Лоза под снегом

Оливье с рябчиком

Итак, она отправляется на охоту!

Нинель никак не ожидала, что первой ее командировкой на новом рабочем месте станет поездка на охотничью базу, затерянную в какой-то непролазной глуши со смешным названием Глухая Квохта. Но шеф однозначно дал понять, что даже в глуши не обойдется без своего личного помощника, которым вот уже две недели числилась Нинель Быстрова.

Вернее, не числилась, конечно, а работала не покладая рук. Рабочий день у нее начинался в семь утра, потому что их величество Артем Павлович Докучаев, финансовый директор компании «Инвестпроект», вставать изволил в пять, час тратил на спортивный зал, оборудованный в подвале собственного дома, после чего принимал душ, брился и завтракал. К семи утра он отправлялся в кабинет, расположенный на первом этаже, чтобы просмотреть новости и биржевые сводки, прочитать письма в электронной почте и скинуть первые задачи на день своим заместителям и помощникам.

Первой в их списке значилась именно Нинель, так что реагировать, поставив галочку «прочитано», приходилось быстро. Шеф промедлений не терпел. Он сразу сказал, что быстрота реакции и скорость выполнения поставленных задач, вкупе с качеством разумеется, будут главными критериями оценки ее работы по истечении испытательного срока в три месяца. Потерять эту работу Нинель себе позволить не могла.

Новенькая квартира в Москве, которой она так гордилась, была куплена в ипотеку, и ежемесячный платеж вызывал что-то среднее между благоговением и ужасом. Кроме того, болела мама, нужны были деньги на сиделку, лекарства и постоянные счета из платных клиник. В бесплатных лечиться стало совсем уж невозможно, особенно в провинции.

Да и есть тоже надо, хотя бы совсем чуть-чуть. И рассчитывать во всей этой многозадачности Нинель Быстровой было совершенно не на кого. Пока Нинель училась в Москве, делала первые шаги на профессиональной ниве, становилась на ноги, главной семейной опорой была мама, много лет после работы достававшая швейную машинку и шившая все, от челночных сумок до одежды сложного кроя. А потом незаметно получилось, что все заботы об их маленькой семье плавно перетекли на плечи Нинель, потому что она повзрослела, а мама состарилась.

Тащить на себе воз проблем, с каждым годом становившийся все более массивным, было тяжело, но Нинель не жаловалась. Как говорится, своя ноша не тянет. Она училась и работала, и снова училась, и снова работала, делала карьеру, вцепившись в нее зубами, падала и поднималась. А два месяца назад внезапно оказалась у разбитого корыта.

Банк, в котором она работала помощником управляющего, слили с другим крупным банком. Кажется, это называлось «дружественное поглощение». Для ее шефа, а вслед за ним и для Нинель поглощение стало совсем не дружественным, потому что работу они потеряли. Примерно с месяц Нинель сохраняла оптимистичный настрой, уверенная, что с ее резюме она без труда получит новое место.

Но оказалось, что рынок труда сильно изменился.

Рабочих вакансий было пруд пруди. Требовались также водители общественного транспорта, кладовщики, сотрудники в пункты выдачи крупных маркетплейсов и даже курьеры с таксистами. А вот личные помощники, владеющие основами финансовой аналитики, разбирающиеся в экономике, а также свободно говорящие на трех языках, были никому не нужны.

Сбережения на банковском счету таяли, а паника росла обратно пропорционально размеру финансовой подушки. Нинель поумерила свои аппетиты, исправив резюме. Теперь в нем значилась минимальная сумма, позволяющая им с мамой хотя бы сводить концы с концами, но предложений по-прежнему не было. Докучаев, точнее его представитель, появился именно тогда, когда Нинель была уже готова совсем пасть духом, и от сделанного ей предложения, превышающего уровень зарплаты в новом резюме, она отказываться не стала, несмотря на то что первая встреча с будущим начальником оставила у нее двойственное впечатление.

Артем Докучаев выглядел грузным, мрачным мужчиной под пятьдесят, который, казалось, никогда не улыбался. Взгляд у него был острый, въедливый, прожигающий насквозь, и Нинель все время хотелось поежиться, когда этот взгляд останавливался на ней. В первые две недели работы ей все время казалось, что шеф замечает ее не больше, чем стул или шкаф, а если и замечает, то только потому, что ужасно ею недоволен.

