– Да вы с ума сошли! – вскричала я, услыхав, куда клонит Инквизитор. – Идти к вампирам! Не к одному, не двум – к ВАМПИРАМ!!! В их логово! Вы пьяны!
– Разве что немного, – ответил Инквизитор мне небрежно, не отрывая взгляда от Генри. Казалось, он нарочно подначивает вампира, нарочно сомневается в его храбрости и в его верности Королю. – Ну, так что, Генри? Хватит у вас духу, чтобы навестить родственников?
– У меня-то хватит, – заметил Генри, притворяясь задумчивым и озабоченным. – А вот у вас… Это не так безопасно, как вам кажется. Даже с учетом вашей силы, Ваше Святейшество. Со всем моим уважением.
– Их там много? – деловито осведомился Инквизитор, игнорируя намеки Генри. Кажется, он был более чем уверен в себе и в своих силах. Хвастун!
– Полагаю, немало, – улыбнулся Генри. – И я бы предпочел, чтобы мы – если, конечно, спустимся к ним, – начали бы с дипломатии и разговоров, а не с драки, на которую вы почему-то настроены.
– Что значит – если? Мы конечно спустимся к вампирам, – ответил Инквизитор, игнорируя замечания Генри о драке. – Если вы боитесь нападения, то я могу идти за вами тайно. И тогда вам ничего не будет угрожать. Вас примут как родного!
– Тогда я пойду с вами! – встряла я. Кажется, вино и мой разум не пощадило. О, что я творю!.. – Я не могу отпустить вас одних на такое опасное дело!..
Инквизитор и вампир, до того задиристо стоящие лицом к лицу и едва ли не пихающиеся грудь в грудь, с изумлением перевели свои взгляды на меня.
– Но Энди, – осторожно произнес Инквизитор. – Это действительно опасно!
– Ну и что с того! – храбрилась я. – Вы, кажется, забываете, что я – помощница Ловца. Меня Департамент прислал! Я должна быть рядом с Генри! Я должна сделать это, чтобы защитить всех девушек от ужасной судьбы! А вот вы каким боком причастны к расследованию, и почему мы должны вас слушаться – не понятно!
Генри, выслушав мою горячечную речь, лишь рассмеялся, а Инквизитор недовольно поморщился.
– Однако, это бунт, Инквизитор, – произнес Генри.
– Никакого почтения в нынешних девицах! А потом такие вот бегут из-под венца, – пробурчал он недовольно, даже не подозревая, как недалек от истины. – Думая, что сами могут управлять своей жизнью и справиться со всеми неприятностями… Я к этому расследованию причастен уж тем, что являюсь главой Ордена Инквизиторов, и мне не нравится то, что происходит в королевстве! Я сам решил расследовать это дело, во имя и на благо Гемато-Короля.
– Еще один все решает сам! – сварливо заметила я. – Один решает стать вампиром, чтоб выжить, второй – сует нос в королевские дела, никого не спросив! А женщинам в самостоятельности вы оба отказываете.
– Энди, – мягко сказал Генри, шагнув к столу и, словно фокусник из рукава, выставил на нем в рядок несколько серебряных пуль. – Ваша твердая рука нам действительно может понадобиться. Только вам придется свой револьвер заряжать вот этими патронами. И вылазка наша действительно очень опасна.
Я опустила взгляд на те пули, что тонкие нервные пальцы Генри по одной выставляли передо мной. На каждой из них, на округлой серебряной глади, был незатейливо прорезан крест, чернеющий на светлом серебре.
– Разрывные, – пояснил Генри, увидев мое удивление. – Распускаются, словно серебряные розы, и урон наносят нешуточный. Вы уверены в том, что вам надо идти с нами?
Я лишь кивнула.
Само провидение, верно, выписало мне билет вернее золотого, что сейчас был спрятан за манжетой моего платья. Оно, это магическое провидение, перед моим лицом развернуло красочную картину с возможными последствиями моего поступка, со страданиями и ужасами, которых я избежала чудом, и я чувствовала свой долг.
Долг перед теми, к кому магия была не так благосклонна, и кого не уберегла от рук негодяев.
Я должна была найти мерзавцев и покарать! А потом, вероятно, выйти замуж за Перси. В наше неспокойное время даже Королю непросто, так отчего я должна оставаться в стороне и не вносить свой посильный вклад в общее дело процветания государства?!
Перси, конечно, страшный, но все говорят, что он добряк. Я искренне попрошу у него прощения и, надеюсь, он меня простит.
– В случае опасности, – видя мою решимость, произнес Генри, – тотчас же стреляйте. Возьмите много пуль, насыпьте в карман. Если метнуть такую, как камешек, то вампиру все равно не поздоровится.
– Так мы идем или нет? – вклинился нетерпеливый священник, лихо надвигая на свои белоснежные кудри котелок Генри. Вид у Его Святейшества при этом был отчаянный, как у головореза и разбойника. – Настало время для решительных действий!
**
Куда мог завести нас вампир для встречи с другими вампирами?
Разумеется, на кладбище! В темноте, в тумане, который скрывал все предметы на расстоянии двух шагов, мы крались между крестов и надгробий.
