Лорелея

1 мая

— Эй, парень! — девушка помахала рукой перед глазами Артура, взгляд которого был сосредоточен на двери.

Он ждал. Дверь открывалась и закрывалась, тесное помещение «Планте» наполнялось новыми людьми, которые, будто пришельцы из потустороннего мира, проплывали мимо него, не привлекая внимания и растворяясь в глубине зала.

Он ждал. Она могла появиться в любой момент, как и тогда; сотканное из лунного света видение, таинственная Фата Моргана — и та юная девушка, что предстала перед ним вчера, трогательно-беззащитная и бесконечно усталая.

Он ждал. И был готов встретиться лицом к лицу с этим чудовищем, дать ей отпор и защитить себя, если понадобится. Он не знал, что в голове у вампирши, о чем она думает и не выжидает ли подходящий момент, чтобы вонзить свои зубы в шею, его или чью-либо другую.

— Что?.. — он вернулся в мир реальный.

— Да, говорю, знаю я, кого ты ждешь! Я сяду, ага?

Не дождавшись ответа, официантка поставила на стол поднос с грязными стаканами и села рядом с Артуром, наспех вытирая руки о кокетливый фартучек с не особо свежим кружевом.

— Откуда вы смогли это узнать, мисс…

— Жанетт, Жанетт, познакомились уже, что ж ты забываешь-то!

— Откуда вы смогли знать, кого я жду!

— О-о-о, «молодая леди в белом», — передразнила она его английский акцент. — Знакомо, м-м?

Артур оторвал, наконец, взгляд от двери, и повернулся к своей собеседнице, которая методично накручивала темный локон на палец.

— Мисс Жанетт, я буду вам бесконечно признателен, если вы расскажете мне все, что знаете! — его тон моментально изменился, и девушка хихикнула в кулачок.

— Да ладно, ладно, расскажу! Ты как ушел тогда, а я задумалась сразу, что за леди такая у нас может быть. Нет, у нас, конечно, всякие бывают, — она кивнула в сторону весело смеющейся красотки, сидящей на коленях мужчины в углу зала, — но твоя, я сразу поняла, не какая-нибудь там catiche. А приличные дамы сюда редко заглядывают, не женское это место, сам понимаешь. Но именно такую, в белом, я тут видела пару раз, она ближе к ночи появлялась. Никак не пойму, что ей тут делать было, ей-богу!

— И что же она тут делала?

— Да не делала она ничего, в том-то и дело. Молчаливая всегда такая была, все сидела в своем углу, да на людей вокруг смотрела так внимательно-внимательно. Иногда подсаживался к ней кто-то из художников этих модных, да и все. И я что заметила — она не заказывает ничего, а если угостят ее вином или абсентом, то и стоит полный бокал, так и не притронется. Ну и зачем, спрашиваю я, приходить?..

— А еще? Она… — «убивала кого-нибудь?» — чуть не вырвалось у Артура, но он сдержался. — Она… нормально себя вела?

— Ну да, — девушка непонимающе пожала плечами. — Такая вся из себя, как ты там сказал — «леди». А сама-то, ну посмотрела я на нее — девчонка девчонкой, и сдалась тебе она? Хотя — твой выбор, нравится тебе, так пусть твоей будет.

— Жанетт, да сколько тебя ждать! — грозный голос из подсобного помещения перекрыл даже пьяный смех за соседним столиком.

— Ах, нет, ну что такое! Ни секунды отдыха, — официантка раздосадованно всплеснула руками, и под звон стаканов, чудом удержавшихся на подносе, отправилась прочь.

— Какая милая девушка. Не хотелось прерывать вашу беседу, — улыбнувшись, Мицци села напротив Артура.

Вампирша появилась бесшумно, ниоткуда, и юноша вздрогнул от неожиданности, едва услышав ее голос, который он не забудет уже никогда и не перепутает ни с каким другим.

— Что ж, ты опять заставила меня прийти против воли, скоро это станет привычкой.

— Я не заставляла, — покачал головой девушка. — И ты это знаешь, зачем обманывать себя.

— Хорошо, и что ты хочешь от меня?

— Я хочу быть с тобой. Разговаривать. Видеть тебя. Неужели это звучит так странно?

Артур посмотрел на нее с осторожным удивлением.

— Более чем. Я бы меньше удивился, скажи ты, что хочешь выпить мою кровь. Так было бы честнее.

— Я не говорила, что не хочу этого, — она улыбнулась. — Ты просто не знаешь, что это такое — жажда крови. Не можешь себе даже представить. Но я… Просто допустим, что я не хочу убивать тебя сейчас.

— Не могу, — честно сказал он, прямо глядя на сидящую перед ним вампиршу.

Она выглядела обычно — она могла казаться человеком, если того хотела. Рыжеватые волосы стянуты сзади в пучок, по вечернему открытое современное платье со множеством оборок и кружева, тоненькая золотая цепочка на шее, легкий румянец на нежной фарфоровой коже… Артур подумал, что, должно быть, она уже утолила свою жажду, и оттого ее лицу вернулся человеческий оттенок. Может быть, она не хочет убивать его сейчас, но это лишь вопрос времени.

— Я не знаю, о чем думают вампиры, когда смотрят на людей. О том, как сильно хотят крови? Или как лучше их убить, чтобы не привлечь внимания? А, может быть, они завидуют людям, вспоминают себя до того, как продали душу дьяволу, подписавшись на вечную жизнь?

— А может быть, они просто хотят жить? Жить, как все.

— Как все люди? Но вампиры-то уже давно не люди!

— Люди смертны. А я… Я просто не хотела умирать, — тихо проговорила Мицци. — У меня был выбор, и я его сделала. Вечная жизнь в обмен на то, кем я стала. Спать в гробу, скрываясь от солнечных лучей, убивать других для продления своей жизни, жить в вечном холоде и темноте — я знала цену и готова была ее заплатить.

