесить! И я чуть было снова не хихикнула.
— «За каждый скормленный вам витамин я потребую множество мелких услуг», — процитировал Хитч, — А еще вопрос, стоят ли те витамины тех услуг…
— Ну, если он пошлет вас украсть Бруклинский мост или попросит тебя месяцок поработать в борделе для геев, смело отказывайтесь! — наморщил нос Лао. — А вообще-то странно это всё. Обычно Авенус очень не любит прибегать к чужой помощи. Видимо, есть что-то, чего он сам сделать не в состоянии. А вот вы — можете. Знать бы еще, что именно…
Уже провожая начальника до двери, я вдруг вспомнила своё ночное решение и бодро выпалила:
— Да, знаете, шеф, мотоцикл я оставляю себе! Я решила научиться на нем ездить!
В ответ алхимик бросил взгляд, исполненный безысходной жалости. И отчего-то не на меня, а на Хитча.
Вообще-то «Bang» — кафешка весьма средняя. Подают там шашлыки, пиво (которое я не пью и терпеть не могу), а вот кофе — только растворимый. Ну, и пирожные — такие же, как в ближайшей «Кулинарии». Зато летняя площадка там очень приятная: эдакий кусочек сада с тропинками, проложенными между яблонями и довольно далеко отстоящими друг от друга столиками. Самое место для того, чтобы вести странные разговоры на закате!
Разумеется, мы пришли слишком рано. Я уже писала: у меня это неистребимая привычка, а Хитч разумно решил, что лучше уж лишних четверть часика посидеть на воздухе, чем такой же отрезок времени выслушивать мои поминутные вопросы: «Ну, мы идем уже?»
Столик нам достался удачный — в уголку, возле самой ограды Ботанического сада, справа от которой неторопливо спускалось в ущелье улицы солнце. Дома я, естественно, готовить ничего не стала (Зачем? Всё равно ведь в кафе идем!), так что мы с аппетитом жевали шашлыки и высматривали Авенуса.
Он появился ровно в восемь, всё в том же своем полу-подростковом обличии, даже маечка на нем была с «металловыми» монстрами и черепами — не дать, не взять, десятиклассник на каникулах! Он же бог, царь и Карабас Барабас.
Юный патриарх сел, заказал кофе с пирожными и принялся внимательно разглядывать нас своими голубыми, но не слишком-то наивными глазками.
Первой не выдержала, конечно, я:
— Что, мы так изменились?
— Нет, конечно, — пожал плечами «Веничка», — Да и с чего бы? Просто я всё жду, когда же вы начнете задавать мне свои вопросы. Точнее, вопросы Лао. Он ведь вас наверняка какой-нибудь шпаргалкой на этот случай снабдил. Мне кажется, это чисто китайская черта — всё разносить по пунктам… Ну, давайте сюда ваши «Десять драгоценных вопросов», или сколько их у вас там?
— Вопросы есть, конечно, — откликнулся Хитч, — Только нам хотелось бы начать их задавать не раньше, чем мы узнаем, что за задание Вы для нас приготовили…
— …чтобы не оказаться в долгу, если я потребую чего-нибудь совсем уж неприятного. Умно!
— …и по возможности, не раньше чем мы это задание выполним, — спокойно закончил Хитч.
— Замечательно! И тогда в долгу у вас окажусь уже я и буду вынужден отвечать даже на самые интимные вопросы… о цвете моего нижнего белья, к примеру… или о причинах Битвы Драконов…
- А это действительно настолько интимно? — заинтересовалась я.
Авенус усмехнулся и это выражение лица неожиданно состарило его, словно внезапно сквозь юношескую кожу проглянул ядовитый сухонький старикашка с острым носом и абсолютно лысым черепом, у которого Лао в своё время нахватался не только некоей непонятной нам пока что мудрости, но и — вольно или невольно — словечек, интонаций и жестов.
— Ну, из цвета своих трусов я особой тайны не делаю, — откликнулся он, — а вот что касается Битвы Драконов… Могу сказать вам только одно: причина этой битвы навсегда исчезла в то самое время, когда мы пытались убить друг друга. И драться стало не из-за чего. Всё. Кстати, можете считать эту информацию не авансом а просто жестом доброй воли.
— И это Вы называете информацией? — сморщилась я.
— Что мог, я сказал. Остальное — ненужные подробности.
— Хитч, пойдем домой, а? Что-то мне здесь скучно…
— … а дома — весело. Сериал про бандитов показывают и на работу можно завтра не идти, — в тон мне подхватил «Веничка», дожевывая миндальное пирожное.
Повисла очередная театральная пауза. Хитч выложил на стол бумажник и курил в ожидании счета, а я упорно любовалась закатом.
— Ну, ладно, — сдался, наконец, наш визави, — Давайте сделаем так: я расскажу вам о своем поручении. Вы назовете мне три наиболее интересующих вас вопроса. И как только задание будет выполнено, я дам вам абсолютно искренние и полные ответы. Идет?
— Идет, — кивнул Хитч. — Ну, и чем Вы намерены нас озадачить?
— Ничего сложного. Я отведу Вас к Двери. Вы пройдете буквально двадцать шагов, войдете в пещеру и возьмете там с алтаря книгу в серой мраморной обложке. Она довольно тяжелая, но унести можно, даже в одиночку.
— Ее охраняют?
Нравилось мне смотреть на своего напарника, когда он выяснял детали задания. Весь он подбирался, как сеттер в стойке, глаза становились глубокими и цепкими — просто суперагент, а не обычный разгильдяй с холщовой сумкой через плечо!
Авенуса же эта дотошность, кажется, только забавляла.
— Нет. Ни стражи, ни собак ни диких зверей, ни автоматического оружия, ни вирусов, ни отравляющих газов… Я что-то забыл?
— Да, — даже не улыбнулся Хитч, — Вы забыли объяснить, почему Вы сами давным-давно не сделали эти двадцать шагов и не забрали книжку.
«Сейчас он скажет, что это уже первый из трех вопросов, — подумала я. — Во всяком случае, я на его месте именно так бы и поступила». Но рыжий старейшина решил не торговаться.
— Потому, что в пещеру можно войти только вдвоем. Причем входящие должны любить друг друга. Вы-то, надеюсь, друг друга любите? — прищурился он на нас.
— Надейтесь, — пожала плечами я, — Тошка, ты меня любишь?
— Безумно! — ответствовал мой супруг, — А на черта бы я еще жил с женщиной, которая готовить не умеет, приборку ненавидит, всё время перебивает и к тому же задает глупые вопросы?
Я потянулась через стол и демонстративно чмокнула его в кончик носа.
— Вот!
Авенус изобразил вялые и непродолжительные аплодисменты и предложил:
— А теперь спрашивайте.
Я кивнула Хитчу. Пусть сам выбирает!
— Вопрос первый, — начал он. — Где именно происходила битва драконов? Хорошо бы с точностью до нескольких метров.
— Принято, — махнул головой Авенус, — Понятия не имею, зачем Лао это понадобилось, но мне показать нетрудно. Могу даже прямо на местности.
— Договорились. Вопрос второй: как увеличить подвижность оси вращения?
— Не знаю, — развел руками псевдо-лаборантик. — В жизни этим не занимался.
— А как же Ирка?
— Ну, она — особый случай. Можно сказать: экспериментальная модель, если, конечно, тебя это не шокирует, — повернулся он ко мне.
— Шокирует, — согласилась я, — Но я, пожалуй попридержу свою истерику. Пока что.
— Ну, так как — будем заменять вопрос?
— Скорее, видоизменим, — поправил Хитч, — Не знаете про всех — расскажете про Сяо.
— Про кого? — скривился патриарх, на сей раз совершенно по-мальчишески, — Ах да… Дурацкое прозвище!
Еще бы! Особенно ежели поставить меня рядом с Веничкой. Я-то его раза в три пошире буду…
— Объясните, как ей драконом становиться, двери создавать, ну, и прочие ваши оборотнические штучки…
— Завтра и начнем, — покивал Авенус. — Я всё равно рано или поздно собирался это сделать.
— А что ж не сделали? — возмутилась я.
— А чтоб жизнь медом не казалась. Тебя, я вижу, и так тут избаловали до беспредела!
— Ну, беспредела Вы еще не видели…
— И не дай мне бог! Ладно, я жду последнего вопроса.
Хитч уже начал открывать было рот, но я опять вмешалась:
— А можно мы его всё-таки попозже зададим. Вы ведь правильно в самом начале угадали: у нас этих вопросов не меньше десятка. А вот какой именно из них покажется нам самым важным после выполнения задания…
— Ладно, — неожиданно легко согласился Авенус, — После, так после. А теперь давайте расплачиваться и — поехали!
— Куда?
— К самому синему морю. На лодочке кататься!