– Вампиры обитают в могилах? – с неудовольствием произнесла я, в очередной раз поскользнувшись на могильных плитах. Генри поморщился, явно не в восторге от моей глупости:
– Как вы себе это представляете? Разве можно жить в норе размером пару шагов на пять?
– Откуда я знаю! – ответила я. – Но ведь зачем-то же вы привели нас сюда.
– Не могилы раскапывать, – лаконично ответил Генри, и из тумана прямо перед нами выступили каменные темные стены склепа. Щегольская тросточка вампира пару раз стукнула по стене склепа, будто Генри хотел удостовериться в ее крепости, и вампир остановился.
– Старый королевский склеп?! – выкрикнула я, отшатнувшись.
Склеп был действительно стар, так стар, что даже почетного караула у его дверей больше не выставляли. Цветы в каменных вазах у входа давно увяли, их приносили от случая к случаю, потому что память о почившем монархе тоже потихоньку засыпала.
– Конечно, – ответил Генри. – Вампиры, несмотря на свою опасную сущность, очень тонкие ценители прекрасного. Они не могут жить нигде, только в замке.
– В замке? Откуда замок в склепе? – удивилась я.
– Погодите, – посмеиваясь, ответил Генри, – вы еще не так удивитесь.
Он раскрыл двери склепа, и Инквизитор туда первым просочился, как бледное приведение. Глаза его горели как рдеющие угли. Генри же эта поспешность была смешна; он нарочно задержался у входа в склеп, чтобы посмотреть, как Инквизитор будет метаться внутри – как ищейка, потерявшая след.
– Все намного проще, Инквизитор, – произнес он, когда священник обследовал все уголки, чуть ли не обнюхал все щели и даже к саркофагу с телом покойного короля отнесся с подозрением. – Как в любой приличный дом, нужно всего лишь постучаться или позвонить. Но прежде, чем мы войдем туда, обещайте мне, что вы пойдете тайно, и не станете попусту раскрывать ваши крылья с благословением. Вампирам священные слова режут уши.
– Я бы и глотки им перерезал, – преувеличенно вежливо ответил Инквизитор, – но обещаю, что буду держать себя в руках. Вы, кстати, сделали то, ради чего подставили шею под укус вампира? Оставили потомство, Генри? Продолжили род?
– Нет, – беспечно ответил Генри, обходя саркофаг покойного Короля. – Как-то не встретил достойной девушки.
– Тогда постарайтесь сохранить себя, – агрессивно произнес Инквизитор, и, на миг распахнув свои белоснежные слепящие крылья, обнял ими себя и исчез!
Генри лишь хмыкнул, оглядев место, где только что стоял Инквизитор. Затем он подошел к изящной статуе ангела, преклонившего колени, и лишь тронул колокольчик, свисающий на нитке старых четок. Звона я не услышала, но зато стена склепа дрогнула и ушла вниз, открыв перед нами ход вниз.
– Подземный замок, – подсказал Генри, увидев мое изумление. – Все привыкли, что в замки лестницы ведут вверх. А этот расположен под землей. Позволите, мисс?
И Генри, церемонно подав мне руку, переступил порог прибежища вампиров. Я без слов последовала за ним.
И это действительно был замок!
Мраморная роскошная лестница уходила далеко вниз, под землю. По обе ее стороны вспыхивали свечи, истекающие янтарным воском, стоило нам сделать шаг на ступень ниже. Наверху, над нашими головами, загорались люстры, и с писком по потолку расползались какие-то белесые, странные существа.
– Куколки, – как бы между прочим произнес Генри, указав на целую груду копошащихся на потолке бледных тел. Это были омерзительные голые создания, белые, с полупрозрачными кожистыми крыльями, пронизанными сосудами. Они собирались в стаи, прижимались друг к другу, словно пытались согреться или найти защиту. – Вампиры такие, каковыми их рождают матери.
– Что?! – вскричала я, с ужасом осматривая жмущихся друг к другу омерзительных созданий. – И вы мне только сейчас об этом говорите?! Они же сейчас…
– Ничего они вам не сделают, – парировал Генри, крепко ухватив меня за руку и удерживая, чтоб я не вырвалась и не сбежала тотчас же. – У них нет клыков, они не могут вас укусить. Они беспомощны и слабы. Даже не понимают, что происходит. Чего вы так испугались?
– Как – чего?! – возмутилась я. – Вам когда-нибудь приходилось спускаться к существам, которые смотрят на вас, как на обед?!
– Однажды довелось, – посмеиваясь, ответил Генри.
Он ступал по ступеням величественно, словно король, ведущий за руку свою даму сердца перед многочисленной публикой. Медленно и прекрасно. Неспешно, чтобы черные мерзкие глазки на белесых уродливых лицах нас могли рассмотреть. Чтобы всем показать свою силу, свое бесстрашие, себя – с ног до головы.
И я, собрав в кулак всю свою волю и храбрость, следовала за ним, чувствуя, что погружаюсь во тьму, все глубже и глубже, словно в болото.
– Раньше отцу и матери показывали свою избранницу! А теперь первую попавшуюся девицу! Это ужасно символично – и так подходит нашему бессовестному веку, не так ли!
