Ловцы запретных желаний

11

Ночь была душной, но тихое монотонное гудение кондиционера раздражало, и они ограничились тем, что отодвинули левую створку дверей, ведущих на балкон, открыв половину проема, и отбросили одеяла прочь. Правда, теперь им приходилось терпеть вопли и хохот подвыпивших сербов, уже который час тусующихся в баре около бассейна. Интересно, почему некоторые граждане понимают каникулы как долгожданную возможность вдоволь поорать среди ночи? Не наорались во младенчестве? Так или иначе, сербы неистовствовали, и только голос Алины, музыкой звучащий во тьме, удерживал Константина от преступления.

– Верный Дарек в точности исполнил все мои приказания. Комната на верхнем ярусе Северной Башни была чисто прибрана и обставлена таким образом, чтобы высокородный пленник ни в чем не испытывал нужды. Лекарь приглашен без промедления, вода и пища поданы с царского стола. Когда я вошла, чтобы поинтересоваться его самочувствием, он стоял перед высоким стеллажом из мореного дуба и разглядывал корешки книг. Труды прославленных историков, философов, медиков, путешественников вокруг света и покорителей горных вершин. Приключенческие романы. Сборники стихов, поэм и баллад. Стоял спокойно и прямо, без видимых признаков недомогания. На нем была все та же белая рубашка, порванная и покрытая бурыми пятнами засохшей крови, под которой угадывались бинты. Свежую рубашку, принесенную моими слугами, он оставил на ложе, поверх одеяла из коричневой верблюжьей шерсти. Невозмутимый вид… цепкий взгляд серых глаз…

«Вам не понравилась работа моих белошвеек? – спросила я, останавливаясь у ложа и глядя на аккуратно расправленную рубашку, к которой он, судя по всему, даже не прикоснулся. – Или не подошел размер?»

«Все в полном порядке, ваше величество».

«Почему же вы не переоделись? Ваша рубашка нуждается в стирке и штопке».

Я старалась говорить громко, полагая, что это придает моему голосу твердости и уверенности. Карстен же отвечал мне в обычной своей манере, ровно, иронично, подходя вплотную к той грани, за которой ирония начинает казаться оскорбительной, но не переступая ее.

«Я сделаю это чуть позже, с вашего позволения».

«Сделайте это сейчас, милорд».

Темные брови поползли вверх.

«Почему вы придаете этому такое значение, госпожа?»

«Государыня».

«Государыня, – поправился он с бесовскими искрами в глазах. – Так почему?»

Что я могла ему ответить? Я хочу видеть ваше тело, лорд Ройг. Я хочу быть объектом вашего вожделения.

«Когда… и если… я оказываю милость, то хочу видеть, что ее принимают с благодарностью».

«Даже если не нуждаются в ней?»

Он умел поставить собеседника в неловкое положение!

«Вы ранены, милорд. Я могла приказать заточить вас в подземелье в цепях, но приказала поместить сюда и обеспечить всем необходимым».

«Ради меня или ради себя?»

Молча мы мерили друг друга изучающими взглядами. Нас разделяли три фута, не более. Плотно сжав губы, я преодолела это расстояние и коснулась пальцами его щеки.

Карстен отпрянул. Вот чего я совершенно не ожидала! Неужто его неприязнь ко мне столь велика? Само по себе прикосновение женской руки не могло вызвать подобной реакции. Я слышала, что он пользуется успехом и у простушек, и у знатных дам.

«В чем дело, милорд? Я причинила вам боль?»

Он перевел дыхание и посмотрел мне в глаза.

«Я обнаружил в себе желания, несовместимые с моим достоинством».

«А вы честны…» – проронила я, начиная понимать что с ним происходит.

Он кивнул.

«Да».

Я сделала шаг вперед. На этот раз он остался на месте. И тогда, когда я расстегнула одну за другой все пуговицы его рубашки, и тогда, когда стянула ее с его плеч. Белесые шрамы, покрывающие его смуглый торс, рассказали мне все, что я хотела знать об этом мужчине. Да, он бывал в жестоких сражениях. Да, он смотрел смерти в лицо. Наверное, так же, как сейчас – мне. Он принял мой вызов, как принимал любой другой вызов, который бросала ему жизнь. Жизнь… смерть… и между ними ураган желаний.

