Литературная Газета, 6594 (№ 15/2017)

Ночь. Улица. Фонарь. Аптека…

Ночь. Улица. Фонарь. Аптека…Выпуск 8 (27)

Спецпроекты ЛГ / Словесник / Лирическая перемена

Дмитрий Беличенко

Теги: проза , поэзия

Шесть двадцать. Светает. На дороге ни души – нормальные люди спят под тёплыми одеялами в тёплых домах и видят тёплые сны. Им не надо куда-то тащиться на дымящем скутере, морозить руки, напрягать сумкой спину и сидеть каждую ночь за подготовкой школьных уроков. Они неторопливо поднимаются, сытно завтракают, садятся в комфортные машины и едут на свои высокооплачиваемые работы, где никто не кинет в спину ластиком и не подложит кнопку на стул в порыве искромётного юмора.

Люди в жёлтом стояли на пересечении второй бетонки и дороги на Черново. При виде моей тарахтящей «табуретки» один из полицейских махнул жезлом. Я притормозил у обочины и положил скутер набок, чтобы заглушить мотор.

– Ваши документы и документы на машину, – с выраженно скучающим видом, представившись, произнёс полицейский, до тошноты похожий на постаревшего Малахова. Второй зевал, выставив объёмистое брюхо в проём дверцы грязной «десятки» с «люстрой» на крыше, а третий оживлённо жестикулировал, пытаясь чего-то добиться от водителя молоковоза. В конце концов молоковоз уехал, на прощание пустив струю белёсого, вонючего дыма.

– Масло горит, – опре­де­лил я.

– Вы не пили? Почему у вас руки дрожат?

– Поездите на скутере, и у вас будут дрожать, – огрызнулся я.

– А мне кажется, от вас чем-то пахнет. Вы точно ничего не пили?

– Учителя не пьют (в голове крутились варианты концовок предложения: «из мелкой посуды», «ничего, ниже сорока градусов», «когда уже нечего»).

– Покажите документы на скутер... А почему он у вас двухместный? Пятидесятикубовик не бывает двухместным. Может, вы переставили двигатель?

– Это «китаец», его легче выкинуть, чем переделать.

– А где вы работаете?

– Я учитель. Литературы.

– Ладно, счастливого пути.

Скутер не выдержал такого надругательства. Первые сто метров он проехал нормально, потом начал подёргиваться. В конце концов взревел и заглох. Я покатил его, скользя по грязи туфлями. До начала урока час. До школы двадцать два километра. Мимо время от времени проезжают (проскакивают) автомобили, обдавая грязью и мелкими камешками.

«Ночь. Улица. Фонарь. Аптека!» – с выражением читаю я, затем начинаю ругаться нехорошими словами. На очередной тираде обнаруживаю рядом с собой полицейскую «десятку», медленно ползущую рядом.

– А вы в какой школе работаете? – открыв окно, с неожиданным интересом спрашивает меня похожий на Малахова полицейский?

– В Долгоозёрской, – пропыхтел я, щуря глаза из-за натекающего пота.

– А почему так издалека ездите?

– А вы где работаете?

– Так мы тоже из Долгих Озёр. А вы в каких классах преподаёте?

– Пятый, десятый, одиннадцатый.

– А Петров из 5 «А» как учится?

– Плохо! Реже планшет надо ребёнку давать! Читать не умеет! Анализировать не умеет!

– А вы домашнее задание сначала научитесь нормальное задавать!

– А вы дневник научитесь проверять! Документы на дороге проверять не забываете, а в дневник три недели не заглядывали!

– Ваша школьная программа неизвестно на кого рассчитана! Вы сами-то это всё читали в детстве?

– Да! И вы читали, если прямо из детского сада в полицию не пошли.

– А почему вы скутер ведёте по проезжей части?

– Потому что он заглох! А у меня урок через сорок пять минут! И домашнее задание я каждый день диктую! И вообще, что вы хотите?!

Через полчаса, сверкая спецсигналами, полицейская «десятка» развернулась у входа в школу, и полицейский, придержав дверцу, помог мне вылезти с моими сумками. Ещё через день Петров, заикаясь от волнения, прочитал наизусть заданное неделю назад стихо­творение и показал сделанный в тетради аналитический разбор.

Вечер. Чёрная дорога. Скачущий свет фары. Он ехал вдоль тополиной аллеи к далёким огонькам деревни и бормотал про себя: «Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Бессмысленный и тусклый свет…»

Дмитрий Беличенко

* * *

В каждом маленьком спрятан взрослый.

В каждом доме спрятан пожар,

Под сугробами прячется жар,

И в весну лист осенний послан,

Запечатан в конверте лужи.

Жёлтый, красный, мерцает сквозь стужу.

Жёлтый сок в мёртвых досках сочится.

Взрослым в детях всё раньше не спится

И не скрыться от мёртвых детей,

И от глупых, растерянных взрослых.

Снег идёт. Все в шинелях по росту.

Всё горит. И светло от огней.

* * *

Опять набор интеллигентских штампов.

Стругацкие, Булгаков, Бунин, Блок.

Пятиэтажки низкий потолок.

На кухне спор закончить мало шансов.

А за окном качается листва,

И спит в стакане веточка сирени.

Ах, как мы постарели, посерели

И поседели. Изошли в слова.