Литературное приложение «МФ» №05, июнь 2011

Вадим Ечеистов pr19@yandex.ru Последние прятки

Пётр отодвинул край шторы. Совсем чуть-чуть, только чтобы краем глаза увидеть пустынную улицу. Тут же раздался обеспокоенный шёпот:

— Немедленно закрой, Петька. Чего ты туда полез?

Свет с улицы, проходя сквозь плотную ткань штор, приобретал ядовито-жёлтый оттенок. В этом желтушном сумраке у дальней стены сидела жена, с выражением неодолимого страха на лице, и прижимала к себе детей. Сын и дочь испуганно смотрели на отца и плакали, но не так, как обычно плачут дети — с рёвом и всхлипами, — а совершенно беззвучно. Слёзы прочертили глянцевые дорожки на их лицах.

Пётр шагнул к двери:

— Успокойтесь, там пока ничего нет. Тихо. И потом, мы ведь почти на последнем этаже. Не плачьте. А я скоро приду. Ещё кое-что проверю и приду.

Он быстро открыл дверь и выскользнул в тёмный коридор. Не стоит его семье видеть, что он тоже до смерти напуган. Ещё одну комнату он отдал семье с третьего этажа. Все жители нижних четырёх этажей были временно расселены по другим квартирам. Никто не спорил, не возмущался, несмотря на то, что друзей и даже просто знакомых среди соседей было немного. Он прислушался у дверей — тишина. Это хорошо — понимают необходимость безмолвия. Страх сделал всех понятливыми.

Его кухня стала временным штабом для жителей их высотки. Четверо мужчин разного возраста сидели у стола и вполголоса переговаривались. Пётр склонился над столом и прошептал:

— А на десятом этаже дверь кто-нибудь проверил? Меня сейчас как кольнуло чтото. Я ведь не был на десятом, а вы?

Мужики переглянулись, глазами перебрасывая этот вопрос друг-другу, и пожали плечами, подтвердив опасения Петра. Он схватил с полки молоток, коробку гвоздей, и мужчины, стараясь не шуметь, бросились из квартиры.

Лифт не работал, а лифтовая служ ба, конечно, не подъедет. Единственная связь между этажами — лестница. Шесть сумеречных пролётов соседи преодолели быстрым шагом, перепрыгивая по две ступеньки сразу. Вот и десятый этаж. Так и есть — дверь открыта. Мало того, она ещё и тихо поскрипывала на сквозняке.

Пётр заглянул на площадку и с досадой выдохнул сквозь зубы:

— Там стекло выбито. Надо окно сначала заделать, а потом заколотим дверь.

— Слышь, Петруха, а чем заделаем? На этом этаже ничего подходящего не видно. А дверь сейчас никто не откроет — все полумёртвые от страха, ― резонно заметил Николай Семёнович, отставной военный из шестьдесят четвёртой квартиры.

Пётр повернулся к Олегу и Лёхе, двум одинаково крепким молодым ребятам. Оба только пять лет назад демобилизовались после срочной службы, и Лёха приехал к армейскому другу в гости. Кто же мог знать, что время он выбрал самое неудачное для поездки.

— Парни, у вас здоровья побольше, сбегайте до моей квартиры — оторвите от шкафа в прихожей заднюю стенку и тащите сюда. Этим оргалитом окно и забьём.

Друзья переглянулись и, коротко кивнув, выбежали на лестницу. Семёныч и профессор из семьдесят восьмой закурили, пряча огоньки сигарет в кулаках, а Петя боязливо приблизился к окну.

Улицы будто вымерли. Ни человека, ни птиц, ни животных не было видно. Стояла гнетущая тишина, не нарушаемая ни малейшим скрипом, свистом или шорохом. Даже листья на деревьях не шевелились.

Вид за окном напоминал старинный дагерротип — искусный, но безжизненнонедвижимый слепок с окружающего мира, отлитый из света и тени.

Николай Семёнович раздавил окурок об исписанную чёрным маркером стену, и, тихо откашлявшись, спросил:

— Эта паника началась дня три назад, а с чего? Никто не помнит? Я припоминаю, что стал внезапно наваливаться беспричинный страх, какого я раньше никогда не испытывал. Ещё помню, что первая мысль — спрятаться, забраться подальше от земли и внешних стен, и надеяться, что всё пройдёт мимо, и никто меня не заметит. Но не заметит что или кто? И откуда я это знаю? Откуда все это знают? Ведь и телевидение, и радио перестали работать. Связи нет. Кто-то сказал, что, увидев ЭТО, человек мгновенно погибает в жутких мучениях.

Но тогда откуда об этом узнал сам сказавший, если он ещё жив?

Пётр поднёс палец к губам, призывая Семёныча замолчать. Ему казалось, что, рассуждая вслух о неведомой опасности, они включают маяк, указывающий путь к их убежищу. Он был уверен, что одно упоминание об этой угрозе способно привлечь её.

Раздался тихий голос профессора:

— Знаете, Николай Семёнович, я всегда был уверен, что человек получает информацию не только посредством шести чувств, но и по другим, малоизученным каналам. За эти пути передачи информации ответственны настолько древние участки мозга, что они не способны оперировать привычными для нас образами и понятиями. Им подвластен лишь язык первобытных эмоций. Вот и идёт мощнейший сигнал в форме наполняющего каждую клеточку страха, который гонит нас в укрытие. Значит, нас ожидает что-то действительно ужасное, чего до сего момента человечество не знало.