Так началась наша странная связь. Я знала, что мне грозит опасность поддаться его очарованию, пасть жертвой его магнетизма. Знала и все равно не сумела это предотвратить. Мой любовник, к сожалению, был моим врагом, но его искусные ласки усыпили мою бдительность, и спустя некоторое время у меня появилась достойная порицания привычка обсуждать с ним в постели государственные дела. Обсуждать и, что самое ужасное, прислушиваться к его советам. Почти все министры и военачальники догадывались откуда ветер дует, однако решений моих не оспаривали, лишь время от времени проявляли сдержанное недовольство. Покамест Карстен Ройг не посоветовал ничего такого, что можно было бы расценить как попытку разрушить целостность Матанга или подорвать его могущество. Он неоднократно удерживал меня от агрессивных действий в отношении Корикии – что да, то да, – и однажды убедил отменить ряд запланированных военных операций на территории непокорной провинции Кхаттанам, чем навлек на себя гнев генерала Донатиана (доблестный муж самолично явился в башню и долго топал ногами перед бесстрастно взирающим на него пленником), но всегда мог обосновать свое мнение, я не находила что ему возразить.

Помимо того, что он был опытным дипломатом, мой любовник-враг, он был еще и военным стратегом, и математиком. Да и в целом получил прекрасное образование. Мне хотелось посадить рядом с ложем писаря, чтобы он сохранил для потомков наши беседы! А в самые лучшие дни Карстен сочинял для меня песни и поэмы, словно какой-нибудь менестрель. В нем не чувствовалось ни малейшего подобострастия. Во время наших ссор и споров он говорил все что думал, немало не заботясь о впечатлении, которое производили на меня его речи. Когда я угрожала ему расправой, он только пожимал плечами, иногда беззлобно посмеивался над моими попытками взять над ним верх. Ни разу мне не удалось увидеть в его глазах тень страха или смятения. Не зря Брессал Справедливый доверял этому человеку так же, как самому себе.

Тут Алина умолкла, чтобы проверить, не заснул ли ее терпеливый слушатель. Константин тоже молчал. Молчали и сербы. Наверное, упились до бесчувствия и попадали коллективно в бассейн.

– Костя, – позвала она шепотом.

– Ммм?..

– О чем ты думаешь?

Он глубоко вздохнул. Дотянулся губами до ее лица, легонько поцеловал в щеку.

– Я… кажется, я сочинил для тебя поэму, дорогая Авелин. Но ее невозможно читать в номере отеля.

– А где возможно? Ты знаешь такое особенное место?

– Нет. Но я собираюсь его найти. – Он еще раз поцеловал ее, так же легко и нежно, теперь уже в губы. – Завтра.

Пришлось ждать до завтра, причем до шести часов вечера, потому что все остальное время стояла страшная жара. В шесть Константин отскоблил себя от кровати, сделал десяток приседаний, умылся холодной водой и объявил, что пора.

Неспеша они дошли до прокатной конторы на центральной площади Ханиоти. Жара понемногу спадала, с пляжа тянулись утомленные солнцем, обвешанные циновками, надувными матрасами и матерчатыми сумками с аляповатыми принтами морской тематики. Мужчины, женщины и дети. Худые, толстые и очень толстые. Загорелые и спасающиеся от загара при помощи солнцезащитных средств. Шаркали подошвами сандалий и «вьетнамок», чтобы переодеться и заполнить своими телами таверны и рестораны, кондитерские и кафе.

– Мотоцикл или мотороллер? – спросил Константин, обозревая имеющиеся в наличии транспортные средства.

– А ты умеешь ездить на мотоцикле? – в свою очередь спросила Алина с сомнением в голосе.

– Да. А ты?

Она скорчила гримаску.

– Что там уметь? Просто сидишь сзади и все.

Таким образом они стали счастливыми обладателями черной «ямахи» с поцарапанным бензобаком. Побросали в рюкзак бутылку красного сухого вина от Бутари, два казеных стакана, пляжное полотенце, салфетки, орешки, еще кое-что по мелочи и за полчаса добрались до одного из диких пляжей на юге полуострова Кассандра.

Смеркалось. Вокруг не было ни души. Константин оставил мотоцикл на грунтовой дороге, а сам спустился к воде и замер там стройным силуэтом на фоне темнеющего неба. Алина смотрела на него, не отрываясь. Белая рубашка навыпуск, закатанные рукава – это казалось ей невообразимо сексуальным. Он уже изъявил готовность выполнять без вопросов все ее распоряжения, и теперь оставалось только набраться храбрости, чтобы озвучить их.

