Ловушка для Лиса

Глава 1

Мелодичный причудливый звон разнесся по салону, и Гилберт Льюис неохотно поднял глаза.

— Добрый день, дамы и господа. Наш самолет начинает снижение. Пожалуйста, обратите внимание на надписи «Не курить» и «Пристегнуть ремни». Стюардессы помогут вам при любых затруднениях. Надеюсь, что полет доставил вам удовольствие, и желаю приятно провести время на Лаоми.

Гилберт устало вздохнул и потянулся к пристежному ремню. Полет был долгий — из Лондона с пересадкой в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, а затем бесконечный, казалось, путь над просторами Тихого океана.

Он судорожно зевнул, стараясь не замечать признаков недомогания, которое неизбежно вызывает резкая смена часовых поясов.

Стюардесса, та же самая, что обслуживала Гилберта во все время трансокеанского перелета, сейчас задержалась возле его кресла.

— Все в порядке, сэр?

При звуке женского голоса Гилберт вскинул голову. Дежурная улыбка замерла на губах стюардессы, как случалось всякий раз, когда пассажир с места сорок три Б смотрел на нее… хотя во взгляде этом не было ничего особенного.

Девушку звали Джин Дэвис, и она работала стюардессой уже почти десять лет. До недавних пор ей казалось, что она повидала уже все на свете — от арабских принцев, сопровождаемых закутанными в паранджу женами, и пьяных бизнесменов, ищущих удовольствий, до боязливых туристов, которые весь полет так и проводят в кресле, намертво вцепившись в подлокотники.

Однако за все это время Джин еще ни разу не сталкивалась с подобным пассажиром. До чего же трудно оказалось ей сохранять на губах безличную профессиональную улыбку, когда возле кресла под номером сорок три Б у нее всякий раз подгибались ноги!

— Спасибо, Джин, все хорошо.

Гилберт прочел ее имя на визитке, еще когда она впервые подошла к нему, чтобы предложить кофе, и, конечно же, вмиг распознал эту робкую зачарованную улыбку. Именно так, с небольшими вариациями, улыбались ему женщины с тех пор, как он перестал быть подростком. Вначале это было для него внове, но теперь, когда ему стукнуло тридцать четыре, он почти не обращал внимания на подобную реакцию слабого пола. Вот и сейчас лишь слегка улыбнулся в ответ, не подозревая, что обрушил на девушку всю силу своего магического обаяния, так что у нее захватило дух.

Стюардесса неохотно кивнула. Правила компании строго запрещали своим сотрудницам флиртовать с пассажирами, а уж тем более — напрашиваться на свидания! Однако на миг, завороженно глядя в янтарные лисьи глаза, Джин едва не послала к черту и правила, и свою карьеру.

Затем Гилберт отвел взгляд и принялся застегивать пристежной ремень, а девушка едва сдержав разочарованный вздох, двинулась дальше. Думая об этом потрясающем мужчине, она привычно помогла справиться с ремнем почтенной матроне, обремененной голосистым семейством, а затем прошла в начало салона, где ее напарница проверяла запоры на дверях и убирала грязную посуду.

— Что, Джин, не повезло? — Мэри Джонс, одна из самых опытных стюардесс компании, бросила на коллегу сочувственный взгляд. — Не грусти. Он тебе не пара.

Джин усмехнулась, тряхнув коротко подстриженными каштановыми волосами.

— Это почему же? — задорно спросила она.

— Я видела его фотографию в одном из американских деловых журналов, которые всегда возят с собой бизнесмены. Этот парень — птица высокого полета. Все говорят, что лет через десять он будет миллиардером. Мужчины такого сорта предпочитают иметь дело с женщинами, которые их не боятся.

В голубых глазах Мэри блеснула добродушная насмешка, и Джин отчаянно покраснела. Она и вправду побаивалась пассажира с места номер сорок три Б с той самой минуты, как впервые увидела его.

