Лорд 2

Глава 12

Не успел.

Сапёры ещё даже не вышли из Лепеля, всё ещё отогреваясь и отъедаясь у Тишина в комнате, когда немцы нанесли удар с воздуха. Около часа дня я услышал далёкий рокот мощных моторов, идущий на нас с северо-востока. Вскоре стали видны чёрные точки летящих самолётов.

– Не успел, – сквозь зубы прошипел я, смотря за приближением врагом.

– Что не успел? – тут же спросила Маша, как раз в этот момент подошедшая ко мне.

– Разобраться с самолётами, теми самыми, что сейчас к нам летят, – пояснил я. – Как чувствовал, что нужно было поторопиться.

Ко всему прочему, я не успел укомплектовать вторую боевую башню расчётом. Третья же ещё строилась, лишь сегодня ночью или завтра в первой половине дня будет готова.

На улицу высыпало всё население лагеря и, задрав головы ввысь, уставились на приближающихся немцев.

– Нужно зенитку поставить на нашу башню, – сказал Прохор, подразумевая логово оборотней. – Только маленькую, а то крыша может не выдержать отдачу.

– Эту маленькую ещё нужно найти.

– На вокзале в Лепеле стоят несколько штук.

– Где Лепель, а где мы, – покачал головой Струков. – Видел я их. На санях такие не утащишь.

– Было бы желание, – не сдавался беролак, – и на горбу можно утащить.

– Да ну тебя. И вообще, об этом раньше нужно было думать, а не когда жареный петух клюнул.

– Точно, точно, – поддержал сокола Иван Есин.

– Лорд…

– Всё потом, – не дал я договорить Прохору. – На будущее скажу, что буду рад разумной инициативе. А то мне со всем одному не справиться. Но каждый такой серьёзный шаг сначала обговорите со мной.

– Я понял, – серьёзно кивнул беролак. Его аура расцвела множеством эмоций – радость, предвкушение, принятие твёрдого решения (даже догадываюсь какое), надежда. – Положись на меня, лорд.

На наше счастье немцы решили отбомбиться по квадратам рядом с посадочной полосой, куда садились захваченные самолёты. Три девятки бомбардировщиков друг за другом вывалили свой смертоносный груз на ни в чём неповинные деревья. Последние три самолёта отбомбились с большой высоты. Почему так поступили – это я узнал после того, как землю встряхнули заряды огромной мощности. С деревьев, росших на границе лагеря, со стороны разбомблённых квадратов, осыпался снег. И, вроде бы, их кроны приняли на себя какую-то часть осколков. Но, может, показалось? Там же пара километров будет, не меньше. Неужели взрывчатка способна при взрыве так далеко забрасывать части бомбы?

– Ого, да ни черта ж себе! – присвистнул один из оборотней. – Да там пять тонн жахнуло?!

– Тонна, не больше, – просветил беролака Струков, единственный опытный лётчик среди нас. – Но такой бомбы за глаза хватит для нашего лагеря, Киррлис. У нас здесь всё открыто.

– Сам уже понял, – пробормотал я. Честно признаюсь, что не подозревал, насколько мощные алхимические заряды научились делать на Земле. Пожалуй, попади под такую штуку архимаг, и тот, как минимум, получит тяжёлые раны и будет выведен из строя. Или погибнет на месте. – «Хотя, нет, архимага так просто не свалить, но какому-нибудь магистру достанется по полной».

Четыре немецких самолёта, набирая высоту после сброса бомб, пролетели невысоко и недалеко от боевой башни с расчётом. Я её изначально установил на самой границе лагеря со стороны посадочной полосы. Ведь именно там крутились немецкие разведчики. И сейчас мои зенитчики показали себя во всей красе. На самом пределе возможностей своего оружия они дотянулись до врагов. У двух бомбардировщиков после попадания дротиков мгновенно задымились двигатели, после чего самолёты камнем рухнули на землю. У третьего отказал лишь правый двигатель, что позволило пилоту удержать машину в воздухе и увести её из зоны обстрела. Четвёртый успел проскочить опасную территорию, пока мои подчинённые перезаряжали зенитную установку.

