Логово

Глава 1

— Сволочи, — громко выругался Кен Вуллард, задирая голову, чтобы получше разглядеть петляющие жирные следы в сарае с низким потолком. Такие следы на свежепобеленной стене могли оставить только маленькие, покрытые шерстью существа, проскальзывающие под балками в укромный уголок наверху. Насколько ему известно, такими существами могли быть только грызуны. Мыши и крысы. Для мышей следы явно великоваты.

— Чертовы кошки. Даром я их кормлю, что ли? — пробурчал он.

Поворачиваясь и выходя из мрачного помещения, он внимательно осмотрел пол. На полу следов не оказалось, но это ровным счетом ничего не доказывало. Они здесь, это ясно как день. Ладно, отрава сработает сегодня ночью, и вроде ничего серьезного не предвидится. Нельзя сидеть и ждать, что вредители обойдут тебя стороной. Отрава сделает свое дело, и нечего нюни распускать. Пока еще ничего не случилось. Насыпать ее побольше, чтоб духу их тут больше не было.

Он сощурился, выходя из сарая на яркое октябрьское солнце. Наверное, надо сообщить кому следует, чтобы не нарушать закон, принятый правительством после Нашествия. Тогда они здорово потравили всех крыс газом, но все-таки как бы это не повторилось опять. Город-то как был, так и остался, огромный, гнилой, настоящий рассадник всякой заразы, что звериной, что человеческой. К несчастью, Эппинг-форест слишком близко к Лондону, и как бы они там опять не занервничали. А то еще приедут, будут тут совать во все нос, да еще объявят карантин, пока не удостоверятся, что это в самом деле проклятые крысы.

К черту. И так времени не хватает. Сам изведу их, прежде чем поднимется шум. Куда же все-таки подевались кошки?

Вуллард шел по двору, с трудом вытаскивая ноги из грязи, и насвистывал сквозь зубы, призывая к себе двух кошек, которых держал не для забавы, а как рабочую скотину. До сих пор они довольно удачно боролись с крысами, совершенно вывести которых попросту невозможно, а теперь эта зараза проникла в помещения, и жди от нее беды.

От злости на обветренном лице Вулларда появились глубокие морщины, когда, зайдя за угол сарая, он углядел в луже что-то белое. Поначалу он подумал было, что это птичье перо, однако красная полоса по краю возбудила его любопытство. Он приближался к луже, не отрывая глаз от странного предмета, и в конце концов решил, что это не перо вовсе, а какое-то маленькое животное, к тому же давно мертвое. Ему было не привыкать находить повсюду мертвых мышей, потому что его кошки обычно трудились на славу. Но на сей раз это была не мышь.

Наклонившись, чтобы получше разглядеть зверька, он с трудом перевел дух от изумления и протянул руку за тем, что, как теперь он знал точно, не было дохлой мышью. С одного конца мех был весь в крови, с другого — не хватало двух когтей. С отвращением он отбросил подальше кошачью лапу.

Вуллард выпрямился и огляделся в поисках кошачьего трупа. Дурацкое отродье. Наверняка попало в какую-нибудь машину из тех, что работают на ферме, или запуталось в проволоке, вот и осталось без лапы. А потом она, должно быть, заползла куда-нибудь подальше зализывать рану... или умирать. Да, это вернее. И тут он увидал кровавые пятна на стене сарая.

Их было много, уже почерневших, с клоками черной и коричневой шерсти, налипшими на них. Одна из кошек (он не был настолько чувствительным, чтобы давать им имена) была черно-коричневая с белыми лапами. Кому бы ни попалась чертова бедняжка и кто бы ни тащил ее вдоль стены, беспорядочные кровавые следы от когтей говорили о том, что тащили ее еще живую.

— Черт подери, — еле слышно произнес фермер.

Он пошел по кровавым следам, потом побежал, не в силах сдержать ярость. Кто же мог натворить такое? Лиса? Но здесь давно уже о них не слыхать. В любом случае никогда раньше не случалось, чтобы лиса нападала на кошку. Пес? Один из тех, что живут с хозяевами в лесу? Вечно они у них гуляют на свободе! Да еще лошади, куда ни глянь! Ладно, этот у меня получит пулю под хвост.