Маленькая полянка среди кедров и кипарисов. Там Алина велела ему раздеться и разделась сама. Сначала при помощи пальцев и языка добыла из него сперму, потом при помощи ножа добыла кровь – он резко сощурился, когда она рассекла ему кожу предплечья, но не оказал сопротивления, – стоя на коленях, смешала на своей коже и размазала по губам, по лицу, по шее, по груди. И начала танцевать. Ее гладкое тело раскачивалось, изгибалось, подчиняясь собственному внутреннему ритму, крутые бедра не девушки, а зрелой женщины, которой она на самом деле не была, описывали соблазнительные дуги. Это напоминало первобытный ритуал.

Константин понятия не имел, хочет ли она, чтобы он присоединился к ней или чтобы смотрел – мистическая обстановка располагала и к тому, и к другому, – и пока он решал в уме эту задачу, Алина приблизилась к нему, толкнула обеими руками, чуть ли не опрокинула на землю, усыпанную кедровыми иголками и чешуйками шишек… за две минуты вызвала у него повторную эрекцию и уселась верхом. Кончиками пальцев провела по его щеке, очертила контур губ. Константин застонал. Возросшая чувствительность кожи сделала даже самое легкое прикосновение обжигающим, непереносимым.

– Да, да, не молчи, – выдохнула она. – Ненавижу, когда молчат.

Сжимая обеими руками ее бедра, он вспомнил о вакхических женщинах, насилующих мужчин в лесных чащах на склонах Парнаса. Так оно и было – она насиловала его. Под натянутой горячей кожей обоих копилось электричество, обещая бешеную разрядку.

– Сколько у тебя было женщин? – внезапно вскричала Алина. – Сколько?

Он коротко рассмеялся. Издевательский блеск ровных белых зубов едва не свел ее с ума.

– Отвечай! – размахнувшись, она хлестнула его пальцами по щеке.

По лицу Константина пробежала гримаска боли. Дыхание участилось – он разозлился.

– Отвечай, – повторила она уже тише.

– Попробуй меня уговорить.

– Лучше я попробую тебя заставить.

Еще одна широкая улыбка, полная невыразимого обаяния.

– Это вряд ли.

Потом они отдыхали. Долго. Или ей так показалось? Солнце почти утонуло в пучине морской. Стало слышно уханье сов, вылетающих на охоту. И больше ничего… полный штиль. Не дрогнет лист, не шелохнется ветка.

В этой глубокой, совершенной тишине Константин вдруг заговорил:

– И опять, как сотни тысяч лет назад, ты выходишь ко мне из пены морской, владычица моя, богиня, а я раскрываю объятия, смеясь и плача от счастья: ты со мной. Пряди волос твоих – шелк и бархат, зубы твои – блеск жемчугов. Когда ты смеешься, слышится музыка. Когда гневаешься, поднимается буря на море.

Что это? Откуда? По коже Алины побежали мурашки.

Негромко, монотонно, точно в забытьи, он продолжал:

– Зачаруй меня, заколдуй, плени меня навек, чтобы я позабыл красоту других женщин и других богинь, чтобы груди и губы их не будили во мне запретных желаний. Сделай меня покорным рабом – но не нуждаешься ты в рабах, а я не приучен к покорности. Потому и враждуем мы, сиятельная, потому и не можем понять, любим ли, ненавидим ли друг друга.

Его поэма. Ну конечно!..

– Ты говоришь «еще немного, и ты будешь низложен, власти твоей придет конец», но втайне надеешься, что этого не случится. А я говорю «жизнь моя в твоих руках, ты можешь делать со мной что пожелаешь», но знаю, что еще не отзвучат мои слова, как я опять докажу тебе обратное. Покуда есть во мне дыхание, покуда есть оно в тебе, мы будем сражаться друг с другом, превосходя друг друга в жестокости, не надеясь на милость. Страсть наша замешана на крови, желания наши – рев проголодавшихся хищников посреди саванны.

Танцуй со мной, богиня, уже горят костры и сверкают ножи. Танцуй со мной! Ты принесешь меня в жертву, а затем воскресишь – так повелось от начала времен. Днем я пою для тебя свои песни, а ночью люблю до изнеможения, ибо мы те, о ком сказано: трудно вместе и невозможно врозь.

Твоя ненасытность делает меня неутомимым. Ты жаждешь страсти – и моя страсть клеймит тебя изнутри. Отдайся мне и возьми меня, в этом стремлении мы едины, нераздельны. И пусть время сметет нас своим крылом, словно пыль, мы пребудем вовек – в звездах небесных, и песках пустыни, и водах морей.