И вовсе не потому, что этот человек казался способным к жестокости. Просто от него волнами исходила некая притягательная сила и неуловимый аромат, ощутить которые мог ли лишь женщины. Эта аура сексуальности неодолимо влекла к нему всех особ слабого пола, оказавшихся в радиусе ее воздействия, но она же и предостерегала их об опасности, словно говоря: «Берегись! Это настоящий Мужчина, с большой буквы. Слабая духом с таким не справится».

Джин тихонько вздохнула. Пожалуй, лучше все-таки иметь дело с Тедом. Они знакомы целую вечность, чуть ли не с самой школы. Вот уже несколько месяцев Тед собирался с духом, чтобы сделать ей предложение, и в глубине души Джин знала, что даст согласие. Да и маме он тоже нравится.

Забыть об осторожности и потерять работу только ради того, чтобы подцепить притягательного мужчину с янтарным взглядом? Что за нелепая фантазия! Да, но какая сладкая!

— Не могу понять, — задумчиво продолжала старшая стюардесса, — почему такой человек, как Гилберт Льюис, не летит первым классом?

Стюардессы уселись на свои места и пристегнули ремни. Джин сдвинула брови.

— А ты уверена, что это тот самый человек, чья фотография была напечатана в журнале?

Мэри засмеялась. Она летала последний год перед выходом на пенсию и действительно повидала все.

— Думаешь, такого человека можно с кем-то спутать?

Джин припомнила колдовские янтарные глаза и невольно вздрогнула. Эта дрожь отозвалась сладостным трепетом во всем ее теле.

— Нет, черт побери!

Женщины все еще смеялись, когда лайнер мягко приземлился на посадочную полосу аэродрома.

Не ведая о том, какие толки вызвала его персона, Гилберт дожидался, пока выйдут остальные пассажиры, чтобы потом без помех покинуть самолет. Мимо него текли ручейком озабоченные мамаши с горластыми детишками, а обрюзгшие от пива мужчины, перебрасываясь сальными шуточками, стаскивали с верхних полок багаж и шумно проталкивались вперед.

Наконец Гилберт Льюис поднялся на ноги, выпрямившись во все свои шесть футов роста. На нем были всего лишь светло-зеленые легкие брюки и ослепительно белая рубашка из прохладного шелка без пиджака и галстука. Этот легкомысленный наряд сидел на нем, словно элегантнейший смокинг, быть может, потому, что Гилберт был строен, худощав и обладал грацией танцора. Впрочем, когда он потянулся к верхней полке, сторонний наблюдатель мог бы отметить, что этот мужчина вдобавок широкоплеч и мускулист.

Взяв в руку плоский кейс из крокодиловой кожи, Гилберт направился к выходу.

У двери стояла уже другая, незнакомая стюардесса, но Гилберт автоматически улыбнулся и ей, а потом, пригнув голову, вышел на трап под палящие лучи тропического солнца.

Белокурая головка женщины повернулась ему вслед, невольно провожая взглядом. Джин могла бы посочувствовать этой женщине.

Гилберт остановился, чтобы перевести дыхание. Чтобы после искусственной прохлады самолета привыкнуть к влажной жаре, требовалось время. Затем он в потоке пассажиров направился к зданию аэропорта и встал в длинную очередь к окошку паспортного контроля. В этой толпе Гилберт единственный выглядел свежо, без следов усталости на лице. В электрическом свете его волосы искрились рыжевато-золотистым отливом, словно лисья шерсть.

Давным-давно, еще в школе, цвет его волос и глаз служил мишенью постоянных шуток, и в конце концов он приобрел неизбежное прозвище: «Лисенок».

Оно повзрослело вместе с Гилбертом и в юношеские годы обрело в устах женщин иной, интимный смысл. К тому времени, когда он возмужал, не было ни одной из его знакомых, которая не считала бы, что он весьма сексуальный Лис.

Гилберт протянул свой паспорт в окошко, прямо глядя офицеру в глаза. Как опытный путешественник, он давно убедился, что подозрительность является профессиональной чертой таможенников.

