Ловушка для холостяка

6

Полковник ошибся. Прошла не неделя, а всего один день, и в его кабинете снова возникла мадам Лозинская. На этот раз она не кокетничала, не дарила своих романов и не обещала Гунину сделать из него литературный персонаж. Да и выглядела она весьма неважно, словно не спала ночь.

Самое любопытное, и это отметил про себя Александр, тоже находившийся в кабинете, состояло в том, что на этот раз и полковник выглядел совсем иначе. Не хмурым, сухим и деловитым, а веселым, любезным, предупредительным.

— Здравствуйте, Лидия Михайловна, ласково приветствовал он угрюмую гостью. — Рад вас видеть. Но что это, почему столь печальный вид? Ваша дочь снова вас огорчила?

Лозинская села на предложенный стул и молча нехотя кивнула.

— Опять пропала? — ахнул Александр.

— Наоборот!

— То есть, как это — наоборот?

— Умоляю, — дама обращалась к обоим сыщикам одновременно, — избавьте меня от этой мерзавки! Я заплачу любые деньги…

После такого заявления физиономии сыщиков выразили совершенно разные чувства. Полковник Гунин едва сдерживал ехидство, стараясь при этом придерживаться рамок приличия и не выдавать своих чувств, Александр же был потрясен и огорчен одновременно. Такая юная и такая коварная!

— Что случилось? — первым заговорил он. — Почему вы так говорите о своей дочери?

— Она мне не дочь!

Александр вскинул глаза на шефа, а тот молча кивнул: «Не мешай, пусть сама все расскажет».

— Николай Александрович! — с трагическим надрывом воскликнула писательница. — Я вас обманула!

— Ничего страшного, — успокоил ее сыщик. — С кем не бывает…

— У меня нет дочери и никогда не было! Я вообще девственница!

Теперь уже Александр окончательно растерялся и на протяжении всего остального разговора только ошарашенно крутил головой, мало что соображая. Зато торжествующий Гунин вел себя весело и непринужденно.

— Расскажите-ка нам обо всем по порядку, — предложил он Лозинской. — И начните с самого начала: зачем вы придумали всю эту историю?

— Затем, что я хотела сделать вас героем своего нового романа «Сыщик-философ», — страдальчески произнесла Лозинская, одной рукой прикладывая к своим глазам платок, а другой доставая из сумки сигареты. — Но не знала, как к вам подступиться.

— Хорошо, с этим понятно. Но почему же вы не признались еще вчера, когда мы привезли к вам эту девицу?

— Мне было стыдно!

— И это понятно. Ну и что же произошло дальше?

— А дальше эта бесстыдница заявила, что квартира ей определенно нравится, а потому она намерена в ней поселиться. Николай Александрович! — На этот раз Лозинская зарыдала по-настоящему. — Умоляю, избавьте меня от этой аферистки! Она ведет себя просто ужасно. Знаете, что она мне вчера сказала? «Теперь все знают, что ты моя мать, так что не вздумай позориться, отказываясь от своих слов». Что мне делать? Неужели, — и тут она вскинула на Гунина полубезумный взгляд, — неужели мне придется идти в женскую консультацию за справкой о том, что я никогда не рожала и даже не была с мужчиной?

— Ну, до этого дело не дойдет, — успокоил ее полковник. — Но как же вы писали свои эротические романы, если у вас не было собственного опыта?

— Я художник! — мгновенно выпрямившись, гордо заявила Лозинская. — А в литературе существует такая вещь, как творческая фантазия. Для того чтобы описать, как героиня испытывает оргазм, писательнице совсем не обязательно испытывать его самой.

— Разумеется, — согласился Гунин и с самым невозмутимым видом добавил: — Достаточно испытать фантазм.

— Что? — удивленно переспросила Лозинская.

— Да нет, это я так… неологизмы сочиняю. Так на чем мы остановились?

— Избавьте меня от этой ужасной девицы! — удивляясь, как можно забыть самое главное, повторила Лозинская.

— Хорошо, избавим. Где она сейчас?

— У меня дома. Смотрит телевизор, а меня — можете себе представить, какова нахалка! — послала за пивом!

— Хорошо, мы сейчас едем. Спускайтесь пока вниз и подождите меня у машины. Мы идем следом за вами.

Лозинская кивнула и, спрятав в сумку так и не зажженную сигарету, вышла за дверь.

— Ну откуда же я знал! — воскликнул Александр, не выдержав укоризненного взгляда шефа. — Она так похожа на ту девушку с фотографии… Да, может быть, это она и есть… Кроме того, она мне сама сказала, что ее зовут Настя, а ее мать — Лидия Михайловна Лозинская.

— Ой ли? — усомнился полковник. — А ну-ка вспомни, как ты ее вчера допрашивал?

Александр напрягся, вспомнил и со стоном схватился за голову.

— Боже, какой же я идиот! Ведь это я ее спросил: «Вашу мать зовут Лозинская?» — а она только кивнула. Да и про дедушку-академика я тоже вчера говорил…

— Вот то-то и оно. Плохо же ты усвоил методы допроса, — наставительно заметил Гунин и вдруг насмешливо прищурился: — Или здесь что-то иное? Я понимаю, трудно допрашивать подозреваемую, если она смотрит на тебя такими невинными чудными глазками… Ладно, поедем повидаемся с нашей красавицей.

В дороге Лозинская снова принялась жаловаться на Настю, обзывая ее то «маленькой стервой», то «уличной шлюхой».

Александру было крайне неприятно это слышать, и потому он очень обрадовался, когда полковник Гунин внезапно осадил даму одним жестоким вопросом:

— А вам не кажется, что в вашем возрасте стоило бы гордиться не девственностью, а такой очаровательной дочерью, как Настя?