— И что, ты довольна? Неужели это ты называешь жизнью?

— Да! — с вызовом произнесла вампирша. — Это жизнь, какой бы она ни была. В отличие от свифтовских струльдбругов я не старею, я все так же молода и прекрасна, как и век назад. Ты не можешь этого понять, ты никогда не был так близко к смерти, как я. А я видела Ее лик, чувствовала Ее дыхание позади себя… И теперь не хочу встречаться с ней как можно дольше!

— И вместо себя ты отправляешь навстречу Смерти других.

Мицци опустила свои пронзительно-изумрудные глаза, пряча взгляд.

— Я не всегда убиваю. Это не обязательно. Мы можем обходиться без убийств, выпивая не всего человека. Но это… это так сложно.

Она замолчала, не глядя больше на Артура, и он внезапно почувствовал себя очень неловко рядом с ней. Конечно, ему не было жаль кровопийцу. Он даже не мог себе представить, чтобы она могла вызвать чувство жалости в ком-либо. И тем более он никогда бы не простил ей нападение на себя, и что уж тут было говорить о тысячах убитых ею. Просто почему-то именно в этот момент он подумал: а все ли о вампирах ему рассказали охотники? И все ли они знают сами.

— Каково это, быть вампиром?

— Что?

— Мне интересно. Я смотрю на тебя и думаю: что скрывается за этой красотой, ради которой любой был бы готов пойти на все? Кто ты? Кто такие вампиры?

Они говорили громко, но никто не обращал на них внимания, не замечал, будто их здесь и не было. Отгороженные от тесной залы переполненного кафе вампирскими чарами, они сидели друг напротив друга, и в какой-то миг Артуру показалось, что они здесь совершенно одни, как были одни в толпе на залитой огнями Гранд-рю-де-Батиньоль.

— А кем ты хочешь меня видеть? Ведь лучше было бы, если бы все было так, как говорил Люк, правда? Я мало встречала вампиров — нас и правда совсем немного, а скоро, наверное, и того меньше станет. Не из-за таких, как Люк и Берже, нет. Просто слишком много меняется вокруг, слишком тяжело успеть за жизнью… Я же не зря вспомнила струльдбругов. Меня не покидает чувство, что я становлюсь такой же, как они. Не понимаю новой жизни, не успеваю за ней. Я стараюсь, бегу, но время быстрее меня. Странное ощущение, будто бы жизнь проходит мимо.

Она оглядела кафе равнодушным взглядом. Девушка-старушка. Артур вдруг подумал, что она жила еще задолго до его рождения. Интересно, каким она видела мир тогда и каким — сейчас?..

Мицци осторожно дотронулась до его руки своими холодными тонкими пальцами, так аккуратно и мягко, как будто боялась, что он отпрянет, вырвется, ускользнет от ее чар.

Но юноша не двигался, выжидающе глядя на вампиршу.

— Тогда все было по-другому. Мир сильно изменился, и я, я тоже старалась меняться вместе с ним.

— Ты читаешь мои мысли?

— Я не специально, — смутилась она. — Просто так получается.

— Не делай этого больше.

Артур отдернул ладонь и, скрестив руки на груди, откинулся назад на стуле.

— Я постараюсь. Ты даже не представляешь, как тяжело постоянно слышать все это в голове: шепот, крики, плач, страдания, смех — все сразу, одновременно, ты не можешь понять, что они произносят, а что думают, где заканчиваются их мысли и начинаются твои собственные! Мне хотелось закрыть уши руками и закричать, чтобы все замолчали и оставили меня в покое. Только спустя много лет я научилась не обращать на них внимания, и теперь уже не помню того времени, когда не слышала человеческие голоса.

— Я слышу один голос, и мне этого хватает. Он преследует меня уже несколько недель. Почему, Мария?

— Мне хочется, чтобы ты был рядом со мной.

— А мне хочется побыть одному хотя бы некоторое время. Я могу идти?

— Да, почему ты спрашиваешь?

— Я хотел бы надеяться, что никто не будет преследовать меня ни в темных подворотнях района Батиньоль, ни в моих снах, нигде.

— Никто не будет, — произнесла она и отвернулась.

Дверь кафе закрылась за Артуром с протяжным скрипом, и он, наконец оказавшись на улице, вздохнул полной грудью. Прохладный ночной воздух бодрил и отрезвлял, возвращая из мира грез в мир реальный. Юноша быстрым шагом направился прочь от «Планте», постоянно оборачиваясь, чтобы увидеть призрак дамы в белом, плывущий следом за ним. К сожалению, позади никого не было.

— Лорелея, скажи мне, кто ты?..

Артур смотрел через грязноватое стекло гостиничного окна на пустую улицу, на окна домов напротив, в которых давно уже погас свет, на весь Париж, который простирался перед ним. И который был ему теперь совершенно не нужен.

Ему мерещился полупрозрачный силуэт в белом платье, то появляющийся, то исчезающий и иногда лицо призрака появлялось на стекле, как в зеркале, и мягкий голос шептал совсем близко:

— Милый, не бойся меня, прошу, не бойся…

— Лорелея, куда ты меня манишь, почему?

— Ты сам идешь за мной, милый. Пусти меня, дай мне увидеть тебя вновь.

— Ах да, вампиры не могут проникнуть в дом без приглашения, разве нет? Кажется, мне что-то говорили об этом, — он нерешительно взялся за шпингалет окна, покрутил его из стороны в сторону, но все же не открыл.

— Ну что ж, раз они так говорили, значит, это правда.

— И я в безопасности в этой гостинице…

— Именно-именно.

— А ты можешь сидеть там хоть до рассвета, и ждать…

— Да, правда, тут не очень удобно.