От страха, спускаясь по лестнице, я зажмурила глаза, признаюсь; а когда услышала этот истеричный и бессовестный голос, обозвавший меня первой попавшейся девицей, я распахнула их, словно по мановению волшебной палочки. И вот уже не было никакой долгой лестницы под ногами, а был залитый светом многочисленных люстр роскошный зал впереди, и натертый до блеска пол. А вместо жалких куколок на потолке, в страхе жмущихся друг к другу – сухой старик, раздетый в шелка, словно самый модный франт, выписывающий церемонные поклоны.
– Добро пожаловать в ночной подземный Де Камине, юная мисс, – проскрипел этот старик, извиваясь передо мной в поклонах, как цирковой акробат, сверля меня голодным взглядом. Зубы его были темные, кривые, желтые, но ужасно опасные. – Так называется мой дом, наш семейный замок. Правда, он прекрасен?
– Правда, – подтвердил Генри вместо меня, встав между мной и кривляющимся престарелым франтом. Я же смолчала, рассматривая зал с раскрытым ртом.
Ничего прекраснее я не видела – как и ничего ужаснее. Мраморный подземный дворец был убран шелками, тонкими и пестрыми, как крылья умирающей бабочки. Фонтаны шелестели безвкусной, какой-то мертвой водой. Мебель – обитые шелком диваны, кресла, резные столики с мертвыми засушенными цветами в вазах – все тонкое и изящное, творения старых мастеров.
И женщины, вероятно вампиры – напудренные, завитые и разодетые в пестрые платья красавицы с причудливыми колье или воротничками на шеях… чтоб скрыть рваные, старые, незаживающие черные раны. Они выступали из полумрака, неся в руках горящие свечи, словно заблудшие души в потустороннем мире, и было это жутко и величественно.
Дамы смотрели на меня враждебно, фыркали насмешливо, осматривая мой корсаж, перетянутый кожаными ремнями. Этим теням прошлого, разодетым в платья и наряды минувшего века, я казалась некрасивой и простой, как грубая крестьянка.
Ножки их были обуты в изящные шелковые туфли, дамы-вампиры приближаясь невесомо и бесшумно, даже не шелестя роскошными пышными юбками. Их прекрасные глаза горели, будто эти красавицы увидели какое-то невероятное сокровище. И сокровищем этим была я – полная крови и живая. Вкусная и манящая…
– Зачем ты явился, неудачный эксперимент, – проскрипел старец, снова невпопад кланяясь почему-то мне.
– Чтобы спросить кое о чем, жалкий проказник, – в тон ему ответил язвительный Генри. – Мне показалось, или вы нарушили договоренность?..
– Договоренность? – подозрительно переспросил кривляющийся вампир.
Он производил странное впечатление. С одной стороны, он вел себя как клоун. Лицо его было набелено пудрой и нарумянено дорогими румянами, на щеке приклеена мушка. Тело его вихлялось, как на шарнирах, на плешивой голове был надет красивый парик с золотистыми волосами. Жалкий старый шут.
С другой стороны, он был одет богаче короля! На его тощих узловатых пальцах были надеты перстни огромной ценности и невероятной красоты! Камзол его – старомодный, прошлого века, – был расшит жемчугом и светлым шелком, а на ногах натянуты самые тонкие и красивые чулки. Он все время кланялся, выписывая причудливые кренделя ногами, обутыми в туфли с шикарными бантами, и я и глазом не успела моргнуть, как он подобрался совсем близко и задел подол моего платья, отвешивая очередной церемонный поклон.
– Ну-ка, в сторону, подальше от меня, – процедила я, выхватив из-за пояса револьвер в тишине мертвого зала взведя с щелчком курок своего пистолета, целясь прямо в страшный, красный рот. – Или я вышибу вам мозги, сударь. И я не промахнусь, будьте уверены!
Вмиг его деланное гостеприимство испарилось, он оскалился и зашипел на меня разинутой злобной клыкастой пастью. Бледная маска из пудры потрескалась, кусочки его макияжа посыпались, как осколки, открывая под собой неживого цвета кожу…
– Шире рот, господин кровосос, – все так же нахально и смело произнесла я, делая вид бесстрашный и непоколебимый, хотя от ужаса у меня колени подгибались. – И я вернее вышибу ваши старые зубы вместе с мозгами! Как вам серебро, по вкусу?
– Она может, – подтвердил Генри беспечно. – Эта дама со мной. Она не предназначена вам на ужин. Так что прочь все. Не то я не ручаюсь за себя.
– Подлое отродье… О чем ты хотел спросить? – съежившись, сгорбившись, рявкнул вампир, откатившись клубком разноцветных тряпок от меня.
– Не одна ли из ваших дочерей нацепила личину королевской невесты и разгуливает наверху, – ответил Генри. – Вот о чем я хотел спросить. Но не у тебя, а у твоего хозяина. Твои слова стоят дешевле камней на дороге. Так что иди и позови его.
Тот, кого Генри называл проказником, оскалился.
– Ты разве забыл, – тихо, с издевкой, произнес он, жестом указывая на вампирш и отскакивая, чтобы Генри мог хорошенько их рассмотреть, – своих названых сестер? Все они здесь. Какая из них тебя заинтересовала?
