Ловец сбежавших невест

Глава 3. Команда

Оставаться в грязном доме мы не могли. Даже после того, как его очистил Инквизитор – нет. Слишком ужасны и омерзительны были воспоминания.

В темноте и слякоти, уставшие и промерзшие, мы глубоко ночью явились в гостиницу, где для нас были забронированы номера.

– Однако, Энди, – слегка смущенный, произнес Генри, раскрывая передо мной дверь в номер, – я не рассчитывал, что в помощь мне пришлют девушку, поэтому наш номер один на двоих… потом мы что-нибудь непременно придумаем. Но эту ночь нам придется провести вместе, то есть… простите… я лягу на диване, в общей комнате, а вы можете занять спальню, конечно…

Он ужасно мило смущался. И вообще, для вампира он был очень мил. Старомоден? Пожалуй. Казалось, он выбрался из своего склепа и еще не освоился, как следует, в современном мире. На меня, например, он смотрел с интересом и с нескрываемым восторгом. Конечно, я не знала, был ли этот восторг эстетического или… гастрономического характера, но приятнее думать, что Генри находит меня симпатичной, а не вкусной.

– Вы очень привлекательны, Энди, – вдруг произнес Генри, разрешив все мои сомнения, и лучезарно улыбнулся.

От его улыбки у меня голова закружилась.

Да, меня звали не Энди, да, я понимала, что передо мной вампир, самое коварное и опасное существо в мире, да, я знала, что его магическая привлекательность сродни ярким цветам и сладким ароматам плотоядного цветка, привлекающего жертву. Но поделать с собой ничего не могла. Когда он смотрел на меня, в его зрачках разгоралась полная луна, и имя – Энди, – звучало в его устах так сладко, так маняще, так медово-дурманяще… так и хотелось сделать шаг вперед… к нему… в его объятья…

Энди… Моя Энди… Иди ко мне, Энди…

Я с трудом стряхнула это сладостное, манящее наваждение и поспешила убраться от Генри подальше… как можно дальше… по другую сторону стола… чтобы не терять его из виду… и чтобы он не терял из виду меня…

«О, кошмар! – подумала я. – Тянет, как магнитом! Если он прикажет мне вспороть себе вены, вспорю?!»

Но никаких таких опасных приказаний Генри не собирался отдавать. Ему вообще было не до меня. Несмотря на то, что он щедро расточал на меня свое обаяние, я видела – ему что-то нездоровится. Руки его заметно дрожали, на фарфоровой бледной коже высокого лба выступил пот, губы то и дело подрагивали в болезненной гримасе. Он распаковал свои вещи, доставленные в заранее заказанный номер, раньше, чем я, и с видимым нетерпением извлек из саквояжа какие-то ампулы и шприц.

– Что это? – спросила я.

– Лекарство, – ответил Генри, неловко и неумело закатывая рукав своей сорочки. – То, что делает меня человеком.

– А что будет, если не вколоть? Или не успеть? – спросила я, чувствуя, как холодок страха бежит по моей спине.

– Тогда я стану чудовищем, – ответил Генри, ослепительно улыбнувшись и снова поймав влекущим горящим взглядом мои глаза. – Или погибну.

Голодным взглядом.

Генри очень хотел кушать. И голод его был обращен не к булке со свежим маслом. Генри отчаянно хотел моей крови.

Ох.

Только я могла удрать от страшного, как грехи старой проститутки, сэра Перси и попасть в компанию с вампиром! С ума сойти можно! У меня от напряжения и страха все поджилки тряслись. Но как-то придется с этим жить…

Ампул с лекарством у него было совсем немного. Это означало, что времени у нас в обрез – Генри в королевском дворце поставили очень жесткие условия. И ему придется постараться, чтобы самому остаться в живых… Странно то, что Король решил выпустить на волю такое создание, как Генри. Разве вампир не представляет собой опасность для всех окружающих?

Меж тем, совершенно без стука, в номер наш ввалился Инквизитор.