– Фриц, ты выглядишь так, будто тебя списали в тыловые крысы. Неужели ты меньше всего нарубил дровишек в лесу, гоняя лесных бандитов? – весело крикнул своему приятелю один лейтенант из службы аэродромного обеспечения. – Эй, ты чего? Что не так я сказал?

Названный Фрицем обжёг его злым взглядом. Он молча достал пачку сигарет, вытряхнул одну, сунул в губы, убрал пачку обратно и несколько раз щёлкнул зажигалкой. И только выпустив первую струю сизого табачного дыма, он с раздражением ответил:

– Дровишки, да? Хочешь посмотреть, что за щепки летели, пока я их рубил?

– Хм?

– Райх! Принеси тот мешок, который приготовили для эсдэшников! – крикнул лётчик, повернув голову в сторону блиндажа на лётном поле. Дымок, тянувшийся из жестяной ржавой трубы, выходившей из стены сбоку от входа, сообщал, что в нём или живут, или несут службу. На улицу выглянул ещё один лётчик, моложе Фрица на несколько лет.

– Он же опечатан, – напомнил он.

– Да дьявол с той печатью. Ещё раз её поставишь, – отмахнулся от этих слов Фриц.

– Сам поставишь в таком случае. Я разбираться с крысами не хочу. Ещё премии лишат и в личное дело замечание внесут, – недовольно произнёс тот и на пару минут скрылся в блиндаже. Когда появился вновь, то держал в руке узкий и длинный свёрток из толстого брезента. Вещь была перевязана несколько раз тонким ремешком, на котором висел свинцовый кругляш пломбы с вытесненным с одной стороны германским орлом. Без какого-либо пиетета перед печатью, Фриц ножом сковырнул её, развязал ремешок и вытащил из узла два коротких металлических копья.

– Копья? Это шутка? – удивился лейтенант. Он-то ожидал увидеть нечто более таинственное и примечательное, какое-нибудь секретное оружие русских или деталь от него. Но чтобы примитивные копья так паковали да ещё не пожалели печати, плюс, за данной посылкой должны прибыть из службы безопасности? Он точно не предполагал такого.

– Про шутку скажи Фалберту. Точнее, его матери. Эта шутка, – Фриц схватил одно копьё и поднёс его древко к самому лицу собеседника, – перерезала ему горло. Ударила на излёте, но и этого ему хватило. Мой парень умирал десять минут, заливая себя и пулемёт кровью. И никто ему не мог помочь, так как вот эта шутка, – левой рукой он ухватил второе копьё, – торчала в двигателе.

– Я соболезную горю матери Фалберта, – тихо сказал лейтенант и отступил на шаг от Фрица. – Он же был твоим стрелком?

– Был, точно сказал, – скривился лётчик, бросил копья обратно в брезентовую упаковку, потом плюнул потухшую сигарету и достал из пачки новую. – Дерьмовый эрзац, вечно сырые и не хотят гореть, – прикурив новую сигарету, – он добавил. – А экипажи Фестера и Хармана не вернулись. Уверен, что их сбили вот этими копьями. Нас подловили на выходе из пике, когда мы отбомбились по заданным квадратам.

– Высоко были?

– С четырёхсот бросали двадцатипятикилограммовые. Под обстрел угодили где-то на высоте полукилометра. Через два часа полетим туда опять.

– А результаты?..

– Да кто ж их нам скажет, – Фриц несколько раз жадно затянулся, потом выплюнул табачные крошки и следом выбросил сигарету, скуренную только наполовину. – И знаешь, мне страшно возвращаться. Вот здесь, – он хлопнул себя по левой стороне груди, – что-то холодит, когда вспоминаю тот дьявольский лес под собой.