Она так боялась провалить испытательный срок, что у нее ладони становились влажными, когда Артем Павлович ей что-то говорил. Она даже губами шевелила от усердия, чтобы ничего не забыть и не перепутать. Нет, Нинель никак не могла позволить себе потерять эту работу. И вот тебе, пожалуйста. Охота. В Глухой Квохте.

О том, что такое «мероприятие» состоится, Нинель, разумеется, знала с самого начала – сама же его и организовывала. Приглашение приехать в Глухую Квохту пришло от владельца охотничьей базы господина Аржанова, о котором Нинель была наслышана. Уникальный человек этот Александр Федорович, владеющий крупным лесным бизнесом, а заодно несколькими охотхозяйствами, раскиданными по нескольким соседним областям.

Шеф приглашался в Глухую Квохту вместе с супругой, поскольку и сам Аржанов намеревался быть там со своей женой. Нинель порылась в интернете, чтобы составить для шефа что-то типа справки, и поняла: на свете вряд ли найдутся два более не подходящих друг другу человека, чем Злата Аржанова и Паулина Докучаева.

Жена олигарха Аржанова выглядела совершенно земной женщиной. В меру красивой, в меру элегантной, с тонким налетом интеллигентности на лице. На всех фотографиях, которые удалось разыскать Нинель, она была безукоризненно одета, видно, что дорого, но при этом очень просто, не в пример расфуфыренной Паулине.

Мадам Докучаева выглядела именно так, как и представляют себе жен богатых людей. Все в ней было сделанным: силиконовая грудь и попа с имплантами, накачанные гиалуроновой кислотой скулы и губы, наращенные волосы, ресницы, ногти, вытатуированные стрелки на глазах, брови и маленький паук на шее, чуть левее межключичной ямки.

Из-за того, как выглядела Паулина, Нинель никак не могла себя заставить относиться к шефу как к серьезному человеку. Нормальные серьезные мужики на таких искусственных куклах не женятся. Не позволяло чувство юмора, не говоря уже о собственном достоинстве.

Разумеется, Паулина не работала, проводя все свои дни между спортзалом, косметическим салоном, бесконечными магазинами и чаепитиями с такими же паразитками. Никогда раньше Нинель не опускалась до классовой неприязни, но мадам Докучаева будоражила в ней внутренние глубины ненависти, до этого неизведанные, а оттого особенно страшные. И далась ей эта Паулина!

Нинель списалась с помощниками Аржанова, забронировала номера для Докучаева и его жены, отчего-то раздельные, обсудила вопрос доставки в Глухую Квохту необходимого багажа, куда входили оружие и специальное снаряжение для шефа и куча чемоданов с одеждой для его жены, изучила проходимость дорог, наличие мобильной связи и интернета, убедилась в отсутствии вертолетной площадки, на которую, в случае необходимости, не дай бог, конечно, мог бы прилететь санитарный вертолет, после этого справилась о близлежащих больницах и качестве медицинского обслуживания в них, нашла относительно годную и успокоилась.

Для трехдневного визита семейства Докучаевых в Глухую Квохту все было готово, и тут-то и выяснилось, что, по замыслу шефа, Нинель Быстрова тоже должна туда отправиться. В первый момент она даже растерялась, потому что ей даже не пришло в голову забронировать для себя номер, но решила: уж при ее-то непривередливости спальное место всегда найдется.

На сборы удалось выделить всего полчаса – о том, что она вообще куда-то едет, Нинель узнала за три часа до отъезда. Ничего подходящего для охоты у нее в гардеробе не нашлось. Точнее, она вообще не представляла, в чем именно положено ездить на эту самую охоту, а потому не глядя покидала в чемодан джинсы, свитера и спортивные костюмы с майками, кроссовки, брезентовую куртку с капюшоном, в которой в прошлой жизни они с мамой иногда ездили в лес за грибами, и еще зачем-то зонтик.

К офису Нинель вернулась, когда шеф широким шагом вышел и направился к машине, которая должна была отвезти его в Глухую Квохту. Нинель застыла посредине парковки, не понимая, что ей делать, если он сейчас уедет. Как добраться до места назначения, да еще и, желательно, оказавшись там раньше его? Машину для себя она, разумеется, тоже не заказала. Вот балда!