И мы поехали. Даром я что ли сумку со вчерашнего дня не разбирала!
«Самое синее море» оказалось, увы, не Карибским и даже не Средиземным. К тем морям летают на роскошных лайнерах, потягивая в бизнес-классе вино из хрустального бокала, а не трясутся в паршивом самолетике, где в первом салоне звук и вибрация создают полную иллюзию того, что ты едешь верхом на бормашине.
— И вообще, Каспий — не море, а озеро, — заметила я, когда мы ступили, наконец, на твердую почву в аэропорту города Актау — бывшего Шевченко.
Авенус вместо ответа только зевнул во весь рот.
Остаток ночи мы провели в гостинице, названием которой я не удосужилась поинтересоваться, а наутро (впрочем, у деловых людей вовсю бушевал уже рабочий полдень) действительно отправились кататься на лодочке. Точнее, для начала добрались на попутке до одной из прибрежных зон отдыха.
Сезон еще не начался, на жилых корпусах висели замки, и даже мусорные баки с интригующей надписью «Золотой песок» были девственно чисты и пусты. Впрочем, и золотоискателей в поле зрения не наблюдалось. Пока мы с Хитчем мерзли на пляже (дурацкое словосочетание, но на таком пронизывающем ветру ничего не остается, кроме как мерзнуть) и с содроганием разглядывали мутноватые волны, Авенус успел сбегать в небольшой, на отшибе стоящий домишко, откуда вернулся в компании благодушного неторопливого дедка, который безмолвно отпер замок на тяжелой цепи, удерживающей у причала небольшой белый катерок, и так же молча удалился.
— Ну, что встали? Залезайте! — нетерпеливо бросил наш проводник и наниматель, гордо держась за штурвал.
Мотор заорал во весь голос, и мы двинулись вперед.
На воде совсем другое ощущение скорости, чем на суше. Ветер хлещет в лицо, брызги летят во все стороны и кажется, будто ты несешься невероятно, фантастически быстро, а оказывается — всего-то 40 километров в час, доводящая до нервного исступления скорость городской черепахи…
А на глаз я оценивать расстояния не умею, так что даже приблизительно не знаю, насколько далеко мы забрались. Оставшийся позади берег давно уже превратился в узенькую, сливающуюся с горизонтом полоску, а мы всё неслись, подминая под себя волны. Я даже напевать начала. Есть у меня такая привычка: петь наперекор встречному ветру, который старается запихнуть тебе слова обратно в горло. Конечно, «Окрасился месяц багрянцем» не слишком-то соответствовала времени суток, да и «изменщиков коварных», как я надеялась, поблизости не наблюдалось, зато и водный простор, и транспортное средство в этом произведении безусловно присутствовали.
— «Ты правишь в открытое мо-оре», — вывела я и повернулась к Авенусу. — И правда, в открытое море, кстати! И островов на горизонте я что-то не вижу…
— А зачем тебе острова? — удивился тот. — И не ори под ухом, пожалуйста, мы уже почти приехали.
Дверь я заметила неожиданно. Призрачная занавеска спокойно висела над водой, еле заметно пошевеливаясь не в такт ветру и волнам. Наш рулевой заглушил мотор и развернул катер так, что вход в иной мир завис прямо над задней скамейкой.
— Прошу! — гостеприимно развел руками он, — И не бойтесь замочить ноги — там будет сухо. Не забыли? — двадцать шагов вперед, пещера, алтарь, книга в серой мраморной обложке. А я вас подожду. Только прежде, чем возвращаться, посмотрите всё-таки, куда шагаете: меня может немного в сторону снести. А книгу мочить крайне нежелательно.
— Книгу ему мочить нежелательно! — буркнула я себе под нос, отдергивая полупрозрачный занавес в сторону, — А мы — хоть потопни…
Хитч крепко взялся за мою руку. Внимание! Ох, и качает же! Главное об эту дурацкую лавку не споткнуться… Шагаем!
Новый мир оказался каменистым и крайне пыльным, словно вышли мы не на вольный воздух, а в киношный павильон с заброшенной много лет назад декорацией. Нет, решительно не понимаю, откуда среди сплошных скал без единого клочка почвы столько пыли! Хотя… Может, это и не пыль вовсе, а вулканический пепел? Только извержения нам еще не хватало!
Я судорожно начала оглядываться по сторонам в поисках вулкана и ненароком выпустила руку своего спутника. И тут меня накрыло.
Такого черного, безысходного — хоть волком вой — одиночества мне, пожалуй, не приходилось испытывать даже в аду. Какая там пещера, какая книга? Всё, чего мне сейчас хотелось — это сесть, сжаться в комочек и тихонько скулить о собственной никому-не-нужности, глотая мгновенно набежавшие на глаза слезы. И умереть. Желательно, побыстрее.
Так плохо мне стало, что даже голова закружилась, и повело куда-то в сторону. Рефлекторно я вцепилась в ближайший оказавшийся под рукой предмет и мгновенно не просто вынырнула — пробкой вылетела из глубин депрессии к солнышку. Хитч, за плечо которого я так удачно ухватилась, повернулся ко мне:
— Что это было, а?
Маска отчаянья медленно сползала с его лица.
Обнять, прижаться, не отпускать… Не знаю, сколько времени мы простояли вот так — молча, боясь разомкнуть кольца рук, словно каждый из нас был канатом, удерживающим другого над пропастью невыносимой тоски.
— А ты еще спрашивала, отчего он сам не пошел, — наконец проговорил Хитч, — Тут в одиночку только загнуться можно. Ты ведь даже не попыталась обратно через Дверь сбежать…
— Да у меня вообще всё на свете из головы вылетело, кроме одного: какая я ничтожная, ненужная, никем не любимая…
— Любимая, любимая, — улыбнулся мой напарник. — А я зато теперь точно знаю, что еще и любящая…
— Можно подумать, ты раньше сомневался! А вообще, конечно, полезное местечко. Сюда бы парочки перед Загсом посылать…
— Ага, проблему перенаселенности Земли решили бы на раз! Костей бы тут было… Кстати, Сяо, тебе не кажется, что мы уже откровенно тянем время? Нам ведь еще библиотеку Авенуса пополнить нужно.
— Я боюсь, — откровенно призналась я, — Вот сейчас опять как накатит…
— Ничего, — ободряюще прижал меня к себе Хитч, — Мы же за руки держаться будем. И можешь мне поверить: я тебя больше ни за что не отпущу!
Пещера действительно оказалась в двадцати шагах… ну, в двадцати двух — я из вредности посчитала. Никаких украшений — даже сталактитов со сталагмитами — в ней не наблюдалось, а грубый валун, торчавший посередине, можно было назвать алтарем только при достаточно неординарной фантазии. Однако, книга на нем и вправду лежала, — немаленькая такая, раза в четыре больше привычного формата.
— Давай хоть заглянем, а? — предложила я и в свете фонарика приподняла мраморную обложку.
Плотные гладкие листы (пергамент что ли?) раскрылись на середине.
— Это по-арабски? — спросила я растерянно.
— Скорей, на фарси, — откликнулся Хитч, — Вот и заглянули…
— Зато картинка… — оживилась я. — Смотри, смотри, это же мантикора! Черт! И что ж им было по-русски не написать?!
— Или хотя бы на одном из европейских языков… Погоди, не закрывай!
Мой сожитель полез куда-то во внутренний карман куртки и извлек оттуда небольшую коробочку.
— Цифровик! — восхитилась я, — Ну, Тошка, ты свинья! Когда купил, почему не сказал?
— Когда мотоцикл искал, — ответил он, целясь объективом в книгу, — Нет, фонарь повыше держи… Хотел сюрприз сделать, а потом забыл…
Несколько раз щелкнула вспышка, и я захлопнула обложку. Очень неудобно, кстати, управляться одной левой рукой, особенно когда приходится еще и фонарик зажимать где-то подмышкой!
Наконец, мы упаковали тяжеленный фолиант в сумку, которую повесил себе на плечо Хитч. Ничего, книга всё-таки полегче мотоцикла — не надорвется!
— Ну что, возвращаемся?
— Возвращаемся!
Мы прошли вдоль собственной, четко выделявшейся на пыли (или всё-таки на пепле?) цепочки следов, я привычным жестом открыла Дверь и… не увидела ничего, кроме неба и моря.
Небо и море до самого горизонта. И никаких следов ни катера, ни Авенуса.
— Ну, давай, успокой меня, скажи, что у нас есть три варианта действий, — потребовала я у Хитча.
— Ты будешь смеяться, Сяо, но у нас действительно три варианта.
— Я вся внимание.
— Первый: ждать. Если бы Авенус хотел просто избавиться от нас, он мог бы это сделать гораздо раньше и гораздо легче. Судя по всему, он заинтересован и в нас, и в книге, так что рано или поздно вернется.
