Ложный след

Пролог Доминиканская республика. 1978 г.

Незадолго до наступления рассвета Педро Сантана проснулся оттого, что керосинка стала коптить.

Открыв глаза, он не сразу понял, где находится. Неимоверным усилием воли он вырвался из тяжкого забытья. Снилось ему, будто он бродит по причудливой скалистой местности, воздух был сильно разреженный, и ему показалось, что вот-вот все воспоминания навсегда покинут его. Коптящая керосинка прорывалась в сознание, словно слабый запах вулканического пепла. Но внезапно к этому ощущению прибавилось и нечто иное: звуки прерывистого человеческого дыхания. Сон мгновенно улетучился, и он снова очутился в темной комнате, где провел уже шесть дней и ночей, засыпая лишь на несколько минут.

Керосинка погасла. Воцарилась кромешная тьма. Он сидел неподвижно. Ночь была очень теплой. Под рубашкой струился пот. Он ощутил запах, исходивший от его тела. Последний раз он мылся давным-давно.

Вновь послышалось прерывистое дыхание. Он осторожно приподнялся с земляного пола и ощупью нашел в темноте пластмассовую канистру с керосином, которая, по его расчетам, стояла возле двери. «Видать, дождь прошел, пока я спал», — думал он, пробираясь сквозь темноту. Пол под ногами отсырел. Вдалеке послышался крик петуха. Это был петух Рамереса. Он всегда первым из деревенских петухов возвещал о рассвете. Петух этот был похож на нетерпеливого человека. Вроде тех, что живут в городе: вечно у них столько дел, что они только и думают о своей собственной спешке. То ли дело здесь, в деревне, где все протекает так медленно, словно в такт неторопливости самой жизни. Куда спешить, ведь растения, которыми мы питаемся, растут так медленно.

Его рука уперлась в канистру с керосином. Он вытащил тряпку, торчавшую в отверстии, и оглянулся. Хрипы, раздававшиеся в темноте, стали еще более прерывистыми. Он отыскал лампу, вытащил пробку и осторожно налил внутрь керосин. Попытался вспомнить, куда положил спички. Коробок был почти пустым, это он помнил. Но две-три спички там все же оставались. Он отставил канистру в сторону и пошарил руками по полу. Почти сразу наткнулся рукой на спичечный коробок. Он чиркнул спичкой, приподнял стеклянный колпак, и фитиль загорелся.

Затем он оглянулся. Чудовищно больно было смотреть на то, что ждало его за спиной. Женщина, лежавшая в кровати у стены, должна была умереть. Он знал, это все равно произойдет, как бы он ни пытался внушить себе, что скоро она пойдет на поправку.

От смерти никому не уйти. Будь то твоя собственная смерть или смерть твоего ближнего.

Он присел на кровати. Керосинка отбрасывала на стену беспокойные тени. Он посмотрел на ее лицо. Женщина была еще молода. Несмотря на бледность, болезнь и впалые щеки, она была по-прежнему хороша собой. «Красота последней оставит мою жену», — подумал он и почувствовал на глазах слезы. Он пощупал ее лоб. Лихорадка опять усилилась.

Он бросил взгляд сквозь разбитое окно, которое было заделано кусками рваного картона. Рассвета все не было. По-прежнему одиноко кричал петух Рамереса. «Только бы наступил рассвет, — подумал он. — Она умрет ночью. Именно ночью. Только бы она протянула до зари. Тогда я не останусь наедине с собой».

Внезапно она открыла глаза. Он сжал ее руку и попробовал улыбнуться.

— Где моя дочь? — спросила она так тихо, что он едва разобрал ее слова.

— Она спит у моей сестры, — ответил он. — Так будет лучше.

После его слов она успокоилась.

— Сколько я проспала?

— Очень долго.

— Ты сидел здесь все это время? Тебе надо отдохнуть. Через несколько дней мне уже не понадобится эта кровать.

— Я поспал, — ответил он. — Скоро ты снова поправишься.

Интересно, заметила ли она, что он лжет? Знала ли, что никогда больше не встанет с постели. Неужели они оба лгали друг другу в своем отчаянии, чтобы облегчить неотвратимое?

— Как я устала, — сказала она.

— Тебе нужно больше спать, тогда ты поправишься, — ответил он, отвернувшись, чтобы она не заметила, как тяжело ему держать себя в руках.

И тотчас первый рассветный луч проник в дом. Она снова погрузилась в беспамятство. Педро сел на полу возле кровати. Он так устал, что не пытался больше собрать воедино мысли, беспорядочно бродившие в голове.

