Литературная Газета 6239 ( № 35 2009)

Удаль слепых поводырей

ВЕХИ-2009

Полагаю, дискуссия имеет смысл, если её вести по вопросу глубинных истоков катастрофического развития России в ХХ веке. Ведь произошли две полярно направленные социальные революции (грубо говоря, вначале поменяли незрелый капитализм на социализм, а потом социализм - на ещё более незрелый капитализм).

Где ещё такое случилось?!

В результате мы понесли страшные потери, которые с высоты сегодняшнего дня представляются необратимыми. После Октябрьской революции потеряли формировавшийся веками едва ли не весь культурный слой общества, класс предпринимателей в городе и деревне, часть "золотого" генофонда нации и десятки миллионов погибших в ходе Гражданской войны, репрессий и голода. У народа политика большевиков, как писал писатель-фронтовик

Виктор Астафьев, "надорвала становую жилу, довела до вырождения, наделила вечным страхом, воспитала в нём нездоровые гены рабства, склонность к предательству, краснобайству и всё той же жестокости, раба породила". Возможно, слишком сильно сказано, с перехлёстом, но ведь это факт, что такого лизоблюдства, лакейства и холуйства, которые нынешняя элита проявляет по отношению к власти, в дореволюционной элите и уж тем более в кругах интеллигенции не было.

А то, какие Россия понесла потери после перестройки, начатой как демократическая и антикоммунистическая, но быстро переросшей в криминально-олигархическую, мы в полной мере даже ещё не можем оценить. Радикал-либеральные реформаторы нанесли удар по самой жизнеспособности страны - по интеллекту нации и её способности к воспроизводству. Как в первом, так и во втором случае "победители" вели себя как завоеватели по отношению к собственному народу.

Большевики, как известно, репрессировали не только "эксплуататорские классы", но и непокорных "трудящихся", особенно крестьян. В сборнике "Из глубины" Бердяев писал: "Русская революция антинациональна по своему характеру, она превратила Россию в бездыханный труп". Однако, оттеснив от власти "большевиков-интернационалистов", смотревших на Россию лишь как на факел мировой революции, сталинская группировка под флагом борьбы за "светлое будущее" посредством мобилизационной модели развития и невероятного насилия в сжатые сроки осуществила в стране промышленный, культурный и научно-технический переворот, создала мощный военный потенциал.

Но в 1990-е годы под флагом уже новомодного неолиберализма и при непосредственном участии американских советников многое из завоёванного потом и кровью несколькими поколениями россиян было пущено под откос. В результате по важнейшим параметрам бытия мы оказались отброшенными в далёкое прошлое и всё ещё продолжаем катиться назад. По душевому доходу наша страна занимает лишь 46-е место в мире, а большинство

россиян живут хуже, чем в советское время. Экономика с каждым годом становится всё более примитивной. Стоим перед угрозой потери науки. Никаких всемирно известных изобретений! Никаких эпохальных открытий! И ведь не предвидится. Единственное, чем можем похвастаться, так это числом миллиардеров.

И возникает острый как бритва вопрос. Он не в том, соизмеримы ли достижения народа с теми страшными потерями, которые он понёс во имя торжества революции, строительства социализма, а затем и борьбы за демократию. Конечно, несоизмеримы! Вопрос в том, что есть такого в нашей ментальности, психологии, миропонимании, а точнее, архетипе, что, говоря словами Пушкина, "в поле бес нас водит, видно, да кружит по сторонам"?

Самопознание - вот чего нам так не хватает Осмелюсь утверждать: если бы дореволюционная российская элита, как левая, так и правая, знала бы наш национальный характер, то, что сокрыто в нашем архетипе (коллективное бессознательное), большевики не пришли бы к власти. А если бы и пришли, то расставание с казарменным социализмом проходило бы совсем по другому сценарию.

Тогда можно было заранее знать, что большевики как носители тоталитарной идеологии, взяв власть, уничтожат всех своих союзников и попутчиков и будут с невероятной жестокостью насаждать в стране заимствованную на Западе социальную утопию. И Горбачёв вполне мог бы предвидеть, что если процесс перестройки выйдет из-под контроля, то обязательно появятся радикалы, которые "в благодарность" ему за демократические перемены будут прежде всего бороться за смещение его самого с поста. И тогдашняя элита страны в лице творческой и научно-технической интеллигенции, едва ли не больше всех пострадавшая от гайдаровских реформ, заранее бы знала, что внуки большевиков, объявившие себя либералами-западниками,

непременно станут заимствовать на Западе модель реформ и по-большевистски её насаждать.

Более того, можно было бы даже предсказать, что заложенное в нашем характере стремление действовать от противного приведёт нас в итоге не к коммунизму, а вернёт назад - к капитализму в его ранней стадии.