Камень, на котором я сидела, был довольно неудобным и очень холодным, но — что поделаешь? — шезлонгов с подогревом поблизости не наблюдалось.
— А «рано или поздно» — это сколько?
Мой напарник пожал плечами:
— От нескольких минут до нескольких суток. Кстати, если мы неделю-другую не подадим о себе никаких вестей, Лао тоже примется нас искать.
Я невольно хмыкнула:
— Толку-то! Предположим, он даже проследит наш путь до зоны отдыха. А дальше в его распоряжении — весь Каспий. Катайся — не хочу! А нам, как я понимаю, всё это время предстоит жевать две пачки сухариков, запивая их одним термосом кофе…
— Возле пещеры есть родник…
— Дивно! Значит, как минимум, две недели мы протянем. Если, конечно, научимся спать и ходить в туалет, не размыкая рук.
И я жалобно посмотрела на своего сожителя:
— Знаешь, Тошка, я очень хочу услышать остальные варианты.
— Пожалуйста, — улыбнулся он, — Только вариант второй гораздо хуже первого: шагнуть в Дверь и плыть.
— Гениально! Вода холоднющая, берег чёрте где… Я тогда сумку с книгой сразу на шею повешу вместо камня, ладно? Чтоб уж не мучаться. Ее, кстати, еще и мочить нежелательно, забыл?
Вообще-то на месте моего напарника я бы себя давным-давно удушила. За вечное нытьё и скандальный тон. Но у Хитча, как видно, в роду ангелы были…
— Тогда вот тебе вариант третий и последний: побродить по местности в поисках других Дверей. Всё. На этом я иссяк.
— А что нам эти другие Двери? Если они будут открываться в наш мир, то опять-таки — посреди моря. А чужие миры нам зачем?
— Хотя бы для того, чтобы не умереть с голоду. И в туалет, как ты тонко подметила, поодиночке ходить. В конце концов, купить там надувную лодку и перетащить ее сюда.
— На какие шиши?
— Заработаем как-нибудь. Не впервой.
Ага, например, опять из меня дрессированную зверюшку делать будем! Но в принципе, последнее предложение понравилось мне больше всего. Просто потому, что при моей истеричной натуре гораздо проще делать хоть что-нибудь, нежели сидеть и ждать у моря погоды.
Мы покурили, хлебнули кофе и снова покурили. Примерно через полчаса я опять высунулась в Дверь, убедилась, что ни Авенус, ни наш катер так и не появились в поле зрения, и вздохнула:
— Ну пойдем, погуляем по окрестностям. Только далеко пока что уходить не станем, а то вдруг этот черт старый всё же вернется…
Довольно быстро выяснилось, что уйти далеко нам не удастся при всем желании. И вовсе не потому, что вокруг громоздились валуны, единственная приличная тропинка между которыми вела в пещеру.
— Мне это местечко всё больше филиал ада напоминает, — сообщила я, когда мы в очередной раз оказались рядом с дверью, — Точно такой же маленький мир. Идешь-идешь по прямой в любом направлении и в конце концов оказываешься на том же самом месте. Только в аду травка была с цветочками, а тут приходится по каменюкам этим чертовым лазить!
— Может, мы всё-таки сами заплутали, незаметно начали поворачивать… — усомнился Хитч.
— Три раза? Ладно, давай еще эксперимент проведем. Небо, к счастью, ясное, так что потопали курсом прямо на солнце.
И мы добросовестно пошли, стараясь не отклоняться от выбранного направления. Хитч даже сумку с книгой на сей раз не стал с собой брать и правильно сделал. Украсть ее за то небольшое время, что мы отсутствовали, всё равно никто не успел.
— Всё. Варианта номер три у нас нет, — заявила я и снова достала сигарету. — И Авенус к нам тоже что-то не торопится. Может, он потонул, а?
— Ага. Подбит вражеской торпедой, — как-то криво усмехнулся мой сожитель, — Съеден гигантской акулой…
— … или просто вспомнил, что у него молоко на плите осталось…
Смеяться не хотелось. Каким-то уж очень бессмысленным казалось это всё. Эх, надо было вначале потребовать у Венички лекцию по созданию Дверей, а потом уже сюда соваться! Ладно, в следующий раз умнее буду… если, конечно, вообще случится у меня какой-нибудь «следующий раз»…
— А знаешь, Сяо, в какую сторону мы с тобой еще не ходили? — оторвал меня от горестных размышлений голос Хитча. — Вглубь пещеры!
— Думаешь, там что-нибудь найдется? К примеру, колония летучих мышей — на закуску…
— Помнишь, Авенус назвал тот камень, где лежала книга, алтарем. А где алтарь — там и храм. А в храмах иной раз попадаются интересные вещи…
— Ну да, встанем в пентаграмму, прочтем заклинание и окажемся в родном подъезде!
— А ты предпочитаешь просто посидеть еще денек-другой?
Ну, уж нет! Я лучше в десяток храмов на экскурсию сбегаю, чем торчать у двери, как посетитель, который не уверен, что его вообще сегодня примут!
Пещера оказалась довольно глубокой. Мы пошли вдоль ее левой стены, освещая себе путь, причем я направила луч фонарика на землю, а Хитч светил вверх, чтобы не врезаться головой в довольно низкий свод.
— В любом приличном храме свечи горят. Ну, или эти… как их… лампады, — ворчала я, хрустя щебнем под ногами.
— В приличном храме вообще много, чего есть. Но это, кажется, храм абсолютно неприличный…
— Нет, — фыркнула я, — В неприличном храме тоже пусто не бывает. Там лингамы и йони всякие понаставлены, девственницы опять же за умеренную цену отдаются…
И тут мы увидели дверь. Нет, не Дверь, а самую обычную деревянную дверцу в стене пещеры с массивным кольцом вместо ручки. Дверь, за которой могло быть всё, что угодно: сокровища Али-Бабы, десяток королевских кобр, обиталище местного злого духа или даже выставка ритуальных изображений лингама и йони.
— Ну, что же вы встали? Заходите! — раздался молодой и звонкий женский голос откуда-то сверху.
Дверь отворилась, стоило лишь прикоснуться к кольцу. Обнаружившаяся за ней небольшая комната без окон, зато со стеклянным потолком, сквозь который лился дневной свет, совершенно не походила на пещеру, или на храм. На светло-зеленых стенах не висело ни картин, ни зеркал, а всю обстановку составляли два мягких коричневых кресла и кофейный столик между ними. А вот хозяйка вовсе не спешила показаться нам на глаза.
— Да перестаньте вы, наконец, держаться за руки, как малыши в детском саду, и садитесь! — хихикнул всё тот же мелодичный голос, — Испытание вы прошли, теперь физический контакт уже не обязателен.
— Испытание? — переспросил Хитч, по-прежнему не выпуская мою ладонь.
— Ну, я его специально не устанавливала, это просто место такое… Да перестаньте вы друг за друга цепляться! — внезапно разозлилась невидимая дама.
Осторожно (очень осторожно!) мы с Хитчем разняли руки и облегченно перевели дыхание. Волна отчаянья, похоже, действительно больше не собиралась нас топить. Мы плюхнулись в кресла, и я совершенно автоматически сунула в рот сигарету, даже не подумав спросить позволения закурить. Впрочем, загадочная дама, судя по всему, не возражала. На столике немедленно возникла большая металлическая пепельница, а голос любезно предложил:
— Чай, кофе? Вино, водка? Марихуана, кокаин? Героин, мескалин, ЛСД?
— Спасибо, не надо, — очень вежливо и слегка озадаченно отозвался мой напарник, а я бодро заявила:
— Чашечку черного кофе, пожалуйста, если Вас не затруднит! Кстати, хозяйка…
— Можете называть меня О-Нару.
Чем-то это имя показалось мне знакомым, но сразу сообразить, где я его слышала, не получилось.
— Замечательно! О-Нару, а где мы, собственно, находимся?
— В моей голове, — абсолютно невинным тоном откликнулась дама, — Точнее — в моем сознании. Но вы не волнуйтесь: в этом его уголке я практически нормальна.
— А разве Вы…
— … безумна, да. Ну, вы же видели всё остальное… Кстати, вот и кофе.
Чашка, как и пепельница, появилась на столе, словно в кино, медленно сгустившись из воздуха. Жаль, что я не верю в чудеса — только в фокусы, секретов которых не знаю! Так и казалось мне, что где-то за потайной дверцей сидит некий Гудвин Великий и Ужасный (для разнообразия — женского пола) и пытается морочить нам голову. Я даже по сторонам оглянулась, но разумеется, ничего подозрительного не увидела.
— Получается, что мы без разрешения вторглись в ваш мозг? — Хитч продолжал демонстрировать хорошее воспитание.
