«Порочности — это не просто качества, это материализуемое Качество»
Истания была страной больших возможностей для тех, кто любил держать ноги в тепле, а собственное брюхо — сытым, особенно после того, как над миром взошла Ta’Erna, положив тем самым отсчёт новому времени, эпохе крупных перемен и закату легенд.
Корабли прибывали в порты Зюдрадзеля во множестве каждый день, и сошедшие по трапу путешественники растворялись в наполненном жизнью городе. Шумели трактиры, на торговых площадях яблоку негде было упасть, отчего страже прибавлялось с каждым днем хлопот с кишащими в таких местах карманниками. И, судя по многочисленным виселицам, заплечных дел мастера неплохо справлялись, сколачивая новые и спешно освобождая старые, чтоб вздернуть оставшееся в узилищах ворье.
Бургомистром в Зюдрадзеле был халфлинг[2] и ревностно следил за порядком в городе. Для приезжего он оставался, чуть ли не единственным напоминанием о том, что Истания являлась страной, населённой этим низкорослым народцем. Теперь халфлингов можно было повстречать разве только в пригородах и деревнях, подальше от густонаселённых центров торговли и ремёсел.
На просторах Истании этой весной царили покой и умиротворение. Правда, приграничье с Лароном напоминало о недавней войне пепелищами сожженных сел да вытоптанными полями. Впрочем, на деревьях уже шумела первая листва и чирикали птицы. Халфлинги вели свой простой и размеренный быт. Из-за невысоких заборчиков в садах слышались картавые голоса, ведущие разговоры о цветах, репе и будущих посевах. Где-то играла мелодию дудочка.
Мэрилл пребывал сегодня в скверном настроении. Во-первых, закончился его любимый табак. Во-вторых, он сегодня ещё не завтракал. В-третьих, его драгоценная супруга битый час без умолку трещит с подругой о каком-то проезжем, совершенно забыв о том, что ему, Мэриллу, иногда хочется есть, как и всякой живой твари, и этому треклятому проезжему в том числе. Но дражайшая супруга была так увлечена, что халфлингу не оставалось ничего, кроме того, чтобы пойти к своему давнему приятелю и одолжить фивландского табачку.
— Утро доброе, Мэрилл. Чего кислый? — крикнул ему с крыльца Керн, едва халфлинг подошёл к калитке.
— И тебе доброго. Не возражаешь, если я посижу, пока наши жены перемоют кости тому проезжему? Будь он неладен!
— Конечно, — подмигнул другу Керн и, заметив пустую трубку в руках Мэрилла, со смехом бросил тому кисет с табаком, — Держи! И убери эту недовольную рожу!
Два друга уселись на ступеньки и закурили. В воздух поднялись клубы ароматного дыма.
— А ты видел его? — спросил Мэрилл немного погодя, так как, хоть и неприятно было, но приходилось признать, что для деревеньки этот приезжий оказалось целым событием.
— А чего там видеть? Всадник, закутанный по уши в плащ. Сильванийская широкополая шляпа с облезлыми перьями нахлобучена по глаза.
— Так чего же тогда вокруг столько шуму-то?
Керн сделал затяжку и, задумчиво разглядывая выпущенное облачко, ответил:
— Видишь ли, он спрашивал дорогу до подводных пещер. А они в горах Драконьего Проклятия.
— И всё?! — изумился Мэрилл.
— А разве мало?! — Керн с раздражением вытряхнул чубук. — Опять в то злачное местечко стекается всякий сброд. Хоть и всегда так по весне. Прям как птицы возвращаются с зимовья. Так этот вообще ехал не через Арганзанд, как прочие, а от Зюдрадзэля. Совсем обнаглели!
— Да уж, — протянул Мэрилл, — тамошний бургомистр, что твой кот, совсем мышей не ловит.
— А чего ему? Его дело маленькое: принимать в порту, спроваживать до городских ворот да поскорее их захлопывать. Эти «ловчие удачи» не настолько глупы, чтобы в городах, таких как Зюдрадзэль промышлять. У нас быстренько познакомят с пеньковой верёвкой и обмылочком, не то, что у людей в Феларе — целыми кварталами ворьё живет и ничего, — Керн сплюнул. — Ты бы видел глазища этого субчика — как две ларонийские золотые кроны. Эка на меня таращился, когда жена ему дорогу объясняла. Хотя, чего уж там… Не дурак видать. Только глазища и видно было. И конь у него чёрный, и плащ, и шляпа. Только перья на шляпе огненные, из петушиного хвоста, небось, выдрал.
— О как, — Мэрилл принял еще более задумчивый вид, — а я таки думаю, коли спрашивал, стало быть, первый раз туда через наши места направляется. Но болота сейчас ой какие неспокойные…
— Угу, — Керн снова набил чубук, — когда, помню, собирал возле топей хворост, коленки тряслись так, что еле домой дошёл.
— Да полноте, чего ты там увидел? — усмехнулся Мэрилл.
— Ха! Молчи лучше! Сам сын мельника, ничего кроме киллмулис[3] тебе не мерещилось!
— Ага, всё лучше, чем твои бредни об эллильдян… Или как их там? Больше заезжих слушай и двинешься умом точно!
— Невежа, ellylldan — бродячие огни. Они там водятся. Так что этому проезжему лучше поостеречься. Заведут в топи и конец.
Керн встал со значительным видом халфлинга, изрёкшего нечто очень важное, и направился навстречу вернувшейся жёнушке, улыбаясь, как голодный волк. Ещё бы! С каждым её шагом приближался долгожданный завтрак, а поесть, как известно, халфлинги очень любили. Особенно в истанийской провинции после сбора урожая, когда трапезы занимали едва ли не треть всего дня, помимо меланхоличного раскуривания трубок в беседках.
— Хм, если не эллильдян, то кобольды в штольнях. Какая, по сути, разница? Всё равно этому глазастому крышка, — намеренное коверкая название, пробубнил Мэрилл и тоже отправился домой.
Он, так же, как и его друг, собирался потребовать законную трапезу, коль скоро та особа, которую он оберегал от всего, даже от крыс в подвале, была его женой!
Путь до подводных пещер оказался неблизким. Тому самому «проезжему» понадобилось несколько дней, чтобы добраться до подножия Гор Драконьего Проклятия, вернее до болот преграждавших путь в горное чрево. Топи обширно раскинулись вдоль дороги, охраняя путь своими знаменитыми трясинами и всякой нечистью, обитавшей здесь в изобилии.
Путник натянул поводья и осмотрелся. Солнце уже садилось за грань выжженных полей. Дорога же, словно чертой, отсекла пепелище войны от зелёных лугов, спускавшихся к берегам реки, до которой теперь было рукой подать.
Большие глаза удивительного золотого цвета с миндалевидным разрезом не отрываясь смотрели на закат. Путник чего-то ждал, застыв как изваяние. Изредка в воздухе разносились крики стрижей, стрекот кузнечиков и кваканье лягушек. Ветер, уснувший ненадолго в полях, снова пробудился, волнуя зелёную траву и рогоз у реки.
Закат совсем догорал, когда путник снова пришел в движение и ловко соскочил с седла. Из-под плаща показалась его рука в черной перчатке с коротким широким раструбом и стальными набойками на костяшках. Взяв лошадь под уздцы, он решительно направился вглубь топей. По мере того как начинало темнеть, один за другим на болотах зажигались огни, уводившие вереницей к горам. Эллилдан очнулись от дневного сна.
Под ногами хлюпала болотная жижа, доходившая до колен эльфийских ботфорт. Путник старался следовать за вереницей огней, но не полагаться на неё совсем, так как здесь они, пусть и были надежными провожатыми для знающего странника, но могли и слукавить, заведя в тресину.
Болота медленно, но верно оживали в ночной тиши и наполнялись сонмом причудливых звуков. От некоторых из них путника пробирала нешуточная дрожь, так как он догадывался, что за твари могли их издавать. До казавшихся теперь такими гостеприимными гор, даже при всей мрачности черных громад, оставалось совсем недолго.
В ночное небо взошла луна. В тот самый момент, когда хозяйка ночи осветила топи своим тусклым сиянием, искрясь на поверхности мутной воды, по болотам прокатился громкий булькающий вой.
— Проклятье! — путник остановился и резким движением сорвал с себя шляпу, выпустив на свободу копну густых кроваво-красных волос до плеч и чрезмерно длинные острые уши, покуда нижняя половина лица оставалась закутанной в плащ.
