Литературная Газета, 6594 (№ 15/2017)

Самое трудное сказать „нет“

Самое трудное сказать „нет“

Искусство / Искусство / Театральная площадь

Лаврова Людмила

Теги: Рауфаль Мухаметзянов , интервью

Директор Татарского театра оперы и балета Рауфаль Мухаметзянов о пути к успеху и художественном мошенничестве

Международный оперный фестиваль имени Фёдора Ивановича Шаляпина в своё время стал первым в России, ещё во времена Советского Союза, и именно по его образу и подобию начали организовываться фестивали по всей стране. А придумал фестиваль директор Татарского государственного академического театра оперы и балета имени Мусы Джалиля Рауфаль Мухаметзянов (на фото), который руководит этим театром более 36 лет, сделав его одним из лучших в России.

– На Шаляпинском фестивале – удивительно творческая, тёплая и дружеская атмосфера. В чём её секрет?

– Да, атмосфера существует. Каждый спектакль готовится особенно, мы пытаемся сделать из него праздник. Знаете, бывает, чуть-чуть кулису не туда подвинул, чуть-чуть свет не туда направил, чуть-чуть звук изменил, и уже впечатление не то. Казалось бы, мелочи, но если собрать их вместе, то вырисовывается отношение к спектаклю, поэтому для нас не существует мелочей – каждая деталь важна. Люди, которые обслуживают спектакль, в какой-то момент поняли, что они востребованы, и выполняют свою работу очень профессионально. И конечно же, артистический состав. Труппа у нас особенная. В её основе – базовые коллективы с высокой музыкальной, театральной культурой: оркестр, хор, кордебалет, а состав солистов формируется на основе художественной конкуренции в разовом порядке. Поэтому уровень приглашённых артистов очень высок, причём многие из них уже ранее принимали участие в наших новых постановках и очень дорожат возможностью сохранять своё участие в фестивале им. Ф.И. Шаляпина.

За многие годы воспиталась требовательная и в то же время корректная, демократичная публика. Вы посмотрите на эти благородные лица! Мы очень благодарны им за это и стараемся в полной мере удовлетворять их духовные запросы.

– Как вы стали директором театра? Какие впечатления в детстве или в юности привели вас к теперешней должности – театральные, музыкальные?

– Моя мать – певица Разия Темирханова, заслуженная артистка Республики Татарстан, одна из лучших певиц народного плана. Она была солисткой ансамбля песни и танца Татарстана с самого его создания – с 1939 года. Она – первая исполнительница длинных, протяжных татарских песен. А я в студенческие годы играл в разных ансамблях, даже аккомпанировал Муслиму Магомаеву, когда он выступал в Казани в рамках Декады азербайджанского искусства и ездил заграницу на гастроли с ансамблями. Но быть средним музыкантом мне не хотелось, я понимал, что у меня упущено время и что мне не нужно идти по этому пути. И начал выстраивать карьеру другим образом. Затем я перешёл на освобождённую комсомольскую работу. Но при этом никогда не оставлял музыку. Работая заведующим отделом Казанского горкома комсомола, я одновременно участвовал в гастролях певца Рината Ибрагимова за рубежом (Италия, Мальта, 1977) как музыкант-клавишник в составе оркестра. После комсомола надо было определяться на партийную работу, мне не хотелось. И тут неожиданно поступает предложение от Министерства культуры республики – возглавить Театр юного зрителя в качестве директора. Я благодарен судьбе, что оперному театру предшествовала моя работа в Казанском ТЮЗе. За два года работы здесь я начал понимать, что такое репертуар, труппа, экономика театра и многое другое. Видя мои способности в театральном деле и мою тягу к музыке, мне предложили стать директором оперного театра, который в те годы испытывал серьёзный кризис.

Один из дирижёров театра того времени рассказывал, что встаёт за пульт перед началом спектакля, поворачивается в зал, а там – ни одного человека! За кулисами он встречает тогдашнего директора театра и говорит ему, что в зале – ни души. А директор: «А в буфетах смотрели?» Представляете: полный штат работников, артистический состав, главный дирижёр, главный балетмейстер – все! А публики нет. Средняя посещаемость – 30%. На балете чуть больше, а на опере сидят 50 человек в партере. Заходишь в зал, и все они смотрят на тебя, как будто ты во всём виноват. Даже не жутко и не страшно, а стыдно. Получив театр в 1981 году в таком состоянии, нужно было сделать что-то, чтобы в 1988-м он уже получил звание академического. А для получения этого звания требовалось проработать пять стабильно успешных лет.

– Как вы достигли такого прогресса?

– В многожанровом оперном театре музыка – основное художественное средство. Прежде всего нужно было найти главного дирижёра, в содружестве с которым мы бы собрали дисциплинированный артистический коллектив, способный решать серьёзные творческие задачи. Я пригласил из Одессы дирижёра Владимира Васильева. И мы начали потихонечку.

– Что самое трудное в работе директора театра?

– Сказать «нет». Точнее, правильно распорядиться словом «нет».

– А самое трудное в жизни?

– Преодолевать себя. Трудности необходимы человеку, через них приобретается жизненный опыт.

– У вас большинство постановок – очень красивые, настоящее пиршество театра, почти как у Дзеффирелли. А сейчас в театрах в основном минимализм и искажение всего и вся, называемое осовремениванием.

– Я сторонник того, чтобы сохранять историческую эпоху и оперы, и балета. Пусть технические средства будут современные, но эпоха, события, действия должны быть приближены к тем, которые создавали авторы. Таких людей, как Дзеффирелли, мало, к сожалению. И театров, которые работают с Дзеффирелли, тоже мало. Многие театры имеет скудную финансовую поддержку, и формируется целая плеяда режиссёров, которые под эту финансовую «формулу» работают. А поскольку их очень много, то, что они делают, называют современным, модным. Кроме того, существует определённая группа людей, которая с ловкостью изменяет литературную основу оперы. Они имеют свой меркантильный интерес – получают за это авторские отчисления. Всё это я бы назвал художественным мошенничеством. Представьте себе: танки, бронетранспортёры в «Аиде»! Хотите про танки – напишите пьесу, сочините музыку и ставьте. Кто мешает? Убеждён, всё это от неспособности отдельных современников создавать сценически яркие музыкальные спектакли. Но это пройдёт. Про них забудут.

– Чем отличается гений от талантливого человека?

– Гениальность, мне кажется, имеет своё измерение: время и пространство. Талант – частица гениальности и в своих измерениях может быть забыта и не замечена последующими поколениями.

А Пётр Ильич Чайковский, например, написал музыку, которую 150 лет исполняют и слушают не только в крошечном Воткинске в Удмуртии, где он родился, но во всём мире. Вот это гений.

– По Пушкину гений и злодейство – две вещи несовместные. А по-вашему?

– Я не совсем согласен, потому что человек – уникальное создание природы. Но он не совершенен, по этой причине в мире происходят вой­ны, нарушается экология.Приведу пример: помещик Струйский в XIX веке сочинял блестящие стихи и одновременно забивал до смерти своих крепостных крестьян.

– Пётр Ильич Чайковский писал, что нельзя смешивать правду жизни и правду искусства. Вы согласны?

– Да, не получится смешивать жизнь и искусство. Правда жизни – это действительность. Художник, выражая себя в различных жанрах искусства, способен подтверждать эту действительность самыми разными способами в зависимости от его личных способностей. Бывает и кривое зеркало. Всё-таки мир прекрасен в своём многообразии.

Беседу вела Людмила Лаврова