Предчувствие его не подвело. Из второго вылета экипаж «восемьдесят седьмого» под командованием обер-лейтенанта Фрица Липпса не вернулся. Как и ещё три пикирующих бомбардировщика. Позже среди экипажей стал гулять слух, что два самолёта были сбиты птицами, которые на краткий миг превращались в людей. Уже на второй день за распространение этих слухов стали наказывать вплоть до понижения в звании. Слишком серьёзная кара, если (как говорят сотрудники СД) всё это обычные галлюцинации от перегрузок во время входа в пике. Но треть экипажей была готова стать рядовыми, лишь бы оказаться подальше от леса, который с чьей-то лёгкой руки быстро получил название – Ведьмин лес.

Лейтенант НКВД Пётр Шелехов собрался принять свой последний бой. Рядом умирал товарищ, получивший две пули в живот. Сам Шелехов был ранен в бедро и был не в состоянии двигаться иначе, кроме как ползком или при помощи костыля. Вот только взвод немцев меньше чем в ста метрах от его позиции, чётко давал понять: всё, отползался, остаётся подороже продать свою жизнь. Но перед этим нужно выполнить приказ командира группы.

– И что же в вас такого ценного, почему нельзя отдавать немцам? – прошептал Пётр, рассматривая два простецких кольца из жёлтого металла, похожего (или являющегося им) на золото. Их он снял с руки капитана Лопатина, который был порученцем самого Берии. Именно по приказу грозного наркома их, восемь опытных бойцов НКВД отправили в немецкий тыл на захваченную немцами белорусскую землю. Всё знал только капитан. Намного меньше было доведено до Шелехова. Прочие сержанты и рядовые знали лишь то, что на Витебщине их группе необходимо найти партизанский отряд «Витебские мстители», которым командует некто Киррлис. Но даже Лопатин (если верить капитану) не знал – имя это или кличка.

Неприятности начались сразу же, стоило самолёту с десантниками приблизиться к нужному району. Здесь всё кишело немцами, словно не в глубоком тылу дело происходит, а рядом с линией фронта. Пилоту пришлось уводить самолёт в сторону и сбрасывать отряд далеко в стороне.

Не успели энкавэдэшники собраться вместе, как недалеко забрехали овчарки и замелькали лучи карманных фонарей: облава. Уйти от неё удалось с трудом. При этом двое человек получили ранения. Удивительным образом Лопатин сумел в одиночку уничтожить отделение немцев на правом фланге. В эту прореху и ушёл отряд, пока нацисты её не закрыли.

Ещё дважды группу обкладывали, зажимали в тесное кольцо и оба раза бойцов спасали способности Лопатина. Его возможности исчезать в одном месте и появляться в другом незаметно для врага казались фантастическими. Как полёт на Луну из недавнего фильма. И всё равно без потерь не обошлось. Один из раненых в самом начале операции очень быстро выбился из сил. И во время третьего прорыва сказал:

– Всё, мужики, остаюсь в заслоне. Не поминайте лихом.

Спустя сутки с лишним после десантирования из восьми советских военнослужащих в живых остались четверо, из них один со средними ранениями, все остальные без исключения легкораненые. А сейчас в живых только двое, даже полтора, так как товарищ Шелехова находился без сознания, и никак не мог помочь в предстоящем бою.

– Попробуйте отыщите, – с этими словами лейтенант выбросил далеко от себя кольца. Сейчас в них не было ни капли той странной энергии, которая позволяла Лопатину становиться невидимым и быстро уничтожать врагов. Но даже в таком виде инструкции запрещали оставлять кольца немцам. После этого Шелехов взял в руки ППШ, поправил две гранаты, лежащие рядом на плотно примятом снегу, посмотрел на товарища, который выглядел мёртвым. Только тающие на его лице снежинки, иногда падающие с деревьев благодаря лёгкому ветерку, сообщали, что боец продолжает цепляться за жизнь даже в беспамятстве. – Ничего, прорвёмся, – подбодрил его или себя лейтенант. При этом он знал, что это – всё, не прорваться им.

