Литературная Газета, 6557 (№ 25-26/2016)

Просвещение или идеология?

Просвещение или идеология?

Общество / Год великих историков

В Харькове снесли памятник Артёму – основателю Донецко-Криворожской республики

Теги: история , наука , политика

Какую цель должна преследовать современная историческая наука?

«ЛГ»-досье o:p /o:p

Александр ДАНИЛОВ – доктор исторических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ. Автор книг «Рождение сверхдержавы: СССР в первые послевоенные годы», «Становление и крушение однопартийной системы в СССР», «Историография сталинизма», «Власть и оппозиция», многочисленных учебников по истории России для средней и высшей школы, изданных в России, США, Китае, Японии, Литве. o:p /o:p

o:p /o:p

Политика всегда присутствует в нашей жизни. Не является исключением и наука. Историческая же наука никогда не существовала в отрыве от политики. И не только в России.

На мой взгляд, формирование и внедрение исторических стереотипов в массовое сознание – это одна из задач государства. Появился даже термин – «историческая политика». Это явление характерно для современных плюралистических обществ, в которых невозможна прямая идеологическая монополия, реализуемая средствами цензуры и административного контроля над профессиональной историографией. В этом смысле происходящее в последние десять лет у нас не является сугубо российским феноменом, как порой хотят это представить, а отражает особенности современного развития большинства стран постсоветского пространства и Восточной Европы.

В этих странах «историческая политика» гораздо более активна, нежели в Германии, и даже, я бы сказал, агрессивна. Влияние государственных институтов на историю объясняется, главным образом, необходимостью формирования национальной идентичности, осознания места и роли новых государств в Европе и мире, в европейской и мировой истории, а также стремлением подчеркнуть свою самостоятельность и независимость от прежних союзов и обязательств.

Весьма интересным является набор методов воздействия государства на массовое историческое сознание. К их числу в первую очередь следует отнести формирование вместо идеологических учреждений прежних, коммунистических режимов, институтов национальной памяти и иных структур, нацеленных на решение не столько научных, сколько политических и идеологических задач (такие структуры существуют ныне в Польше, Украине, Грузии, странах Балтии и т.п.).

Финансирование идеологических учреждений намного превышает финансирование институтов истории в системе академий наук этих стран. Наши польские коллеги не так давно приводили данные о том, что если финансирование Института истории Польской академии наук составляет шесть миллионов злотых в год, то Институт национальной памяти имеет годовой бюджет 200 миллионов злотых (то есть в 33 раза больше). В России такого положения нет в силу отсутствия самого аналога Института национальной памяти.

Наряду с институтами национальной памяти функционируют многочисленные «музеи советской оккупации», «музеи тоталитарных режимов» и т.п., которые выполняют именно идеологические, а не иные функции.

Особую роль в реализации «исторической политики» выполняет национальное законодательство, предусматривающее уголовную ответственность за признание или непризнание официальной трактовки исторического прошлого. Причём не только в странах постсоветского пространства и Восточной Европы. Вспомним продолжающуюся историю с французским законом о признании или непризнании геноцида армян в Османской империи или аналогичные законы по холокосту. К числу таковых следует отнести и закон «О голодоморе 1932–1933 годов в Украине», введение уголовной ответственности в Литве за «одобрение советской и нацистской агрессии» и т.п. Все эти законы предусматривают уголовную ответственность за, если говорить простыми словами, разделение или неразделение одной из точек зрения на историческое прошлое. В Российской Федерации таких законов просто нет даже в виде законопроектов.

Должна ли историческая наука формировать мировоззрение и нести просвещенческие цели? Если говорить об истории как науке, то на первое место выступает объективный анализ доступных исторических источников, особенно новых. Но в числе задач, конечно же, есть и формирование мировоззрения, и даже самоидентификации личности. Именно благодаря родному языку, литературе и истории люди определяют, кем они являются, кем себя осознают. Поэтому ещё одной функцией истории является просветительская. Она проявляется не только в том, чтобы привить определённую систему ценностей, но и показать, какие ещё точки зрения существуют на то или иное историческое событие или персоналию, на какие документы и материалы авторы научных трудов опираются, все ли источники учитывают. Поэтому так важна роль исторического образования, особенно в школе, качество учебника.

Каким он должен быть? Если перечислять параметры, то список окажется довольно длинным. Учебник должен быть научно выверенным, доступным в изложении, красочным по оформлению, формирующим любовь к своей стране, уважение к её истории. Он должен быть современным. В нынешнем обществе он не может стать единственным источником информации для школьника и учителя. Он должен стать учебником-навигатором, который задаёт те рамки, параметры, на которых выстраивались бы индивидуальные траектории обучения для детей с разным уровнем подготовки и интереса к предмету. Учебник должен непременно содержать некую консолидирующую основу для построения урока. А значит, он не может быть основан на крайних оценках и взглядах. Но он непременно должен содержать и разные точки зрения в науке на непростые страницы отечественной и мировой истории.

Теперь о едином учебнике. На мой взгляд, в плюралистическом обществе такого учебника быть не может. Задача состоит в разработке разных линий учебников, но базирующихся на единой научной основе: терминологии, перечне исторических дат, источниках, именах исторических деятелей.

Историк, как и любой человек, не может быть лишён собственных политических взглядов, идеологических симпатий и т.п. Более того, их у него не может не быть. Но при этом он не должен выступать в своих научных трудах, а тем более в учебниках, пропагандистом своих идеологических предпочтений. По крайней мере, о них может говорить лишь сам материал, который предложен историком в его сочинении. Помнится, один крупный современный политик, давая мне совет, как и что следовало бы написать в разделе учебника по периоду 2000–2008 годов, порекомендовал: не давайте оценок, представьте эту эпоху историческими документами. Хороший совет. Только вот этот период можно представить документами как самой власти, так и, к примеру, оппозиции ей. Если представлено и то и другое – это хорошо. А вот если либо одно, либо другое – объективной картины читатель не получит.

И о грядущем 100-летии Октябрьской революции. Надеюсь, что отмечать мы будем 100-летие не только Октября 1917 года, но и Февраля. Сейчас ведь историки объединились во мнении, что следует рассматривать события 1917 года и последовавшей за ними Гражданской войны как единый и целостный процесс «Великой российской революции».

До сих пор звучат понятия «переворот» то применительно к Октябрю, то к Февралю. Кто-то видит в их причинах заговор масонов, большевиков, немцев… Другие указывают на объективный характер происшедшего. Однако всех объединяет одно: спустя 100 лет мы смотрим на события 1917 года как на судьбоносные. Не только отечественной, но и мировой истории ХХ века, во многом повлиявшие на её развитие.

Меня всегда привлекала в истории 1917 года мотивация участников событий. Мы до сих пор ещё не в полной мере оценили и поняли то, что главным мотивом участия в этих событиях миллионов наших соотечественников самых разных политических взглядов было обновление общества, отвержение того, что мешало его развитию. Отмечая этот важный юбилей, мы должны сосредоточиться на научных мероприятиях, поиске ответов на вновь возникающие вопросы. 100-летний юбилей революции 1917 года может и должен стать актом национального примирения.