Сбросив свою ослепительно-белую сутану, оставшись одетым как обычный человек – в штаны и рубашку, поверх которой был надет жилет с карманными часами на серебряной цепочке, – он как-то разом утратил свой строгий и смиренный вид и сделался на удивление непростым, опасным человеком.

Теперь, глядя в его тонкое, безусловно, породистое лицо, я отчего-то прекрасно поняла, чем именно мог заниматься этот человек в публичном доме…

Инквизитор принес три бокала на высоких ножках и бутылку вина.

Его глаза были усталые, обведены темными кругами, которые на белоснежной коже были видны особенно хорошо. Белоснежная шевелюра его была растрепана, будто он некоторое время сидел, запустив в волосы пальцы. Но в целом, кажется, Инквизитор держал себя в руках.

– Нам всем это просто необходимо, – прокомментировал он принесенное вино. – Позвольте, я помогу?

Этот вопрос он адресовал Генри, который неумело возился со своими инъекциями.

– О, конечно, – Генри даже обрадовался его помощи.

У Инквизитора неплохо вышло быть медсестрой. Он умело уколол и, глядя как в шприце вспухает облачко крови, смешиваясь с лекарством, недовольно поморщился:

– Ужасный век, – сказал он. – Ужасная погода, ужасные паровозы, ужасный дым, грязный дождь… неудивительно, что все болеют. Инъекции анальгина делают так же часто, как пьют чай. У всех болят головы. Младенцы похожи на бледные цветы. Ужасный век!

Генри не ответил. Но мне было видно, как вместе с лекарством в него вливается какая-то необычная магия. Кожа его уже не светилась так ярко, из черт пропадало невероятное, колдовское обаяние, и тело его, напряжённое, словно сжатая пружина, расслаблялось.

Все это время, видимо, Генри удерживал себя от трансформации усилием воли. Лекарство усыпляло в нем кровавого хищника, и меня уже не тянуло к Генри с такой неумолимой силой. Погасла его слепящая острозубая улыбка, и Генри стал вполне обычным молодым человеком. Красивым, да, но обычным. Уставшим и бледным.

«Это он прекратил звать жертву, – сообразила я. – Значит, он все же испытывает ко мне гастрономический интерес…»

– Выпьем! – меж тем скомандовал Инквизитор, отложив опустевший шприц и сполоснув руки. Пациент его медленно приходил в себя, болезненный пот испарился с его висков, а значит, операцию можно было считать весьма успешной. – Нам действительно все это очень надо. Энди, не отказывайтесь. Вы, конечно, здорово меня удивили своей отвагой, но даже вам, с вашими стальными нервами и твердой рукой, необходимо сейчас расслабиться и забыться.

Я и не смогла бы сопротивляться, и слова бы не пискнула, если б даже он влил в меня силой всю бутылку.

Меж тем Инквизитор решительно плеснул в бокал себе, налил мне – достаточно много, – и покосился на Генри.

– Вам?.. – произнес он вопросительно.

– Пожалуй, – ответил Генри, с любопытством разглядывая рубиново-красную жидкость. – Давно не пробовал вина.

Как давно – он не уточнил, но видимо, очень, если рассматривал и принюхивался к напитку так, словно не пробовал его никогда.

От первого же глотка у меня в голове зашумело, отпустило до боли сведенные плечи. Я тотчас почувствовала себя свободнее настолько, что уселась раскованнее, вытряхнула из ридикюля свой пострадавший в погоне мешочек и принялась зашивать его.

– А что, Генри, – язык мой от вина развязался, – вы родились вампиром?

Ни в жизни бы не задала такой бестактный вопрос! Но он уже давно вертелся у меня на развязанном вином языке, да и когда еще увидишь живого вампира? Хотелось узнать о нем все, и как можно подробнее!

