Литературная Газета, 6601 (№ 23/2017)

Последней главы не будет

Последней главы не будет

Литература / Портфель ЛГ

Теги: Полина Елизарова , проза

Полина Елизарова

* * *

Каждый новый день здесь расширял для меня границы этого манящего, и одновременно пугающего меня мира.

Её мира.

И для меня, убогого и слепого, теперь это стало единственным местом на земле, где бы мне хотелось остаться навсегда!

Я заметил одну особенность: как бы мы с ней ни расстались накануне, что бы там друг другу ни говорили, просыпался я с ощущением того, что любые, даже глупые действия и с моей и с её стороны вторичны и не способны отобрать у меня новую светлую надежду на то, что вскоре всё переменится в лучшую сторону!

А Алиса, словно в подтверждение моих мыслей, встретив меня сегодня за завтраком, ничуть не изменила ко мне своего отношения после вчерашнего бреда на её балконе.

И дело было даже не в словах.

Я и так половины не слушаю из того, что она говорит, и вовсе не потому, что мне не интересно, а потому, что для меня давно стало важным только её внутреннее состояние, а не пустые слова-ширмы.

Её сердце точно так же, как и вчера, как и позавчера, заколотилось, когда я подошёл, и, как ни в чём не бывало, уселся подле неё со своей тарелкой!

В её зелёных глазах не появилось ни намёка на безразличие, а пальчики также нервно начали отстукивать по столу.

Всё. Мне большего и не надо.

Рано или поздно она сама всё поймёт.

Я не тороплю, я буду ждать столько, сколько нужно!

И ещё, наполовину признавшись ей вчера в своей проблеме, сегодня я стал на удивление спокоен.

Ложь – вот самый страшный враг для отношений.

И потому-то я ни дня в своей жизни не был счастлив с Машей, ведь всё началось со лжи.

Здесь, пока Алиса молчит или о чём-то думает, я, чтобы хоть чем-то занять свою больную голову, периодически рассматриваю других отдыхающих, тех, что не из нашей компании.

Сейчас не сезон, поэтому в отеле много экономных пожилых пар. В основном это европейцы, но я заметил и парочку наших соотечественников.

Возраст у них примерно как у моих родителей, они чистенькие такие и трогательно старомодные.

Наблюдая, как мужчина протягивает в первую очередь своей жене меню, как помогает ей присесть на стул или встать из-за стола, как идёт по вечерам за шалью в номер, а потом бережно укутывает жене плечи, мне пришла в голову мысль, что какого бы морального калеку ни сотворило из нас нынешнее время, генетическая память очень сильна.

Здоровая мужская потребность ухаживать за женщиной, оберегать её, потакать её слабостям и капризам, так остро и понятно для меня впервые заявила о себе именно здесь, рядом с Алисой!

Мне хотелось в первую очередь быть нужным для неё, незаменимым и полезным.

А всё остальное…

Да, признаюсь, я всё чаще и назойливей стал думать о ней и в этом смысле тоже.

Как про женщину.

Вчера к нам подбежала русская девочка лет пяти-шести, дочка кого-то из «наших» , от скуки шатающаяся во время обеда между столиками.

– Тётя, а вы не видели мою маму?

– Нет.

– Тетя, а у вас есть дочка?

От меня не ускользнуло, как сначала Алиса нахмурилась, а потом вдруг громко, вульгарно рассмеялась так, что кое-кто из соседей даже покосился на нас.

Конечно, они не понимают, что за вызывающим смехом она просто прячет свою боль.

Я давно выяснил, что у неё нет детей.

Ну кто ж его знает, почему…

Она не любит детей, она не любит женщин, да и, похоже, мужчин.

И вообще смеётся-то она всегда внезапно, щедро, каскадом, но иногда в её смехе проскальзывает самая настоящая злость.

Она и не пытается казаться хорошей, она лишь демонстрирует любезность, но такую, граничащую со снисходительностью. Любезность королевы, волей случая оказавшейся на плоту с шутами.

Хотя иногда мне кажется, что её так и подмывает кому-то нахамить.

Похоже, вчера, на балконе, она готова была «от души» нахамить именно мне!

Я что-то ковырнул в ней, что-то очень живое, и, чтобы, не дай бог, не обнажить это «что-то», она просто меня прогнала!

Из дома часто приходили сообщения, писала, само собой, Маша, но она постоянно употребляла местоимение «мы», почти в каждом предложении напоминая о том, что у меня есть сын.

«Мы уже скучаем. Мы читали книжку. Мы уже ложимся».

И так далее.

Да я и не забываю о них ни на минуту!

Конечно, меня очень волнует, как они там, но уже давно процентов девяносто моих мыслей, хочу я этого или нет, об Алисе, странной девушке, так хорошо умеющей и не умеющей лгать…

Платон, захлопни своё сердце!