Немцы, ободрённые молчанием советских солдат, зашевелились и стали смыкать кольцо вокруг позиции энкавэдэшников. Перебегая между деревьями, они всё ближе и ближе подходили к Шелехову. А тот, дождавшись, когда вперёд вырвались двое немцев в белых халатах, двигаясь чуть ли не плечо к плечу, поймал их на мушку своего оружия и надавил на спусковой крючок.

Тр-р-р-р-р!

Изделие Георгия Семёновича Шпагина выдало длинную очередь, которая перечеркнула обоих немцев. Те свалились в снег, как сломанные снеговики. Сходство с ними добавляли бесформенные белые маскхалаты.

– Съели горяченького? – прошептал лейтенант. – Подходи за добавкой, суки.

На гибель двух сослуживцев немцы ответил шквальным огнём из винтовок, пулемёта и нескольких автоматов. Пули так и зажужжали над головой Шелехова, сбивая кусочки коры и ветки с деревьев, в развилке между которыми молодой мужчина устроил себе позицию. Справа его прикрывал глубокий и длинный овраг, его второй берег находился немного ниже и отлично просматривался с позиции лейтенанта. Слева лежало поваленное дерево, сейчас закрытое большим сугробом. В нём, в сугробе, раненый проделал несколько прорех, чтобы вести наблюдение и не пропустить врагов. Немцам оставалось наступать в лоб или обойти его по большой дуге слева, чтобы зайти с тыла. Ко всему прочему, эта пара деревьев, между которыми устроился Шелехов, облюбовала небольшой бугорок, который возвышался над остальной лесной местностью на несколько метров. Так что, пока у энкавэдэшника остаются патроны и ему светит солнце, он сможет держать позицию бесконечно.

Тр-р-р-р-р! Тр-р-р-р-р!

Заметив движение чуть правее и примерно в шестидесяти метрах от себя, Шелехов навёл туда ствол «папаши» и выпустил из него очередь, и следом вторую. Расчёт вражеского пулемёта допустил ошибку, поленившись замаскировать своё оружие. Сами они были в маскхалатах, но вот чёрное воронение МГ в их руках и на фоне сугробов выделялось, как белая ворона в стае.

В ответ на его стрельбу грохнуло над головой, а потом ещё дважды за спиной раздались взрывы гранат. В первый миг Шелехова пробрало холодом от страха, что это несколько немцев сумели подобраться к нему так близко и попытались забросать гранатами. И лишь на второй секунде до него дошло, что это были винтовочные гранаты. В некоторых случаях – это страшная по эффективности вещь. Только скорострельность оставляет желать лучшего.

Сквозь амбразуры в снегу он увидел, как слева мелькнули несколько фигур в обычных серых шинелях, поверх которых были натянуты куртки от маскхалатов. Так себе, если честно, маскировка. Один владелец этого наряда словил короткую очередь из ППШа и рухнул в снег, где задёргался в предсмертной агонии. Второй был ранен, но нетяжело, хотя и болезненно, так как заорал, будто резанный. Тяжёлые так не кричат, у них уже сил на такое нет.

– Ори, ори, паскуда, – устало произнёс лейтенант. – Вас сюда не звали.

И вдруг в правое плечо, словно кувалдой ударили. Боль от ранения пришла спустя пару секунд, когда Шелехов уже осознал, что его подстрелили. Он попробовал шевельнуть раненой рукой и едва сдержал крик боли. По ощущениям – ему в бицепс сунули раскалённый стальной прут чуть ли не в кулак толщиной. Тут же в голове мелькнула мысль, что задета кость и – это конец. Автомат уже не взять, а пистолетом не отбиться. Даже гранату толком не кинуть. Разве что, подорваться на ней, чтобы живым не попасть в руки гитлеровцев. И товарища с собой забрать.