Ошеломленная, она смотрела на него так, будто он только что, на ее глазах, сотворил небо и землю. И впридачу зверей полевых.

– Что? – смущенно спросил Константин.

– Карстен… – Она облизнула губы. Кашлянула. – Костя…

– Ну-ну?

– Не знаю что сказать. На язык просятся жуткие банальности. Это просто невероятно, да. Это прекрасно.

– Пойдем купаться? – предложил он, помолчав.

И они пошли купаться.

Темная вода приняла их ласково, подарив ни с чем не сравнимое ощущение покоя. Гармония снаружи, гармония внутри. Возвращение в рай. Зависнуть, распластавшись на поверхности сонной лягушкой. Подмигнуть звездам, дружелюбно взирающим из глубоких небес, из бескрайнего космоса, населенного тварями божьими. Поверить в бога – да, вот в эту самую минуту, – и даже помолиться, и вознести хвалу.

Обтираясь полотенцем, Константин поймал себя на желании оглянуться и бросить взгляд на группу деревьев между пляжем и дорогой. С чего бы? Пробудились иррациональные страхи пещерного человека? Тщательно, без спешки он оделся, шепнул Алине «стой здесь, я сейчас», включил фонарик и направился к роще.

– Ясас![4] – промолвил незнакомый голос.

Из-за дерева выступила худая долговязая фигура, очень похожая на фигуру самого Константина. Длинные, как у индейца, прямые черные волосы. Изуродованное синяками и ссадинами лицо.

– Ясас, – откликнулся Константин.

Луч фонарика выхватывал из тьмы все новые и новые детали: узкие черные джинсы с модными разрезами и потертостями, черный кожаный ремень с овальной серебристой пряжкой, футболку цвета серый меланж. На левом запястье индейца поблескивал золотой браслет, на шее – цепочка. Он выглядел довольным жизнью, несмотря на следы побоев, и смотрел на Константина спокойно и прямо, с безмятежной улыбкой человека, готового в любой момент рискнуть головой.

– Говоришь по-гречески?

– Понимаю, но не говорю. По-английски, если можно.

– Можно. – Индеец перешел на английский. – Как тебя зовут?

– Константин Дрёмов. А тебя?

– Нестор Беглитис.

Он протянул руку, и Константин ее пожал.

– Ты подобрал то, что я выбросил, Константин. Где сейчас эта вещь?

– Откуда ты знаешь, что я ее подобрал?

Улыбка Нестора стала еще безмятежнее.

– Ее нет больше нигде. Значит, она у тебя.

– Да. Почему ты ее выбросил?

– Увидел вас внизу.

– А почему сейчас отвечаешь на мои вопросы?

– Ты это заслужил.

Константин переглянулся с подошедшей Алиной. Нестор тоже посмотрел на нее и учтиво наклонил голову. Она кивнула с натянутой улыбкой.

– Мобильник принадлежит тебе? – продолжил Константин после паузы.

– Нет.

– Тому парню, которого прикончили гориллы Франгоса?

Нестор помрачнел.

– Да. Он был идиот, большой дурак. Но убивать его не стоило. Я не успел ему помочь. – Он сердито дернул головой. – Я тоже большой дурак.

– Как его звали? И что он, Христа ради, натворил?

– Джонас Геруланос. Он продал фуру вина с завода Цафтариса… – В глазах Нестора промелькнуло любопытство, смешанное с опаской. – Ты спросил, кому принадлежит мобильник. Интересный вопрос. Я не предполагал, что услышу его.

– Я пытался понять, почему этот несчастный обшарпанный мобильник представляет такой интерес для Франгоса… или для Цафтариса, учитывая, что Франгос – его человек. Я просмотрел все sms-сообщения, исходящие и входящие, и записную книжку, и список звонков. Мое внимание привлекло сообщение, в котором был указан номер 00412668 INV…

– И ты догадался что это такое, – произнес Нестор.

– Номер документа, который в России называется счет-фактура, в англоязычных странах – инвойс, а во франкоязычных странах – фактура. Так же там был номер CMR…

– Кто ты такой? – опять перебил Нестор.

– В полиции тебе не сказали?

– Я не спрашивал.

– Набери в Гугле «Константин Дрёмов» и узнаешь все что тебе нужно.

Минуту они молча жалили друг друга взглядами.