– Что вы застыли как изваяние? – осведомился шеф, открывая заднюю дверцу своего служебного «Вольво». – Садитесь. Миша, прими у нее чемодан.

Мишей звали водителя, и на Нинель, похоже, он имел свои виды, хотя она никак его не поощряла. Честное слово, совсем никак. У нее вообще были сложные отношения с мужчинами. Она не умела с ними обходиться, с самой юности – все эти хлопанья ресницами и прочие ухищрения, употребляемые во время охоты за особями противоположного пола, казались ей невыносимо скучными. Не охотница она была, хотя и ехала сейчас на охоту.

Замуж Нинель вышла на последнем курсе института за своего сокурсника Вовку Переметова, потому что он вдруг позвал, а она так изумилась этому его предложению, что неожиданно согласилась. Ко всему прочему Вовка был москвич, и замужество оказалось кстати – решало проблему с жильем. Из общежития после получения диплома нужно было съезжать, а Нинель тогда получила первое свое предложение о работе, весьма удачное, и терять его из-за отсутствия жилья было никак нельзя.

Нет, она, конечно, знала, что Переметов все пять лет учебы женихался с первой красавицей курса Риммой Вербицкой, которая вдруг р-раз – и вышла замуж за сына дипломата и сразу после выпускного должна была улететь к мужу в Швейцарию. И то, что предложение он ей сделал назло Римме, понимала тоже, но ее этот факт совсем не смущал. Браки без страстной любви самые крепкие, а если и нет, то, по крайней мере, есть где жить в первое время. А дальше видно будет.

Жили они с Переметовым, кстати, неплохо. Каждый сам по себе. Квартира у Вовки была хотя и однокомнатная, но отдельная. В гости к свекрови и свекру они выбирались не чаще раза в месяц, и эти визиты вежливости Нинель терпеливо сносила, потому что деваться было некуда. Свекровь замену красавицы и выгодной партии Риммы на какую-то замухрышку из провинции перенесла с разочарованием, которое даже не считала нужным скрывать.

Во всем остальном жизнь была вполне сносной. Нинель делала карьеру, постоянно получая новые знания и навыки. Вовка работал в заштатном банке, перебирая там бумажки, а вечерами беспробудно пил, глуша тоску по своей несостоявшейся любви. До Нинель с ее успехами ему не было никакого дела.

Он ел приготовленную ею еду, не задумываясь доставал по утрам из шкафа чистую выглаженную рубашку и раз в неделю прикладывался к ее телу, удовлетворяя физиологическую потребность в сексе. Иногда, забывшись, называл ее Риммой, но Нинель было все равно. Не любила она Вовку, поэтому и не страдала от его холодности ни капельки.

По здравому размышлению детей она решила не заводить. Во-первых, при построении карьеры они бы только мешали, во-вторых, не было лишних денег. Не на Вовку же рассчитывать с его смешными заработками! Ну и в-главных, ее муж редко бывал до конца трезвым, так что рожать от него она просто опасалась. Ни одному человеку, даже маме Нинель не призналась бы, что очень хочет ребенка, причем от любимого человека. Все это пустые мечты, потому что любимому человеку в ее жизни совершенно неоткуда взяться.

Через десять лет такой жизни Вовка в одночасье с ней развелся. Римма вернулась из своей Швейцарии, и выяснилось, что выгодный муж все эти годы бил ее смертным боем. Родив двух детей, она растолстела и подурнела, вот только Вовка этого, казалось, не видел. Он женился на своей вожделенной Римме, но Нинель к тому времени уже смогла купить себе ту самую квартиру, в которой сейчас и жила, – она и требовала конских платежей по ипотеке, – так что никаких претензий к бывшему мужу не имела.

– Нинель Аркадьевна, вы бы садились.

Голос водителя Мишки вывел ее из оцепенения, и Нинель юркнула на заднее сиденье, браня себя последними словами за проявленную нерасторопность. Она не может потерять эту работу. Не может, и все.

Она не удивилась отсутствию Паулины, поскольку сама заказывала той отдельную машину с сопровождением. То, что шеф не ездит вместе с женой, казалось ей странным, но мало ли какие у людей бывают причуды. Ее это уж точно не касается. Мишка погрузил в багажник ее чемодан, уселся за руль. «Вольво», шурша шинами по осенней листве, мягко тронулся с места и выехал со двора.