Неловко развернувшись, скрипя зубами и подвывая от растревоженных ран в бедре и руке, он взял в левую руку гранату и приготовился встречать врагов, если те решат захватить раненых красноармейцев. То, что он успел взвести гранаты – радовало. Сейчас осталось лишь сдвинуть пластинку предохранителя. А вот особенность РГД-33 в деле накалывания капсюля – нервировала. Вдруг, у него не хватит сил, чтобы боёк сработал? Ведь накол происходит во время резкого броска, а дальше, спустя четыре секунды, граната взрывалась. К сожалению Шелехова, у него остались только три эргэдэ тридцать третьих, весьма специфических боеприпасов, как выше было сказано. Сейчас он был бы рад даже немецким тёрочным «колотушкам» или «яйцам». Уж как-нибудь да сумел бы дёрнуть шнурок.

«Хотя, может, я раньше от потери крови отключусь, – подумал лейтенант, чувствуя, как темнеет в глазах, наливается тяжестью тело и вот-вот разожмутся пальца, сжимающие гранату. – Лучше пулю в лоб себе».

Он выпустил РГД и попытался ухватить рукоять пистолета, лежащего рядом. Получилось это у него не сразу. Почти сразу же потащил оружие к голове, пока ещё в сознании и… вдруг на позициях немцев раздалась всполошённая пальба, перемежаемая дикими криками. Причём кричали не раненые, вовсе нет. Это визжали перепуганными свиньями гитлеровцы.

Всё закончилось буквально за три-четыре минуты. Грохнул последний выстрел, и наступила тишина. Шелехов пару минут вслушивался, про себя истово надеясь, что ему на подмогу подоспели те, к кому шёл его отряд. Это вполне вероятно, так как где-то недалеко должен располагаться квадрат с лагерем «Витебских мстителей». Карту с пометками он и Лопатин выучили назубок, с собой им её не дали, но по всем признакам лейтенант с раненым напарником не дошёл до точки, где их должны ждать проводники или инструкция каких-то километров десять.

– Никак стреляться решил? – от мыслей его отвлёк чужой голос. Его обладатель сумел подобраться к раненому незаметно. Хотя, в своём полуобморочном состоянии Шелехов мог пропустить марширующее отделение с рюкзаками, полными ложек и кружек. – Постой, сейчас легче станет.

Кто-то наклонился над ним и приложил к его лбу небольшой тёплый предмет. Это тепло быстро разошлось по телу. И, удивительное дело, лейтенанту мгновенно стало легче. Боль в ранах заметно ослабла, темнота в глазах пропала, появились кое-какие силы.

– Ты кто? – поинтересовался он у незнакомца.

– Дед Пихто, – последовал ответ с его стороны. – Сам-то кто?

Выглядел тот настоящим русским богатырём. Густая борода лопатой не давала определить его возраст. Здоровяку могло быть и тридцать с хвостиком и сильно за сорок. То, что он не пожилой, показывало отсутствие седины и ясный зычный голос. Расстёгнутый короткий полушубок открывал свитер из светлой шерсти с высоким воротником. Также незнакомец носил стёганные ватные штаны и короткие тонкие валенки. На плече у него висел немецкий автомат, а на ремне под полушубком висела кобура с небольшим пистолетом.

«Маузер, такими немецкие лётчики вооружены», – опознал оружие лейтенант и ответил. – Прохожий.

Тут рядом с первым незнакомцем появился ещё один. И опять Шелехов не услышал и не увидел, как тот подошёл, хотя сейчас чувствовал себя вполне сносно. Второй партизан выглядел не так внушительно, как собеседник энкавэдэшника, но всё равно заставлял смотреть на себя с уважением и опаской. Что-то волчье в нём проглядывало. Или к этим мыслям невольно подталкивал волчий полушубок и унты с волчьим мехом? Он тоже был вооружён немецким автоматом и пистолетом, а ещё у него к унтам были пристёгнуты ножны с длинным прямым ножом с берестяной рукоятью.