– Я говорю не об этих прогнивших насквозь старухах, – весьма грубо ответил Генри. – Девица весьма точно скопировала принцессу. А мы-то с тобой знаем, что только куколки могут копировать внешность людей так хорошо.
Паясничающий старик собирался что-то едкое ответить Генри, но не успел.
– Куколка? – произнес кто-то голосом, полным величия и внутреннего достоинства. – Ты говоришь, что я смог вырастить хитроумную дочь, которая, не обладая магией иной, кроме мимикрии, водит за нос всех королевских ищеек, и ждешь, что я выдам ее тебе? Да ты, видно, совсем ума лишился, моя фатальная ошибка, мой неудачный, блудный сын, осквернивший гнездо…
– И тебе долгих лет жизни, Князь Полуночи, – язвительно ответил Генри, стаскивая со своей головы поношенный черный котелок и отвешивая такой же клоунский поклон, в каких до этого перед нами изгибался вампирский шут. – Рад тебя видеть, несмотря на твою враждебность и неуважение. Послать шута встречать меня… ай, ай!
Я чуть не села на зад, разом позабыв о своих угрозах расстрелять вампиров, увидев того, кого Генри признал как хозяина дома и назвал Князем Полночи! Вот это был настоящий король, полный достоинства, силы и власти!
Князь Полуночи был очень высок, атлетичен и статен, настоящий великан! Бледный, как все вампиры, но ему это даже шло. Намного представительнее вечно юного Генри, зрелый и красивый породистый мужчина. Его черные волосы блестели и крупными кольцами ниспадали на плечи, на светлое, бледное золото шитья его костюма. Ногти его были отполированы до блеска, туфли пошиты по самой последней парижской моде!
А в руке его был бокал. Старинный хрустальный бокал на золоченой ножке, с чем-то густым, темным, почти черным. Но когда Князь сделал глоток, смакуя странный напиток, я увидела, что жидкость в бокале не черного, а красного-красного цвета… густая и еще теплая… еще не свернувшаяся кровь, от которой губы Князя блестели и тоже были ярко-красными.
И улыбка. Сводящая с ума слепящая улыбка вампира. Я готова была упасть в обморок от острого желания тотчас разодрать себе грудь ногтями и подарить свое сердце Князю, если б Генри не поднес к моему лицу платок, остро пахнущий чесноком!
– Убийца-каторжник, полагаю? – невинно поинтересовался Генри, кивнув на бокал, который Князь Полуночи держал в длинных наманикюренных пальцах изящно, с известной грацией. – Не самый аппетитный фрукт в этом королевстве. Ни за что не стал бы брать это в рот… Надеюсь, я не сильно помешал казни?
– У меня нет той, что ты ищешь, – свысока глядя на нас, слишком серых и ничтожных в сравнении с его сияющей неувядающей красотой, ответил Князь Полуночи, игнорируя издевательский вопрос Генри о содержимом его бокала. – А если б была, то вряд ли я ее тебе выдал… Таки редкие бриллианты надо беречь, холить и лелеять.
Князь Полуночи говорил с Генри свысока, с явным презрением, всем своим видом показывая, что аудиенция окончена, и мне даже стало стыдно и обидно за Ловца. Но не Генри; он, несмотря на пренебрежение, которое демонстрировал к нему вампир, стыда не испытывал, улыбался во весь рот, и принял весьма фривольную позу, небрежно опираясь на свою тросточку.
– А если я сейчас обыщу Де Камине? – произнес он. – Ты же знаешь, у меня есть такие полномочия. Я имею право перевернуть любой дом и любой склеп во владеньях Гемато-Короля, если это поможет следствию. И твой замок – не исключение. Ты такой же подданный, как и все. На тебя не распространяются никакие привилегии.
Князь Полуночи с яростью обернулся к Генри; он был так зол, что старый разряженный шут в испуге шмыгнул в сторону, а вампирши разразились ужасным шипением, словно их черные души вырывали из их старых тел.
– Как смеешь ты, – прошипел и Князь, обнажая страшные клыки, – угрожать мне?! После того, как я подарил тебе возможность жить вечно, ты, неблагодарный червяк, говоришь, что имеешь права прийти ко мне в дом и все тут перевернуть?
– Да, – нахально улыбаясь, подтвердил Генри. – А что тут такого? Мы заключили договор. И мне кажется, ты его нарушаешь, если твоя куколка разгуливает вне стен твоего замка. Значит, я имею полное право ее арестовать. Не так ли?
– Почему ты… такой?! – яростно выдохнул Князь Полуночи. – Почему ты неблагодарен?! Почему для тебя ничто не значат узы, связывающие нас?! Почему ты отказываешься служить семье, которая помогает биться твоему сердцу?! Мы приняли тебя в свою семью! Я ожидал от тебя великих дел, – Князь картинно развел руками, – но ты ничем не заявил о себе миру!
– Так в этом, – усмехаясь, ответил Генри, щуря синие глаза и все так же небрежно опираясь на палку, – и есть мое самое большое завоевание. Разве нет?
– Ничтожество! – яростно прорычал вампир, некрасиво разевая зубастый ужасный рот. Ой, а вот этого делать было не надо! Когда вампиры забывают о расточении своего обаяния, они становятся ужасно уродливыми.
