Лорд 2

Глава 2

Подумал-подумал и решил, что на разовую акцию не стоит тратить драгоценный орихалк. Для амулетов сгодятся и костяные, раз им работать только несколько часов. Мало того, я чуть не совершил серьёзную ошибку. Всё дело в том, что я посчитал количество амулетов на всех членов экипажа тех трёх-четырёх самолётов, о которых сказал Илье. Вот не разбираюсь я ещё до конца во всём этом технологическом изобилии, которым представлен местный мир! Потому и посчитал, что для управления самолётом требуются все авиаторы. Лишь решив отдельно обговорить детали с советским лётчиком, я узнал, что для взлёта, короткого полёта и грубой посадки достаточно будет всего одного пилота. То есть, хватит одной волшебной безделушки на один самолёт. И тогда их количество можно смело увеличить вдвое. Втрое… нет, пожалуй, это перебор. Ведь важно не только подчинить вражеских поводырей воздушных механизмов, но и спрятать их быстро и хорошо.

В качестве амулетов я решил использовать клыки секачей с колечком из тонюсенькой орихалковой проволоки. Работы такого амулета хватит от трёх до шести часов – вполне достаточно, чтобы держать вражеского пилота под контролем во время перелёта от Витебска до моего леса. Куда сложнее оказалась и заняла намного больше времени подготовка маскировочных амулетов для сокрытия посадочной полосы для будущих трофеев. Феи успели её подготовить, разведчики вернулись с данными, а я всё ещё возился с этими волшебными поделками. В этом деле одноразовость не вариант, ведь самолёты какое-то время будут находиться на открытом пространстве в ожидании, когда их разберут на куски и отправят в переработку.

Наконец, после недели работы на износ одиннадцать амулетов были готовы. Три из них закроют будущую посадочную полосу. Остальные на несколько часов превратят немецких пилотов в мои марионетки.

– Рассказывайте, что узнали, – обратился я к оборотням.

– Скорее высмотрели, – с толикой обиды сказал в ответ Семянчиков. Намекал, что я так и не выполнил своё обещание по поводу обучения их немецкому языку, и парням пришлось полагаться лишь на свои глаза. Но что делать? Амулеты мне были важны, потому свои силы и время потратил не на ритуал, а на них. – Есть недалеко от Витебска крупный аэродром с бомбардировщиками. Там на двух полях садятся два типа самолётов. Это «хейнкели» сто одиннадцатые и восемьдесят восьмые «юнкерсы». В каждом тонн десять точно есть, сплошь железо, дерева нет или мы его не нашли. В ширину крылья у них двадцать и двадцать три метра. Меряли бечёвкой с узелками, так что, могли и ошибиться. В длину один пятнадцать, второй примерно восемнадцать. По четыре человека экипажа в каждом. Летают почти каждый день на восток, наших бомбят, суки рваные, – тут у докладчика непроизвольно вырвался горловой рык.

– Успокойся, скоро перестанут, – поставил я на место подчинённого. – Простой злостью не поможешь своим.

– Извини, Киррлис, – виновато опустил голову оборотень.

– Так, что дальше? Как там с охраной, сколько часовых?

– Очень хорошая охрана, но только против обычных людей, – усмехнулся Иван и переглянулся со своим тёзкой, что также сидел сейчас с довольной улыбкой на лице. – Четырнадцать вышек с пулемётами, пять дзотов, три забора с колючей проволокой и минные поля с двух сторон. На территории шесть зениток крупного калибра и столько же малого. Охраняет территорию народу с батальон где-то. Всего там четыре казармы для лётного состава и охраны, есть небольшое здание, где немцы хранят продукты и харчуются…

– Вот бы их там потравить извергов, – прервал парня Прохор.

– Однажды сами сдохнут, – поморщился я. – Всех немцев убить не в моих силах. Итак, когда самолёты захватим, нанесём Германии урон, как целый армейский полк.