– Варги последних гадов задавили, никто не ушёл, – сообщил он бородачу. – Только подранило парочку.

– Оклемаются, – махнул рукой тот. – Подлечи этого, а то я свой амулет уже на прохожего истратил, – и он махнул рукой на раненого товарища лейтенанта. К своему позору, Шелехов понял, что совсем забыл про него после того, как ему раздробило кость в плече. Дальше он с нескрываемым интересом стал наблюдать за тем, как мужчина в волчьем полушубке занялся его товарищем. Заодно сделал зарубку в памяти, услышав про амулеты. Те кольца, которые он выбросил в снег в овраг, капитан Лопатин пару раз называл аналогично.

Между тем «волк» достал из кармана металлический кругляш, сверкнувший золотым блеском. Размером тот был с серебряный полтинник. Дальше партизан сделал нечто удивительное: достал нож, уколол себя в палец, провёл этим пальцем по кругляшу, размазывая по нему каплю крови, и приложил ко лбу раненого. Спустя минуту снял амулет и вернул его обратно в карман.

– Всё, Прохор, амулет пустой. Чуть-чуть я его подлатал, но тут нужен лорд, чтобы спасти, – сказал он.

– Сойдёт. Нам, главное, парнишку до лагеря дотащить живым.

В этот момент появилось новое действующее лицо. На этот раз в качестве исключения им оказалась… ну, наверное, собака, хотя Шелехов сильно сомневался, что бывают подобные представители псовых или волчьих. В звере было много от гиены, чьи изображения ему доводилось видеть в журналах и на страницах цветного атласа в одной из гимназий, где сохранились учебные пособия ещё с дореволюционной поры. Размером он был с небольшого медведя и весом центнера в полтора. При этом двигался зверь бесшумно и ловко, ускользая от взгляда наблюдателя. Проходя рядом с лейтенантом, животное вдруг замерло, приподняло голову и громко втянуло в себя воздух.

– Прохор, глянь на варга, – указал «волк» бородачу на животное. – Чего это он? Сожрать хочет?

– Отставить, нельзя! – прикрикнул на зверя тот. – Вот ежели лорд дозволит, то тогда и погрызёшь. А пока ни-ни.

Названное непонятным варгом животное (Шелехов понял, что это не имя собственное, так как немногим ранее он услышал, как варгов поминали во множественном числе) зло посмотрело на человека, фыркнуло и исчезло в заснеженном овраге, совершив огромный прыжок.

– Сдурел? – хмыкнул обладатель волчьего полушубка.

– Может, кто-то там прячется, – предположил бородач. – Щас увидим.

– Скорее услышим, когда этого тихушника живьём жрать начнут, – усмехнулся его товарищ, показав белые зубы и клыки, что были немного крупнее обычных человеческих.

Из всех троих только лейтенант оказался прав, когда про себя предположил, что странный зверь унюхал не менее странные кольца. Когда же варг выбрался к людям спустя несколько минут, то подошёл к бородачу, наклонил морду и выплюнул у его ног два золотистых перстня. Те самые, которые недавно зашвырнул туда Шелехов.

«Вот же волчара позорная. Чтоб тебе полушубком оказаться, – с раздражением подумал раненый. И вздрогнул, когда варг резко повернул голову в его сторону и стал буравить энкавэдэшника своими кровавыми буркалами. Мужчине показалось, что тот почувствовал, как он только что нелестно о нём подумал. – Чертовщина какая-то. Чур меня».

– Опаньки, – ахнул бородач, увидев кольца. Он опустился на корточки, снял трёхпалую рукавицу и поднял их. – А ты не так прост, оказывается, прохожий.

– Это то, о чём я думаю?.. – произнёс его товарищ.

– О чём ты думаешь, мне неведомо. Но вот колечки эти явно сделал лорд, – ответил ему здоровяк и цыкнул. – Зуб даю, – после чего посмотрел на Шелехова. – Ну, что ж, поздравляю – ты нас нашёл… хех, если искал нас.