Литературная Газета 6275 ( № 20 2010)

Измена

Человек

Измена

ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ

В конце года в одном из московских издательств выходит новый роман писателя Марка Крутера – «Сын ювелира», посвящённый памяти его учителя и друга – Григория Гаверова. Предлагаем читателю отрывок из книги.

Когда дочь злилась, она переставала походить на меня и становилась похожа на жену: горькая складка на переносице, темень в глазах, суетливость в движениях.

В её доме пахло несчастьем: внук встретил непривычно тихо, мраморный дог лениво передёрнул хвостом и, посмотрев на меня голодными глазами, рухнул на пол. Я всё понял, полез за бумажником. Покуда шуршал купюрами, дочь, смущаясь, косилась в сторону окна. На подоконнике мерцали закатным светом пустые бутылки, сплошь из-под виски и джина. На такое хватает, а вот на еду собаке…

– У Романа роман, – сказала дочь, срывая чеку пивной банки.

У меня тоже, хмыкнул я про себя.

– Ты уверена?

– Более чем.

Женщины, говорил Гера, чуют измену заранее.

– Давно?

Дочь посмотрела сквозь меня, пыхнула сигаретой.

– Папа, – сказала она голосом своей матери, – перестань быть юристом хотя бы сейчас…

Мне стало жаль её: моя кровиночка, втрескавшаяся в полное ничтожество.

– Я тебе говорил, – вспомнил былые свои увещевания.

– Дед, – крикнул из комнаты внук, – я победил.

– Молодец! – отозвался я и, желая понять причину его радости, нарисовал в воздухе вопросительный знак.

– Новая компьютерная игрушка, – объяснила шёпотом дочь.

Собака поднялась и ткнулась мордой в мои брюки.

– Держи, – сказала дочь, швыряя мне полотенце, и прикрикнула на Дениса, попытавшегося вытащить меня на прогулку: – Отвяжись от деда!

Кажется, она немного успокоилась: морщинка на переносице разгладилась, глаза посветлели, сейчас, более чем на жену, она походила на меня.

– Бросит Роман – выйду за Петра, – сказала она.

Собака подняла морду с моих колен и, осклабившись, заворчала.

– А тебя и спрашивать не буду, – шикнула на неё дочь.

Я вспомнил Герино: женщина переносит разрыв как ангину – если не помирает сразу, то потом живёт долго и счастливо.

– Петя, – попробовал припомнить я, – это тот, который рыжий?

– Нет, рыжий – это Ваня, – сказала Клара, – а Петя… он лысый.

Я порылся в памяти и вытащил пред свои очи лысого и худого, вечно при галстуке и с золотой цепочкой на пролетарском запястье.

– Он ведь из друзей Романа, – вспомнил я.

– Из школьных, – кивнула Клара.

«Изнашивают комнатные тапочки, не торопятся с возвращением долга и, поглядывая на твою жену, как на свою собственность, ждут твоей смерти», – говорил о школьных дружках Гера.

– У вас что-то было? – поинтересовался я.

– Не было, но будет, – твёрдо пообещала Клара.

– Собираешься мстить?

– Дед, – вновь позвал из комнаты Денис, – учительница просит, чтобы ты пришёл на классный час.

– Приду, – пообещал я.

– Как кто? – спросила дочь. – Денис, дед твоей учительнице нужен как кто?

– Как писатель, – отозвался внук.

– Я думала, как юрист, – не скрывая разочарования, протянула Клара.

– Может быть, ты всё придумала? – спросил я, отстраняя чашку и подставляя колени собачьей морде. – Может, и нет ничего у твоего Романа?

– Папа, – подпёрла кулачком щёку Клара, – кто из нас писатель – ты или я?

Мне нравилось, когда меня называли писателем, но ирония дочери обидела: пусть я не Достоевский, но кому-то мои книжки пришлись по душе, а кому-то, как мне говорили, даже помогли.

– Я видела, как они целовались, – сказала дочь.

– Кто – они? – занятый собой, не сразу сообразил я.

– Роман и она.

– Ты что – следила за ним?

– Кто из нас юрист – ты или я?