– Точно, можно будет и медаль, а то и орден получить за это, – подхватил Илья. – Самолёты с обученным экипажем стоят очень много.

– Мне продолжать? – с обидой поинтересовался Семянчиков.

– Да, Иван, извини, мы тебя слушаем.

– У батальона есть три бронетранспортёра, один лёгкий танк и пять грузовиков. В трёх местах стоят замаскированные лёгкие пушки тридцати семи миллиметров. Ещё есть четыре миномёта пятьдесят миллиметров. У некоторых солдат я видел подсумки с винтовочными гранатами…

Услышав упоминание об этом оружии, я невольно поморщился. В памяти ещё было свежо воспоминание, как немцы убийственно удачно отстрелялись по варгам такими гранатами.

– … в целом, с нашими силами даже не стоит и пытаться в открытую нападать на аэродром. Мы, конечно, там всё и всех побьём, но наши потери будут огромные, – подытожил Иван. – Нужно тихо, как мы с Ванькой, прокрасться мимо постов, забраться внутрь самолётов перед вылетом и сидеть там под амулетами скрыта. Места там мало, но пилоты под воздействием магии не заметят вас даже в том случае, если будут прижиматься к вам боком. Потом перебить экипаж, который не нужен для полёта, загипнотизировать лётчика и лететь сюда.

– Эх, жаль танк в самолёт не засунуть, – вздохнул Прохор. – Энто ж сколько бы хорошей стали привезли бы сюда!

– Борода, да танк твой весит, как два самолёта, – хохотнул Семянчиков. – Как же его тащить по воздуху-то?

– Сам борода, – не остался в долгу беролак. – Магия ещё не то могёт.

Их перепалку прервал Илья. Он мельком взглянул на них, потом посмотрел на меня и спросил:

– А когда пойдём за самолётами?

Эти слова заставили всех замолчать и уставиться на меня.

– Через несколько дней. Мне нужно отдохнуть после амулетов, восстановить резерв маны, – ответил я им. – Без магии на такое опасное дело я не пойду. Такой риск мне не нужен.

В глазах помощников мелькнуло разочарование. Они-то считали, что я сорвусь в путь чуть ли не сегодня вечером. А тут такой ответ.

А на следующий день в лагерь пришёл на лыжах Тишин с интересной новостью, которая отодвинула рейд на аэродром ещё на несколько дней. Алексей сообщил, что в Лепеле среди немцев появились несколько кандидатур для вербовки в «кровники». Подразумеваю тех, кто даст мне на своей крови рабочую клятву верности. Двое кандидатов занимают хорошие должности в комендатуре, ещё главврач военного госпиталя и командир механизированной роты. Последний командовал несколькими десятками водителей и двумя дюжинами грузовиков, развозящих грузы и людей по району до самого Полоцка и даже наведывались в Минск. Двое из них были тяжело больны, в их числе врач, подхвативший какую-то каверзную болячку, лечения которой не существовало в природе. По крайней мере, все лекарства оказались бессильны. Оставшаяся пара была просто очень жадной и за золото продала бы родных матерей с братьями и сестрами. Кто-то скажет, ну, зачем мне такие помощники? И будет неправ. Из этих врагов получатся отличные агенты, с помощью которых есть все шансы прибрать к рукам всю власть в оккупированном городке. Зачем мне там власть? Хех, лишней она точно не будет в условиях войны и в окружении врагов. К тому же, там есть место, откуда я собираюсь набрать себе помощников и воинов, что будут нечета той четвёрке немцев, про которую мне поведал Тишин. Я веду речь о лагере военнопленных, который расположен недалеко от железнодорожной станции. Кстати, упоминание его помогло успокоить моих подчинённых, расстроенных перенесением сроков операции с самолётами.