Конь встревожено фыркнул. Вой повторился. Путник широко распахнул золотые глаза, обшаривая каждую кочку и каждое дерево. На небольшом пригорке, позади, где громоздились остатки разваленного молнией старого дуба, возникла громоздкая туша безголовой собаки. Встав на задние лапы, тварь повторила свой призыв, и в этот раз на него послышались отклики. Из кривого среза шеи монстра вывернулось несколько щупалец. Они изгибались, обшаривали окружающийвоздух, словно принюхиваясь.
В руке путника блеснул кинжал:
— Прости меня, дружище!
Конь недоуменно посмотрело на своего хозяина. Красноволосый шумно выдохнул, зажмурился, словно не хотел видеть того, как его рука вспарывает кожу на крупе несчастного животного. Брызнувшая кровь отозвалась торжествующим ревом тварей и удаляющимся жалобным ржанием.
Путник схватил кожаные сумки с поклажей и бросился бежать, оставив снятое седло в трясине. Из-за спины вскоре донеслись звуки начавшегося пира безголовых чудищ, подстегивая ноги беглеца. Надо отдать должное, путешественник быстро бегал, даже по колено проваливаясь в болото, он не снижал взятого темпа, а, выбравшись на твердую почву, не менее ловко продирался сквозь кустарники.
— Скорее! Если хотите жить, сюда! — закричал ему постовой с наблюдательной вышки на небольшом островке.
Руки и ноги красноволосого заработали поразительно быстро и слаженно, когда из открывшегося сверху люка ему была сброшена верёвка. Он в мгновение ока оказался наверху. Привалившись спиной к балке, путник сидел и переводил дух.
— Откуда они здесь?! — наконец выпалил он.
— Этого никто не знает, — постовой пожал плечами, но насторожился от отдающего металлом голоса, заприметив к тому же совсем не по-эльфийски длинные уши, выглядывающие из красной шевелюры незнакомца. — Но адские псы просто так никогда не появляются. Очевидно, кто-то из чернокнижников изрядно набедокурил и сбежал сюда в поисках защиты за рунами барьера. Вот теперь твари и кормятся здесь. Дожидаются, значит.
— Чертовщина!
— Вам повезло, что вы уцелели. Старожилы говорят, такое уже бывало. Когда луна пойдет на убыль, псы уберутся, но до этого успеют сожрать немало народу.
Будничное спокойствие, с которым это было сказано, озадачило приезжего, хотя он был далеко не таким впечатлительным. С тех пор, как отгремели войны, и на небосклон взошла Ta’Erna в принципе можно было ожидать много «нового» на Материке. Однако большинство из нововведений во флору, фауну и монстриарии имело своё, почти здравое, алхимическое или магическое объяснение. Но адские псы не вязались как-то ни с одним, ни с другим предположением о явлении монстров эту плоскость мироздания. Их никто не мог толком обуздать или контролировать, отчего редко заносил в справочники, как бы поспешил сделать любой творец из сонма тех, кто постоянно играли в бога. Не делалось это из-за того, что, в сущности, кроме зловещего именования о безголовых псах так толком ничего и не было известно. Ну, разве то, что появлялись они из ниоткуда, без шумовых, колдовских и прочих эффектов, и преследовали тех, кто изрядно перегибал палку в игре с магией. По крайней мере, так было принято считать среди чародеев, исходя из только им понятной этики.
Ведь далеко не все знали грань разумного после становления волшебства практически вседоступным. Будто бы сами собой упразднились академии, разрушенные отчасти популярным ныне принципом «и сам с усам». Врожденный талант больше не играл определяющей роли, и состоятельные придворные могли себе позволить присоединиться к магическим таинствам, при этом ничего не смысля в них, но нанимая именитых наставников из гильдий, а также щедро приплачивая авантюристам, готовым раздобыть или попросту выкрасть ценные реагенты и древние фолианты из библиотек. Даже извлечь таковые из катакомб, всевозможных склепов или развалин какой-нибудь магической башни у черта на рогах, чей хозяин сгинул во время эпохи Сокрушения Идолов.
— А вы, стало быть, из «ловчих удачи»? Уж больно прытко вы по кочкам скакали да по верёвке без узлов взобрались, — прервал затянувшееся молчание постовой, зажигая фонарь.
— Верно, — красноволосый поднялся, — как, впрочем, добрая треть всех, кому, как по старинному ларонийскому проклятию, выпало жить в эпоху перемен.
— Ваша правда, — слабая улыбка озарила каменное лицо постового, и он принялся подавать знаки фонарём, адресованные небольшой башенке, выдающейся на отроге скале в холодном лунном свете.
Ответный сигнал не заставил себя ждать. Постовой облегчённо выдохнул и, резко повернувшись, красноречиво откинул люк. Красноволосый неожиданно шарахнулся в сторону от яркого света фонаря, закрывая лицо рукой глаза.
— Хм, видимо, вы действительно проделали большой путь, — сказал парень, окончательно убедившись, что перед ним далеко не простой эльф. — Осталось немного. Порядка двухсот ярдов[4] и… Да! Здешняя конюшня, конечно, не ахти, но вам могут подыскать сносного скакуна. Коли на вас шпоры, но вы пришли без лошади.
Приезжий ничего не ответил и торопливо соскользнул вниз по верёвке. Встав на землю, он снова нахлобучил шляпу с петушиными перьями. Плотнее завернувшись в плащ и перехватив за ремни сумки с поклажей, он двинулся быстрым шагом к слабо мерцавшему в горах маяку, состоящему из огоньков пылающих рун. Наслушавшись историй о, якобы, могущественном заклятии, наложенном на потайной вход с этой стороны пещер, красноволосый был немало разочарован, поняв, что оно оказалось лишь скромным сочетанием иллюзии и барьера.
Видимо, побасенка о «могущественном» заклятии была рождена доблестными борцами со злом, инквизиторами и иже с ними, из-за полного бессилия. Ведь соваться в подобную вольницу решались только выжившие из ума бродячие рыцари. Отчего неудивительно, что их число в последнее уменьшалось с той же скорость, с которой по всему Материку возникали подобные злачные местечки.
Стражи гор без проволочек впустили внутрь. Едва привыкнув к неверному свету факелов вдоль стен пещеры, приезжий столкнулся нос к носу со здоровенным детиной. Судя по смуглому цвету кожи и выпирающим нижним клыкам, тот являлся отпрыском орочей крови, столь редкой теперь и всегда изрядно разбавленной человеческой.
— Чего надо здесь? — хрипло рявкнул детина, распространив вокруг удушливый запах чеснока, несомненно съеденного недавно для сокращения возможного общения со всеми, кому вздумается явиться в столь поздний час.
— Не твое дело, зубастый. Говори правила здешние и не испытывай моё терпение, — пресек попытки дознания красноволосый, озадачив стража своим диковинным голосом.
— Та-ак, — протянул детина, поигрывая в руке увесистой дубиной. Но, ничего не найдя добавить, буркнул, что проливать сегодня кровь лучше не стоит, и дал отмашку пропустить.
В вольницах с правилами было туго, особенно для охраны. Так как непонятно было, кого они должны охранять, толи обитателей от приезжих, толи наоборот. Большинство местных сами могли за себя постоять, а поединки случались почти ежедневно. Запрещались только драки группа на группу числом более десятка участников с каждой стороны. Впрочем, основной заботой у стражей были гнездовья выверн в высоких сводах. Эти твари могли хорошо послужить при обороне расположенной среди пещерных озер цитадели, но они нуждались в прокорме, чтобы с голодухи не пожрали народ. Поэтому поиск пропитания по большей части и был основным занятием стражи, а именно: собирание тел тех, кого в потасовках насадили на клинок, или же тех, кого прикончила цинга. До старости здесь мало кто доживал.
Узкий ход вывел красноволосого к круто спускающейся вниз дороге. Внутри невероятного размера пещеры помещалась высокая, под самый свод, крепость с отвесными стенами, уходящими вверх и распускающихся там, словно цветок, лепестками башен, нависая над фортификацией. Цитадель так и называли «Каменным Цветком», а вокруг небольшого островка, среди озер тухлой воды, где та помещалась, лепились вкривь да вкось жилища тех, кого нелёгкая занесла на окраину мира: гноллы, крысолюды, полукровки всех мастей и человекоящеры. Последние в большинстве своем оказывались беглыми каторжниками с Острова Туманов. Что объясняло их нахождение в такой дали от родного острова.
У входа, откуда шагал приезжий, располагалось людское поселение. Если так можно было назвать выстроившиеся вдоль улицы несколько хибар, у каждой из которых стояли матери и дочери и продавали себя — эхо недавно отмененного закона в Феларе о «меченных». Падших женщин в этом людском королевстве клеймили, и дальнейшая их судьба была незавидна. Впрочем, такая же участь постигала воров и убийц. Пусть закон отменен, но всякое напоминание о нем с глаз долой!