– Вы с Геруланосом были партнерами, так? – заговорил Константин. – И крутили мозги Цафтарису, владельцу завода. Он об этом узнал и поручил Франгосу провести среди вас разъяснительную работу. Да, – он кивнул в ответ на какие-то свои мысли, – вы были заодно. Это ты скинул ему номер инвойса и номер CMR на телефон, которым позже завладел. Спрошу в свою очередь: кто ты такой?

Нестор нахмурился и отвел взгляд.

– Ладно. Можешь не отвечать. Полагаю, ты секретарь офиса на винодельне Антониса Цафтариса.

– Точно, – процедил тот сквозь зубы.

– Рассказывай, – предложил Константин. – Ты ничем не рискуешь. Я не полицейский, не производитель вина, не продавец вина. Я обыкновенный искатель приключений.

Еще одна пауза, наполненная сомнениями, колебаниями и подозрениями. Наблюдая за Нестором, Алина почти физически чувствовала, как стучит кровь у него в висках, стучит от ураганом кружащихся в голове мыслей. Наконец он решился.

– Джонас был агентом по продаже вина. Он сказал Цафтарису, что у него есть покупатель, который готов взять целую фуру по два евро за бутылку с отсрочкой платежа на два месяца. Цафтарис принял предложение. И Джонас продал фуру вина, но не по два евро за бутылку, а по шесть, к тому же на условиях предоплаты. Разумеется, ему пришлось подделать инвойс…

– …и помог ему в этом ты, Нестор Беглитис. Ты выдал Джонасу Геруланосу номер инвойса и образец, а затем вложил подделанный им инвойс в пакет документов, с которыми фура ушла с завода.

– Да.

– В фуре пятнадцать тысяч четыреста восемьдесят бутылок… – задумчиво промолвил Константин.

– Да! Да! – Нестор сверкнул на него глазами, точно рассерженный кот. – Я уже понял, что считать ты умеешь.

Этот всплеск эмоций не произвел на Константина ни малейшего впечатления.

– Какой процент от стоимости фуры Джонас брал за работу?

– Пять процентов.

– Таким образом он во-первых: получил от Цафтариса пять процентов от тридцать одной тысячи евро, то есть, грубо говоря, полторы тысячи евро; во-вторых: продал товар с отсрочкой платежа на два месяца по шесть евро за бутылку, разницу положив себе в карман… погоди-ка… шестьдесят две тысячи евро он слупил с покупателя! Неплохо.

– Было неплохо до тех пор, пока Цафтарис об этом не узнал.

– Какова твоя доля?

– Я готов поделиться с тобой. Сколько ты хочешь?

– Я подумаю и сообщу тебе.

– Простите мою бестолковость, – произнесла молчавшая до сих пор Алина, – но я никак не пойму, откуда Цафтарис об этом узнал. Где и как прокололся Джонас?

Нестор исподлобья взглянул на Константина.

– Ты будешь говорить или я?

– Ты, конечно, – усмехнулся тот. – Я же не знаю как все было. Я только предполагаю.

– Но предполагаешь чертовски хорошо.

Константин развел руками.

– Как я уже сказал, – начал Нестор, обращаясь к Алине, – Джонас подделал инвойс при отгрузке товара, а когда груз пересекал границу ЕС, на таможне была оформлена экспортная декларация, о закрытии которой поставщика, то есть Цафтариса, информировали брокеры. Джонас расчитывал, что двух месяцев ему вполне хватит, чтобы закончить свои дела и свалить. Он не ожидал, что Цафтарис так быстро узнает, что его вино ушло совсем за другие деньги.

– Так он узнал об этом из экспортной декларации?

– Ну да. В ней были указаны номер машины, номер пломбы и стоимость груза.

– Я не очень разбираюсь во всех этих тонкостях, – сказала Алина. – А как он вышел на тебя?

– В пакет документов входит еще CMR, где указываются номер инвойса, адрес отправителя груза, адрес получателя груза и опять же его стоимость. Также в CMR можно увидеть фамилию человека, подготовившего документы, и даже номер его мобильного телефона.

– Парни рисковали, конечно, – заметил Константин, – но могло и прокатить.

– Вмешательство полиции было нежелательно, потому что на винодельне использовали метод шаптализации, запрещенный в странах ЕС. – Алина вздохнула. – Вот Цафтарис и поручил это дело царю горы.

– Кому? – не понял Нестор.