— И холодно, наверное?

— Прохладно.

— Но стоит мне лишь открыть окно, как ты на меня набросишься и убьешь. А куда денешь труп? А следы крови?

— Об этом я не подумала. Значит, план придется отменить? Нет, слушай, я не шучу, тут очень неудобно!

Артур не смог сдержать улыбки. В конце концов, он сам звал ее, вот она и пришла.

Нужно быть осторожнее в своих словах. И мыслях. И желаниях.

Открыв окно, он увидел вампиршу, сидящую на узеньком карнизе окна. Три этажа вниз, кажется, мало смущали ее. Подобрав полы юбки, она аккуратно перекинула ноги через оконным проем и легонько спрыгнула на пол, оказавшись прямо перед Артуром.

Мицци впервые стояла так близко к нему. Нет, не впервые — быстро поправил он себя. Он уже помнил это мгновение — желание прижать девушку к себе, прикоснуться к нежной коже, а потом — в одно мгновение изменившийся взгляд и блеснувшие острые зубы. Она пугала его и одновременно притягивала.

Девушка небрежно поправила локоны, разметавшиеся от ветра, и улыбнулась.

Артур поймал ее взгляд — сначала рассеянный, потом сосредоточенный, он постепенно менялся, фокусируясь где-то чуть ниже и правее подбородка… Черт. Он сделал быстрый шаг назад, вампирша так же поспешно отвернулась, рассматривая узор на обоях. Орнамент из мелких зеленовато-желтых цветочков, кажется, всецело занял ее внимание.

— Уютно.

— Спасибо. Прекрасно выглядишь.

— Да, — смутилась она. — Это все новая брошка. Спасибо. А… я не помешала?

— Да нет, что ты, как раз вовремя. Не стесняйся, садись, — он обвел взглядом скромно обставленную комнату и пожал плечами. — Где-нибудь. Ты по какому-то делу, или так, просто?..

Девушка уселась на маленький диванчик у окна, подобрав под себя ноги, Артур сел рядом. К этой идиллической картине не хватало разве что горячего ароматного чая в красивых фарфоровых чашках, но его юноша даже предлагать не стал. Во-первых, откуда в три часа ночи у него в номере мог взяться чайный сервиз? А, во-вторых, он знал предпочтения своей гости.

Он уже давно перестал понимать, что происходит. Все равно назавтра это будет казаться сном… если он доживет до завтра.

— Артур, скажи, для чего ты приехал в Париж? — спросила она, хитро поглядывая на него. — Я думаю, ты оказался в «Планте» не случайно, так? Ты художник?

— Нет, не совсем. Ну, я имею к этому некоторое отношение… В общем, я изучаю искусство.

Он успел пожалеть, что так и не научился рисовать за все это время. Хотя, вспоминая нарисованную у тетушки Энн корову, Артур с горечью осознал, что этим талантом он был обделен всегда.

— Знаешь, я тоже когда-то его изучала, — Мицци кокетливо улыбнулась и доверительно наклонилась к нему, юноша в свою очередь с трудом заставил себя отвести взгляд от ее слишком откровенного декольте. — Один из тех художников, что собираются там вот уже много лет, Р., ты наверняка про него слышал, он даже нарисовал мой портрет, представляешь? В этой новой манере, ну, когда все так нечетко. Я сижу вот так, гордо смотрю прямо, и совсем-совсем не улыбаюсь. Ах, бедный Р., он так страдал, что я не могу позировать при дневном свете, говорил, что ему не нравится это освещение… Такой смешной! Знаешь, знаешь, это мой первый портрет!

— За столько-то лет?

Артур усмехнулся, глядя на нее. Она радовалась, словно маленький ребенок, получивший конфетку в яркой обертке. Все-таки вампирша была чертовски мила, хоть ее человечность и казалась слишком показной, слишком наигранной, слишком… слишком.

Но, во всяком случае, она старалась.

— А сколько тебе лет, Мария?

— Сто двадцать… Шесть? Не может быть, я забыла! Это так странно, я как будто и не заметила, как они прошли, — растерянно проговорила она. — Все слилось в одно.

— Ну еще бы, за столько лет! Неужели не скучно жить так долго? Я не представляю, чем можно себя занять все эти годы. Хотя мой дедушка Бартоломью, светлая ему память, дожил до девяноста лет, развлекая себя тем, что выводил из себя весь наш Сент-Клерс-гарден. О, это ему удавалось превосходно, к концу жизни он стал настоящим виртуозом своего дела!..

Мицци опять посмотрела на него с легким лукавством во взгляде и неожиданно подмигнула.

— Не скрывай, тебя ведь интересует все про вампиров, правда? Эти твои вопросы — они не случайны. Знаешь, я раньше тоже было очень любопытна…

Он пожал плечами, пытаясь казаться равнодушным.

— Не особенно. Вечная жизнь может быть привлекательной, но она не стоит такой цены. Жизнь без души — это не жизнь.

Вампирша замолчала. Задумчиво глядя куда-то в сторону. Склоненная набок голова, лицо с тонкими, застывшими чертами, локоны, падающие на плечи… И пустой, безжизненный взгляд. Фарфоровая кукла с острыми клыками.

— Я обидел тебя? — спросил он обеспокоенно, видя, что ее губы задрожали, как у маленькой девочки, готовой расплакаться. — Поверь, я не хотел, и уж тем более не думал, что скажу что-то новое для тебя. Да и я не думаю, что ты будешь спорить со мной.

— Нет, — покачала она головой. — Ты совершенно прав. Быть вампиром не так уж и весело, как я думала в начале. Эти ночи, которые тянутся бесконечно в одиночестве, дни, когда мечтаешь оказаться одной, отгородиться от призраков, и единственное спасение — сон, тяжелый, нечеловеческий, похожий на смерть. И эта кровь, которая становится вдруг самым главным в жизни, ее целью и смыслом. В этом ты не ошибся, и Люк все правильно тебе рассказал. О да, он многое знает о вампирах. Но это ведь еще не все!