Чиновник, обрюзгший мужчина лет пятидесяти с наглыми усиками, беспрерывно жуя резинку, встретился с прямым взглядом янтарных глаз, пожал плечами и без лишних вопросов проставил в паспорте все необходимые печати.

Гилберту повезло — неприметный чемоданчик, составлявший весь его багаж, одним из первых выплыл из отверстия подъемника.

Все это для него было внове. До сих пор он путешествовал только первым классом, да и то только тогда, когда возникала необходимость воспользоваться услугами авиакомпаний, а такое случалось нечасто. Обычно Гилберт предпочитал летать в собственном самолете, но, увы, эта машина не годилась для перелетов через океан. Кроме того, его багаж обычно забирал шофер, а у дверей аэропорта ожидал лимузин. Таможенный досмотр вообще не нужно было проходить, эту проблему заранее улаживал его секретарь.

Люди, возглавлявшие пограничную службу той или иной страны, обычно хорошо знали, кто такой Гилберт Льюис, а потому не только не чинили ему препятствий, но и всячески приветствовали его прибытие. Это имя в любой стране мира означало подъем промышленности, новые рабочие места и баснословные прибыли, так что знающие люди, расталкивая друг друга локтями, спешили урвать свой кусочек от этого сладкого пирога.

Только не на сей раз. Сейчас Гилберт Льюис должен был стать серым и неприметным, как мышь-полевка, а это было не слишком-то легко для человека по прозвищу Лис.

Он вышел в просторный светлый зал прибытия, где в бесчисленные окна лилось щедрое солнечное тепло острова Лаоми. Повсюду сновали молодые женщины, судя по всему, студентки, которые таким образом зарабатывали на оплату обучения. Руки их были увешаны яркими цветочными гирляндами.

Всякого, кто не мчался сломя голову по своим делам, они встречали дружеской улыбкой и с негромким приветствием вручали гостю цветы.

Девушка, первой добравшаяся до рыжеволосого пассажира, была на вид не старше восемнадцати лет, с пышными черными волосами до плеч и дерзкими, чуть раскосыми глазами. Она улыбнулась и негромко произнесла свое приветствие.

Гилберт улыбнулся в ответ и наклонился, иначе миниатюрная девушка ни за что не смогла бы надеть гирлянду ему на шею. При этом взгляды их встретились, и ее черные глаза заблестели ярче.

— Меня зовут Айна.

— Привет, Айна.

— Я учусь в университете. — Ослепительная улыбка на этот раз сопровождалась влекущим блеском черных глаз.

Если учесть, что на две тысячи миль окрест есть только один университет, то становилось ясно, что найти ее будет нетрудно.

Гилберт благожелательно улыбнулся и чуть заметно качнул головой:

— Спасибо, Айна.

Он вышел наружу, в тропическое пекло, и остановился, щурясь на солнце.

Судя по всему, подумал Гилберт, первой вещью, которую я выну из чемодана, будут солнечные очки. Глянув по сторонам, он убедился, что ни один прохожий не забыл об этом столь необходимом предмете. Даже водитель такси, притормозившего рядом с Гилбертом, тоже был в черных очках.

Молодой человек поставил чемодан на заднее сиденье и устало опустился рядом с водителем.

— Отель «Меридиан», — сказал он.

Таксист с легким изумлением глянул на пассажира в зеркальце заднего вида, столкнулся с непроницаемым взглядом янтарно-лисьих глаз и пожал плечами. «Меридиан» был вполне приличным трехзвездочным отелем на главной деловой улице города, однако его никак нельзя было назвать шикарным, в отличие от тех, где обычно останавливались все богачи и знаменитости. А он наметанным глазом тотчас определил своего пассажира как самую подходящую кандидатуру для «Шератона» или, по крайней мере, двух других роскошных отелей, которые красовались на набережной Лаоми.

Гилберт усилием воли заставил себя расслабиться и наслаждаться поездкой. От аэропорта до центра города было почти девять миль, и, едва машина тронулась с места, он откинулся на спинку сиденья, любуясь окрестностями.