– Ох, нет, конечно, – ответил Генри. От вина его щеки зарозовели, глаза заблестели, и в целом, кажется, вкус напитка ему пришелся по душе. Он рассматривал красную жидкость на свет, принюхивался к ней, а его улыбающиеся губы от вина были кроваво-красными и блестящими, как лакированные. Очень легко было представить, как он ими припадает к шее жертвы и дарит последний, самый сладкий и самый больной, поцелуй…

Невероятно красивый, романтичный, эротичный и невероятно страшный образ нарисовался в моей голове, и я потрясла ею, прогоняя его. Так, совершенно недопустимо думать о постороннем мужчине в таком ключе!

– Я родился вполне обычным человеком, – ответил Генри. Видно было, что он тоже опьянел, и мои вопросы еще не смущали. – Но, видите ли, какая штука… Мой род был очень древним, очень. Видно, что-то пошло не так…

– Близкородственные браки, – подсказал угодливый Инквизитор, снова разливая вино по бокалам. Генри кивнул:

– И это тоже. Словом, не было ни одной смертельной болезни, которой не болели бы мои предки, а затем и сестры с братьями. Они умирали в сравнительно молодом возрасте, женщины – лишившись всех сил в родах. А род надо было бы продолжить. И потому решено было обратиться к вампирам. Только так можно было продлить мою жизнь и остановить для меня время в том возрасте, когда мне едва минуло двадцать лет. Вечно молодой; вечно живущий.

– Кем решено? – тут же влез священник. – Полагаю, все ваши родные к тому времени были мертвы?

– Мной, – ослепительно улыбаясь, ответил Генри, глядя ему прямо в глаза. В его ласковом взгляде, обращенном к Инквизитору, воедино слились хищная ярость, присущая кровавым убийцам, древняя мудрость и стальная воля. – Мной было решено. Порой, чтобы остаться в выигрыше, надо принимать нестандартные решения.

– Сколько вам лет, Генри? – поинтересовался Инквизитор со смешком.

– Триста примерно, – с тем же смешком ответил Генри, свежий, хрупкий и юный, как мальчик. – И я не самый древний вампир, что на сегодняшний день существует в королевстве.

– О! – воскликнула я. – О! Есть и еще?!

– И куда больше, чем вы думаете, – ответил Генри просто. – Ведь те, что сделали мне прививку, – он усмехнулся, – не подверглись никакому преследованию.

– При Гемато-Короле, Повелителе Крови, они, наверное, живут привольнее, – развязно заметил Инквизитор, с удовольствием допивая вино.

Чем больше он пил, тем больше благочестивый образ него слезал, словно фальшивая позолота с дешевых обоев. Все больше в его чертах проступало чего-то другого, непокорного, опасного, дерзкого. На его белоснежные щеки лег алый яркий румянец, губы так же разгорелись, как и у вампира, в алых глазах появилось что-то такое, отчего я стыдилась смотреть в них. Взгляды и улыбки его становились все откровеннее, и я с удивлением вдруг поняла, что священник-то совсем молодой мужчина, притом отменный самец, покачественнее и посильнее многих…

Ох, и престранный же священник! Распутник и развратник – вот что я думала о нем сейчас, глядя, с каким живым интересом он меня разглядывает, вовсе не скрывая своих нескромных взглядов.

Да простят меня его святые крылья. Это все вино, а не я.

– Вовсе нет, – возразил Генри. – Гемато-Короли правят давно, разве вы заметили при них разгул вампиров? Этого не будет, и допустить этого нельзя, и Гемато-Король это понимает. Не то вампиры выкосят все население.

– Вы нелестно отзываетесь о своих сородичах, – ядовито заметил Инквизитор, одним глотком приканчивая вино в бокале. – А ведь они подарили вам… долголетие да и саму возможность существования.

– Жизнь, – угодливо подсказал Инквизитору Генри. О, эти двое стоят друг друга! – Они подарили мне жизнь, я жив, мое сердце бьется, и я не мертвец, как это принято считать в расхожих глупых сказках. Но я, в отличие от моих сородичей, – в тон ему ответил Генри, – не в полной мере вампир. Я очищаю свою кровь от их… безумия. Я добровольно отказываюсь от охоты на людей и от приятных бонусов, которые дает человеческая кровь.