— Я вижу, — произнес Артур задумчиво. — Охотники не сказали мне всего, и, пожалуй, я жил бы спокойнее, думая о вампирах как о трупах, которые встают из могил только для того, чтобы насытиться кровью, эдаких чудовищах, которые не думают ни о чем, кроме своей жажды, ну, ты понимаешь. Представить себе вампира, который учит иностранные языки или читает Гейне, я не мог.

— Просто у меня было слишком много времени. Артур, я… Понимаешь, они правы. Эти охотники. И Люк, и Берже, и все те люди, которые думают так же, как они. По дороге сюда я убила человека — мужчину, возвращавшегося домой из бара, которых теперь так много кругом, — Артур непроизвольно отшатнулся, и вампирша усмехнулась. — У него было трое детей, жена и мать, он любил музыку Моцарта, и терпеть не мог свою работу — он был стряпчим. Он родился в Нормандии и перебрался в столицу двадцать лет назад. Все это я узнала, отведав его кровь, порой она говорит больше, чем любые слова. Я убила его не потому, что была голодна. Я боялась… Ты не представляешь, Артур, как я боялась, что, придя сюда, я не смогу себя сдержать. Не смогу говорить с тобой, и буду думать только об одном…

— О крови.

— Да. Я слышу биение твоего сердца, я чувствую запах крови, пьянящий сильнее вина.

Она коснулась своей маленькой прохладной ладошкой щеки Артура. Неожиданно для нее он не противился.

— Твоя кожа теплая, — грустно вздохнула она, констатируя очевидный факт. — Согрей меня, Артур. Ты хотел знать, что значит быть вампиром, я ответила. Но это не все. Когда впереди тебя целая жизнь, ты можешь потерпеть некоторые неудобства.

— Мицци, Мицци, — прошептал он едва слышно. — Зачем ты встретилась у меня на пути? Что мне теперь делать со всем этим, с тобой, с собой?..

— Я не знаю, — так же тихо проговорила она. Или ее голос прозвучал у него в голове?

Она склонила голову ему на плечо, глядя задумчивым взглядом за окно, на темный ночной Париж. Артур провел рукой по ее золотистым волосам, успокаивая, как маленького ребенка, и аккуратно отодвинул от себя.

— Я бы многое отдал, чтобы встретить тебя раньше, когда ты была еще жива. Как давно это было…

— Я помню все так же отчетливо, как это было вчера. Солнце — тогда я не боялась его, я любила ощущать его на коже, подставлять лицо, отчего на нем появлялись эти смешные веснушки. И призраки тогда не приходили ко мне, как же хорошо, как спокойно было жить, не чувствуя их рядом!

— Но ты рассталась с такой жизнью. Ради чего? Тебя прельщала вечность? Чего ты хотела, Мария? Я смотрю на тебя и не могу понять одного — почему. Какие мотивы могут двигать девушкой такой молодой и прекрасной, чтобы она отвернулась от света навсегда? Или, может быть, это был не твой выбор? Что же произошло тогда, сто с лишним лет назад?

— Я расскажу тебе одну историю. Считай, что это всего лишь сказка, из тех, где Золушка не встречает своего принца, а Спящая Красавица засыпает навсегда. Представь себе долину Рейна весной, когда солнце выходит из-за облаков, а бесконечные дожди заканчиваются. Первая листва на деревьях, тихий прохладный ветер дует в лицо, и все вокруг оживает. Ты никогда не был там? Ты не представляешь, Артур, это самое прекрасное место на земле. Поэтому я никогда туда не возвращалась.

— Как же это? Ведь ты же сама говоришь…

— Я боялась разрушить это очарование старинных домов, маленьких узких улочек и Рейна, моего любимого Рейна, протекающего внизу. Весной он разливался так, что почти достигал нашего дома, и мы всякий раз боялись его неумолимой силы.

Я всю жизнь прожила там, близ города Бендорф, не представляя себе других мест и даже не мечтая о них.

«Когда-нибудь ты выйдешь замуж за богатого человека, и вы уедете в большой город, и ты поймешь, насколько та жизнь лучше», — часто говорила мне мать, мечтавшая вырваться из повседневности нашего городка, но я не понимала ее. Мне не нужны были далекие города, я мечтала всю жизнь прожить там, в доме на высоком берегу, чтобы, сидя в беседке на обрыве, смотреть на воды Рейна, на маленькие лодочки, проплывающие мимо, на высокие шпили и красные крыши домов. Но одновременно — вырваться из оков той бедности, в которой жила наша семья, навсегда покинуть тот маленький, тесный дом, где мне нечем было дышать.

И, как любая девочка, я мечтала выйти замуж за принца и жить в сказочном замке. Замков было много в том районе, где я жила — они стояли высоко, возвышались над всеми прибрежными городками, величественные и неприступные. Уже в то время многие были заброшены — стало модно жить в крупных городах, а не в старых крепостях. Гуляя по нашему городку, я иногда видела белые стены и приземистые круглые башенки одного из них. Знаешь ту принцессу, которая сидела в своей башне и грустно глядела вниз? Я представляла, какой прекрасный вид, должно быть, открывается оттуда, и мечтала очутиться на ее месте. Ведь у принцесс всегда есть деньги и куча драгоценностей. Они не задумываются о том, что сегодня нечего есть, а платье, донашиваемое за старшей сестрой, уже давно порвалось и превратилось в тряпку, — Мицци любовно расправила шелковую ленту на рукаве своего прелестного кукольного платьица, которое по нынешней моде состояло, казалось, из сплошных лент, оборок и кружева. И стоило немало денег. — Наша семья отнюдь не была богата, наоборот; и я ненавидела ту бедность и убогость, которая нас окружала. Мне противно было находиться в маленьком доме, скудно обставленном самой простой мебелью; живя в нищете, я мечтала о роскошных платьях и балах, о красивых украшениях и благородных кавалерах. Но вместо них получала быстрые поцелуи и ласки от давно знакомых мне парней и отдавала себя им в каком-нибудь темном углу, спрятанном от посторонних глаз. Я ждала любви, но не видела ее вокруг. Это было… грустно, пожалуй, но я не отчаивалась.