В трое саней погрузили небольшое количество одежды, обуви и одеяла, а также содержимое мясных и хлебных плодов. Хлеба было больше, так как значительную часть вяленого мяса с пищевых деревьев потребляли варги. Сани сделали Прохор и феи. По словам Тишина, сейчас в лагере около тысячи человек. И ещё около двух тысяч заключённых евреев в лепельском гетто, куда нагнали толпу народу три недели назад откуда-то с минского направления. Помочь всем я не могу, как бы ни хотел. Придётся выбирать, кому оказывать первую помощь – гражданским или военным. И так как я больше нуждаюсь в бойцах, то выбор очевиден. Обитателям гетто придётся подождать того момента, когда Лепель будет находиться под моей рукой.

В путь отправились мы все до единого человека. Тем, у кого не было лыж, их сделали феи. К слову сказать, я невероятно благодарен судьбе за то, что она наградила меня этими крохами-помощницами. Работницы из них вышли выше всяческих похвал! Ещё бы им спокойный нрав, но это уже мечты. Оборотни от лыж отказались и решили передвигаться в звериной ипостаси.

Встреченные немцы и полицаи, решившие проверить наш отряд, разве что честь нам не отдавали после того, как получали по мозгам ментальной магией. Плохо было только лишь то, что со всеми этими встречами у меня быстро уходила мана из резерва, ведь врагов обрабатывал я лично, чтобы сберечь амулеты на будущее и крайние случаи. Наконец, мы вошли в Лепель. Ещё час ушло на то, чтобы найти себе жильё. Чуть отдохнув, я с Тишиным отправился в гости с штабсинтенданту.

Тот с нашей последней встречи изменился заметно: помолодел, сбросив немало лишнего веса.

– Приветствую, герр знахарь, – широко улыбнулся он.

– Здравствуй, Ганс, – ответил я ему.

– Коньячку? – мигом предложил тот, стоило мне с Тишиным сесть на стулья за столом. – Чего-то ещё?

– Хватит чая. Если времени мало, то можно без него и сразу перейдём к нашим делам, – сказал я, затем вынул из кармана два маленьких, но очень тяжёлых кожаных мешочка. – Сразу начну с приятного. Здесь триста граммов чистого золота в слитках и пятнадцать старинных империалов, Ганс.

– Время для вас, герр знахарь, всегда найду, – бодро ответил он. После моих слов о содержимом мешочков, глаза его заблестели алчным блеском. – Чай у меня не самый хороший, увы, но даже мне не получается некоторые вещи получить.

Чай он заварил лично, но перед этим спрятал в соседней комнате своё золотое жалование. Я в этом деле скупиться не желал. Клятва клятвой, но слуга работает на порядок лучше, если она подкреплена платой. А та может быть любой: в виде презренного металла, услуг, потакании слабостей, поддержании стремлений с начинаниями и так далее.

– Итак, Алексей мне рассказал, что вы предложили ему завербовать несколько ваших соотечественников, – произнёс я, пока грелась вода в чайнике. – Уверены, что они пойдут на сделку со мной?

– Практически на сто процентов. А ещё их связи и возможности помогут в любом вашем деле, да и в моих делах тоже.

«Ещё бы ты не стал шевелиться, если бы не имел в этом деле определённую выгоду», – хмыкнул я про себя. – Меня это устраивает. Но, Ганс, не стану обещать, что с ними всё получится так же, как и с тобой. И если случится проблема, то… ну, сам понимаешь.

– Да и дьявол с ними, – абсолютно спокойно отозвался тот. – Других пришлют, с которыми получится сработаться. – Тут забурлил чайник, и немец на несколько минут выпал из беседы, занявшись кипятком, заваркой и чашками. – Так, держите чай, а ещё возьмите шоколад. Очень хороший, не эрзац какой-то. Мне его из Франции прислал товарищ.

– Очень вкусно, чай весьма неплох, зря ты на него клевещешь, Ганс, – сказал я, когда сделал несколько глотков горячего и ароматного напитка, а затем отломил кусочек тёмного и очень твёрдого шоколада.

