Литературная Газета, 6495 (№ 05/2015)

Кино, несовместимое с жизнью

Премьере в России предшествовали загадочные, почти криминальные обстоятельства слива фильма в социальные сети в канун вручения зарубежных фестивальных наград. Режиссёр "Левиафана" Андрей Звягинцев этим был возмущён, а хитроумный продюсер Александр Роднянский проявил к акту пиратства неожиданный либерализм: дескать, пусть люди смотрят, прокату в России шум в Сети не помешает. И получению заветного «Оскара», к которому Звягинцев никогда так не приближался, скандал только на руку.

Тятя, тятя, наши сети[?]

Действительно, «Левиафана» многие тотчас посмотрели. Со времён панк-молебна в храме Христа Спасителя публика наша так яростно не разделялась - «левиамайдан» в Сети разразился нешуточный.

Критики, ориентирующиеся на зарубежные и подражающие им наши фестивали (а они с конца 80-х определяют, что в нашем кино хорошо, что плохо), разумеется, фильм дружно поддержали. Вот монтаж из наиболее характерных цитат: «Это – притча, она – про нас, про Россию, которая погрязла в коррупции, пьянстве, а православная церковь – в сервильности. Государство наше – чудовище, пожирающее бизнес, свободу и жизнь граждан. С ним надо бороться. Бездарные крымнашисты, вы просто завидуете Звягинцеву, которого признал весь цивилизованный мир, он – герой, осмелившийся сказать долгожданную правду о путинской России, Звягинцевым гордиться надо. И Серебряковым, который правильно сделал, что уехал из этой страны. Потому что так жить нельзя. Россия обречена, даже Бог от неё отвернулся, даёшь новые санкции! Мы победим. Оскарбудетнаш!»

Противостояли им те, кто считал, что демонстрировать этот русофобский фильм нельзя: «Конечно, в каждой стране есть коррупция, разного рода негодяи: и в госорганах, и в бизнесе, и даже среди клира, но в «Левиафане» дан образ нашей страны. Мэр – вор и бандит, архиерей его духовно крышует, главный герой – тряпка, алкоголик, дикарь, который развлекается на пикнике с другими дикарями идиотской стрельбой по бутылкам. Пьют все беспрерывно, даже не закусывая. Жена героя изменяет с его самым близким другом. Сельский батюшка утешить его не может, зато заботливо кормит белым хлебом жирных свиней – они единственные по фильму, кому хорошо живётся на Руси. По логике создателей, никому из них нет места на земле, они позорят великую природу и не имеют права владеть её богатствами, с чем солидарны некоторые из наших оголтелых «парт­нёров». Возмутительно, что этот антирусский фильм сделан в том числе и на русские деньги! И выходит в прокат в разгар информационной войны, развязанной Западом против России!»

Были также и такие, кто увидел в фильме антикапиталистический пафос, беспощадную сатиру на наш социальный строй, в степени беспощадности отдавая, впрочем, предпочтение драме Юрия Быкова «Дурак». В ней тоже полный мрак, но в отличие от «Левиафана» всё же есть борьба. И герой, маленький человек, который, рискуя жизнью, противостоит коррумпированным мэрским чиновникам и местному олигархату. В финале он наперекор всему в одиночку спасает сотни жильцов аварийного дома, и… гибнет от их же рук. Быдло-народ не достоин своих героев, ни ему, ни быдло-властям перемены не нужны. Катарсиса, как и в «Левиафане», нет, в финале – триумф зла. Абсолютно беспросветно, но не так уныло.

…притащили мертвеца

Главное в фильме не то, что он антироссийский (хотя все требования, так сказать, приглашающей стороны в этом смысле выполнены) или антикапиталистический (чего нет и в помине), а в том, что он беспредельно унылый. Но это не единственный его порок.

С самого начала величественные пейзажи, море, скалы, замечательно снятые Михаилом Кричманом, все ветхозаветные аллюзии вступают в противоречие с абсолютно необязательной матерной лексикой героев, особенно при женщине и детях – ранее режиссёр вроде как-то без мата обходился, теперь, видимо, понял, что без него никуда. Чувство неловкости по ходу действия неудержимо росло, и возникали вопросы, вопросы.

Начнём с конца. К какому храму привели нас сценаристы Олег Негин и Андрей Звягинцев (напомню, в Каннах фильм получил приз за лучший сценарий!)?

Во-первых, непонятно, выстроен он на месте дома героя, разрушенного по воле мэрских злодеев, или был восстановлен старый, полуразрушенный, где вместе с другими детьми пьёт пиво его сын? Правильно было бы второе, но, судя по всему, это не так. А это важно, потому что: если бы герою объяснили, что его дом и земля нужны под строительство храма, стал бы он так рьяно сутяжничать? Да и мэру, готовящемуся к выборам, а тем более архиерею, который всё-таки зависит от паствы, нужны ли скандалы в святом деле возведения храма? Почему они миром не поладили с домовладельцем? Не изверги же они? Или Сергеев (Алексей Серебряков) – идейный атеист, ненавидящий православие? Правда, он говорил про резиденцию мэра, но в финале-то мы видим величественный прекрасный собор.

