Мать – Страсть – Русь

Мать – Страсть – Русь

120 лет исполняется Марине Цветаевой

Яблоко Богородичное,

Россия моя святая.

Прерывистое, мозаичное,

Звенящее в горле - Цветаева.

Грустно, не въехать, не выселиться.

Бездомность словарь меняет.

Глупо, когда на виселицу

Оплакивающий пеняет.

Облако Богородичное.

Павел ЕВСЮКОВ

Поэзия в России полтораста лет выполняла функцию экологическую. Человеку, применительно к истории, она и сегодня, когда поэтов больше, чем читателей, позволяет жить там, где нет возможности выжить.

Мать - Страсть - Русь, - эта автотриада составляет творческий модус Марины Цветаевой. Цветаева - явление чрезмерно, преувеличенно русское. Эта чрезмерность была такова, что даже Мандельштаму, Цветаеву любившему не только как коллегу, она показалась на каком-то этапе "лженародной". Цветаевский тип женщин Достоевский объяснял так: "[?]вся эта неестественность[?] до того обманывает природу, что в моменты сильнейшего грехопадения уживается с молитвами, молебнами, постами и проч.". Убеждённый европоцентрист, Мандельштам, конечно, понимал, что alter ego, тайная двойница Цветаевой - вовсе не декоративная Царь-девица и не высмотренная в толчее суриковского полотна Стрельчиха, но - очевидно - французская королева Мария-Антуанетта. Иностранка, поначалу шокировавшая двор Людовика XVI, она отдала за Францию жизнь и стала одним из её символов. Королева мелькнула в полудетских стихах Цветаевой, чтобы наглухо быть заслонённой иными символами безмерности-чрезмерности, и тем глуше, чем больше мистических аналогий проявлялось в судьбе.

Но иноземные аналогии ничего не меняют по существу. Цветаева, "заносчивой пятою амазоньей" вставшая на коллективную грудь поверженных апологетов, была и остаётся одним из самых непрочитанных, эстетически закрытых русских поэтов. И короткая романсово-парикмахерская мода на её лирику, и высшие оценки из уст Иосифа Бродского, и обилие безграмотных изданий, - всё лишь усиливает, но ничуть не опровергает этой закрытости и непрочтённости.

Продолжение темы на стр. 5

Загрузка...