Итак, он на месте. Теперь осталось только найти ее.

Теперь, когда их разделяли только считанные мили, Гилберт начал понимать, почему она обменяла британский паспорт на американский и ни разу не покидала остров с тех пор, как десятилетней девочкой приехала сюда вместе с отцом. Лаоми был воистину прекрасен.

Гилберту довелось попутешествовать по всему миру, и лишь сейчас он вдруг осознал, насколько приятно иногда вырваться из большого города. Здесь и следа не было тех уродливых, нагло лезущих в глаза рекламных щитов, которые так портили вид. Повсюду, куда ни глянь, пестрели роскошные цветы всех возможных оттенков.

Отцу бы здесь понравилось, промелькнуло в голове у Гилберта, и он зажмурился, испытав знакомый укол вины и боли. Стиснув зубы, он отвел глаза от пышно цветущих садов и устремил взгляд прямо перед собой, на дорогу.

Там, впереди, вырастал город. Силуэты небоскребов показались Гилберту смутно знакомыми. Они напоминали одновременно и Манхэттен, и Майами. В первом он сколотил первый свой миллион, а во втором подписал уже десятимиллионный контракт.

Таксист, видимо рассчитывая на щедрые чаевые, пояснял гостю, как называется та или иная достопримечательность, а тот не возражал, посчитав, что знание окрестностей ему только пригодится.

К тому же, как только он доберется до нее, у него вряд ли останется время на прогулки по городу.

Гилберт сразу узнал возникшее впереди высотное здание и даже припомнил кое-что из истории этого памятника. Когда-то он был самым высоким на острове.

Везде, куда ни бросишь взгляд, прямо на раскаленных тротуарах теснились столики уличных кафе. Когда таксист остановился у светофора, Гилберт выглянул из открытого окна и увидел, как женщина средних лет берет коктейль из рук вызывающе красивой официантки. Скорее всего, это жена какого-нибудь местного богатея, подумал он, глядя, как дама со смутной улыбкой проводила взглядом официантку и поднесла к губам бокал с жидкостью голубого цвета, в которой плавал цветок.

Гилберт улыбнулся. Добро пожаловать на Лаоми!

Такси пересекло канал, отделявший полосу пляжей от деловой части города, и направилось к отелю «Меридиан».

Пассажир вышел, по привычке дал водителю щедрые чаевые и вошел в вестибюль. Здесь не было ни вращающихся дверей, ни швейцара с эполетами, зато внутри оказалось прохладно, а по углам в кадках росли пальмы.

Он подошел к стойке и одарил простодушной улыбкой портье.

Женщина подняла голову, и глаза ее широко раскрылись. Одним взглядом она охватила золотое пламя волос, высокие, резко очерченные скулы, которые придавали мужественный вид сухощавому лицу незнакомца, острый подбородок, из-за которого оно казалось треугольным, и, конечно же, глаза. Они были янтарного цвета — не карие, не желтые, а именно цвета древнего янтаря. А в какой-то почти звериной мужественности, которая сквозила в каждом движении этого человека, тоже было нечто древнее, первобытное. И женщина невольно напряглась.

Он не идет, а крадется по гладкому полу, с замиранием сердца подумала она. Эхо его шагов едва отдается в просторном вестибюле. Он весь — воплощенная сила, ловкость, гибкость. Словно дикий лис.

— Здравствуйте. У вас заказан для меня номер?

В голосе незнакомца явственно звучал британский акцент, и портье совсем растаяла. Она привыкла иметь дело с людьми множества национальностей, но голоса чистокровных британцев просто обожала. Этот к тому же был низким, но не басистым, и звучал безупречно чисто и ясно, удивительно подходя к сухощавому треугольному лицу.

Женщина невольно вздохнула, смутилась и, виновато улыбаясь, потянулась к регистрационной книге. Лишь через несколько секунд она осознала, что незнакомец терпеливо ждет ответа на свое приветствие.

— Ах да, извините! Здравствуйте. Могу я узнать ваше имя, сэр?