– Наверное, я так и не привык к нему, – развёл тот руками. – Для меня коньяк лучший из лучших напитков. Когда болел, то только им и спасался. Может даже только благодаря ему я и сумел дотянуть до нашей встречи, герр знахарь, – мужчина после того, как обслужил меня и Тишина, налил себе в крошечную рюмку пахучего коричневого напитка и устроился за столом. Выпив первую порцию алкоголя, он вновь наполнил рюмку, но пить не стал, вместо этого посмотрел на меня и немного другим тоном, чем раньше, спросил. – Герр знахарь, могу ли я озвучить одну просьбу?

– Разумеется, Ганс, – улыбнулся я ему. – «Наконец-то, дошло и до самого важного, ради чего ты лично решил поухаживать за теми, к кому не испытываешь уважения, только страх и зависть».

Просто я был уверен, что вербовка той четвёрки, на которую он указал Алексею, была не самой главной причиной, зачем я ему понадобился в городе. Имелось нечто ещё более важное конкретно для штабсинтенданта.

– Недавно в город прибыл один из полицейских чинов. Его сильно заинтересовала моя деятельность помимо основной службы. Взятку он не взял, от моей помощи в ряде дел отказался, – сообщил мне немец. – Возможно, хочет меня подвести под трибунал по заказу моих недругов в Германии и Франции. Соответственно, наши с вами гешефты, герр знахарь, также пострадают.

– Хочешь, чтобы я решил вопрос с этим полицейским чином?

– Да, – кивнул штабсинтендант и одни глотком опустошил рюмку, быстро наполнил её и продолжил. – Но если будет возможно, то сделать это так, чтобы устранение выглядело… м-м… как бы так сказать… естественно, что ли. Не банальное убийство, а смерть от несчастного случая или вовсе тяжёлая болячка, зараза какая-нибудь. Что угодно, лишь бы полицейский перестал исполнять свои обязанности.

– На его же место пришлют другого?

– Разумеется, – подтвердил собеседник. – Но это займёт время, плюс надеюсь, что им окажется более гибкий и здравомыслящий человек, с которым я сумею найти общий язык.

Я задумался на несколько минут, перебирая в памяти свои куцые возможности по устранению людей без убийства оных. И придумал.

– Сумасшествие подойдёт? Заранее предупреждаю, что разум к человеку больше не вернётся.

– Это будет просто идеально, – обрадовался немец и опять опрокинул рюмку коньяка в себя, будто это был не напиток, почитаемый местными за благородный, а деревенский вонючий самогон, который только так и пить – залпом, чтобы нивелировать по максимуму неприятный привкус и запах. – Безумие на Восточном фронте стало массовым явлением. Никого не удивит, если его жертвой стал ещё один несчастный, приехавший из благословенной Германии.

– Проводишь к нему?

– Разумеется, – ответил Ганс.

Раздумывая над способами естественного удаления опасного немца из списка угроз, я вспомнил про своё обещание Семянчикову научить его и второго Ивана языку оккупантов. Ритуал для двоих провести не смогу, конечно. Но научить одного из волколаков мне по силам. И этот полицейский чин крайне удачно подвернулся. Как говорит иногда Прохор: одним выстрелом двух зайцев убью.

– Алексей, сходи за Семянчиковым. Дальше я с ним пойду, – повернулся я к своему спутнику. Чай ему не судьба допить, но так и не ради чаепития мы сюда пришли.

– Сделаю, – кивнул он и встал из-за стола.

Спустя сорок минут я с сопровождающими вышел из дома штабсинтенданта. Быстро поймав сани с извозчиком, мы добрались до комендатуры, где трудился обидчик Ганса.

– У меня пропуск только на одного, герр знахарь, – тихо сказал мне штабсинтендант. – Как вы пройдёте внутрь? После нападения партизан на Витебск контроль во всех важных зданиях ужесточён.

– Я справлюсь, – успокоил я собеседника. Я первым подошёл к часовым у крыльца и слабо махнул рукой в воздухе перед ними, использовав массовое ментальное заклинание. – «Эх, минус один накопитель в жезле».