— О, это не страшно! Сюда постоянно кто-нибудь лезет. Вы еще самые симпатичные из них. И настоящие, к тому же! Просто мне стало интересно: зачем вы, собственно, пришли?
— Нас попросили принести книгу. Честное слово, мы и понятия не имели, что у нее есть владелица…
— Ну, всякая вещь кому-нибудь да принадлежит… или принадлежала. Таково уж свойство вещей… точнее, таково уж свойство людей — присваивать себе любые, даже не созданные ими вещи. Но я буду только рада, если вы избавите меня от Книги Долгов.
— Книги Долгов?
— Да, так она называется. Разве тот, кто послал Вас, не говорил?
— Нет, Авенус ни разу не упомянул…
Договорить мне не удалось. В комнате резко потемнело, предметы начали фосфоресцировать недобрым зеленоватым светом, пол принялся раскачиваться, как палуба корабля в небольшой шторм, а в воздухе резко и ядовито запахло амброй.
— Авенус? — переспросил голос с какой-то механической интонацией, — Авенус? Он еще жив?
«Ну, вот, вляпались! И кто меня за язык тянул? У нее, видать, с ним старые счеты… Черт! О-Нару — это же имя одной из уцелевших в битве драконов! — внезапно вспомнила я. — И что теперь будет?»
Впрочем, всерьез испугаться я не успела. Тьма отступила, удушливый запах пропал, зыбь под ногами улеглась и послышался легкий и печальный вздох.
— Непременно передайте ему, — шепнула наша хозяйка уже вполне человеческим, хотя и очень грустным тоном, — привет от одной мертвой девушки. Он поймет…
— Но… Вы же живы… — нерешительно возразил Хитч.
— Нет. Не знаю, как так получилось… Когда умираешь, ты остаешься — сознание, душа, разум — в вечном «сейчас». Как муха в куске янтаря… Или это случилось только со мной — в наказание? Скалы и пропасти… И во всем мире — только я и Книга Долгов…
Такая прохладная, текучая, безнадежная печаль расплывалась от этого голоса, что мне стало окончательно не по себе. В два глотка я выхлебала остывший кофе, глубоко затянулась и всё-таки нашла в себе силы спросить:
— А Книга Долгов — это…
— О, это совсем просто! В ней все твои долги — долги того, кто читает. Явные и тайные, забытые и те, о которых помнишь постоянно, совершенно безнадежные и те, что еще можно отдать… А вы разве еще ее не открывали?
— Открывали, — откликнулся Хитч. — Но не поняли не слова. Мы не умеем читать на этом языке.
— А Книга написана на всех языках сразу, — небрежно заметила О-Нару. — Просто ей нужно время, чтобы адаптироваться к читателю. Зато потом… Вы еще не раз пожалеете, что взяли ее!
И она рассмеялась — звонко и совершенно безумно.
«Ну, уж нет! — чуть не сорвалось у меня с языка, — Лично я это читать не собираюсь. Это же каждый их нас, если разобраться, в долгах с головы до ног! Отдам Авенусу — пусть он и изучает, если ему это так нужно»
— И может быть… — снова надломил тишину певучий женский голос, — может быть, если вы унесете Книгу, я смогу, наконец, исчезнуть навсегда. Может быть, Авенус этого и хотел — освободить меня. Как хочется верить…
— Да не можем мы ее унести! — пожала плечами я, не позволяя себе вдуматься в только что услышанные слова, — Дверь отсюда в море открывается, а Авенус с катером исчез куда-то.
Раздался легкий шорох и в лицо мне дунул неизвестно откуда взявшийся в комнате ветерок.
— Дверь? — повторила О-Нару. — Дверь… Ну, конечно же! Успокойтесь, никуда он не делся. Просто эта Дверь дрейфует — не в пространстве, а во времени. Сейчас ее снесло примерно часа на три раньше того момента, когда вы вошли. А минут через 15 она вернется обратно.
— И мы сможем столкнуться с самими собой, входящими в этот мир?
— Абсолютно исключено. Природа времени… Ой, ну, это сложно, да я и сама не всё помню. Главное: минут через 15 спокойно выходите — будет вам и Авенус, и катер…
Пепельница, чашка да и сам столик внезапно исчезли, а дверца, ведущая в пещеру широко отворилась.
— Ну, идите же! — нетерпеливо окликнул нас голос, — Если опоздаете, выход может снести вперед по времени!
Кресла исчезли, как только мы поднялись на ноги. И уже на пороге я оглянулась на светло-зеленую комнату и тихо спросила:
— О-Нару, мы можем что-нибудь для Вас сделать?
— Уходите и уносите Книгу, — пропела пустота. — И постарайтесь не забывать, что вы любите друг друга. Никогда не забывать.
Двадцать шагов — расстояние совсем небольшое, но чтобы его пройти, тоже требуется время. Может быть, если бы мы поторопились, то успели. А может быть, и нет…
Примерно на полпути к Двери каменистая почва не просто задрожала — заходила ходуном, скалы начали рассыпаться на огромные угловатые глыбы, а прямо у нас под ногами раскрылась широкая пропасть, куда мы с Хитчем и ухнули мгновенно и вместе, не сумев хоть на секунду зацепиться за край.
В первый миг я сжалась в ожидании удара, но падение всё продолжалось и продолжалось. Дна не было — был только перехватывающий дыхание, почти останавливающий сердце полет в никуда мимо жутких, изломанных, каменных стен, словно мы неслись вниз по кроличьей норе, нарисованной Доре. А после и стены растворились в молочно-белой неопределенности, и воздух замер и не свистел больше в ушах, да и оставался ли он еще — воздух? Но ведь что-то же позволяло нам дышать и разговаривать!
— Что это? — спросила я, наполовину догадываясь об ответе.
Хитч снова взял мою руку и сжал ее, словно в любой момент нас могло разбросать в разные стороны неведомым ураганом.
— Скорей всего, она умерла, — сказал он и мучительно, сухо закашлялся.
Хорошо, что среди многочисленных моих дурных привычек числится и страсть к мятным таблеткам и пастилкам! Пока мой сожитель судорожно рассасывал нечто «смягчающее горло и облегчающее дыхание», я продолжила сама:
— Ну да, мы же находились в ее сознании… если ей вообще можно было верить… И когда мы забрали книгу…
— … её ничто уже не держало в этом персональном отделении ада… — закончил отдышавшийся Хитч.
— В таком случае, где же мы теперь?
— Похоже, что нигде.
— Но нельзя же существовать нигде! Мы бы тогда тоже исчезли!
Тошка сжал мою руку чуть сильнее и ответил, терпеливо и ласково:
— Сяо, мне известно не больше, чем тебе. Я не знаю, что бывает после смерти с людьми, не знаю, что бывает после смерти с драконами, и тем более не знаю, что может быть после смерти с О-Нару, которая явно была существом совершенно необычным. Пока что свет здесь есть, воздух — тоже. Либо это всё исчезнет, и мы погибнем, либо появится что-то еще. Нам в любом случае остается только ждать.
— Я не умею просто ждать…
— Это я заметил, — улыбнулся Хитч, — Ну, давай тогда целоваться что ли. Ничего лучше я всё равно не могу тебе предложить.
Очень может быть, что кому-то такая идея показалась бы нелепой. Но целоваться с моим напарником — занятие крайне увлекательное и затягивающее… в любой обстановке. Даже когда висишь в абсолютной пустоте и в любой момент можешь кануть в небытие.
— Нет, ну, со мной-то всё ясно, — выдохнула я, когда мы смогли, наконец, ненадолго оторваться друг от друга, — Но тебе-то за полторы сотни лет неужели не надоело это занятие?
— Не дождешься! — услышала я в ответ и снова закрыла глаза.
И тут мы упали. Шлепнулись. Плюхнулись. Но вовсе не в зияющую пропасть, а с совершенно несерьезной высоты примерно в полметра. К тому же, на что-то мягкое и пушистое.
Наш новый мир по-прежнему оставался белым и лишенным предметов, но обозначились в нем стены, пол и потолок, плавно очерчивающие небольшое уютное пространство. И появился в воздухе теплый сладковатый запах, чуть напоминающий о том, как пахнет подрумяненная солнцем кожа после дня, проведенного на пляже.
— Тошка, — отчего-то шепотом спросила я, — а ты в реинкарнацию веришь?
— Черт его знает, — откликнулся мой напарник, — я вообще-то католик по воспитанию.
— А по убеждениям?
— Я ж говорю: черт его знает!
— Значит, агностик, — хихикнула я.
— А почему ты вообще спросила? — заинтересовался Хитч.
— Понимаешь, мне кажется… ну, есть у меня такое чувство, будто мы — в сознании ребенка. Совсем маленького. Новорожденного.
