В то время, когда пленные красноармейцы в Лепеле только готовились к дерзкому побегу, далеко на северо-востоке в окрестностях Витебска появились три крупных сокола. После угона бомбардировщиков и уничтожения нескольких из них на земле, а позже и в воздухе во время лесных бомбёжек, самолётов на двух аэродромах стало заметно меньше. Но это не помешало немцам утроить их охрану. Со всех четырёх сторон немаленькая территория была обнесена колючей проволокой с примитивной сигнализацией в виде гроздей пустых гильз, консервных банок и листов жести. Такая простота очень часто приводила к ложным тревогам во время ветра, что совсем не радовало рядовой состав аэродромной охраны. Мало того, Паша со своими товарищами видел начатую вторую линию колючей проволочной стены, чёрную землю поверх сугробов там, где рылись дополнительные или запасные ДОТы и ДЗОТы. Ко всему прочему оккупанты установили к уже имеющейся бензиновой электростанции ещё одну, энергия которой шла на прожекторы и одну стену из колючей проволоки, выделявшейся керамическими изоляторами и проводами, подходящими к ней от столбов.
– Паш, как действовать станем?
– Дождёмся серых, возьмём у них взрывчатку и полетим минировать самолёты. Помните, как показывали сапёры? – ответил Струков на вопрос товарища.
– У нас же есть своя. Может…
– Не может, – отрезал он. – Действуем по плану.
– Ясно, – огорчился тот.
Из-за того, что соколы-оборотни не могли перекинуться в птичью ипостась с большим грузом большую часть взрывчатки им должны были принести несколько волколаков. С собой каждый сокол взял всего три заряда, дополнительно к остальному грузу. В каждом было по два с половиной килограмма тротила и два детонатора: химический и пружинный. Это требовалось для гарантированного срабатывания бомбы. При этом особых сложностей у сапёров при изготовлении адских машинок не возникло.
Соколы три часа скучали, пока не услышали далёкий волчий вой.
– Ну, наконец-то, – с облегчением произнёс Никита Терешков, тот самый торопыга, которому не терпелось применить свои недавно полученные способности на практике. Он вопросительно посмотрел на Струкова, старшего в их тройке. – Полетели?
– Полетели, – кивнул тот. Обернувшись птицами, соколы взмыли в ночное небо и направились в сторону, откуда раздавался вой. Спустя несколько минут они спикировали на землю в десяти метрах от трёх крупных волков, по очереди вывших.
– Всё, заканчивай концерт, – крикнул Паша, вернув себе человеческий облик. Его примеру последовали спутники, затем скинули звериный облик волколаки.
– Заждались? – поинтересовался их старший.
– Есть немного. Сколько взяли зарядов?
– Семнадцать. Если что, то ещё десяток гранат отдадим.
– А зачем вы их вообще взяли? – недовольно сказал Терешков. – Лучше бы ещё пару бомб прихватили.
– Вот тебя забыли спросить, умник ты наш, – цыкнул на него волколак.
– Тихо, тихо, – прекратил спор в зародыше Струков, – нашли место для ссор.
– Да мы не ссоримся! – в унисон возмутились оборотни.
Спустя несколько минут соколы вновь взлетели в небо. Набрав небольшую высоту, она распахнули крылья и бесшумно спикировали на самолёты, стоящие ровными рядами. Негромко проскрежетали когти по металлу фюзеляжа. Этот звук заглушил лёгкий ветерок, работающий сейчас союзником для партизан. Оглядевшись по сторонам и не заметив рядом опасных свидетелей в лице немцев, патрулирующих аэродром, птицы-оборотни перекинулись в человеческих облик. Распластавшись на крыле рядом с двигателем каждый из троицы партизан снял с плеча заряд взрывчатки, активировал оба детонатора и прикрепил опасный предмет на крыле в районе топливопровода, подходящего к двигателю. Когда произойдёт взрыв, то он серьёзно повредит или даже уничтожит мотор, заодно подожжёт авиационный бензин, если он имеется в баках. Горящее топливо окончательно уничтожит смертоносную летающую машину. Ну, а если в баках пусто и бомбардировщики заправляются только перед вылетом, то и так выйдет неплохо. Ведь два с лишним килограмма взрывчатки запросто перерубят крыло и повредят фюзеляж «юнкерса», отправив самолёт на длительный ремонт. А так как у немцев хороших местных мастерских не имелось, то повреждённую технику потребуется отправить далеко в тыл.