– Герр полковник! – вытянулись оба солдата так, что в сравнении с их стойкой лом покажется гнутой проволокой. При виде этой картины глаза у Ганса стали размером с царские медные пятаки. Даже интересно стало, что же он там себе понапридумывал сейчас.

– Вольно, – тихо сказал я. – Это мой ординарец. Пропустить.

– Яволь!

Без проблем мы с Иваном прошли в здание, в очередной раз доказав, что магия – это сила! А магия в мире, где маг только один – это сила в квадрате. Оказавшись внутри, я активировал заклинание отвода зрения, чтобы не привлекать внимание окружающих и не оставить после себя никаких следов в памяти оккупантов и их лизоблюдов. Следом за нами в комендатуру вошёл штабсинтендант и, следуя нашим договорённостям, прошёл вперёд, не пытаясь нас найти. Дойдя до кабинета, где заседал его обидчик, он на пару секунд остановился напротив его двери, коснулся костяшками пальцев, будто хотел постучать. А потом сделал вид, что передумал и неторопливо ушёл прочь. Дальше дело было за нами.

Дверь оказалась незапертой, что сильно облегчило работу мне с Иваном. В противном случае пришлось бы деактивировать отвод взгляда, стучаться и ждать, когда дверь будет открыта. А ещё могло быть так, что сотрудник ГФП мог отсутствовать на своём месте.

Оказавшись в помещении, я ударил ментальными чарами оглушения по единственному человеку, что находился внутри. Он только и успел, что с удивлением посмотреть на открытую дверь.

– Свяжи его, – приказал я Семянчикову. – И рот заткни.

Путы и кляп уже были приготовлены. Моему помощнику оставалось только свести руки и ноги немца вместе, просунуть их в петли верёвок и туго затянуть. Он всё делал так, чтобы верёвки легли поверх одежды, иначе на коже останутся следы. Также бережно завязал немцу рот, после чего завязал полотенцем ему лицо. Можно было и сонными чарами его обработать, но я решил поберечь ману. Её и так уйдёт немало во время ритуала.

Спустя десять минут я и волколак покинули кабинет, оставив в нём немца, которого в свою очередь оставил разум. Верёвки с него сняли, одежду, как сумели, поправили, после чего усадили его в глубокое кресло с коричневой обивкой из потёртой кожи.

– Всё получилось? – с волнением спросил штабсинтендант, дожидавшийся меня и Семянчикова снаружи в санях.

– Да, – кивнул я. – Едем к доктору.

– Прямо сейчас?

– Время ещё есть, так чего его зазря тянуть.

Врача в госпитале не оказалось, пришлось тащиться через половину города до квартиры, в которой жил немец. Здесь уже задействовал свою власть Ганс.

– Адольф, я привёл к тебе доктора, – почти с порога сообщил хозяину квартиры штабсинтендант. – Он точно может помочь тебе, но сперва он желает с тобой переговорить кое о чём.

– Я сам доктор и знаю, что помочь мне может только Дева Мария или сам Господь, – хриплым простуженным голосом отозвался объект нашего с Гансом интереса. Это был мужчина возрастом около пятидесяти лет, высокий и худой, как телеграфный столб. Из-за возраста и роста он сильно сутулился. Лицо такое же худое и вытянутое, как и его фигура. Нижняя челюсть массивная, левый глаз то ли прищурен, то ли это физиологическая особенность немца. А может, последствия старой травмы или результат болезни, что его сейчас убивает. Ещё я отметил, что от него сильно пахнет свежим спиртным и перегаром от ранее употреблённого.

«Почти отчаялся уже и смирился со скорой смертью, – подумал я. – И это неплохо, легче будет заставить его дать мне искреннюю клятву верности».

– Он тебе точно поможет, как помог мне. Я же тебе рассказывал, что умирал от крайней стадии туберкулёза. Посмотри на меня – я умираю?

Врач перевёл взгляд с Ганса на меня, потом вновь посмотрел на него, и опять вернулся к рассматриванию меня.