Мой собеседник уселся прямо на пол, скрестив ноги по-турецки, рассеянно постучал указательным пальцем по губам и пожал плечами:
— Очень может быть. Я же говорил: с О-Нару всё непросто… нетипично… хотя, возможно, и типично… я что-то совсем запутался…
— В любом случае тусоваться тут в роли демонов, одолевающих сознание, мне что-то совсем не нравится, — заявила я. — Может, ты опять придумаешь какие-нибудь три варианта, а?
Очень мне хотелось курить. Просто невероятно. Но не при ребенке же! Конечно, никотин ей вряд ли повредит, но заполнять дымом сознание младенца тоже как-то…кощунственно, что ли…
— Ну, во-первых, мы можем прогуляться и посмотреть, нет ли тут дверей…
— Ни фига, — мотнула я головой, — Я бы их и отсюда увидела. Пространство-то маленькое…
— Во-вторых, мы можем остаться тут жить. Будем вести себя тихо… как коллективное подсознательное…
— Отпадает. Коллективное бессознательное, в отличие от нас, без жратвы и курева обходится!
— И последнее. Дверь нам сейчас нужна, пожалуй, даже больше, чем тогда, когда мы от альбертовой стаи удирали. Может ты попробуешь, Сяо, а? Ну, напрягись как-нибудь…
Я скептически поджала губы, но всё же закрыла глаза и постаралась в точности вспомнить то ощущение, которое владело мной во время того зимнего бегства. Дверь… Адски необходима Дверь… Пусть бы здесь оказалась Дверь… Нет, не то.
Я расслабилась. Ну, и пусть! Есть вещи, которых я делать просто не умею! Легко ему говорить «напрягись». Вот он сам, даже если очень сильно напряжется, сумеет из воздуха стул достать? Фигушки! Просто потому, что не знает, как это делается. Вот и я не знаю, как двери создавать. Не зна-ю!
И тут я внезапно, как в обморок, упала в воспоминания. Редкие снежинки, летящие с темного неба. Тускло отсвечивающие окна домов. Морозный воздух, обжигающий горло. Ноги, в которые от каждого соприкосновения с землей вливается всё больше свинца. Впереди обязательно должна быть Дверь… Где-то здесь… Да! Именно здесь — Дверь!
Я открыла глаза и невольно заорала:
— Хитч! У меня получилось!
Да, конечно, я повела себя слишком импульсивно. Глупо, прямо скажем, повела, просто идиотски. Видимо, слишком уж утомил меня калейдоскоп событий этого нескончаемо длинного дня и невыносимо захотелось, чтобы всё, наконец, закончилось. Хоть как-то. Как иначе объяснить то, что вместо того, чтобы благоразумно высунуться за Дверь и проверить, не открывается ли и она в раскинувшееся широко море или, скажем, в жерло вулкана, я схватила своего напарника за руку и рванула вперед?
И, конечно, по логике вещей нам следовало бы немедленно нырнуть в холодные волны, намочить драгоценную книгу и начать пытаться выжить в куда более экстремальных условиях, чем прежде, но, как ни странно, при первом же шаге за Дверь я ощутила под ногами твердый пол и тут же, споткнувшись непонятно обо что, кувырком полетела по наклонному пандусу, уходящему вниз широкой спиралью. Хитч кинулся следом и каким-то чудом сумел не просто перехватить меня на полдороги, а еще и удержать. Фантастика полная! Ведь с моей-то массой я должна была просто-напросто сбить его с ног и продолжать свой бесславный путь.
— Ничего не сломала? — спросил он, тяжело дыша и прижимая меня к себе.
— С моими-то жировыми прокладками? — усмехнулась я, — Нет конечно! Синяков, правда будет…
Всё тело действительно ныло, как будто на меня обрушился шкаф со старинными тяжелыми фолиантами, зато испугаться я не успела — очень уж быстро всё произошло.
— А голова не кружится? Не тошнит? — продолжал проявлять заботу мой сожитель, — Подбородок вниз опустить можешь?
— Нет. Нет. Да, — и я несколько раз резко покивала вперед-назад в доказательство.
— Курить хочу! — заявила я, когда мне надоело махать головой.
Мы уселись на пол и вытащили по сигарете.
— Знаешь, Сяо, — сообщил Хитч после первой затяжки, — я не успел тебе сказать: это была не та дверь.
— Что значит «не та»?
— Не Дверь между измерениями. Я ее отчетливо видел. В отличие от.
— А почему же тогда не остановил меня?
Напарник виновато улыбнулся:
— Это полный кретинизм, но в ту минуту мне тоже неудержимо захотелось выскочить оттуда. Может, это сознание О-Нару решило вытолкнуть нас, как инородный предмет?
— Ты что, действительно веришь, что мы в ее сознании? — задала я вопрос, который долго уже меня терзал. — Мы же не изменились. У нас нормальные человеческие тела. Как мы вообще можем оказаться внутри чьего-то сознания?!
Хитч покрутил сигарету в пальцах, видимо, подыскивая формулировку поточнее, и медленно проговорил:
— Я верю, что мы находимся в мире, который копирует свойства ее сознания. Нет, конечно, не копирует — тут нужно какое-то другое слово. Но он видоизменяется в зависимости от ее сознания. Следует за ним… метафорически что ли…
— Ну, и где же мы теперь? В любимом твоем коллективном подсознательном? А где тогда коллектив?
— Понятия не имею. Очень может быть, что и в подсознании. Но давай на всякий случай пройдемся до самого низа. Может, там тебе и коллектив отыщется. Сомневаюсь, правда, что он тебе понравится. Архетипы народного сознания — вещь жуткенькая, должен тебе сказать…
И мы пошли по пандусу. Фонарики нам не понадобились: слабый, непонятно откуда исходящий свет давал возможность видеть и дорогу под ногами, и гладкие серые стены. Потолок терялся где-то на неразличимой высоте, а неподвижный воздух чуть припахивал сыростью.
Идти пришлось довольно долго, но за последним поворотом нас встретило зрелище настолько фантастическое, что я едва не выронила очередную уже раскуренную сигарету.
У края пандуса медленно вздымалась и опускалась плотная прозрачная розовато-сиреневая жидкость, словно подсвеченная изнутри. Дна не было видно, но невероятная глубина чувствовалась просто физически, а размерами это странное море, казалось, не уступало оставленному нами Каспию. Огромные, причудливых форм плиты лениво колыхались на его поверхности, словно лед на озере, но виделась в них непробиваемая твердость и основательность. Казалось, они были здесь всегда и будут всегда, лениво смещаясь в новые узоры, как стекляшки в невероятно медленном калейдоскопе, но всё же вечные и неизменные.
Это было красиво, грозно и величественно настолько, что перехватывало дыхание. Это поражало и подавляло.
— Что это?! — шепотом спросил Хитч, — Давай, Сяо, ты же у нас буддистка, ты же про эту реинкарнацию вспомнила… Что это вообще может быть?!
Я судорожно копалась в памяти. Там было сознание, а тут — эти глыбы на поверхности, а под ними — что-то еще… Ну, конечно!
— Сканды! — выпалила я.
— Что?! Объяснила, называется…
— Сканды — это… Ну, совсем примитивно и не слишком точно говоря, сканды — это базовые свойства личности… не истинного «я», а личности пребывающей в нашем мире иллюзий, ну, способ восприятия этой личностью этого мира что ли… Сканды делятся на пять категорий: мыслительные способности, строение тела, чувства, восприятие, сознание…
— Ну тебя в баню, Сяо! — прервал мою словесную кашу напарник, — Ты еще хуже, чем пастор в моем детстве. Тот хоть пытался внятно разговаривать! Пес с ним: сканды, так сканды! То есть, это какие-то нижние базовые слои сознания, да?
— Нет, сознание — само одно из сканд… — начала было я, но осеклась, — Ладно. Это не принципиально сейчас.
— Святые слова! Значит, из активного сознания нас выпнули. Ну, и ладно. Там торчать нам тоже было абсолютно бесполезно: с младенцем, которому всего несколько минут от роду, не очень-то побеседуешь. Или это она еще до рождения? Ну, не суть важно. Но остается всё тот же старый вопрос: как отсюда выбираться?
Я села, а после, чуть поколебавшись, легла, упершись ногами в низенький бортик, отделявший пандус от озера сканд., заложила руки за голову и уставилась вверх — туда, где в высоте сгущался сумрак, прятавший высокий свод. Словно небо без единой звезды…
Хитч сел рядом и положил прохладную руку мне на лоб.
— Иришка, ну, ты чего? Всё-таки плохо себя почувствовала?