Потом пришла и любовь — появилась неожиданно, случайно заглянув в наш городок. Он был молод и прекрасен, как же сильно он отличался от всех, кого я знала раньше! Как будто пришелец из другого мира, он появился в разгар шумного майского праздника, когда мы все собрались на ратушной площади.

Мицци склонила голову на грудь Артура и, мечтательно прикрыв глаза, возвращала их обоих на век назад, за сотни километров на берега Рейна. Юноша не спешил прерывать вампиршу, ее сладкая, плавная речь убаюкивала, словно колыбельная, а сама она так уютно и просто устроилась подле него, как будто и вовсе самая обычная девушка сидела рядом со своим возлюбленным. Артур вновь неуверенно коснулся пальцами ее золотистых волос, при свете луны казавшимися совсем светлыми. Мягкие, легкие, как у живого человека. Мицци улыбнулась, но ничего не сказала.

Стоило Артуру закрыть глаза, и он будто сам оказался на маленькой площади, заполненной народом. Беззаботно и невыносимо громко играла музыка, оглушая и заставляя веселиться даже тех, кто этого не хотел. Низкие дома с покатыми красными крышами, крепко-накрепко построенные в стиле фахверк еще пару веков назад, плотно обступали клочок земли, залитый солнцем. Говорят, что по центральной площади можно составить впечатление о городе. Так вот, это был очень, очень маленький городок.

Молодые — да и не только — люди отплясывали что-то удалое и не особенно сложное, громко стуча каблуками по булыжной мостовой. Юбки девушек, и без того короткие, как носили тогда, да и носят сейчас порой в деревнях, взметались едва ли не выше их голов, рубашки под корсажами сползали от сумасшедшего ритма танца, оголяя плечи и грудь.

Ее он увидел сразу. Мицци Фогель кружила в самом центре, всем телом прижимаясь к здоровому рыжему парню; ее щеки алели, разгоряченные от вина и танца, и она не сгорала при свете солнца, но… Она не изменилась. Артур всем сердцем желал убедиться, что, умирая и теряя душу, человек меняется полностью, лишается всего того прекрасного, что было в нем живом. Но Мицци тем же привычным движением убрала прядь спадающих на глаза волос за ухо и посмотрела прямо на него своими пронзительными зелеными глазами. Которые совсем не изменились.

— Когда появился он, я заметила его сразу. Было видно, что это чужой здесь человек, не наш, в богатой одежде, со шпагой. Он въехал на лошади на площадь, держась так уверенно и гордо, будто был хозяином этой земли. Наверное, я смотрела на него столь пристально, что всадник заметил это и повернул голову. Остальные не обращали на него внимания, они бы не заметили, пожалуй, даже если бы началась война.

Он увидел меня, а я не отрываясь смотрела на него. Оставив танцующих, я незаметно направилась к всаднику, гордо подняв голову и не смущаясь его прямого взгляда.

— Не говори, Мицци. Лучше покажи мне это.

— Хорошо, — шепнула она, нежно касаясь его век и опуская их. — Закрой глаза и вернись туда, к нам. Ты видишь меня, Артур?

— Да, — так же тихо ответил он. — Ты прекрасна.

Вампирша засмеялась.

— Он тоже так подумал.

Артур увидел, как всадник спешился, но не сделал и шага навстречу Мицци. С довольной улыбкой он смотрел, как девушка быстро идет к нему.

«Добрый день», — она присела в неловком поклоне.

«Добрый, красавица. Надо же, попал как раз к празднику, — произнес он, оглядываясь. — Я к вашему бургомистру, но лучше заеду позднее».

Они говорили на немецком, который Артур не знал, однако почему-то сейчас понимал каждое слово.

«Не присоединитесь к нам? Здесь весело!»

«Ну уж нет, пожалуй» — он покачал головой, разглядывая стоящую перед ним девушку.

Казалась ли она ему красивой? Несомненно. Артур готов был поспорить, что любой мужчина посчитал бы ее прекраснейшей из смертных. И, возможно, из бессмертных.

«Пойдем».

«Куда?» — Мицци кокетливо заправила локон за ухо.

— …Мы удалялись все дальше и дальше от шумной площади, — продолжала она свою сказку. Тихий, нежный голос зачаровывал Артура, заставлял погружаться в состояние, сродни гипнотическому. Позднее он ни раз удивлялся тому, что вампирша не воспользовалась ситуацией — он был самой подходящей жертвой, попавшей в сплетенную ею мягкую паутину. — Громкие голоса стихали позади нас, мы шли по старым узким улочкам нашего городка молча, пожалуй, это был первый раз, когда я не знала, что сказать, а мой собеседник не особенно-то стремился к разговорам.

Рука об руку, как старинные знакомые, мы шли дальше. В этот момент я подумала: я готова была идти так сколько угодно, быть рядом с таким человеком, как он, чтобы вместе молчать и смотреть вперед.

Впереди был Рейн. Мы стояли на скале под закатными лучами солнца и смотрели вниз, где плескались его бурные воды, уносимые стремительным течением вдаль, за горизонт. Он целовал меня… Или я целовала его? Я не помню. Мне было так хорошо, что о большем было страшно и мечтать. Я бы хотела превратиться в птицу, чтобы, как она, свободно лететь вслед за Рейном на своих белых крыльях, вдыхать свежий воздух полной грудью и смотреть вперед, только вперед. Конечно, ему я этого не сказала, посчитав свою мысль глупой и детской. Вместо этого я указала на замок, тот самый, на который любовалась с самого детства, и где в башне томилась в заключении принцесса.

«Какой красивый, посмотри! Должно быть, оттуда открывается восхитительный вид».

«Не сказал бы. Там слишком высоко, туманы часто закрывают реку».

— Это был его замок, представляешь?

— Мне кажется, я знаю конец этой сказки, — произнес Артур задумчиво. — Он был вампиром, и, влюбившись в тебя, решил убить, чтобы сделать себе подобной…

— …И рука об руку, рядом со мной провести всю бессмертную жизнь, избавившись от вечного холода одиночества и страданий, и все такое? Будь на то моя воля, я бы закончила эту историю так. Но я обещала другую сказку. Нет, он не был вампиром. Он, как и я тогда, ничего не знал о них, и, расскажи ему кто, едва ли поверил бы.

На следующую ночь, под покровом тьмы, я бежала с ним. Он увез меня в свой замок на высокой скале. Романтично, правда? — Мицци вздохнула, неестественно и непривычно. — И вот перед моими глазами уже рисовалась свадьба, я в дорогом платье и с высокой сложной прической, он — прекрасный, как всегда, мой благородный рыцарь, множество гостей, и все как один — графы или герцоги. Звон свадебных колоколов кафедрального собора, а затем — долгая и счастливая жизнь в этом замке. Я закрывала глаза и видела себя то танцующей на роскошном бале в зале, увашенном зеркалами, то неспешно прогуливающейся под кружевным зонтиком или сидящей в белой беседке и смотрящей на Рейн.

— И что же, это все было? Сбылись твои мечты?

— Скажи, Артур, я похожа на принцессу? Нет, они не сбылись. Тыква не превратилась в карету, или что там должно было случиться. На некоторое время я готова была поверить в чудо — на те несколько недель, что жила в замке.

Я боялась заикнуться о свадьбе, хоть втайне и надеялась, что она не за горами. Мое хрупкое положение его любовницы, метрессы, содержанки, столь нередкое в ту пору, пугало меня своей неопределенностью. Я отдавала ему всю себя, свое тело, свою душу, свою любовь, чувствуя себя счастливой и несчастной одновременно. Мой прекрасный возлюбленный был честен со мной — он ничего не обещал, и ни о чем не спрашивал. Он одаривал меня дорогими подарками, у меня были чудесные платья, ленты и кружева, драгоценности, сияющие ярче звезд, и куча безделушек. И в каждый момент я была готова, что потеряю все это.

— Неужели тебе нравилась жизнь в этой золотой клетке? Фогель… ты не хотела улететь на свободу?

— Ты не понимаешь! — гневно произнесла вампирша и подняла к нему свое красивое личико, перекошенное злобой. — Я хотела жить, жить по-настоящему, наслаждаться жизнью!

— Быть любовницей этого аристократа? Отдавать себя за деньги?

— За любовь!

— Мицци, ты правда любила его? — Артур покачал головой и поморщился так, будто не верил в ее честные помыслы. То ли она была слишком корыстна, то ли слишком глупа. — Ты говоришь о свадьбе, о замках, о нарядах. Все это было твоим стремлением, но при чем здесь любовь?

— Как ты можешь так говорить!.. — она несильно отпихнула Артура и обиженно отодвинулась от него.

— Хорошо, извини, — легко согласился он. — Пусть будет так, как ты хочешь. Но что же дальше? Расскажи эту сказку до конца. Была ли свадьба?

— Свадьба была. И было красивое платье, и были гости, и была музыка. Была прекрасная невеста, красотой своей затмевавшая солнце. Но меня там не было. Однажды он в очередной раз покинул замок, сообщив, что отправляется по делам в Кельн. Я всегда мечтала там побывать и упрашивала взять меня с собой, но он необычно резко отказал.

«Я буду ждать», — пообещала я, нежно поцеловав его.

Я стояла на балконе и смотрела на дорогу, по которой удалялась карета. Неприятное чувство пришло ко мне в тот самый момент, и больше уже не покидало. Я неприкаянно ходила по коридорам и галереям замка, которые казались мне чужими, пустыми и холодными. Слуги обходили меня стороной, не обращали внимания, да и кто я была для них?.. Одна из них, которая была приставлена мне в горничные и выполняла свою работу с явным неудовольствием, зашла как-то вечером ко мне, когда я сидела перед зеркалом и задумчиво расчесывала волосы.

«Знает ли фрейлейн, куда отправился наш господин?» — спросила она с показным равнодушием.

«Да», — гордо подняв голову, произнесла я.

«Ах, моя дорогая фрейлейн, но вы не знаете, зачем, — она скорбно покачала головой, а я лишь больше обозлилась, мои нервы и без того были на пределе. — Он вернется из Кельна со своей прекрасной невестой, шлезвигской герцогиней, и скоро свадебные колокола заиграют в их честь».

«Как ты смеешь такое говорить!» — воскликнула я гневно и метнула в служанку гребень, который, не попав в нее, разбился о каменный пол.

Я была готова вцепиться ей в волосы, накричать, ударить, но в глубине души ожили самые страшные сомнения.

«Шла бы ты домой, Мицци, — она говорила уже другим, более мягким и спокойным голосом, не как с госпожой, но как с девушкой много младше ее самой. — До добра это не доведет, он вышвырнет тебя отсюда, как только приедет. Или скорее — прикажет кому-нибудь из здешней прислуги сделать это раньше, чтобы не смущать красавицу-герцогиню».

Я ей не поверила.

Я пыталась ей не поверить.

Я хотела убедить себя, что не верю.

Я боялась.

А через два дня пришло письмо.

«Предупреждала же я тебя, Мицци, — служанка внимательно смотрела, как я собираю вещи, и следила за тем, чтобы среди немногих моих пожитков не оказалось что-нибудь из господских фамильных драгоценностей. — Загордилась, а надобно таким как ты свое место знать. Вот и возвращайся в свою деревню, все одно лучше будет».

Я вернулась, но двери родного дома были закрыты передо мной. Папа… Он не кричал на меня, но спокойным, холодным голосом говорил в лицо жестокие слова, сказал, что честь и доброе имя его семьи запятнано навсегда. Я плакала не только от обиды и горечи, но и от осознания того, что его слова — правда.

«Не возвращайся сюда больше!»

И я не вернулась. Я больше никогда не видела родителей. Простили ли они меня?

Простили?.. — тихо повторяла вампирша.

— Простили, — прошептал Артур.

— Сейчас я думаю, что все могло бы быть по-другому. Я могла вымолить прощение, а они — я знаю, они любили меня! Папа мог сердиться, мог негодовать, мог обижаться, но разве он выгнал бы меня на улицу? Но судьба распорядилась по-другому.

Я вскинула голову и сказала, что, раз меня не желают здесь больше видеть, я не вернусь никогда, а мой дом перестал быть мне домом. Я со злостью хлопнула дверью и бросилась бежать прочь по знакомым улицам, мимо знакомых людей, к знакомому Рейну.

Было уже темно. Синие бурлящие воды отливали серебристым блеском в свете луны, водная гладь казалась такой тихой, такой обманчиво спокойной… Я стояла на той самой скале, где мы с ним вдвоем когда-то говорили друг другу нежные слова и шептали дерзкие признания, и надо мной высился замок, принцессой в котором я так и не стала. Знаешь, глупая мысль, но я подумала, что понять меня смог бы только Рейн. Недаром он чтился издавна как бог — древний, могучий, мудрый, эдакий седовласый старик, грозный и величественный. Рейн видел меня на протяжении всей моей недолгой жизни, он знал меня лучше, чем я сама. Моя жизнь прошла близь Рейна, и умереть мне предстояло здесь. Не лучше ли это сделать, глядя в лицо речного бога? Он принял бы меня в свои объятья…

— Как красиво и трогательно. Покончить жизнь самоубийством, это ведь так просто. Что, неужели лучший выход?

— Ты говоришь, как он.

— Кто? Твой этот возлюбленный?

— Ты ревнуешь?

— Что за вздор! Но мы остановились на том, что ты смотришь на Рейн со своей скалы и собираешься прыгнуть, так? Как я вижу, тебе это не удалось.

— «Не слишком ли это просто», так ты сказал? Эти слова я и услышала в тот самый момент, когда уже, закрыв глаза, представляла себя летящей вниз, свободной, как птица.

«Что?» — я обернулась, ища глазами говорящего, но кругом была только темнота.

«Ты можешь прыгнуть со скалы, это несложно. Но ты не из тех, кто так легко сдается, разве нет, Мицци Фогель?»

«Вы знаете меня? Кто вы?» — мне стало страшно. Мысли о полете, о Рейне и смерти на время меня покинули, зато чувство самосохранения вернулось, и я попятилась назад, продолжая всматриваться во тьму.

Он появился как будто из тумана — сначала явившийся из ниоткуда белый пар окутал скалу, а затем рассеялся, и вот передо мной уже стоял мужчина. Я думала, что узнаю его, раз он назвал меня по имени, но его лицо казалось мне совершенно незнакомым.

«Ты часто приходишь сюда и стоишь часами на скале, вглядываясь вдаль. И разговариваешь сама с собой».

«Не с собой, с Рейном. Ты… ты ведь и есть Рейн, да?» — неожиданная мысль озарила меня.

Мне показалось, что он усмехнулся. Посмотрев на меня еще раз — долгим внимательным взглядом, он подошел ближе, и я увидела длинные клыки, совершенно нечеловеческие… Ну, ты знаешь, — быстро проговорила Мицци, смутившись.

«Не думаю, что твое самоубийство принесло бы кому-нибудь пользу, — проговорил он, подходя ближе. — Я знаю способ лучше».

Я в ужасе вскрикнула, и сделала еще несколько шагов назад. Последний из них оказался роковым.

Я не помню, как летела вниз, но, думаю, это не было похоже на тот воображаемый полет чайки, что я мысленно рисовала себе. И уж конечно, думая о том, что я упаду в объятья Рейна, я и не представляла, что не долечу до него каких-то пару метров, упав на выступ в скале. Мне показалось, что ад наступил. Я знала, что самоубийство — это грех, но не думала, что расплата настигнет меня так скоро. Это было… больно. Я больше не могла думать ни о чем, кроме всепоглощающей кошмарной боли, которая пронзила все мое тело. Потом она стала отступать, и это было еще хуже — я не чувствовала ничего, ни единого ощущения; я попыталась пошевелиться, но не смогла, попыталась закричать, но рот не открывался и не производил ни звука. Последнее, что я увидела прежде, чем зрение меня покинуло, была большая черная птица — или летучая мышь — летящая ко мне. Она все приближалась, увеличивалась, а потом — потом отказало и зрение.

«Мицци Фогель, ты хочешь жить?» — требовательный мужской голос звучал совсем тихо, как будто он говорил откуда-то издалека. Я почти не слышала, и ничего не понимала.

«Спасите меня, пожалуйста, я не хочу умирать, нет, я не готова», — то были не слова, произнесенные вслух, то были даже не мысли, это было желание, мечта, единственное, что еще держало меня в умирающем теле, разбитом, словно у сломанной куклы.

«Глупая, ты все равно умрешь. Скажи, ты хочешь жить? Я предлагаю тебе другую жизнь, Мицци».

«Я хочу, хочу, ХОЧУ!»

А потом я умерла.

Когда я ожила вновь, мое тело все еще было мертво. Чтобы вернуть его в прежнее состояние, вампир приносил мне живых людей — в основном это были дети, чтобы вернуть силы и оживить тело. Со временем, медленно, но все же я смогла сначала слышать, потом видеть и говорить, а через неделю уже вставала и ходила — неуверенно, как ребенок, который делает свои первые шаги. Я была для него как дитя; не любовницей, не любимой женщиной, но ребенком, о котором надо заботиться и кормить, учить всему и оберегать от любых опасностей. Он называл меня своей маленькой глупой девочкой, и это звучало так нежно, как не звучали никогда даже признания в любви. Но его убили совсем скоро. Слишком много людей стало пропадать, ведь для восстановления сил мне нужно было много крови, и эти исчезновения стали замечать. Охотники — такие, как твой Люк и его приятель — найдутся на каждого вампира, и вот моего учителя, моего нового отца, моего самого дорогого и любимого человека убили. Убили из-за меня. В тот день я впервые вышла на охоту сама. Знаешь, кто стал моей первой жертвой?

— Я не желаю этого знать, — передернул плечами Артур. — Ребенок? Случайный прохожий? Какая разница для тебя?.. Это отвратительно.

Она кивнула, соглашаясь.

— Я знаю. И все же, я так живу. Но в тот день жертва была особенно сладка — как моя месть. Я незаметно пробралась в замок — тот самый, с низкими круглыми башенками, стоящий на высокой скале. Сначала я убила его. Он спокойно спал на своей широкой постели со своей женой-герцогиней, давно забыв обо мне. Красивый… Я провела пальцем по его щеке, и он проснулся.

«Тихо», — прошептала я и привлекла его к себе, целуя сначала в губы, а затем — в шею. Теперь я думаю, что смерть его была слишком тихой и приятной, под сладким вампирским дурманом он и не заметил, как я высосала всю его кровь, а тело бросила к подножию кровати. Потом настала пора его жены. Она и правда была красавицей — тонкие аристократические черты лица, белая кожа, сквозь которую проступали голубоватые вены, светлые длинные волосы, нежная кожа… Прекрасный выбор. Она никогда не знала меня, в отличие от меня она была чиста и целомудренна, когда выходила замуж, и любила своего мужа всем сердцем. Тогда я научилась через кровь читать жизни людей, и эта девочка — совсем еще молоденькая — отдала мне свою жизнь, даже не сопротивляясь. Мне было почти жалко ее, но не настолько, чтобы оставить в живых.

Ее призрак чаще всего навещает меня. Он почти невидим, прозрачен, ее голос звучит в моей голове тихим шепотом, но я слышу его отчетливее колоколов Нотр-Дама. В отличие от остальных она не проклинает меня, не обещает мне гореть в аду и не желает вечных страданий.

«Почему ты это сделала, Мицци?» — иногда спрашивает она, глядя на меня своими грустными голубыми глазами, немного стеснительно, как будто боясь побеспокоить меня.

А иногда мы просто разговариваем. Она так мало видела за свою жизнь, эта бедная девочка. Всякий раз она говорит о замке в Шлезвиге, где жила со своей семьей, о холодном северном море, которое любила так же, как я — Рейн, повторяет одно и то же, день за днем, год за годом, вот уже сто лет.

Такая вот сказка, Артур. У нее не могло быть счастливого финала, даже сказочная принцесса, приехавшая из далекой страны — и та умерла у меня на руках.

Артур встал, отодвинув от себя Мицци, которая вновь прильнула к его плечу, тихо и осторожно, в надежде, что он не прогонит ее.

— Лучше бы я умерла, ты ведь об этом думаешь? — вампирша всего лишь озвучила его мысли.

— Нельзя понять и простить убийства, даже если ты совершаешь их лишь для того, чтобы выжить. Твоя жизнь давно закончилась, хватит отбирать чужие!

— Я не могу. Я… я не хочу, понимаешь? Я не готова расстаться с жизнью — и не была готова тогда, стоя на скале над Рейном. Артур, пожалуйста, пойми… — она протянула к нему руки, и тот подошел к ней. По своей ли воле или под гипнозом, он уже и сам не понимал. Он обнял вампиршу, хотя хотел оказаться как можно дальше; он поцеловал ее, хотя желал ей смерти.

— Я никогда не пойму этого, Мицци, — шептал он, нежно гладя ее кожу, прохладную и тонкую, но не ледяную. — Неужели нельзя как-то иначе?

— Нельзя…

Она стала терять свои очертания, как мираж в пустыне, допустивший путников слишком близко к себе, пока не превратилась в полупрозрачный туман, заполнивший комнату.

— Нельзя…

Туман исчез, растворился, и Артур практически физически почувствовал, что теперь находится в номере один.

— Лорелея, заманивающая мужчин в свои сети, и губящая их, вот ты кто, — грустно усмехнулся он, глядя за окно, где уже забрезжили первые отблески рассвета, а тьма из всепоглощающе черной становилась грязно-серой, как стены парижских домов.

Он заснул, и всю ночь ему снилась молоденькая шлезвигская герцогиня, беспомощно смотрящая на него огромными испуганными глазами и говорящая: «Она убила меня, ведь убила, но за что?». К ее тоненькому голосу присоединился гул других голосов — мужских, женских, детских, говорящих на разных языках, плачущие и кричащие, спокойные и злобные… Теперь они обращались к Артуру, гневно вопрошая его: «Ты! Как ты можешь общаться с этим чудовищем, этой ведьмой, вампиршей? Ты должен убить ее, убить, убить!»