Добежав до угла, Вуллард, не останавливаясь, побежал дальше. Он словно ослеп от ярости и не увидел предмета, валявшегося на земле прямо перед ним. Он наступил на него и втоптал в грязь тяжелым башмаком, прежде чем понял, что наступил на что-то твердое. Потом, остановившись, он повернулся и еще раз наклонился рассмотреть попавший ему под ноги предмет.

Безглазые провалы уставились прямо ему в лицо. Нижняя же часть поломанного черепа оставалась в земле. Он потянул за острое ухо, и кошачья голова с чмоканьем вылезла наружу. От неожиданности Вуллард отбросил ее от себя, и она опять с громким звуком шлепнулась в грязь, но не утонула, а лежала и с издевательской усмешкой глядела на своего испуганного хозяина.

Мужчина по-пластунски полз к распростертой на земле женщине. Не подозревая о его приближении и наслаждаясь неожиданным теплом осеннего солнца, она лежала на толстом одеяле, защищавшем ее от мокрой травы, которую уже не в силах было осушить солнце.

Мужчина улыбался, и в глазах у него прыгали веселые чертики. Неожиданный шум заставил его оглянуться, и он нахмурился, взглядом приказывая своим спутникам вести себя потише. Женщина вздохнула и соблазнительно согнула в коленке левую ногу, привлекая мужчину гладкой и нежной кожей. Его улыбка стала еще шире, и земля словно вздыбилась под его животом. Он уже был совсем близко, настолько близко, что стоило протянуть руку, и он мог бы коснуться прелестного тела. Но вместо этого он замер, приводя в порядок вышедшее из-под контроля дыхание, чтобы не потревожить женщину.

Потом протянул руку и сорвал длинную травинку. Легонько провел ею по лицу женщины. Она помотала головой, когда травинка пробежала по ее носу, и еще раз помотала головой, когда назойливое щекотание не прекратилось. Неожиданно она уселась на одеяле и принялась изо всех сил тереть то место, на котором должно было сидеть насекомое.

— Терри! — вскричала она, увидав, как он заходится в смехе, сорвала пучок травы и швырнула ему в лицо.

Двое детей тоже весело смеялись, а девчушка, сидя у него на спине, еще подпрыгивала и ладошкой колотила его по голове.

— Эй! — взвизгнул он и осторожно перекувырнул ее через плечо. — Хватит!

Женщина улыбалась, глядя, как мужчина возится в траве с четырехлетней дочерью.

— Терри, осторожнее! Она вся вымокнет.

— Эй, обезьянка, слышала, что мама сказала? Терри подтолкнул девочку к одеялу, и она тут же попала в материнские объятия.

— Папа, поиграем в футбол? — спросил мальчик и сморщил лоб от нетерпения.

— Ладно, Кит, доставай мяч. Он в багажнике.

Семилетний мальчик, мечтающий сыграть за сборную Англии, в крайнем случае за какую-нибудь другую сборную, побежал к красной машине, оставленной ярдах в пятидесяти недалеко от шоссе, где дорогу еще не развезло.

— Хорошо. Правда, Терри?

Она отпустила девочку, и та побежала догонять брата.

— Ага. Надо нам почаще выбираться. Женщина ответила ему выразительным взглядом.

— Мы могли бы делать это по выходным. И это лучше, чем забирать его на целый день из школы. И ничего страшного, если бы мы иногда возили их в Саутенд. Им нравится море.

Терри что-то неразборчиво пробурчал. Ему не хотелось давать невыполнимые обещания под влиянием хорошего настроения.

— Эй, вы там, поторапливайтесь! — крикнул он ребятишкам. Женщина знала, что настаивать бесполезно.

— Когда ты думаешь вернуться? — спросила она. Терри пожал плечами.

— Как профсоюз решит.

— Не понимаю, чем это может кончиться. Как компания еще не разорилась. Пятые Переговоры за год.

— Шестые. В прошлом месяце мы почти не работали. Женщина тяжело вздохнула.

— Когда вы еще успеваете делать машины, вот что поразительно.

— Не надо, Хейзл. Я не могу идти против профсоюза.

— Ну конечно, разве вы можете? Вы же все, черт бы вас побрал, безголовые.

— Они выколачивают для нас деньги, разве не так? И условия получше.

— А что они будут делать, когда от завода ничего не останется? Когда американцы бросят вас?

— Оставь. Этого не будет.

— Не будет, а потом будет.

И они замолчали, недовольные друг другом.