Это было воистину обиталище «меченых». Они жили здесь целыми семьями, а отличить их всегда можно было по стигмам[5] на лицах. К ним относились с пренебрежением. Однако, даже вооруженный до зубов рослый гнолл, когда проходил здесь, поджимал свой хвост. Укромных уголков для того, чтобы вспороть брюхо и обобрать до нитки среди хибар было в достатке.
Красноволосый примерно знал, куда ему следует двигаться, поэтому не особо озираясь поспешил пройти опасное место под дружный хор предложений продажной любви.
— Карнаж? — раздалось со спины.
Красноволосый обернулся и тут же выругался за такую оплошность. Перед ним стояла полуэльфка в старомодных обносках, с вульгарно накрашенным лицом и плохо расчесанными светлыми волосами, спадавшими на глубокое декольте.
— Вы ошиблись, — голос, прозвучавший странным для стража у входа, стал, к тому же, холодным и немного хриплым.
Из-под полей шляпы не было видно, как нахмурились огненные брови, а зрачок золотых глаз заполонил всё пространство меж век.
— Извините, — прошептала проститутка и отвернулась.
Карнаж зашагал дальше. Зрение обострилось до предела, отчего с глазами и произошла подобная метаморфоза. Смешанная кровь эльфов и жителей Ран’Дьяна частенько давала хорошее преимущество в плохо освещенных местах. Красноволосый полукровка конечно же узнал окливкнувшую его девушку, но теперь это не имело значения. Куда более его беспокоило, что узнали его. И он снова ругал себя за то, что обернулся. Недаром в переулке, когда эта дура сказанула его имя, шмыгнул крысолюд. Подлое племя отличалось известными повадками, а цель визита Карнажа могла заинтересовать не только этих горбатеньких грызунов, ходящих на двух лапах, но и куда более серьезных лиц.
Красноволосый рассудил, что следует поспешить, иначе он рисковал не успеть добраться до обиталищ чародеев у подножия стен «Каменного Цветка». Там у него намечалось одно выгодное дельце с заезжей чернокнижницей.
Запах сырости усилился, когда он подошел к выдолбленной в скале лестнице. Рядом на сваях громоздилась таверна. Из окон бил яркий свет и доносились крики, клацанье кружек и попытки сыграть на каком-то, видимо, изрядно покалеченном струнном инструменте.
— Если они и соберутся напасть, то только здесь, — хрипло произнес себе под нос Карнаж.
Действительно, более удачное место найти вряд ли бы удалось, так как до каменных лестниц ведущих к башням у цитадели было рукой подать, а шум из таверны приглушил бы возню схватки.
Едва полукровка остановился, как сзади послышались торопливые шаги. Красноволосый метнулся в сторону — о камень недалеко от того места, где он стоял, звякнуло что-то металлическое и отлетело, бултыхнувшись в пруд. Крысолюд потянулся своими длиннющими лапами к голенищу сапога за вторым ножом, оглядываясь в поисках стоявшего перед ним красноволосого. Где-то сбоку хлопнула ткань плаща, в следующее мгновение наброшенного на голову крысолюда. Тот начал беспорядочно кромсать перед собой воздух. Полукровка отпрыгнул. Появился второй грабитель: человек с длинным ларонийским кинжалом в руке, в легкой кольчуге и стигмой убийцы на небритой щеке. Это наводило на мысль, что двое было далеко не простым ворьём, обитавшее здесь в изобилии. Скорее заезжее ворьё, из городских гильдий.
Карнаж стоял перед ними, сгорбившись и держа обе руки за спиной на рукоятях оружия. Его черная с петушиным пером шляпа валялась под ногами, кроваво-красные волосы спадали на лицо, скрывая частично глаза. Из-за высокого стоячего воротника короткой ран’дьянской куртки был виден оскал белых зубов, перекосивший треугольное сухое лицо с белым шрамом под левым глазом.
Человек в кольчуге прищурился: из-под расстегнутой на груди куртки полукровки блеснул медальон с крупным рубином в золотой оправе.
— Это, сука, полукровка! — пропыхтел крысолюд своему напарнику.
— И хорошо, — усмехнулся убийца, почесывая лезвием кинжала щетину, — люблю пустить кровь нелюдям, особенно остроухим выродкам вроде этого.
— Зачем торопиться? — процедил сквозь зубы Карнаж.
— Сам ведь знаешь золотое правило: у кого есть золото, тот правила и устанавливает! Извиняй, нам хорошо заплатили.
Пока человек это говорил, крысолюд склонился, подняв для атаки сжатый в лапе нож над головой.
— Но есть одно «железное» правило: у кого клинок острее, тому и золото! — зло прошипел полукровка.
— Вот ща и проверим! — фыркнул крысолюд и бросился в атаку.
Красноволосый извернулся, хватая противника. На его спине полыхнули закрепленные в серебряных кругляшах на бахроме куртки красные мелкие перья. Нож вылетел из лапы напавшего, зарывшегося своим крысиным носом в каменную крошку. Кинжал полукровки засел в черепе крысолюда по самую рукоять.
— Феникс!? — воскликнул меченый, различив перья на куртке.
— Он самый!
— Как жаль, что придется убить почти легенду, их так мало осталось, — скривился наемник, обходя полукровку.
— А ты вперёд горя не горюй, — посоветовал Карнаж.
— Я знаю, что ты мастерски владеешь кинжалом. Но сегодня тебе это не поможет, я защищен отличной кольчугой на этот случай.
— Зря ты так, в наш смутный век нельзя быть в чем-то уверенным, — Феникс завел левую руку за спину, откуда правая только что извлекла клинок, пригвоздивший крысолюда.
— Ха! То есть мой напарник, который теперь корм для выверн, не был достаточно уверен? Так что ли?! Но у меня духу-то хватит!
— Лучше скажи, кто тебя нанял, пустобрёх?
— У чертей в аду спросишь! — меченый подскочил к полукровке.
Карнаж ушёл от удара ларонийским изогнутым кинжалом в живот и толкнул на возврате руку убийцы. Простому человеку было далеко до реакции такого полукровки, которым он являлся. Разумеется, меченый тоже оказался достаточно быстр и проворен, но у него практически не было шансов. Даже при должной выучке, которой оба противника явно не были обделены в прошлом.
— О-па! — на лице красноволосого заиграла недобрая ухмылка.
Ботфорты, одетые на Фениксе, давно вышли из моды, однако их предназначение заключалось больше не в щегольстве владельца, а в боевом применении. Это становилось ясно из обитых металлом скругленных мысков и массивных пяток над низким каблуком. Собственно то, что устраивало полукровку в боевом отношении, и что он с охотой использовал, совсем не устраивало модников, отчего такие ботфорты с некоторых пор носили представители не самых дружелюбных профессий. Прочие же щёголи предпочитали открытые острые мыски без металлических обоек, мягкие пятки и каблуки повыше.
Феникс не замедлил пустить в ход свои вооруженные таким манером конечности, как, впрочем, использовал любое преимущество, особенно длину своих рук и ног. Меченый взвыл, когда полукровка вывернул ему руку, столь крепко вцепившись в сгиб кисти, что освободиться старым приемом, крутанув кинжал, у человека не вышло, а перехватить кинжал другой рукой он не успел. Находчивость меченного подсказала выход, и он попытался дотянуться и ударить в лицо противника. Но руки у Карнажа оказались слишком длинными, и он без труда уклонился, ответив ударом обитого мыска под колено. Затем, от щедрот своих, добавил убийце в область печени. Незадачливый грабитель вскрикнул и выпустил оружие, успев пожалеть о том, что не спросил у кого надо, хорошо ли Феникс умел драться в рукопашную. В этот момент пальцы «ловца удачи» великодушно ослабила хватку, и меченый вырвался.
— Ну, давай! — мотнув головой, рявкнул убийца, поднимая кулаки к лицу.
Одна огненная бровь Феникса от удивления поползла вверх — неужели напавший и в самом деле был таким болваном? Сверкнули набойки на перчатке сжатой в кулак руки — меченый успел среагировать и закрыть голову от жестокого удара в висок. Однако замах, увиденный им, оказался явно солиднее, чем сам удар. Настоящий же удар бедняга получил обитым мыском в промежность. В тот же момент левая рука Феникса метнулась за спину и вылетела обратно, сжимая второй кинжал, с узким трехгранным лезвием. Клинок резко ударил с боку в звенья кольчуги, без труда прорвав их и войдя в ребра человека на половину лезвия. Меченый охнул и осел.
— Кольчуга, говоришь? — Карнаж провернул и выдернул оружие.
Противник согнулся и захрипел. Следующий удар добил беднягу в горло. Красноволосый оглядел поле боя, поднял свою шляпу и, отряхнув, нахлобучил на голову, попутно с издевкой обратившись к уже испустившему дух убийце: «Похоже, милейший, вы в глаза не видел славных феларских стилетов[6]«.
Севернофеларский шабер[7] вернулся в ножны на пояснице следом за темноэльфийским шпаголомом, с хрустом извлеченным из черепа крысолюда. Будучи искушенным в подобного рода делах, а именно по части укорота особо резвым стервятникам, готовым выхватить добычу буквально из зубов, красноволосый поспешил убраться с места схватки. Подхватив сваленные у выбитой в камне лестницы седельные сумки, он взбежал по ступеням и скрылся в тени нависающего балкона одной из башен.
Со стороны кусок скалы, на котором громоздились башни, напоминал эдакую грибницу, которая прислонялась вплотную к «Каменному Цветку». Постоянных хозяев у жилищ не было, так как редкий чародей задерживался в Подводных Пещерах надолго. В основном здесь временно скрывались от правосудия. Поскольку Карнаж отлично знал, какое право предоставляет суд большинства королевств нынешним чернокнижникам, то не боялся встречи с обитателями. Народ собирался на удивление приличный.
Островной стиль построек определяли надежность, долговечность и грубость материалов с полным отсутствием какой бы то ни было отделки. Обитатели южных островов слыли практичным народом, не любившим излишеств. Жизнь среди морей вокруг Материка к этому не располагала, отчего не удивительно, что в местах, подобных этому, трудились их славные зодчие, возводившие все быстро, крепко и одинаково. И, самое главное, никогда не просящие прибавки за то, что гнут спины в таких жутких условиях, потому как для человекоящеров с острова Туманов в здешней сырости была своя, особая, благодать.
Карнажу пришлось долго бродить по прямым и спиралевидным лесенкам, которые связывали воедино всю «грибницу», пока он, наконец, не увидел свежую табличку из не первой свежести куска дерева, на которой вырезали имя очередного съемщика башни:
«госпожа Дивана, чернокнижница»
Красноволосый немного удивился, но постучал. В конце концов, среди тех дверей, которые он обошел, не было ни одного женского имени. Или уж, на худой конец, женского окончания в подписи оглашающей профессиональную принадлежность поселенца.
— Кого там ещё черти принесли на мою голову?! — послышался изнутри сонный женский голос.
— Ты это у них сама спроси, ведь вы почти родня, — съязвил Феникс.
— Карнаж… — протянула чернокнижница.
— Он самый, Zhash’Ka, — красноволосый не без удовольствия посмотрел на гримасу демонессы, открывшей дверь.
— Здесь я — Дивана! — её алые глаза аж заискрились от самодовольства.
— Как скажешь, но для адских псов ты как была Zhash’Ka, так ей и останешься, даже после того как…
— Я же не величаю тебя Khar сын Nazha?! — понизила голос Дивана. — Вот бы удивился означенный папаша, узнай он, какого выродка ему в родословную присоседила одна ран’дьянская изгнанница. Хотя, для тех, кто следит за такими, как ты, ты как был потомком Xenos, так им и останешься. Не смотря на все ухищрения твоей матери.
— Так величать меня, как ты сказала, невозможно. Сама знаешь, что я не чистокровный ран’дьянец. И всем тем, кто, как ты выразилась, «следит», очевидно, что мой отец явно не Nazh.
— Вот и не перегибай палку, полукровка! Каждый из нас пусть остается при своем. Мои эксперименты никого не касаются! А, чтобы этим адским псам прикончить меня, сперва надо поймать, — она отвела его наверх по лестнице в кабинет, запахнувшись в тонкий халат черного шёлка с богатой вышивкой.
Её торчащие изо лба маленькие рожки выделялись на чистой перламутровой коже свежей позолотой в отсвете канделябров, а взгляд жадно обшаривал сумки Карнажа, пока тот неторопливо усаживался в кресло, взваливая ноги на пуфик перед камином.
— Наглец, — прошипела чернокнижница, сложив руки на груди, тем самым лишь ещё более подчеркнув её полноту.
— Дивана, в горле пересохло, налей чего-нибудь, — ответил Феникс, улыбнувшись.
— Поразительно! — усмехнулась демонесса, однако взяла графин с вином и плеснула немного в фужер. — У нас же здесь довольно сыро.
Карнаж неторопливо отпил, пытаясь смаковать какой-то дешевый феларский сорт.
— Пришлось немного попрыгать с парой засланных наемников, крепко севших мне на хвост.
— Вот как? — озадаченно протянула она, наливая и себе тоже. — Но ты, надеюсь, не поделился с ними? За сохранность я плачу тебе отдельно, и плачу немалые деньги.
Карнаж отрицательно мотнул головой. В наступившем молчании только звук потрескивающих в камине поленьев оживлял воцарившуюся тишину.
— Стало быть, ты…
— Да, я убил их… обоих, — в руке Феникса возник медальон с огромным рубином в золотой оправе. Тем самым красноволосый прервал пошедший не туда разговор. Он не любил обсуждать издержки своего ремесла, пусть они и имели место всюду, где бы ни появлялись «ловцы удачи». Демонесса подхватила протянутую ей вещь и усмехнулась, разглядывая оплавленный драконьим пламенем камень.
— Ха! Наконец-то! — она закружила по комнате, не отводя глаз от артефакта. — Ты уже удостоверился в его свойствах?
— Разумеется, — Карнаж вздохнул, — при всем моем скептицизме, который помогает не свихнуться от общения со всякого рода коллекционерами, должен сказать, что этот камушек действительно заживляет раны. Кровь сворачивается мгновенно, даже при глубоких порезах.
— То-то и оно. Ларонийцы умеют использовать союз с драконами. Эльфья кровь, белобрысые выродки! — рассмеялась она. — Я думала, не смогут так приспособить оплавленные рубины из драконьих жилищ. Однако… Ах, да! Извини, твоя оплата.
Карнаж встал из кресла и принял протянутый ему кошелёк на тесьме. Высыпав на ладонь пригоршню золотых монет, полукровка, глядя в глаза демонессе, попробовал одну на зуб.
— Вкусно? — раздраженно поинтересовалась Дивана, которую поражало оказанное ей в который раз недоверие.
— Деньги не имеют вкуса, но иногда сильно пахнут кровью, — Феникс выдавил уголком рта едкую усмешку.
После того, как монеты вернулись в кошелек, тот исчез у него в руках, словно у ярмарочного иллюзиониста.
— Правильно. Но деньги — это как желанные гости: без них — тоска, а с ними — веселье.
Дивана проводила его вниз.
— Хотелось бы узнать, зачем тебе этот медальон? — спросил Карнаж, направляясь к двери. — Ведь ты достаточно хорошо владеешь магией, чтобы не нуждаться в подобных побрякушках, скорее пригодившихся какому-нибудь целителю или наемнику.
— Знаешь что, красноволосый, — холодно ответила Дивана, — я отвечу тебе только потому, что это сможет помочь нашим дальнейшим доверительным отношениям. Ведь ты наверняка подумал, что это я подослала к тебе наемников. И они, выпустив твои кишки, принесли бы добытое мне, не зная истинной стоимости. Примитивная экономия, не находишь? Как я наслышана о тебе, ты мне в лицо ничего не скажешь, но больше заказов не примешь, не так ли?
— Верно, — полукровка обернулся и, убрав руки за спину, выпрямился и пристально посмотрел на демонессу, — Только полный идиот вернётся на живодерню, с которой только-только умудрился сбежать.
— Так я и думала, — Дивана тяжело вздохнула, — ты по-прежнему держишь ухо слишком востро. Даже сейчас твои пальцы готовы вцепиться в рукояти кинжалов. Там, у тебя за спиной. Ты накинешься при первом подозрении, даже зная, что нет ни единого шанса?
Карнаж снова усмехнулся уголком рта.
— Шанс есть всегда? Так ты подумал?! — изумилась чернокнижница, вскинув брови.
— А ты спроси у Рэйтца из Красных Башен, — ответил Карнаж, у которого, тем не менее, не обострились плохие предчувствия по поводу этого разговора.
— Судя по сказанному, придется провести сеанс спиритизма? — натянуто улыбнулась Дивана.
— Верно.
— Тебе же знакома чародейка Роксана из севернофеларского Высокого Совета? Она, в свое время, обвиняла покойного ныне Рэйтца в том, что тот потворствует ренегатам с Острова Отчаяния.
— По-моему, в этом была здравая мысль, — Карнаж покосился на открытую дверь, — хотя от такой чародейки можно ожидать всего что угодно. Если она любит повторять по сто раз избитые истины. Как, например, то, что собирать новый орден магов Огня без кристалла стихии — всё равно, что пытаться срубить дерево топорищем: шума будет много, а толку никакого.
— Ладно, я вижу, ты торопишься, поэтому скажу вкратце: у этой нашей общей знакомой приключилось несчастие, её ребенок от рождения страдает «плохой кровью». Любой порез или маленькая ссадина — целая проблема и… Смекаешь?
— Хм, и поэтому ты попросила вытащить этот медальон у неё из-под носа?
— А ты соображаешь, полукровка! — демонесса зло хохотнула. — Она сама виновата, зачем прыгать по постелям кузенов? Будто в мире других мужиков мало. Однако я свою месть свершила. Если хорошо поразмыслить, то можно подрезать кончик даже у самого острого язычка, верно? Что ж, Феникс, теперь твоя очередь. Предоставляю тебе возможность поквитаться с ней. Я наслышана о вашей не столь давней конфронтации. Ведь дело куда серьезнее, нежели простая словесная перепалка, что приключилась когда-то у меня?
— Она по-прежнему в Шаргарде? — между делом спросил Карнаж, выходя на каменную лестницу.
— Где же ещё?! И дела у нее идут неплохо. В гильдии позиции только укрепляются. Так что удачи, «ловец удачи», она тебе понадобится, если не раздумал тягаться с этой магикой.
Дверь с шумом захлопнулась.
— Да, есть о чем подумать, но сперва нужно искать ночлег, — сказал сам себе Феникс и нарочито громко продолжил, обращаясь к двери, — ведь пускать на постой усердных наемников не принято. Особенно когда дело сделано!
Карнаж был немного раздосадован, ведь полагал услышать от демонессы что-нибудь новое касательно Роксаны. Но услышал лишь то, что знал, и даже понял, что знал он явно больше, чем сама чернокнижница, поскольку в свое время собственноручно искал средство от болезни «плохой крови» для ребенка упомянутой магики.
Желудок предательски заурчал, напоминая, чтобы его не забывали так надолго. Тут Фениксу вспомнилась запримеченная ранее таверна, стоящая пусть и на сваях посреди зловонной лужи, но всё лучше, чем морозить бока о холодные камни пещеры. Вдобавок, натощак.
Приняв решение, Карнаж уверенно зашагал обратно по уже изученным лестницам. Откуда-то сверху слышалось эхо от криков выверн. Оно, парящее столь высоко над сонмом не стихающих ни днем, ни ночью звуков, переходивших в неясный гул, немного разбавляло ту монотонности, что царила вокруг. И все же это производило довольно гнетущее впечатление на того, кому было важно знать, хотя бы примерно, когда полдень, а когда полночь.
К таверне вёл только один путь — по той же лестнице, от башен, вниз. То бишь к месту недавней схватки, что грубо нарушало здравый смысл для пролившего уже не первый раз чью-то кровь головореза. Карнаж решил-таки рискнуть и, нахлобучив шляпу на глаза, невозмутимо проследовал по ступенькам.
Тела убитых уже перенесли и уложили нашедшие их стражи, укрыв под куском грязной парусины. В Подводных Пещерах убивали каждый день, отчего вывернам не грозила голодная смерть, а обитателям — хлопоты с похоронами. Тела караулил огромный гнолл, чья и без того гнусная собачья морда была иссечена многочисленными шрамами. Под его началом суетились два крысолюда. Их черные носы беспокойно втягивали воздух, выглядывая из глубоких капюшонов.
Феникс направился мимо троицы по навесному мостику к таверне, прекрасно понимая, что эти твари узнали, что он приезжий хотя бы по свежести его запаха, чем, надо признать, мало кто из постоянно обитавших здесь мог похвастать. Надо было поостеречься и не ввязываться более ни во что серьёзнее шумной попойки.
Двери таверны гостеприимно распахнулись, и на пороге полукровка столкнулся нос к носу с каким-то толстяком, ниже его на две головы. Человек отпрянул назад и бросил на «ловца удачи» быстрый взгляд, уступая дорогу. В этом взгляде Карнаж прочитал удивление. Смутные догадки вскоре подтвердилось. Едва он ступил через порог, как снаружи послышался крик:
— Скорее сюда! Вот он! Вот тот, кто пролил кровь этой ночью. Я сам видел!!!
— Ах ты, рожа! — рявкнул Карнаж и выскочил обратно.
В руках красноволосого сверкнул шпаголом[8] с раздвоенным лезвием, однако времени оставалось совсем мало — гнолл вытащил из-за пояса огромный тесак, а его подручные крысолюды извлекли из-под складок своих роб короткие мечи.
Толстяк попытался удержать «ловца удачи», ухватив за руку, за что Карнаж тут же двинул ему кулаком в ухо. Удар получился смазанным и вспорол стальными набойками на перчатках кожу на жирной щеке. После чего не в меру прыткий поборник своеобразной законности поплатился за усердие тем, что был брошен в зловонную воду.
— С тобой я ещё не закончил! — пообещал пускающему пузыри толстяку Феникс, ловко взобравшись на крышу таверны, подальше от свистевших внизу клинков.
— Спускайся вниз, дерьма кусок! — прорычал гнолл, размахивая тесаком. — Деваться тебе все равно некуда!
— Ошибаешься, — усмехнулся Карнаж, — это тебе не блох в шерсти ловить!
Красноволосый сгруппировался, убрал кинжал в ножны за спиной, покрепче перехватил ремни сумок и прыгнул… Резко и очень далеко, перелетев на соседнюю крышу в доброй дюжине ярдов от таверны. Собравшиеся на расправу проводили «ловца удачи» изумленными взглядами, разинув рты.
Однако сам прыжок оказался куда эффектнее, нежели приземление. Феникс грохнулся на ветхую крышу какой-то пристройки, что не замедлила с треском проломиться под ним. Изрыгая страшные проклятия на смеси нескольких языков, Карнаж выбрался из-под заваливших его обломков. В воздухе над головой витали пух и перья, а из углов доносилось кудахтанье насмерть перепуганной живности.
— Сраный курятник! — красноволосый вскочил и отряхнулся.
— Кто там!? А ну! Выходи, вор! — послышался снаружи голос хозяина, ревностно оберегавшего свою собственность с ржавыми вилами наперевес.
Карнаж не спешил выполнить требование, притаившись возле стены. Но не прошло и минуты, как на него налетел другой хранитель разорённого курятника — огромный петух, успевший опомниться от посланного сверху потрясения. Человек с вилами был отброшен в сторону, когда Карнаж вылетел из курятника, преследуемый по пятам разъяренной птицей. «Ловец удачи» стрелой пронесся мимо заголосившего мужика, пытаясь стряхнуть вцепившегося когтями в плечи петуха, того и гляди норовящего угостить своим клювом в затылок. Лишь когда полукровка перемахнул через старый, прогнивший от сырости плетень, преследователь оставил его в покое, усевшись с победоносным видом на один из кольев. Опрокинутый же пещерный птицевод еще долго голосил, словно Феникс и вправду стащил у него нескольких кур. На зов сбежались стражи, но к тому времени «ловца удачи» и след простыл.
* * *
Стоя возле окна, она думала о неожиданной встрече. Она помнила его. Конечно же, можно было спутать, так как в Подводных Пещерах каждый день появлялись новые лица, но почему-то уверенность не покидала. Это было провидением, встретить Феникса здесь, в тот самый момент, когда она готова была пасть так низко, напрочь забыв о своей гордости и доблестном прошлом лучницы из вольных лесов Роккар.
Времена сильно изменились. На месте тех краев, где жили племена диких эльфов, а под сенью лесов обитали редкие звери и птицы, теперь гулял ветер над пепелищем. Он оставался там, словно дыхание матери, которая, пытаясь облегчить страдания своего чада, дует на еще свежий ожог… Едва полуэльфка отошла вглубь плохо освещенной комнаты, как на подоконник плюхнулось две кожаные сумки, а следом забрался и владелец.
— Скиера, не волнуйся, свои! — успокоил незваный гость. Он тут же поспешил сесть на пол, чтобы его не было видно с улицы.
— Карнаж!? — названная Скиерой сначала растерялась, но потом перед глазами промелькнула недавняя сцена возле хибар, изрядно омрачив ее радость. — Как ты нашел меня?
— Долго объяснять, — красноволосый приложил палец к губам и прислушался к разговору стражников неподалеку.
Помимо грубой солдатской брани вперемежку с гноллским тявканьем можно было понять, что они собирались прекращать поиски. Если кому-то нужно быстро затеряться здесь, то он смог бы без труда этого добиться. В Подводных Пещерах всегда можно было найти укромный уголок, чтобы переждать превратности судьбы. Собственно, с подобными целями сюда съезжались чуть ли не все нынешние обитатели.
— Ты лучше объясни, какого черта ты здесь делаешь? Среди «меченных»! — ответил встречным вопросом Карнаж, когда стражи разошлись по своим постам.
— А ты еще не понял? Я же полукровка, наполовину человек, и ко мне применимы людские законы. Остатки моего отряда, после гибели лесов Роккар, едва мы перебирались через границу, укрылись в одной, казалось, надежной лёжке. Но нас нашли. Мужчин убили, а женщин… Сам знаешь, что делают с теми, кто оказывается не в том месте и не в то время, — Скиера отвела рукой прядь русых волос, оголив выжженную на скуле ближе к заостренному уху стигму.
— Проклятье! — красноволосый сверкнул глазами. — Надеюсь, ты достойно отомстила за такую «поспешность»?!
— Тот, кто сделал это, поплатился обеими руками. Но на то оно и клеймо…
— Не волнуйся, я знаю нескольких чародеев, которые за умеренную плату смогут помочь от него избавиться.
Скиера недоверчиво скривилась.
— Я говорю не о друидах с их эликсирами и мазями. Конечно, это эффективно, но, боюсь, тебе не удастся убедить их в своей непорочности. Тем более они, хоть не берут денег, но и помогают не всем. А там, где звон золота, шире взгляд на вещи.
— Феникс, неужели ты так и продолжаешь думать, что деньги решат всё? Хотя, чего я ожидаю от «ловца удачи»? Ведь знаю тебя не первый год.
— Разве я не прав? — Карнаж, поднялся с пола и подошел к ней.
— Тогда за что, по-твоему, сражались те, кто погиб, защищая леса Роккар?! — она поймала его холодный взгляд.
— Деньги решают многое, иначе, почему я встретил тебя на улице среди прочих шлюх? — прозвучал беспощадный вопрос. — Да и леса были сожжены не в последнюю очередь из-за ценной древесины. Вы же упрямились ей делиться, хотя и так были меж двух огней Ларона и Истании. А таким проще сжечь предмет спора, нежели уступить!
Скиера ничего не ответила и отвернулась, закрыв лицо руками. Феникс пожал плечами и принялся перекладывать свои пожитки с двух сумок в одну, изготовив для неё ремень так, чтобы можно было перекинуть через плечо. Всё лишнее приходилось оставить. Впрочем, это было обычным делом. Не первый раз скверное стечение обстоятельств вынуждало уходить пешком и налегке.
Полукровка замер, вспомнив своего коня. Это был не просто конь, а верный товарищ, вместе с которым они проделали не одну сотню миль по трактам Материка. Пусть одни и те же скакуны у него долго не задерживались, но, всё же не было ему по сердцу выкручиваться, принося в жертву безвыходным ситуациям живое существо.
— Скиера, я скоро покину это место. Если хочешь, отправимся вместе?
— Куда? Что это с тобой вообще сегодня? То ты меня в упор не узнаешь, то вваливаешься прямо в окно, как заправский любовник. А сейчас вообще нарушаешь золотое правило одиночки «ловчих удачи»…
— Я не люблю слишком долго быть совсем один. Ты же знаешь. Так что выбор за тобой. Более того, я нутром чую, что отсюда надо убираться по добру по здорову. И чем скорее, тем лучше.
— «Доверяй своему чутью так же, как клинку», да? — усмехнулась полуэльфка.
Карнаж не ответил и встал, закинув сумку за плечо. У окна он задержался, осматриваясь и прыгнул наружу, оттолкнувшись руками от подоконника.
— Подожди! Я… — окрик Скиеры был прерван торжествующим булькающим воем, разнёсшимся эхом под сводами пещер.
Никто точно не знал всех путей, что вели внутрь горы, где располагались Великие Подводные Пещеры. Подробная карта имелась только в хранилищах «Каменного Цветка», которые были закрыты для обитателей пещер по вполне понятным причинам. Однако наличие подобных лазеек иногда приводило к тому, что из неизведанных дебрей Гор Драконьего Проклятия являлись такие твари, описание которых невозможно было сыскать ни в одном монстриарии Материка. Только после того, как порождение Бездны, черная ненасытная жижа Zeg’Zesa, одним махом уничтожила всех обитателей подземного города темных эльфов на западной стороне горного хребта, были предприняты попытки детального изучения. В итоге, только в Подводных Пещерах было найдено более пяти десятков довольно крупных лазов. Многие удалось перекрыть, но древняя система вентиляции воздуха, неизвестно кем сооруженная в каменных сводах, предоставляла множество лазеек. Хотя до них нужно было ещё добраться
Паника в мгновение ока охватила тесные улочки. Воздух задрожал от гула набата со стороны «Каменного Цветка». На башнях ярко загорелись болотные огни. С того места, где стоял Карнаж, было хорошо видно, как из северных тоннелей бежали без оглядки стражи, а следом за ними врывались огромные безголовые псы.
Карнаж озадачился. Неужели эти твари и вправду способны были учуять кровь так далеко? Или голод настолько обострял их чутье?
— Да там целая стая! — гавкнул бежавший мимо крупный гнолл, обращаясь к своим собратьям, которые дружно бряцали доспехами следом за ним. — Поднажмем, братва! И так все драпают к цитадели!
Это могло означать только одно: владыки «Каменного Цветка», собирались спустить на адских псов гнездившихся под сводами выверн. А это сильно сбавляло шансы уцелеть в грядущей бойне.
Скиера нагнала Карнажа на углу, где тот прикидывал, куда двигаться дальше. Красноволосый обернулся и окинул охотницу быстрым взглядом: старый, видавший виды костюм темно зеленого сукна куда более подходил ей, нежели цветастое тряпье проститутки. А выглядывавший из-за спины лук обнадеживал, что, при случае, не придется лезть в рукопашную с адскими псами, так как это было чистой воды самоубийством.
Они припустили по опустевшим улицам вдоль западных стен. Феникс решил двигаться наверх, по крутым лестницам, под самый свод, подальше от сцепившихся адских псов и пикирующих выверн.
— Карнаж, почему бы нам ни свернуть здесь? Прямая дорога до цитадели! — предложила набегу полуэльфка.
— Ты шутишь? В самое пекло?! Надо уносить отсюда ноги!
Перед одним из ведущих наверх подъемом из нескольких соединенных меж собой лестниц стояла хибара того самого птицевода, в чей курятник совсем недавно свалился Карнаж. Хозяин растеряно стоял с ржавыми вилами в руках у своего дома. По виду становилось ясно, что он едва ли осознавал происходящее. Однако, завидев красноволосого, человек выставил свое орудие перед собой, полный решимости остановить вора, набравшегося наглости, чтобы вернуться.
— Ха, вспомнил! Вот где я оставил свою шляпу! — Феникс помчался прямо на птицевода, доставая из ножен на пояснице шпаголом.
В кинжале Скиера, к своему немалому удивлению, узнала печально знаменитый Vlos’Velve[9]. Клинок некогда делил одно имя с бывшим хозяином, убийцей темным эльфом. Раздвоенное лезвие был довольно широким, а по толщине не уступало мечу. Вместе с рукоятью, на конце которой имелся острый шип, оружие было примерно в локоть длиной, и принадлежал к тому разряду древних клинков, которые, по сравнению с элегантной сильванийской шпагой или ларонийским эстоком[10], выглядели просто грубо сработанным монстром.
Карнаж не успел. Старая хибара разлетелась в щепки, и на её месте возник адский пес. Ржавые вилы упали на землю, послышался вопль ужаса и хруст впивающихся в жертву щупалец. Тварь приподняла злосчастного птицевода и, неторопливо, с урчанием высасывала кровь и внутренности.
Скорый путь наверх оказался перекрыт. Феникс выругался и обернулся к Скиере.
— Та-ак, началось! — протянул он, извлекая из сумки моток веревки с «кошкой» на конце.
Другого выхода не было, и они принялись вдвоем карабкаться по заброшенной наверх веревке вдоль отвесных стен пещеры. На оставшегося внизу адского пса спланировало сразу две выверны. Скиера с ужасом наблюдала за короткой и жестокой схваткой чудищ.
— Надо попробовать добраться до вентиляционных шахт. Это шанс! — крикнул, уцепившись за уступ, Карнаж. — Не зевай, для летающих тварей мы здесь как на ладони!
Добравшись до выступа, от которого наверх поднимались остатки выдолбленных в скале ступеней, они задержались перевести дух. Феникс устало привалился спиной к холодному камню, морщась и сматывая веревку, как-то отрешенно глядя на то, что творилось внизу. А там кишел сущий ад. Отовсюду слышались крики и призывы о помощи, рев адских псов и громкое шипение кружащих над ними выверн. Походило на то, что хозяева «Каменного Цветка» переоценили угрозу и пробудили больше летающих слуг, чем требовалось, отчего те начинали набрасываться уже на обитателей пещер и стражей, без разбора разрывая всё живое своими острыми когтями.
— Похоже, твари вышли из повиновения! — воскликнула Скиера, тяжело дыша.
— Не думаю, что это сильно расстраивает местных владык, — хмыкнул Карнаж.
Однако, наперекор его словам, со стороны цитадели послышался громкий треск магических разрядов, разлетавшимися вокруг яркими сгустками. Феникс напряг зрение, стараясь разглядеть того, или, вернее, тех, кто стояли на самой высокой и крупной башне «Каменного Цветка». Без сомнения это была группа чародеев, судя по одеждам и вспыхивающим вихрям элементной энергии меж простертых над головами рук. Порождаемые каскады ярких искр опадали вниз, распугивая выверн, и отгоняя адских псов от стен.
— И здесь верховодят маги, — проворчал себе под нос полукровка.
— Откуда эти адские псы вообще взялись? — изумилась Скиера.
— Замечательный вопрос! — ответил Карнаж и, поднявшись, добавил, словно говоря самому себе. — Надеюсь, это не из-за тех двоих ублюдков. Крови я там пустил порядочно. Могли и унюхать…
— Ты чего там бормочешь? — насторожилась полуэльфка.
— Да так. Поторапливайся, скоро выверны начнут возвращаться в гнездовья.
Они направились по уходящему вверх каменному карнизу, который вел под самый свод. Карнаж, когда искал башню Диваны, заприметил там небольшую площадку, к которой они и направлялись. «Ловец удачи» был наслышан о древней системе вентиляции, благодаря которой, собственно, это место и стало пригодным для обитания. Также ходили слухи, что цитадель возводилась далеко не с пустого места, а на остатках какого-то древнего строения. Это лишний раз могло подтвердить, что существование вентиляционных шахт не выдумка.
Через некоторое время путь к площадке преградили раскинувшиеся гнездовья выверн. Крылатые ящеры спокойно спали в разломах и выбоинах. Звуки творившегося внизу смертоубийства не достигали обиталища и поэтому не тревожили их сна. Скиера попыталась пройти дальше, но Карнаж грубо оттащил её назад, за остаток непонятно кем вырезанной здесь в скале колонны.
— Дальше нельзя. Разве не видишь? Там кладка. Та из выверн, что сторожит яйца, никогда по-настоящему не спит. Стоит ей поднять крик и… — Феникс многозначительно кивнул в сторону обломков костей под ногами.
— О, Сильф! — полуэльфка прикрыла рот ладонью.
— Нашла когда вспомнить эльфийского Хранителя[11], да еще и под землей, — съязвил красноволосый, внимательно осматривая стены пещеры в поисках способа миновать опасное место.
— Как же они сами проходят здесь? — изумилась Скиера, пропустив въедливое замечание мимо ушей.
— А никак не проходят! — раздалось у них за спиной.
Карнаж обернулся и, надо признать, немало удивился тому, кого увидел. Жашка стояла перед ними, изрядно потрепанная, но не побежденная, с гордо вскинутой головой. Алые глаза пылали ещё не утихшим азартом схватки, и весьма горячей, судя по опаленному плащу и рассеченной брови.
— Если эти неучи, что называют себя чернокнижниками и живут в «Каменном Цветке», даже не потрудились узнать, с какой целью всё это было сооружено и кем.
— Ты о вентиляционных шахтах? — уточнил Карнаж.
— О них самых, — демонесса приблизилась к остатку колонны.
На ее лице возникло выражение, которое можно было бы назвать скорбным:
— Сколько столетий назад это было. Здесь находился великий город, возведенный моими предками, как только мой народ снискал способ перемещений между измерениями. Мы никого не трогали и жили здесь скрытно от тех, кто обитал на поверхности.
— Что за откровения, Дивана?! — изумился Феникс, отпрянув от чернокнижницы.
— Не удивляйся ничему, «ловец удачи», — загадочно улыбнулась демонесса. — Просто считай, что сегодня ты поймал удачу за хвост.
Жашка приблизилась к колонне и начала водить по гладкому камню ладонью, что-то нашептывая. Карнаж и Скиера с изумление наблюдали за этим гипнотическим по своей размеренности и неторопливости движением. Вскоре, следуя за движениями ладони демонессы, на колонне начали зажигаться и гаснуть мелкие значки, испещряющие всю поверхность старого камня.
— Будь я проклят! — не выдержал Феникс.
— Узнаешь письменность? — как-то сдавленно и тихо спросила чернокнижница.
Демонесса закрыла алые глаза и принялась торопливо перебирать тонкими пальцами по одним ей известным точкам, порождая каждый раз вспышки, словно ударяя в разгоревшиеся угли. Раздался треск раскалывающегося камня. По остову колонны пробежали сеткой трещины, и она осыпалась внутрь стены пещеры, освободив узкий вертикальный лаз.
Жашка стояла, покачиваясь, словно пребывала в трансе. На неё нахлынул «поток», высвободившийся из заточения в холодном камне. Он был виден только ей. В голове загудел говор сотен голосов. Тело пронзал холодный ветер, вырывающийся из глубин. Он нес c собой сонм незнакомых скорбных лиц, переходящих в мученические гримасы…
Неожиданно всё оборвала боль в спине, рев выверны и ругань Карнажа где-то позади. Глаза заволокла черная пелена, в которую она упала, вывалившись из «потока» на холодный камень внутри лаза.
Очнулась оттого, что кто-то упорно её тормошил. Дивана с усилием открыла глаза. Феникс оттащил её от входа. Там осталась Скиера с луком наготове, сам же Карнаж склонился над чернокнижницей и придерживал ей голову левой рукой. В правой полукровка сжимал залитый кровью Vlos’Velve.
— Карнаж, — прошептала, задыхаясь, демонесса, — скорее, медальон!
Красноволосый кивнул и снял с её шеи артефакт. Когда он со всеми предосторожностями переворачивал Жашку на спину, та снова потеряла сознание. Полуэльфке стало дурно, когда она краем глаза увидела рваную рану на спине демонессы — след от когтей выверны. Той самой, которая никогда не спала на кладке…
— Скиера! Не сюда гляди! — одернул её Феникс.
Полуэльфка послушно отвернулась. Снаружи что-то мелькнуло. Мгновенно посланная стрела отдалась яростным шипением.
Ларонийский камень в медальоне тускло замерцал над краями раны. Через пару мгновений послышались сдавленные ругательства, изрыгаемые Диваной в жутких количествах. Их с лихвой хватило бы на всех дядьев, дедушек, бабушек и даже прабабушек злополучной выверны.
— Похоже, отлегло, — подмигнул Скиере «ловец удачи», пока лучница, морщась, выслушивала тираду демонессы.
Окончив лечение, Карнаж помог чернокнижнице подняться.
— Феникс, я не умею благодарить, — тихо произнесла Жашка.
— И не нужно, — усмехнулся полукровка. — «Спасибо» в карман не положишь. Лучше выведи нас отсюда, если ты, конечно, не открывала потайной лаз под самым носом у выверн с другой целью?
Он увидел немую благодарность в брошенном на него взгляде. За столько веков демоны и правда не научились благодарить в устной форме, наверняка из-за недостатка практики. Но такой взгляд от Жашки мог стоить и тысячи пустых слов, так как память у этих пришельцев из ближних измерений была не в пример лучше ораторского искусства.
— Пойдемте. Не оглядывайтесь, спрашивайте и, после, не вспоминайте, — прозвучала откуда-то знакомая Карнажу фраза чернокнижницы, словно вычитанная им где-то ранее.
Жашка повела их по узкому ходу куда-то вниз. Карнаж шел следом, держа Скиеру за руку, так как в подобной темноте хорошо видела лишь демонесса, и то благодаря заклинанию. «Ловец удачи» ощущал эту магию будто кожей.
Скиера дрожала всем телом, толи от приближающегося холода, толи от панического страха, который многие из обитателей лесных дебрей испытывали при виде узких горных тоннелей с кромешной тьмой, неприятно обволакивавшей с ног до головы. Едва пройдешь вглубь, как уже стоишь, будто окунувшись в черный омут…
— Карнаж, что за шум позади? — шепотом поинтересовалась лучница.
— Это срастается горная плоть, укрывая нас.… Не оборачивайся, черт побери! Даже если знаешь — молчи, и позволь силам, спасающим тебя, считать это и дальше секретом!
Дивана тихо засмеялась.
— Что смешного?! Я же не знала! — вспылила полуэльфка.
— Вот именно поэтому так мало тех, кто знает, — от подобного ответа демонессы у Скиеры по спине пробежали муражки.
Остановились. Дивана чего-то ждала.
— Карнаж? — наконец донеслось из темноты.
— Я помню, — отозвался Феникс.
— Поклянись!
— Клянусь.
— И ты тоже, полуэльфка! Клянись сохранить тайну!
— Я.… Клянусь.
Когда клятва была принесена, последовала яркая вспышка, после чего начал нарастать грохот, исходящий будто из головы Скиеры. Это было невыносимо. Она отпустила ладонь Карнажа и рухнула на колени, обхватив голову руками…
— Поднимайтесь, нет времени разлеживаться! — раздался голос Диваны, до которого, казалось, прошла вечность полная затмевающего всё грохота.
Полуэльфка снова обрела способность видеть и ощущать. Вокруг было довольно светло, но свет был странным: красным, но не ярким, а мягким, словно бы живым и еле заметно пульсировал перед глазами. Карнаж сгорбился рядом, вцепившись руками в собственное горло. Он судорожно хватал ртом воздух. На бледном, как полотно, лице проступил холодный пот, широко распахнутые глаза смотрели прямо перед собой огромными буркалами зрачков.
— Полноте, Феникс, — хлопнула его по плечу демонесса, — подруга твоя тоже полукровка и, как видишь, ей хоть бы что.
— Не забывай, какая у меня кровь вместо той половины, которая у неё человеческая, — сипло возразил «ловец удачи».
— О, Сильф! Где мы?! — раздалось за их спинами.
Скиера стояла посреди небольшого зала и в изумлении, смешанным с ужасом, смотрела на огромное бьющееся сердце, наполовину погруженное в бассейн с кипящей кровью, который занимал всё горное чрево.
— Это одно из сердец, которое повелители вырвали у себя из грудей, чтобы спасти наш род, когда надежды обрести в этом мире новый дом рухнули, — ответ Диваны прозвучал так отчужденно, словно она процитировала выученный отрывок из хроник.
— Но… почему они рухнули?
— Ох, девочка, ты задаешь риторический вопрос.
— И почему тогда ваш род, род shar’yu’i, до сих пор живет среди нас на Материке?
— Не путай слова. Они в вашем мире значат куда больше, чем ты думаешь. Между «живет» и «иногда встречается» существует некая разница. Не находишь?
— Вас разгромили, потери были слишком велики, и вы затаились, — обратился к демонессе Карнаж, заодно отвечая на вопрос Скиеры. — Я читал об этом ещё когда посещал библиотеки Форпата.
— Посещал?! — переспросила Дивана.
— У меня там было небольшое дельце, — уточнил Феникс.
— Сразу бы так, а то в таких местах «ловцам удачи» рубят головы так же, как в ином городе ворам руки. Впрочем, ничто не помешало тамошним магам нанимать таких, как ты, надежно скрываясь под личиной добродетельности. Точно так же, как и тем, кто пришел сюда давным-давно, чтобы убивать во имя Света, в тоже время искать тайны нашего могущества. Жалкие глупцы, это когда-то погубило нас и теперь погубит их! Теперь понимаешь, Скиера? А те из нас, кто еще странствует на свой страх и риск, пробудят остальных, когда наступит час отмщения. Когда придет время избавить мир от наших знаний.
— А где же тогда скрываются остальные? — как-то неуверенно спросила Скиера, понимая, что сейчас, возможно, ступает на тот нож, по острию которого будет ходить всю оставшуюся жизнь.
— Они здесь. Их тысячи. Правда, они деградировали и вынуждены вести жалкое существование в качестве паразитов, источником пропитания которым служит энергия, выделяемая такими местами, как Подводные Пещеры.
— Энергия? Но я здесь не чувствую ни одного источника? — изумился Карнаж.
— Ошибаешься, — Жашка приблизилась к огромному сердцу, — посмотри, как сердце пульсирует! Часто-часто, ведь сейчас над нами творится столько ненависти, злобы, отчаяния и ярости. Когда-то все это было обрушено на нас. Теперь же мы научились черпать из этого силы.
До поры спокойное лицо Жашки, походившее скорее на маску, озарила воистину демоническая улыбка, и чернокнижница знаком предложила следовать за собой. Карнаж и Скиера переглянулись, но охотно пошли следом, так как оставаться в горном чреве, отделенном сотней футов камня от всего живого было крайне неуютно, особенно когда в ушах мерно отдавалось биение огромного демонического сердца.
Жашка отвела их к небольшой мембране, которая закрывала вход в овальное помещение. Через тонкую пленку виднелись радужные переливы, пульсировавшие глубоко внутри.
— Лучше бы вам забыть то, что вы видели. Но никогда не советую забывать о клятве. Надеюсь, говорить о последствиях её нарушения не стоит? — напутствовала демонесса, когда они ступали внутрь вращающейся за мембраной радужной сферы.
Слова торопливого прощания проглотил нестерпимый грохот, вновь нарастающий в ушах полукровок. На этот раз переход был не столь мучительным, но куда более длительным.
* * *
Когда Карнаж очнулся от забытья, в голове всё ещё витала странная пустота, словно кто-то вынул мысли и забыл вернуть. Память оставила только смутные картины подземелья, на которых, как краткие вспышки, возникали урывками лица, действия, звуки… Особенно один, зловещий и гулкий. Звук бьющегося сердца. Он навсегда врезался в память, пусть даже и кратким было пребывание в каменном чреве, но едва ли Феникс смог бы его когда-нибудь забыть. Более того, он хорошо постарался, чтобы удержать именно этот отрывок от чар демонессы. Пусть пришлось жертвовать всем остальным, однако оно того стоило. Особенно на случай, если, со временем, демонессе станет мало одной лишь клятвы, и она вознамерится заставить «ловца удачи» молчать более надежным способом.
Занимался рассвет. В воздухе витал дым догорающего костра. У дерева беспокойно фыркали привязанные там две лошади. В кронах деревьев пели птицы. У костра, укутавшись в дорожный плащ, спала Скиера. Много ли времени потратила чернокнижница, чтобы избавить их от всего, что могло позже напомнить и привести в гнездовье shar’yu’i средь подгорных дебрей? Наверняка нет. Могущество Жашки было неоспоримо, коль скоро именно она была избрана собратьями для столь важной миссии.
Полуэльфка еще долго будет ломать голову, какая сила бросила её сюда. Или же просто очнется и станет думать, что подводные пещеры оказались дурным сном. Что ж, такой исход был бы наилучшим. До острых ушей полукровки донесся шум близкой реки. Феникс поднялся, размял сильно затекшие ноги и медленно побрел по берегу.
Постепенно возвращалось ощущение реальности происходящего. Чтобы окончательно отогнать неясную пелену, блуждающую перед глазами, «ловец удачи» умылся проточной водой. Сел и с шумом вдыхал воздух, наблюдая за быстрым течением. Потом поднялся на пригорок и бросил взгляд в сторону не столь уж далеких гор и чернеющих стволами погибших деревьев топей. В утренний час в лучах восходящего солнца болота не казались такими зловещими, пусть и раскинулись у подножия гор неприветливым черным пятном.
Из груди полукровки невольно вырвался вздох. И то был вздох искреннего облегчения. Солнечные лучи заиграли на огненных перьях, закрепленных в серебряные бляхи на спине куртки. Феникс откинул упавшие на лицо мокрые локоны, потянулся и, посмотрев на уводящий в сторону Ларонийской границы тракт, произнес: «Удачи тебе, Zhash’Ka, и спасибо за все!»
Он знал, что демонесса была далеко и ехала как всегда и как все её немногочисленные братья одиноким силуэтом всадника, чернеющим беспокойной тенью на пустынной дороге. И эта тень исчезнет, едва вдалеке замаячит разъезд или крупный обоз с охраной. Потом снова вернется и продолжит свой одинокий и долгий путь, всегда избегая больших городов и оживленных трактов.