– Франгосу. – Она вздохнула еще раз. Мысли о том, что молодой мужчина умер такой дурацкой смертью, расстраивали ее до слез. – Последний вопрос, Нестор. Можно? Раз уж Цафтарис и Франгос располагали неопровержимыми доказательствами вашей вины, на что им сдался этот чертов мобильник? И на что он сдался тебе? Почему они изо всех сил старались заполучить его, а ты изо всех сил старался его не отдать?

– В нем же остались номера всех тех людей, с которыми работал агент, – пояснил Константин. – Думаю, после его смерти все, кто был хоть немного в курсе, тоже захотели работать с ними (найти покупателя греческих вин, да еще за пределами Евросоюза, это, как мы с тобой уже убедились, не самое простое дело), и между Франгосом и Беглитисом началась маленькая война. Нестор, я прав?

Тот широко улыбнулся.

– Но ведь в документах был адрес получателя груза…

– Получатель груза и покупатель груза – не всегда одно и то же лицо. Джонас не афишировал свои знакомства.

– Потрясающие люди. – Глядя на Нестора с каким-то скорбным восхищением, Алина покачала головой. – Вы готовы терпеть побои, пытки, преследования, даже принимать насильственную смерть… и все это ради денег. Ты и твой приятель Джонас. Чего вам не хватало?

И тут же вспомнила слова Константина.

Я хочу поиграть с дьяволом в кости, скажем так.

Неужели здесь то же самое? Неужели во всех мужчинах… и во многих женщинах тоже… живет это непреодолимое, иррациональное, разрушительное желание?

Хочу почувствовать вкус чего-нибудь настоящего.

Прежде чем ответить, Нестор бессознательно коснулся пальцами своего лица. Своего некогда красивого лица.

– Зачем альпинист лезет в горы? Чтобы почувствовать себя живым. Я работал в офисе…

– И что же?

– Мне не хватало гор. – Он покосился на Константина. – Твой бойфренд понимает.

В этом Алина не сомневалась. Если бы не понимал, то не подобрал бы в саду чужой телефон и не спрятал бы его позже и от Франгоса, и от полиции.

– Ну и денег, конечно. Я люблю деньги. Куда же без них. В нашем мире деньги означают возможности.

Константин одобрительно кивнул. Было видно, что такой ответ его полностью устраивает.

Молча они уселись на траву, образовав треугольник, и распили бутылку вина, обходясь двумя имеющимися стаканами. Выкурили по сигарете. Разделили на троих плитку шоколада и пакетик орехов кешью. Всем было ясно что это не просто так. Сотрудники российской виноторговой компании «Золотая лоза» Константин Дрёмов и Алина Уланова перешли на сторону греческого афериста Нестора Беглитиса.

– Ты на машине? – спросил Константин.

– Да. Она там, – Нестор махнул рукой, – недалеко от твоего мотоцикла.

– Хорошо. В Ханиоти, тем более в нашем отеле, тебе лучше не появляться. Договоримся так. Ты будешь ждать меня в кондитерской «Лемони» на трассе. Я отвезу Алину в отель, заберу из сейфа мобильник Джонаса и пешком дойду до кондитерской, там отсилы десять минут. В кондитерской, понял? Внутри. На людях.

– Понял.

– Франгос уже на свободе?

– Не знаю. Но Цафтарис на свободе. Так что держи ухо востро.

Константин выругался сквозь зубы. Немного подумал.

– Если они нарисуются завтра или послезавтра, я скажу, что отдал мобильник тебе, потому что ты пришел первым.

– Оʼкей. Я не хочу тебя подставлять.

– Как получилось, что ты нашел меня раньше, чем люди Цафтариса?

– У меня есть человек в центральном офисе оператора сотовой связи.

– Ценный кадр. – Константин взял в руки смартфон. – Скажи мне свой номер. Тот, которым пользуешься сейчас.

Пять минут ушло на сборы и путь до грунтовой дороги, где они оставили мотоцикл. Алина все гадала, на чем же приехал Нестор. Выяснилось, что на черном «фольксвагене-джетта», и это как нельзя лучше соответствовало его образу. Образу Нестора Беглитиса, существующему в ее голове.

Константин оседлал «ямаху», завел мотор. Мысленно умоляя небеса, чтобы эта эпопея с запрещенными технологиями, поддельными документами, бандитскими разборками, трупами и телефонами побыстрее закончилась, Алина устроилась сзади, обняла его обеими руками, прижалась грудью к худощавой спине. Он мягко тронулся с места и вскоре выехал на трассу. Тогда Алина закрыла глаза и стала вспоминать поэму, которую сложил для нее заточенный в Северной Башне лорд Ройг.