Закрой его подушкой, ни к чему тебе это всё!

Девушка явно с «заскоком» (ну ещё бы такое пережить!), но времени-то с тех пор ведь немало прошло…

И вместо того, чтобы, если даже не оторваться здесь на всю катушку, то хотя бы отвлечься, она открывает свой ноутбук и сидит истуканом, пишет всё что-то.

А может, кому-то?

Платон, да ты, кажется, ревновать начинаешь?!

Ну вот, теперь у меня появилось ещё одно новое чувство…

А мне всегда казалось, что я напрочь лишён его, по крайней мере к бабам.

Да, что-то такое скребло внутри по отношению к Аркадию, но то было другое, это скорее была ревность Аркадия к самому Аркадию, к его «другим» делам, к его бизнесу, к заполненным чем-то часам его жизни, когда он не мог или не хотел меня видеть.

И всё это пережитое, прокрученное сто раз в моей воспалённой голове было уже давно!

Тогда, когда я ещё боготворил этого человека, как можно боготворить учителя, показавшего иной путь.

А сейчас я с горьким опустошением понимал, что просто перепутал, ошибся дверью и пошёл по чужому пути.

И виновата во всём она, Алиса…

Дурацкая девушка, которая даже не пытается меня соблазнить.

* * *

– Ты мне зачем-то дан.

– Это точно.

Временами мне становится просто невыносимо от себя самой, от того, что в моей голове теперь живёшь только ты!

И тогда злость начинает сочиться из-под моих фиолетовых ногтей, теперь мои пальцы сжимают сигареты чаще обычного, злость душит меня, злость не даёт сделать ни одного свободного шага, мне хочется пойти и придушить каждую из этих мумий, упакованных в «Гуччи» и «Версаче», таких же нелепых и пошлых, как и их выбор одежды, с утра до вечера хохочущих здесь над тупыми шутками.

Я поняла, именно сегодня поняла, лёжа в липком поту на балконе, на неудобной раскладушке в сеточку (я теперь после обеда тут загораю и веду свою страничку на форуме, а всем говорю, что иду спать), я поняла – ты боишься отказа!

Вот и придумал себе оправдание, что «с девушками не очень».

Ну и на хрен ты мне нужен, раз боишься!

Я ведь, милый, и сама всего боюсь…

Восемь дней уже прошло с тех пор, как мы здесь, сегодня девятый вечер.

Послезавтра – домой…

Платон, сделай хоть что-нибудь, напейся, признайся мне прямым текстом, что ты – гей, что ты – импотент, признайся, что дал обет верности жене, что хочешь подружку Вероники Андреевны, только сделай хоть что-нибудь!

* * *

Моё сердце из бумаги, да.

С ним нельзя так, нет, оно теперь тонкое очень.

Прозрачное такое, сквозь него тебе можно очертания моря увидеть и даже ту птичку, что летит куда-то, не ведая страха. А ты берёшь и, затаив дыхание, чертишь на нём какие-то знаки тоненьким ножичком. Рвётся бумажка, ой, рвётся… Зачем ты так и что тебе от меня нужно?! Я хочу сказать: «Будь со мной поосторожней!», но я всё молчу, а вдруг ты возьмёшь да и уйдёшь со своим ножичком к другому, вон к тому, например, дебилу белозубому, чернявому, заставляющему наших тёток сутки напролёт над чем-то истерично хохотать? А я не хочу так, хочу, чтоб ты осталась… и да ладно уж, черти, шамань, раз по-другому не можешь. А я без этого уже никак не могу и сам…

С утра мне пришла в голову диковатая мысль.

В принципе и уволить за это могут легко.

Я решил пойти погулять с Алисой в город.

Вот как решил, так и выбросил эту мысль из головы, для того чтобы, когда снова её достану, она была спонтанной и естественной.

Я озвучил её после обеда.

Алиса приходила в ресторан позже остальных, а уходила всегда последней.

Когда со столов убирали, она пересаживалась к бару, заказывала ещё кофе, курила и что-то всё писала в своём ноутбуке.

И каждый раз я подсаживался к ней с таким видом, что это действие, вроде бы как само собой разумеющееся, и каждый раз я тоже курил, нёс чепуху или просто молчал.

Иногда мы уходили вместе, разбегались по своим номерам, говоря многообещающее: «До вечера!» Иногда Алиса оставалась там одна, а я уходил и честно пытался часок подремать, мне ведь и вправду нужен сон, я же вообще-то здесь ещё и на работе…

Сегодня я остался с ней.

– Пойдёшь вечером в город?

Она посмотрела на меня так, как будто сама только что именно это и хотела предложить!

– Конечно!

Улыбнулась просто и счастливо, как ребёнок.

Господи, как с ней легко, как с ней сложно…

– А тебе разве можно так?

– Нельзя.