На «юриста» я не обижался – реагировал на него как на имя: избранная профессия и правда с годами становится чем-то вроде второго имени.

– Я не следила, просто шла, шла и увидела.

– Может, она одна из его одноклассниц, – заюлил я.

– Может, и так, – всхлипнула Клара, – но простых одноклассниц так не целуют.

– Она красива? – зачем-то спросил я.

– Она безобразна! – вскрикнула Клара.

И так она вскрикнула, так произнесла это «безобразна», что я догадался: избранница Романа красивее Клары, может быть, даже такая же красивая, как Марина.

– Её зовут Марина, – сказал я.

– Откуда ты знаешь? – перестала злиться Клара.

– Всех безобразных женщин зовут Маринами, – сказал я, безоговорочно поверив в то, что избранница моего зятя именно та, из-за которой я прожил несколько последних дней иначе, чем прежде.

Я вдруг сообразил, что Клара и Марина – ровесницы: обеим по двадцать восемь, обе – поровну – несчастливы: от первой муж уходит, у второй мужа отбирают. Более того, коли Гера прав и люди действительно трутся друг о дружку, то мужа у моей дочери отбирает именно та женщина, чей муж надеется на мою защиту. Бред какой-то…

– С Романом говорила?

– О чём? И зачем?

В эту минуту она походила только на меня: приняла решение и живёт себе дальше, никому не мешая.

– Значит, развод?

Она подняла на меня глаза.

– Разве бывают варианты?

Она и в младенчестве была «без вариантов» – уже в детском саду, долго сдерживаясь, однажды так влепила одному из своих обидчиков, что тот, наверное, по сей день не притрагивается к девочкам. Господи, что тогда было, чего мы только не выслушали про неё: и «жестокая», и «фашиствующая», и просто «убийца».

Я решил напугать её.

– А Денис? – сказал я. – Как он без отца?

– Он уже взрослый, осенью – восемь, не хухры-мухры…

Я улыбнулся: это «не хухры-мухры» ей через меня досталось от Геры…

В Кларином дворе галдела ребятня.

Под грибками, в песочницах, при скамейках, на которых восседали старухи всех мастей, набирало силы наше будущее. Оно складывало себя из щебета и ора, из подлинно горьких слёз и взаправдашнего смеха.

Одна из девчушек – вся в розовых кудряшках и таких же конопушках – рванулась к Денису:

– Я думала, уже не выйдешь.

Денис насупился, запыхтел.

– Вышел, – сказал он, – но не к тебе…

Мы с Кларой переглянулись.

– И всюду страсти роковые, – вздохнула она.

Я попробовал вспомнить следующую строчку – хотел подхватить её, но…

– И от судеб защиты нет, – подсказала она.

Денис продел в мою ладонь свою пухлую ладошку, и по всему телу побежало то самое тепло, которое я вслед за Герой с некоторых пор стал называть «слепым счастьем». С этим счастьем надо было что-то делать, и, послушный ему, я устремился к киоску с мороженым.

– И маме, – потребовал Денис, срывая ломкую обёртку с ледяного батончика…

Мы присели на одну из ближайших скамеек.

– Хорошо, – расплавился я, жмурясь от солнца и радуясь пятиминутке полной свободы.

– А будет ещё лучше, – сказала Клара.

В её голосе звучало предупреждение, я покосился на неё – она вновь походила на мою жену.

– Это ты о чём? – почти испугался я.

– А о том, – холодно сказала Клара, – что сейчас к арке нашего дома подкатит красная каракатица и из неё вывалится очумевший от счастья мой бывший супружник.

Я потянулся к ней, положил руку на её плечико, показал глазами на Дениса: мол, ему-то это зачем? Клара притихла, выглянула из своей тоски виноватой, отвернулась. Я проследил за её взглядом и увидел: из тормознувшего ярко-красного «лягушонка» выскользнул человечек, в котором без труда узнал своего зятя.

– Ты-то чего раскис? – попробовала улыбнуться Клара. – Как будто не знаешь, что всякий союз – явление временное.