— Нет, — очень спокойно и вяло ответила я, — Просто я устала. И мне всё осточертело. Это не день, а какая-то скачка с препятствиями. Словно кому-то нравится рыть у нас под ногами всё новые и новые ямы. А я уже ничего не хочу. Даже домой. Это уже что-то такое совсем абстрактное — домой… Может быть, нам нужно нырнуть в это озеро. Может быть, протопать по плитам до другого берега. Но я уже знаю одно: там не будет дома. Будет… просто следующий уровень. Как в тупом квесте, где даже мечами не машут, а только ходят и говорят-говорят-говорят…
Тошка лег и зарылся пальцами в мои волосы.
— Значит, мы никуда не пойдем. Значит, мы будем просто лежать, смотреть вверх и ждать…
— Нет, ждать мы тоже не будем.
И тут, наконец, я заплакала.
Я сидела в поле и длинные осенние травы устало стелились вокруг меня по ветру. Прозрачный пух облаков таял в глубоком синем небе, и печаль наполняла воздух отголоском протяжного крика птицы. Откуда эта безнадежная тоска? Ведь я уже знала всё, что способно спасти нас. Но спасти — откуда? И кого — нас? Ведь я одна под этим закатным солнцем, простор открыт, и нет никаких ловушек вокруг…
Птица крикнула вновь, и я невольно подняла глаза, ожидая увидеть клин диких гусей, стремящихся к югу. Но небо было пустым, небо тоже томилось одиночеством.
Прохладный плотный шелк облегал моё тело… Моё? Нет, это тело никак не могло быть моим: эти узкие ступни, эта гибкая талия, эта летящая обреченность походки… «Летящая обреченность» — именно так кто-то говорил обо мне. Обо мне?!
И тут я проснулась. Или очнулась. Словом, вновь стала собой.
Мы по-прежнему лежали на пандусе, спускающемся к сиреневому морю, и мой напарник курил, выдувая струю дыма высоко вверх, с сигаретой в левой руке, тихонько поглаживая мои волосы правой.
— Я долго спала? — спросила я просто для того, чтобы хоть как-то прервать молчание.
— Не знаю. Я не смотрел на часы. Приблизительно полторы вечности.
— Во сне я была О-Нару.
— И как она? — без усмешки спросил Хитч.
— Печальная. Хорошая. Она хочет нам помочь, но не может сама. Она еще не полностью вошла в сознание ребенка. Ей пока там тесно.
Я приподнялась и села, глядя на плавное движение плит на поверхности моря. Сосредоточиться… Сосредоточиться и вспомнить…
— Я была ею, — повторила я, — И точно знала, как нам спастись… как нам выйти отсюда. Оно и сейчас во мне есть — это знание. Где-то. Словно спрятано в шкатулке…
Хитч отбросил сигарету и вскочил на ноги, отбросив апатичность и вялость с легкостью кота, заметившего бабочку.
— А ключ? — спросил он.
— Не знаю. Не могу нащупать…
— Давай так, — предложил мой напарник, — Я стану задавать вопросы, а ты попытайся на них отвечать, не задумываясь, словно тебе всё давно известно. Вдруг сработает?
— Давай, — согласилась я и полезла в сумку за термосом. Глоток кофе был мне сейчас просто необходим!
— Почему Дверь, которую ты создала в белой комнате, привела нас не в другой мир, а сюда?
— Здесь вообще пока что не может быть дверей в иные измерения, — выпалила я, — Двери в сознании открываются только в область представимого, а это…
— … ребенок, у которого пока что нет ни жизненного опыта, ни воображения…
Хитч приуныл, но тут же оживился снова.
— Да, но здесь-то уже не сознание! Здесь сканды твои, истинное «я» или еще какая-то чертовщина! Отсюда можно создать дверь?
Я напряглась в поисках ответа в себе.
— Можно. Но каким-то особым образом.
— Каким?
— Не знаю. Не знаю! — от судорожных попыток пробиться к решению у меня даже слезы выступили на глазах и разболелась голова. — Словно блок какой-то стоит!
Ужасное ощущение! Нужные слова были где-то совсем рядом но стоило попробовать их произнести, как всё снова расплывалось мутным белесым пятном. И чем упорнее я старалась уцепиться хоть за что-то, тем сильнее сжимал мои виски невидимый железный обруч.
— Ну, успокойся, пожалуйста!
Тошка опустился рядом на колени и протянул мне зажженную сигарету.
— Давай о чем-нибудь другом, ладно? Значит, О-Нару не может войти в сознание младенца?
— Полностью не может. Потом, со временем…
— А где же она сейчас?
— Здесь… — я слегка запнулась, — но только отчасти… Она пока что не в состоянии собраться, например, для того, чтобы поговорить с нами. Поэтому и отдала мне свою память — ее она всё равно не сможет взять в новую жизнь.
— Отдала память? Во сне? Ну, допустим. Тогда ты просто должна знать всё то же, что и она. Почему же тогда такие сложности?
Я слабо улыбнулась:
— Что-то вроде конфликта оборудования. Понимаешь, у человека не может быть две памяти. Память складывается с личностью, как кусочки пазла. А для меня воспоминания О-Нару нечто чужеродное, отдельное. Мне трудно к ним пробиться — точек соприкосновения почти нет. Кстати, когда мы вернемся, мне обязательно нужно будет рассказать об этом Лао. Он знает какой-то метод… что-то вроде электросна, чтобы такую вот чуждую память стереть. Иначе она со временем начнет формировать вокруг себя другую личность, и закончится всё классической шизофренией.
— Жалко стирать… — вздохнул Хитч, — Представляешь, сколько там всего интересного…
— Ага. Только в палату с мягкими стенами мне пока что не очень хочется. И права отберут…
И мы рассмеялись. Идиотская, конечно, привычка — ржать по любому поводу, но иной раз это очень помогает выжить. Даже моя головная боль настороженно притихла и затаилась.
— Кстати, по поводу прав! — вдруг вспомнил мой напарник, — Ты это серьезно, насчет мотоцикла?!
— Да, а что? Тебе, значит, можно, а мне — только в клетке ездить?! — с пол-оборота завелась я, — Хочется же!
— А шею свернуть тебе тоже очень хочется?
— Куча народу ездит — и ничего!
— Куча народу, между прочим, и с «тарзанок» прыгают! Тоже хочешь попробовать?
— Не-а, я вниз головой летать не люблю.
— Ну, конечно, с мотоцикла башкой об асфальт лететь значительно ближе!
Я аж фыркнула от злости и резко затушила сигарету. Вот вечно он так: то добрый, милый, нежный, всё понимает, то начинает вдруг ни с того, ни с сего строить из себя папочку. Ладно бы еще сам солидным человеком был, так ведь нет же — хитчхайкер, перекати-поле, за сто лет собственной квартирой обзавестись не удосужился! А туда же!
— А ты Лао нажалуйся, — ядовито предложила я, — Глядишь, он мне пальчиком пригрозит и тринадцатой зарплаты лишит!
— А что тебе Лао! — махнул рукой Хитч. — Лао уже сам давно отчаялся. Я лучше Авенусу скажу, чтобы не тратил своё драгоценное время на твоё обучение — всё равно ты скоро в гипсе окажешься.
Я немедленно представила себе Авенуса с его узкоплечей подростковой фигуркой в джинсиках и маечке с черепами — как он грозно сдвигает брови и начинает читать мне мораль, но вместо того, чтобы громко расхохотаться, неожиданно почувствовала, как в глазах у меня всё чернеет, сознание уплывает куда-то, а тело сводит мучительной судорогой.
— Ирка! Что с тобой?! Ирка! — как сквозь вату долетал до меня голос Хитча, — Ирка, очнись! Посмотри на меня! Посмотри сюда! Посмотри! Ирка!..
А после наступили тьма и тишина — странное бесчувствие, вовсе непохожее на обморок, в котором время и мысли не останавливались, а продолжали течь.
— Прости, — прошелестел где-то глубоко внутри меня голос, — Не бойся. Это ненадолго. Иначе — не получается. А потом я уйду. Совсем.
Когда я открыла глаза, надо мною было яркое синее небо, и холодный ветер трепал волосы, и два знакомых лица тревожно вглядывались в меня. Это был катер, и я сидела на одной из лавок, откинувшись назад, а руки мои упирались в борта.
— Со мной всё в порядке, — сообщила я, потянулась за сигаретами, чуть не потеряла равновесие, всё-таки закурила и потребовала у Хитча:
— Рассказывай!
— Ты упала, — начал он, как-то недоверчиво поглядывая на меня, — Я думал: эпилептический припадок или что-то вроде. Но ты вдруг вскочила на ноги, перепрыгнула на одну из этих плавающих плит — я и моргнуть не успел. И запела. Тонким таким, пронзительным голосом, аж мурашки по коже побежали… Минут десять, наверное, пела, а я стоял, как идиот, и всё не мог сообразить, что мне делать: то ли хватать тебя в охапку, пока ты в воду не свалилась, то ли подождать, что будет… А ты замолчала, наконец, подошла ко мне — такой странной походкой, порхающей, как будто бы ты с каждым шажком чуть-чуть взлетаешь над землей…
Авенус отвернулся — слишком быстро и резко, чтобы я могла не заметить этого.