— Гил, — сказал Гилберт Льюис. — Берт Гил.

Портье торопливо перелистывала страницы.

— Все верно. Мистер Гил, номер двести один. Хотите, чтобы туда отнесли ваш багаж? — Рука женщины потянулась к старомодному настольному звонку.

— Нет, спасибо, я и сам справлюсь, — негромко ответил Гилберт. Женщина все смотрела на него, улыбаясь и кивая, и тогда он мягко напомнил: — Я хотел бы получить свой ключ.

— А! Да-да, разумеется! — Портье выдернула ключ из гнезда и протянула его Гилберту. Он направился к лифту, и женщина проводила его взглядом.

Ей недавно стукнуло пятьдесят два года, из которых двадцать девять она прожила в законном браке, произведя на свет пятерых детей, но ничего подобного тому, что происходило сейчас, ей еще не доводилось испытывать.

Войдя в номер, Гилберт с мимолетным любопытством огляделся. Комната была небольшая, но опрятная, с отделкой в голубых и бежевых тонах. Вместо огромной кровати, к каким он привык, здесь стояли две узкие, а когда Гилберт раздвинул полосатые бежево-голубые занавески, перед ним открылся вид на задворки соседнего отеля.

Он усмехнулся и начал распаковывать вещи. Роскошь и все сопутствующие ей блага всегда были для него лишь следствием богатства, и чаще всего он попросту не замечал, что его окружает. Вот и сейчас скромная обстановка номера ничуть не расстроила его.

Гилберт принял душ в тесной клетушке, которая заменяла здесь ванную, и нагишом устало растянулся на постели.

Окажись здесь сейчас стюардесса Джин, или ее старшая подруга Мэри, или девушка с гирляндой, или пожилая портье, — никто из них не был бы разочарован.

Дома, на родине, у Гилберта был небольшой личный пляж, и там он мог хоть целыми днями загорать на песке нагишом, так что сейчас его кожа приобрела золотисто-смуглый оттенок. Руки, ноги и грудь мужчины были покрыты тончайшими рыжеватыми волосками, которые отливали медным пламенем в ярком свете хлынувшего в окна солнца.

Он был идеально сложен, и во сне от него исходила та же непобедимая, притягательная мужественность.

Когда Гилберт проснулся, было уже почти пять часов вечера. За окнами хмурилось, и, похоже, собирался дождь.

Как всегда после короткого, но крепкого сна, Гилберт ощутил себя бодрым, свежим и полным сил.

Он соскользнул с кровати, надел легкие белые хлопчатобумажные брюки и шелковую рубашку в клетку и расчесал волосы, уложив их в привычную прическу. Слева волосы разделял почти невидимый пробор, и они золотисто-рыжей волной ниспадали на высокий лоб, прикрывая уши.

Гилберт подошел к кейсу из крокодиловой кожи и щелкнул замком. Кейс открылся, и молодой человек вынул оттуда единственную лежавшую в нем папку.

Он читал это досье уже тысячу раз.

Два месяца назад Гилберт обратился в частное детективное агентство, чтобы собрать как можно больше сведений о предмете своих поисков. К этому моменту он уже проверил всех остальных подозреваемых и убедился в их полной непричастности к делу.

Эта компания была предпоследней в списке из двадцати шести пунктов. Три долгих года потратил Гилберт, кропотливо и тщательно проверяя предыдущие двадцать пять.

Даже сейчас его губы искривились в горькой усмешке, когда он подумал, как жестоко насмеялась над ним судьба: последнее, двадцать шестое имя в списке оказалось именно тем, которое он разыскивал. А ведь он привык считать себя счастливчиком, и это мнение оправдывалось чуть ли не ежечасно.

Десять лет Гилберт Льюис играл на бирже, почти всегда выигрывая. «Черные понедельники», а также вторники, среды и прочие дни недели для него никогда не были таковыми. Он обладал инстинктом опытного игрока и остро чуял, как ляжет карта, делая безошибочный вывод, какой надлежит сделать ход.