Закончив с первым самолётом, каждый сокол вновь оборачивался в птицу и перелетал к следующему. Истратив три заряда, люди-птицы вернулись в лес к волколакам, забрали у них новые бомбы и полетели назад на аэродром. Всего на аэродроме находилось двадцать три бомбардировщика, пять «хенкелей», остальные новые «юнкерсы». Это было всё, что осталось от полка после боевых вылетов в сторону линии фронта. Другой полк, который пострадал ранее от налёта «Витебских мстителей» и во время бомбёжки леса сегодня было решено не трогать. Всему своё время. Оставшиеся заряды заложили на цистернах с топливом, спрятанных в глубоком рву и накрытом маскировочной сетью.
Не обошлось и без неприятностей. Когда Паша устанавливал взрывчатку на бомбардировщике в крайнем ряду, где чаще всего проходили часовые, его за этим занятием практически поймали.
– Пауль, я что-то видел!
Фраза на немецком, прозвучавшая в каких-то пятнадцати метрах, заставила его на инстинктах оборотиться в сокола, отскочить к кабине, а оттуда слететь на землю. В последний момент по нему скользнул тусклый узкий луч карманного фонаря.
– Что там? – раздался голос второго. Следом звякнул затвор винтовки.
– Птица, вроде бы.
– Кто?! Не показалось?
– Не знаю, – неуверенно ответил самый глазастый патрульный.
Второй, мужчина почти в полтора раза старше юнца-напарника, достал свой фонарь и внимательно осветил сначала самолёт, а потом землю вокруг него. Луч света прошёл в паре метрах от Струкова, прижавшегося к натоптанному грязному снегу и жалевшему, что рядом не оказалось хотя бы крошечного сугроба. Кроме досады на часовых, он был ещё рад, что не успел установить бомбу. Сейчас бы её точно заметила эта пара немцев, после чего была бы поднята тревога, все бомбардировщики осмотрены и обезврежены.
– Нет здесь никого и ничего, – с облегчением произнёс мужчина. Ему, ещё в недавнем прошлом обычному портному из Брилона, меньше всего хотелось встретиться с русскими диверсантами, про которых он слышал такие истории, что кровь стыла, как на лютом морозе. И уж меньше всего ему хотелось поднимать тревогу, рассказывать о каких-то тенях, привидевшихся его товарищу, птицах, терять время и трепать нервы с офицерами и эсдэшниками. До их смены осталось менее получаса, после чего можно будет завалиться на койку в тёплой казарме и подремать часика полтора.
– Пауль, а ты слышал рассказы пилотов про птиц, которые могут в людей превращаться? – тихо спросил его юнец.
– Не слышал и тебе советую про них забыть. Забыл, как наказывали лётчиков? – зло прошипел бывший портной. – А нас за них на фронт отправят.
– Но…
– Тем более, что ты сам не уверен, что видел птицу на самолёте. Так? – перебил его мужчина.
– Так, – вздохнул юнец и кивнул.
Когда немцы ушли, Паша взлетел обратно на самолёт и закончил работу. Постарался установить взрывчатку так, чтобы её в темноте в свете ручного фонаря было очень сложно рассмотреть, если вдруг часовые решат на обратном маршруте ещё раз взглянуть сюда.
Когда последняя заготовленная бомба встала на место, соколы вернулись к волколакам.
– Ну, как? – тут же набросились те на них с вопросами.
– Все до последнего заминировали, ещё и на бочки с бензином хватило. Часа через полтора первые заряды рванут.
– Есть время для перекуса, – тут же заявил старший среди волколаков. – Мы решили одни не есть, вас ждали.
Метаболизм у оборотней был очень высоким. Находясь в своей второй ипостаси, они сжигали энергию, словно уголь в топке паровоза. Причём у пернатых метаболизм был даже сильнее, чем у их товарищей с серой шкурой.
– Поддерживаю, – довольным тоном сказал Терешков, следом чуть виновато добавил. – Только у нас сладкий чай и бутерброды с древесным мясом. Сами знаете, что много груза мы с собой брать не можем. А вяленое мясо весит немного.
– У нас на всех хватит, – успокаивающе махнул рукой в ответ старший волколак.