– Хорошо, проходите, – наконец, сказал он и отступил назад, приглашая войти в коридор. – Дверь за собой закройте.

Угощать нас чем-то и как-то растягивать разговор перед процедурой осмотра он не стал. Сразу предложил перейти к делу. Уже через десять минут я почти точно знал, с чем придётся иметь дело. Во время магической диагностики я почувствовал жизнь внутри умирающего и сумел рассмотреть ауру животного, которое свило себе гнездо в правом боку врача.

– Шарлатанство, – процедил он сквозь зубы и со злостью спросил. – Ну, что ты мне скажешь, унтерменш?

– Для начала я советую тебе не грубить тому, в чьих руках находится твоя жизнь, – ответил я ему и пристально взглянул ему в глаза. Моего взгляда он не выдержал и быстро отвёл свой в сторону. – Обращайся ко мне по имени – Киррлис, или как это делает Ганс – герр знахарь или герр доктор. Теперь по поводу того, что я тебе скажу. В твоей печени живёт паразит, скорее всего, это червь размером в пять твоих ростов. Живёт уже давно, несколько лет точно. И он бы дал тебе ещё несколько лет жизни, если бы не смена климата, частые нервные переживания, недосыпания и употребления алкоголя с плохой пищей. Сейчас же тебе осталось жить несколько дней.

Тот вздрогнул, словно после пощёчины.

– Как?!. А-а, впрочем, неважно, – пробормотал он. – Чёртова Африка и её дьявольская вода, в которой даже после кипячения живут паразиты, – он вздохнул, посмотрел на меня исподлобья и спросил. – Что вы хотите от меня, герр знахарь?

В последних словах у него проскочил сарказм, на который я решил не обращать внимания.

– Вы станете работать на меня. Для этого дадите клятву на крови, – ответил я.

– Расписаться кровью? Будто душу дьяволу продаю, – скривился он, затем повернул голову в сторону штабсинтенданта. – Ганс, ты свою продал?

– Душа при мне, Адольф. Что же до работы с господином Киррлисом, то я ничуть не жалею об этом.

– Работа… вот как сейчас называется предательство своей Родины.

– Я не предавал Германию и не предаю! Я её спасаю! – повысил голос мой «кровник». – Наша страна проиграла эту войну, в которую нас втянули английские евреи. Они же сунули во власть своего ставленника – этого еврея Шикльгрубера, жалкого ефрейтора и ещё более жалкого художника! И я, как и многие настоящие сыны третьего рейха делаем всё, чтобы страна не стала той клоакой, в которую превратилась Германия после Версальского договора. Если ты видишь в этом предательство, то пусть, мне плевать! Можешь подохнуть со своей ложной гордостью и не увидеть, как великое государство, давшее миру множество учёных, музыкантов, учителей и военных окончательно будет разорвано на куски и перестанет существовать. Или встать на мою сторону и если понадобится, то умереть. Но сделать это с чувством, что принял участие в спасении Германии!

«Как же здесь не любят евреев. Интересно, есть за что или это просто точка сосредоточения мировой ненависти человечества, которому просто необходимо куда-то сбрасывать свою злость? – подумал я, слушая эмоциональную речь штабсинтенданта. – А Ганс-то, оказывается, тот ещё патриот и даже сумел найти оправдание своему служению мне».

– Как спасение Германии связано с присягой этому человеку? – доктор указал на меня.

– Если такие, как герр знахарь сражаются против нас, то не будет нашей победы, не будет счастья у немецкого народа, когда не вернутся домой лучшие сыновья Рейха, прольётся слишком много крови и слёз, – уже намного спокойнее произнёс Ганс. – У нашей армии нет ничего и никого, кто бы сумел что-то противопоставить ему. Если бы он не был против войны, то наша армия давно бы умирала от страшных болезней. Некому было бы держать винтовки в руках. Уж поверьте, я знаю, о чём говорю и хорошо представляю возможности господина Киррлиса.