— А дальше?
— Взяла меня за руку и потянула. Открыла дверь. Мы вошли в лодку. Ты села. Всё. А теперь, может быть, ты мне что-нибудь расскажешь?
Катер покачивали волны, а весеннее солнце лупило так сильно, что я невольно поискала глазами, чем бы прикрыть голову, вспомнила о капюшоне куртки и натянула его на себя.
— Это О-Нару. В какой-то момент она поняла, что я не смогу добраться до ее воспоминаний, а даже если бы и смогла… Понимаешь, там можно было создать Дверь только на эмоциональном взрыве. Ну, чтобы невероятно, до боли захотелось оказаться рядом с каким-нибудь человеком. Ты был со мной, а кроме тебя… В общем, она подмяла моё сознание под свою память на какое-то время…
— Одержимость, — заметил Авенус, не поворачиваясь, глухим, сдавленным голосом. — Она, кстати, могла бы остаться в твоем теле навсегда. Ты ведь даже не попыталась бороться.
— Я ей поверила, — пожала я плечами. — Может быть, она и сумасшедшая, но она хорошая. Она просто прекрасная. Авенус, какого черта…
— Это что — твой третий вопрос? — зло бросил Дракон и уставился своими древними глазами, в которых плескалось бешенство, прямо мне в зрачки, — Думаешь, у тебя есть право спрашивать у меня отчета? Судить меня? Жалеть меня?
Хитч обнял меня за плечи и твердо посмотрел на него:
— Куда уж нам! Просто Сяо по доброте своей подумала, что Вам будет легче, если Вы хоть что-нибудь расскажете.
— Может, еще на кушетку меня уложите, доктор Зигмунд? — криво усмехнулся Авенус, шагнул к рулю и бросил через плечо, — Ладно. Вы заслужили право услышать эту историю. Только знаете, мне уже до смерти надоело болтаться по этому морю. Давайте уже займем какое-нибудь стационарное положение — там и поговорим.
Возвращались мы молча. Конечно, под рев мотора всё равно не очень-то поговоришь, но лично мне открывать рот совсем не хотелось. Всё оставалось позади, всё растворялось в белой пене за кормой, и можно было уже никуда не бежать, ни о чем не думать, а просто курить, обниматься и подставлять лицо холодным брызгам…
Я как-то безусловно предполагала, что по высадке на берег нам придется ловить машину до города, искать гостиницу, но всё оказалось гораздо проще. Замкнув причальную цепь, Авенус сделал несколько неуловимо-быстрых движений руками и кивнул в сторону появившейся Двери:
— Добро пожаловать в мой дом!
— Так Вы здесь рядом живете! — удивилась я, входя.
— Не совсем так, — заявил хозяин и легким жестом стер полупрозрачную занавеску входа, — Просто у каждого, кто умеет творить Двери, есть такое место, куда он способен войти из любой точки вселенной. Обычно там и строят себе дом.
— И много их — тех, кто умеет? — заинтересовался Хитч, оглядываясь.
— Сейчас я остался один. Но если твоя супруга — не полная бездарность, скоро и вы сможете обзавестись таким жилищем.
Ну, честно говоря, именно таким жилищем я обзаводиться вовсе не рвалась. Дом Авенуса по аскетичности мог дать фору и казарме, и монастырской келье. Гладкие каменные стены (пещера это что ли? И чего их всех так тянет-то в пещеры? Воспоминания о лихой кроманьонской юности покоя не дают?), сводчатый потолок, грубо вырубленное большое окно без переплета, ничем не застекленное. Из мебели присутствовали всего два предмета: нечто вроде плотного одеяла, брошенного на земляной пол и возвышение, похоже, служащее столом. Пыли, правда, не было. Не на что ей было здесь садиться — пыли.
Я невольно сморщилась:
— Может, мы… э-э-э… не станем Вас утруждать, а? Лучше в кафешку какую-нибудь зайдем. А то кофе хочется — сил нет!
Авенус деланно зевнул и прямо из воздуха извлек поднос с двумя фарфоровыми чашечками и большой медной джезвой, от которой тут же поплыл по комнате густой аромат.
— Ух ты! — восхитилась я, — Научите?
— Нет. Нужно будет — сама как-нибудь выучишься. Потом.
Я уселась на пол, прислонившись спиной к стене, а Хитч открыл свою сумку и извлек из нее тяжелый фолиант. Дракон подхватил его обеими руками, погладил серую мраморную обложку, но раскрывать не стал, а просто положил себе на колени.
— А внутрь заглянуть не хотите? — не удержалась я от вопроса.
— Нет. Я и так знаю, что в ней. А хотите, вам отдам?
Мой напарник сделал было неопределенное движение, но я опередила его:
— Нет уж, спасибо. Лично я в аду уже была и превращать собственную жизнь в кошмар не имею ни малейшего желания! Зато я очень хочу услышать историю О-Нару. Вы же сами говорили, что мы это заслужили.
Авенус вздохнул и потянул мундштук незаметно появившегося возле него кальяна. Сейчас он уже вовсе не выглядел подростком — узкоплечий тощий мужчина с глазами старика и усталыми складками вокруг рта. И голос его, когда он заговорил, зазвучал глубоко и размеренно:
— Я до сих пор не могу понять, отчего мы дрались тогда. Это было похоже на гипноз, на какую-то невероятную провокацию… И я не знаю никого, у которого хватило бы сил устроить такое… Эйхе? Нет, это и Эйхе бы не потянул…
Он закрыл глаза, помолчал и продолжал:
— Мы знали, где мы должны встретиться, и знали, что наградой победителю будет некий Алмазный Приз. Нечто невероятной, уникальной ценности — вещь? Умение? Власть? — я не знаю. Но мы бились за это. Яростно. Не смотря ни на что.
Хитч тихо сел рядом со мной и заворожено слушал.
— Там был такой момент… Караш выдохнул облако черного дыма прямо в глаза О-Нару. Она успела отбросить его, но на какое-то время ослепла. Мне достаточно было нанести один удар… Но я не смог — в первую секунду. А секунду спустя все мы внезапно поняли, что Алмазный Приз исчез и уже никому не достанется. И битва потеряла смысл.
Легкий дым кальяна плыл под потолком и струйками выливался в окошко. Я пила горький черный кофе, почти не замечая вкуса, и слушала.
— Она так никогда не смогла забыть этого мгновения. Не смогла простить себе того, что у нее и мысли не было остановиться. Я пытался ее убедить, успокоить. Это ведь действительно было выше нас, сильнее наших желаний и нашей любви. Но она так и не простила себе. И ушла. Я не знаю, как ей удалось — намеренно или нет — создать то, что вы видели. Она была очень сильным драконом и знала намного больше меня. И она потеряла рассудок.
Еще один ручеек дыма, еще один глоток тишины.
— Я не мог помочь ей сам. Я начинал умирать в шаге от той проклятой Двери. А вы… У вас должно было получиться. И я поставил на карту столетия работы — своей и Лао. Потому что вы могли не вернуться. И я не прошу прощения.
Авенус посмотрел на нас и вдруг улыбнулся — светло и горько.
— Мы были единственной парой среди драконов. И нам завидовали — так же, как и вам. Мы жили, зная, что никогда не умрем и никогда не останемся в одиночестве. А в это стоит верить, даже если ты очень сильно ошибаешься.
Разумеется, мысль о том, чтобы позвонить Лао, принадлежала вовсе не мне. Это ведь только мы стремглав пролетели по лихому серпантину событий, успев прожить не только изрядный кусок своих жизней, но и парочку чужих. А для шефа и прошло-то всего-навсего чуть больше суток. Подумаешь! Ему не привыкать терять нас из виду и на куда более обширные периоды времени!
Но Хитч всё-таки решил отчитаться. Проснулась в нем, видите ли, эдакая дурацкая ответственность. Ну, и естественно, на второй же минуте разговора нарвался на вопрос:
— А сейчас вы чем занимаетесь?
И не дослушав, как мой напарник рассказывает о том, что Авенус взялся-таки прочесть мне краткий курс драконности и дракологиии, алхимик осведомился:
— А ты-то что там делаешь? Бездельничаешь?
Непосредственным следствием этой беседы стало то, что мой несчастный сожитель был вынужден немедленно вытребовать у Авенуса обещанную карту с точным указанием места Битвы Драконов и отбыть не куда-нибудь, а в Экваториальную Африку на поиски источника, способного наполнить выданную нам Лао еще в самом начале этой истории фляжку.