– А есть и бонусы? – встряла я, и тут же пожалела, потому что хмельные глаза Генри глянули на меня, и я снова ощутила тягу. Влечение к нему, зов, который шептал и звал: приди ко мне! Иди… иди ко мне!

– Конечно, есть, – очень ласково, очень нежно, и очень страшно произнес Генри, так, что меня начало клонить в сладкий сон, и при этом сделалось невероятно жутко. – А как же вы думали, милая Энди! Древнейшая в мире магия, опасная, отточенная веками – и без приятных бонусов носителю?

Весь мир перестал для меня существовать, остались одни лишь его глаза, и я словно впала в транс, глядя в них. Мне показалось, что синие зрачки менялись, как рисунок из стекол в калейдоскопе, становились то темнее, то светлее, и я слышала лишь его голос:

– Вы себе не представляете, какую силу может обрести вампир, искупавшись в крови девственниц! А женщина-вампир становится так прекрасна, что затмевает собой всех красавиц. Но главное – сила.

Я вдруг почувствовала, как меня рывком кинуло к Генри, словно он потянул невидимую веревку. Миг – и я оказалась с ним лицом к лицу, мои губы – рядом с его лаковыми, сладкими от вина губами.

От Генри пахло мятой и еще какой-то свежей травой. Он смеялся, заглядывая мне в глаза, словно пытаясь на дне их рассмотреть мою душу, заметавшуюся в ужасе, словно попавшая в западню птичка. Я покорялась его взгляду, сила его зова была так велика, что я поднялась в воздух, и, кажется, от пола даже оторвались кончики моих ботинок.

Он силой своего зова заставил меня левитировать! Направлял своей магией – мою! Не взмахивая палочкой, не касаясь меня вовсе!

– А ведь я не пил живой, девственной крови очень, очень давно, – шепнул он. Его губы были так близко, что я едва не поцеловала их, покоряясь его воле, его нескромной шалости. – А представьте силу тех, кому удастся окунуться в такую ванну?

– Ох!

Я пришла в себя так же неожиданно, как и подчинилась зову вампира, и обрушилась вниз, потому что ноги мои меня не слушались. Так бы и упала, если б Инквизитор не поймал меня, крепко сжав ладонями мою талию.

– Попалась, – вкрадчиво произнес он, удерживая меня от падения.

Поймал – и рассмеялся, увидев мое смущение.

Улыбка у него была… влекущая. Он смотрел на меня из-под полуприкрытых век, на щеках его играли обаятельные ямочки, а руки его чуть поглаживали мое тело.

Ничего предосудительного он не сделал, и не позволил себе вольностей, как Генри, но в его крепких руках я остро почувствовала себя женщиной. Не набором качеств, приличествующих девушке, а живой женщиной. Почувствовала свое тело, по которому волной разнесся жар, чувствовала тепло ладоней Инквизитора, услышала свое дыхание, биение собственного сердца. Мне было стыдно до ужаса и одновременно приятны его внимание и его прикосновения.

И влек он меня к себе не как вампир – не силой магического зова, а силой своих рук, прижимая к себе, к своему неожиданно крепкому, сильному, тренированному телу, будто отлитому из металла. Чем таким занимается Инквизитор, чтоб быть в такой прекрасной физической форме?!

– Сию минуту пустите, – выпалила я отчего-то шепотом, словно боялась, что кто-то нас увидит в этой ситуации, и… и… и мне станет еще стыднее. – Не то я выстрелю! Мне хватит духа!

– Ни секунды в этом не сомневался! Два раза в сердце? – рассмеялся Инквизитор, но руки все же разжал. – Не бойтесь, мисс, я не беру приличных девушек силой.