И в нём идёт торжественный молебен, видимо, по случаю открытия. И в проповеди архиерей-лицемер вдруг осуждает панк-молебны! Причём здесь оторвы из «Pussy Riot » ? Известно, что режиссёр симпатизирует этим «удивительным девушкам», но где Москва, а где Приморск, кто здесь покушается на святотатство в храме?

Эта сцена – полный эстетический провал Звягинцева, который ранее держал единый стиль, никогда не опускаясь до примитивной агитки. Неловко было слушать и смотреть на актёра, игравшего архиерея, – так прямолинейно сочинён и разыгран этот «политически за­острённый» финал.

Теперь придерёмся к тому, что некоторые поклонники сравнивали «Левиафан» аж с «Мёртвыми душами», защищая его от упрёков в том, что там нет ни одного положительного героя. Но у Гоголя главный герой – смех, которого в фильме категорически нет, здесь же главный герой – смерть. И никакой птицы-тройки. Только скелет кита. Вогнать в тоску может каждый, а чтобы рассмешить, поднять настроение нужен талант.

Персонажам фильма розданы все смертные грехи: гордыня, алчность, зависть, гнев, похоть, чревоугодие, уныние. Больше всего их досталось главному злодею в исполнении Романа Мадянова. Великолепный актёр создаёт образ предельно мерзкого мэра, не наделив его никакой сложностью. Ведь учили: играешь плохого, ищи, где он хороший, и тогда получится полнокровная сволочь. Здесь же одномерный хряк, что, безусловно, клевета на русских чиновных прохиндеев! Они талантливее, умнее, хитрее, обаятельнее и так обделывают свои дела, что обманутый и ограбленный чувствует себя ещё и виноватым. На крупного мафиози «руки по локоть» мэр тоже не тянет, а что же такое в папочке, с которой приехал адвокат? А зачем мэру было приезжать домой к несчастному автослесарю и пьяно собачиться с ним, а в конце фильма «закрывать» его аж на 15 лет? «Насекомое» уже давно раздавлено и не опасно. Ах да, это же притча, все русские чиновники бессмысленны и беспощадны, им мало забрать дом несчастного, надо ещё и сгноить его в тюрьме.

Врите, врите, бесенята…

Для меня фильм бесславно кончился, когда Лиля (Елена Лядова) внезапно оказалась в постели адвоката (Владимир Вдовиченков). Это абсолютно неожиданное предательство для героя страшнее действий злодея-мэра. Что это было, почему? Зачем это режиссёру, я понимаю, но почему это происходит с героями? Просто дама, как комментировали в Фейсбуке, слаба на передок? Далее на пикнике случается ещё одна сцена адюльтера, на которую натыкаются дети, а потом сцена примирительного коитуса в погребе между мужем и женой, которую видит его сын? Ах, это такая у русских любовь? Что за притча!

Совершенно непонятно, какова история взаимоотношений главных героев, не верится, что интеллигентная с виду Лиля работает не в офисе каком-нибудь, а на конвейере рыбзавода – особенно на фоне очень органичной Анны Уколовой, сыгравшей её простецкую подругу.

Сценарий не дал шанса ни одному из исполнителей главных ролей создать полнокровный образ. Всё на уровне обозначений. Владимир Вдовиченков очень интригует в начале, но исчезает из фильма в момент возникновения к нему наибольшего интереса. Мы так и не узнали, что он за человек. Что за человек Лиля? Из какой семьи? Почему вышла замуж за Сергеева? Если такие вопросы возникают, то что-то не так в стержне «Левиафана».

Профессионалы, в том числе из либерального лагеря, находили много других «нестыковок в дырявом сценарии». В нём всё сконструировано так, чтобы ситуации, в которые попадают герои, были всё тяжелей и безысходней. Сопротивления не предусмотрено – все обречены. Лиля кончает жизнь самоубийством. Почему? Потому что терзается из-за измены или потому что любимый уехал? Или потому что в этой стране жить нельзя? Притча, ага.

Почему никто в городе за Сергеева не вступился? Да, Серебряков как-то растерял своё актёрское обаяние, герой его выглядит не очень умным, вздорным, мелким, жалким и не очень-то достойным сочувствия. Но говорится же, что он местный Кулибин, значит, многим помог – не только же гаишникам чинил он машины. Но никто не пришёл ему на помощь, не пожалел. Ни одна живая душа. Таким образом Звягинцев лишает души, той самой загадочной, русской, весь наш народ. Бездушные рабы под властью вурдалаков? Нет, скорее я поверю в то, что души нет у Звягинцева.