– Ну, поснедаем, чем бог послал, – за ним произнёс другой волколак и стал выкладывать из ранца съестные припасы. А бог в лице партизанского повара им послал варёный картофель, тонкие ломти жареной кабанятины, варёные куриные яйца, свежий хлеб их смеси ржаной и пшеничной муки. Во флягах плескался сладкий крепкий чай. Вообще, сахар в питье через некоторое время вызывает жажду. Потому сладкий чай для долгих рейдов плох. Но с другой стороны – это дополнительный источник энергии, которой оборотням требовалось куда больше, чем обычным людям. А жажду можно и снегом заглушить, хотя он утоляет её в несколько раз хуже простой воды. Дополнительно к напитку в качестве десерта шёл трофейный шоколад. И питьё, и продукты были горячими благодаря амулетам, которыми снабдил лорд своих людей.
Оборотни неторопливо и с аппетитом поели, умяв все припасы до последней крошки. И потом около сорока минут ждали того момента, когда сработает первая закладка.
И вот он – долгожданный взрыв!
На удивление грохнуло несильно. Или просто партизаны находились достаточно далеко от аэродрома. Зато следом заверещали несколько ручных и электрических сирен, да так громко, что от их резкого и неприятного звука все полуэльфы скривились, будто от зубной боли. Соколы обернулись в птиц, долетели до аэродрома и стали кружить над ним в паре сотен метров. Волколаки в зверином образе подобрались и того ближе, закопавшись в слежавшийся снег всего в нескольких десятках метрах от колючей проволоки.
Уже скоро раздался второй взрыв, третий, четвёртый…
А потом грохнуло в районе цистерн с топливом. Миг спустя там родился огненный шар, который взлетел высоко вверх, превратившись в багрово-оранжевый одуванчик на чёрной ножке. Горящим топливом накрыло пожарный грузовик с расчётом, оказавшегося слишком близко от места взрыва. Досталось и ближайшим патрульным.
Пауль после того, как его и напарника сменила следующая пара караульных, так и не заснул. В груди поселилось непонятное чувство, не то страх, не то раздражение на кого-то, не то дурное предчувствие. И когда за стенами казармы раздались взрывы и заорали сирены, он подумал:
«Я так и знал».
При этом даже толком не мог сформулировать, что же он под этим подразумевает. Слетев с койки, он стал торопливо натягивать форму, про себя надеясь успеть поймать напарника для серьёзного разговора до того, как тот совершить какой-нибудь необдуманный поступок. Его он нашёл уже на улице. Юнец стоял с винтовкой рядом с вышкой в тридцати метрах от казармы и смотрел на поднимающуюся огненную «шапку» там, где хранились запасы топлива на аэродроме. Если бы не требования безопасности, которые регулировали расположение такой опасной матбазы, то волна горящего бензина с лёгкостью накрыла бы половину самолётов и жильё лётчиков с аэродромной обслугой, в том числе и батальоном охраны.
– Пауль, я же говорил, что видел там птицу, – дрожащим голосом произнёс он. – Я же говорил… надо было сообщить про неё. Ведь лётчики говорили про птиц…
Мужчина схватил паренька за ворот шинели и потащил в сторону, подальше от боевых товарищей, чужих ушей и языков, которые могут потом донести их разговор тем, кому его знать совершенно не нужно.
– Слушай, ты, – прошипел он ему в лицо, – заткнись, понял меня? Если ты скажешь кому-то, что видел что-то странное перед взрывами и не доложил, то ты уже не отделаешься фронтом. Нет, тебя трибунал поставит к стенке, как свинью приговорит к бойне. Хочешь встать перед расстрельным отделением, ну, отвечай?
– Н-нет.
– И ещё запомни вот что, – напоследок добавил портной из Брилона. – Если проболтаешься, то я буду отрицать все твои заявления. Мне ты во время дежурства ничего не говорил, вёл себя, как замороженный сопляк, а я ничего не видел и не слышал, – после чего отпустил шинель юнца.
Идею Шелехова про создание ложного лагеря я решил взять на вооружение. Кстати, сам он отправился в Лепель за радиостанцией и для «посмотреть». Уверен, что второй пункт для него был важнее. Наверняка хотел оценить действенность моих оборотней и амулетов в настоящем бою. Сам я в то время, когда кулебякинцы рвали глотки сонным нацистам и жгли их в казармах, чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег. Шутка ли – провести через перерождение в оборотней почти шесть десятков людей! Пусть девяносто процентов там были простые. Не матёрые, как мои подчинённые, но и на них тратилось немало моих сил. Это только со стороны кажется, что я просто так сижу на троне с короной на голове. Если бы не насыщенный магический фон в моём основном лагере, то никогда не взялся бы за пару дней столько людей, так сказать, переработать.