А я осталась учиться, учиться и учиться — с утра до вечера, а точнее, от койки и до койки с перерывом на естественные потребности организма.
— А чем тебе еще заниматься-то? — недоумевал Авенус в ответ на мои жалобы.
И правда: кроме усвоения знаний заняться в его пещерке с видом на обрыв было решительно нечем.
Лектором Веничка оказался, прямо скажем, никаким. Всё-таки уметь и обучать — две совершенно разные вещи! Целых три дня мы копались в теории, которую, как выяснилось, можно было благополучно свести всего лишь к нескольким пунктам:
1. Дверь можно создать где угодно, кроме некоторых особо экзотичных и опасных измерений, куда, как он надеется, меня никогда больше не занесет.
(Я хмыкнула)
2. В радиусе примерно 18-и метров можно создать только две Двери: одну — в Дом, вторую — в еще какое-нибудь измерение.
(Почему именно 18-и? Черт его знает. Кажется, этот вопрос никто и не пытался исследовать)
3. Заранее предугадать, куда именно откроется вновь созданная Дверь, нельзя. Чистая лотерея. Поэтому добравшись до какого-нибудь знакомого измерения, лучше всего попытаться отыскать там стационарную Дверь. Иначе так и будешь скакать по мирам до бесконечности.
4. Дом — это место, куда ты можешь создать Дверь из любой точки любого мира. Ежели оно не в жерле вулкана, не на льдине и не посредине какого-нибудь хайвэя, считай, что тебе очень повезло. Между прочим, это вовсе не означает, что из Дома ты можешь попасть, куда угодно. Смотри п. 2 — из него наружу выходит всего одна Дверь!
(Почему нельзя воспользоваться для выхода сотворенными в Дом дверями? Можно, но только быстро. Об этом — в п. 5)
5. Любая сотворенная дверь самоуничтожается примерно за 13–15 минут.
(Спасибо, я уже поняла, что «Черт его знает» — это стандартный ответ на любое «Почему?»)
И так далее, всего примерно с десяток пунктов.
Но теория была еще цветочками. Вот практика очень быстро начала доводить меня до сущего бешенства. Меня вообще любые шаманские пассы руками и песнопения смешат неимоверно, а тут изволь проделывать всё это не только абсолютно серьезно, но еще и преисполняясь «твердого намеренья»! Видите ли, нормальных людей вся эта жестикуляция и артикуляция настраивает на должный лад!
В общем, бились мы с моею смешливостью неделю, не меньше (и это, заметьте, от темна до темна!), и я сама с трудом поверила, когда перед моими глазами открылась, наконец, первая Дверь. Еще денек-другой мы позакрепляли успех, после чего Авенус утер трудовой пот со лба и объявил, что в дракона он меня, конечно, будет учить превращаться. Обязательно будет. Но не сейчас. Потому что дело это долгое, а он только теперь понял, каким, в сущности, примерным учеником был тот же Лао. Спокойным, почтительным. Молчаливым, наконец. Да, конечно, без моих способностей. Дверь ему, к примеру, никогда не создать, сколько ни бейся. Нас, дверетворцев (уф, какое слово!), всего-то шестеро за всю историю было, включая меня. Но это, между прочим, еще не повод для того, чтобы бесконечно препираться с учителем! А в дракона… Ну, он это… осенью приедет, да. Личные дела сделает, отдохнет — и приедет. А я могу валить домой и отравлять там жизнь своему прадедушке. И мужу тоже. Привет ему и медаль «За отвагу»!
На мой взгляд Веничка несколько преувеличил. Сам он — вредный старикашка, который толком ничего объяснить не умеет, только язвит! Словом, расстались мы бодро и радостно, и я отправилась домой.
А дома меня встретила тишина, теплый еще чайник и записка, наскоро нацарапанная тошкиным почерком: «Я вернусь»
Милое дело! Опять начинается: я из командировки — он в командировку! Может, это, конечно, и неплохой способ сохранить чувства, но нужно же и меру знать!
Я тут же позвонила Лао в контору, поздоровалась и максимально вежливым тоном осведомилась, куда он на сей раз услал моего муженька. Лао был очень удивлен. Получив неделю назад фляжку с водой (по счастью, артезианскую скважину прорубать не пришлось: ключ за прошедшие столетья, как ни странно, не иссяк и не ушел в землю), шеф больше Хитча не беспокоил и никаких директив ему не выдавал. А вот мне, кстати, завтра надлежит явиться пред очами почтенного родственника и высокого начальника с отчетом о проделанной работе. Так-то.
Повесив трубку, я помыкалась по квартире. Записка явно намекала на то, что суженый вышел отнюдь не за хлебушком. И куда же, спрашивается, его понесло? Не зная, куда себя приткнуть, я села за компьютер и ткнула в кнопку «Power».
По экрану пробежали привычные белые строчки, засветился рабочий стол и сама собою распахнулась папка, которую Хитч не удосужился закрыть перед выключением машины. Фотографии. Ага, это ж с его новенького цифровика! Ну-ка, посмотрим…
Так… Это мы у Авенуса в пещере… это на катере… ох, и морда же тут у меня! Оказывается, он и у озера сканд фотографировал, а я даже не заметила! А это у нас что?
Я замерла. Передо мной красовалась страница из Книги Долгов, та самая, с мантикорой на картинке, только вот текст уже вовсе не выглядел изящными, но непонятными завитушками арабского письма. Русские, чуть стилизованные под старину буквы. И всё ясно:
«…и хотя единожды за миллиард лет такое случиться может, но если пройдет земля сквозь хвост той кометы, то приходит черная вода и наполняет собой все источники. И пить ту воду можно без боязни отравиться, но кто, испивши оной воды под солнечные лучи попадет, тот превращается в Тварь и разум и облик свой навеки теряет. И стоит та вода 87 месяцев, после чего уходит навсегда, и солнце вновь из врага другом делается. А веку Тварей — 45 лет, и не придет уже за ними другое поколение…»
87 месяцев — это будет… чуть больше семи лет! А они там живут по ночам уже двадцать! И не знают. Боятся. И никто не рискнет…
Я внезапно поняла, отчего именно этот отрывок оказался в Книге Долгов, когда мы взяли ее в руки. И куда делся Хитч. Идиот! Мальчишка! А если это всё неверно?! Мало ли ерунды понаписано в старинных рукописях?!
Я сама мало что тогда соображала. Как я дверь-то за собой не забыла запереть — удивляюсь! Во всяком случае из дома я вылетела прямо в шлепанцах — хорошо, хоть в халат не успела переодеться!
И джип, и мотоцикл мирно стояли в гараже, ключи я всё же сообразила прихватить с собой, так что старенькая моя машинка доставила меня к Двери буквально за десять минут. Я хлопнула дверцей и рванула к призрачной занавеске.
Китайский сад был пуст — ни Хитча, ни (о, господи!) мантикоры. А солнце светило по-весеннему радостно, щедро разбрасывая золотые пятна сквозь листву деревьев. Теплое, ласковое солнышко — но вот безопасное ли? Откуда было взяться ответу?
Я как-то очень слабо представляла себе, что же делать. И хотя мотоцикла у меня не было, я побежала по нашему прежнему маршруту: улица, поворот, проспект…
Хорошо, если с Тошкой ничего не случилось, и я просто зря развела истерику! А если… Тогда мне придется дождаться ночи и как-нибудь — как угодно, хоть за хвост волоча! — вытащить его к Двери, к Лао, к Авенусу. А там я буду орать, рыдать стучать кулаком и требовать, чтобы они пытались что-нибудь сделать. И может быть…
Он шел посередине проспекта — прямо по белой полосе. Мальчишка. Идиот. Святой. Иногда он сворачивал к домам, стучал в окна первого этажа и улыбался испуганным лицам, нерешительно выглядывавшим из-за штор.
— Хитч!
Я и не знала, что умею орать так громко. Он остановился, оглянулся и тоже побежал навстречу мне. И когда мы уже обнимались под перекрестными взглядами всей улицы, когда я уже сглотнула первые слезы, до меня внезапно дошло:
— Слушай, а как же ты прошёл в Дверь?! Сам?!
Он улыбнулся мне и что-то совершенно запредельное, светлое и чуждое на миг затуманило его глаза:
— Сам. Я просто очень, невыносимо захотел это сделать. Ну, должен же хотя бы один из нас уметь хотеть очень сильно.
Яркое, яростное солнце упиралось лучами мне в затылок, но я уже не боялась его, я ничего в этой жизни не боялась, повторяя сквозь смех и слезы:
— Дурак! Нет, ну, какой же ты дурак!
И звонкий детский голос заставил меня замолчать:
— Мама, мама, смотри: я стою на солнышке!