– А ты думал, – подленько хихикнул Генри в страшное, зубастое лицо Князя Полуночи, все так же небрежно опираясь на свою тросточку, – что я после обращения стал бы тебе служить и помог тебе погрузить весь мир во мрак? Ты мечтал выйти на поверхность, застроить все королевство склепами и каждый день обедать новым, свежим человеком, даже без привкуса тюремных кандалов? Что ж, я не оправдал твоих надежд. Резонный повод разочароваться во мне. Так что там с куколкой?
– Я же сказал, – прошипел яростно Князь Полуночи, – что у меня нет той, что ты ищешь!
– А в бокале что? – так же быстро спросил Генри, делая шаг вперед, и о чудо! Этот сиятельный великан, гордо именующий себя Князем, отшатнулся от Генри в испуге. – Неужто я действительно поспел к казни? Это не запас, не добыча в королевском лесу, это свежая кровь? Не желаешь поделиться? Ничего, я как-нибудь потерплю привкус тюремного смрада. Ну, что же ты так жаден? Дай мне бокал!
Грозный голос Генри разнесся по залу, отдавшись эхом ото всех стен, и Князь Полуночи отступил еще на шаг, а его дети – разряженные дамы и жуткий старикашка, – зашипели жутко, защищая его.
– Дай сюда сейчас же, – прорычал Генри, яростно и страшно сверкая покрасневшими глазами, наступая на Князя. – Ты что, заманил в свою нору кого-то? Юную девственницу? Ты пьешь ее уже долго, и поэтому у тебя достаточно магии, чтоб созрела куколка?! Дай сюда бокал!
Рев Генри, визг старика, вздумавшего вцепиться мне клыками в ногу, и крик Князя слились воедино.
А еще мой выстрел.
Я пальнула не глядя, отвернув лицо, зажмурив глаза, но снова попала – одна из вампирш упала и корчилась на полу, разорванная серебряной пулей.
Старик тоже верещал, вертясь волчком. Вместо моей ноги в зубы ему попалась ловко подставленная трость Генри, и клыки его, скрежетнув по дереву, выкрошились черно-желтыми обломками.
– Осина, – пояснил мне Генри, демонстрируя поцарапанную зубами вампира трость. – Отличный выстрел, Энди!
Меж тем Князь Полуночи терял всяческий человеческий облик. Лицо его становилось белой маской какой-то неведомой красноглазой твари, черные волосы превращались в жесткую гриву, рвущуюся на ветру, отполированные ногти превращались в когти… грифона?!
– Попробуй, отними! – проревело чудовище, величественное, прекрасное и жуткое, поднимая кубок с кровью высоко над головой. Его смрадное дыхание превращалось в дымные черные ленты, вырывающиеся из могучего птичьего клюва, глаза вспыхнули адским огнем.
Вмиг зал погрузился во тьму, наполненный рваными черными лентами. Стало так тихо и темно, что я слышала свое испуганное частое дыхание и потрескивание застывающей воды в фонтанах. Во мраке притаились чудовища; я слышала нечеловеческий скрежет, потрескивание, словно в коробке с жуками, хихиканье, и чувствовала, как они движутся, приближаясь ко мне…
Князь Полуночи, все так же удерживая кубок высоко над головой, чтобы Генри не достал, отвел другую руку в сторону. В когтях ажурным огненным полукругом возник призрачный серп. Его словно нарисовало пламя на чернильной темноте, в которую погружался зал.
С ревом и воем, в отчаянном броске Князь Полуночи замахнулся этим серпом на Генри, вспарывая тьму, из которой во вспышке пламени проступали страшные лики его детей. Я увидела их всего на миг, но этого хватило, чтоб прицелиться и трижды выстрелить. Судя по визгам, две пули достигли цели.
Но вот удар Князя цели не достиг. В тот же миг, как он замахнулся, за спиной Генри распахнулись величественно ослепительно-белые крылья Инквизитора в святом благословении. Князь Полуночи взвыл, когда свет опалил его лицо, грудь, ранил глаза, и мрак был повержен, начал рассыпаться серой пылью.
– Это, по-вашему, дипломатия?! – гневно прокричал Инквизитор Генри, напрягая все свои силы и направляя свою магию на то, чтобы рассеять черноту и отогнать от нас визжащих, ранящихся о его святой свет вампиров. – Надо было сразу с драки начинать! По крайней мере, был бы эффект неожиданности!
– Как умею, так и веду переговоры! – прокричал в ответ язвительный Генри.
– Тристан Пилигрим! – провыло чудовище с ненавистью. – Жив, грешный Инквизитор, святоша с темной душой!
– Я привык доделывать свою работу и отдавать долги, – огрызнулся Инквизитор, в лице которого появилось что-то одержимое, прочное, демоническое. – Даже самые старинные! Я не умру прежде, чем утащу тебя в могилу!
Инквизитор, приняв на свои крылья первый удар тьмы, отшвырнул Генри себе за спину весьма непочтительно, и прыжком занял его место. Черный старинный узкий инквизиторский меч его бесстрашно и со зловещим лязгом скрестился с серпом Князя Полуночи, и стало совершенно понятно, чем таким занимается Инквизитор, чтобы оставаться в прекрасной физической форме.