Из минусов хочу отметить тот момент, что я опять лишился почти всех запасов первичного сырья. Немецкие бомбардировщики ушли на ингредиенты, требуемые для перевода простых разумных в оборотней-полуэльфов.
«Опять придётся искать сырьё, – с неудовольствием подумал я после ревизии. – Демоны, кто бы знал, как мне это надоело».
Сейчас я был не в состоянии заниматься магией. А без неё не создать отвлекающий ложный лагерь, так как строить настоящие шалаши где-то среди незамерзающих топей я не хотел. Нерационально. Куда проще создать пару амулетов с иллюзией такого лагеря и окружить его тремя-четырьмя отпугивающими амулетами, чтобы никто не смог пробраться в то место. Пусть немцы с воздуха бомбят, тратят боеприпасы, моторесурс и распускают пугающие слухи. Всё это мне только на руку.
Сначала я думал отправить фей продолжить копать котлован. Сотню тонн грунта с камнями они мне за пару дней добудут. Потом прикинул трудозатраты, время и количество сырья на выходе после переработки в Очаге и решил не торопиться с принятием решения. Тем более, там и так уже появился стараниями маленьких ручек гигантский котлован как в глубину, так и в ширину.
Чуть позже, когда я отлёживался после посиделок на троне, мне в голову пришла другая мысль. На неё меня натолкнули воспоминания о моей первой – и последней на данный момент – диверсии на железной дороге. Сначала я хотел пустить под откос состав, добить выживших немцев и с помощью фей перетащить хотя бы пару десятков тонн стали в виде колесных пар вагонов. Уж с таким грузом летающие крохи легко справятся сообща. Это не грузовики таскать. Суммарная сила фей одного древа равняется весу двух тяжеловозов. Это навскидку, точно я не проверял, не до того было. Стальное колесо весит куда как меньше лошади. И два стальных колеса на оси вряд ли будут весить больше двух ломовиков. Ко всему прочему сталь у них высокого качества, то есть, отлично подойдёт для трансфигурации.
Потом у меня мысль скользнула ещё дальше. Ведь зачем все эти лишние телодвижения, риски, когда можно просто взять рельсы? Феям с их магией и недюжинной силушкой ничего не стоит разобрать железнодорожные пути. На данный момент у меня уже семь древ? Хм, или восемь? Зараза, совсем из головы вылетело со всеми этими хлопотами. Ладно, не важно, пусть будет семь. Семь древ – семь рельсов. Или даже четырнадцать, если дать команду феям отнести подальше от полотна первую партию трофеев, спрятать в снегу и вернуться за следующей. Затем точно так же нести добычу в лагерь. Каждая рельса при её длине и толщине весит около тонны, плюс-минус центнер. Четырнадцать тонн будет достаточно, чтобы заказать кое-какие ингредиенты в очаге, чтобы наделать из них маскировочных и отпугивающих амулетов и перевести в матёрых оборотней часть кандидатов из второго, гражданского лагеря. Потом можно повторить акцию, только перед этим вырастить ещё два или три древа с феями. Единственное, что может подпортить исполнение плана – это непоседливый характер малявок. На обратном пути они будут заняты тяжёлой работой. Но вот демоны только знают, что они могут отчебучить на пути туда. А ведь дорога к «чугунке» не близкая, несколько десятков километров отсюда.
Несколько минут я прикидывал возможные последствия этой идеи. По всему выходило, что плюсы перевешивают возможные негативные моменты.
– Купава! Василиса! Всех старших фей ко мне зовите! Есин! Иван, зайди ко мне! – прокричал я в окно. Когда все нужные лица собрались у меня, я поставил им задачу, над которой недавно думал. Сделал особенное внушение старшим феям, чтобы они следили за своими неугомонными подчинёнными. Есину пообещал все кары небесные, если он решит заняться «попутным» истреблением поголовья немцев. А то есть за волколаками такой грешок. Они вроде настоящих волков в овчарне. Те пока не вырежут всё стадо, ни за что не уйдут из неё.
Оказалось, что у меня не семь и не восемь древ Фей, а девять! И когда я только сумел столько вырастить? Но сейчас мне это было только на руку. Восемь старших с их подчинёнными я отправил на север к железной дороге, соединяющей Полоцк и Витебск. А одну, Сияну с её взводом оставил при себе.