Лошадиная душа (СИ)

Часть 7. Фантазии и откровения

Дальнейшие упражнения были еще сложнее, но я очень ценил отношение человека к себе и старательно учился. В буквальном смысле, желая выслужиться, прямо из шкуры вон лез, пытаясь понять, что хочет Лери, и предельно точно старался выполнить все задания.

Самой простой и легкой, на мой взгляд, была укладка. Лери прутиком коснулась песка у моих передних ног и пошуршала им, привлекая мое внимание к песку и прутику. Я опустил голову и вопросительно понюхал и то, и другое. Прутик продолжал дразнить мое любопытство и манить, звать, приглашая к себе, и я понял!

Аккуратно подогнул ноги и лег на песок, разумеется, последовал поток восторгов, похвал и благодарностей со стороны Лери, затем награда — овсяное печенье.

Сначала, если уж я лег, то начинал кататься по песку, а для еще надо ложиться на грунт? Конечно, для этого, и моя совесть при этом была совершенно чиста. Меня попросили лечь, я лег и дальше имею право делать то, что считаю нужным, а именно это, покататься по песочку, мое самое любимое и милое дело.

Но однажды я, как обычно по просьбе Лери, лег и только собрался опрокинуться на бок, чтобы покататься, но не успел, Лери вдруг мягко и плавно опустилась мне на плечо, положив ладонь мне на шею. Конечно, я тут же забыл о всяких валяниях и замер, чутко прислушиваясь к её голосу и чувствуя, как она ластится ко мне, ласкается-прижимается. Я просто растаял и лежал не шевелясь, боясь спугнуть нежданные секундочки счастья. Неужели… еще одна, новая, непостижимая, невозможная игра? До чего же человек интересным оказался! О, конечно, я не дурак и прекрасно понимал, что в данный момент интересным является конкретный человек, Лери. К остальному человечеству это не относится.

Как только укладка была закреплена, мы перешли к следующему упражнению. На этот раз Лери уложила меня с кордео на плечах. Подождав с минуту, она осторожно потянула за ремешок, чуть потряхивая, зовя и маня. Я был расслаблен, разнежился и совершенно не хотел вставать… вообще-то это она постаралась меня погрузить в такое вот состояние полной расслабленности, и я не понимал, зачем она теперь просит встать. А кордео знай подергивается, потрепыхивается, зовет-уговаривает… Ну ладно, ладно, сдаюсь… И я нехотя, через силу приподнимаюсь, но не встаю, хитрю и полусажусь, в надежде, что этого ей будет достаточно. Но оказалось, что именно этого Лери и хотела, чтобы я сел, и для этого она и проделала все это, расслабила и разленила меня до отказа. Вот хитрая!

Сидеть на крупе мне она долго не позволяла и вначале поднимала почти сразу, через несколько секунд, потом секунды растянулись до минуты, и все. Дольше минуты почему-то сидеть было нельзя. Ну нельзя так нельзя, не возражаю.

Укладку на спину мы начали только после того, как я твердо выучил команды «замри» и «тихо». Итак, лежу, Лери тихонечко толкает меня в плечо, прося опрокинуться на бок. Опрокидываюсь и лежу врастяжку на боку, а Лери дальше просит — перекатиться на спину. Хм, покататься по песку? Ладно, дрыгаю ногами, дергаюсь, перекатываюсь на спину и тут слышу:

— Замри, Соломон, тихо-о-ооо…

Замер на спине, ножки на груди, задние растопырены и поджаты, я крайне озадачен — более страннее и нелепее позы и не придумать. Лошади на воле так не лежат, но это опять же не больно, голова свободная, так что расслабляюсь и лежу на спине спокойно, а когда Лери еще и садится мне на грудь, то к спокойствию прибавляется еще и тихое счастье. Это же игры, странные и жутко интересные игры.

После всех этих упражнений следовала награда: игра в мяч, догонялки и вкусные соленые сухарики или овсяные печеньица.

Потом был сбор. Как правило, на воле лошадь по желанию собирается сама по разным причинам — для драки с соперником, для любовных игр с кобылой, ну и прочее. Человек же собирает лошадь принудительно, тем самым калеча и ломая её еще больше, да уж, такой вот парадокс, собрать коня для того, чтобы сохранить ему здоровье, а вместо этого причиняя ему еще больший вред.

Но наш сбор был добровольным. Я бегу легкой рысью на корде, Лери внутри круга за мной кружит, в правой руке повод-корда, в левой шамбарьер, тоненький его хвостик змеится за мной по грунту, за задними ногами. В какой-то миг замечаю, что он все ближе, почти под копытами, мне это забавно, и я внимательно кошу на него глазом, слежу, чтобы не наступить. Хлыстик легонечко касается моих копыт, в попытке избежать соприкосновения я мощно оттолкнулся обеими задними ногами и пошел с зада. Лери тут же остановила меня, похвалила, дала сухарик. Ну я съел его, не очень хорошо понимая, за что награждают, но ей видней.

После нескольких повторов я наконец-то разобрался, чему меня учат — сбору меня учат, добровольному сбору. Конечно, я научился ему, стал стоять прямо, ноги вместе, грудь выпячена вперед, шея красиво изогнута. Я сам выбрал, в какой точке её согнуть. И это очень удобно, потому что он стал моим личным делом, только я решал, собраться мне или нет.

Пируэт на трех ногах довольно прост, одна нога поджата, вторая упирается в грунт, а задними я вращаюсь вокруг себя. Пируэт передом еще проще, то же вращение, только вокруг задних ног.

Балансе — задние ноги крепко упираются в грунт, а передними я перебрасываю свой вес с ноги на ногу, какую ногу поднимать, подсказывает все тот же шамбарьер.

И, наконец, песада. Свечка, по-простому, стойка на задних ногах. Это упражнение делалось следующим образом: бегу на корде, Лери ускоряет меня, поторапливает, я слушаюсь, хочу ускориться, но она вдруг мягко осаживает, пригашивает, притормаживает… Но я-то уже раздухарился, собрался сами знаете к чему, а тут «тьпр-рррру-ууу». И что делать? куда энергию???

И я выплескиваюсь, взлетаю свечкой вверх.

После серии повторов песада была закреплена и буквально вмурована в меня, в мою память. С песады начинаются другие упражнения, та же балансе, к примеру, тоже началась с песады. Сентаво, ходьба на задних ногах, мне обычно разрешают пройти пять-шесть шагов, больше пока нельзя.

Тер-а-тер, еще одно странное упражнение… Бегу рысью на корде, Лери просит ускориться, послушно перехожу на кентер, легкий галоп. В руке Лери форпайч, кончик его у меня над спиной, по сигналу кордео понимаю, надо на скаку встать в песаду, сложно? Да нет, привстаю на задние ноги и тут же получаю сигнал скакать дальше, не останавливаясь. Постепенно выработался четкий ритм этого элемента, легкий галоп с серией песад, вернее полупесадок.

После этого мы начали изучать новую игру, галоп с балансе, или, по-другому, менкой ног. Бегу по кругу свободно, сам по себе, на плечах кордео, в руках у Лери форпайч и шамбарьер, она перемещается вслед за мной по внутреннему кругу, кончик форпайча у меня над спиной, хвостик хлыстика шамбарьера впереди, перед грудью. Лери и я сосредоточены до предела. Наконец, получаю сигнал поднять выше одну из передних ног, делаю. Хорошо, теперь другую… Не скоро и далеко не сразу, но у меня все начинает получаться… Это очень элегантное и грациозное движение — школьный галоп с менкой ног, чем-то похоже на танец.

Ох, сколько еще фантазии у тебя, человек?

В один из таких дней-занятий пришел Дог, мы с Лери как раз проходили повтор заученных упражнений. Посторонних в манеже до этого не было, но Дог не мешал, он тихо сел в ложе для зрителей, и я решил не обращать на него внимания и сосредоточился на выполнении сентаво. На этот раз мне разрешили пройти на двух задних ногах не шесть, а десять шагов, прошел, опустился и приготовился к следующему заданию, но… Нас отвлекли странные звуки, мы с Лери синхронно развернулись и посмотрели в сторону зрительских лож. Дог рыдал, горько, душераздирающе и в голос, совершенно по-детски…

Мы с Лери переглянулись, она ошарашенно, я озадаченно. Потом Лери спохватилась, стянула с меня кордео, отшвырнула его и рванула к Догу. Я — за ней. Лери влетела в ложу, склонилась над плачущим верзилой:

— Доги… Родненький, что случилось???

А Доги уже просто воет, длинно и надрывно, пришлось подождать, пока истерика пройдет. Наконец перестал, только всхлипывает да икает. Лери снова спрашивает:

— Так что стряслось-то?

— Это… Это невероятно… Ик, я же… Ик… Видел такое… в этой… в Испанской Школе в Вене и в Сомюре. Все эти… фигуры Высокой Школы, они, то есть белые скакуны выполняли, я когда в первый раз увидел, думал, что в рай попал, красиво так… А тут… А там на них, на конях километры ремней и тонна железа… А тут без ничего, голышом, шмыг…

Лери с досады чуть не сплюнула, но не стала, кротко вздохнула, взглянула на меня. Я стоял в квадратном луче солнечного света, льющемся из витражного окна, и смотрел на них. Поймав её взгляд, я обрадованно вскинулся в песаду. Она кивнула мне и повернулась к Догу:

— Посмотри на Соломона, Дог, ты видишь, что он свободен и на нем нет «километров ремней и тонны железок», и тем не менее он выполняет те же фигуры и элементы Высокой Школы безо всякого принуждения, как те несчастные белые липиццианские скакуны.

— Но почему? Почему такая огромная разница между ними? Между теми конями и Соломоном?

— Разницы никакой нет, Дог. Просто человеку некогда заниматься лошадиными тараканами, разбираться, что происходит у них в головах, это во-первых, а во-вторых… Человеку все-таки страшно довериться лошади и раздеть её, снять с нее уздечку, и правильно вообще-то. При неправильном и неумелом обращении можно сделать немало ошибок, можно навредить и себе, и лошади. Этим делом лучше заниматься профессионалам и тем смельчакам и идиотам, вроде меня, которые решили довериться животному.

— Вы не…

— Я идиотка, Дог, не профессионал, а именно что идиотка, потому что я поставила себя на одну доску с лошадью, другими словами, признаю за ней право выбора.

А на это согласится только идиот.