Это, наверное, должен был быть эпичный бой – бой раненного чудовища и отважного воина Света, – но быстрее узкого клинка Инквизитора и огненного серпа Князя Полуночи была темная гибкая тень, которая выскочила из мрака за спиной вампира.
Я выстрелила на движение, но промахнулась; вспышка от выстрела осветила на миг девицу, черной пантерой напрыгнувшей на плечи Инквизитору – вот же дерзость! – оттуда – на грудь Князю Полуночи, оттолкнув его далеко от Инквизитора и Генри, и затем выше – по поднятой высоко руке вампира, цепляясь когтями, словно кошка в кору дерева.
От боли и неожиданности Князь Полуночи вскрикнул, махнул неловко своим оружием, но тщетно. Черная тень достигла вожделенной цели и припала жадными губами к черной вязкой жидкости.
– Тварь! – вскричал Князь Полуночи яростно. Кровь, дарующая силу вампирам, исчезла в один миг в жадной глотке нахалки.
Отчаянно он пытался скинуть с себя куколку. Упал на пол и разбился опустошенный кубок, а маленькая черная тень точь-в-точь как кошка цеплялась за вампира, понимая, что когда она окажется на полу, вампир пристукнет ее своим серпом.
Завизжав отчаяннее тонущей кошки, это существо оттолкнулось от истерзанной руки Князя и с криком кинулось ему прямо в лицо, отталкивая еще дальше от нас, от остолбеневшего в изумлении Инквизитора, от Генри и от меня. Стальные когти ее скрежетнули по клюву грифона, кроша его, нахально и дерзко рванули веко на огненном глазу, разодрали лицо. Раны были серьезные, и вряд ли вампиру удастся вернуть свою красоту…
– Куколка! – взревел Инквизитор, отходя от шока, рванув вперед и отпихнув вопящего Князя Полуночи.
Этот странный святоша, этот хитрец, каким-то особым чутьем угадал, что фальшивая принцесса – именно куколка, и поэтому нас потащил к вампирам! Но, кажется, он ошибся семьей, к которой принадлежит эта скользкая девица…
Тьма, в которую спрыгнуло гибкое кошачье тело, ответила гадким, пакостным хихиканьем. Чудовище нахально облизнуло окровавленные кошачьи усы, мигнуло страшными алыми глазами, и ускользнуло так же быстро, как ящерица с солнцепека.
Князь Полуночи, теряя свой грозный вид, роняя перья, превращающиеся в ничто, выл и плакал от злости и бессилия. Глубокая черная рана словно расколола его лицо надвое, глаз едва не вываливался из поврежденной глазницы, и вампир стыдливо прикрывал его ладонью.
– Ты!.. – яростно выкрикнул он, тыча в сторону Генри. – Маленький нечестивец! Это ты притащил в мой дом это!.. Эту дрянь! Эту грязь, эту предательницу!
Я совершенно ничего не понимала. Если это не его куколка, то чего же это она предательница?..
Но прояснять все эти вопросы было некогда. Князь Полуночи взревел, превращаясь в мерзкого монстра, из души его вырвалась такая тьма, что, казалось, воздух кричит вороньими голосами и хриплыми смешками самых лютых демонов.
Бесформенный рот вампира оскалился желтыми, старыми, но очень острыми зубами, он втянул в себя воздух и выдохнул синим пламенем прямо в меня, в то самое место, на котором я стояла. И тут бы и пришел мне конец, если б Генри ловко не сдернул меня из-под смертельного дыхания Князя, а Инквизитор не закрыл нас собой, распахнув шире крылья и бросившись прямо под пламя.
– Что происходит?!
Я ничего и понять не успела, как мы с Генри уже неслись по темным залам подземного замка. Позади нас, раскаленный, сиял белый крест – то Инквизитор, заслонив рукой лицо, принимал на себя всю пламенную ярость от короля вампиров, – а вслед за нами, по пятам, неслось синее страшное пламя, сумевшее вырваться из-под белоснежных крыльев Инквизитора.
– Мы что, бросим его там?! Одного?! Погибать?! – проорала я. Мне казалось, что носки моих ботинок не касаются пола, и Генри тащит меня по воздуху, словно воздушный шар.
– Инквизитору не страшен гнев Князя! – проорал Генри, задыхаясь от быстрого бега. – А нам несдобровать! Быстрее, быстрее!
Но все, что я могла сделать – это перебирать ногами в воздухе.
Огонь катился за нами, как живой, яростный зверь. Он карабкался по стенам, страшными когтями комкая роскошные шелковые обои и портьеры, охватывал люстры, заставляя свечи янтарными слезами проливаться на ковры и сгорать до черного пепла, прыгал по мебели, превращая лакированное дерево и шикарную обивку в уродливые черные головешки.
Он хватал меня за подол, и я принялась прибивать его своим верным мешочком, желая только одного – чтобы мешок пожрал все пламя, как до этого слопал бомбу. Но магическое пламя – это даже не взрывчатка. Я видела, как мешок разевает свою бархатную пасть, но огня было слишком, слишком много…
На Генри загорелся его котелок. Вампир одним взмахом его откинул прочь, а бушующее пламя поглотило шляпу в один миг.