Ему был 21 год, когда он впервые встретил Долорес. Вместе со своим братом Хуаном он шел по длинной дороге к Сантьяго де лос Трейнта Кабальерос, чтобы посмотреть на карнавал. Хуан, который был двумя годами старше, уже бывал в этом городе раньше. Но для Педро это происходило впервые. На дорогу им понадобилось три дня. Время от времени удавалось проехать несколько километров на телеге, запряженной волами. Но большую часть пути приходилось идти пешком. Однажды они попытались незаметно прицепиться к перегруженному автобусу, который ехал по дороге в город. Но их обнаружили, когда на остановке они пытались взобраться на крышу автобуса и спрятаться среди сумок и связанных между собою тюков. Шофер прогнал их и обругал. Он кричал, что таким беднякам не место в автобусе, даже если бы у них и были деньги на билет.

— Должно быть, человек, который водит автобус, очень богат, — сказал Педро, когда они продолжили свой путь по пыльной дороге, вьющейся по бесконечным плантациям сахарного тростника.

— Глупый ты, — ответил Хуан. — Деньги с продажи билетов идут владельцу автобуса, а не водителю.

— А кто этот владелец? — спросил Педро.

— Откуда мне знать? — ответил Хуан. — Но когда мы придем в город, я покажу тебе дома, где они живут.

Наконец они дошли. Стоял февральский денек, весь город кружился в карнавальном вихре. Педро лишился дара речи, когда увидел пестрые одежды с подолом, расшитым блёстками. Маски с изображениями чертей и разных животных поначалу напугали его. Город раскачивался в такт тысячеголосым барабанам и гитарам. Хуан уже знал, как пробраться по улицам и переулкам. Ночевали они на скамейках в Парке Дуарте. Педро то и дело боялся, что потеряет Хуана в толпе. Он чувствовал себя ребенком, который боится отстать от родителей, но пытался не обращать на это внимания. Не хотелось, чтобы Хуан засмеял его.

Но в результате он все-таки потерялся. Это был третий вечер, который должен был стать их последним вечером в городе. Они оказались на Калле дель Соль, самой большой из городских улиц, и Хуан вдруг исчез среди ряженых танцующих людей. Они не договаривались о месте, где должны будут встретиться, если случайно потеряют друг друга. Он искал Хуана до глубокой ночи, но так и не нашел. Он искал его даже среди скамеек в парке, где они раньше ночевали. На рассвете Педро сел возле какой-то статуи на Пласа де Культура. Он попил воды из фонтана, чтобы утолить жажду, но денег на еду у него не было. Оставалось только попытаться отыскать дорогу, ведущую к дому. Только бы выйти за пределы города, тогда он проскользнет на какую-нибудь банановую плантацию и наестся до отвала.

Вдруг он заметил, что поблизости кто-то сидит. Это была девушка, его ровесница. Он тут же подумал, что это самая красивая девушка, которую он когда-либо видел. Когда она заметила его, Педро смущенно отвел взгляд. Украдкой он смотрел, как она снимает с себя сандалии и потирает уставшие ноги.

Так он повстречался с Долорес. Позже они много раз говорили о том, как Хуан исчез в круговерти карнавала, а их навсегда свели ее уставшие ноги.

Они сидели у фонтана и болтали.

Несложно было догадаться, что Долорес тоже оказалась в городе совершенно случайно. Она хотела поступить в горничные и безуспешно ходила из дома в дом по богатым кварталам. Так же, как и Педро, она родилась в крестьянской семье, деревня ее располагалась неподалеку от местечка, где жил Педро. Они вместе отправились по дороге из города, нарвали бананов, чтобы было чем утолить голод, и все больше замедляли шаг по мере приближения к ее дому.

Двумя годами позже, в мае, еще до начала сезона дождей, они поженились и переехали в деревню Педро. Им достался маленький домик, принадлежавший одному из дядьёв Педро. Сам он работал на сахарных плантациях, а Долорес занималась выращиванием овощей, которые потом продавала скупщикам, проезжавшим мимо. Жили они бедно, но были молоды и счастливы.

Лишь одно у них не ладилось. Прошло уже три года, а Долорес все никак не могла забеременеть. Они никогда не говорили об этом. Но Педро замечал, что Долорес становилась все более неспокойной. Без его ведома она втайне посещала знахарку на границе с Гаити и пробовала исцелиться, но все осталось по-прежнему.

Так продолжалось восемь лет. Но однажды вечером, когда Педро вернулся с сахарной плантации, она встретила его на дороге и сказала, что беременна. На исходе восьмого года их супружества Долорес родила дочь. Когда Педро впервые увидел девочку, он тотчас понял, что та унаследовала красоту своей матери. Тем же вечером Педро пошел в местную церковь и пожертвовал золотое украшение, которое подарила ему мать, еще когда была жива. Он пожертвовал его Деве Марии, подумав, что даже она со своим младенцем напоминает ему Долорес и их новорожденную дочь. Затем он отправился домой, распевая во всю глотку, так что люди, встречавшиеся ему на пути, думали, что он перепил забродившего тростникового сока.