Всё с точки зрения человеческих отношений в его сценарной конструкции безнадёжно и необъяснимо, но… глубокомысленно. Говорят, читайте Гоббса, книгу Иова, «это многое объяснит». Почитали, пришли к выводу, что извивающееся всепожирающее библейское чудовище Левиафан как метафора подходит отнюдь не России, а совсем другим странам. И именно тем, где Звягинцев всегда черпает своё вдохновение.

Во время съёмок одной из новелл киноальманаха «Нью-Йорк, я люблю тебя» он услышал историю про гибель сварщика, который изобретательно и отважно боролся за свои попранные права в штате Колорадо. Звягинцев взялся за сценарий, однако, перенося историю в русские реалии, всё героическое из неё убрал, а взамен напихал отечественных свинцовых мерзостей в концентрации, несовместимой с жизнью.

В интервью Би-би-си режиссёр настаивал: « На самом деле в фильме так, как оно есть на самом деле. Здесь нет никаких преувеличений и никакого злонамеренного сгущения. Есть, наоборот, жажда, желание показать мир таким, какой он есть …»

Вообще-то в искусстве без преувеличений и сгущений не бывает. «На самом деле» Россия «как есть» режиссёра вряд ли интересует, иначе бы он вдохновлялся русскими историями. Он рисует её, именно злонамеренно сгущая краски так и там, как и где надо его кураторам, продюсерам, дистрибьюторам. Пусть даже концы не сходятся с концами. А как иначе, если любишь Нью-Йорк и хочешь «Оскара»?

За что он так с нами? За наши же деньги.

Ох уж эти мне робята!

Вспомним о громадном опыте советского кинематографа, генеральным продюсером которого было государство, оно всегда ставило перед творцами какие-то важные задачи. И в этом не отличалось от многих других стран. В 20-е годы у нас первостепенными были задачи революционного переустройства, в 30–40-е – индустриализации и мобилизации, в голодное послевоенное время людям дали отдохнуть, показывали комедии, потом первоочередной стала тема подъёма села, науки… И создавались шедевры, пронизанные любовью к Родине. От «Войны и мира» до «Живёт такой парень». Они собирали полные залы, их вынуждены были признавать и награждать за рубежом – Шукшину, кстати, первый международный приз, как и Звягинцеву, был присуждён на Венецианском фестивале.

Вот уже четверть века нет той киноиндустрии, нет и Госкино с его мощным редакторским корпусом, где очень думали, какие сценарии запускать в производство, какие нет. Да, было много несправедливости, зависти, интриг, конфликтов с властью, и коррупция была, но было и кино. А теперь что? На что ориентированы кинематографисты, ведь фильмы они снимают в основном тоже на государственные деньги? Какие задачи перед ними ставят? Да и ставят ли? А кинематографисты – какие ставят перед собой? Самовыражение? Понравиться в Каннах, Берлине и Лос-Анджелесе? Или заставить плакать и смеяться Россию?

Где современные «Простые истории», «Председатели», «9 дней одного года» и «Пять вечеров»?

В статье «Семя Гольфстрима» («ЛГ», № 41, 2011), посвящённой «Елене» Звягинцева и другим фильмам, поощряемым за рубежом, я писал о фестивальном вирусе, которым инфицировано всё наше кино. С тех пор к лучшему не изменилось ничего. На фестивалях награждают не патриотическую, духоподъёмную «Легенду № 17», имевшую феноменальный и заслуженный успех в России, а совсем другие фильмы.

Часто говорят, что «Голливуд сделал Америку», теперь руками наших же режиссёров пытаются «сделать Россию». То есть создать такой её образ, какой нужен всепожирающему Левиафану. Да, да, тому самому, что развязывает войны по всему миру, душит нас санкциями и успешно заселяет русские мозги мерзостью, повергая в уныние и парализуя волю .

Думаю, в прокате «Левиафан» так же провалится, как и другие фестивальные фильмы. Несмотря на все золотые глобусы, львы, орлы и куропатки. Режиссёров, которых этими наградами воспитали, жалко – Левиафан мира сего их прикормил, подчинил своей воле, научил презирать собственный народ и… убил в них художников. А заодно избавился от них, как от конкурентов, в русском прокате, где Голливуд захваченных позиций сдавать не хочет.

P.S.

Вместо катарсиса

До Андрея Звягинцева «Золотой глобус» и «Оскар» получал только один русский режиссёр – Сергей Фёдорович Бондарчук. Пересматривал недавно его «Судьбу человека». А ведь есть что-то общее с «Левиафаном». Там тоже – всепожирающее государство-чудовище и простой шофёр, на голову которого оно обрушивает страшные несчастия, тоже уничтожен дом, погибла любимая жена, тоже есть полуразрушенный храм, и предатели тоже есть, герой тоже оказывается за колючей проволокой, тоже пьёт водку, «даже после третьей не закусывая», и у него тоже сын…

Но какая чудовищная раз­ница!

Теги: искусство , кинематограф