Профессор прикурил от закончившейся сигареты новую, затянулся, выдохнул в пол облако прозрачного дыма, и продолжил:

— А насчёт второго вопроса я думаю вот что: всегда были люди, немного, но были, способные получать телепатические сигналы от других. Все слышали, конечно, слово «экстрасенс»? Видимо, люди, встретившись с грозящей и нам опасностью, испытывают настолько неистовый ужас, что экстрасенсы без труда принимают этот поток информации. Отсюда и слухи, дошедшие до вас, Николай Семёнович.

Пётр, не приближаясь к разбитому окну, всматривался в безжизненный пейзаж.

Окна домов были темны все до единого: некоторые — закрыты изнутри свежей кирпичной кладкой или серыми листами гипсокартона, остальные — плотно зашторены. В широком проёме между домов до самого горизонта просматривалось неровное, заболоченное поле, начинающееся за линией гаражей.

У самого края земли, там, где чёрной щёткой вставал дальний лес, небо начинало угрожающе хмуриться. Полоска тьмы волновалась, подобно клубку жирных змей, и медленно наползала на небосвод. От набухающей чёрным полосы над горизонтом исходили частые волны невидимого, но всепоглощающего ужаса.

Пётр отчётливо ощущал эти волны, принимал их всем телом, медленно раскачиваясь под их ударами со стынущим в груди сердцем. Давление страха усиливалось с каждой секундой, как вдруг за спиной раздался шёпот:

— Безликие силы Хаоса решили вернуть своё.

Пётр вздрогнул от неожиданности:

— Что ты сказал, профессор?

— Я, кажется, понял, что происходит. Мы всегда видели угрозу глобальной катастрофы, исходящую от объектов реального мира: гигантские астероиды, кометы, активность солнца, вулканы, ядерная война, эпидемии. Но, похоже, существуют силы, стоящие над реальностью, которые невозможно постичь. Когда-то давно, до появления вселенной, силы порядка отобрали часть пространства у Хаоса, вырвали из власти гибели, тьмы и абсолютной пустоты. А теперь, возможно, силы порядка ослабли настолько, что Хаос начинает возвращать себе некогда утраченное. Это означает абсолютное исчезновение вселенной. Эти силы невозможно постичь, представить, понять, как нереально и предотвратить их наступление. Мы никак не могли ожидать подобных угроз метафизического характера, но это случилось, и мы бессильны.

— Брось паниковать, профессор, мы и так еле дышим от страха. Зачем-то ведь мы прячемся за стенами? Ты же сам говорил про сигналы тревоги, принимаемые мозгом.

— Верно, наше подсознание контактирует с множеством малоизученных информационных каналов. Но и оно не способно принять сигнал о неминуемом исчезновении всего сущего. Мозг не может смириться с неотвратимой гибелью и запускает программу самосохранения, подстёгивая её паническим страхом, а мы, как звери, начинаем закапываться поглубже в свои норы и карабкаться повыше в свои дупла. Заколачиваем досками и закладываем кирпичом двери и окна домов, умолкаем и верим, что неведомая угроза пройдёт мимо, не заметив наших укрытий. Но, я думаю, время наше и нашей вселенной исчерпало свой ресурс. На этот раз спасения нет.

Петра стало мутить от страха ещё больше, и он двинулся на профессора. Он хотел закрыть его рот ладонью, чтобы тот своими речами не лишал их хоть мизерной надежды. Но тут раздался суетливый топот, и Олег с Лёхой втащили на площадку стенку шкафа.

Соседи спешно взялись за дело: закрыли оконный проём, вышли на лестницу и, используя длинные гвозди, заблокировали дверь. Стоило тишине прийти на смену стуку молотков, пять пар глаз, как по команде, уставились в зазор между лестничными пролётами. Войлочный сумрак лестничной клетки на уровне нижних этажей скрывал какое-то движение. Возможно, это была лишь иллюзия, рождённая волнами паники, бьющимися в стенах бетонной шахты, но вдоль позвоночника пробежал холодок, оставив след из мурашек, а на голове зашевелились короткие волоски.

— Петя, а входную дверь в подъезде мы хорошо закрыли?

— Вы чего, мужики, мы же вместе на неё половину всех гвоздей извели, ― но теперь он вместе со всеми сомневался — достаточно ли этого. В любом случае, даже если ему сейчас нож к горлу приставят, он ни на ступеньку вниз не спустится.

И, как подтверждение его страхов, Пётр, и, судя по выражению лиц, остальные почувствовали, как что-то двинулось от земли вверх. Возможно, это движение было рождено измученным кошмарами подсознанием, но Пётр опрометью бросился вверх по лестнице. Все бросились вверх.

Каждый укрылся за своей дверью, вместо прощания щёлкая крепкими засовами. Квартира Петра была выше остальных, поэтому свою дверь он закрыл последним. Закрыв замки, он отскочил к дальней стене прихожей и вжался в неё дрожащей спиной.

А теперь осталось надеяться, что профессор ошибся, и этот ужас пройдёт мимо. Всем осталось только надеяться.