Долорес спала. Дышать ей становилось все труднее, и она беспокойно ворочалась.

— Ты не можешь умереть, — прошептал Педро, почувствовав, что не в силах больше совладать со своим отчаянием. — Не покидай нас.

Спустя два часа все было кончено. На какой-то миг ее дыхание стало совершенно спокойным. Открыв глаза, она взглянула на него.

— Ты должен окрестить нашу дочь, — проговорила она. — Окрести и береги ее.

— Ты скоро поправишься, — ответил он. — И тогда мы вместе пойдем в церковь и окрестим ее.

— Все кончено, — ответила она и закрыла глаза.

Вскоре она отошла.

Две недели спустя Педро покинул деревню, в корзине за спиной он нес дочь. Его брат Хуан вышел немного проводить его.

— Зачем ты это делаешь? — спросил он.

— Так надо, — ответил Педро.

— Зачем обязательно идти в город, чтобы окрестить дочь? Почему нельзя сделать это в нашей деревенской церкви? В нашей церкви крестили тебя и меня. И наших родителей крестили в ней до нас.

Педро остановился и посмотрел на брата.

— Мы ждали ребенка восемь лет. Когда наша дочь наконец появилась на свет, Долорес заболела. Никто не мог ей помочь. Никакие доктора, никакая медицина. Ей не было еще и тридцати. А она была обречена. И все потому, что мы бедные. Потому, что нас губят болезни бедняков. Я повстречал Долорес, когда ты исчез на карнавале. Теперь я хочу вернуться к большому кафедральному собору на площади, где мы встретились впервые. Я хочу окрестить дочь в самой большой церкви, которая есть в округе. И это самое малое, что я могу сделать для Долорес.

Не дожидаясь ответа и не оглядываясь, пошел он вперед. Поздно вечером он пришел в деревню, где родилась Долорес, и остановился у ее матери. Педро еще раз объяснил, куда направляется. Когда он замолчал, старуха сокрушенно покачала головой.

— Горе толкает тебя на безумие, — сказала она. — Подумай лучше, что твоей дочери будет нелегко трястись у тебя за спиной весь долгий путь до Сантьяго.

На это Педро ничего не ответил. На следующий день рано утром он снова пустился в путь. Он все время разговаривал с дочкой, сидевшей в корзине у него за спиной. Он рассказывал ей все, что вспоминал о Долорес. А когда ему нечего было больше сказать, начинал рассказ заново.

Педро прибыл в город после полудня, когда тяжелые дождевые тучи заслонили горизонт. Он уселся у массивных дверей собора Сантьяго Апостол и стал ждать. Время от времени он кормил ребенка едой, которую прихватил с собой из дома. Педро внимательно осматривал проходивших мимо священников в черном облачении. Но находил их либо слишком молодыми, либо чересчур торопливыми, чтобы удостоиться чести крестить его дочь. Он прождал много часов. И в конце концов, увидел пожилого падре, не спеша идущего через площадь по направлению к собору. Он встал, снял соломенную шляпу и приподнял дочь. Пожилой священник терпеливо выслушал его историю. Затем кивнул.

— Я окрещу твою дочь, — сказал он. — Ты проделал долгий путь ради того, во что ты веришь. В наше время это большая редкость. Люди чаще выбирают широкие врата. Поэтому мир таков, каков он есть.

Педро последовал за священником в сумрачную глубину собора. Он подумал, что Долорес сейчас находится где-то рядом. Душа ее витает поблизости и сопровождает их на каждом шагу к купели.

Пожилой падре оперся жезлом на одну из высоких колонн.

— Какое имя будет у девочки? — спросил он.

— Как и у ее матери, — ответил Педро. — Ее будут звать Долорес. Еще мне хотелось бы дать ей имя Мария. Долорес Мария Сантана.

После крещения Педро вышел на площадь и сел у статуи, возле которой он десять лет назад повстречался с Долорес. Дочь спала в корзине. Он сидел совершенно неподвижно, погруженный в себя.

Я, Педро Сантана, человек простой. От своих предков я не получил другого наследства, кроме бедности и беспросветной нищеты. И жену свою я не сумел сберечь. Но обещаю, что наша дочь увидит иную жизнь. Я сделаю все для того, чтобы она избежала нашей участи. Я обещаю тебе, Долорес, что твоя дочь проживет длинную, счастливую и достойную жизнь.

В тот же вечер Педро ушел из города. Он вернулся в родную деревню со своей дочерью Долорес Марией.

Это было 19 мая 1978 года.

Долорес Марии Сантана, столь горячо любимой своим отцом, было тогда восемь месяцев от роду.