— По крайней мере, у меня есть время побыть с детьми, — сказал он, не желая затягивать паузу.

Хейзл хмыкнула.

Вернулись дети. Мальчик ударами ноги гнал мяч вперед, а девочка изо всех сил старалась перехватить его, но тут Терри вскочил с одеяла и увел мяч от девочки, которая ни на секунду не прерывала радостного крика.

Хейзл улыбалась, глядя на мужа с детьми, и отгоняла от себя мысли о забастовках, профсоюзах, выходных, проведенных дома.

«Ленивый дурак», — подумала она с нежностью. Все еще улыбаясь, смотрела она, как он поддел мяч коленом и перекинул его на голову.

— Давай, Кит, вставай на ворота, — сказал Терри мальчику, который тут же скорчил недовольную мину.

— Я всегда на воротах. Нет, пап, теперь ты!

— Идет. На счете три, ладно? Вставай между вон теми деревьями. Давай.

Мальчик скользнул вперед и встал между двумя грабами, приняв положенную стойку и не отрывая глаз от манипулирующего мячом отца.

Девочка попыталась забрать мяч из-под отцовской ноги и захихикала, когда он пяткой выбил его чуть ли не у нее из рук.

— Погоди, Джози. Сейчас играют профессионалы.

Терри решительно отобрал мяч у дочери и с силой послал его в импровизированные ворота. Кит перехватил мяч ногой и послал его обратно отцу.

— Здорово! — крикнул Терри и побежал за мячом, но поскользнулся и упал на спину, когда попытался носком дотянуться до него. Хейзл и дети громко смеялись, глядя, как Терри с жалкой улыбкой поднимается на ноги.

— Ну ладно, ты сам напросился! — крикнул он Киту. — Теперь держись!

Он принес мяч, установил его на земле, отошел на несколько шагов, разбежался и с силой ударил по нему ногой. Мяч пролетел над головами детей. Джози еще попыталась, подпрыгнув, перехватить его, а мальчик, который был взрослее и умнее, лишь с опаской наклонил голову. Мяч исчез, прошелестев в листьях, где-то в кустах.

— Ну, пап! — протянул Кит.

— Терри, зачем же так сильно? — упрекнула мужа Хейзл.

— Ладно, сходи за ним, сынок, — как ни в чем не бывало сказал Терри.

Но Кит с отсутствующим выражением на лице уселся на землю, обхватив себя руками.

— Я, я схожу! — закричала Джози и побежала к кустам.

— Терри, пригляди за ней, не выпускай ее из виду, — испуганно крикнула Хейзл.

— Все в порядке, ничего с ней не случится. — Раздвигая кусты руками, Терри напряженно вглядывался в зеленые заросли. — Черт бы меня побрал, — пробормотал он едва слышно.

Джози осмотрела ближайшие кусты, потом перебежала открывшуюся полянку и пошла дальше, не отрывая глаз от земли. Она слышала, как звала ее мать, но была слишком поглощена поисками, чтобы откликнуться на ее зов. Увидав возле еще зеленого куста вожделенный белый мяч, она радостно завопила и бросилась вперед, не обращая внимания на стегавшие ее по ногам ветки.

Сделав последний прыжок, она уселась на корточки, желая дотянуться до мяча, но вдруг увидела, что рядом с ним кто-то есть. Кто-то черный прятался в густой тени подлеска.

Джози пальчиком выкатила мяч из-под куста, прижала его к груди и уже готова была бежать обратно, когда своими острыми глазками разглядела притаившегося зверя. Мяч был тотчас забыт и отложен в сторону. Прижимаясь к земле, пачкая руки и колени, Джози поползла дальше. В темноте она сумела разглядеть лишь черную жесткую шерсть и два огонька в близко посаженных глазках. Зверь, не двигаясь, ждал, когда она подползет поближе.

— Хорошая собачка, — обрадовалась Джози. — Иди ко мне. Ну иди же.

Толстая ветка загородила ей дорогу и не поддалась ей, когда Джози нетерпеливо толкнула ее рукой. Тогда она перегнулась через нее, желая погладить зверя по голове.

Голова, судорожно дернувшись, потянулась к маленькой ручке. И девочка радостно рассмеялась, довольная, что зверь захотел с ней подружиться. Она еще раз посильнее толкнула ветку, чтобы погладить его по шерстке, и почувствовала горячее дыхание на пухлых пальчиках.