– А как же тогда?

– Молча. Уйдём по-тихому, сегодня же вечеринка, она в одиннадцать заканчивается, а завтра ранняя экскурсия. Ты, кстати, поедешь?

– Угу.

И вот опять эта полуулыбка-полунасмешка…

Мимо прошмыгнули две тётки из «наших», подружки Вероники Андреевны. Держась, как школьницы, под ручку, дефилируя игривой походкой, они сделали вид, что нас не замечают.

– Здравствуйте! – вдруг громко, крикнув им в спины, взорвалась Алиса.

– Ой, здрасьте-здрасьте! – тётки, разряженные во что-то аляповато-летящее, тут же разулыбались.

Я невольно усмехнулся.

Алиса, как собачка, которая территорию метит. Не важно, что мы не спим. Для неё важно показать им, что я не с ними, а с ней…

За пять евро бармен рассказал мне, что в городе есть только один приличный клуб и пара приличных ресторанов. Но в ресторан – это дорого, да и чего там сидеть, опять друг на друга смотреть, а я хочу потанцевать с ней так, как будто сам не умею.

В общем, сегодня я дал себе такую установку: не думать про недавний конфуз, тот, с коктейлями, и уж тем более не думать про возможную победу! Потому что даже мысль о том, что вдруг (чем чёрт не шутит!) у нас что-то да и случится, наводила на меня ещё большую панику.

Не надо думать. Надо просто идти и всё.

А там – будь что будет.

Что бы ни произошло – всё к лучшему.

Пошлёт она меня куда подальше – ну, что же делать, значит, прекратим наконец-то играть в эту «непонятку».

А может, и я пошлю её первым.

Достала она меня и уже не на шутку!

* * *

Плиты неба, устав от моих слёз и вопросов, взяли и сдвинулись.

Процесс пошёл.

Сегодня в обед я узнала то, что больше всего и желала, и одновременно боялась узнать. То, что изводило меня здесь днями и ночами, то, что не оставляло в моей голове почти никаких других мыслей!

Я выбрасывала наугад карты в виртуальных гаданиях, пытая судьбу на ответ, я воровала и прятала в карманы его монеты в один евро, чтобы потом загадать «орла» или «решку», я садилась на его место, чтобы догнать через остатки тепла его тела его мысли, опрокидывала тайком на блюдце чашку с кофе, когда он отходил, и пыталась разгадать символы на её стенках, ворожила над его волосами, когда приближалась сзади, шаманила, отчаивалась, обессилев от злости, раздевалась одинокими ночами, звонила профессору в бесплодной надежде вдруг да и полюбить старика, нехотя заигрывала с обслугой и нашими инструкторами, открывала наугад любую книгу, чтобы прочитать ответ… и сегодня я его получила.

После обеда он вдруг пригласил меня сбежать с ним в город!

Сказал, что хочет просто погулять.

А я согласилась, даже не пытаясь скрыть свою радость!

Потом мы ещё о чём-то болтали и шли по дорожке, ведущей к отелю.

Я уже было собралась кинуть что-то типа: «До скорого!», но вдруг Платон, ни слова не говоря, остановился и крепко, но очень нежно обнял меня.

Энергию можно увидеть своими глазами, когда находишься в эпицентре её излучения.

Она красно-жёлтая.

Вы это знали?

А я теперь буду знать это до конца своих дней.

Платон, забив на «наших», то тут, то там мелькающих яркими клубными футболками, вдруг прижался своей щекой к моей, и, даже не пытаясь объяснить своё действие, просто застыл так и молчал…

В этот момент мне показалось, что нашей энергией можно напитать весь этот город! В какой-то миг я чуть шевельнулась, скользнула взглядом по его лицу – а может, ему просто плохо? Сегодня же очень душно… Нет, ему не плохо, и ему даже не хорошо, он просто был полностью в другом измерении, и он меня, меня туда приглашал, как будто дверцу невидимую приоткрывал!

Он готов был разделить со мной какую-то великую тайну!

И угадав всё это безошибочно, я уже более ни в чём не сомневалась.

Я разомкнула круг первая, чуть сдвинулась назад, сказала что-то типа: «До вечера, Платон» и, не оборачиваясь, кинулась не к лифту, а к лестнице и побежала в свой номер!

Дверь долго не поддавалась магнитной карте, я уж и той стороной её, и этой, но спуститься на рецепцию за новой я… я не могу, я же плачу…

Горничная с огромным пылесосом и чудо-столиком на колёсиках со всякой всячиной, не говорящая ни на каком языке, кроме своего родного, вовремя пришла мне на помощь.

Ещё бы, я же только вчера дала ей несколько евро, когда приплясывала после завтрака у двери, в очередной раз забыв карточку в номере.

Я ворвалась внутрь, скинула осточертевшие сандали, опустилась на пол.

Счастье-то какое, беда-то какая!

Это катастрофа, самая настоящая катастрофа.

Всё разрушено, не осталось и камня на камне, у меня ничего больше нет, мне не за чем больше укрыться!

Моя крепость – это не есть я сама, в ней стены из фальшпанелей, крыша из картона, вокруг неё не растут деревья и не гуляют животные, так зачем же мне она?! Одного-единственного, красно-жёлтого удара в неё, оказывается, было достаточно, чтобы она рухнула.

Отчего же я плачу? Отчего мне так страшно сейчас?

Потому что я не знаю, что теперь должно стоять на её месте.

И Платон не знает.

Он единственный, ради кого я всё это время живу! Но он не бог, он просто человек…

Потом я что-то делала, куда-то спускалась, что-то ела и пила и постоянно смотрела на часы, чтобы не пропустить то время, в которое я должна начать собираться на нашу тайную прогулку.

Так, как в эти последние минуты перед выходом, я не нервничала даже перед своим самым первым свиданием.

Присаживалась на кровать, поправляла ремешки туфель, снова вставала, подходила к зеркалу, смахивала с лица невидимые волосинки, припудривалась, курила, снова присаживалась и беспрерывно смотрела на часы.

Как же мы, женщины, всё-таки не логичны…

Меня там не принц на белом лимузине будет ждать, и даже не дядька солидный, обеспеченный и умный, а просто парень, обычный парень, с которым мы до сих пор и ни намёком про какие-либо чувства…

Парень проблемный, парень женатый, небогатый, без трёх оконченных вузов и МВА, с непонятной половой ориентацией и такими же непонятными жизненными ориентирами.

Самый важный для меня человек на всём белом свете.

И пора уже честно в этом признаться.

Я давно лгу себе, играя в чужую жизнь.

А вот это неуравновешенное, неустойчивое, закомплексованное – это моё, истинное.

Это настоящее.

И оно меня там ждёт.

Мне пора.

* * *

Я проснулся и вспомнил странный сон.

И даже не то, чтобы вспомнил, я ещё был в нём…

Пустая улица незнакомого спящего города.

Никого нет, только она и я.

Нас выгнали из бара, он давно закрыт.

Нам нужно попасть обратно в отель, но улица вся вымерла и негде найти машину.

Маленькая серая тень напротив, где же твой лоск, где твой смех и высоченные каблуки? Я вижу только глаза. Коротенькой вспышкой вдруг пробежала перед глазами картинка того вечера, когда я увидел тебя впервые.

Мне показалось, что от того твоего взгляда до этого и прошла-то всего-навсего одна секунда, вмещающая в себе целую вечность…

Наконец, из клуба вышел дядька из обслуги, я стрельнул у него две сигареты (наши давно закончились) и предложил взамен денег, он отказался и всё понимающим взглядом посмотрел на нас обоих. Он почти не ошибся. Здесь и сейчас эта женщина была для меня больше, чем забытая жена, больше чем все женщины, вместе взятые, она была для меня всем: и прошлым, и будущим, и мечтами, и болезнями, и радостями.

Боже, как я боялся пошевелиться, как же я хотел, чтобы это продолжалось как можно дольше!

Чтобы так и лежала её голова на моей руке.

Она много выпила и больше не могла бороться со сном.

Её глаза почти закрыты.

Почему, почему мы боимся сказать друг другу такие простые слова? Да потому что слова имеют гадкую привычку всё разрушать…

«Лиса, я люблю тебя».

«Да ладно?» – сейчас очнётся, вскинет брови и уставится на меня своим насмешливым взглядом.

Нет, не вскинет и не уставится…

«Лиса, я отставлю семью и буду до конца своих дней с тобой, всё равно в каком качестве!»

Нет, не оставлю. Я не могу оставить Елисея. Если сейчас я это скажу, а через несколько часов вернусь в свой дом и увижу сына, я стану последним дерьмом в этом мире, хуже того пьяницы, что танцевал под дождём на пёстрой, любопытной и безразличной к нему площади.

Моя мука, мой плен, не уходи, продлись, зачем, за что, почему это всё –мне?!

Я теперь самый счастливый, потому что это всё – мне!

Всё это – как подарок под ёлкой, когда бежишь не дыша, останавливаешься и понимаешь, что через минуту, когда цветные обрывки упаковки будут разбросаны по полу и он окажется в твоих руках, волшебство исчезнет прямо на твоих глазах.

Да, эйфория будет ещё и утром нового дня, будет ещё следующий день радости и после этого ещё один день…Нет, этот подарок мне хотелось как можно дольше не разворачивать!

Физическая близость с ней была для меня не целью, она виделась мне лишь кульминацией некого цикла, который не должен был остановиться…

Иначе – всё ложь, всё обман…

Книга готовится к печати в издательстве АСТ.