Она думала, что я – из-за неё, из-за того, что они с Романом и десяти лет не прожили, а уже разбегаются. Откуда ей было знать, что её папаша вступил в пору своей последней любви и втрескался в её ровесницу?

– Это ты раскисла, – чертыхнулся я, – ты нюни распустила…

– И не подумала, – огрызнулась Клара, – было бы из-за кого.

Вот именно, подумал я, было бы из-за кого! Смазливая девица, годящаяся мне в дочери и выскочившая замуж за «лицо кавказской национальности». Да кто она такая: без профессии, наверняка недоученная пэтэушница – обыкновенная содержанка. Муж в тюрьме, а она…

– Правильно, Клара, – сказал я, – было бы из-за кого…

Мы шли привычной дорогой – к метро. Вот-вот я чмокну в щёку дочь, в макушку – внука, и они останутся со своей бедой, а я – со своей… У входа в метро я достал бумажник.

– Не надо, – сказала Клара.

– Это не тебе – собаке, – настоял я, – негоже оставлять её без мороженого…

– Правильно, дед, – поддержал меня Денис, – пускай и Линда порадуется.

Кларина щека была солёной и бархатной, Денискина макушка – сладкой и щекотной. Я полетел к турникету, споткнулся на эскалаторе, обругал себя за стадное чувство, из-за которого помчал наперегонки со всеми, занял подплывшую ступеньку и попробовал успокоиться.

То, что у пассии моего зятя такая же «спортивка», как и у моей, может быть не более чем совпадением: пока мы стояли на переходе, мимо нас пронеслось не менее трёх таких «каракатиц», и за рулём каждой из них, как мне казалось, сидела Марина. Я переключился на проблемы дочери и, как это обычно бывает с чужими проблемами, немедленно их решил: Ромка повыпендривается и успокоится, Кларка позлится и простит; она-то, дурёха, не знает и, может быть, уже никогда не узнает о том, что нечто подобное случилось и у нас – у её отца и матушки, – кажется, как раз в пору моей «второй любви»…

Когда жена захлопнула дверь спальни, я набрал Кларин телефон.

– Скажи, – cпросил я её, – у Романовой дамы есть муж?

– Конечно, – с ходу ответила Клара и тут же, спохватившись, спросила: – А с чего это ты?

– Да так, – увернулся я, – просто интересно.

– Как юристу? – хмыкнула она. – Или как писателю?

Я проглотил издевательство и спросил напрямую.

– А он, муж, кто?

– Как кто? Мужчина, – озлилась Клара, – как и ты.

– Юрист?

– Ты шутишь? Тебе больше делать нечего?

Я испугался, что обидел её и она вот-вот заплачет.

– Прости, – вздохнул я, – спокойной ночи. – И тут же, без паузы, задал тот вопрос, из-за которого, собственно, и морочил ей голову: – Он, этот мужчина, случайно не из кавказцев?

– Ты опять шутишь? – разозлилась Клара.

– Шутка не удалась, – сдался я, – спи сладко…

Пытаясь утешить себя работой, рухнул на кабинетный диванчик не прежде, чем начало светать. Телефонный звонок тут же вытащил меня из спасительного забытья. Нехотя, не открывая глаз, нащупал телефонную трубку, насторожился, но голос Клары был бестревожен, и потому я подумал, что проснулся для радости.

– Отец, – сказала Клара, – кажется, я остаюсь с Ромкой.

– Всю ночь выясняли отношения? – догадался я.

– Подсмотрел? – хмыкнула дочь.

– Конечно, – улыбнулся я, вспомнив, как в её детстве, возвращаясь из командировки, рассказывал ей про все её дела и при этом настолько совпадал в своих вымыслах с её правдой, что она долго, чуть ли не до восьмого класса верила: где бы папаша ни находился, он включает приборчик, через который подсматривает за её жизнью.

– Между прочим, – без паузы продолжила Клара, – ты, как всегда, оказался прав: муж этой стервы действительно из кавказцев.

И тут я пожалел себя, поскольку понял, что проснулся никак не для радости, а для самой настоящей печали….

Марк КРУТЕР

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии: