Глава 4

«Дельный совет подскажет и на верный путь наставит…»

Хронос «Время»


— Доброго утра, господа! — громко пожелал мэтр Николаус всем тем, кто в столь ранний час сидел в общей зале гостиницы, потягивая лангвальдский чай. Этот крепкий напиток по распоряжению хозяина заваривали всем, кто желал, до полного восхода солнца, согласно старой традиции. Однако желающих оказалось немного. И, скорее всего потому, что не все были в силах оторвать свои спины от мягких постелей после вчерашней гулянки, либо потому, что не всем был по вкусу этот крепкий чай. Его подавали в сферических глиняных кружках с небольшими металлическими трубочками, через которые и пили, так как горячая жидкость находилась под толстым слоем мелко нарубленных чайных листьев.

— И вам доброго утра, гостеприимный хозяин, — отозвался один из постояльцев, не отрываясь от разложенных на столе пергаментов и книг.

Николаус смутился. По внешности того, кто ответил на пожелание, можно было судить, что он ни кто иной, как ларонийский эльф, а их не очень-то жаловали местные. Впрочем, и сами соседи из-за гор не оставались в долгу.

Белоснежные волосы гостя спадали ниже плеч на рубаху цвета индиго с широкими рукавами, скованными у кистей резными браслетами из серебра. Тонкие, длинные пальцы, перелистывающие страницы, были затянуты в перчатки из мягкой кожи. От кружки с лангвальдским чаем поднимался густой пар, окутывающий лицо эльфа.

Ларониец прибыл далеко за полночь, но не попросил комнату, а сразу закинул камзол на скамью у окна и сел за стол, потребовав ещё свечей и чая. Это было незамедлительно исполнено. Ведь, в дополнение к солидному виду, эльф, явно дворянского сословия, бросил на стол серебряную крону столичного монетного двора.

— Пусть наш чай, взращенный прадедом, добавит вам бодрости и долголетия, — немного помявшись, добавил Николаус.

— Да-да, и вам не кашлять, любезный хозяин! Мне бы тоже добавить кипятку не помешало! — донеслось от противоположного окна. Там потягивал «фамильный» напиток Карнаж, коротавший время в компании огарка свечи, торбы, валявшейся у ног, и странной формы короткого клинка, покоящегося в ножнах у него на коленях.

Ларониец вскинул голову и с интересом посмотрел на того, кто вместе с ним тоже пил чай, а не посапывал возле остывающей кружки, как прочие. Внимательные фиолетовые глаза под тонкими белыми бровями пристально разглядывали полукровку. По тонким губам пробежала легкая усмешка.

— Вы тоже бодрствовали этой ночью? — спросил ларониец.

— Да, как видите, — сухо ответил «ловец удачи».

— Что же вас так занимало?

— То, как любят ваши соотечественники совать точеные носы в чужие дела, — невозмутимо ответил Феникс.

Начатый взаимными колкостями разговор прервала шумно распахнувшаяся дверь и лязганье лат рыцаря, с обнаженным полуторным мечом в руке.

— Хозяин! — загремел его простуженный бас. — Налей-ка пива и освобождай комнату! Нашли мы твоего постояльца. Того, что пропал этой ночью. Валяется на крыше какой-то халупы со стилетом в груди. Видно, тот, кто его пригвоздил, был изрядный выдумщик. Мало того, что затащил тело на крышу и даже оружия не вынул, так ещё обмотал рукоять кинжала тряпьем и поджег. Видать, чтоб мы быстрее нашли.

— Мастер Хронос заставляет себя ждать, и терпение у многих кончается. Что еще ожидать от сброда, кроме поножовщины в качестве способа убить время? А, заодно, сократить очередь? — со вздохом изрек белый эльф.

— Что же это делается?! — засуетился Николаус, подавая рыцарю пива. — Надеюсь, вы оградите нас от беспорядков?

— Все, что в моих силах, мэтр. Но тут воюет не простой «сброд», коим всех считают особо умные и благородные остроухие, а маги. Покойный ныне мэтр Шрам слыл изрядным выблюдком при жизни. Я много о нем слышал. Цех даже поручал добыть его голову, но чернокнижник оказался хитер, как лис, и постоянно ускользал. Хотел бы я посмотреть на того молодца, кто смог так славно его отделать. Прежде, чем добить, кто-то изрядно поломал бедолагу.

От окна, где сидел «ловец удачи», раздался едкий смешок. Карнаж отвернулся от устремленных на него взглядов и с беспечным видом продолжил потягивать чай.

Больше книг на сайте — Knigoed.net

— Мое имя Зойт Даэран, — белый эльф склонился к рыцарю, не сводя подозрительного взгляда с полукровки, — если вы что-нибудь узнаете о смерти Шрама, прошу вас сообщить мне. Сведения будут оплачены по мере их значимости.

— Нет уж, увольте, милсдарь! — вспылил здоровяк. — Чтобы каратель магов снюхался с эльфийским колдуном?! Никогда!

— Да? Вы тоже из инквизиторов? — разочарованно протянул Зойт.

— Я из «Ордена Надзора». Сиречь наблюдаю, что творит ваш брат, и убиваю отступников.

— Забавно, — улыбнулся ларониец, сворачивая пергаменты, так как заприметил, что «ловец удачи» собирался уходить, — о высоких сферах магии поставили судить недалекого болвана с железкой наперевес.

— Полегче, сударь! Ненароком не обидеть бы вас…

— Попробуете?! — полыхнуло в глазах Зойта белое пламя, когда он обернулся. В общей зале повисла напряженная тишина. Рыцарь и маг мерили друг друга взглядами.

Мэтр Николаус растеряно стоял возле столов с мокрой тряпкой, которой заботливо протирал полированную дубовую поверхность. Его сердце сжалось, едва он представил весь тот тарарам, что могли устроить эти двое в его гостеприимном доме. Он бросил умоляющий взгляд на Карнажа. Полукровка задержался у дверей, с нескрываемым интересом ожидая дальнейшего развития событий. Феникс понимающе кивнул хозяину и подошел ближе к повздорившим. Ему не нравилась эта игра в «гляделки». Оба делали значительный вид, а в результате без единого шанса сказать хоть что-то путное. Уже готовые бросить последнее, веское, слово в преддверии вызова, они, почему-то, всегда затягивали, ожидая того от оппонента.

Повисшую тишину прорвал смех с отзвуком металла, громкий и даже неестественный. Это обескуражило обе конфликтующие стороны, ведь казалось совсем не к месту.

— Господа, что же вы медлите?! Неужели обязательно соблюдать все эти прелюдии? Черт возьми, благородный каратель, если ваши действуют с таким количеством церемоний, то неудивительно, что Шрама убил другой! Видимо, более расторопный.

— Можно подумать, вы, сударь, знаете убийцу?! — вспыхнул рыцарь.

— Возможно, и знаю.

Феникс поразился, с какой скоростью каратель подскочил к нему, схватил за ворот и прижал к стене.

— Ты скажешь мне его имя, щенок, клянусь всеми демонами преисподней!

— Зачем же так орать? — прошипел Карнаж, медленно освобождая руки от торбы и ножен с мечом. — От собственного крика можно, знаете ли, и оглохнуть.

— Это еще как? — прохрипел рыцарь.

— А вот так! — сложенные «лодочками» кисти полукровки резко и синхронно ударили карателя слева и справа от красного лица. Опустившись на корточки возле скорчившегося здоровяка, Карнаж с насмешкой процитировал окончание старинной детской песенки: «Как-то он серебряник принял за медяк. Проще объяснить вам, рыцарь был дурак!»

Полукровка невозмутимо поднял брошенные им вещи и вышел на улицу. Ноги сами несли куда-то, где не было шума голосов, лишних вопросов и любопытных взглядов. Ведь торжество, переполнявшее его этим утром, слишком развязало язык и чуть ли не выдало с головой.

Феникс остановился только тогда, когда оказался среди распаханного поля на окраине Лангвальда. Он вдыхал утренний, влажный воздух, такой густой над дымкой плывущего под ногами тумана, что, казалось, с усилием наполнял легкие. Мимо, отделенная низкой изгородью, проходила дорога, ведущая из города на тракт. У «ловца удачи» было неудержимое желание пойти по ней дальше. Хотя б и пешком, ведь для того, чтобы забрать лошадь, пришлось бы вернуться в город, где он пролил кровь этой ночью.

Огненные брови нахмурились, лицо стало жестче. Он хорошо запомнил каждый крик несчастного, хотя старался не слышать, каждый удар, хотя впервые бил так яростно, но не просто в запале. Ярость шла откуда-то изнутри, наливая невероятной силой руки и ноги. Возможно, он просто слишком долго ждал этого.

Шрам не ждал такой встречи. Чернокнижник даже не сразу узнал полукровку, когда заприметил вставшую на пути фигуру. Хитрец! Не приблизился, а пошел дальше, словно и не собирался идти туда, куда намеревался, хотя уже ступил в тень переулка. Карнаж был удивлен такому поведению, ведь не одел ни плаща, ни шляпы, и его становилось легко узнать даже ночью. Когда они столкнулись во второй раз, чернокнижник спросил кто он — ответа, разумеется, не последовало.

Для схватки было еще рановато, а вот для прелюдии самое время. Около двадцати шагов разделяли их всякий раз во время этих двух, якобы, случайных столкновений. Смятение овладевало Шрамом, и Феникс это чувствовал.

В третий раз полукровка оказался уже в пятнадцати шагах…

Когда фигура оказалась перед чернокнижником в третий раз, Шрам потерял всякую веру в случайность таких совпадений.

— Кто ты?! И зачем преследуешь меня? — голос чернокнижника предательски дрогнул.

Произнося свой вопрос, Шрам заметил, что незнакомец стоит немного ближе, чем до этого. Появилась смутная догадка из рода тех, что проносятся в голове вихрем кратких воспоминаний. Шраму вспомнилось глумливое преследование ученика Киракавы, которым он развлекал себя на протяжении стольких лет. Неужели стоящий перед ним сейчас и был тот, с кем чернокнижник пять лет назад так забавно играл в кошки-мышки, случайно обнаружив, что ученик Киракавы не погиб, а нашел пристанище в швигебургской гильдии воров? Тогда Шрама отвлекли неотложные дела, а, когда он вернулся в фивландскую столицу, оказалось, что Попрыгун ушел из гильдии. Раздосадованный чернокнижник оставил тогда Карнажа в покое, рассчитывая позабавиться с ним при следующей встрече. Через несколько лет Шрам снова услышал о полукровке, теперь уже как о «ловце удачи» Фениксе, чьи дела шли весьма успешно, и многие маги по всему Материку жаждали нанять такого ловкого прохвоста. Еще бы, ведь тот брался за любые, даже невыполнимые заказы. Чернокнижник намеревался нанести решительный удар, но угнаться за молодым полукровкой был уже не в состоянии. Когда же ему все-таки удалось оказаться с ним в одном городе, в Лангвальде, во время последнего визита Хроноса несколько лет назад, то неожиданное известие, услышанное в гостинице, сильно озадачило его. Один из собутыльников утверждал, что печально известный кинжал Vlos ’ Velve в очередной раз сменил владельца, и теперь обладателем клинка стал некто по прозвищу Феникс.

Будучи молодым аспирантом в академии, Шрам помнил жуткое изображениераздвоенного лезвия этого шпаголома на одной из гравюр, словно специально сделанного против популярных у магов в те далекие времена зачарованных шпаг и рапир. Как утверждали историки, немало чародеев приняло мучительную смерть от рук убийц темных эльфов из касты velg ’ larn, пользовавших такие клинки.

И вот это жуткое оружие оказалось в руках того, с чьей жизнью он забавлялся не так давно, словно и с игрушкой. Что ж, Шрам жаждал когда-нибудь узреть в лице сына Аира А’Ксеарна достойного противника и сразиться, не собираясь упускать случая на реванш с потомком Xenos. Ведь они лишили его всего: власти, денег и большей части могущества. И сделали это в тот самый момент, когда всё перечисленное было так близко, особенно после смерти архимагистра ордена Стихии Воды. Стоило лишь протянуть руку….

С недавних пор за Шрамом начали охоту ларонийские агенты, до кучи к тем, кто и так не давал ему задержаться подолгу на одном месте, поэтому чернокнижник рассудил, что перед ним вряд ли был тот самый потомок Xenos.

— Что же ты молчишь? Отвечай! — Шрам больше не собирался отступать и тем паче уезжать из города в канун появления Странствующей Башни, как пришлось сделать в прошлый раз, когда выяснилось, что Феникс тоже ищет встречи с Хроносом.

— Я — всполох клинка, что препроводит тебя в Бездну!раздался неожиданный ответ.

— Всё-таки ранкен! — вырвавшееся из уст Шрама наименование адептов «Диких Мечей», пришедшее с островов, встретил едкий смешок.

Убийца тут же бросился в атаку. Устремившееся навстречу ему заклинание унеслось в темень переулков, с треском разбившись о каменный угол дома.

У Шрама от удивления округлились глаза. Перед ним снова была пустынная улица, хотя, какое-то мгновение назад, на него не просто бежал, а буквально летел некто в чёрном, выхватив странный по форме клинок. В памяти чернокнижника возникло лицо Кеарха, напомнив о любопытной ране гостя из швигебургской гильдии воров. Она была оставлена без сомнения проклятым клинком. Стало быть, Vlos ’ Velv! Так вот, где судьба, в лице грима, заключила для него свое предостережение. И которое он с успехом проворонил!

Убийца неожиданно обрушился сверху, словно совершил до этого гигантский прыжок, уходя от первого заклинания. Шрам успел поднять руки и пробормотать формулу — защитный купол встал между ним и ранкеном. Однако тот ожидал нечто подобного и, резко выкрикнув подряд несколько слов на наречии острова Палец Демона, прямо в воздухе пустил в ход темноэльфийский клинок, безошибочно определив смещенный центр заклятия. Чернокнижник направлял туда незримый обычному глазу поток из рук. Как же противник угадал направление? Старик вскричал от ожога, пронзившего изнутри руки расколотым заклинанием, и схватился за медальон на груди.

Ранкен, тем временем, плюхнулся на землю и запустил руку под короткую куртку, ожидая телепортации противника. И тот не заставил себя долго ждать, переместившись на дюжину ярдов назад. Едва Шрам снова возник, как в воздухе свистнули направленные в него заточенные метательные пластины. Все, что успел сделать чернокнижник, так это прикрыть голову, грудь и плечи. Быстрое заклятие, наспех скрученное перед собой, не прикрывало целиком. В глазах потемнело от дикой боли, что пронзила голень и бедро. Старик с ужасом воззрился на изуверское островитянское оружие, которое вгрызлось кривыми краями в его плоть.

Убийца выдернул из земли темноэльфийский клинок и отскочил от посланного в него яростного заклятия, попутно убирая кинжал в ножны за спиной. Когда ранкен скрылся за углом дома, чернокнижник отступил в переулок. Стоная от боли, Шрам оперся одной рукой о стену, а другую направил к ноге, пытаясь притупить боль и остановить кровь быстрым заговором. Но в этот момент рослая тень вывернулась у него за спиной, словно почувствовав плетения заклятия и, схватив за плечо, резко крутанула по оси в свою сторону. Оттуда уже летел кулак со стальными набойками. Удар разорвал магу губы, выбросив того обратно на улицу.

Сознание Шрама помутилось. Ранкен наступал. В панике чернокнижник снова воздел руки, пытаясь оттолкнуть беспощадного противника. Рослая фигура перехватила его кисти, сцепив своими пальцами фаланги мага в замок. Лунный свет озарил перекошенное яростным оскалом лицо с горизонтальным шрамом на скуле. Из-под упавших на лицо красных волос сверкнули золотом крупные, нечеловеческие глаза.

— Феникс! — прохрипел в ужасе Шрам.

Старик издал громкий вопль — полукровка резким движением выломала фаланги его пальцев в обратную сторону от сгиба. Из глаз чернокнижника градом полились слезы. Убийца презрительно фыркнул и швырнул Шрама на землю сильным ударом сапога в грудь. Старик распластался на холодном камне ступеней у порога чьего-то дома, захлебываясь в слезах и крови из разбитых губ. Он с ужасом понимал, кто стоит перед ним, немного сгорбившись и испепеляя беспощадным взглядом. Феникс молча замер над ним. Чернокнижник сплюнул кровь. Трясущаяся кисть снова потянулась к груди. Шрам, превозмогая дикую боль, дотронулся до измазанного в крови медальона. Мгновение, и он на крыше какого-то строения неподалеку, самого высокого, которое успел заприметить. Разбитые губы кривились в попытке произнести нужную формулу, чтобы хоть немного притупить боль и поправить суставы. На это нужно было совсем немного времени, но безжалостный убийца громыхнул обитыми сапогами по черепичной крыше, разметав вокруг себя фонтан осколков. С шипением из ножен за поясом вышел знакомый магу шабер, и Карнаж свободной рукой сорвал с шеи старика медальон. «Ловец удачи» сидел, нависая над чернокнижником. Правая рука была вытянута в сторону, пальцы нетерпеливо сжимали рукоять. Остывшие от ярости золотые глаза уставились в перекошенное лицо жертвы.

— «Вдохни глубже, ведь это в последний раз!» — не своим голосом прорычал полукровка те слова, которые перед смертью услышал от Шрама его старый учитель много лет тому назад.

— Будь ты проклят!!! — только и успел выплюнуть сквозь окровавленные зубы старик, перед тем как стилет вошел в его сердце по самую рукоять.


Карнаж мотнул головой — видение растворилось в дымке утреннего тумана. Настолько глубокое погружение настораживало. В горле стало сухо. Феникс машинально поднес руку… Магия!

Его одурачили! Полукровка развернулся и схватился за рукоять меча, выставив вперед правую ногу. Уж что-что, а плетение заклятия он ощущал, пусть и в ущерб собственному здоровью, великолепно.

— Как вы горячи, сударь! — зрачки Зойта расширились, и он едва успел парализовать полукровку. Однако Феникс продолжал, скрипя зубами, потихоньку, дюйм за дюймом, вынимать меч покойного учителя из ножен. Все тело сводила мучительная судорога, и он едва мог пошевелиться. Маг стремглав бросился к «ловцу удачи» и, схватившись за рукоять, задвинул клинок обратно в ножны. В глазах Карнажа сверкнула молния, и сквозь сжатые зубы он прорычал:

— Подлец! Убью!!!

— Ну-ну, сударь, я вижу вас ещё рано освобождать от магических пут. Ваше счастье, что я вовремя успел! — ларониец перевел дух и лукаво посмотрел на взбешенного полукровку. — В мече ловушка. Разве вы не почувствовали? Старый хрыч знал, что вы придете за ним, и предпринял меры, чтобы даже после его смерти вас не минула кара. Ран’дьянская кровожадность в вас явно выше благоразумия, я ведь всего лишь помог вызвать эти видения, потому как мне нужно знать, кто ещё был со Шрамом в тот вечер. Только и всего. Зачем же убивать меня за такое невинное любопытство. К тому же не принесшее ничего, кроме пользы?

Рука в черной перчатке со стальными набойками не без усилия, но разжала пальцы на рукояти. Ларониец озадаченно попятился. Феникс протяжно взвыл и резким движением распрямил согнутую спину, сбросив заклятие, словно плащ накинутый на плечи.

По теории одного старого иллюзиониста, путы некоторых парализующих заклинаний имели свои центры, откуда незримые цепи скручивали жертву. На счастье всех магов Материка бедняга успел описать только два наиболее распространенных из них, после чего благополучно умер от начавшейся в городке, где он жил, эпидемии холеры. Однако кое-что из рукописных трудов были выкрадено «ловцом удачи» прямо на похоронах из гроба усопшего и, разумеется, нашло своего покупателя в гильдии магов. Правда, перед этим рукописи были основательно прочитаны и изучены самим полукровкой, как того требовал основной принцип «Диких мечей» — изучать любые полезные техники.

— Что не так с клинком? — гораздо спокойнее поинтересовался Карнаж, приблизившись к растерянному Зойту, и протянув тому меч.

— По старинному обряду с острова Палец Демона вам надлежит извлечь его из ножен и омыть в водах реки Саины в том месте, где она впадает в море, что будет означать обретение клинком преемника, — откашлявшись, ответил ларониец. — На этом и выстроен принцип ловушки.

Колдун осторожно потянул за рукоятку и продемонстрировал изумленному «ловцу удачи» едва заметную струну, соединившую квадратную гарду с небольшой выемкой сбоку ножен.

— Проклятье! — усмехнулся Феникс. — Похоже я ваш должник.

— О, нет! Это я вернул вам долг, — белый эльф осторожно подцепил струну пальцем, резко сжал, и она растворилась, после чего отдал меч Карнажу.

— Каким же образом вы умудрились мне задолжать? Я впервые в жизни вижу вас, — с этими словами полукровка развязал обмотанный вокруг ножен широкий черный шнур, закрепил оба его конца петлями за выемки на торцах и перекинул через плечо.

— С помощью ваших воспоминаний, еще достаточно свежих, я смог эмпатически считать страх в глазах Шрама. Будто бы сам оказался на его месте. И всё благодаря тому, что произошло это недавно, а вы глубоко переживали содеянное, пока сидели и пили чай. Остатки направленной эмоции еще слишком свежи, и могу вам сообщить, что еще один ваш враг был рядом в тот момент, когда вы доканчивали старика. Он тоже боялся вас пуще смерти.

Вместе, они направились обратно к гостинице, преисполнившись друг о друге весьма поверхностного и наполненного стереотипами мнения. На полпути Зойт остановился, вдохнул полной грудью утренний воздух и продолжил, попутно откупоривая флягу:

— Если вас не затруднит, поведайте мне об этом втором враге, который был вместе с магом.

— К чему это вам?

— Не вы один посетили апартаменты покойного еще до того, как тот рыцарь нашел его тело. Собирались, очевидно, прикарманить что-нибудь из скудного багажа новопреставленного, — маг помрачнел, бросив взгляд на меч за спиной полукровки, — а мне вот не посчастливилось. Я там был, но опоздал. Со мной такое, к несчастью, не в первый раз. Старый чернокнижник выкрал коллекцию ценных книг из архива в Арганзанде. Не известно, какая нелегкая занесла эти «ценные книги» туда, но ими заинтересовался сам Хронос, и Шрам, видимо, решил воспользоваться изысканиями хозяина Странствующей Башни, чтобы выбить себе сделку повыгоднее. Вам, наверное, это известно. В кругах «ловцов удачи» про эти книги наверняка было многое сказано.

— Более того, я знаю имя хранителя, то есть ваше. А так же то, что вы не справились, и были изгнаны, — Карнаж остановился. — Такие истории нынче происходят едва ли не каждый месяц. Так что давайте ближе к делу. Если расскажу всё, что знаю, что я получу взамен?

— Люблю таких! С вами всегда можно договориться без ненужного пафоса и убеждения в лучших риторических традициях Сильвании! — от души рассмеялся Зойт.

Карнаж согласно кивнул. Еще бы! На нем сейчас применялись излюбленные риторические традиции, только не сильванийской, а ларонийской школы. То есть всё излагалось через обильное многословие откровений, которые иной раз позволяли навесить на уши такой лапши, чьей длине позавидовали бы многие островитянские кулинары.

— Итак, баш на баш? — уточнил Феникс, делая вид, что не заметил словесных гамбитов эльфа.

— Извольте, — ларониец отвесил полупоклон.

— Что имеете предложить? — скрестил руки на груди полукровка, испытывая неподдельный интерес к будущему предложению, так как был глубоко убежден, что ничего путного этот чародей предложить не в силах.

— Вы направляетесь к мэтру Хроносу, не так ли? Иначе, какая еще нелегкая занесла вас в это место?

— А если и так?

— Что ж, тогда я зря старался и спасал вашу жизнь. Дело в том, что задумка покойного ныне Шрама состояла в том, чтобы наши с вами ошметки разбросало по всему Фивланду до самых крайних пределов. И что же? Теперь, когда это едва не удалось, вы уверенно пойдете в пасть льва, что с удовольствием слопает вас, если будет в скверном настроении?

— Что-то я плохо понимаю, о чем вы?

— А разве не очевидно? — Зойт отхлебнул из фляжки и продолжил. — Речь идет о мэтре Хроносе и о его скверном характере. Разве не благоразумно вместо того, чтобы снова испытывать уставшую от ваших вызовов судьбу, заручиться парой веских гарантий?

— Черт возьми! — нахмурился Карнаж. — Неужто этими гарантиями станут заверения некоего мэтра Зойта Даэрана?

— Вам не хватило сущей малости вашей проницательности, чтобы понять, что означенный вами «мэтр» путешествует далеко не с пустыми руками. Более того, имеет кое-какой вес в магических кругах. Да, я изгнан, но в дорогу я получил толстый кошелек и целый ворох рекомендательных писем для важной миссии. Если я найму вас, то это куда как облегчит прием и последующую беседу с Хроносом.

— Проклятье! — глаза полукровки округлились от изумления. Он не привык удивляться дважды на дню, а уж дважды за несколько минут и подавно, отчего был застигнут врасплох.

— Видите ли, я не простой фокусник и ритор, как вы изволили подумать, а вполне себе сносный чародей, но предпочитающий договориться по-хорошему, не оставляя за спиной выжженной земли и гор пепла вперемешку с черепами. Хотя… могу, при случае. И этот сильванийский воришка, чья клептомания, словно пристрастье у сороки тащить блестящие безделушки себе в гнездо, дорого ему обойдется. Поверьте, этот ваш Кеарх ещё попрыгает у меня как вошь на гребешке! — по губам белого эльфа пробежала злая улыбка.

— Да вы маньяк, сударь, — правая бровь Карнажа поползла вверх.

— Не больше вашего, исходя из того, что я увидел в глазах чернокнижника.

Едва они переступили порог гостиницы, как им на встречу полетела приветственная фраза рыцаря из «Ордена Надзора»:

— О! Вот и они! Я же говорил, Николаус. Второго смертоубийства сегодня не предвидится. Эти остроухие спелись, готов побиться об заклад! На то они и остроухие, — убийца магов грохнул кулаком по столу, чем окончательно добудился всех, кто еще клевал носом над кружкой в этот ранний час. — А спелись эти двое ясно зачем! Чтобы всех нас, господа, одурачить и без установленного порядка, в обход сложившихся правил, попасть к мастеру Хроносу!

Карнаж невозмутимо прошествовал к стойке, за которой стоял хозяин заведения, и с нескрываемым скепсисом поинтересовался насчет вместимости подвалов и погребов на предмет разнообразного горячительного. Негодованию Николауса не было предела, так как его заведение было самым крупным в этой части Материка и могло поспорить с швигебургскими соседями по всем статьям, не говоря уже о погребах, что было достоинством любого трактира или гостиницы в этой, никогда не отличавшейся образцовой трезвостью, стране. В конце концов, его заведение и являлось, по сути, самим Лангвальдом, хоть и находилось на окраине. Потому что мало кому из приезжих могло взбрести в голову бродить между кучки построек, где всяк всем сват и брат, а чужих сторонятся и дичатся. И уж тем более забираться к хижинам на огромных деревьях, откуда нависали лабиринты мостиков и канатов.

Однако когда Феникс назвал то, что ему требовалось, полу-гном полу-дуэргар смутился и проронил еле слышно:

— Это же контрабанда.

Взгляд Николауса скользнул на меч за спиной «ловца удачи». Хозяин гостиницы, разумеется, помнил, что раньше это оружие принадлежало Шраму. Он замялся, пытаясь дать знак убийце магов, и немного склонился в сторону. Карнаж тут же шагнул в ту же склонился следом, закрыв собой общую залу, и многозначительно кашлянул в кулак. От белого эльфа не ускользнуло замешательство между ними, и он поспешил на выручку полукровке, из которого еще не добыл все необходимые ему сведения. Николаус опасливо покосился на Зойта, тут же смекнув, что, видимо, напрасно с утра так возмущался творимым в Лангвальде беззаконием. В конечном итоге он ни разу не видел, чтобы маги, наподобие покойного со шрамом, носили при себе такие странные мечи. На памяти Николауса, даже во времена моды на ношение клинков заклинателями, теми использовались шпаги и рапиры. Памятуя этот факт, полу-гном полу-дуэргар смекнул, что не все было так просто, и клинок перешел в руки полукровки явно не случайно. И, скорее всего, так же по-настоящему не принадлежал магу со шрамом, как и не принадлежал двоим остроухим, которые сейчас стояли у него над душой и сверлили его своими крупными глазищами.

Колдун, тем временем, видя столь сложное выражение на лице Николауса, решил ускорить ход дела, зашелестев бумагами с всевозможными печатями, произнеся вполголоса:

— Этот полукровка — мой компаньон, так что будьте так любезны, мэтр…

— Ага! — не унимался рыцарь, указывая в сторону стойки. — Вот они уже и нашего хозяина заставили сотрудничать!

— Не ваше собачье дело! — рявкнул Даэран, обернувшись, — Протрезвейте сперва, поборник законности. Тычьте пальцем у себя в Феларе, но не здесь! Вы что, не понимаете, что ваш орден направил вас сюда не за тем, чтобы справлять старое кредо, а для того, чтобы следить за соблюдением очередности на прием. И к кому?! К магу! Так что заткнитесь и пейте своё пиво, цепной пес!!!

Рыцарь замер. На собственное горе он был не настолько пьян, чтобы не понять сказанного в полной мере так, как понял бы кто другой, не будь он членом ордена. Угрюмо опустившись обратно на стул и уткнувшись носом в глиняную кружку, он вдруг схватил ее и запустил в стену. Сосуд разлетелся вдребезги над головами изумленных постояльцев, которые не раз успели пожалеть о том, что рано покинули свои комнаты этим утром.

Спустившись в подвал, Николаус уверенно провел Карнажа в дальний конец. Там, за грязной ширмой, громоздились стеллажи пузатых глиняных бутылок. Хозяин гостиницы остановился и окинул их придирчивым взглядом:

— Какой сорт предпочитаете?

— Откровенно говоря, мэтр, я плохо в этом смыслю, — признался Карнаж.

— Я тоже не разбираюсь в островитянской выпивке, и ничего не могу о ней сказать, кроме того, что, как по мне, это редкостная гадость.

— У меня есть вещица. Оцените ее в качестве оплаты, — перед глазами Николауса Феникс держал болтавшийся на цепочке медальон. Хозяин не успел и рта раскрыть, как рука Зойта перехватила побрякушку. Карнаж даже не подумал отпустить, а схватился за рукоять кинжала за поясом, бросив многозначительный взгляд на колдуна.

— Две цены! — прошипел ларониец. — Иначе, клянусь кишками императора, я заберу амулет силой!

— Да что же вы творите, господа?! — возмутился Николаус, которому порядком надоели происходящее, начинавшее походить на воронку интриг, в которой простой житель Материка, вроде него самого, потонет в мгновение ока. — Я отдам вам лучшее, что смогу найти! Только, прошу вас, покинуть мой дом, чье гостеприимство вы топчите своими пыльными сапогами, нарушая все неписанные правила, заведенный испокон веков в этом славном городе!

Феникс разжал пальцы. Зойт отдернул руку, пряча медальон под одеждой. Полукровка смерил взглядом колдуна, наконец, показавшего свою истинно ларонийское лицо, и взял выбранную для него глиняную бутыль, опечатанную и исписанную всякой тарабарщиной знаков с Острова Палец Демона. Ничего не сказав на причитания Николауса, Феникс поднялся обратно в залу.

В руку обиженного хозяина гостиницы Зойт бросил два золотых и напомнил, что молчание — золото, а болтливость за серебро шпионов ни к чему путному не приводит. В подкрепление сего утверждения эльф посоветовал вспомнить религиозные верования Фелара.

— Вам есть, где приткнуться до завтрашнего полудня? — спросил Даэран, нагоняя «ловца удачи» на улице. — Коль скоро нас выпроводили из гостиницы.

— Найдется угол. С недавних пор здесь проживает один из моих знакомых, — неохотно ответил Карнаж, чувствуя, как Зойт снова пытается вкрасться в его сознание. Проклятый колдун был силен, и полукровку даже брало сомнение в правдивости истории, навешенной на его острые уши о, якобы, изгнании. Таких не изгоняли. Ларонийская гильдия магов, чуть ли не единственная в своем роде по сохраненному былому могуществу, никогда не направляла своих адептов куда попало. Об этом было известно многим, так как белые эльфы часто действовали напористо, жестко и явно, но, безусловно, добивались результатов. Короли вынужденно затыкали себе рот кулаком, не позволяя высказать слишком сильного возмущения, так как договор Ларона с последними семьями драконов, обитавшими в горах, оказался не мифом, а суровой реальностью. Однако белые эльфы не так часто перегибали обоюдоострую палку политического взаимопонимания. Это, меж тем, не мешало многим владыкам предлагать баснословные суммы за яйца или драконьи головы всяким сорвиголовам, которые отважились попытать счастья на северной гряде.

«Мир их праху», — подумал Феникс, вспоминая многочисленные разговоры, которые ему приходилось слышать зимними вечерами на постоялых дворах от тех, кто гордо именовал себя «охотниками на драконов». Когда зима подходила к концу, и сезон охоты заканчивался, они часто подводили не самые утешительные итоги.

— Какой же вы скользкий тип! — почти с восхищением произнес колдун. — Мало того, что вы не даете спокойно копаться в ваших мыслях, вы еще намеренно вспоминаете ненавистные для любого ларонийца вещи!

— Проклятье, сударь! Я знал, что ваша братия нахальна в своей напористости дальше некуда, но впервые встречаю такого наглеца!

— Скажите мне все сами, и я оставлю вас в покое. Мне плевать, чего будет стоить возвращение тех бесценных книг. Но времени у меня мало, отчего я несколько ограничен в выборе средств.

— Ого! Уже «бесценных»… — прищурился Карнаж, но быстро сообразил, с каким огнем играет и поспешил продолжить свою мысль. — Я хочу сказать, что, зная Кеарха так хорошо, как могу знать этого сильванийского мерзавца я…

— Воистину вы правы! — перебил Даэран. — Продолжайте.

— Я бы сказал, что он, не долго думая, соберет книги в охапку и будет гнать лошадь вплоть до Форпата. Путь неблизкий, а по тоннелям его никто не пустит. Так что дышите глубже. Не стоит под угрозой мгновенного аутодафе выколачивать информацию из всех, кто под руку попадется. Можно же обдумать и прикинуть, где ближайшее место сбыта ворованного хлама, имеющего отношение к магии сто лет в обед.

— Черт возьми, вы снова правы, прошу простить и не держать на меня зла, — Зойт отвел глаза.

Это не ускользнуло от «ловца удачи», у которого сложилось устойчивое ощущение, что колдун слишком плохо знает мир по эту сторону границ своей родины.

— Я не буду держать на вас зла, если вы сдержите слово, более того, перестанете по всякому поводу лезть в мою голову! — Карнаж взял протянутый ему конверт и, напоследок, не смог удержаться от ехидного замечания, — В конце концов, купите себе карты и пару-тройку книг по истории земель, которые намереваетесь посетить. Куда как проще, чем утомлять себя заклятиями чтения мыслей.

«Ловец удачи» спешно оставил бледнеющего от подступающей злобы колдуна. Однако тот всё же бросил ему вдогонку:

— Так я не прощаюсь! Еще увидимся!


У Карнажа имелось несколько дел, которые требовалось закончить, а возня с ларонийцем явно не способствовала скорейшему их завершению. К тому же предстояло хорошенько выспаться и решить, каким способом обойти очередь из тех, кто ожидали приема у мастера Хроноса. Ведь тот, кто ценит свое время, никогда не будет испытывать в нем недостатка, как любил повторять сам хозяин Странствующей Башни.

Лангвальдский лес встретил полукровку тишиной и спокойствием. Ветер изредка тревожил верхушки старых деревьев, меж корней которых вела узкая тропинка. Эта тишина и чинное спокойствие природы оказалось так необычно после вихря событий и страстей, которые ещё не улеглись в голове полукровки и продолжали там кружить. Поднятый водоворот, словно суп перемешанный ложкой, не сразу успокоится, а покружит еще, щеголяя поднятой со дна нехитрой заправкой, явив глазу даже картофельную шелуху и засушенный до невозможности чеснок, курсирующий в похлебке целой флотилией маленьких долек.

Карнаж остановился посреди спокойствия и тишины утреннего леса. Распустил узел шнура ножен на груди, оглядываясь вокруг, перевернул меч рукоятью вниз и повесил за спину под правую руку. Проверив, хорошо ли клинок выходит и удобно ли будет достать при случае «ловец удачи» удовлетворенно хмыкнул и пошел дальше. Тропинка вывела к небольшому домику, прислонившемуся одной стеной к раскидистому дубу. Старое дерево оставалось здесь единственным в столь почтенном возрасте, словно бы остальные деревья оставили его приглядывать за молодыми, обступившими поляну, на краю которой располагалось жилище травника. Из печной трубы шел дым, пронзаемый лучами утреннего солнца, которое заливало высокую траву на поляне.

«Ловец удачи» уверенно направился к порогу. Солнечный свет добрался до тропинки и ласковым теплом согрел плечи. Полукровка остановился и размял их. После чего даже согнулся, довольно зажмурившись, и подставляя спину солнечному теплу. Перья феникса ярко засверкали в креплениях бахромы на лопатках куртки.

Дверь дома раскрылась и на пороге показалась Скиера. Полуэльфка не сразу заметила нежданного гостя, который намедни слишком резко отказался пойти с ними, не смотря на все уговоры и даже ругань Филина. Она села на крыльцо и тоже нежилась на солнце, закрыв глаза и откинувшись спиной на дверной косяк.

Карнаж посмотрел на нее из-под сбившейся челки обросших волос. Он растерянно осмотрелся посреди утреннего покоя и великолепия пробуждающегося леса, словно увидев себя со стороны: черной фигурой, поблескивающей сталью с перчаток, ботфорт и бандажа. И перья, вшитые в ряд на спине куртки, которые горели чересчур ярко, словно огонь убитого для этой цели птенца феникса. Как и обещал бродячий торговец, такое пламя больше не жгло, а яркостью цвета радовал глаз тем, кто мог принимать за украшение подобные вещи.

Скиера, открыла глаза и поднялась, легко соскочив с крыльца. Она собиралась пойти на поляну, но, заметив Карнажа, остановилась. Полуэльфка явно не ожидала его увидеть. Сначала даже испугалась — «ловец удачи» показался ей каким-то высушенным: щеки ввалились, скулы выпирали, под глазами чернели тени бессонных ночей, золотые глаза болезненно щурились и слезились.

— Какое яркое солнце, — проворчал полукровка, моргая. Окружающее перед все равно продолжало расплываться.

— Что случилось? Зачем ты пришел? — в её голосе слышалась обида за те резкие слова, которыми он их выпроваживал из гостиницы.

— Хотел узнать, как вы устроились?

— Все отлично, — сообщила Скиера, приблизившись, — Узнал?

— Узнал и рад, — слабая улыбка едва мелькнула на сухих губах.

Феникс развернулся и быстрым шагом скрылся между деревьев. Запоздало протянутая к нему рука полуэльфки повисла в воздухе. Она озадаченно посмотрела ему в след и даже не успела ничего сказать, настолько быстро он исчез среди деревьев. Скиера постояла немного, пытаясь понять, зачем приходил Карнаж, хотя сам вчера упрямо оставался в городе. Неужели он не понимает, как иногда чудесно пожить в лесу вдали ото всех?

— Что случилось? — послышался у нее за спиной голос Филина.

Дуэргар вышел на крыльцо и сонно потянулся.

— Ничего особенного, дедуль, — с улыбкой ответила полуэльфка.

Он больше не протестовал, чтобы она его так называла. Помощница по части изготовления зелий из нее получалась хорошая, но Филин все равно не понимал её настойчивого желания остаться здесь. Ладно ему, кто провел свои бурные годы пускаясь во все тяжкие и, сказать по чести, сытому этим по горло, но ей… Хотя, стоило вспомнить, что он вычитал в столь любимых им жизнеописаниях дуэргарских героев из хроник. Там говорилось, что каждому боги наливают в свой собственный кубок. Кому через край, а кому и на донышко две капли. Сладость счастья вперемешку с горем. Кто — то пьет такой напиток не торопясь, даже смакуя, а кто-то залпом осушит и едва ли разберет вкуса.

— Неужели Карнаж заявился? — спросил Филин, понимая, что такого просто не может быть, так как его подопечный слыл изрядным упрямцем, да и дела свои в городе вряд ли закончил так скоро.

— Ты угадал, — кивнула полуэльфка.

— И ты его отпустила?! — почти крикнул дуэргар, мгновенно переменившись в лице и торопливо натягивая рубаху и сапоги.

Скиера растерялась, не зная что ответить. Она, вроде бы, никого не приглашала, но и не гнала прочь.

Дуэргар заметался по дому. Через открытую дверь было видно, как он схватил сумку и запихивал в нее какие склянки со снадобьями, которые успел вчера наготовить. Наконец, собравшись, он выскочил на порог и окинул взглядом окружающий лес.

— А что мне было делать? Расцеловать его? — спросила полуэльфка. — Он же вчера сам нас выгонял из города. И в выражениях не стеснялся.

— Рановато он что-то, — обеспокоено бросил Филин, торопливо проходя мимо, — его могли ранить или отравить, вот он и пришел сюда. Потому что, кроме нас, никому больше не верит. Значит, и в самом деле опасно было оставаться в Лангвальде.

— Откуда мне было знать?! — крикнула в спину дуэргару лучница.

— Иногда лучше не узнавать кого-то слишком близко, — бросил через плечо Филин, — чтобы после сохранить о нем светлую память. Надо было просто позвать меня, вот и все.


Карнаж обессилено привалился спиной к дереву, откупорил флягу. Прохладная вода заструилась по пылающим, опухшим векам. Силы медленно покидали. Он знал почему. Столько дней без сна и толковой пищи, к тому же обезболивающее кристаллы, которые Ян «Часовщик» положил ему под пластины на спине, действовали далеко не без побочных эффектов. И это не считая того, сколько раз ему пришлось за последние сутки сталкиваться с возмущением магических сил, которые тоже не проходили бесследно для его половинчатой крови.

«Ловец удачи» опустился на землю, вливая в пересохшее горло остатки воды. Короткий меч в ножнах, прислоненный рядом к стволу, соскользнул и упал Фениксу на колени. Полукровка нежно погладил его, словно котенка. Меч старого учителя наконец-то оказался в тех руках, в которых и должен был быть.

Кинжал поддел печать на горлышке пузатой глиняной бутыли. Меч с шипением вышел из ножен и вонзился в землю. Проникающее сквозь кроны деревьев солнце заиграло на клинке с выгравированным речным драконом, извивавшемся у самой рукояти. Чуть изогнутое лезвие было в двадцать четыре дюйма[18] длиной, из добротной. Рукоять имела в длину двенадцать дюймов, переплетенная полоской кожи, с металлической съемной заглушкой на основании. Легкий, прочный меч, казавшийся полукровке, когда он только начинал свои странствия с Киракавой, самой красивой вещью, что ему приходилось видеть на свете. Старый мастер редко позволял ученику держать в руках это оружие, но когда позволял, то это был целый праздник. Клинок совсем по-другому ощущался в руке. Не то, что вырезанное жалкое его подобие из дерева, которым Карнаж орудовал на тренировках, стирая руки до кровавых мозолей. Односторонняя заточка, косой срез лезвия на кончике — как сильно отличалось это оружие от всего того, что полукровка видел на Материке. Только потом, несколько лет спустя, Феникс понял, зачем его учитель так долго не позволял браться за этот меч. Для него оружие Киракавы в ту пору было не больше, чем красивой игрушкой с множеством свойств. Эти клинки «Дикие мечи» позаимствовали у шпионов с острова Палец Демона, только изготавливали из более прочной стали и немного удлинили лезвие.

Хлопнула пробка и крепкий островитянский напиток, булькая, полился из горлышка по лезвию, проникая через отверстия в квадратной цубе, пропитывая сухую землю у корней дерева. Карнаж заворожено наблюдал, как прозрачная жидкость стекает ручейками по клинку, как в ней зажигаются звездами лучи солнца. «Ловец удачи» провел пальцем по лезвию и тут же отдернул руку. Ему почудилось, будто снова кровь, густая и темная стекала с меча, как тогда… И он снова смазывает её с лезвия. Почему это вернулось? Наверное, для того, чтобы он, Феникс, не забывал об истинном предназначении оружия.

В Трёдэле, городе-порте, полукровка и Киракава ожидали корабль на Материк. В пригородах, где они обретались, проживало немало островитянской знати. Однажды, проходя мимо распахнутых ворот небогатого поместья одного дворянина, Карнаж услышал стук палок и захотел украдкой посмотреть, что там происходило. Оказалось, один островитянин с поистине солдатской выправкой учил своего сына владеть мечом, используя такие же выточенные из дерева подобия клинков, какими учил своего подопечного Киракава. Но низкорослого мальчишку хвалили, трепали по копне коротких волос всякий раз, когда у него получалось, и подбадривали, когда он наносил удары в связанное из сена чучело. У него даже было собственное чучело! Карнаж никогда не слышал похвалы и упражнялся на стволах деревьев. Вряд ли они могли дать ощущение полноценного удара по живому противнику, но оставляли всякий раз на руках болезненные мозоли. Пальцы дрожали от напряжения потом всю ночь, даже во сне.

Феникс был рослым подростком, длинные руки и ноги только зрительно прибавляли ему возраста, поэтому ничего удивительного не было в том, что Киракава позволял брать с собой меч, когда отправлял в порт, чтобы справиться насчет корабля на Материк. Суда часто запаздывали, а в Трёдэле без опасения за свою жизнь могли ходить только пилигримы.

Карнаж смотрел на тренировку, которую заботливый отец проводил для сына в тени, а не на палящем солнце, под которым, заливаясь потом, полукровка орудовал своим деревянным мечом, без конца повторяя и копируя, порой, умопомрачительно сложные комбинации. Стоя под нависающей над тропинкой веткой дерева в саду, Феникс, не отрываясь, смотрел за тем, как маленький мальчик смеялся. Улыбаясь во всю ширь рта, напрягая пухлые щеки и утирал едва выступивший пот со лба рукавом одежды из настолько дорогого шелка, что учитель и полукровка могли есть досыта целую неделю всего за один лоскут драгоценной ткани.

Позже к отцу паренька зашел друг. Оба сидели в тени, потягивая сливовое вино. Воин делил трапезу с торговцем. Теперь понятно, откуда ткани и яства. Карнажу хорошо был знаком тот знак, который кисть сортировщика вывела на глиняной бутыли. Как-то на рынке, через который ходил к докам каждый день, он услышал, сколько мер риса просил торговец за одну такую бутылку, и чуть не упал в голодный обморок. Феникс даже не мог заплатить водоносу за кружку питья под этим безжалостным солнцем, от которого шелушилась и сползала с неприкрытых одеждой плеч кожа…

Карнаж тяжело вздохнул, поднес бутыль ко рту и сделал глоток. Жидкость неприятно обожгла горло. Сморщившись, «ловец удачи» поставил бутыль к согнутой в колене ноге.

Он посещал то поместье с гостеприимно открытыми воротами каждый раз, когда возвращался из доков и, скрываясь в тени деревьев, наблюдал. Зависть нарастала, но он не пытался с ней бороться. Глаза пытливо ловили и запоминали каждый шаг, финт, замах, стойку, переход, — всё, что требовал от него Киракава.

Воин был опытен, и его друг не переставал восхищаться под ликование сына, который с гордостью смотрел на отца. Однажды гость пришел с каким-то свертком, и они снова вместе весело выпивали. Феникс начал отходить к воротам, когда его окликнул садовник, заприметивший чужого. В тот же момент торговец развернул сверток, и до острых ушей полукровки долетели громкие выкрики. Он обернулся. В руках воина блистал новый меч, по сравнению с которым оружие Киракавы меркло и по размерам, и по отделке.

Садовник подскочил к Карнажу, пытаясь схватить. Полукровка ударил ему в живот рукояткой меча, даже не вынимая того из ножен. Островитянин шумно выпустил воздух, повалившись под ноги Фениксу. Гневный взгляд хозяина поместья встретили холодные золотые глаза из-под нестриженных красных волос. Торговец в шутку предложил воину возродить старую традицию купания нового клинка в крови. Карнаж опешил от неожиданности. Вот так вот просто! Под вечер, найти себе такое развлечение, и считать за азарт наличие у него оружия. Это противоречило всем древним канонам, которые в такую «шутку» пытался обратить ничтожный торгаш!

Глотнув ещё, «ловец удачи» достал из-за воротника маленькие мешочки. Они всегда висели там на шнурке. Отвязав один, он убрал другой на прежнее место.

Вояка был изрядно навеселе и принял шутку всерьез. Бросился на полукровку, подняв для удара меч над головой. Карнаж вывернулся в сторону от напавшего, свёл удар, перебросил оружие в левую руку и, припав на одно колено, из-за спины, не глядя, вонзил меч в ребра воина. Лезвие противника запоздало свистнуло над головой, срезав несколько прядей.

Какой шум поднялся! Торговец побежал в дом, а мальчишка громко кричал, видя, как отец заваливается на бок, сраженный собственным коронным ударом, которым не так давно похвалялся. Феникс растерянно стоял, смазывая пальцами кровь с лезвия. Он впервые убил кого-то. Он знал, каким именно ударом попытается атаковать воин. Когда пробовали новый клинок, желательно было разрубить живого человека надвое, ото лба до чресл. Например, крестьянина, который подвернется под руку. Таким образом демонстрировались возможности нового оружия и особенно то, что новый владелец его действительно достоин.

Когда торговец вернулся с длинной пикой, то не застал таинственного убийцу, лишь сидевшего на тропинке в саду, у тела отца, маленького сына с перерубленным надвое деревянным мечом, в изодранной одежде, от которой оторвали целый рукав. Однако богато украшенный меч остался в руках убитого воина нетронутым. Ранкены не забирали клинок поверженного противника, как это делали прочие убийцы.

Кисло-горькое, непонятное чувство свершенного, непоправимого и тем гнетущего, село тогда за плечи и терзало, но дорога жизни любого, кто шел по ней, была не без камней. В итоге Феникс прятал под замок все те лица, что потом доводилось видеть с распахнутыми в последнем изумлении глазами. Скрывал в самые дальние комнаты сознания. Но ключи от тех комнат не выбрасывал. Иначе их могли найти совесть или сожаление. Туда же отправился и Шрам, с его перекошенным лицом и остекленевшими глазами… Пустым делом было сожалеть о том, что не исправит до конца даже самый могущественный некромант. Не то время вело отсчет на Материке, чтобы таким, как «ловчие удачи», размышлять о призрачной морали. Каждый жил и выживал, как мог. Все великие свершения и оправданные кругом и всюду герои остались в эпохе Сокрушения Идолов, оставив вот такое Наследие тем, кто продолжал жить дальше.

Маленький мешочек осторожно раскрыли трясущиеся пальцы, и пепел тонкой струйкой просыпался на мокрую от островитянского напитка землю, подле вонзенного в нее клинка.

— Прощайте, учитель, я буду помнить вас. И, если разум изменит мне, вы навсегда останетесь в моем сердце, — прошептал на языке острова Палец Демона полукровка, наблюдая, как ветер подхватил струйку пепла, и бурый порошок оседал на мокром лезвии. С необходимым ритуалом было покончено. Феникс с жадностью припал к бутылке и проглотил вместе с изрядной долей выпивки подступивший к горлу ком. Довольно. Надо было отбросить и идти дальше, как учил его Киракава. «Ловец удачи» и так столько лет не давал заезжим в Швигебург сильванийским лекарям по настоянию глав гильдии воров свести шрам со скулы, чтобы не забывать. Тем более Карнажу не улыбалась перспектива наряжаться, словно придворный франт, и расточать фальшивые улыбки на приемах, как это делал Кеарх. Но теперь, когда месть свершилась, «ловец удачи» собирался воспользоваться одним средством и избавиться от следов прошлого, в том числе помочь в этом и Скиере. Полукровка досыта насмотрелся, как она всю дорогу до Лангвальда прятала стигму за волосами, стыдясь в этом даже их с Филином.

Едва Карнаж снова поднес бутыль ко рту, как за его спиной раздалось предупредительное покашливание. Филин покачал головой и приблизился к сидевшему на земле полукровке.

— Что с тобой? — спросил дуэргар, присаживаясь рядом на корточки.

— Хочу напиться, — ответил Феникс, сделав еще пару глотков.

— Дай-ка сюда, — усмехнулся Филин.

Взяв бутыль и, едва, пригубив, гном тут же выплюнул обратно, грубо выругавшись.

— Пойдём! — резко объявил он, выкинув полупустой сосуд.

— Куда?

— Домой.

Дуэргар помог Карнажу встать и поддерживал некоторое время, пока они не вышли на тропинку. Там силы окончательно покинули Феникса, и Филин, взвалив его плечи, дотащил до крыльца.

— Милостивый Сильван! Что же приключилось с нашим «ловцом удачи»?! — деланно изумилась Скиера, уловив запах островитянской выпивки. Тот мог соперничать по стойкости с весьма дорогими духами, правда, изрядно уступая последним в изысканности аромата.

— Доловился, — дуэргар посмотрел на полуэльфку. — Принеси-ка лучше воды, да похолоднее.

Филин снял с Карнажа куртку, усадил на крыльцо и окатил его принесенной Скиерой колодезной водой из ковша. Холодные капли стекали по бледному лицу полукровки, мокрые кроваво-красные волосы прилипли ко лбу, но глаза остались закрытыми.

— Что с ним?! — не выдержала полуэльфка, почти крикнув вопрос на ухо дуэргару.

— Отнесем в дом, — коротко предложил Филин и, когда она взялась помогать, тихо добавил. — Вместо того приема, который ты ему оказала, могла быть любезнее. Ведь он почти не спал всё то время, что мы ехали в Лангвальд, а стерег наши глотки от сильванийского стилета.

Скиера помогла дотащить Феникса до скамьи у открытого окна, где просидела возле него до сумерек, пока Филин колдовал возле стола, заставленного различными приспособлениями для аптекарского дела, который он прикупил вместе с домом у одного выжившего из ума старика. Тому как нельзя кстати на старости лет приспичило податься в паломники, и дуэргар просто не мог упустить такой случай. Правда, на покупку ушил все его сбережения.

Ближе к вечеру, когда Карнаж пришел в сознание, Скиера протянула ему кружку с отваром, приготовленным дуэргаром, но «ловец удачи» был слишком слаб, и девушке пришлось ему помочь. Придерживая его голову, она постепенно, небольшими глотками, дала выпить содержимое. Фениксу временами становилось тошно от её виноватого взгляда и, как только он смог, тут же отвернулся к окну. Полуэльфка молча встала со стула и вышла на улицу.

Скиера сидела на крыльце и смотрела на затянувшееся тучами небо, слушала редкое пение птиц и задумчиво поправляла волосы. Немного погодя дверь позади нее отворилась и рядом сел дуэргар. Отерев тыльной стороной ладони пот со лба, он набил свою трубку и задымил, пуская ароматные колечки в недвижимый перед будущей грозой воздух.

— С ним все будет в порядке, — подмигнул он полуэльфке, — это раньше приходилось выхаживать несколько дней, а теперь взрослый организм восстанавливается гораздо быстрее. Снимаю шляпу перед наставником бедолаги, тот не только многому научил, но и хорошо укрепил его тело.

— Неужели все ран’дьянцы такие слабые? — изумилась Скиера. — Тогда почему столько веков они слывут непобедимыми?

— Наверное, оттого, что живут только на своих землях. У них ведь нет колоний, — дуэргар принял значительный вид, явно собираясь в очередной раз поделиться знаниями, и, как всегда, не особо интересуясь, хочет того собеседник или нет. — Ларон непобедим, потому что вокруг императорского трона собрался мощный кулак из военной олигархии, а Ран’Дьян — потому что им ничего не нужно от этого мира, и миру тоже ничего не нужно от них. Ведь среди покрытых извечным туманом лесов, где растут деревья, питаемые Соками Земли из подземных озер, обычный человек просто погибнет через пару дней от испарений и спор некоторых растений. Видимо, для этого и рассадили на всякий случай у приграничья.

— Говорят, те земли прокляты, — начала полуэльфка, но, увидев улыбку на лице гнома, запнулась.

— Конечно. Ты будешь так думать, ведь ты — дитя лесов Роккар. Почему сразу прокляты? Может всё гораздо проще — отравлены?

— Кем?

— Этого не знают даже сами «феи». Да уж, мне иногда кажется, что люди готовы все назвать феями, если оно имеет пару рук, пару ног и крылья, не похожие на крылья птиц.

— Настоящие «феи» обитали только в наших лесах! — гордо вскинула голову Скиера. — Они помогали и не поглощали жизненных сил, как ран’дьянцы.

— Конечно! — рассмеялся Филин. — Ваши хоть и были всего в пару футов ростом, но хитро путали тропы, заводили в дебри истанийских лесорубов и там спокойно давали тем умереть с голоду, окружив стеной могучих деревьев. Топоров не хватит прорубиться.

— Халфлинги сами виноваты! Мы их не звали. Они явились без приглашения. А с незваными гостями разговор у нас был коротким.

— Вам помогли от них избавится ларонийцы, затеявшие кровопролитную войну с Истанией. Но ведь потом они и вас уничтожили, не так ли?

— Лучше погибнуть от руки врага, полного ярости и ненависти, чем от руки скупого торгаша, который всё готов обратить в деньги, пусть даже это будет краса и гордость природы Материка! — вспылила Скиера. — Истанийцы имели виды на наши леса и небольшими группами делали вылазки за редкой древесиной. Они даже не предлагали торговли, так как считали накладным организацию посольств и прочих церемоний. О, Сильван, эта огромная и богатая страна мелочно приворовывала у тех, чьим единственным богатством был только лес!

— Просто этим низкорослым скупердяям щелкнули по носу гномы, которым не нравилось засилье истанийских банкиров. Вот они и снабдили Ларон оружием, — дуэргар протянул полуэльфке трубку.

— Зачем? — удивилась лучница, глядя на Филина.

— Этот сорт называется «Роккар», разве не узнала аромат?

Скиера набрала в рот немного горького дыма и медленно выпустила через ноздри. Знакомый запах раскрыл, словно цветастый веер воспоминаний, промелькнувших перед глазами. Она закашлялась и вернула трубку дуэргару, утирая выступившие слезы.

— Забористый табачок?

— Да уж, как из костра дыму глотнуть! — скривилась полуэльфка.

Где-то вдали загремел гром. Сверкнула молния.

— Пожалуй, надо затопить печь, — сказал сам себе дуэргар и вернулся в дом.

Скиера еще долго сидела на крыльце, окруженная таким знакомым запахом. Фивландцы знали толк в табачном деле. На мгновение воспоминания стали настолько живы, что она, не в силах больше вынести этого, закрыла глаза. Веселое потрескивание костра, радостные лица, взгляд возлюбленного, — всё это мгновенно поглотила тьма сомкнутых век. Под отзвуки утихающих флейт и лютней в наступившем мраке она ощутила, как две горькие слезы сбежали по щекам. Лангвальд действительно оправдал для нее, как полукровки, свое название. На первый взгляд оно не доносило всего смысла. Два разрозненных слова слившихся в одно, но путь к лесу оказался и правда долог и тернист. Теперь она не знала, считать ли за счастье достижение этого уголка на Материке, где подобные ей могли дожить свой век спокойно/

Едва открыв со скрипом несмазанных петель дверь, Скиера столкнулась нос к носу с дуэргаром. Тот держал в руке масленку.

— Тихо, — прошептал Филин, — он, наконец, уснул. Я уж подумал, что бедняга промается всю ночь, как в прошлый раз.

Скиера прошла к камину и уселась возле него, согревая мерзнущие руки. Дуэргар, тем временем, торопливо смазал дверь и закрыл ее.

По крыше забарабанил дождь, и ветер сердито завыл в дымоходе.

— Голодна?

— Нет, я бы тоже поспала, — ответила, зевая, Скиера.

— Ну, тогда располагайся. Одной кровати на вас, вроде, должно хватить. Я пока здесь, у камина устроюсь, а завтра с плотником потолкую.

Полуэльфка отдернула полог, прошла вглубь небольшой комнаты, куда дуэргар перетащил со скамьи Феникса. Она остановилась возле кровати, в которой посапывал Карнаж. Опять немного постояла, любуясь его спокойным и безмятежным выражением лица, ведь успела преисполниться уверенности, что, когда его обладатель бодрствует, такого не доведется видеть. Разделась и легла рядом, прижавшись к этому красноволосому неугомонному существу. Ведь завтра, едва ему полегчает, он опять встанет, ни свет, ни заря, торопливо соберется и махнет рукой с порога. И гадай, вернется он к ужину или нет, и вернется ли вообще? Последним вопросом в отношении «ловцов удачи» приходилось задаваться всем их подругам без исключения, отчего первые вели довольно одинокий образ жизни. Без сомнения, наполненной мимолетными увлечениями, к которым приучает всегда свободная дорога за окном, но так крепко, что после на одном месте оставаться мочи не было, даже если идти оказывалось совсем некуда…


Разразившаяся гроза бушевала за окнами гостиницы. Но Мэтру Николаусу до стихии не было никакого дела. Он был поглощен своими обязанностями, то и дело подгоняя поварят и справляясь о готовности пищи. Нынче ночью его заведение пользовалось особой популярностью. Погода на дворе стояла скверная. Поэтому даже местные жители пришли, чтобы поговорить о том, о сем и выпить пару стаканчиков подогретого вина с пряностями.

Лан и его спутница развлекали собравшихся. Им редко выдавалась возможность сыграть для такого количества публики, которая, ко всему прочему была ещё и при деньгах. Надо сказать, в последний вечер перед появлением Странствующей Башни народу собралось очень много, и почти все столы были заняты. Возле скамей громоздились кирасы, шлемы и мечи с топорами, а их владельцы кутили с товарищами по оружию, вещая байки столетней давности о походах и турнирах, которые то и дело взрывали компании хохотом и клацаньем кружек. Время словно остановилось для них там, задолго до войны, когда еще было о чем судачить и за что сражаться.

Рыцарь из ордена Надзора угрюмо сидел в углу, потягивая свое пиво в полном одиночестве. Ему, по всей видимости, не нужны были сегодня собутыльники. На счастье хозяина он занял самый маленький стол из всех, что оказались в общей зале, и никто не нарушал его одиночества этой ночью. Так бы и продолжалось, если бы один из постояльцев не вернулся в гостиницу после того, как мэтр вежливо попросил его убраться, и не заплатил за последнюю комнату двойную цену. Николаус не хотел снова связываться с ларонийским колдуном, но тот очаровал его жену, и та упросила пустить белого эльфа на ночлег, ведь на улице разыгралась такая непогода. Поэтому Зойт, спустившись по лестнице в общую залу и не найдя себе свободного места среди скамей с наемниками, охотниками на всё на свете и гордо задиравшими клиновидные бородки молодыми друидами, ни капли не смутившись, уселся напротив пьющего свое пиво рыцаря.

— Доброй вам ночи и приятной выпивки! — пожелал Даэран, состроив доброжелательную мину.

Каратель буркнул что-то неразборчивое, очевидно, посылая нежданного гостя ко всем чертям, но белый эльф заказал себе стакан подогретого вина и утку с яблоками. Когда заказ был подан, он с аппетитом принялся уплетать дичь, поминутно нахваливая кулинарные способности жены хозяина, отчего женщина таяла, как свеча с недостаточно укороченным фитилем.

— Сударь, я смотрю у вас, как у всякого убежденного нахала, великолепный аппетит в моем обществе? Если судить по треску за вашими острыми ушами, — наконец нарушил молчание рыцарь.

— Вы правы. Я чертовски голоден, а ваше общество было бы ещё приятнее, если бы вы не сидели с такой гнусной рожей. Что-то случилось? Вам жаль, что завтра мастер Хронос, наконец, избавит вас от необходимости надзора за всяким сбродом?

— Полегче, сударь! Имейте хоть каплю сострадания. В этот день, много лет назад, я потерял жену и сына.

— Черт возьми, я не знал этого и прошу простить, если чем-то задел вас. Однако рискну предположить, что после того несчастья и началась ваша история карателя, не так ли?

— Да, — рыцарь допил содержимое кружки и, чтобы она не отправилась туда же, куда улетела утром её сестра, хозяин лично поспешил наполнить.

— Что же приключилось много лет назад? — спросил Даэран, откинувшись на спинку стула со стаканом подогретого вина в руке и вытирая губы платком.

— Они погибли, когда один маг-недоучка призвал какую-то тварь и не смог с ней управиться. Мало того, что безмозглый молокосос сам был съеден со всеми потрохами, так этот монстр напал на деревню. Увы, мы подоспели слишком поздно. Все, что нам оставалось — это помогать рыть могилы. Монстр исчез к тому времени, но успел натворить немало дел.

— Кого винить, скажите мне? Того, кто неумело использовал знания или того, кто вручил ему эти знания? Неужели вы думаете, что в прежние времена такого не случилось бы? Когда Разделенная Магия была в руках архимагистров? Тогда даже ордена, подобного вашему, не было в помине. Ему просто не позволили бы существовать, — Зойт выдал все это с сочувственным выражением лица, которое было большой редкостью на ларонийских физиономиях.

— Раньше я тоже думал, как, впрочем, и многие, что Ta’Erna — это свобода от гнета аристократии волшебников, но время, как видите, наказало меня за мои убеждения.

— Отлично! И в результате вы прониклись еще более ничтожными убеждениями, что оступившихся надо убивать без суда и следствия. Как делали в пресловутой ЭРА.

— Заметьте, только магов! — возразил рыцарь.

— Еще бы, зачем вам тогда доспехи с печатью охранного круга от колдовства? Металл так и сияет, стоит лишь присмотреться получше, — усмехнулся Зойт, — но вот вопрос, а магов ли вы убивали? Или все больше таких вот несмышленышей, один из которых и отправил на тот свет вашу жену и сына?

— Что?! — вскричал каратель.

— Полноте, сударь. Я наизусть выучил список тех убийц магов, от которых стоит держаться подальше всякому чародею, который недешево ценит свою жизнь. Вас в нем, видимо, нет, если вы здесь и не боитесь за свою шкуру в преддверии появления Хроноса. Ведь мэтр не упускает случая испепелить какого-нибудь убийцу своих коллег, если таковой сыщется в округе. Собственно, многоуважаемый владелец Странствующей Башни сам и выпустил в свет тот знаменитый список, с каждым годом сокращая его сверху вниз, попутно продолжая от последней строки новыми именами. На его счету более тысячи борцов против Единой Магии. Вот он — грозный противник, воплощение, можно сказать, бессмертия волшебства в наше время. Что скажете?

— Он помогает людям. От него никакого вреда.

— Великолепно изложено и старательно записано в книгах вашего ордена, не так ли?

— На что вы намекаете?

— Я хочу сказать, что развалить башку недоучке гораздо проще, но, с другой стороны, тот и способен творить куда меньшее зло, чем опытный чародей. Поэтому в вашем ордене мелким целям придают важный статус, а крупным — статус недосягаемый. Удобная политика выживания, а не борьбы, во имя которой изначально и были созваны подобные вам.

— Я убивал и опытных чародеев в честном бою, — сверкнул глазами каратель.

— А я вам не верю, — отрезал ларониец, допивая остывшее вино. — Вы ослеплены жаждой мести и каждый раз добавляете значимости, чтобы не потерять ту нить, которая изначально привела вас к такому печальному финалу, не понимая, что вы уже давно ее потеряли. Опытный маг положил бы конец вашим безысходным мытарствам в поиске истины, ростки которой вы срубаете всякий раз, когда они поднимаются перед вашими глазами.

Рыцарь вскочил, яростно сжав кулаки. Взгляд Зойта облил его презрением. Белый эльф тоже встал и направился к лестнице.

— Тогда… Я вызываю вас!!! — крикнул на весь зал каратель.

Воцарилась неловкая тишина. Все смотрели в сторону парочки с любопытством и плохо скрываемым азартом. Даэран остановился, взявшись за перила и, не поворачиваясь, ответил:

— Что ж, готовьтесь. Завтра вы умрете.

— Посмотрим, сударь!

Рыцарь готов был поклясться, что слышал, как Зойт отчетливо произнес: «Сказал слепец…» Но губы колдуна не шевельнулись, а в общей зале снова полились разговоры, будто последнее слово осталось за карателем, а не за эльфом.


Карнаж проснулся рано. Он чувствовал себя на удивление прекрасно. Было ощущение, будто кто-то влил в него сил, и теперь все тело ныло от бездействия. Протерев заспанные глаза, он обнаружил возле себя Скиеру.

— Ясно, — сказал сам себе «ловец удачи», нахмурившись.

Он склонился над спящей, провел рукой по её волосам и поцеловал в губы. Лучница испустила тихий стон. Феникс поднялся и заботливо укутал её в одеяло. Она будет еще долго спать, восстанавливая силы. Карнаж никогда бы не согласился на подобное, но, когда он бывал без сознания, зверская природа брала своё и, не слушаясь ни тела, ни разума, забирала из первого попавшегося нужные силы для восстановления. Если бы на его месте оказался настолько же изможденный чистокровный ран’дьянец, Скиере вообще не суждено было бы проснуться.

Одеваясь, полукровка даже не задавался вопросом, зачем она это сделала, как стал бы сокрушаться несмышленый романтик. Ведь знала… Что ж, каждый получал своё в итоге. Так было и будет всегда и для него, и для любого другого «ловца удачи». Но что-то было в этой жертвенности, что не восхищало, а скорее успокаивало Феникса. Значит, он еще кому-то нужен.

Выйдя из комнаты, Карнаж потуже затянул шнур ножен на груди, снова поместив меч за спиной так, чтобы рукоять смотрела вниз, под правую руку. Одернув ворот короткой куртки, он пожелал сидящему за столом Филину приятного аппетита. Тот пробубнил что-то в ответ с набитым ртом, дополнив всё дело громким пусканием ветра.

— Силён! — похвалил Карнаж, сморщившись. — Есть что пожевать?

— Вареных бобов хошь? — предложил дуэргар, подвигая полную миску своей стряпни.

— О, нет! — воскликнул Феникс.

— Ну тогда всё! — обиженно проворчал Филин. — Настоящая мужская пища — перченые бобы. Еще мой дед говорил: «Внучек, жри это дерьмо и ни один враг не устоит перед тобой!»

— Конечно, если ты при нем так бзднешь, то сразу наповал!

— И что?! В бою не до деликатностей знаешь ли. Эй, ворюга, оставь в покое мою вяленую рыбу… Эй!!!

— Спасибо за угощение! — не оборачиваясь, махнул рукой полукровка. Брошенное вслед «ловцу удачи» смачное фивландское ругательство встретилось с захлопнувшейся дверью.

Снаружи начиналось еще одно лангвальдское утро. Вокруг было светло, хоть солнце и скрывалось где-то за светло-серой дымкой облаков. В мокром после грозы лесу слышалось редкое поскрипывание стволов деревьев. Феникс поежился, подтянул перчатки и зашагал по тропинке. Было как-то неуютно и зябко. Пока он шел через лес, его не раз окатило с листвы деревьев. Словно ветер нашел, наконец, того, над кем можно подшутить в этот ранний час. Когда полукровка выбрался к пригородам Лангвальда, то встретил ожидаемую картину безмолвия средь редких домов с закрытыми ставнями. Из печных труб шел дым. Карнаж остановился, оглядываясь и попутно терзая зубами вяленую рыбу, которую стащил у Филина. Печной дым еле шел. Видимо, хозяева только-только разжигали печки, чтобы согреть свои остывшие за ночь жилища. Действительно, утро выдалось промозглым и ветреным. Дыхание полукровки превращалось в пар на холодном воздухе. Отбросив в сторону хвост и плавники — все, что осталось от прихваченной в дорогу рыбешки, Карнаж вытащил засевшую между зубов кость и поспешил к гостинице, услышав скрип отворяющейся двери где-то позади. Ему не хотелось, чтобы его видели сегодня утром раньше, чем требовалось.

«Ловец удачи» собирался разыграть неплохой спектакль, однако не знал, что параллельно с ним на сегодняшнее утро было назначено представление, которое избавляло его от необходимости собственной постановки. Феникс подходил к заведению мэтра Николауса, попутно раздумывая, откуда здесь взялась вяленая рыба, ведь в Покинутом Море давно не водилось никакой живности, когда заприметил пару гномов. Те что-то жарко обсуждали, стоя у распахнутых дверей гостиницы. Карнаж немало удивился, когда, пройдя мимо них внутрь, обнаружил пустые столы. Хоть час и был ранним, но все же в общей зале обычно хоть кто-то да завтракал. Полукровка мало верил в общее сонливое единодушие постояльцев, поэтому поспешил наружу, окончательно сбитый с толку.

— Доброго вам утра, сударь, — пожелал один из гномов, у которого за поясом «ловец удачи» заприметил великолепный фивландский шестопер[19].

— И вам, господа. Скажите-ка, а какая нелегкая заставила постояльцев в такую рань покинуть гостиницу? Им чем-то не потрафили?

— Нет, — усмехнулся один из гномов, — дело в том, что, вчерась, значит, поссорились тута двое, и один другого вызвал на бой. Вот все ушли поглазеть.

— Можно подумать, что в окрестностях происходит мало дуэлей, — изумился Феникс.

— Нет, почему же, наш край славится бретерами, но не каждый день доведется увидеть битву рыцаря и мага!

Для гнома это было, видимо, действительно стоящим зрелищем, судя по значительному виду, с которым он это говорил, с трудом преодолевая косноязычие.

— Интересно! И где происходит сие действо? — спросил «ловец удачи», прекрасно понимая, кто могли быть те двое спорщиков, решающих разногласия подобным способом.

— Пойдемте с нами! — предложил лысый гном, тот, чей шестопер так радовал глаз Карнажу. — Предлагаю вам сделать ставку. Десять к одному против мага. Дело верное!

Втроем они направились в сторону дороги, ведущей на восток, по которой прошлым утром Фениксу так хотелось покинуть Лангвальд. Попутно Карнаж отсыпал горсть предусмотрительно разменянного в Швигебурге серебра и получил свой клочок бумаги. На нем писарь, которым оказался один из его спутников, низкорослый и коренастый швигебургец, написал имя и ставку. Выбор полукровки был очевиден для него самого, но не для гномов, которые потешались над уверенностью в победе ларонийского колдуна. Признаться, Карнаж не спешил их разубеждать, ведь при таком соотношении ставок он мог неплохо поживиться.

Дуэль должна была произойти на большом невспаханном в этом году поле, которое, к разочарованию Феникса, находилось не так близко к Лангвальду, как того хотелось бы. Противники расположились по разные края. Вокруг рыцаря из ордена Надзора толпилось море зевак, с интересом наблюдавших за тем, как несколько наемников помогали воину влезть в могучие доспехи. В полном комплекте они превращали владельца в груду непроницаемого железа. Разумеется, первым гномы посетили карателя, так как он представлял из себя яркое зрелище, пусть немного и устаревшее в современном военном деле. Феникс с интересом глядел на эту громоздкую статую, которая будто сошла со страниц древних легенд о воителях или из раздутых менестрелями баллад.

— Что смотрите? — грубо спросил простуженный голос из-под забрала.

— Восхищен вашими доспехами! — ответил «ловец удачи» без капли истинного восхищения, — Вы собираетесь идти на колдуна прямо отсюда или, для начала, приблизитесь на разумную дистанцию?

— Что ещё за «разумную дистанцию»?

— Ну, хотя бы на расстояние полета стрелы.

— У меня нет лука. Оставьте это подлое оружие для трусливых сильванийских солдат, если их так можно называть. Ничто и никогда не заменит меча.

— Ваша правда, — усмехнулся полукровка, — в таких доспехах вам вряд ли удастся воспользоваться луком. Стало быть, вы поедете верхом?

— Черт возьми, сударь, прекратите строить ваши догадки, если не знаете кодекса карателя магов! — с этими словами воин отвернулся к одному из наемников, что проверял, ладно ли сидит левый наплечник.

Перекинувшись парой фраз с наемниками и справившись о готовности поединщика, гномы двинулись по полю в направлении «лагеря» ларонийского мага. Карнаж поспешил к ним присоединиться. Попутно он выслушал множество восхищенных криков о «настоящих» воинах, которые только укрепили его уверенность в правильности собственной ставки. Он даже начал подсчитывать примерный размер барыша, что скоро осчастливит его ненасытный кошель.

Вокруг невозмутимо потягивающего вино из изящного фужера Зойта собралось куда меньше народу. В основном это были молодые друиды из какого-нибудь круга в Фивланде, где их брат несколько веков тщетно пытался восстановить былое великолепие природы. Молодые последователи древних учений явно намеревались получить неплохой куш в качестве пожертвований общине, поэтому явление ещё одного претендента на выигрыш не прибавило им энтузиазма.

— О, Карнаж, и вы здесь!? — обрадовался ларониец и протянул полукровке фужер с вином.

— Разумеется! Я явился, сразу же, как только услышал о вашем поединке, — ответил Феникс, принимая угощение под завистливыми взглядами окружающих.

По старинному обычаю белых эльфов, они пили не за свою победу, а за поражение противника, ставя, тем самым, во главу угла цель, а не тщеславие. Карнаж последовал этому, «поддержав» устремления Зойта, и осушил фужер, вернув его магу. Тот принял с одобрительным кивком. В конечном счете Феникс оказывался среди всех присутствующих единственным, кто знал традиции Ларона.