Треск веток за спиной напугал ее, и она отдернула руку.

— Джози! Ты где? — донесся до нее испуганный голос отца.

— Здесь, папа, — отозвалась она. — Здесь собачка. Терри раздвинул ветки и увидел свою дочь, стоявшую в грязи на коленях, а возле нее белый мяч. На ее лице, обращенном к нему, он прочитал нескрываемую радость.

— Вот мама посмотрит на тебя, — проворчал он и нагнулся, чтобы взять дочь на руки.

— Папа, здесь собачка. Давай возьмем ее? Терри посмотрел по сторонам. Джози тоже оглянулась показать, где она прячется, но собаки и след простыл.

Гнедая лошадка легко бежала по вьющейся между деревьями тропинке, неся на спине главного лесничего Эппинг-форест Чарльза Денисона в безукоризненной светло-коричневой униформе и темном кепи, откровенно наслаждавшегося солнечным октябрьским утром.

Больше всего он любил именно это время года. Зелено-желто-коричневый лес словно обретал новую жизнь, становясь прекраснее, чем когда-либо. Умирающие листья покрыли землю золотым ковром, который, медленно сгнивая в течение зимы, напитает ее животворными соками. Пронзительно чистый воздух бодрил его. Но самое замечательное заключалось в полном отсутствии заезжей публики.

Сотни акров лесов, безбрежные луга и поля привлекали к себе лондонцев и жителей многих городишек поблизости. Летом, в отпуск и на выходные, дикие орды налетали на эти места, загаживая все вокруг, пугая робких лесных жителей разрушительными походами в лес, криками, смехом, калеча по пути все, что попадалось под руку: дерево — так дерево, куст — так куст. Эти дикари считали своей собственностью здешнюю плодоносную землю, не сомневаясь, что все, растущее в ней и на ней, явилось из их налогов. А это не так. Налоги только давали возможность сохранить святилище.

И вот теперь все наконец-то разъехались, оставив лес тем, кто о нем заботился, кто его любил за первозданное миролюбие, за изменчивость, за его робость. Мало-помалу исчезли маленькие крикуны, стихли радиоприемники. В выходные, правда, народ еще появлялся, какая бы ни была погода, зато в будни было пусто. И он был счастлив. Денисон подвел лошадь к березе, чтобы поближе рассмотреть свежие следы, появившиеся на стволе.

Кто-то сгрыз с нее кору возле, самой земли, обнажив беззащитный ствол. Рана была совсем свежая. Он тихонько стукнул пятками в бока лошади, и она еще придвинулась к березе. «Белки», — решил он. Вот еще зараза, хоть и хвост красивый. Если бы он мог, то, наверно, всех переубивал или отравил. Серые белки обычно нападают в начале лета, чтобы полакомиться сладкой и сочной массой под грубой корой. И деревья умирают. Неспециалист не знает, какой вред наносят эти крошечные существа, забывает, что они тоже принадлежат к племени грызунов. А красной белки здесь давно уже нет в помине. Они были выжиты серыми много лет назад, после чего серые очень расплодились, но в этом году, как ни странно, их поголовье вроде бы сократилось.

Денисон повернул лошадь и оторвал взгляд от сочной травы. Направляясь к тропинке, он внимательно глядел по сторонам, выискивая еще повреждения. Неожиданный шум слева заставил его опять остановиться. По другую сторону тропинки в густом подлеске шла борьба не на жизнь, а на смерть, потом все стихло. В лесу такое часто случается. То появляется человек, то один зверь нападает на другого — именно это делает жизнь здесь такой насыщенной.

Взвихрившиеся листья и тоненький, еле слышный писк убедили его окончательно, что какая-то лесная мышка попала на зуб более крупному зверю. О жалости не было и речи, закон природы, но ему было любопытно взглянуть на обоих участников драмы. Причмокнув, он слегка коснулся пятками боков лошади, и она сделала несколько шагов в сторону зарослей, но тут же остановилась как вкопанная.

Больше ничего не было слышно, даже шуршания падающих листьев.

— Иди, девочка, — попросил Денисон, обеспокоенный необычным поведением лошади. — Ну же.