Всю свою жизнь он был удачлив, но на этот раз фортуна изменила ему.

Не то чтобы это было так уж важно. В отличие от большинства счастливчиков, Гилберт обладал терпением и выдержкой. Скрупулезно и безжалостно проверял он все имена в своем списке, от первого до последнего, и за все эти долгие, изнурительные годы решимость ни разу не покинула его.

Теперь, по крайней мере, он знал, что не ошибся. Все прочие невиновны. Гилберт проверил их досконально и, используя свое богатство, связи и множество первоклассных специалистов, изучил до тонкостей все существующие в мире фирмы по выращиванию орхидей, чтобы убедиться в их полной непричастности к тому, что его интересовало.

Теперь в списке осталось лишь одно название: «Мир орхидей», Лаоми.

Гилберт открыл досье и прочел имя, написанное на первом листе: Каролина Генриетта Хейден. Вот его невидимый враг.

Он пробежал глазами сухие строчки досье, давным-давно отпечатавшиеся в памяти.

Родилась в Нью-Йорке. Отец — Освальд Хейден, известный ученый-ботаник. Мать — Лора Хейден, урожденная Барнс. Ныне покойная.

Каролина Хейден уехала из Штатов в возрасте десяти лет, когда ее отец переселился на Лаоми. Там он преподавал в местном университете до самой смерти, случившейся пять лет назад.

Каролина Хейден не замужем и является совладелицей «Мира орхидей», всемирно известной фирмы, основанной ее отцом, которая специализируется на выращивании редких сортов орхидей для специалистов и любителей и поставке их в цветочные магазины всего мира.

Отец оставил ей восемьдесят пять процентов акций фирмы. Остальными пятнадцатью владеет некий Эрвин Поттер.

Согласно сведениям, которые удалось добыть Гилберту, изначально Хейден и Поттер были равноправными партнерами. Первый вкладывал в дело свои знания, второй — деньги.

Лаоми был идеальным местом для выращивания орхидей, поэтому ничего удивительного, что их фирма процветала. Через восемь лет Хейден и Поттер стали миллионерами.

Однако за два года до того, как Хейден умер от сердечного приступа, Эрвин Поттер сделал кое-какие неудачные вложения и почти полностью разорился. Партнер помог ему наличностью, выкупив тридцать пять процентов акций. Это дало Хейдену возможность получить полный контроль над «Миром орхидей» и, само собой, принесло немалое состояние, которое унаследовала Каролина.

Гилберт перевернул страницу и помимо своей воли задержал дыхание. Он знал, кого сейчас увидит. Ее.

Так оно и было. Частный детектив сфотографировал Каролину, когда она выходила из административного здания «Мира орхидей». В тот день шел дождь, что на Лаоми не было редкостью, и влажные светлые волосы молодой женщины отливали золотистой бронзой. Казалось, что она смотрит прямо в объектив. Глаза ее были дымчатого зеленовато-серого цвета, а их взгляд пронзал насквозь.

Впервые в жизни у Гилберта Льюиса захватило дух при виде женщины. На Каролине была светлая юбка и свободного покроя блузка, перехваченная у горла золотисто-коричневой камеей. Изящно и стильно. Подол юбки всплеснулся вокруг длинных стройных ног, обутых в простенькие кожаные сандалии. Даже на фотографии было видно, что чулок эта женщина не носит.

Брызги дождя оставили темные пятна на ее юбке и блузке, а влажные волосы подхватил ветер, отбросив их от лица.

Не в силах совладать с собой, Гилберт все смотрел и смотрел на фотографию. Когда он впервые увидел этот снимок, у него перехватило дыхание, а сердце заныло странной, опустошенной болью. Даже теперь, два месяца спустя, фотография Каролины обладала над ним той же властью.

Пальцы Гилберта чуть заметно дрожали.

Она совсем рядом. Сейчас их уже не разделяет океан.

Дымчатые зеленовато-серые глаза смотрели прямо на него.

Он найдет эту женщину. И уничтожит.