Лозинская надулась и всю оставшуюся дорогу молча курила, демонстративно выдыхая дым в окно.

Вскоре все трое уже входили в подъезд дома на Кутузовском проспекте.

— Николай Александрович, вы уж сами с ней поговорите, — заискивающе попросила Лозинская. — А то мне она только хамит.

— Конечно, поговорю, — согласился полковник и вдруг добавил: — Но и у меня к вам ответная просьба.

— Пожалуйста, — сразу обрадовалась дама. — Для вас все, что угодно, дорогой Николай Александрович!

— Не делайте меня героем вашего романа. Да и вообще, пишите лучше женские романы, зачем вам детективы? Ну что, обещаете?

Лозинская поникла, но нашла в себе силы кивнуть. Открыв входную дверь, она пропустила в квартиру обоих сыщиков и лишь затем вошла сама.

— Она там, в гостиной, телесериал смотрит, — прошептала Лозинская, кивая на полуоткрытую дверь, из-за которой раздавались голоса: «О, Джон, я так люблю тебя!» — «А я тебя уже не люблю, Мэри. Позволь мне наконец жить своей жизнью и уйди от меня навсегда!»

— Ну что, пиво принесла? — спросила Настя, не отрываясь от телевизора.

— В тюрьме, милая девушка, пиво не положено, — отвечал полковник, — оно, знаете ли, входит в список вещей, запрещенных к передаче.

— Ой, это вы? — удивленно оглянулась девушка и тут же рассвирепела: — Так эта старая грымза, вместо того чтобы сходить за пивом, поехала к вам? А, привет, Шурик, — последнее относилось к Александру, — рада тебя видеть. Ну, я ей сейчас покажу!

— Вот видите, как она со мной разговаривает! — тут же пожаловалась Лозинская.

— Тебя как зовут? — сухо спросил Гунин, проходя в комнату и выключая телевизор.

— Настя.

— А если серьезно?

— Ну, Ира, Ира меня зовут и что? Мам-Лид, угости сигареткой!

— Кто твои родители?

Девушка хитро прищурилась и скорчила гримасу:

— А вот не скажу!

— Не скажешь? — весело изумился Гунин.

— Не-а!

— Ну тогда мы тебя выпорем! Александр, иди сюда. Держи ее за плечи, вы, Лидия Михайловна, будете держать за ноги, ну а я… — И полковник выразительно расстегнул пиджак и взялся за пряжку брючного ремня.

— Не, вы чего, совсем спятили? — изумилась бывшая Настя. — Я же орать буду! Не имеете права! А еще менты!

— За ментов — еще пару раз всыплю, — ласково пообещал Гунин, действительно снимая ремень на глазах у изумленного помощника и хозяйки квартиры.

— Николай Александрович… — пробормотал Александр, но был тут же оборван начальственным окриком:

— Молчать! Выполнять приказание!

Видя, что взрослые подступают к ней с трех сторон, девушка вскочила на диван, потом спрыгнула на пол и попыталась вырваться, но Гунин проявил не меньшее проворство, схватив ее за плечи и ловко опрокинув обратно. Последовала комическая возня, в результате которой Ирина получила несколько увесистых шлепков по своей джинсовой попке.

— Ну, черт с вами, отпустите, — наконец завизжала она. — Ну скажу, скажу я вам про отца, будь он неладен.

— Только учти: врать бесполезно, — предупредил ее полковник. — Я тут же проверю все, что ты нам наплетешь, так что тебе не удастся выйти из этой комнаты, пока не скажешь всей правды.

— Ну и дураки же вы все! — с неожиданной и абсолютно искренней злостью выдохнула Ира, а Александр невольно улыбнулся. — Зачем вам нужно знать о моих родителях? Мать я вообще не помню, она умерла, когда я была совсем маленькой. А отец у меня натуральный алкаш. Выгнал меня на улицу, сам бомжует, а нашу квартиру сдает каким-то кавказцам.

— А ты не врешь? — Полковник присел на диван рядом с Ирой и вдруг с непритворной лаской погладил ее по плечу.

— Не вру, — огрызнулась девушка, ежась и отодвигаясь. — Вот этого не надо, не люблю! То порете, а то гладить лезете…

— Послушайте! — вдруг вмешалась Лозинская. — А может… Я тут подумала…

Оба сыщика и девушка вопросительно уставились на нее.

— Пусть Ира поживет у меня, — решительно выдохнула расхрабрившаяся писательница. — Если все это правда, то пусть остается. Квартира большая, а я женщина одинокая…

— Но только в том случае, если она будет хорошо себя вести! — сурово заявил Гунин, многозначительно погрозив Ире пальцем.

— Я буду девочка-цветочек! — мгновенно заулыбалась та, вскочив с места и бросившись целовать смущенную Лозинскую. — Мам-Лид, спасибо тебе, ты не пожалеешь!

— Да, ладно, чего уж…

— Ну, вот и прекрасно, — добродушно улыбаясь, заметил Гунин, вставая и кивая помощнику. — А через некоторое время мы приедем к вам в гости пить чай с тортом.

Простившись, оба сыщика вышли на лестничную площадку и вызвали лифт. Но, прежде чем тот успел подъехать, дверь снова распахнулась и на площадке появилась Лозинская.

— Николай Александрович!

— Что такое?

— Я вам очень благодарна!

— За что?

— Теперь я знаю, о чем будет мой следующий роман!

— О чем же?

— О девочке-подростке, выгнанной из дома своим отцом. Я назову его «Без семьи»… впрочем, нет, это уже было. Я назову его «История Насти, найденыша»! — И Лозинская победно взглянула на своего собеседника.

Полковник Гунин тяжело вздохнул, выразительно посмотрел на Александра и, не дожидаясь лифта, стал спускаться по лестнице.