Но лошадь отказывалась повиноваться. Она глядела на заросли во все глаза, и постепенно Денисон начинал терять терпение, не зная, чем объяснить ее неожиданный страх, а то, что это был страх, лесничий чувствовал по ее напрягшемуся телу. Он хорошо понимал лошадей, чувствовал их настроение и, конечно же, чувствовал настроение своей лошади, которая готова была мчаться без оглядки подальше от этого места.

— Успокойся, Беттина. Что ты так разволновалась? — Он потрепал ее по холке, стараясь говорить как можно ласковее. Беттина была умницей, и ее не пугали никакие лесные неожиданности. — Тише, тише, девочка, не хочешь — не надо.

Лошадь высоко переступала копытами, задрав кверху морду и не желая глядеть в сторону зарослей. Лесничий подтолкнул ее левым коленом и натянул правый повод, чтобы побыстрее выйти на тропинку. И тут лошадь не выдержала напряжения и помчалась прочь, оставляя позади себя глубокие следы и выбрасывая в воздух комья грязи. Денисон натянул поводья, уперся изо всех сил ногами в стремена, откинулся назад, но ничего не мог поделать. Страх был сильнее привычки к послушанию. Нижние ветки на деревьях чудом не задевали лица Денисона, когда лошадь несла его по раскисшей тропинке, и он решил дать ей волю, позволить ей бежать, как ей хочется, пока она не выбьется из сил и не станет более восприимчивой к его приказам.

Деревья кончились, и Денисон молча возблагодарил за это Бога. Теперь перед ними расстилалось огромное поле, и лошадь устремилась в него, не давая себе ни секунды передышки, а лесничий лишь молился про себя, чтобы она не попала ногой в нору и не сломала ее. Или, что было не менее реально, шею.

Он еще раз попробовал натянуть поводья и почувствовал, что Беттина немного успокоилась, оказавшись на открытом месте.

— Э-эй, девочка! Стой! Эй, Беттина!

Денисон старался как можно тише произносить слова, но ему было трудно сохранить спокойный вид и не выдать своих чувств.

Неожиданно перед ним оказался крутой спуск — лошадь замешкалась, но не упала, хотя одну ногу все-таки подвернула. По инерции она продолжала мчаться вперед, не разбирая дороги. Лесничего ее секундное промедление чуть не выбросило из седла, и он отчаянно вцепился ей в шею, безуспешно пытаясь отыскать потерянные стремена и чувствуя, как неудержимо его тянет вниз. Но ему повезло. Когда он коснулся ногами земли, его руки еще держались за лошадиную шею, и он висел на ней и рвал сапогами высокую траву, пока лошадь, отчасти, вероятно, под тяжестью непривычного груза на шее, не замедлила бег. В конце концов она остановилась, судорожно вдыхая воздух, выпучив глаза, и клубы пара вылетали у нее из ноздрей и изо рта. Все ее тело было покрыто потом и блестело, и она опускала голову, стараясь освободиться от вцепившегося в нее человека.

— Тихо, тихо, девочка, — с трудом выдавливал из себя Денисон, радуясь уже тому, что кончилась дикая скачка.

Не переставая что-то тихо говорить лошади и слегка похлопывать ее по шее, чтобы успокоить, он твердо стал на ноги.

Заставить же Беттину спокойно постоять на одном месте оказалось делом трудным, хотя по тому, как она берегла ногу, Денисон понял, что лошадь повредила лодыжку. Он прижался головой к голове Беттины, нашептывая ей, что теперь все будет в порядке, что больше ей нечего бояться, как вдруг странное движение в траве неподалеку привлекло его внимание.

Он повернул голову и посмотрел на склон холма. Он потер руками глаза, не веря себе, и опять вгляделся в даль. Но там уже никого не было.

— Черт бы меня побрал! — с трудом переводя дух, произнес он. В этой части леса оленей не водилось, их держали в специальном загоне совсем в другой стороне, возле Тейдон-бойс, где им не угрожали ни машины, ни люди. Для леса они представляли большую ценность, и их берегли, особенно теперь, в охотничий сезон. За последние пятьдесят лет их поголовье катастрофически сократилось, поэтому принимались все меры для спасения животных. Так что бегающий на свободе олень — зрелище достаточно редкое, но лесничий увидел нечто совсем невозможное. В Эппинг-форест уже лет тридцать не было ни одного белого оленя.

Сказки и поверья этих мест Денисон хорошо знал и помнил, и ему было отчего испугаться. Внезапное появление белого оленя означало беду.