Брать девушек силой! Это же надо такое придумать! Стыд, словно кипяток, опалил мои нервы, когда я представила… ох, совершенно нечаянно представила, как Инквизитор роняет меня на стол и придавливает сверху тяжестью своего сильного и гибкого тела, а его красные губы прижимаются к моим…

Ох уж эти мужчины!

Интересно, почему дома я не испытывала ничего подобного? Нет, к сэру Пери понятно, его слюнявые поцелуи кого угодно отвратят, но остальные-то молодые люди?! Никто не казался мне таким вот опасным и развратным, как эти двое…

И таким же желанным…

Да во всем нашем городишке во всех мужчинах не наберется эротизма и с ноготь мизинца святого Инквизитора!

– А неприличных? – фыркнула я, отстранившись и нащупывая пистолет. Он очень удобно вписался за ремешком, стягивающим мою талию. Словно тут всегда и был.

– Бывало, – честно признался бесстыжий Инквизитор. От подобного признания я снова вспыхнула так, что, казалось, сейчас щеки лопнут от стыда. Он что, нарочно дразнит меня?! Провоцирует?!

– Как можно священнику вести себя таким образом?! – поразилась я.

– Главе Ордена, – поправил меня Инквизитор назидательно, указав на свою руку, на пальце которой поблескивал перстень. – Первый среди Равных. Разве не должен я нести людям любовь и наказание?..

Ох, какой бесстыжий! Как-то странно он трактует понятия любовь и наказание!..

– Однако, Генри, – произнес Инквизитор, отстранившись от меня и принимая вид приличный, сосредоточенный и серьезный, – а что вы скажете о возможности того, что беглые невесты отправляются не только в публичные дома, но и на стол вампирам?

Генри, до того преспокойно смакующий вино, поперхнулся и внимательно глянул на Инквизитора.

– Ну, каким-то образом диаспора вампиров все еще существует, хотя я давненько не слышал о кровавых преступлениях с обескровленными бледными трупами, – заметил Инквизитор.

– У них есть лицензии на охоту в королевских лесах на крупную дичь, – ответил Генри не очень уверенно.

– Но это не отменяет того факта, что именно человеческая кровь дает им силу, а не что-то иное, – упорствовал Инквизитор.

– У них, – мучительно, словно признаваясь в чем-то постыдном, почти выкрикнул Генри, – есть исключительное право казнить приговоренных преступников! Под бдительным наблюдением судьи, обвинителя и адвоката они… выпивают жертву досуха. Врач констатирует смерть, тело уничтожается. Сжигается в мертвом пламени до серого пепла.

– Ах, вот даже как… Но согласитесь – этого мало. Что там достается каждому? По наперстку! По глотку! Существование на грани голода. Не вампиры ли утаскивают удравших невест в свое логово, для своих ванн? Немного больше силы – и вот усилиями вампиров созревает очередное магическое существо…. Вот и мисс Мак Алистер говорит, что принцесса-то поддельная. А я не знаю ни единого существа, кроме вампирских куколок, которые мастерски бы притворялись людьми так, что невозможно отличить. Они ведь умеют натягивать какую угодно личину, не так ли, Генри?

Генри поморщился, отставил бокал.

– Ну, – нерешительно произнес он, – вообще, да. Но куколки почти безвольны, они слепые исполнители… Они могут только принять нужный облик и сделать то, чему их научат. А мастерски убегать… притворяться принцессой, вести беседы и плести интриги…

– Тогда это может быть почти созревшая куколка, – настаивал священник. – Почти вампир.

– И что же вы предлагаете? – просил Генри.

Священник налил себе вина и выпил его залпом. Щеки его заалели, как прозрачные лепестки мака, в красных глазах промелькнуло одержимое выражение.

– Может, – произнес он вкрадчиво, – наведаться к ним в гости и обо всем расспросить? Если они в этом замешаны, мы наверняка сможем там найти ту, что выдает себя за невесту короля, вернуть ее во дворец и отдать на милость Гемато-Короля…