Подол моего платья тоже полыхнул, и Генри, заметив это, на бегу ухватил его одной рукой и рывком лишил меня юбки.
– Мама! – заверещала я, семеня следом за вампиром в одних панталонах.
Следом за моим платьем в огнь полетел и сюртук Генри, и почти сразу же – его жилет и сорочка. От жара на моих ботинках лопнули и расползлись шнурки, и я избавилась от обуви, дрыгнув ногами.
– Мы сгорим! – верещала я. – Генри, это конец! Куда мы бежим, Генри, выхода нет!
– Есть! – рявкнул он.
Словом, спасения мы достигли в престранном виде, и я бы даже сказала – в постыдном. В совершенно голом, если быть точнее, Генри – с тростью, а я – размахивая пистолетом и разбухшим от адского пламени мешком.
Генри привел меня, как ни странно, не наверх, а в самый низ замка, в склеп, где стоял каменный саркофаг. Толком оглядеться я не успела: Генри плечом поддел крышку и буквально швырнул меня в каменный гроб, на выцветшие, осыпающиеся от старости голубые шелка. Не успела я и пискнуть, как он свалился рядом со мной, и с трудом вернул тяжелую каменную крышку на место.
Пламя налетело на саркофаг с гудением и воем, захлестнуло его своими голубыми лепестками, рекой огня омыло его, как волна омывает разбитый корабль. А мы с Генри в ужасе прижались друг к другу, глядя, как в щель между неплотно подогнанными камнями, словно дымные пальцы черного призрака, рвутся жуткие синие лепестки огня.
Вскоре все стихло.
Огонь, оббежав весь склеп, не смог нас найти, и ушел куда-то, пожирая все на своем пути. А мы с Генри, переведя дух и кое-как придя в себя, сообразили, что лежим в гробу в весьма развратной позе, словно любовники, совершенно голышом, прижатые тяжелой каменной крышкой, и одежды, чтобы прикрыть наш срам, нету! Ни клочка!
– О, – только и смогла сказать я. Генри, тяжело дыша после бега и проделанной работы с крышкой каменного саркофага, шумно сопел, подрагивая, прижимаясь ко мне, и что-то жесткое упиралось мне в область как раз между целомудренно сжатых ног.
– Прощу прощения, Энди, – вежливо произнес Генри, утыкаясь носом мне в шею. – Но иного способа избежать смерти не было. Вероятно, если б мы смогли бежать быстрее, то остались хотя бы в белье, но вышло так, как вышло.
Он неловко пошевелился, жесткий неудобный предмет снова настойчиво ткнулся мне меж ног.
– Генри, – несчастным, дрожащим голоском проблеяла я, погибая от стыда и желая только одного – умереть сию секунду. Тем более, что гроб уже есть. Самое подходящее место. – Уберите вашу трость, пожалуйста.
Генри завозился, больно толкаясь коленками, и мне пришлось чуточку разжать ноги. Сразу стало удобнее, Генри устроился как нельзя лучше, но вот этот предмет… он назойливо давил там, где и касаться не стоило бы!
– Генри…
– Прошу прощения, Энди, – пропыхтел Генри, краснея до корней волос, – но это не трость. Просто вы такая привлекательная юная леди, что я не мог не выразить свой восторг.
– Генри! Чем это таким вы в меня тычете?! – воскликнула я, подозревая неладное.
– Вам лучше не знать, Энди, – мучительно краснея и кусая губы, произнес смущенный Генри.
– О, – в полном замешательстве произнесла я.
– Энди, – произнес несчастным голосом Генри. – Вы же на службе у Короля. А служба подразумевает трудности и лишения, – он снова завозился, твердое и упругое снова ткнулось между моих ног, и я почувствовала, как волна непонятного восторга и тепла сжала мое тело, поднимаясь от живота вверх, в груди, выбивая напрочь дыхание и останавливая сердце. Да, да! Мне показалось, что сердце в моей груди замерло, когда Генри, устроившись с максимальным комфортом, вдруг положил мне на бедро теплую ладонь.
– Смелее обнимайте меня ногами, – хрипло пробормотал Генри, сопя, как паровоз, разводящий пары. – Мы никому не скажем об этой… м-м-м… пикантной ситуации. Ради Короля можно и потерпеть.
– Да, ради Короля, – повторила я как заклинание, зажмурившись и списывая все происходящее на долг. Я должна терпеть лишения и неудобства… тем более, что неудобства такие приятные…
Мы обняли друг друга, сплелись, как две лозы, растущие тесно-тесно, сразу отыскалось место для рук и ног, и стало совсем не тесно в гробу, предназначенном для одного… Так, стоп! Прочь, бессовестный и романтический момент – а он был более чем романтическим, потому что Генри сопел мне в шею и аккуратно приглаживал мои волосы, лезущие ему в лицо.
– Генри! – изумленно выдохнула я, осматривая наше каменное убежище, чтобы как-то отвлечься от стыдного момента, – но это же гроб, Генри! Как вы догадались, что он тут есть?! А вдруг бы тут кто-то был?!