Путь до Глухой Квохты занимал четыре часа. Докучаев, как только сел в машину, тут же открыл ноутбук и погрузился в работу. Нинель последовала его примеру, правда используя телефон. Ноутбук лежал в чемодане, и достать его сразу она не догадалась, теперь не смея просить об остановке. Она быстро просматривала почту, сортировала письма, отвечая на те, которые соответствовали уровню ее компетентности, пересылая остальные другим сотрудникам, и в том числе шефу.

Таких важных писем пока встретилось только два, и если первое Нинель без колебания отправила Докучаеву на электронную почту, чтобы он посмотрел его, когда дойдут руки, то второе заставило ее застыть в нерешительности. Оно требовало немедленно принять решение, и выходов было два: отправить письмо на почту с пометкой «срочно» или просто спросить у сидящего рядом шефа, что ответить.

Второе было логичным, потому что Артем Павлович сидел на расстоянии вытянутой руки, но Нинель никак не могла заставить себя нарушить его покой. Скосив глаза, она рассматривала его сосредоточенное лицо – он изучал столбики цифр на экране и выгадывал удачный момент. И как он выглядит, интересно? Этот самый момент.

– Нинель, что вы пыхтите? – нарушил молчание шеф, и она вздрогнула, словно застигнутая на месте преступления. – Вам есть что сказать?

– Да.

– Тогда говорите. Если вы еще не заметили, я не кусаюсь.

Вздрогнув от неловкости, Нинель быстро сформулировала вопрос, который нужно было решить, получила нужные указания и начала быстро набирать ответ. Шеф же снова погрузился в работу, похоже ничуть не рассерженный, что его оторвали от дела. Вот и хорошо. Вот и славно.

Закончив с письмом, Нинель открыла следующее и снова «зависла».

«Ешь ананасы, рябчиков жуй. День твой последний приходит, буржуй», – было написано в нем.

Нинель перечитала два раза, но смысл написанного от этого не изменился. Адрес отправителя, содержащий слово «шницель», ничего ей не говорил, обычная абракадабра, по которой обычно и определяют разовые почтовые ящики, созданные для отправки спама и таких дурного рода шуток. Вот только шутка ли это?

Нинель снова покосилась на сидящего рядом Докучаева, по-прежнему погруженного в столбики цифр. Дебет, кредит, профит, баланс, актив, пассив, красное сторно. Все это было предсказуемо, а потому скучно. Для многих, но не для Нинель. Ровная предсказуемость цифр всегда ее успокаивала.

– Что-то не так? – осведомился шеф.

Нинель могла бы голову отдать на отсечение, что он даже не смотрел в ее сторону, но легкое движение глаз все-таки заметил. Как? Седьмым чувством, не иначе.

– Все так, – пробормотала она, закрыла непонятное письмо и удалила его в корзину.

Не рассказывать же ему про рябчиков, право слово.

– А скажите-ка, вы готовить любите?

Вопрос прозвучал столь неожиданно, что Нинель застыла, не веря собственным ушам. Это-то тут при чем?

– Не особо, – пробормотала она. – Если честно, то у меня не очень получается. Нет кулинарных талантов.

– А я вот, знаете, люблю. – Докучаев захлопнул крышку ноутбука и потянулся всем своим сильным крепким телом.

В машине было тепло, поэтому пальто, добротное, очень дорогое, из тонкого кашемира, он снял еще до того, как сел, и пиджак тоже. Ехал в одной рубашке, очень белой и тоже очень дорогой. Нинель, работая личным помощником, быстро научилась разбираться в подобных вещах.

Когда он потянулся, широко, от души, под тонким хлопком рубашки прокатились бугры мышц, и Нинель вдруг совершенно не к месту поняла, что шеф не полный, просто крепко сбитый и сильно накачанный. Такие мышцы можно было получить лишь при регулярных тренировках в спортзале, и места жиру они совершенно не оставляли, в отличие от фантазии.

Нинель вдруг сообразила, что совершенно неприлично пялится на шефа, вспыхнула до корней волос и поспешно отвернулась.

– Готовка очень хорошо прочищает мысли, – продолжал между тем Докучаев. – Все раскладывается в голове по полочкам, формулируется нужный рецепт, в котором ясны все ингредиенты, учтено их количество, и можно быть уверенным, что при правильном их использовании результат точно будет удачным.

В последнем Нинель была вовсе не уверена. