Лотерея

Консультация

Доктор казался человеком солидным и компетентным. Его вид благотворно подействовал на миссис Арнольд, и та немного успокоилась. Прикуривая сигарету от протянутой им зажигалки, она догадалась, что доктор заметил нервную дрожь ее рук, и виновато улыбнулась, но доктор оставался невозмутим.

— Я вижу, вы чем-то расстроены, — сказал он серьезно.

— Да, ужасно расстроена, — призналась миссис Арнольд, стараясь говорить неторопливо и внятно. — И это одна из причин, почему я обратилась к вам, а не к доктору Мерфи, нашему семейному врачу.

Доктор слегка нахмурился.

— Это все из-за моего мужа, — продолжила миссис Арнольд. — Я не хочу, чтобы он узнал о моих страхах, а доктор Мерфи, скорее всего, счел бы нужным поставить его в известность.

Доктор кивнул, но воздержался от комментариев, и миссис Арнольд отметила это про себя.

— И что же вас, собственно, беспокоит?

Миссис Арнольд сделала глубокий вдох.

— Скажите, доктор, как человек может определить, что он сходит с ума?

Доктор вскинул глаза.

— Понимаю, это звучит глупо. Я бы хотела выразиться иначе, не сгущая краски, но мне трудно подобрать подходящие слова.

— Природа безумия гораздо сложнее, чем вы полагаете, — сказал доктор.

— Я знаю о сложности безумия, — сказала миссис Арнольд. — И это, возможно, единственное, что я действительно знаю. Однако речь не только о безумии.

— Простите, я не совсем вас понимаю.

— В этом-то и проблема, доктор, в непонимании.

Миссис Арнольд откинулась на спинку стула, вытянула свои перчатки из-под лежавшей на коленях сумочки и положила их сверху, но через несколько секунд снова убрала перчатки под сумочку.

— Давайте начнем по порядку, — предложил доктор.

Миссис Арнольд вздохнула.

— Такое ощущение, что все вокруг это понимают, а вот я никак не могу понять. — Она подалась вперед, сопровождая свою речь бурной жестикуляцией. — Я не понимаю, как живут другие люди. Раньше все было просто. Когда я была маленькой, я жила в мире, где рядом со мной жили другие люди, и мы были вместе, и все шло своим чередом, без тревог и суеты. — Она взглянула на доктора, который снова начал хмуриться, и продолжила чуть громче: — Возьмем такой пример. Вчера утром мой муж по дороге на службу остановился у газетного лотка, чтобы купить свежую газету. Он всегда покупает «Таймс», и всегда у одного и того же газетчика, но вчера тот не оставил «Таймс» для моего мужа. И когда муж вернулся домой к ужину, он заявил, что рыба подгорела, а десерт слишком сладкий, и остаток вечера просидел в кресле, разговаривая сам с собой.

— Он мог бы купить газету в другом месте, — сказал доктор. — В деловом центре утренние газеты обычно продают позднее, чем в других районах.

— Не в этом суть, — медленно и отчетливо произнесла миссис Арнольд. — Наверно, мне стоит повторить все сначала. Когда я была маленькой девочкой… — Тут она запнулась. — А вот скажите мне, существовали в ту пору такие понятия, как «психосоматическая медицина»? Или «транснациональные картели»? Или «бюрократическая централизация»?

— Однако… — начал доктор.

— И что эти слова вообще означают? — не унималась миссис Арнольд.

— В период международного кризиса, — мягко сказал доктор, — когда налицо стремительное разрушение культурного менталитета…

— Международный кризис… — повторила миссис Арнольд. — Менталитет… — И вдруг беззвучно расплакалась. — Он сказал, что тот газетчик не имел права оставить его без номера «Таймс». — Уже на грани истерики, она судорожно искала в кармане носовой платок. — И потом он еще долго говорил о социальном планировании на местном уровне, о добавочном налоге на чистую прибыль, о геополитических концепциях и о дефляционной инфляции.

— Миссис Арнольд, — сказал доктор, поднимаясь и выходя из-за стола, — так дело не пойдет.

— А как оно может пойти? — спросила миссис Арнольд. — Неужели все вокруг сошли с ума?

— Миссис Арнольд, — строго сказал доктор, — пожалуйста, возьмите себя в руки. В современном мире, когда утеряны многие моральные ориентиры, дальнейшее отчуждение от реальной действительности…

— Моральные ориентиры… — повторила миссис Арнольд, вставая со стула. — Отчуждение… Реальная действительность…

Доктор хотел было ее задержать, но миссис Арнольд уже отворяла дверь.

— Реальная действительность… — промолвила она с порога и вышла вон.

Элизабет

Тревожный звон раздался в тот момент, когда она нежилась на мягкой траве посреди залитого солнцем луга, простиравшегося вокруг сколько хватало глаз. Будильник был источником раздражения, с которым, увы, приходилось считаться; она беспокойно зашевелилась под жарким солнцем и поняла, что просыпается. Открыв глаза, она увидела кусочек грязно-серого неба в белом прямоугольнике оконной рамы, услышала шум дождя и попыталась перевернуться, чтобы спрятать лицо в теплой зеленой траве; однако утро диктовало набивший оскомину подъем, за которым в перспективе маячил безрадостный пасмурный день.

Шел уже девятый час — об этом говорили не только стрелки будильника, но и шорох нагнетаемой воды в батареях отопления, и назойливый уличный шум, слышный со второго этажа, — люди покидали дома, отправляясь на работу. Нехотя откинув одеяло, она коснулась ногами пола и села на краю постели. А еще через минуту, когда она встала и надела халат, утро вступило в обычную колею: душ, макияж, одевание, выход из дома, завтрак в кафе и так далее, прочь от зеленой травы и жаркого солнца сновидений, через дневные труды к вечернему отдыху.

Поскольку на улице шел дождь и никаких важных встреч в этот день не предвиделось, она взяла из гардероба первое, что подходило по погоде: серый твидовый костюм, сидевший на ней мешком с тех пор, как она похудела, и неудобную голубую блузку. Она слишком хорошо изучила собственное лицо, чтобы долго наводить красоту перед зеркалом, заранее зная, что к четырем часам дня бледные узкие щеки порозовеют и слегка округлятся, а подкрашенные лиловым губы, которые в сочетании с темными волосами и глазами смотрятся сейчас почти траурно, постепенно примут более живой оттенок даже на невыгодном фоне голубой блузки. В последнее время каждое утро, стоя перед зеркалом, она думала: «Почему я не родилась блондинкой?» — не вполне отдавая себе отчет в том, что подспудной причиной таких мыслей была проступавшая в волосах седина.

Она быстро перемещалась по своей однокомнатной квартире, но за этой быстротой стояла скорее привычка, нежели уверенность. Проведя здесь более четырех лет, она хорошо изучила все возможности этого помещения — оно могло ненадолго прикинуться приветливым и уютным, когда хозяйка нуждалась в спокойном убежище; оно пугающе смыкалось вокруг нее в моменты внезапных ночных пробуждений; оно выглядело уныло-запущенным по утрам вроде этого, будто спешило поскорее выгнать ее на улицу и вновь погрузиться в сон. Книга, которую она читала накануне вечером, лежала на тумбочке раскрытая, обложкой вверх; пепельница была полна окурков; снятая вчера одежда криво висела на спинке стула, дожидаясь, когда ее отправят в химчистку.

Уже надев пальто и шляпку, она вспомнила о постели и наспех прибрала ее, разгладив покрывало над морщинистой простыней, запихнула мятую одежду в чулан и подумала: «Вечером надо будет привести в порядок ванную, вытереть пыль и, может, еще пройтись влажной тряпкой по стенам, а потом я приму горячую ванну, помою голову и сделаю маникюр». Заперев дверь и спускаясь по лестнице, она продолжала мысленно строить планы: «Пожалуй, загляну сегодня в магазин и куплю какой-нибудь яркий материал для мебельных чехлов и занавесок. Выкрою и сошью их за несколько вечеров, и тогда по утрам комната будет выглядеть веселее. Еще можно купить желтые декоративные блюда и расставить их на полочке вдоль стены, как в рекламе «Мадемуазели»:[26] современная деловая женщина и ее однокомнатная обитель. — Она саркастически усмехнулась, останавливаясь перед дверью на улицу. — Вполне подходит для увеселения современных деловых мужчин… Вот бы раздобыть такой универсальный предмет мебели, чтобы он с одной стороны был как книжный шкаф, с другой — как письменный стол, а в разложенном виде превращался в большой обеденный стол на дюжину персон».

Она натягивала перчатки, глядя сквозь стекло на улицу в надежде, что дождь вот-вот прекратится, когда дверь квартиры у подножия лестницы приоткрылась и женский голос спросил:

— Кто здесь?

— Это мисс Стайл, — назвалась она. — Миссис Андерсон?

Дверь отворилась пошире, и пожилая женщина высунула голову в проем.

— А я подумала, вдруг это парень из квартиры над вами, — сказала она. — Хотела сказать ему, чтобы не оставлял свои лыжи на площадке, я из-за них чуть ногу не сломала.

— А я вот никак не решусь выйти из дома. Погода сегодня премерзкая.

Старуха покинула свое жилище, подошла к двери подъезда, сдвинула шторку и выглянула наружу, зябко обхватив себя руками. На ней был старый грязный халат, при виде которого мисс Стайл не могла не отдать должное чистоте и теплу своего твидового костюма.

— Два дня ловлю этого типа, но уж больно тихо он входит и заходит, — посетовала старуха и вдруг хихикнула, искоса взглянув на мисс Стайл. — А позавчера вечером едва не столкнулась с вашим дружком. Он тоже спускался тихонько, но я успела его узнать. — Она снова хихикнула. — Все мужчины очень тихо спускаются по лестнице, будто чуют за собой грешок.

— Ну, мне надо идти, погода лучше не станет, — сказала мисс Стайл.

Открыв дверь, она еще чуть помедлила и наконец сделала решительный шаг навстречу дню, дождю и обществу себе подобных. В ясную погоду эта улица была довольно тихой и приятной, во дворах галдела ребятня, а иногда под окнами появлялся шарманщик, но сейчас повсюду была только грязь. Она принципиально не носила галош — это уродство не для ее изящных ног — и сейчас переступала по тротуару осторожно, перешагивая или огибая лужи.

Время завтрака уже прошло, и в закусочной на углу посетителей было немного. Она села на табурет у стойки и подождала, пока бармен нальет ей стакан апельсинового сока.

— Привет, Томми, — сказала она тоскливо.

— Доброе утро, мисс Стайл, — сказал бармен. — Паршивый нынче денек.

— Да уж, хоть вообще не выходи из дома.

— Я здесь с раннего утра, — сказал Томми. — Отдал бы правую руку за то, чтобы остаться в своей постели. Пора издать закон, запрещающий дожди.

Томми был мал ростом, безобразен лицом и суетлив в движениях. Глядя на него, мисс Стайл подумала: «Он вынужден вставать по утрам и идти на работу, и я вынуждена это делать, и все люди тоже. Дождь — это всего лишь одна из миллиона паршивых вещей в этом мире, вроде вставания по утрам и ухода на работу».

— Я ничего не имею против снега, — продолжил Томми, — и жару тоже готов терпеть, но дождь я просто ненавижу

Он обернулся на чей-то зов и вприпрыжку проследовал к другому концу стойки, где с приветственным жестом сказал новому клиенту:

— Паршивый денек. Хотел бы я жить во Флориде.

Мисс Стайл пила апельсиновый сок и вспоминала свой недавний сон — цветущий луг и солнечное тепло этого воспоминания резко контрастировали с холодным дождем за окнами закусочной.

Томми подал ей кофе и тосты.

— Нет ничего лучше кофе, чтобы взбодриться с утра, — сказал он.

— Спасибо, Томми, — сказала она. — Кстати, как продвигается твоя пьеса?

— Уже готова! — охотно откликнулся Томми. — Недавно закончил, как раз собирался вам сказать. Позавчера отправил текст.

«Вот ведь как бывает, — подумала она, — человек работает барменом в забегаловке, встает ни свет ни заря, наспех ест, занимается повседневными делами и попутно сочиняет пьесу, словно так и должно быть, словно это обычные житейские дела, как у всех, как у меня».

— Прекрасно! — сказала она.

— Я послал ее агенту, про которого мне говорил один приятель. Он говорил, что это лучший агент из всех, кого он знает.

— Томми, — сказала она, — а разве не проще было дать почитать ее мне?

Он засмеялся, подставляя ей сахарницу.

— Мой приятель говорил, что вам не нужны вещи вроде моей. Ваша фирма занимается простаками из глубинки, которые хотят узнать, стоит их писанина чего-нибудь или нет. Но я-то не такой. Я не из тех, кто клюет на журнальную рекламу.

— Понятно, — сказала она.

Томми перегнулся к ней через стойку.

— Только не обижайтесь. Вы же понимаете, о чем я. Кому, как не вам, знать всю эту литературную кухню.

— Да я вовсе не обижаюсь, — сказала она.

Томми снова метнулся в сторону на чей-то зов; она проводила его взглядом и подумала: «Вот погоди, расскажу про тебя Робби. Пусть узнает, что какой-то официантишка держит его за полное ничтожество».

— Как по-вашему, долго мне придется ждать? — поинтересовался Томми, возвращаясь к ней вдоль стойки. — Сколько времени уходит у агентов на чтение пьесы?

— Где-то пару недель. Может, и больше.

— Примерно так я и думал. Выпьете еще кофе?

— Нет, спасибо.

Она соскользнула с табурета и пошла расплачиваться к кассе, подумав при этом: «Не исключено, что эту пьесу купят, и тогда я стану завтракать гамбургерами в заведении напротив».

Снова выйдя под дождь, она увидела свой автобус, как раз подъезжавший к остановке на другой стороне улицы. Она перебежала дорогу на красный свет и с ходу врезалась в толпу людей, ожидающих посадки. После разговора с Томми у нее в душе остался какой-то гневный осадок, и она выплеснула этот гнев, проталкиваясь сквозь толпу. Одна женщина громко возмутилась:

— Вы что это себе позволяете?!

Вместо ответа она мстительно ткнула женщину локтем под ребра, первой прорвалась к автобусной двери и, заплатив пять центов, уселась на единственное свободное место. Вскоре за ее спиной раздался тот же голос:

— Лезут тут всякие, пихаются и воображают, будто они важные шишки!

Она оглядела людей в автобусе: поняли ли они, о ком речь? Мужчина рядом с ней уставился в никуда бесконечно усталым взором невыспавшегося пассажира; две девицы на сиденье впереди разглядывали какого-то парня за окном автобуса, а в проходе чуть позади стояла женщина, говорившая о мисс Стайл:

— Некоторые считают, что их дела важнее всего на свете, поэтому других можно просто отпихнуть.

Никто из пассажиров ее не слушал — все вымокли, всем было тесно и неудобно, — но женщина монотонным голосом продолжала:

— Они думают, что никто, кроме них, не имеет права ездить в автобусе.

Мисс Стайл отвернулась и стала смотреть в окно через соседа, пока напирающая толпа не оттеснила женщину подальше от нее. Автобус подъезжал к ее остановке; она встала и начала — на сей раз аккуратно, без напора — продвигаться к выходу. Когда она поравнялась с женщиной, та пристально взглянула ей в лицо, словно стараясь запомнить.

— Старая дева, вобла сушеная! — громко сказала женщина, и люди вокруг засмеялись.

Мисс Стайл состроила презрительную мину и осторожно шагнула на тротуар, а потом подняла глаза — женщина продолжала смотреть на нее из окна отъезжающего автобуса. Под дождем она прошла до старого здания, в котором располагался ее офис, думая: «Эта женщина только и ждала, на кого бы сегодня утром спустить собак. Надо было ответить ей какой-нибудь колкостью».

— Доброе утро, мисс Стайл, — сказал лифтер.

Она поздоровалась, вошла в лифт и прислонилась к задней стенке.

— Ну и денек! — сказал лифтер, закрывая решетчатую дверцу. — В такой день лучше бы посидеть дома.

— Это верно, — согласилась она, думая про себя: «Ну почему я ничего не ответила той склочнице? Надо было как-нибудь уязвить ее напоследок, и тогда не она, а я получила бы заряд злой бодрости в начале дня».

— Ваш этаж, — объявил лифтер. — По крайней мере, теперь вам не скоро придется выходить под дождь.

— И то ладно, — сказала она и направилась по коридору к своему офису, за матовым стеклом которого горел свет, и на его фоне четко выделялась надпись: «РОБЕРТ ШАКС, литературное агентство».

«С подсветкой смотрится весьма оптимистично, — отметила она. — А Робби нынче ранняя пташка».

Она работала на Роберта Шакса уже без малого одиннадцать лет. Когда — это было под Рождество — двадцатилетняя Элизабет Стайл приехала в Нью-Йорк, она была тоненькой темноволосой девушкой с умеренными амбициями, неброско, но опрятно одетая, обеими руками вцепившаяся в свою сумочку и панически боявшаяся подземки. Откликнувшись на газетное объявление о найме, она познакомилась с Робертом Шаксом еще до того, как нашла себе постоянное жилье. Получение такой должности («сотрудница литературного агентства») она восприняла как неслыханную удачу, и некому было подсказать наивной провинциалке, что если ее с такой легкостью приняли на работу, то работа эта не стоит выеденного яйца. Кроме нее, в штат литературного агентства входили еще двое: сам Роберт Шакс и некий худосочный интеллектуал, так яростно невзлюбивший Элизабет, что по прошествии двух мучительных лет она убедила Роберта Шакса порвать с ним и основать свое собственное агентство. Имя Роберта Шакса фигурировало на офисной двери и на банковских чеках, а Элизабет Стайл сидела в своей каморке, отвечала на письма, вела учет и временами выбиралась оттуда, чтобы заглянуть в картотеку, которую Роберт Шакс — для солидности — держал у себя в кабинете.

За последние восемь лет они потратили немало сил, чтобы придать офису вид сугубо рабочего помещения преуспевающей фирмы, сотрудникам которой попросту некогда отвлечься от бурной деятельности, чтобы заняться собственным благоустройством. Входя сюда, клиент оказывался в тесной приемной со стенами цвета бронзы (их покрасили год назад), двумя простенькими стульями, коричневым линолеумом на полу и картиной в раме, где была изображена ваза с цветами, над письменным столом, за которым пять дней в неделю, отвечая на телефонные звонки, сидела бесцветная особа по имени мисс Уилсон. За спиной мисс Уилсон находились две двери, отнюдь не казавшиеся началом длинной череды комнат, на каковое впечатление наивно рассчитывал Роберт Шакс. Левая дверь была снабжена табличкой с его именем, а на правой значилось имя Элизабет Стайл. За матовыми дверными стеклами смутно проглядывали контуры узких окон, расположение которых относительно дверей и друг друга свидетельствовало о более чем скромных размерах обеих комнатушек, в совокупности не превосходивших приемную, и прозрачно намекало на то, что «кабинеты» мистера Шакса и мисс Стайл являются скорее кабинками за перегородкой из ДСП, покрашенной в один цвет со стенами.

Каждое утро Элизабет Стайл входила в офис с мыслью, что ему еще можно придать респектабельный вид — например, повесить жалюзи, или обшить стены панелями, или разместить здесь внушительный книжный шкаф с подборкой классиков и недавних бестселлеров, якобы попавших к издателям через агентство Роберта Шакса. Или хотя бы поставить в углу столик с кипой глянцевых журналов. И радио тоже не помешало бы. Таковы были скромные планы мисс Стайл, но Роберт Шакс мечтал с куда большим размахом: ему грезился роскошный офис с дорогим ковром на полу, рядами солидных столов и целым взводом услужливых секретарш.

В то утро офис выглядел жизнерадостнее обычного — возможно, по контрасту с лившим снаружи дождем, а может, потому что к моменту ее появления здесь уже горел свет и грелись батареи. Элизабет Стайл зашла в свой кабинет со словами: «Доброе утро, Робби», — благо в отсутствие посторонних не было нужды притворяться, что вместо тонких перегородок их разделяют полноценные стены.

— Привет, Лиз, — отозвался сквозь перегородку Робби. — Заглянешь ко мне?

— Сейчас, только пальто сниму, — сказала она.

Убрав пальто в стенной шкаф, она заметила на своем столе свежую почту: несколько писем и толстый конверт, по-видимому, с рукописью. Взглянув на обратные адреса и убедившись, что ни одно из писем не представляет особого интереса, она отправилась к Робби.

Тот сидел, низко склонившись над столом, каковая поза предполагала предельную концентрацию; лысеющая макушка была нацелена на дверь, а массивные круглые плечи заслоняли нижнюю часть окна. Кабинет Робби был точно такой же, как у нее, только дополненный картотечным шкафчиком и фото в рамочке с автографом одного из немногих относительно успешных писателей, которых «вывело в свет» их агентство. Подпись на фото гласила: «Бобу с глубочайшей благодарностью от Джима». Роберт Шакс любил приводить этот снимок в доказательство эффективности его «офисных проработок» начинающих авторов. От двери в его кабинет до жесткого стула для посетителей, стоявшего боком у стола Робби, был всего-то один шаг. Сделав этот шаг, Элизабет опустилась на стул и с облегчением вытянула ноги.

— Промокла насквозь, пока добиралась, — сказала она.

— Ужасный день, — согласился Робби, не поднимая головы. Наедине с ней он позволял себе выглядеть усталым и озабоченным, обходясь без заученно-сердечных ноток, обычно звучавших в его голосе. В этот день на нем был его лучший серый костюм, в котором чуть позже, при общении с другими людьми, он будет смотреться этаким славным любителем гольфа, ростбифов с кровью и смазливых девиц.

— Черт знает что за день! — сказал он в сердцах и наконец поднял глаза. — Лиз, этот святоша — будь он проклят! — снова приперся в наш город.

— Теперь понятно, почему ты так встревожен.

Она собиралась описать ему стычку с женщиной в автобусе и рассчитывала на слова утешения, но теперь поняла, что момент для этого неподходящий.

— Бедный-бедный старина Робби, — сказала она сочувственно.

— Он прислал мне записку, — сказал Робби. — Придется ехать рассыпаться перед ним бисером в какой-то дрянной меблирашке.

— И что ты ему скажешь?

Робби встал из-за стола и повернулся к окну. При его габаритах в этой конуре ему достаточно было лишь повернуться, чтобы достать до окна, стенного шкафа или картотеки; в иное время она бы не преминула дружески пошутить по этому поводу.

— Понятия не имею, что ему сказать, — сказал Робби. — Может, что-нибудь пообещаю.

«Наверняка наобещаешь с три короба», — подумала она, рисуя в уме привычную картину: как Робби будет выпутываться из неловкой ситуации, с чувством пожимать старику руку, именовать его «милейшим сэром», горячо заверять, что стихи старика «превосходны, сэр, просто великолепны», и сыпать невыполнимыми обещаниями, лишь бы отделаться поскорее.

— У тебя потом будут проблемы, — предупредила она.

Робби неожиданно рассмеялся.

— Зато на какое-то время он оставит нас в покое, — сказал он.

— Но ведь можно поговорить с ним по телефону. Или написать письмо.

— Так не годится.

Ему как будто даже нравилось создавать самому себе проблемы, чувствовать себя безответственным и беспечным. Он готов был предпринять долгую поездку в пригород, вылезти из подземки на остановку раньше и проехать два последних квартала на такси, чтобы с шиком явиться перед старым священником и битый час вести с ним утомительную беседу, — и все ради того, чтобы ненадолго почувствовать себя беспечным и, как он это называл, приятным в обхождении.

«Пусть потешится своей беспечностью, — подумала она. — В конце концов, ему туда ехать, а не мне».

— Тебе нельзя вести дела в одиночку, — сказала она. — Ты для этого слишком большой дурак.

Он снова рассмеялся, обогнул стол и похлопал ее по макушке.

— Наши дела идут неплохо, разве не так, Лиз?

— Более-менее, — сказала она.

А он, похоже, наконец-то задумался над тем, что скажет старику; подбородок его задрался выше, голос набрал силу.

— Я скажу ему, что кое-кто собирается включить его стихи в антологию.

— Только не давай ему деньги под видом гонорара. Он и без того богаче нас.

Робби извлек из стенного шкафа пальто — свое лучшее пальто — и небрежно перебросил его через руку, затем нахлобучил на затылок шляпу и взял со стола портфель.

— Здесь у меня все стихи старика, — сказал он. — Надеюсь убить время, читая их вслух.

— Удачной поездки, — пожелала ему Элизабет.

Он снова похлопал ее по голове и шагнул к двери.

— Справишься без меня?

— Уж как-нибудь, — сказала она.

Вслед за Робби выйдя из его кабинета, она направилась было к себе, но Робби вдруг остановился посреди приемной и, не оборачиваясь, сказал:

— Послушай, Лиз.

— Что?

Робби не спешил с продолжением.

— Я что-то еще хотел тебе сказать, да вот забыл, — признался он. — Впрочем, это неважно.

— Увидимся за обедом?

— Я вернусь к половине первого.

Он закрыл за собой дверь и потопал в сторону лифта. «Уверенная поступь делового человека, — подумала она. — На тот случай, если кто-нибудь услышит ее в этих жутких коридорах».

Она выкурила сигарету, сидя за столом и думая, что неплохо бы покрасить стены своего кабинета в салатовый. Она могла бы сделать это и сама, задержавшись после работы. «На такую каморку хватит и одной банки, — сказала она себе не без досады, — и еще останется достаточно, чтобы покрасить фасад здания». Потом, загасив окурок, она подумала: «Я уже давно торчу в этой конторе. Может, когда-нибудь у нас появится клиент с талантом на миллион, и тогда мы сможем переехать в нормальное офисное здание со звуконепроницаемыми стенами».

Почта на ее столе была малоприятного свойства: счет от дантиста, письмо от клиента из Орегона, пара рекламных буклетов, письмо от отца и бандероль — по виду не иначе как рукопись. Она выбросила в мусорную корзину рекламки и счет с пометкой «Просьба срочно оплатить», отодвинула в сторону бандероль и послание из Орегона и занялась отцовским письмом.

Отец в своем обычном стиле начинал с «милой дочурки» и заканчивал «твоим любящим родителем», а в промежутке между приветствием и прощанием сообщал, что дела в магазине идут неважно, что ее сестра в Калифорнии ждет очередного ребенка, что старая миссис Джилл на днях о ней справлялась и что он чувствует себя ужасно одиноким после смерти ее матери. И надеется, что у Элизабет все хорошо. Прочитав письмо, она бросила его в корзину поверх зубоврачебного счета.

Клиент из Орегона хотел узнать, что случилось с его рукописью, отправленной в агентство три месяца назад. Бандероль содержала написанное от руки сочинение некоего пенсильванского юноши, который желал, чтобы сей труд был издан немедленно, а агентство вычло плату за свои услуги из его авторского гонорара. Она начала бегло просматривать текст, переворачивая страницу за страницей и читая по нескольку слов на каждой; примерно на середине рукописи она задержалась и прочла страницу целиком, после чего вернулась немного назад и почитала еще. Затем, не отрывая глаз от текста, потянулась к нижнему ящику стола и вытащила десятицентовую записную книжечку, частично заполненную пометками. Открыв ее на чистой странице, она переписала туда отрывок из текста, думая: «Это надо переделать, здесь вместо мужчины больше подходит женщина», и пометила ниже: «Сделать жен., взять любое др. имя, кроме Хелен», имея в виду героиню рассказа. После этого отложила рукопись в сторону и перевернула панель в центре стола с прикрепленной к ней пишущей машинкой. Вставила в каретку фирменный бланк «РОБЕРТ ШАКС, литературное агентство; Элизабет Стайл, отдел художественной прозы», напечатала имя молодого человека и его почтовый адрес «до востребования». В следующий миг она услышала, как открылась дверь и кто-то вошел в офис.

— Здравствуйте, — сказала Элизабет, не поднимая головы.

— Доброе утро.

Голос был высокий, девчоночий, а его обладательница оказалась крупной блондинкой, которая шла через приемную к открытому кабинету мисс Стайл с настороженным видом, словно была готова к любым неожиданностям.

— Чем могу быть полезна? — спросила Элизабет, не снимая рук с клавиатуры. «Если бог послал мне клиента, — подумала она, — не помешает выглядеть по-литераторски, за машинкой».

— Я пришла к мистеру Шаксу, — сказала девица, останавливаясь в дверях ее кабинета.

— Он уехал по неотложному делу, — сказала Элизабет. — Вам был назначен прием?

Девица помедлила, как будто сомневаясь в полномочиях мисс Стайл.

— Не то чтобы прием. Вообще-то я новая сотрудница.

«Так вот что он собирался сказать мне перед уходом, а потом струсил», — подумала Элизабет.

— Понятно, — сказала она. — Проходите и присаживайтесь.

Девица прошла в кабинет со смущенным и робким видом. «Она считает, что не обязана докладываться мне, раз ее нанял лично шеф», — подумала Элизабет.

— Значит, мистер Шакс сказал вам сегодня выходить на работу?

— Именно так, — промолвила девица и, видимо, решила довериться Элизабет. — В понедельник часов около пяти я ходила по всем офисам в этом здании и спрашивала насчет работы. И заглянула сюда, а мистер Шакс показал мне офис и сказал, что я, как он думает, вполне справлюсь.

Она замолчала, похоже, прикидывая, все ли верно изложила, а потом добавила:

— Вас тут не было.

— Это верно, иначе я бы вас заметила, — согласилась Элизабет. «Значит, он договорился с ней еще в понедельник, а сегодня у нас что — среда? И я узнаю об этом только в среду, когда она является на работу!»

— Я не спросила ваше имя, — сказала она.

— Дафни Хилл, — представилась девица смиренно.

Элизабет написала «Дафни Хилл» в своем настольном ежедневнике и некоторое время молча смотрела на надпись с таким видом, будто принимает важное решение, заодно проверяя, насколько эффектно выглядит это имя на бумаге.

— Мистер Шакс сказал… — начала девица и запнулась. Голос у нее был высокий и резкий, а маленькие карие глазки в минуты волнения смешно округлялись и начинали быстро-быстро моргать. За исключением белокурых волнистых волос, ничего привлекательного в ней не было — рыхлая и неуклюжая, безвкусно вырядившаяся по случаю первого рабочего дня.

— Так что вам сказал мистер Шакс? — спросила Элизабет, не дождавшись продолжения.

— Он сказал, что недоволен женщиной, которая работает у него сейчас, и возьмет меня на ее место и что я должна прийти в среду, а он во вторник рассчитает ту женщину.

— Теперь все ясно, — сказала Элизабет. — Вы умеете печатать на машинке?

— Как-нибудь справлюсь, — сказала девица.

Элизабет посмотрела на вставленное в каретку письмо.

— Нет уж, лучше садитесь за стол в приемной и отвечайте на телефонные звонки. Пока нет звонков, можете читать книгу или занимайтесь чем хотите.

— Хорошо, мисс Стайл.

— И, пожалуйста, закройте дверь моего кабинета.

Элизабет проследила за тем, как девица выходит из комнаты и аккуратно притворяет дверь. Сейчас она не сказала ей все то, что хотела сказать, решив сперва обсудить эту тему с Робби во время обеда.

«Да что все это значит? — вдруг запаниковала она. — Мисс Уилсон проработала здесь почти так же долго, как я. Может, это очередная неуклюжая попытка Робби сделать офис более презентабельным? Тогда лучше купил бы книжный шкаф. И кто должен будет учить эту чертову куклу элементарным вещам: телефонным переговорам с клиентами и машинописи, чтобы она справлялась хотя бы на уровне мисс Уилсон? Понятное дело, я. Как всегда, именно мне придется расхлебывать последствия его красивых жестов; как всегда, я должна крутиться, чтобы поддержать на плаву эту жалкую контору. Надеюсь, она хотя бы умеет орудовать кистью; тогда я как-нибудь вечером привлеку ее к покраске стен».

Она снова занялась письмом, с привычной легкостью формулируя обнадеживающий ответ новому клиенту и печатая его двумя пальцами, непрофессионально, но весьма бойко.

«Дорогой мистер Бертон, — печатала она. — Мы с немалым интересом прочли Ваше произведение. Сюжет хорошо продуман; на наш взгляд, особенно удачным и нестандартным получился образ… — Она потянулась к рукописи и взяла наугад один из листков. — …леди Монтегю. Но для успешного продвижения на издательском рынке книга нуждается в определенной доработке, и мы готовы предложить Вам услуги опытного редактора. Наши расценки…»

— Мисс Стайл?

Для общения через перегородку не требовалось дополнительных голосовых усилий, но Элизабет сказала:

— Если вы хотите ко мне обратиться, мисс Хилл, зайдите в кабинет.

Через минуту мисс Хилл открыла дверь и вошла. Позади нее, на столе в приемной, Элизабет заметила сумочку, губную помаду и пудреницу.

— Когда вернется мистер Шакс?

— Вероятно, во второй половине дня. Он на встрече с важным клиентом. А что, его кто-нибудь спрашивал?

— Да нет, я просто уточнила.

Мисс Хилл закрыла дверь и шумно уселась за стол. Элизабет перечитала письмо, а потом развернула стул и села лицом к окну, пристроив промокшие ноги на батарее. Чуть погодя она снова выдвинула нижний ящик стола, достала оттуда детективный роман и, не снимая ног с батареи, углубилась в чтение.

Пребывая в расстроенных чувствах, усугубленных дождем и отсутствием Робби, хотя стрелки часов приближались к часу, Элизабет заказала мартини и теперь потягивала его, сидя на узком ресторанном стуле и наблюдая входящих и выходящих бесцветных людей. В сумрачном зале уже не осталось свободных столиков; от дверей тянулись в разные стороны дорожки мокрых следов. Элизабет и Робби обедали здесь два-три раза в неделю с тех пор, как они открыли свой офис в соседнем здании. Самый первый обед состоялся теплым летним днем, и Элизабет все еще помнила свой тогдашний наряд: легкое черное платье (сейчас оно болталось бы на ней, как на вешалке), маленькая белая шляпка и белые перчатки. Они с Робби держались за руки и с энтузиазмом строили планы: в этом старом облезлом доме они просидят год, от силы два, а потом накопят денег и переберутся в более престижный район; маститые авторы толпами понесут в новое агентство Роберта Шакса рукописи будущих бестселлеров; крупные издатели будут приглашать их в модные рестораны, где аперитив скорее правило, чем исключение. Канцелярские принадлежности с надписью «РОБЕРТ ШАКС, литературное агентство; Элизабет Стайл, отдел художественной прозы» были уже заказаны, но еще не доставлены, и в тот день за обедом они говорили о фирменных бланках.

Элизабет подумывала уже о втором мартини, когда заметила Робби, пробиравшегося между столиками. Он помахал ей приветственно, опять же работая на публику: занятой по горло деловой человек с трудом выкроил время для бизнес-ланча неважно где, пусть даже в этом дешевом ресторанчике.

Когда он сел за столик спиной к ресторанному залу, лицо его устало скривилось, а голос прозвучал глухо.

— Еле выкрутился, — сообщил он, удивленно взглянув на стоящий перед ней бокал. — Я сегодня еще даже не завтракал.

— Трудно пришлось со святошей?

— Просто ужас. Он хочет, чтобы книга его стихов была издана до конца этого года.

— И что ты ему сказал? — Элизабет постаралась, чтобы ее голос звучал непринужденно. Не стоит нажимать на него сразу, пусть сначала выговорится.

— Не помню, — сказал Робби. — Как я, черт возьми, могу запомнить, что наплел этому старому дурню? Пообещал устроить все в лучшем виде, ну и так далее…

«Значит, и впрямь наболтал лишнего, — подумала Элизабет. — Если бы встреча прошла удачно, он бы сразу выложил все подробности». Внезапно она ощутила огромную усталость и сгорбилась на стуле, тупо глядя на входную дверь. «Что ему сказать? Какие слова могут на него подействовать?»

— А ты-то чего такая мрачная? — спросил Робби. — Это ведь не тебе пришлось таскаться к черту на кулички, даже не позавтракав.

— Однако и у меня выдалось нелегкое утро, — сказал Элизабет. — Пришлось разбираться с новой сотрудницей, свалившейся как снег на голову.

Робби молчал, ожидая, что она скажет дальше, чтобы уже потом оправдываться, или психовать, или обратить все в шутку.

Элизабет смотрела на него и думала: «В этом весь Робби. Я могу предугадать, что он сделает и что он скажет, какой галстук наденет в какой день недели. Я знаю все это вот уже одиннадцать лет, и вот уже одиннадцать лет я не могу найти правильные слова, чтобы он меня понял. Подумать только, что одиннадцать лет назад мы сидели здесь же, держась за руки и рассуждая о нашем счастливом будущем».

— Я вспомнила тот день, когда мы обедали здесь в первый раз и все только начиналось, — сказала она тихо.

Робби посмотрел на нее озадаченно.

— Когда мы начинали свое дело, — пояснила она. — Ты ведь помнишь Джима Харриса? — Робби кивнул, приоткрыв рот. — Мы надеялись заработать кучу денег, потому что Джим обещал направить к нам всех своих литературных знакомых, а потом ты поцапался с Джимом, и с тех пор мы его не видели, и никто из его знакомых не пришел в наше агентство. Вместо этого мы имеем твоего приятеля-святошу в качестве клиента и фото Джима «с благодарностью». А ведь мы по сей день могли бы наживаться на этой «благодарности».

— Элизабет, — сказал Робби, одновременно пытаясь состроить обиженную мину и проследить, не услышал ли кто-нибудь посторонний ее слова.

— Даже слюнявый бармен в закусочной у моего дома… — начала она и замолкла.

— Дафни Хилл… — сказала она после минутной паузы. — Боже правый!

— Очень тебя понимаю, — сказал Робби, многозначительно улыбаясь. — Дафни Хилл.

Он махнул рукой официантке и снова повернулся к Элизабет.

— Думаю, тебе не помешает еще один мартини для бодрости, а я компенсирую аперитивом пропущенный завтрак… Два мартини, мисс.

Все с той же улыбкой он потянулся через стол и взял Элизабет за руку.

— Послушай, Лиз, все не так плохо, как тебе кажется. Согласен, я сглупил с этим священником, ты была права. А что касается Дафни — я просто подумал, что она сможет немного оживить атмосферу в офисе.

— Лучше бы покрасил стены, — пробормотала Элизабет.

Робби изобразил недоумение.

— Ничего, продолжай, — сказала Элизабет.

— Если тебе не по душе эта Дафни, пусть катится ко всем чертям, — сказал он. — Не вижу тут никаких проблем. Это наш с тобой бизнес. — Его улыбка стала задумчивой. — Я прекрасно помню те дни. Мы собирались творить чудеса. И мы все еще способны их творить, — добавил он, понизив голос и нежно глядя на Элизабет.

Та, не выдержав, рассмеялась.

— Тебе следует спускаться по лестнице еще тише, — сказала она. — Жена привратника подстерегла тебя, спутав с человеком, который оставляет на площадке свои лыжи. Она из-за них чуть не сломала ногу.

— Хватит уже надо мной смеяться, — сказал Робби. — Элизабет, мне в самом деле больно видеть, как ты расстраиваешься из-за какой-то там Дафни Хилл.

— Я не могу не расстраиваться, — сказала она, невольно позавидовав его способности легко смотреть на вещи. «Мне бы так», — подумала она, хотя только что над ним насмехалась.

— Вот и твоя компенсация завтрака, — сказала она, когда официантка поставила перед ними бокалы.

— Подождите, мы сделаем заказ, — сказал Робби официантке. — Мне куриные тефтели с жареным картофелем.

И церемонно вручил меню Элизабет, которая, не раскрывая его, сказала:

— Мне то же самое.

Когда официантка удалилась, Робби протянул Элизабет один из бокалов.

— Тебе это нужно, старушка, — сказал он, поднимая второй бокал, и снова нежно понизил голос. — За тебя и за наши будущие успехи.

Элизабет улыбнулась ему и пригубила мартини. Она заметила, что Робби мучается выбором: опрокинуть бокал залпом или потягивать по чуть-чуть, как бы нехотя.

— Если ты выпьешь все сразу, тебе станет плохо, дорогой, — сказала она. — На пустой-то желудок.

Он сделал глоток, поставил бокал на стол и сказал:

— Теперь можно серьезно поговорить о Дафни.

— А я-то думала, что она уже катится ко всем чертям.

Робби напрягся.

— Конечно, если ты будешь на этом настаивать, — сказал он холодно. — Хотя было бы некрасиво нанять девчонку и уволить ее в тот же день только из-за твоей ревности.

— Я вовсе не ревную.

— Но если я не могу держать у себя в офисе симпатичную девушку…

— Лично я не против, если бы она еще умела печатать на машинке.

— Дафни вполне справится с работой, я уверен.

— Робби… — сказала Элизабет и запнулась. У нее пропало желание над ним насмехаться. «Хотела бы я всегда чувствовать себя так, как минуту назад, но увы», — подумала она и внимательно посмотрела на Робби, на его красное лицо, редкие седеющие волосы и массивные плечи. Ощутив на себе ее взгляд, он вскинул голову и выпятил подбородок. Он мужчина, он начальник, и он принял решение.

— Ладно, пусть остается, — сказала Элизабет.

— В конце концов… — Робби отклонился назад и подождал, пока официантка поставит перед ним тарелку и отойдет от стола. — В конце концов, я имею право брать кого хочу в свою собственную фирму.

— Разумеется, — устало согласилась Элизабет.

— И не надо поднимать шум из-за любого пустяка, — продолжал Робби. Уголки его рта были опущены, и он избегал смотреть ей в глаза. — Я пока еще в состоянии вести дела.

— Ты до смерти боишься, что я когда-нибудь тебя брошу, — сказала Элизабет. — Ешь свой обед.

Робби взял вилку.

— Было бы глупо разорвать столь славное сотрудничество из-за дурацких приступов ревности.

— Успокойся, я никуда не уйду.

— Надеюсь, — сказал Робби и налег на еду, но через минуту-другую положил вилку. — А знаешь что, дадим ей недельный испытательный срок, и если она будет справляться хуже мисс Уилсон, уволим.

— Но я не… — хотела возразить Элизабет, но передумала. — Хорошо. За неделю мы уж точно выясним, на что она годится.

— Прекрасная мысль. Теперь мне полегчало. — Он потянулся через стол и погладил ее руку. — Славная старушка Лиз.

— Странное дело, — сказала Элизабет, глядя мимо него, — я, кажется, сейчас увидела одного давнего знакомого.

Робби обернулся и посмотрел на вход в ресторан.

— Кого?

— Ты его не знаешь. Парень из моего родного городка. Впрочем, это не мог быть он.

— В Нью-Йорке то и дело натыкаешься на людей, которые кажутся знакомыми, — заметил Робби, снова берясь за вилку.

«Должно быть, это мне померещилось после двух мартини и разговоров о прошлом», — подумала Элизабет и громко засмеялась.

Робби оторвался от еды.

— Да что с тобой такое? Люди подумают, у тебя истерика.

— Просто вспомнилось кое-что. — Ей вдруг захотелось поговорить с Робби по душам, как с близким человеком, только что не супругом. — Уже много лет я о нем не думала, а тут вдруг заметила случайное сходство, и сразу масса воспоминаний.

— Твой бывший бойфренд? — спросил Робби без особого интереса.

Элизабет поспешила отвергнуть это предположение с тем же испугом, с каким она сделала бы это пятнадцать лет назад.

— Нет-нет, просто он один раз ходил со мной на танцы. Моя мама позвонила его маме и попросила, чтобы он меня сопровождал.

— Шоколадный пломбир, — сказал Робби подошедшей официантке.

— Мне только кофе, — сказала Элизабет и повернулась к Робби. — Хороший был парень.

«И чего это меня понесло? — удивлялась она самой себе. — Казалось бы, давным-давно забыла о тех днях».

— Послушай, а ты сказала Дафни, что она может в это время оставить офис и где-нибудь пообедать? — спросил Робби.

— Я не говорила с ней про обед.

— Тогда нам придется поторопиться. Бедняжка, наверно, голодна.

«Фрэнк, вот как его звали», — думала о своем Элизабет.

— Так о чем конкретно вы договорились со святошей? — спросила она.

— Расскажу тебе попозже, когда приведу мысли в порядок. Сейчас я и сам толком не пойму, о чем мы с ним договорились.

«Ну да, а потом он выложит мне это в самый последний момент, когда у меня уже не будет времени все обдумать. Небось пообещал опубликовать стихи старика за свой счет, или уедет из города и оставит меня разгребать это дело, или нам вчинят иск… Нет, Фрэнк не появился бы в таком месте, как это. Если он вообще ходит в рестораны, то это должны быть респектабельные заведения с вышколенной обслугой и множеством красивых женщин».

— Впрочем, это не так уж важно, — сказала она, обращаясь к Робби.

— Конечно, неважно, — согласился он и поспешил сделать еще один примирительный жест, прежде чем они вернутся к Дафни Хилл. — Пока мы с тобой действуем заодно, мы справимся с любыми проблемами. Мы отличная команда, Лиз.

Он встал и потянулся за пальто и шляпой. Его костюм измялся, и Робби чувствовал себя в нем неуютно, судя по тому, как он поводил плечами.

Элизабет допила кофе.

— Ты толстеешь с каждым днем, — сказала она.

Он взглянул на нее с испугом.

— По-твоему, мне стоит снова сесть на диету?

В лифт они вошли вместе, но встали в разных углах, сосредоточенно глядя прямо перед собой на дверную решетку. Со времени открытия офиса в этом здании они пользовались лифтом иногда четыре, иногда шесть, иногда восемь, а иногда и десять раз на дню, то перешучиваясь, то злясь друг на друга, то весело смеясь, а то и обмениваясь короткими уничижительными фразами. Не исключено, что лифтер знал о них больше, чем домовладелица Элизабет или чем молодая пара, жившая с Робби в соседней квартире. Каждый будний день они входили в лифт, и лифтер вежливо их приветствовал, а затем стоял к ним спиной, пока лифт поднимался или опускался, порой вставляя реплики в их разговор и, возможно, ухмыляясь, когда они не видели его лицо. В этот раз он спросил:

— Как там погода, не улучшилась?

— Хуже некуда, — ответил Робби.

— Пора издать закон против плохой погоды, — сказал лифтер, остановившись на их этаже.

— Интересно, что он о нас думает, этот лифтер, — сказала Элизабет, идя с Робби по коридору.

— Быть может, мечтает хоть ненадолго избавиться от лифта и просто посидеть в офисе, — сказал Робби и открыл дверь в приемную. — Мисс Хилл?

Дафни Хилл сидела за столом в приемной и читала детектив, который Элизабет оставила на своем столе, отправляясь обедать.

— Добрый день, мистер Шакс, — сказала Дафни.

— Вы взяли это с моего стола? — Элизабет сама удивилась поспешности, с которой задала этот вопрос.

— Надеюсь, вы не против? — спросила Дафни. — Я просто не знала, чем заняться.

— Мы найдем вам множество занятий, юная леди, — пообещал Робби, снова становясь вальяжным и самоуверенным бизнесменом. — Извините, что не отпустили вас на обед.

— Я прогулялась и перекусила тут неподалеку, — сказала Дафни.

— Прекрасно, — сказал Робби, искоса взглянув на Элизабет. — На будущее мы согласуем график.

— Впредь не заходите в мой кабинет без разрешения, — сказала Элизабет резко.

— Хорошо, — вздрогнув, ответила Дафни. — Вернуть вам книгу?

— Оставьте ее себе.

Элизабет прошла в свою комнатку, закрыла дверь и услышала голос Робби:

— Мисс Стайл не любит, когда трогают ее вещи, мисс Хилл. Пройдите, пожалуйста, в мой кабинет.

«Зачем перед ней-то делать вид, что тут есть стены?» — подумала Элизабет. Она слышала, как Робби вошел к себе, за ним протопала Дафни, и дверь захлопнулась. Элизабет вздохнула. «Тогда и я сделаю вид, что тут есть стены». Из пишущей машинки торчало незаконченное письмо мистеру Бертону, а на клавиатуре она обнаружила записку, уяснение смысла которой затруднял начальственный голос Робби за перегородкой. Записка была от мисс Уилсон:

«Мисс Стайл, мне никто не сообщил, что на мое место принята новая сотрудница. Я работала с вами много лет, а меня даже не предупредили об увольнении. Полагаю, теперь я не обязана сдавать ей дела, разберется и так. Пожалуйста, скажите мистеру Шаксу, чтобы он отправил причитающиеся мне деньги на мой домашний адрес, он есть в картотеке. Вам был звонок от мистера Роберта Ханта, он просил, чтобы вы перезвонили ему в отель «Эдисон». Не забудьте, пожалуйста, напомнить мистеру Шаксу про мои деньги, он должен мне за две недели и еще выходное пособие в размере недельного жалованья. Эллис Уилсон».

«Представляю, как она взбесилась, — подумала Элизабет. — Даже не стала дожидаться Шакса, чтобы получить деньги на руки. Наверняка узнала об увольнении от Дафни, как и я. А денежного перевода от Робби она не дождется, это уж точно». За перегородкой Робби продолжал разглагольствовать:

— Это самый тяжелый труд из всех, какие я знаю. Он выворачивает человека наизнанку…

«Похоже, говорит о писательстве, — подумала она. — Может быть, Дафни хочет опубликовать историю своей жизни?»

Она вышла в приемную и постучалась к Робби, подумав: «Если Робби сейчас спросит: «Кто там?» — я скажу: «Это лифтер, просто пришел посидеть у вас в офисе». Но Робби сказал:

— Заходи, Лиз, что за церемонии.

— Робби, — сказала она, открывая дверь, — здесь побывала мисс Уилсон и оставила записку.

— Я забыла вам сказать, — спохватилась Дафни. — Просто момент не представился. Мисс Уилсон просила передать мистеру Шаксу, чтобы он выслал ей деньги.

— Да, некрасиво получилось, — признал Робби. — Зря я не предупредил ее вчера. Наверно, ей было чертовски обидно узнать это таким образом.

Дафни занимала единственное гостевое кресло в его комнате, и он, поколебавшись, сказал:

— Садись на мое место, Лиз.

Элизабет подождала, когда он начнет выбираться из-за стола, и только потом сказала:

— Не суетись, Робби, я зашла на минутку, сейчас вернусь к своей работе.

Робби взял и внимательно прочел записку мисс Уилсон.

— Мисс Хилл, — сказал он по прочтении, — пометьте у себя, что нужно переслать мисс Уилсон остаток ее жалованья и недельное выходное пособие.

— Мне нечем и негде пометить, — сказала Дафни.

Элизабет взяла со стола Робби карандаш и чистый блокнот и вручила их Дафни, и та сделала весьма пространную запись на первой страничке.

— Кто такой этот Хант? — спросил Робби. — Твой бывший бойфренд?

«Зря я упомянула о Фрэнке», — подумала Элизабет и сказала:

— Нет, это старый друг отца. В кои-то веки выбрался из глухомани.

— Тогда тебе стоит ему позвонить. — Робби вернул ей записку.

— Так и сделаю. А тебе стоит написать мисс Уилсон и объясниться.

Робби явно занервничал.

— Это может сделать мисс Хилл, — проворчал он.

— Отличная идея, — сказала Элизабет, избегая смотреть на Дафни. — Теперь ей будет чем занять вторую половину дня.

Она удалилась, аккуратно притворив дверь, перешла в свой кабинет и также закрылась, чтобы создать иллюзию уединения. Она знала, что Робби будет прислушиваться к ее телефонному разговору, и представила себе занятную сцену: Робби и Дафни сидят тихонько, повернув серьезные лица в сторону перегородки, и сосредоточенно слушают разговор между Элизабет и старым другом ее отца.

Листая телефонный справочник в поисках номера отеля, она слышала голос Робби за перегородкой:

— Напишите ей, что мы очень сожалеем, но по независящим от нас обстоятельствам… и так далее. В самых вежливых выражениях. И не забудьте упомянуть, что при появлении в офисе новой вакансии мы первым делом обратимся к ней.

Элизабет набрала номер; в соседней комнате внезапно наступила тишина. Дождавшись ответа, она попросила служащего отеля соединить ее с мистером Хантом и, понизив голос, сказала в трубку:

— Дядя Роберт? Это Бет.

Он откликнулся восторженно:

— Бет! Как я рад услышать твой голос! Мамми уж думала, ты не найдешь времени позвонить.

— Она тоже здесь? Здорово! Как вы поживаете? Как там папа?

— Мы-то в порядке. А ты как?

Она понизила голос почти до шепота:

— У меня все отлично, дядя Роберт. Вы давно приехали? Сколько еще пробудете в городе? Когда мы сможем встретиться?

Он засмеялся.

— Мамми бубнит мне в левое ухо, ты бубнишь в правое, и я не могу понять никого из вас. Я спросил про твои дела.

— Все отлично, — повторила она.

— Бет, мы очень хотим с тобой повидаться. Привезли кучу новостей из дома.

— В данный момент я очень занята, но выберусь к вам, как только смогу. Вы здесь надолго?

— До завтра. Мы приехали только на пару дней.

Она быстро прикинула в уме и продолжила, как будто в отчаянии:

— О нет! Ну почему вы не предупредили меня заранее?

— Мамми передает тебе приветы от всех наших.

— Я, как назло, совсем закрутилась. — Сознание своей вины побудило ее вновь повысить голос. — Даже не представляю, когда мы сможем увидеться. Как насчет завтрашнего утра?

— Тут такое дело, — проговорил он медленно. — Мамми вроде как уже настроилась завтра ехать на Лонг-Айленд, проведать сестру, а оттуда нас подвезут прямо к обратному поезду. Мы думали, может, нынче вечером…

— Увы, никак. У меня этим вечером деловой ужин с клиентом, и я не могу его отменить.

— Вот незадача какая! А мы вечером идем на шоу и думали, ты к нам присоединишься. Мамми, — позвал он в сторону, — как зовется то шоу, на которое мы идем?.. Она тоже не помнит. Нам дали билеты здесь в отеле.

— Я бы ужасно хотела, — сказала Элизабет. — Просто с огромной радостью…

Сама того не желая, она отчетливо представила себе пожилую пару за столиком в каком-нибудь клубе: они спланировали этот поход на шоу только ради нее, а теперь сидят вдвоем, притворяясь, будто весело проводят время в чужом городе.

— Будь то кто-нибудь другой, я бы отменила встречу, — сказала она, — но это один из наших лучших клиентов, и я никак не могу ему отказать.

— Ну да, понятно, такие дела.

Повисла долгая пауза, и наконец Элизабет спросила:

— Значит, у папы все хорошо?

— Отлично, — сказал он. — У нас у всех все хорошо. Твой отец ждет не дождется, когда ты его навестишь.

— Наверно, ему одиноко, — произнесла она самым нейтральным тоном, чтобы это не прозвучало как обещание приехать. Ей хотелось поскорее закончить разговор, поскорее отделаться от Хантов, от своего отца и от всех этих намеков на возвращение домой. «Я живу в Нью-Йорке, — твердила она себе, пока стариковский голос в трубке монотонно излагал истории из жизни ее отца и тамошних обывателей. — Я живу в Нью-Йорке сама по себе и вовсе не обязана помнить всех этих людей. С дяди Роберта хватит и того, что я нашла время поболтать с ним по телефону».

— Очень рада была с вами поговорить, — сказала она, перебив очередную историю, — однако мне нужно работать.

— Да-да, конечно, — пробормотал он сконфуженно. — Что ж, Бет, ты пиши нам всем, пожалуйста. Мамми передает тебе сердечный привет.

«Вечно они пытаются утянуть меня в прошлое своими письмами и сердечными приветами», — подумала Элизабет и сказала:

— Всего доброго.

— Приезжай нас проведать, — сказал он.

— Приеду, как только смогу. До свидания.

Она повесила трубку сразу после его прощальных слов, за которыми следовало: «Эй, погоди минутку, Бет!» — он спохватился, вспомнив еще что-то, но Элизабет чувствовала, что не сможет продолжать этот разговор без риска сорваться на грубость.

И сразу же тишину в соседнем кабинете нарушил голос Робби:

— Думаю, вас не надо учить обычным секретарским обязанностям: как отвечать на звонки и тому подобное?

— Как-нибудь справлюсь, — сказала Дафни.

Элизабет вернулась к незаконченному письму (листок уже загнулся от долгого пребывания в каретке), меж тем как Робби и Дафни Хилл за перегородкой говорили об именах клиентов и переводе звонков с аппарата в приемной на тот или другой кабинет, а потом вышли в приемную и стали нажимать кнопки функций на секретарском телефоне. «Как дети малые, играющие в секретаршу и начальника», — подумала Элизабет. Временами из приемной доносился густой хохоток Робби, ему восторженно подхихикивала Дафни. Как Элизабет ни старалась сконцентрироваться на расценках для мистера Бертона, она поминутно ловила себя на том, что прислушивается к их голосам и звукам перемещений по офису. В какой-то момент из их приглушенного бормотанья выделилась фраза, произнесенная чуть громче остальных «светским» голосом Робби: «…в каком-нибудь уютном тихом ресторане». Затем голоса вновь понизились, а она про себя добавила: «Где они могут поворковать без помех». Не желая встревать в их разговор, она подождала еще какое-то время; наконец стул в приемной скрипнул под усевшейся на него Дафни, а шаги Робби направились в его кабинет, и Элизабет подала голос:

— Робби?

На несколько секунд все затихло, а потом он подошел и открыл ее дверь со словами:

— Ты же знаешь, я не люблю, когда в офисе кричат через стену.

Она выдержала паузу и спросила самым дружеским тоном:

— Мы сегодня ужинаем вместе?

Их совместные ужины случались четыре-пять раз в неделю — обычно в том же ресторане, где они сегодня обедали, а иногда в заведениях поблизости от дома Элизабет или дома Робби. Заметив, как опустились уголки его губ, она продолжила уже громче:

— Я отвертелась от вечернего свидания с этими скучными людьми. Сегодня нам есть что обсудить.

— По правде говоря, Лиз, у меня на этот вечер другие планы, — быстро пробормотал Робби и, сам того не сознавая, повторил ее телефонную отговорку, подслушанную им несколькими минутами ранее. — У меня сегодня деловой ужин с важным клиентом, и я не могу его отменить.

Элизабет изобразила удивление, и тогда он пояснил:

— Я о святоше. Мы с ним еще утром договорились о совместном ужине. Забыл тебе сказать.

— Конечно, эту встречу отменять нельзя, — легко согласилась она, наблюдая за Робби, который неуклюже присел на край ее стола. Он вертел в пальцах карандаш и явно искал повод уйти — но так, чтобы это не походило на испуганное бегство. «Что я делаю? — вдруг подумала Элизабет. — Играю с ним в жмурки?»

— Почему бы тебе не сходить в кино? — спросила она.

— Я бы с радостью, будь у меня время, — сказал он со страдальческой улыбкой.

Элизабет потянулась со своего места и отобрала у него карандаш.

— Бедный старина Робби, — сказала она. — Что-то ты совсем раскис. Тебе надо проветриться.

Робби нахмурился.

— Почему ты мной командуешь? Разве это не мой офис?

— Тебе не помешает побыть пару часов вне офиса, я серьезно. Сегодня ты не сможешь нормально работать, — сказала она нежным голоском, но тут же позволила себе подпустить яду. — Тем более если вечером тебя ждет свидание с этой старой образиной.

Робби открыл было рот, потом закрыл его и наконец выдавил:

— Я не могу спокойно думать в такую мерзкую погоду. Дождь сводит меня с ума.

— Я это знаю, — сказала Элизабет и встала из-за стола. — Надень пальто и шляпу, а портфель с бумагами оставь здесь. — Она подтолкнула его к двери. — Проведи пару часов в кино, выйдешь оттуда свежим, как огурчик, и легко запудришь мозги святоше.

— Но я не хочу снова выходить под дождь, — запротестовал Робби.

— Загляни в парикмахерскую и побрейся, — сказала Элизабет и, распахнув перед ним дверь своего кабинета, встретила взгляд Дафни Хилл.

— А также подстригись, — добавила она, дотронувшись до затылка Робби. — Мы с мисс Хилл сегодня справимся без тебя. Не правда ли, мисс Хилл?

— Конечно, — сказала Дафни.

Робби со смущенным видом удалился в свой кабинет и через пару минут вышел оттуда с плащом и шляпой в руках.

— Я все-таки не понимаю, зачем ты хочешь выпроводить меня из офиса, — сказал он.

— А я не понимаю, зачем ты хочешь здесь оставаться, — сказала Элизабет, подталкивая его к двери. — В таком состоянии ты ни на что толковое не годишься. До скорого.

— До скорого, — пробормотал Робби и двинулся прочь по коридору.

Элизабет следила за ним, пока он не вошел в лифт, а потом закрыла дверь и повернулась к Дафни Хилл.

— Полагаю, письмо к мисс Уилсон уже готово?

— Я им занимаюсь, — сказала Дафни.

— Принесите его мне, когда закончите.

Элизабет прошла в свою комнатку, закрыла дверь и села за стол. «Фрэнк, — думала она. — Нет, это не мог быть Фрэнк. Он бы узнал меня и поздоровался, не так уж сильно я изменилась. А если это был Фрэнк, то что он здесь делал? Черт, зачем я морочу себе голову, все равно его не найти».

Она заглянула в телефонный справочник — Фрэнка там не оказалось. Она продолжала перелистывать страницы, пока не добралась до буквы X, и, проведя пальцем по именам, остановилась на «Харрис, Джеймс». Набрала номер и стала ждать. Наконец трубку сняли, ответил мужской голос.

— Это Джим Харрис? — спросила она.

— Он самый.

— Это Элизабет Стайл.

— Привет, — сказал он. — Как поживаешь?

— Я все ждала, когда ты со мной свяжешься, — сказала она. — Много воды утекло.

— Это верно. Но все как-то не получалось…

— У меня к тебе дело: ты помнишь Фрэнка Дэвиса?

— Помню. Где он сейчас?

— То же самое я хотела спросить у тебя.

— Вот оно что…

Она немного помолчала и продолжила:

— На днях думаю вытащить тебя на ужин.

— С радостью, — сказал он. — Я тебе перезвоню.

«Так не пойдет», — подумала она.

— Мы с тобой уже лет сто не общались… Погоди-ка, — сказала она так, будто ее только что осенила блестящая мысль, — а почему бы нам не встретиться сегодня?

Он начал что-то говорить, но она перебила:

— Мы же так давно не виделись!

— Понимаешь, у меня как раз сейчас гостит младшая сестренка.

— А ты не можешь захватить ее с собой?

— Могу вообще-то, — неуверенно сказал он.

— Вот и славно, — сказала Элизабет. — Для начала приходи ко мне домой и сестру с собой бери, пропустим по стаканчику, поболтаем о старых временах.

— Тебе перезвонить попозже? — спросил он.

— Нет, я сейчас ухожу из офиса и буду бегать по разным делам. Как насчет семи часов?

— Договорились.

— Тогда до вечера.

Положив трубку, она еще с минуту сидела, не убирая руки с телефона и думая о старине Джиме Харрисе, который всегда теряется, если застать его врасплох; этаким манером его можно втянуть в любое, даже самое мутное дело. Она довольно засмеялась, но тут же умолкла, так как Дафни постучала в дверь.

— Войдите, — сказала Элизабет.

Дафни осторожно открыла дверь и просунула голову в щель.

— Я закончила письмо, мисс Стайл, — сообщила она.

— Давайте его сюда, — сказала Элизабет, с задержкой добавив «пожалуйста».

Дафни вошла, неся письмо перед собой в вытянутой руке.

— Оно получилось не очень, я никогда прежде не писала официальных писем.

Элизабет мельком взглянула на письмо.

— Это неважно. Присядьте, Дафни.

Та робко опустилась на краешек стула.

— Сядьте как следует, — сказала Элизабет. — Я не хочу, чтобы вы сломали этот стул; запасных у меня нет.

Удивленно вытаращив глаза, Дафни сдвинулась к спинке стула. Элизабет неторопливо раскрыла свою сумочку, извлекла оттуда пачку сигарет и начала рыться в поисках спичек.

— У меня есть, я сейчас, — встрепенулась Дафни, сбегала в приемную и принесла коробок. — Вот. Оставьте себе, у меня много.

Закурив, Элизабет положила спички на край стола.

— Итак, — проговорила она; Дафни напряженно подалась вперед. — Где вы работали до прихода сюда?

— Это моя первая работа. Я только что приехала в Нью-Йорк.

— И откуда же вы приехали?

— Из Буффало.

— Значит, вы приехали в Нью-Йорк, чтобы сделать карьеру? — уточнила Элизабет, подумав: «По моим стопам идешь, дорогуша. Только я-то свою карьеру уже сделала».

— Я не знаю, — сказала Дафни. — Папа привез нас сюда, потому что брат предложил ему долю в своем бизнесе. Мы переехали пару месяцев назад.

«Если бы моя родня пасла меня здесь, не видать мне работы с Робертом Шаксом», — подумала Элизабет.

— Какое у вас образование?

— Средняя школа в Буффало, потом ходила на бизнес-курсы, но недолго.

— Вы хотите стать писательницей?

— Нет, я хочу стать литагентом, как мистер Шакс… И как вы.

— Это хороший бизнес, — сказала Элизабет. — Можно заработать кучу денег.

— Мистер Шакс говорил то же самое. Он очень здорово все расписал.

Дафни понемногу смелела. Она уселась поудобнее, фокусируя взгляд на горящей сигарете Элизабет. А та вдруг почувствовала усталость; беседа с Дафни перестала ее развлекать.

— Мы с мистером Шаксом говорили о вас за обедом, — произнесла она с расстановкой.

Дафни улыбнулась. Когда она сидела вот так, улыбаясь, и перед вами не маячило ее крупное тело, неуверенно стоящее на маленьких ногах, Дафни вполне можно было назвать привлекательной. Ни маленькие карие глазки, ни растрепанная шевелюра не портили общего впечатления — Дафни была по-своему очень даже мила. «А я тоща как щепка», — подумала Элизабет и сказала приторно-вежливо:

— Полагаю, вам следует составить письмо к мисс Уилсон заново, Дафни.

— Ладно, — сказала Дафни.

— И упомяните в письме, — продолжила Элизабет, — что мы просим ее как можно скорее вернуться к исполнению своих обязанностей.

— Вернуться сюда? — спросила Дафни, начиная тревожиться.

— Вернуться сюда, — подтвердила Элизабет и улыбнулась. — Боюсь, мистеру Шаксу не хватило смелости сообщить вам это лично. Видите ли, мы с мистером Шаксом не только деловые партнеры, но и близкие друзья. И мистер Шакс, пользуясь нашей дружбой, нередко взваливает на меня выполнение самых неприятных задач.

— Но я думала, мистер Шакс меня принял…

— Об этом я догадалась по вашему поведению — вы держитесь так, будто и вправду получили эту должность.

Дафни испугалась. «Она слишком глупа, чтобы просто заплакать и уйти, — подумала Элизабет. — Ей надо все разжевать и сунуть в рот».

— Мне это совсем не в радость, сами понимаете, — сказала она. — В порядке хоть какой-то компенсации я готова дать пару советов, которые помогут вам устроиться на работу в другой офис.

Дафни молча кивнула.

— Например, внешний вид, — сказала Элизабет. — Я говорю об этом, потому что знаю мнение мистера Шакса на сей счет, которое совпадает с мнением большинства начальников-мужчин.

Дафни опустила взгляд на свои пышные формы, туго обтянутые платьем.

— Возможно, вы и сами это знаете, — продолжила Элизабет, — и тогда мой комментарий покажется вам оскорбительным, но я все же хочу заметить, что вы произведете лучшее впечатление при найме, а впоследствии сможете работать более комфортно, если откажетесь от шелкового платья в качестве офисной одежды. В нем вы выглядите так, словно только что прибыли из Буффало.

— Вы хотите, чтобы я носила костюм или типа того? — произнесла Дафни медленно, однако без признаков обиды или злости.

— Я имею в виду что-нибудь более строгое.

Дафни оглядела Элизабет.

— Костюм вроде вашего?

— Костюм вроде этого будет в самый раз, — сказала Элизабет. — И еще: постарайтесь как-нибудь уложить волосы.

Дафни дотронулась до верхушки своей белокурой копны.

— У вас прекрасные волосы, Дафни, — сказала Элизабет, — но в офисе желательно не носить их распущенными, а сделать аккуратную прическу.

— Вроде вашей? — уточнила Дафни, глядя на седеющие волосы Элизабет.

— Не обязательно вроде моей. Просто сделайте так, чтобы они не торчали в разные стороны.

Засим она деловито склонилась над бумагами, показывая, что разговор окончен. Через минуту Дафни встала.

— Возьмите это. — Элизабет протянула ей письмо к мисс Уилсон. — Перепишите так, как я вам сказала.

— Да, мисс Стайл, — сказала Дафни.

— Когда закончите с письмом, можете идти домой. Оставьте его на столе вместе с вашим адресом, по которому мистер Шакс отправит вам дневное жалованье.

— Может и не отправлять, — буркнула Дафни.

Элизабет подняла глаза и пристально взглянула на Дафни.

— Вы полагаете себя вправе критиковать решения мистера Шакса? — спросила она ледяным тоном.

Следующие несколько минут Элизабет просидела неподвижно, ожидая, что предпримет Дафни. Та закрыла за собой дверь кабинета, и в приемной повисла тяжелая тишина. «Сидит за столом и думает», — догадалась Элизабет. Затем слабо щелкнул открываемый замок сумочки, что-то зашуршало, брякнули ключи. «Роется в поисках косметички, — подумала Элизабет. — Хочет посмотреться в зеркальце, чтобы проверить, права ли я насчет ее внешности. Гадает, что именно сказал о ней Робби, и как он это сказал, и не переврала ли я его слова. Надо было сказать, что он называл ее жирной свиньей и огородным пугалом; она по дурости своей проглотила бы и это. Чем еще она там занимается?»

Дафни громко чертыхнулась; Элизабет застыла, стараясь не пропустить ни единого звука из приемной. Затем раздался неуверенный стук машинки: Дафни печатала письмо к мисс Уилсон. Элизабет покачала головой и усмехнулась. Потом она закурила, воспользовавшись спичками Дафни, которые остались на столе, и взглянула на так и не законченное письмо к мистеру Бертону. С сигаретой в зубах, закинув одну руку за спинку стула, она небрежно, одним пальцем, застучала по клавишам: «Чтоб ты сдох, Бертон!» Закончив, выдернула лист из каретки, порвала его и швырнула в корзину. «Вот и вся моя работа за день, — подумала она. — Зато как приятно было наблюдать за физиономией этой Дафни, когда я пудрила ей мозги». Она вспомнила о письмах, дожидавшихся ответа, о редакторских замечаниях, которые предстояло сделать, о жалобах клиентов, которые не стоило игнорировать, и подумала: «А ну их всех! Пойду-ка я лучше домой. Приму ванну, сделаю уборку, прикуплю что-нибудь для вечерних гостей. Надо только дождаться ухода Дафни».

— Дафни! — позвала она.

Та откликнулась не сразу.

— Да, мисс Стайл?

— Вы еще не закончили? — сказала она почти дружелюбным тоном, ибо теперь могла себе это позволить. — Такое письмо можно написать за минуту.

— Я уже ухожу, — сказала Дафни.

— Не забудьте оставить свое имя и адрес.

Из приемной не донеслось ни звука, и Элизабет повысила голос:

— Вы меня слышали?

— Мистер Шакс знает мое имя и адрес, — сказала Дафни, открывая дверь в коридор. — До свидания.

— До свидания, — сказала Элизабет.

Она вылезла из такси на углу своей улицы, расплатилась с шофером и проверила наличность в кошельке: десять долларов с мелочью. Вместе с двадцатью долларами, что хранились в квартире, это весь ее капитал на настоящий момент; завтра надо будет попросить жалованье у Робби. Она быстро прикинула: за ужин расплатится Джим Харрис, а той суммы, что была при ней сейчас, вполне хватит на аперитив и закуски. «Возьму еще десятку из домашних денег — на такси и всякие побочные расходы», — решила она. В винном магазине на перекрестке она купила большую бутыль ржаного виски — что сегодня не допьют, останется для Робби, когда он навестит ее в следующий раз. Затем, с бутылью под мышкой, она посетила гастрономический магазин, где приобрела имбирное пиво, пакет чипсов, коробку крекеров и ливерную колбасу, которую можно намазать на крекеры, и получатся маленькие бутерброды.

Она не привыкла к развлечениям и приему гостей; их с Робби вечера обычно проходили тихо, без участия третьих лиц, разве что иной клиент задержится допоздна или старый знакомый пригласит поужинать в ресторане. Поскольку они не были женаты, Робби избегал появляться с ней в таких местах, где это могло поставить его в неловкое положение. Они питались в скромных забегаловках, изредка посещали какой-нибудь маленький бар или кинотеатр поблизости от дома. Когда Элизабет нужно было встретиться с кем-нибудь в своей квартире, Робби при этом не присутствовал. Лишь однажды они затеяли вечеринку в относительно просторных апартаментах Робби, отмечая какое-то важное событие (кажется, договор с выгодным клиентом), но все пошло наперекосяк, и единственный гость чувствовал себя так неловко, что они больше не устраивали подобных мероприятий, да и на чужих вечеринках бывали всего-то пару раз.

Посему, легкомысленно обронив фразу типа «как-нибудь загляните ко мне, пропустим по стаканчику», Элизабет совершенно терялась, если ее предложение воспринимали всерьез. И теперь, пока она поднималась по лестнице к своей квартире, локтем и подбородком прижимая к груди пакеты, ее мучили элементарные вопросы: как лучше подать напитки и закуски, где разместить верхнюю одежду гостей и т. п.

При виде своей комнаты Элизабет ужаснулась — она и забыла, в какой спешке покинула дом сегодня утром и какой беспорядок оставила. С самого начала это место было предназначено не для приема гостей, а для ее одинокого существования, что подразумевало утреннюю суету перед уходом, тоскливые вечера молодой женщины, сидящей в кресле с книжкой в руке и пепельницей под боком, и ночные сновидения о мягкой траве на солнечном лугу. Чего уж точно не подразумевалось, так это присутствия трех-четырех гостей, удобно разместившихся тут и там с бокалами в руках и занятых непринужденной беседой. Ранним вечером, когда горела только настольная лампа и в углах собирались мягкие тени, комната еще создавала ощущение уюта, но стоило вам опуститься в кресло или коснуться поверхности якобы полированного столика, как вы обнаруживали, что кресло жесткое, из самых дешевых, а столик покрыт местами облупившейся краской «под дерево».

Элизабет смотрела на все это с порога, пытаясь представить себе, как может преобразиться квартира, если сделать генеральную уборку; но тут с лестницы пролетом выше донеслись чьи-то шаги, и она поспешила войти, захлопнув дверь. Находясь внутри, представить себе счастливое преображение было труднее; под ногами скрипел шершавый пол; на круглой дверной ручке темнел отпечаток грязного пальца — должно быть, Робби.

Толкнув застекленную дверь, она прошла на кухню и наконец освободила руки от покупок. Кухонька занимала угол квартиры и с грехом пополам вмещала компактную плиту под настенным шкафчиком, низкий холодильник, мойку и две посудные полки над ней с парой тарелок, двумя чашками, двумя блюдцами и четырьмя бокалами. Из посуды имелись еще кастрюлька, сковорода и кофейник. Все эти принадлежности она приобрела несколькими годами ранее, планируя обустроить пусть маленькую, но полноценную кухню, где могла бы готовить еду для себя и Робби — к примеру, пожарить стейк, а то и замахнуться на пирог или домашнее печенье, нацепив желтый передник и посмеиваясь над «первым блином комом». До переезда в Нью-Йорк она имела некоторый опыт по кулинарной части — хотя бы на уровне отбивных с жареной картошкой, — но за последующие годы совсем разучилась готовить и, обзаведясь наконец плитой, не смогла использовать ее надлежащим образом, лишь изредка, развлечения ради, стряпая что-нибудь малосъедобное. Готовка относилась к числу полезных бытовых навыков, с помощью которых она должна была найти свое женское счастье («путь к сердцу мужчины», по маминому выражению), но постепенно все эти навыки свелись к редким курьезным попыткам разнообразить свою серую повседневную жизнь.

Четыре бокала обросли пылью после долгого бездельного пребывания на открытой полке, так что пришлось мыть их с мылом. Она заглянула в холодильник, оказавшийся пустым, чего и следовало ожидать. Когда-то она хранила в холодильнике сливочное масло и яйца, а в шкафчике — хлеб и банку кофе, но продукты залеживались и портились из-за ее вечной спешки и нежелания возиться с завтраком.

Часы показывали всего лишь полпятого; времени оставалось достаточно, чтобы прибраться, принять ванну и нарядиться к вечеру. Первым делом она протерла стол, очистила пепельницу и поправила постель. Не помешало бы выбить пыль из трех половиков, прежде чем приступать к мытью пола, однако вид ванной комнаты заставил ее отказаться от этой затеи: гости наверняка будут заходить в ванную, где все, включая стены, было таким грязным, что пыльные коврики на этом фоне казались мелочью. Она быстро протерла пол между ковриками горячей водой, перед тем приготовив пару чистых полотенец из своего скудного запаса и открыв кран, чтобы наполнить ванну.

После скороспелой уборки комната не стала менее мрачной; дождь за окнами усугублял это впечатление. Она подумала, не сбегать ли в магазинчик напротив за букетом ярких цветов, но потом сочла это излишней тратой денег — в конце концов, гости задержатся здесь недолго, а при наличии выпивки и закуски любое помещение покажется вполне приветливым.

Когда она вернулась в комнату после ванны, было уже почти шесть, за окном сгустились сумерки — самое время зажечь настольную лампу. Прогулка босиком по вымытому полу и запах туалетной воды принесли ощущение чистоты и свежести, что сопровождалось приятным возбуждением: сегодня вечером она будет счастлива, она добьется успеха, произойдет нечто важное, и вся ее жизнь разом изменится к лучшему. Под стать настроению она выбрала бордовое шелковое платье смелого покроя, в котором — если отвлечься от седины в волосах — ей можно было дать ближе к двадцати, а никак не за тридцать. К платью она добавила золотую цепочку, а на выход решила надеть свое лучшее пальто — пусть на улице дождь, зато в нем она чувствовала себя уверенной и элегантной.

Одеваясь, она думала о своем жилище. Честно говоря, что с ним ни делай, лучше оно не станет; никакие занавески на окнах или картины на стенах тут не помогут. Ей нужна новая квартира, со светлой мебелью и большими окнами на юг, чтобы солнечные лучи проникали в дом с утра до вечера. А для новой квартиры нужно больше денег, нужна более выгодная работа, и Джиму Харрису придется ей с этим помочь; сегодня будет всего лишь первая из множества волнительных встреч, которые понемногу перерастут в близкую дружбу, а там уже недалеко и до новой работы и нового жилья. Увлеченно планируя свою жизнь, она очень скоро забыла реального Джима Харриса с его широким лицом и тонким голосом; теперь он был прекрасным незнакомцем, галантным брюнетом с мудрыми глазами; он был ее суженым, добрым и понимающим, который глядел на нее из угла комнаты, точно так же тоскуя по солнечному теплу, свежей зелени сада, мягкой луговой траве…

Старая добрая фирма

Миссис Конкорд и ее старшая дочь Хелен сидели у себя в гостиной, занимаясь шитьем, болтая о том о сем и временами поеживаясь от холода. Заштопав очередной чулок, Хелен встала и приблизилась к стеклянной двустворчатой двери, ведущей в сад.

— Скорей бы весна добралась до наших мест, — сказала она, и тут раздался звонок в дверь.

— Боже мой! — всполошилась миссис Конкорд. — Неужто гости? А у нас весь ковер замусорен.

Она наклонилась и начала подбирать разбросанные вокруг кресла обрывки нитей и клочки материи, а Хелен пошла в переднюю, открыла дверь и вопросительно улыбнулась незнакомой женщине, которая протянула ей руку и затараторила:

— Вы, должно быть, Хелен? Я миссис Фридман. Надеюсь, я не очень вам помешала, явившись без предупреждения, но я давно собиралась познакомиться с вами и с вашей мамой.

— Добрый день, — сказала Хелен. — Прошу вас.

Она распахнула дверь и впустила миссис Фридман — невысокую темноволосую женщину в дорогой леопардовой шубе.

— Ваша мама дома? — спросила та как раз в тот момент, когда миссис Конкорд появилась из гостиной.

— Я миссис Конкорд, — сказала она.

— А я миссис Фридман, мама Боба Фридмана.

— Боб Фридман… — повторила миссис Конкорд, пытаясь вспомнить.

Миссис Фридман сконфуженно улыбнулась.

— Извините, я думала, ваш сын упоминал о Бобби.

— Ах, ну конечно же! — воскликнула Хелен. — Мама, это тот самый Боб, о котором Чарли сообщает в каждом письме. Я не сразу поняла, о ком речь, — повернулась она к миссис Фридман, — ведь Чарли сейчас так далеко отсюда.

— Теперь и я вспомнила, — сказала, кивая, миссис Конкорд. — Проходите и присаживайтесь, пожалуйста.

Миссис Фридман проследовала за ними в гостиную и присела на один из незанятых стульев. Миссис Конкорд взмахом руки обвела комнату.

— Извините за беспорядок. Мы с Хелен просто не можем сидеть без дела. Сейчас, например, я подшиваю занавески для кухни.

Она взяла с кресла и показала отрез материи.

— Очень красивые, — вежливо похвалила миссис Фридман.

— Расскажите о вашем сыне, — попросила миссис Конкорд. — Сама удивляюсь, что не сразу узнала имя, но у меня в голове Боб Фридман и Чарли связаны с армией, а потому увидеть маму Боба здесь, в нашем городке, для меня как-то неожиданно.

Миссис Фридман рассмеялась.

— Со мной примерно та же история. Бобби написал, что мама его друга живет всего в нескольких кварталах от нашего дома, и посоветовал вас проведать.

— Очень приятно, что вы зашли, — сказала миссис Конкорд.

— Думаю, мы уже знаем о Бобби едва ли меньше вашего, — добавила ее дочь. — Чарли все время о нем пишет.

Миссис Фридман открыла сумочку.

— А у меня даже есть письмо от вашего Чарли, — заявила она. — Полагаю, вам будет интересно на него взглянуть.

— Чарли написал вам? — удивилась миссис Конкорд.

— Это всего лишь короткая записка, — пояснила миссис Фридман. — Я узнала, что Чарли нравится табак, который я отправляю Бобби, и в последнюю посылку вложила пачку табака специально для него. — Она протянула листок миссис Конкорд. — Мне многое известно о вашей семье из рассказов Бобби.

— А я, например, знаю, что Боб прислал вам на Рождество самурайский меч, — сказала Хелен. — Представляю, как он смотрелся под рождественской елкой! Чарли помог ему выкупить меч у одного солдата. Вы знаете эту историю — как они с тем солдатом чуть не подрались?

— Это Бобби чуть не подрался, — сказала миссис Фридман, — а Чарли благоразумно держался в стороне.

— Да нет же! Мы знаем, что как раз Чарли попал тогда в переделку, — возразила Хелен, и они с миссис Фридман дружно рассмеялись.

— Похоже, нам не стоит сличать их письма. Пусть у каждого будет своя версия событий, — заключила миссис Фридман и обратилась к миссис Конкорд, которая как раз дочитала записку и передала ее Хелен. — Я говорила вашей дочери, сколько хорошего узнала о вас из писем.

— Мы тоже о вас наслышаны, — сказала миссис Конкорд.

— Чарли показывал Бобу ваше фото с обеими дочерьми. Младшую зовут Нэнси, так ведь?

— Именно так, — подтвердила миссис Конкорд.

— Чарли очень привязан к своей семье, — сказала миссис Фридман и повернулась к Хелен. — Очень мило с его стороны прислать мне письмо в благодарность, вы не находите?

— Табак, должно быть, и впрямь хорош, — сказала Хелен, не очень охотно возвращая письмо миссис Фридман, которая убрала его в свою сумочку.

— Буду рада когда-нибудь повидаться с Чарли. Мне уже кажется, что я давно и хорошо с ним знакома, — сказала миссис Фридман.

— Уверена, он тоже будет рад познакомиться с вами, когда вернется, — сказала миссис Конкорд.

— Надеюсь, ждать осталось недолго, — сказала миссис Фридман, и все трое немного помолчали, а затем миссис Фридман оживилась и продолжила:

— Удивительное дело: мы живем в одном городке, а познакомились через наших мальчиков, которые сейчас так далеко отсюда.

— В этом городке не так просто заводятся знакомства, — сказала миссис Конкорд.

— А вы давно здесь живете? — со смущенной улыбкой спросила миссис Фридман. — Разумеется, я знаю вашего супруга. Дети моей сестры учатся в его школе и прекрасно о нем отзываются.

— Вот как? — сказала миссис Конкорд. — Мой муж из местных, живет здесь всю жизнь, а я переехала с Запада после того, как мы поженились.

— Раз муж из местных, то вы, наверно, без проблем здесь устроились и завели друзей, — предположила миссис Фридман.

— Никаких проблем не было, — сказала миссис Конкорд. — Разумеется, большинство наших друзей учились в школе моего мужа.

— Жаль, что Бобби не довелось учиться у мистера Конкорда, — сказала миссис Фридман и поднялась со стула. — Что ж, было очень приятно наконец-то с вами повидаться.

— Большое спасибо, что заглянули, — сказала миссис Конкорд. — Это все равно что получить письмо от Чарли.

— А я по себе знаю, какая радость получить письмо от сына, — сказала миссис Фридман, направляясь к двери. — Кстати, мой муж очень заинтересовался Чарли, узнав, что тот до армии учился на юриста.

— Ваш муж юрист? — спросила миссис Конкорд.

— Да, адвокатская фирма «Грюнвальд, Фридман и Уайт». Когда Чарли получит диплом, муж сможет найти для него хорошее место.

— Спасибо за заботу, — сказала миссис Конкорд. — Чарли наверняка будет сожалеть об упущенной возможности, когда я ему расскажу. Видите ли, у нас было с самого начала условлено, что он пойдет работать к Чарльзу Саттертуэйту, старому другу моего мужа, фирма «Саттертуэйт и Харрис».

— Полагаю, мистер Фридман знает эту фирму, — сказала миссис Фридман.

— Это очень старая фирма, — сказала миссис Конкорд. — С ней сотрудничал еще дед мистера Конкорда.

— Передайте Бобу привет от нас, когда будете писать ему в следующий раз, — сказала Хелен.

— Обязательно передам. И напишу ему о нашей встрече. Было очень приятно, — сказала миссис Фридман, протягивая руку миссис Конкорд.

— Взаимно, — сказала миссис Конкорд.

— Передайте Чарли, что я при случае отправлю ему еще табаку, — сказала миссис Фридман, обращаясь к Хелен.

— Передам с удовольствием, — сказала Хелен.

— Ну, всего вам доброго, — сказала миссис Фридман.

— И вам всего доброго, — сказала миссис Конкорд.

Кукла

Это был респектабельный, вполне процветающий ресторан с хорошим шеф-поваром и эстрадными номерами для развлечения публики, которая вполголоса смеялась остротам шоуменов, добросовестно работала челюстями и не слишком сетовала на то, что счет всегда оказывался чуть больше удовольствия, полученного от еды и шоу. Ресторан был достаточно респектабелен для того, чтобы здесь могли поужинать и слегка развлечься приличные дамы без сопровождения мужчин. Когда миссис Уилкинс и миссис Строу бесшумно спустились по застланной ковром лестнице, ни один из официантов не взглянул на них пристальнее обычного, мало кто из посетителей повернул голову в их сторону, а мягко подошедший метрдотель отвесил дежурный поклон и сразу повел их в глубь зала, где оставалось несколько свободных столиков.

— Ничего, что мы будем далеко от сцены, Элис? — спросила у приятельницы миссис Уилкинс, выступавшая инициатором совместного ужина. — А то можем подождать, когда освободится столик поближе. Или пойдем куда-нибудь еще.

— Да нет, зачем же, — сказала миссис Строу, полная дама с букетом на шляпке, окидывая умильным взором аппетитные порции на ближайших столиках. — Мне здесь нравится, а где именно сидеть, не так важно.

— Нам подойдет любой столик, хотя желательно поближе, — обратилась миссис Уилкинс к метрдотелю.

Тот почтительно кивнул и, лавируя между занятыми столиками, подошел к одному из свободных — в самом конце зала, рядом с выходом из артистической уборной и дверями на кухню. За столом неподалеку расположилась, потягивая пиво, хозяйка ресторана.

— А разве нельзя ближе к сцене? — недовольно спросила миссис Уилкинс.

Метрдотель пожал плечами и указал на другие незанятые столы: один приткнулся за широкой колонной, другой уже был накрыт для большой компании, а обзор с третьего частично перекрывался музыкантами на оркестровом помосте.

— Этот столик отлично подойдет, Джен, — сказала миссис Строу.

Пока миссис Уилкинс колебалась, миссис Строу выдвинула один из стульев, со вздохом облегчения опустилась на него, положила перчатки и сумочку на соседний стул и начала расстегивать воротник пальто.

— А мне это место не нравится, — заявила миссис Уилкинс, усаживаясь напротив. — Вряд ли мы что-нибудь отсюда увидим.

— Очень даже увидим и услышим все, что нужно, — успокоила ее миссис Строу, а затем предложила без энтузиазма: — Если хочешь, можем поменяться местами.

— Не выдумывай, Элис! — сказала миссис Уилкинс, взяла меню у подошедшего официанта и стала быстро его просматривать, заметив: — Кормят здесь недурно.

— Креветки в горшочке… жареный цыпленок… — вслух читала меню миссис Строу. — Я страшно проголодалась.

Миссис Уилкинс сделала заказ, не прибегая к советам официанта, а потом помогла с выбором миссис Строу. Когда официант удалился, миссис Строу откинулась на спинку стула, повернувшись так, чтобы видеть весь зал.

— Здесь довольно мило, — сказала она.

— И публика вроде солидная, — сказала миссис Уилкинс. — А позади тебя, у кухонной двери, сидит сама хозяйка. Сколько я ее видела, всегда одета аккуратно и со вкусом.

— Должно быть, проверяет, как чисто вымыты бокалы, — предположила миссис Строу и, потянувшись за сумочкой, выложила на стол пачку сигарет и коробок спичек. — Мне нравятся заведения, где внимательно следят за чистотой.

— Дела у них явно идут в гору, — сказала миссис Уилкинс. — Мы с Томом захаживали сюда еще в те годы, когда это было маленькое кафе, а теперь они расширились, и публика теперь классом повыше.

Миссис Строу с глубоким удовлетворением воззрилась на крабовый салат, появившийся перед ней на столе.

— Да, конечно, — пробормотала она.

Миссис Уилкинс, глядя на нее, отрешенно взялась за вилку и сказала:

— Вчера я получила письмо от Уолтера.

— Что пишет? — спросила миссис Строу.

— Все у него как будто в порядке, но мне кажется, он чего-то недоговаривает.

— Уолтер славный мальчик, ты зря беспокоишься.

Внезапно грянул оркестр, люстры в зале притухли, а на сцене возник яркий круг света.

— Чего я не люблю, так это есть в потемках, — проворчала миссис Уилкинс.

— Ничего, нам хватит света от задней двери, — успокоила ее миссис Строу и, опустив вилку, посмотрела на музыкантов.

— Уолтера назначили старостой, — сообщила миссис Уилкинс.

— Он будет лучшим из всего выпуска, — заверила миссис Строу. — Ты только погляди на это платье!

Миссис Уилкинс коротко оглянулась в ту сторону, куда кивком указала мисс Строу. Из артистической выходила высокая смуглая девушка с гривой черных волос и густыми бровями вразлет, в атласном платье ярко-зеленого цвета с очень глубоким вырезом; на плече ее пламенел оранжевый цветок.

— В жизни не видела ничего подобного, — согласилась миссис Уилкинс. — Это, верно, какая-нибудь плясунья.

— Раз так, могла бы быть и покрасивее, — сказала миссис Строу. — А с нею тот еще типчик, ты погляди!

Миссис Уилкинс снова на мгновение обернулась и с улыбкой заметила:

— Да уж, смахивает на обезьяну.

— К тому же коротышка. Меня просто тошнит от вида таких худосочных блондинчиков.

— Прежде тут было чудное шоу, — сказала миссис Уилкинс. — Музыка, танцоры и все такое, а приятный молодой человек пел по заказам публики. Помнится, был даже органист.

— Ну вот наконец и наш ужин, — обрадовалась миссис Строу при виде официанта с подносом.

Музыка смолкла, и дирижер оркестра, выступавший, помимо этого, еще и в роли конферансье, объявил первый номер программы: бальный танец. Под аплодисменты из артистической появились мужчина и женщина — молодые, высокие, стройные — и направились к танцевальной площадке перед сценой. Проходя между столиками, они дружески кивнули девице в зеленом и коротышке.

— А они элегантны, не правда ли? — сказал миссис Уилкинс, когда пара начала свой номер. — Бальные танцоры всегда в отличной форме.

— Эти артисты годами не слезают с диеты, — критически заметила миссис Строу. — Посмотри на фигуру той девчонки в зеленом.

Миссис Уилкинс в очередной раз оглянулась.

— Надеюсь, эти двое не комики, — сказала она.

— Пока что их вид нисколько не веселит, — сказала миссис Строу, прикидывая, не подчистить ли оставшееся на тарелке масло. — Всякий раз, когда я хорошо ужинаю, мне вспоминается Уолтер и столовая в нашей старой школе.

— Уолтер пишет, что с кормежкой у них порядок, — сказала миссис Уилкинс. — Он уже набрал порядка трех фунтов.

Миссис Строу подняла взгляд от тарелки и воскликнула:

— Боже правый!

— Что такое?

— Похоже, это чревовещатель. Ну да, точно он.

— Сейчас они очень популярны, — сказала миссис Уилкинс.

— А я не видела ни одного с самого детства. У него в этой коробке человечек — или как их там называют… — Миссис Строу смотрела напряженно, приоткрыв рот. — Нет, ну ты только глянь!

Девица в зеленом и коротышка-блондин расположились за столиком у входа в артистическую. Девица наклонилась вперед, осматривая куклу, сидевшую на коленях у ее партнера. Это была гротескная деревянная копия хозяина, только блондинистую шевелюру последнего у куклы заменяли ярко-желтые резные завитки на голове и баках. Хозяин был мал ростом и уродлив; кукла была еще меньше и еще уродливее — с таким же широким ртом, такими же выпученными глазами и пародией на вечерний костюм, включая крошечные черные ботиночки.

— И кто ж это их надоумил завести чревовещателя в ресторане? — возмутилась миссис Уилкинс.

Девица в зеленом продолжала заниматься куклой: поправила галстук, завязала шнурок на ботинке, разгладила на плечах мини-смокинг. Но вот она закончила с приготовлениями и откинулась на спинку своего стула; коротышка о чем-то ее спросил, но она лишь пожала в ответ плечами.

— Мне это зеленое платье уже глаза намозолило, — пожаловалась миссис Строу и вздрогнула, когда рядом с ней бесшумно возник официант, протягивая карту десертов. В ожидании заказа он завис над столиком, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и поглядывая на оркестрантов, которые исполняли мелодию между номерами. К тому моменту, как миссис Строу остановила выбор на яблочном пироге и шоколадном мороженом, конферансье уже заканчивал представлять чревовещателя и его куклу:

— …и с ним дубовый Мармедюк — парнишка весь в родителя!

— Надеюсь, этот номер не затянется, — сказала миссис Уилкинс. — Все равно мы отсюда ничего не услышим.

Чревовещатель с куклой уселся в круге света на сцене; оба широко ухмылялись и болтали без умолку; бледное вытянутое лицо хозяина было наклонено к широкому кукольному рту, их черные плечи соприкасались. Обмен репликами происходил очень быстро; публика хихикала, угадывая большинство шуток по начальным словам, потом на несколько секунд замолкала и смеялась снова уже по завершении реплики.

— Это отвратительно, — сказала миссис Уилкинс при очередном взрыве смеха. — У них шутки всегда страшно пошлые.

— А ты взгляни на нашу зеленую подругу, — сказала миссис Строу.

Девица в зеленом платье сидела за столом, напряженно подавшись вперед и ловя каждое слово со сцены. От ее недавней угрюмой замкнутости не осталось и следа; теперь она смеялась вместе с публикой, глаза ее сияли.

— Ей эти шутки явно по душе, — сказала миссис Строу.

Миссис Уилкинс брезгливо поежилась и демонстративно переключила внимание на свою порцию мороженого.

— Что меня удивляет, — сказала она через минуту, — почему заведения с хорошей кухней вроде этого так мало заботятся о десертах? Всюду только мороженое и еще что-нибудь самое незамысловатое.

— Ничего получше мороженого у них не найдешь, — согласилась миссис Строу.

— А ведь могли бы печь пирожные или делать сладкий пудинг, — сказала миссис Уилкинс. — Но им, похоже, это и в голову не приходит.

— В жизни не пробовала ничего вкуснее твоего пудинга с инжиром и финиками, Джен.

— Это любимое блюдо Уолтера… — начала миссис Уилкинс, но ее заглушил гром оркестра. Чревовещатель раскланивался на пару с куклой; при этом человек сгибался пополам, а кукла ограничивалась церемонным кивком. Оркестр перешел на танцевальную мелодию, под которую парочка покинула сцену.

— Ну наконец-то, — сказала миссис Уилкинс.

— Много лет не видала чревовещателей, — сказала миссис Строу.

Девица в зеленом поднялась, готовясь покинуть зал, но ее партнер, подойдя, плюхнулся на прежнее место за столиком и посадил куклу себе на колени. Девица присела на краешек стула и стала что-то весьма настойчиво ему говорить.

— А ты сама как думаешь? — громко прозвучал его ответный возглас. Избегая глядеть на девушку, он призывно помахал официанту. Тот в нерешительности оглянулся на столик, за которым сидела хозяйка ресторана, и только после этого подошел на зов. Голос девицы перекрыл звуки оркестра, игравшего медленный вальс:

— Не пей больше, Джоуи! Давай лучше где-нибудь поужинаем.

Но коротышка уже делал заказ, игнорируя партнершу, которая схватила его за локоть. Затем он тихо заговорил с куклой, чья ухмыляющаяся физиономия поворачивалась то к нему, то к девушке. Последняя сдвинулась к спинке стула, косясь на хозяйку ресторана.

— Не хотела бы я иметь подобного мужа, — сделала вывод миссис Строу.

— И комик он никудышный, — поддержала ее миссис Уилкинс.

Девица вновь подалась вперед, пытаясь спорить, а коротышка меж тем беседовал с куклой, заставляя ее согласно кивать. Когда девица положила руку ему на плечо, он стряхнул ее, не оборачиваясь.

— Послушай меня, Джоуи! — взывала она.

— Да погоди ты! — отвечал коротышка. — Сперва мне нужно выпить.

— Эй, ты можешь оставить его в покое? — сказала кукла, обращаясь к девушке, но та продолжала настаивать:

— Не надо тебе пить сейчас, Джоуи. Выпьешь попозже и в другом месте.

— Детка, я уже заказал выпивку и не собираюсь уходить, пока меня не обслужат.

— Почему ты не заткнешь эту зануду? — спросила кукла у чревовещателя. — Вечно ей неймется, когда другим хорошо. Просто скажи ей, чтобы заткнула пасть.

— Ты не должен так выражаться, это некрасиво, — упрекнул чревовещатель куклу.

— Я могу выражаться как захочу и когда захочу, — объявила кукла. — И она не заставит меня замолчать.

— Джоуи, нам надо серьезно поговорить, — сказала девушка. — Давай поедем в другое место и там все обсудим.

— Да успокойся ты, в конце-то концов! — возопила кукла. — Бога ради, заткнись хоть ненадолго!

Люди за ближайшими столиками начали оглядываться в их сторону, расслышав громкий кукольный голос; кое-кто уже смеялся.

— Прошу тебя, потише, — сказала девушка.

— И то верно, чего это ты разорался? — строго спросил чревовещатель у куклы. — Я всего лишь собираюсь пропустить стаканчик, и она не возражает.

— Тебе все равно не принесут выпивку, — сказала девушка. — Им это запретили, и все из-за твоих пьяных фортелей.

— Что касается меня, то я веду себя прилично, — заявил чревовещатель.

— Ну конечно, опять все шишки на меня! — обиделась кукла, поворачиваясь к девушке. — И когда же ты, милочка, усвоишь, что нельзя все время портить людям настроение? Однажды это выйдет тебе боком, всякому терпению есть предел.

— Тише! — сказала девица, тревожно озираясь. — Тебя слышат все вокруг.

— Пускай слышат, — сказала кукла и, с ухмылкой оглядев окружающих, повысила голос. — Стоит только человеку слегка расслабиться, как она начинает висеть у него над душой ну прямо как ледяной айсберг.

— Угомонись, Мармедюк, — сказал чревовещатель кукле. — Не надо хамить старушке-мамуле.

— Да видал я ее в дубовом гробу! Если этой поганке здесь не по нраву, пусть катится ко всем чертям обратно на панель!

Миссис Уилкинс открыла рот, собираясь что-то сказать, но не издала ни звука. Вместо этого она положила на стол салфетку и встала с места. Далее миссис Строу остолбенело наблюдала за тем, как ее приятельница подошла к соседнему столику и с размаху влепила кукле полновесную затрещину.

Когда миссис Уилкинс вернулась к своему столу, миссис Строу уже надевала пальто.

— Расплатимся при выходе, — бросила миссис Уилкинс, также беря свою одежду.

Обе дамы с достоинством проследовали через зал. Чревовещатель и девушка какое-то время молча смотрели на куклу, которая завалилась набок, неестественно вывернув шею. Потом девушка потянулась со своего места и поправила ее деревянную голову.

Семь видов неоднозначности

Подвал книжного магазина казался беспредельным; ряды книг простирались влево и вправо, теряясь в потемках; книги плотно стояли на полках высоких шкафов и штабелями громоздились на полу. Неподалеку от винтовой лестницы, спускавшейся из опрятного магазинчика наверху, стоял заваленный каталогами и освещенный пыльной лампой столик мистера Харриса, книготорговца. Та же лампа под потолком освещала книжные полки вокруг стола мистера Харриса. В глубине подвала имелись другие, не менее пыльные лампы; их включали, дергая за шнур, сами клиенты, и они же должны были и выключать их на обратном пути, чтобы потом ощупью добираться до мистера Харриса, который принимал плату и заворачивал покупки. В данный момент у мистера Харриса (знавшего точное местонахождение каждой книги на забитых до отказа полках) был только один посетитель, юноша лет восемнадцати, листавший книгу под зажженной дальней лампой. В помещении было прохладно, и оба, клиент и хозяин, не снимали пальто. Мистер Харрис периодически вставал из-за стола, чтобы подкинуть немного угля в железную печурку у лестницы. В паузах между вставаниями мистера Харриса и отдаленными шорохами, когда юнец брал с полки или возвращал на место очередной том, ничто не нарушало покой сумрачного книгохранилища.

Но вот слабое бряканье дверного колокольчика возвестило о появлении кого-то в книжной лавке наверху, где продавались бестселлеры и альбомы по искусству. Мистер Харрис и юноша отвлеклись от своих дел, прислушиваясь к невнятному разговору над ними, пока голос девушки, заведовавшей лавкой, не произнес ближе и отчетливее:

— Вот сюда, спускайтесь по лестнице, и мистер Харрис вам поможет.

Мистер Харрис выбрался из-за стола и зажег ближайшую к лестнице лампу, чтобы посетитель мог разглядеть ступени. Юнец закрыл книгу и сунул ее на полку, но не убрал руку от корешка, продолжая слушать.

Когда мистер Харрис обнаружил, что по лестнице спускается женщина, он учтиво сделал шаг назад и предупредил:

— Будьте внимательны, не оступитесь в самом низу.

Осторожно сойдя по ступенькам и утвердившись на подвальном полу, женщина огляделась. За ней спускался мужчина, на витке лестницы нагнувший голову, чтобы не зацепить шляпой низкий потолок.

— Осторожнее с последней ступенькой, — сказала ему женщина негромким, но ясным голосом. Очутившись рядом с ней, мужчина поднял голову и тоже начал озираться.

— Ну и ну, книг у вас тут без счета! — сказал он.

— Чем могу помочь? — спросил мистер Харрис с профессиональной улыбкой.

Женщина посмотрела на своего спутника, и тот как-то не очень уверенно произнес:

— Мы, собственно, пришли за книгами. — Он сделал рукой округлый жест. — Нам нужно много книг, то есть целая коллекция.

— Что ж, вы пришли по адресу, — сказал мистер Харрис, продолжая улыбаться. — Не желаете присесть, мадам?

И он повел ее к своему столу, а мужчина шел следом, прижимая руки к бокам, словно боялся что-нибудь ненароком задеть и сломать. Мистер Харрис подвинул даме свой стул, а сам уселся на край стола, сдвинув в сторону каталоги.

— Какое интересное место, — сказала женщина все тем же негромким ясным голосом. На вид лет сорока, она была одета с иголочки, но неброско, соответственно возрасту. Мужчина был высок и массивен, с покрасневшей на холоде физиономией; его большие руки нервно мяли пару шерстяных перчаток.

— Мы хотим купить книги, — повторил он, — хорошие книги.

— Какие авторы вас интересуют? — спросил мистер Харрис.

Здоровяк смущенно хохотнул.

— Должен признаться, я не больно-то разбираюсь в таких вещах. — Его мощный голос, по контрасту со спокойными голосами женщины и мистера Харриса, заполнил все помещение, эхом отдаваясь под сводами. — Мы вообще-то надеялись, что вы сами подскажете, какие книги стоит купить. Нам не нужен всякий новомодный вздор. — Он громко прочистил горло. — Лучше что-нибудь вроде Диккенса.

— Вроде Диккенса, — повторил мистер Харрис.

— Я читал Диккенса, когда был мальчишкой, — сообщил мужчина. — И нам нужны книги такого типа, то есть хорошие книги.

Он повернул голову на звук шагов — к ним по проходу приближался юноша.

— И для начала я хотел бы снова перечитать Диккенса, — сказал мужчина.

— Мистер Харрис, — тихо обратился юноша.

— Да, мистер Кларк? — отозвался мистер Харрис.

Юнец остановился у края стола, неловко переминаясь с ноги на ногу и тем самым как бы извиняясь за вмешательство в беседу хозяина с клиентами.

— Я бы хотел еще разок взглянуть на Эмпсона,[27] — сказал он.

Мистер Харрис повернулся к застекленному шкафу, стоявшему позади его стола, открыл дверцу и извлек нужную книгу.

— Держи, — сказал он. — Такими темпами ты прочтешь всю книгу прежде, чем соберешься ее купить. — Он улыбнулся здоровяку и его жене. — Когда он заявится сюда и выложит деньги за эту книгу, я просто остолбенею от удивления и навсегда покину свой бизнес.

Юноша с книгой в руках отошел в сторону, а мужчина придвинулся к мистеру Харрису и сказал:

— Пожалуй, мы возьмем два больших собрания, размером с Диккенса, и еще парочку собраний поменьше.

— И «Джейн Эйр», — добавила его супруга. — Я всегда любила эту книгу.

— Могу предложить отличное собрание сестер Бронте, — сказал ей мистер Харрис. — В красивом переплете.

— Это хорошо, что переплет красивый, — сказал мужчина, — но он должен быть еще и прочным — для чтения, а не только для показу. Лично я хочу прочесть всего Диккенса, от корки до корки.

Юноша вернулся к столу и протянул книгу мистеру Харрису со словами:

— Ну вот, не помята и не запачкана.

— Она будет здесь, когда ты снова попросишь взглянуть, — сказал мистер Харрис, убирая книгу обратно в шкаф. — Где еще найдешь столь редкое издание?

— Надеюсь, она никуда отсюда не денется, — сказал юноша.

— А как называется эта книга? — поинтересовался мужчина.

— «Семь видов неоднозначности», — сказал юноша. — Очень хорошая книга.

— Название изрядное, без шуток, — сказал мужчина мистеру Харрису. — А парнишка, видать, с головой, раз читает такие вещи.

— Это очень хорошая книга, — повторил юноша.

— Я тоже собираюсь купить кое-какие книги, — обратился к юноше здоровяк. — В первую голову те немногие, что я когда-то любил, — Диккенса, например, и еще что-нибудь в том же духе.

— Мередит вам должен подойти, — предложил юноша. — Вы читали Мередита?

— Мередит, — повторил здоровяк и повернулся к мистеру Харрису. — Давайте-ка посмотрим, что у вас есть, и я по ходу дела выберу нужное.

— Вы не против, если я провожу джентльмена в дальний конец? — спросил юноша у мистера Харриса. — Мне все равно идти туда за своей шляпой.

— Я пойду с этим молодым человеком и взгляну на книги, старушка, — сказал здоровяк своей жене. — А ты посиди здесь и постарайся не замерзнуть.

— Что ж, ступайте. Парень не хуже меня знает, где что стоит, — согласился мистер Харрис.

Юноша двинулся по проходу между шкафами, а здоровяк последовал за ним — все так же осторожно, стараясь ни к чему не прикасаться. Они добрались до горящей лампы, где лежали перчатки и шляпа юноши, который, не останавливаясь, включил следующую лампу и повел клиента дальше.

— Вот здесь мистер Харрис держит полные собрания сочинений. Давайте посмотрим. — Юноша присел на корточки перед одним из шкафов и пробежал пальцами по корешкам. — Сколько денег вы готовы потратить?

— Я готов заплатить разумную цену за книги, которые мне подойдут, — сказал здоровяк и легонько дотронулся пальцем до книги, оказавшейся у него перед носом. — Думаю, полторы-две сотни долларов за все.

Юноша взглянул на него снизу вверх и рассмеялся.

— Тогда вы можете рассчитывать на приличную коллекцию.

— Сроду не видывал столько книг сразу — признался здоровяк. — Я даже не надеялся дожить до того дня, когда смогу зайти в магазин и одним махом купить все книги, какие захочу.

— Это, должно быть, очень приятное чувство.

— У меня никогда не было времени на чтение, — продолжил мужчина. — Я был куда младше тебя, когда пошел механиком в мастерскую, где работал мой отец, и с той поры вкалывал, не разгибаясь. А недавно обнаружил, что у меня завелись лишние деньжата, и мы со старушкой решили прикупить кое-что из того, что давно хотели иметь.

— Вашей жене, насколько я понял, нравятся сестры Бронте, — сказал юноша. — Вот отличное собрание сочинений.

Здоровяк нагнулся, чтобы получше разглядеть указанные книги.

— О них я мало что знаю, — сказал он. — Но смотрятся недурно, все как на подбор. А что там дальше?

— Дальше Карлейль, его можете не смотреть, вряд ли он вам подойдет. Другое дело Мередит или Теккерей. Да, Теккерей будет в самый раз, это великий писатель.

Здоровяк взял наугад один том из собрания и открыл его с осторожностью, используя только большие и указательные пальцы обеих рук.

— Смотрится что надо, — сказал он.

— Я их запишу, — сказал юноша, доставая блокнот и карандаш из кармана пальто. — Значит, так: Бронте, Диккенс, Мередит, Теккерей…

Перечитывая записанные имена, он прикасался ладонью к собранию соответствующего автора.

Здоровяк прищурился, оглядывая полки.

— Надо бы взять еще одно собрание, а то этих не хватит, чтобы заполнить книжный шкаф.

— Джейн Остин, — предложил юноша. — Вашей жене понравятся ее романы.

— А ты что, прочел все эти книги? — спросил здоровяк.

— Большинство из них, — сказал юноша.

Мужчина задумчиво помолчал, а потом продолжил:

— А вот я не имел возможности читать; пошел работать еще мальцом. Теперь придется наверстывать.

— Зато теперь вас ждет много чудесных открытий, — сказал юноша.

— А книга, что ты брал у хозяина посмотреть, — она какая-то особенная? — спросил мужчина.

— Это труд по эстетике, исследование литературного процесса. Очень редкая и ценная книга. Я уже давно на нее заглядываюсь, да все денег не хватает.

— Ты учишься в колледже?

— Да.

— У меня есть еще один любимый писатель, — вдруг вспомнил здоровяк. — Я о Марке Твене, в детстве прочел пару его книг. Ну да бог с ним, пока что набрали достаточно.

Он распрямился, и юноша последовал его примеру.

— Этих книг вам хватит надолго, — с улыбкой сказал он.

— Я люблю читать, — заявил здоровяк. — Я в самом деле очень люблю читать.

Он зашагал по проходу к столу мистера Харриса. Юнец двигался позади, гася лампы, и чуть задержался, чтобы взять свои перчатки и шляпу. Подойдя к столу, здоровяк сказал жене:

— А парнишка и впрямь толковый, знает все книги вдоль и поперек.

— Ты выбрал, что хотел? — спросила жена.

— Он составил для меня список. — Мужчина повернулся к мистеру Харрису. — Было чертовски занятно пообщаться с таким начитанным парнишкой. Я к его годам уже лет пять вкалывал как проклятый, не до чтения было.

Подошедший юнец протянул мистеру Харрису листок из блокнота.

— Вот что мы выбрали, — сказал он.

Мистер Харрис просмотрел список и кивнул.

— Отличное издание Теккерея, — одобрил он.

А юноша уже надел шляпу и стоял у подножия лестницы.

— Желаю вам приятного чтения, — сказал он. — Мистер Харрис, я на днях зайду еще разок взглянуть на Эмпсона.

— Если повезет, застанешь его на прежнем месте. Но не рассчитывай, что я буду придерживать его ради тебя.

— Надеюсь только на то, что он до срока не уйдет на сторону, — сказал юноша.

— Спасибо за помощь, сынок, — сказал ему здоровяк.

— Пустяки, не стоит благодарности, — откликнулся юнец, поднимаясь по ступенькам.

— Толковый парень, спору нет, — сказал мужчина мистеру Харрису. — С такими знаниями перед ним все пути открыты.

— Славный юноша, — согласился мистер Харрис. — И мечтает заполучить эту книгу.

— Думаете, он ее когда-нибудь купит?

— Вряд ли… Будьте добры написать здесь ваши имя и адрес, а я пока подсчитаю сумму.

Мистер Харрис принялся складывать цифры, сверяясь со списком юноши, а здоровяк, нацарапав на бланке имя и адрес, о чем-то задумался, барабаня пальцами по крышке стола. Наконец он сказал:

— А можно мне взглянуть на ту книгу?

— На Эмпсона? — уточнил, поднимая глаза, мистер Харрис.

— На ту, которой интересуется парнишка.

Мистер Харрис повернулся к шкафу за своей спиной и достал книгу. Здоровяк принял ее бережно, как и прочие книги, раскрыл и пролистнул несколько страниц, сосредоточенно хмуря брови. Затем положил ее на стол перед мистером Харрисом и спросил:

— Если парнишка навряд ли купит эту книгу, можно добавить ее в мой список?

Мистер Харрис оторвался от записей и с минуту молчал, а потом внес книгу в список, подвел итог и двинул бумагу через стол к здоровяку. Пока тот проверял цифры, мистер Харрис обратился к женщине:

— Ваш супруг обзавелся первоклассной литературой.

— Рада слышать. Мы так долго мечтали о домашней библиотеке.

Ее муж тщательно отсчитал купюры и протянул их мистеру Харрису, который убрал деньги в выдвижной ящик стола и сказал:

— Книги будут доставлены в конце недели, если вас это устроит.

— Вполне устроит, — сказал здоровяк. — Ну что, идем, старушка?

Женщина встала, муж пропустил ее вперед. Мистер Харрис, проводив их до лестницы, напомнил:

— Осторожно, не споткнитесь.

Супруги зашагали по ступенькам, а мистер Харрис подождал, когда они достигнут двери наверху, после чего выключил пыльную лампу рядом с лестницей и направился к своему столу.

Пойдем плясать в Ирландию

Миссис Арчер, сидя на кровати, нянчила своего малыша и болтала с Кэти Валентайн и миссис Корн, когда раздался входной звонок.

— Кого несет нелегкая? — пробормотала миссис Арчер и поднялась, чтобы нажать кнопку, отпирающую дверь подъезда. — Угораздило же нас поселиться на первом этаже, вечно трезвонят все, кому не лень.

А вскоре позвонили уже в квартиру. Открыв дверь, миссис Арчер обнаружила за ней седобородого старика в грязном длиннополом пальто. В руке он держал связку обувных шнурков.

— Нет-нет, — сказала миссис Арчер. — Извините, но нам это не…

— Прошу вас, мадам, — прервал ее старик, — всего-то пятачок за штуку.

Миссис Арчер покачала головой и шагнула назад, готовясь закрыть дверь.

— Сожалею, но нам не нужны шнурки, — сказала она.

— Тем не менее благодарю вас, мадам, — сказал старик. — Благодарю за то, что отказали вежливо. Вы первый человек на этой улице, кто был вежлив с бедным стариком.

— Мне очень жаль, но… — Миссис Арчер нервно крутила туда-сюда дверную ручку, а когда старик повернулся к выходу на улицу, вдруг сказала:

— Погодите минутку.

Быстро пройдя в спальню, она шепотом сообщила: «Там нищий старик продает шнурки», — достала из комода кошелек и начала перебирать мелочь.

— Четвертака ему хватит, как думаете?

— Еще бы! — сказала Кэти. — Это небось побольше всей его дневной выручки.

Кэти, девица немногим моложе миссис Арчер, и миссис Корн, полная дама лет пятидесяти с лишним, жили в том же подъезде и много времени проводили в квартире Арчеров, помогая ухаживать за младенцем.

Миссис Арчер вернулась в прихожую и протянула старику четверть доллара.

— Вот, возьмите. Мне стыдно за тех, кто был груб с вами.

Старик попытался всучить ей несколько шнурков, но руки у него так тряслись, что вся связка упала на пол. Пытаясь ее поднять, он тяжело привалился к стене. Миссис Арчер взирала на эту картину с ужасом.

— Боже мой! — сказала она, протягивая руку помощи. Когда ее пальцы прикоснулись к обшарпанному черному пальто, миссис Арчер замешкалась, но потом, твердо сжав губы, ухватила старика под локоть и попыталась перетащить через порог.

— Помогите мне, скорее! — крикнула она в сторону спальни.

— Ты звала, Джин? — выскочила в прихожую Кэти и тут же остолбенела.

— Что мне делать? — спросила миссис Арчер, поддерживая старика, который, казалось, вот-вот упадет; глаза его были закрыты. — Ради бога, поддержите его с другой стороны.

— Надо его усадить, — сказала Кэти.

Прихожая была слишком узкая, чтобы все трое могли передвигаться по ней плечом к плечу, поэтому Кэти взяла старика за другую руку и бочком повела-потащила в гостиную.

— Только не в новое кресло! — воскликнула миссис Арчер. — Посадим его в старое, кожаное.

Они усадили старика в кожаное кресло и отошли в сторонку.

— И что теперь делать? — озадачилась миссис Арчер.

— У тебя есть виски? — спросила Кэти.

Миссис Арчер покачала головой.

— Есть немного вина.

В этот момент в гостиную вошла миссис Корн с ребенком на руках.

— Боже правый! — вскричала она. — Да он в стельку пьян!

— Ничего подобного, — сказала Кэти. — Будь он пьян, я ни за что не стала бы ему помогать.

— Посади пока с малышом, Бланш, — попросила миссис Арчер.

— Конечно, — сказала миссис Корн и засюсюкала, обращаясь к младенцу: — Сейчас мы пойдем обратно в спаленку, ляжем в колыбельку и будем баиньки.

Старик вздрогнул, открыл глаза и попытался встать.

— Сидите на месте! — распорядилась Кэти. — Сейчас миссис Арчер даст вам вина. Вы ведь не прочь подкрепиться, верно?

Старик взглянул на Кэти снизу вверх и сказал: «Спасибо».

Миссис Арчер пошла на кухню, достала стакан с полки над раковиной, сполоснула под краном и налила немного хереса. Вернувшись в гостиную, она вручила стакан Кэти.

— Подержать вам стакан или сами справитесь? — спросила Кэти старика.

— Вы слишком добры, — произнес тот и потянулся к хересу. Сделав глоток (Кэти подстраховывала на всякий случай), он отстранил стакан и сказал:

— Спасибо, этого достаточно, чтобы меня оживить.

Еще раз поблагодарив отдельно миссис Арчер и отдельно Кэти, со словами: «Пожалуй, мне пора», — он снова попытался подняться с кресла.

— Не вставайте, пока не почувствуете в себе достаточно сил, — сказала Кэти. — Не стоит рисковать.

— Мне такой риск не впервой, — улыбнулся старик.

В гостиную вошла миссис Корн.

— Малютка в колыбели и уже засыпает, — сообщила она. — А что этот, оклемался? Держу пари, он просто пьян или голоден.

— Ну конечно же! — воскликнула Кэти, осененная догадкой. — Он просто изголодался. Мы ошиблись с самого начала, Джин. Какие же мы бестолковые! Бедный пожилой джентльмен! — Она повернулась к старику. — Миссис Арчер не отпустит вас на улицу, пока вы не подкрепитесь горячей пищей.

Миссис Арчер как будто сомневалась.

— У меня есть несколько яиц, — сказала она.

— Прекрасно! — сказала Кэти. — То, что нужно. Яйца легко усваиваются, — обратилась она к старику. — Они особенно полезны, если вы не ели… довольно долго.

— Что ему нужно, так это чашку черного кофе, — сказала миссис Корн. — Смотрите, как у него трясутся руки.

— Это от нервного истощения, — твердо сказала Кэти. — Крепкий горячий бульон — вот что ему сейчас нужнее всего. И пить бульон надо понемногу, чтобы желудок снова привык к еде. Когда желудок долго пустует, он съеживается.

— Я бы не хотел причинять вам беспокойство, — сказал старик, обращаясь к миссис Арчер.

— Вздор! — сказала Кэти. — Мы позаботимся о том, чтобы вы ушли отсюда сытым.

Она взяла миссис Арчер за руку и потащила на кухню.

— Сделай яичницу из четырех-пяти яиц. Я потом принесу тебе взамен полдюжины. Полагаю, бекона у тебя нет? Тогда можно пожарить картошку. Я думаю, он не будет возражать, даже если картошка окажется полусырой. Эти люди в основном питаются картошкой, яйцами и…

— У меня после ланча остался компот из инжира, — сказала миссис Арчер. — Я не знала, что с ним делать.

— Пойду обратно, надо за ним приглядывать, еще упадет в обморок, — сказала Кэти. — А ты пожарь яйца и картошку. Если Бланш освободится, я пошлю ее к тебе.

Миссис Арчер отмерила молотого кофе на две чашки, поставила на плиту кофейник и приготовила сковороду.

— Кэти, меня вот что беспокоит: если окажется, что он все-таки пьян, и если Джим узнает о его приходе, когда дома был малыш и все такое…

— Брось, Джин! Тебе не помешало бы немного пожить за городом. Там хозяйки все время подкармливают голодных бродяг, это в порядке вещей. И тебе незачем рассказывать об этом Джиму. Что до меня и Бланш, мы уж точно не расскажем.

— Значит, ты уверена, что он не пьян? — спросила миссис Арчер.

— Я в состоянии распознать пьяного, — сказала Кэти. — Когда старик не может встать с кресла, руки ходят ходуном и он как бы малость не в себе, это значит, что он умирает от голода. В буквальном смысле умирает.

— Боже мой! — выдохнула миссис Арчер, быстро наклонилась и достала из ящика под мойкой пару картофелин. — Хватит ему двух? Надеюсь, мы делаем доброе дело.

Кэти хихикнула.

— Ну прям отряд герлскаутов.

Она уже вышла было из кухни, но в дверях задержалась и спросила:

— А пирога у тебя не найдется? Им обычно дают пироги.

— Я приготовила пирог для ужина, — сказала миссис Арчер.

— Да ладно тебе, дай ему кусок. Когда он уйдет, сбегаем в лавку и купим новый.

Пока жарилась картошка, миссис Арчер поставила на кухонный стол тарелку, чашку с блюдцем, положила нож, вилку и ложку. Затем, чуть поразмыслив, все это убрала, нашла в чулане бумажный пакет побольше, надорвала его по краю, расправила на столе и уже сверху вновь поставила посуду. Налила в стакан воды из бутылки, стоявшей в холодильнике, отрезала три куска хлеба и положила их на блюдце, а чуть погодя добавила к хлебу кубик сливочного масла. Вынула из шкафа бумажную салфетку и поместила ее рядом с тарелкой, потом немного подумала и сложила салфетку аккуратным треугольником. Напоследок поставила на стол солонку и перечницу, достала из холодильника упаковку яиц и, подойдя к двери, громко позвала:

— Кэти, спроси, какую яичницу он предпочитает!

Судя по невнятным голосам, донесшимся из гостиной, там начали обсуждать этот вопрос, и наконец Кэти крикнула:

— Глазунью!

Миссис Арчер достала из коробки четыре яйца, а потом добавила еще одно и разбила их над сковородой. Когда яичница была готова, она крикнула:

— Ведите его сюда!

Миссис Корн вошла на кухню, оглядела жареную картошку, глазунью и стоявшую над столом миссис Арчер и ничего не сказала. Следом появилась Кэти, ведя старика под локоть, и усадила его за стол.

— Ну вот, — сказала она, — миссис Арчер приготовила вам отличный обед.

— Большое вам спасибо, — сказал старик, взглянув на миссис Арчер.

— Разве это не здорово! — воскликнула Кэти и одобрительно кивнула миссис Арчер, пока старик взирал на блюдо с картошкой и яичницей. — Налегайте смело. А мы пока присядем. Я принесу стул из гостиной.

Старик взял солонку и встряхнул ее над яичницей.

— На вид очень вкусно, — сказал он.

— Да вы ешьте, не стесняйтесь, — сказала Кэти, появляясь на кухне со стулом. — Мы хотим убедиться, что вы наелись досыта. Налей ему кофе, Джин.

Миссис Арчер двинулась к плите за кофейником.

— Прошу, не утруждайте себя, — сказал старик.

— Пустяки, — сказала миссис Арчер, наполняя его чашку.

Старик взял было вилку, но опустил ее снова и принялся старательно расправлять у себя на коленях салфетку.

— Как вас зовут? — спросила Кэти.

— О'Флаэрти, мадам. Джон О'Флаэрти.

— А меня зовут мисс Валентайн. Эта леди — миссис Арчер, а эта — миссис Корн.

— Очень приятно, — сказал старик.

— Я так понимаю, что вы со старой родины, — сказала Кэти.

— Простите?

— Вы из Ирландии, верно?

— Верно, мадам. — Старик ткнул вилкой в глазунью и стал смотреть, как желток растекается по тарелке.

— Я лично знал Йейтса, — внезапно заявил он.

— Неужто? — заинтересовалась Кэти. — Это такой писатель, верно?

— «Друг дорогой, пойдем со мной плясать и петь в Ирландию»,[28] — продекламировал старик, встал, опираясь на спинку стула, и церемонно поклонился миссис Арчер. — Благодарю, мадам, за вашу щедрость.

И направился к выходу. Трое женщин следовали за ним.

— Но вы почти ничего не съели, — сказала миссис Корн.

— Это все желудок, — сказал старик. — Как верно заметила эта леди, пустой желудок съеживается… Да уж, было времечко, знавал я Йейтса.

У входной двери он повернулся к миссис Арчер:

— Ваша доброта должна быть вознаграждена. — И указал на связку шнурков, валявшуюся на полу. — Это все вам, за вашу доброту. Разделите их с другими леди.

— Но я вовсе не хотела… — начала миссис Арчер.

— Я настаиваю, — сказал старик, открывая дверь. — Это не вознаградит вас в полной мере, но мне больше нечего вам предложить. Поднимайте их сами, — закончил он довольно резко, а потом нацелил нос на миссис Корн и вдруг фыркнул. — Терпеть не могу старух!

— Что? — пролепетала миссис Корн.

— Может, я и не слишком разборчив по части выпивки, — сказал старик, снова поворачиваясь к миссис Арчер, — однако же я никогда не опускался настолько, чтобы потчевать гостей дрянным хересом. Мы с вами из разных миров, мадам.

— Что я вам говорила? — опомнилась миссис Корн. — Разве я не предупреждала вас все время?

Миссис Арчер покосилась на Кэти и сделала нерешительную попытку вытолкнуть старика за дверь, но тот ее опередил, самостоятельно перешагнув порог.

— Пойдем плясать в Ирландию! — замычал он и, держась рукой за стену, поковылял через вестибюль. — Часы бегут, часы бегут…