Ещё задолго до появления сборника "Вехи" в гнетущей общественной атмосфере "николаевской эпохи" резко, а в чём-то и оскорбительно для национального самолюбия прозвучал голос друга Пушкина, одного из самых ярких русских мыслителей Петра Чаадаева. Даже многие друзья от него тогда отвернулись, очевидно, посчитав, что он клевещет на Отечество.

Что же такого сказал Чаадаев? Ну, например, что мы "растём, но не созреваем", что принадлежим к народам, "которые как бы не входят составной частью в род человеческий, а существуют лишь для того, чтобы преподать великий урок миру". Но главное не в этом. Чаадаев стал первым из русских мыслителей, кто увидел те черты бытия русского общества, которые тормозят его прогресс, и решился об этом открыто сказать. Именно после появления первого "Философического письма" в России окончательно обозначились два течения общественной и философской мысли - западники и славянофилы.

Мысль Чаадаева в том, что развитие России идёт не столько по восходящей, сколько "по кривой, т.е. по линии, не приводящей к цели"; что наш общественный процесс лишён преемственности, "прежние идеи выметаются новыми, потому что последние не происходят из первых, а появляются у нас неизвестно откуда"; что "мы воспринимаем

только совершенно готовые идеи"; что мы склонны "к слепому, поверхностному, очень часто бестолковому подражанию другим народам" И что всё это "естественное последствие культуры, всецело заимствованной и подражательной".

Живший в иную эпоху Николай Бердяев увидел в Чаадаеве первооткрывателя процесса самопознания, так необходимого обществу. "Чаадаев, - уточняет Бердяев, - высказал мысль, которую нужно считать основной для русского самосознания Русское правительство ответило на первое пробуждение русской мысли объявлением Чаадаева сумасшедшим, он был подвергнут медицинскому освидетельствованию. Чаадаев был этим подавлен и умолк".

Самосознание, подчёркивал Бердяев, предполагает самокритику и самообличение и должно способствовать самоочищению. "Никогда бахвальство, - подчёркивал он, - не было самосознанием, оно может быть лишь полным

затмением". К тому же неуёмное бахвальство у нас, как правило, сменяется самоуничижением.

В работе "Судьба России" он писал: "Для нас самих Россия остаётся неразгаданной, тайной. Россия - противоречива, антиномична. Душа России не покрывается никакими доктринами И поистине можно сказать, что Россия непостижима для ума и неизмерима никакими аршинами доктрин и учений. А верит в Россию каждый по-своему"

Тут фактически заложен ключ к пониманию и противоречивой русской души, и русской судьбы. Отсюда идёт наше стремление действовать от противного: не совершенствовать существующие формы бытия, а менять их на прямо противоположные. Не нравился капитализм - давай попробуем социализм, разочаровались в социализме - вернёмся в капитализм.

Наш максимализм, полярность мышления, бросающая нас из одной крайности в другую, к добру не приводят. Мечтали о коммунизме, в котором свобода каждого есть условие свободы всех, а получили тиранический режим. Боролись за то, чтобы человек человеку был товарищем, другом и братом, и уничтожили едва ли не весь цвет русской нации. В итоге оказались в атмосфере такой бездуховности, которой Россия, пожалуй, ещё не знала.

И русская интеллигенция есть чисто русское явление. А её радикализм был рождён, по Бердяеву, невозможностью политической активности. Она "не могла у нас жить в настоящем, она жила в будущем, а иногда в прошедшем". Отсюда и беспочвенность её немалой части, и идеализм, и социальный утопизм. Сказать однозначно, что у нас европейская культура, тоже нельзя. Политическая культура как её часть, скорее, восточная, чем западная.

И ещё одна чрезвычайно важная мысль Бердяева, помогающая понять наш противоречивый характер. "В душе русского народа, - писал он, - происходила борьба Востока и Запада Русский коммунизм есть коммунизм восточный. Влияние Запада в течение двух столетий не овладело русским народом. Мы увидим, что русская интеллигенция совсем не была западной по своему типу, сколько бы она ни клялась западными теориями". И назовёт он Россию, находящуюся на стыке Востока и Запада, "Востоко-Западом". Или, в нынешних терминах, евразийским государством.

Главный вывод таков. Революции России противопоказаны. Наша "удаль" такова, что в ходе революции мы, говоря фигурально, выбрасываем с водой не только ребёнка, но и само корыто. И после каждой революции стоим у разбитого корыта. Надо надолго забыть само слово "революция".

Надо. Но если не изменятся проводимый в последние годы экономический курс и социальная политика, то страна может пережить новый левый или какой-то другой поворот. И тут ни заклинания, ни закручивания гаек не помогут. Государственные перевороты готовятся, а революции происходят спонтанно. Умной политикой власти их можно предотвратить, но никто не в состоянии их отменить, если дело заходит слишком далеко.

Алексей КИВА