– Никого бы тут не было, – ответил Генри. – Потому, что это мой… гхм…. гроб. Я тут спал.
Ну, с точки зрения комфорта, он неплохо тут был устроен! Когда-то… Мягкое шелковое ложе, подушка в тонких кружевах…
Меж тем Генри стал как-то особенно беспокоен. Он думал, я не замечаю, но его нервные, но очень осторожные телодвижения, осторожные поглаживания моих раскрытых бедер его бедрами было не заметить трудно. И этот жесткий предмет… гхм… конечно, я уже догадалась, что это такое, и обмирала от страха и смущения, он упирался мне прямо… гхм… в то место, где отчего-то ныло и пульсировало так, словно сердце решило перебраться жить в мои панталоны.
– Что такое, Генри? – спросила я. Вампир еще немного повозился, и я заметила, что его спина под моими ладонями дрожит мелкой дрожью.
– Ох, Энди, – потерянно и смущенно пробормотал Генри. – Поймите меня правильно… У меня с девушками очень, очень скромный опыт… да и не было давно…
– Но вам же триста лет, Генри! – изумилась я. – Вы вечно молоды и очень хороши собой! Как так вышло?! Вы могли бы выбрать любую девушку, укусить ее и сделать вечно юной, как и вы!
– Ну… – неопределенно протянул он, вкрадчиво обнимая меня за талию, прижимая к себе и осторожно поглаживая – вот же черт! – этим самым жестким предметом там, в ноющем и мокром горячем месте. – Я не очень этого хотел. Скажем так, я много времени провел взаперти, и у меня было… м-м-м… много работы. И хорошеньких девушек так близко я не видел уже… давненько, словом. А вы, Энди… я нахожу вас очень привлекательной.
– В каком смысле? – деловито осведомилась я. – Раз уж мы с вами стали… настолько близки и откровенны, я хотела бы спросить у вас напрямую: вы считаете меня привлекательной в гастрономическом плане?
– Что? – удивленно переспросил Генри. – В гастрономическом? О, нет, вовсе нет! Вы же видели, как я делаю инъекцию. Я безопасен. Я вовсе не хочу отведать вашей крови и могу держать себя в руках, даже… кусая вас.
Последние слова шелковой бабочкой сорвались с его юношески-ярких губ, он вдруг припал ими к моей шее, и я шумно ахнула, ощутив и поцелуй, и сладкий, томящий, нежный укус.
Его клыки чуть прижали сильно бьющуюся жилку на моей шее, с такой нежностью и страстью, что я задрожала вся, не в силах сдержать рвущийся из моей души стыдливый восторг. Наверное, от этого прикосновения не лопнул бы и мыльный пузырь, таким тонким и осторожным оно было. Сердце мое под ладонью вампира колотилось все сильнее, и он, пальцами ощутив мой жар, мое возбуждение, отстранился от моей шеи и в полутьме отыскал своими губами мои губы.
Не знаю, что он там говорил о небольшом опыте с девушками, но от его поцелуя у меня, кажется, кудри расплелись. Магия всемогущая, если б так умел целоваться сэр Перси, я б простила ему его нелепый вид и помчалась бы за него замуж, теряя свадебные туфли!
Но сэр Перси целоваться не умел.
Более того, мне казалось, что он своими слюнявыми лошадиными губами – да простят меня все лошади королевства! – напрочь отбил у меня всякую тягу к подобного рода ласкам. Прикасаться к человеку ртом!? Благодарю покорно, но нет!
А с Генри все было иначе.
Его губы были приятные и нежные, теплые, и вытворяли такое, что я сама привлекла его к себе, постанывая, и сама потерлась о жесткий предмет, потому что там, внизу, ныло и требовало прикосновений совсем уж невыносимо!
Генри запустил руку в мои волосы, мягко вжался в мое тело, запустил язык в мой рот, и это было так развратно и чувствительно, что я заскулила, прося пощады.
Голая.
Лежу голая под возбужденным мужчиной.
Под красивым мужчиной. Под мужчиной, умеющим целоваться, под мужчиной, чье тело казалось мне таким привлекательным… наощупь.
В гробу!!!
Но эти доводы возмущенного и шокированного разума тонули в прелести головокружительного поцелуя, который я тотчас же назначила первым в своей жизни! Все остальные, все прочие, что со мной случались – это не в счет, потому что я даже не понимала, зачем они нужны, и кому они интересны, эти слюнявые причмокивания.
Теперь вот поняла…
Крышка саркофага, скрежеща о камни, медленно отодвинулась прочь, и мы с Генри отпрянули друг от друга так быстро, и так далеко, как только смогли.
Мои привыкшие к темноте глаза пребольно резанул яркий свет. Над собой я увидела белоснежное лицо Инквизитора, украшенное залихватскими черными усами, нарисованными жирной черной сажей. В руке его был обычный масляный фонарь, который светил не то, чтобы сильно ярко, но мои глаза его свет резал нещадно. Неодобрительно глянув на голую задницу Генри, удобно разместившуюся между моими голыми бедрами – о, стыд! – Инквизитор строго хмыкнул, но ничего не сказал, а лишь бросил нам в саркофаг кучу тряпья.
– Одевайтесь, – сухо скомандовал он.