– Ты убивал немецких солдат? – хмуро спросил меня Адольф.

– Да. И буду убивать дальше, пока они не покинут чужую землю, – спокойно ответил я.

– Проклятье, – едва слышно буркнул доктор.

– Добавлю ещё, что для вашего спасения придётся убить одного из ваших соотечественников. Выбора особого нет – или он, или вы, – всё тем же спокойным тоном продолжил я и решил добавить чуть-чуть пафоса и мрачности в равных долях. – В книге Мёртвых уже вписана свежая душа, твоя, доктор! – перешёл я на «ты» с немцем. – Нужна другая, чтобы её заменить.

– Мне нужно подумать, – не поднимая на меня глаз, тихо произнёс Адольф.

– Адольф!..

– Оставь его, Ганс, – остановил я своего спутника, потом обратился к доктору. – Я дам тебе времени до завтрашнего вечера. После пяти будь здесь и жди меня. Если тебя здесь не будет или ты не откроешь дверь, то посчитаю это за отрицательный ответ. Напомню, что жить тебе осталось всего несколько дней, и только я могу отвести от тебя смерть. До завтра.

Уже на улице Ганс сказал мне:

– Зря не дали мне додавить его, герр знахарь. Я бы сумел его уговорить принять ваше предложение. А сейчас как бы он не совершил какую-нибудь глупость.

– Не совершит, – успокоил я его. – Пожалуй, раз с одним пациентом не вышло, то можно посетить другого.

– Поздно уже, комендантский час начал действовать.

– Мне это никак не помешает передвигаться по городу.

– Я к тому, герр знахарь, что придётся пешком идти. Так как все возницы уже разъехались по домам, – уточнил он.

– Дойдём, ходить на свежем воздухе полезно.

Немец ничего не сказал в ответ, но всем своим видом показал, что эти прогулки на морозе полезны кому угодно, но только не ему.

Следующий больной был из комендантских служащих – помощник военного коменданта по каким-то делам. Сейчас он отлёживался дома из-за обострения болезни. Он, как и недавно Ганс, часто плевался кровью с гноем и испытывал сильные боли в груди и трудности с дыханием. Но болел не туберкулёзом или чахоткой, как называли эту болячку простые люди. Диагноз – множество мелких опухолей и гной в правом лёгком, которое уже почти не работало. Избавить своими силами его от болезни я не мог, требовался ритуал жертвоприношения или огромный запас маны, чтобы перевести её в жизненную энергию. Стоит ещё сказать, что «комендач» был зол на командование и фюрера, которое вместо лечения направило его служить, мол, ты же патриот. В итоге всё вышло с точностью до наоборот: вместо патриотизма с каждым днём, который усиливал мучения, в душе у Клоса Фишера зарождалась ненависть. Дело дошло до откровенных злых высказываний им в адрес страны и правительства. К счастью, он только-только перешёл к этой вехе и ещё не успел разрушить свою карьеру и авторитет. За моё предложение сделать его здоровым, он ухватился, как хватается утопающий за соломинку. Поклясться кровью, при этом искренне желая служить? Ха, да легко! После того, как я применил к нему несколько средних лечений, и это заметно улучшило его здоровье, он поклялся мне в верности. Магия подтвердила его искренность. Осталось только провести ритуал, чтобы полностью вылечить немца. Но этим я займусь завтра, заодно и начальника госпиталя избавлю от огромного червя, проевшего печень.

Так я получил уже двух вассалов, верность которых в этом мире невозможно перекупить или разорвать связь вассал-сюзерен. А после согласия доктора у меня будут трое. Если ещё и оставшаяся парочка кандидатов не подведёт, то получу уже пятерых. Целых пять агентов в стане врага, пять обладателей немаленьких должностей, чьи возможности однажды сильно мне пригодятся!

Покинув квартиру Фишера, я попрощался на сегодня со штабсинтендантом и отправился с Иваном домой к Тишину. У него нас дожидались все мои помощники.