— Не теряйте даром времени, — тихо произнес колдун, скидывая свой великолепный плащ. Гномы засуетились, полагая, что фраза была адресована им. Её же подлинный адресат, тряхнув копной красных волос, поспешил смешаться с остальными зрителями.

Противники были готовы, и вышли на поле. Покуда оглашались титулы и фамилии, а также причины поединка, писарь и сборщик ставок под охраной соплеменников переместились подальше от места действия, где старательно пересчитали полученные деньги.

— Отлично! — сказал один. — Если нам повезет, то к мастеру Хроносу мы явимся гораздо богаче, чем были. Клянусь бородой Основателя, этот поединок озолотит нас! Как думаешь?

— Не уверен, всё-таки много ставок на карателя. А если он выиграет? Тогда плакали наши денежки!

— Не так громко! — приложил палец к губам сборщик ставок, оглядываясь на шестерых гномов с увесистыми топорами, которые стояли чуть в отдалении.

— Делить выигрыш придется только с кучкой этих молодых друидов, но они и поставили немного. У адептов Круга, сам знаешь, в одном кармане смеркается, в другом заря занимается, — заговорщицким тоном продолжил гном, — но вот тот полукровка поставил довольно много. Черт бы его побрал! Кстати, где он?!

Оба тут же завертели головами, стараясь найти того по приметной красной шевелюре. Однако объекта поисков нигде не было видно. Писарь посмотрел на приятеля и, почесав в затылке, удивленно добавил:

— И где твой шикарный шестопер?!


Карнажу пришлось потратить немало времени, прежде, чем он вырвался из толпы увлеченных поединком зрителей, потому как, чем ближе становилось событие, тем менее проходимы оказывались ряды собравшихся. Вернувшись, наконец, в Лангвальд, он попался на глаза мэтру Николаусу, но это уже не имело значения. Пожелав хозяину доброго утра, Феникс двинулся по дороге к лесу. «Ловец удачи» как никто другой чувствовал приближение того, чего ждали все те, кто явился в этот город на краю обитаемого мира. Небо над гладью Покинутого Моря уже приобретало свинцово-серый оттенок, словно перетекающий из чернеющих вдали, на линии горизонта, туч.

Когда-то давно Карнажу приходилось слышать множество предположений об этом явлении на диспутах магов в Высоких Шпилях Швигебурга. Тогда посещение подобного рода собраний было свободным для всех желающих, и любой мог приобщиться к тайнам мироздания. Феникс с интересом приобщался, выслушивая нескончаемые речи о Пустоте, что затаилась на грани мира и, якобы, вот-вот должна двинуться в сторону Материка. Постепенно в речи какого-нибудь оратора явственно разрасталась паника, так как бедняга сам глубоко проникался собственными словами, и, в определенный момент, хватаясь за голову, затихал и садился на свое место с заключительной фразой: «Мы все обречены». Потомок Xenos также выслушивал множество упреков в адрес своего беловолосого родителя, который избавил мир от непосредственной власти над Восьмью Стихиями, в результате чего магия ослабла, став Единой. Точнее, возможностей в магическом плане появилось гораздо больше, но, для того, чтобы творить нечто равное по силе обладателям Кристаллов Стихий, приходилось совершенствовать и развивать собственный потенциал. Который, разумеется, был безграничен по идее, но очерчивался навыками и достижениями за все то время, что прошло с восхода Ta’Erna. Слышалось множество утверждений на разный лад о том, как легко могли былые магистры Орденов Стихий совместными усилиями остановить Пустоту, если той вдруг вздумалось бы двинуться на Материк. Однако, нашлись и те, кто могли опровергнуть утверждение, вспомнив тот факт, что Аир А’Ксеарн и его славная шайка гомункулов, именуемая Xenos и последователи, не без труда, но смогли одолеть всех магистров. Конечно, не сразу, по очереди, но то были палачи ЭРА, а Пустота, по утверждениям чародеев, которых, кстати, не опровергал уважаемый мастер Хронос, могла являться темпоральной аномалией, что было куда серьезнее горстки удачливых храбрецов.

Тропа вела меж чахлых деревьев наверх, к утесу. Карнаж прибавил шаг. Все быстрее и быстрее, пока не осознал что бежит, словно на ежедневных тренировках Киракавы, где учитель клал ему на грудь соломенную шляпу и велел бежать так быстро, чтобы потоки встречного воздуха не давали головному убору свалиться на землю. Топот его ног, еле различимый, благодаря науке старика, сейчас отдавался растянутым неестественным эхом в ушах. Воздух стал тугим и густым, как вода. Феникс с усилием рассекал его, чувствуя нарастающую боль в мышцах. Один за другим исчезали, словно растворяясь эхом, окружающие звуки. Над головой нависало тяжелой, прижавшейся своей громадой почти к самой земле, свинцово-серое небо. Деревья вокруг страдальчески изогнулись, обшаривая ветвями воздух и, поминутно сцепляясь друг с другом. Феникс старался не смотреть по сторонам, а устремлять свой взор только вперед. Наконец, он вырвался из наступившего затишья, резко спадшего, словно пелена, едва успел остановиться на самом краю утеса.

Внизу пенилось и бурлило Покинутое Море. Ветер постоянно менял направление, то налетая со спины, то ударяя в лицо и не давая вдохнуть. Высокая трава волновалась у обитых мысков сильванийских ботфорт. Карнаж стоял один посреди всего этого хаоса и лицезрел то, как из-за высоких далей темнеющей у горизонта тучи появилась черная точка. Она плыла в воздухе, быстро приближаясь, оставляя за собой шлейф неясной субстанции, которую, видимо и составляла так называемая Пустота. Темное вещество полосой спускалось на бурлящие внизу воды, и отходило по ним обратно к линии горизонта.

Феникс впервые встречал Странствующую Башню здесь. Раньше он приезжал слишком поздно, но теперь обстоятельства заставили быть первым из первых и он не жалел об этом. Подобное зрелище стоило того. Огромная конструкция начала вырываться из окутывавшего ее «кокона», прорезая сиянием лунного камня[20] густую оболочки и вспарывая водную гладь, словно ножом, отчего в тех местах клубился густой пар.

Мимо острых ушей Карнажа медленно плыли странные звуки, то приближаясь, то отдаляясь и, под конец, изламываясь до полной неузнаваемости. Послышался резкий треск, и «кокон» лопнул, рухнув остатками черного облака в воду. Два огромных кольца замедлили хаотичное вращение, открывая сферу, в которой помещался невероятных размеров обелиск, перевернутый каменным острием вниз. Теперь, когда вода ясно отражала его своей тихой глади, хотя еще недавно бурлила, становилась видна сама конструкция башни. Она вырастала на основании перевернутого обелиска, представляя из себя оплавленный излишек лунного камня с прорезанными в нем окнами и дополненная, где это было необходимо, металлическими опорами, мраморными колоннами и опоясанная толстой изгородью из грубого камня.

Два кольца полностью остановили свое вращение и медленно спустились к острию обелиска, почти коснувшись водной поверхности. Они разомкнулись и, извиваясь, словно две змеи, устремились в разные стороны. Одна пружиной ушла в море, другая изогнулась и врезалась в край утеса, разметав остатки старого маяка, что доживал свой век неподалеку от того места, где стоял «ловец удачи». Свинцово-серые тучи отступили обратно в море. Вернулся ветер и прочие звуки, подступая к Карнажу откуда-то со спины. Стало светлее, и башня, следуя за всем прочим, чему возвращался привычный вид, менялась прямо на глазах. Например, обелиск превратился в воздушный остров, похожий со стороны на огромный ком земли с травой и цветами. Феникс с изумлением наблюдал, как неказистая и хаотичная конструкция башни преображалась во вполне привычные и обыденные формы классических феларских «подзорных труб» с балконами и колоннадой у основания, с небольшим садом и изгородью. Полукровка с изумлением отметил, что это не иллюзия, поскольку, если бы это было так, то он давно бы упал замертво от всплеска магических сил такого масштаба. Все менялось само собой, становясь, насколько это было возможно, так же естественно, как и всё окружающее.

Поговаривали, будто бы башня каждый раз была разной и никогда полностью не повторялась. Единственным, что в ней оставалось неизменным, так это заключенный в ней владелец. Однако, нравы Хроноса, словно в противовес образу его существования, слыли удивительным непостоянством. Так, например, Фениксу, незадолго до путешествия в Подводные Пещеры, удалось узнать от одного из «искателей истины», которые из года в год бродили по свету следом за Странствующей Башней, что мастер сменил стражей обиталища.

«Это не какие-то там оживающие статуи или големы, а сущие крылатые демоны, что спят в камне! Гар-гаульи!!!» — вещал, делая страшные глаза, пьяный в стельку «искатель». Собственно, полукровка с этой целью и напоил беднягу в одном из трактиров Зюдрадзеля, прежде чем отправится с визитом к демонессе Жашке. «Ловцу удачи», как тому, кто не даром ел свой хлеб, необходимо было выведать, какие сюрпризы может повстречать тот, кто захочет оказаться первым из первых. Ведь затея действительно стоила тех поощрений, которые оказывал Хронос подобным храбрецам. Тем самым, кто не дожидались, пока в башню можно будет попасть по навесному мосту, а действовали, измышляя иные способы. Конечно, многие гибли, но слухи о тех, кому посчастливилось добраться, ходили самые невероятные.

Один из счастливчиков, например, получил книгу, в которой была описана вся его жизнь от рождения до самой смерти и смог, благодаря этому, прожить полтораста лет, являясь простым человеком, но ловко обходя всяческие болезни и невзгоды. Тем не менее, злые языки судачили о двоякости «даров» Хроноса. Милости архимага способны были принести владельцу вместо благостей бесконечные страдания, ведь упомянутый «счастливчик», в сущности, боялся собственной тени и превратился со временем в полное ничтожество, берегущее свою жизнь, которая стала в итоге его самоцелью и проклятием. Владелец Странствующей Башни всегда платил дважды за проявленное усердие отчаянных храбрецов, только не всегда они это понимали, ведь все зависело от того, какую цену затребовать и как распорядиться.

Карнаж решил по-крупному рискнуть впервые в жизни, так как принадлежал к небольшому числу тех, кто считал, что цель всегда оправдывает средства, если она того заслуживает. «Ловец удачи» осторожно ступил по металлу вонзившегося в утес стержня. Кольца распрямились для того, чтобы некоторое время служить опорами для башни во времени и пространстве, как предполагал Феникс. Эдакие «гвозди», которыми Хронос наспех приколачивал свое жилище к этой плоскости мироздания. И каждое мгновение они уходили все глубже: один — в морское дно, другой — в утес. Следовало поспешить.

Полукровка стоял, соизмеряя расстояние от кончика стержня, до парящего острова. Наконец, собравшись с духом, рванулся с места, готовясь к отчаянному прыжку. Чувствуя, как в жилах закипает кровь смесью азарта и страха, отдаваясь тупой пульсацией под металлическими пластинами на лопатках, Феникс сделал последний шаг, мощно оттолкнулся и раскинул руки над бездной…



Загрузка...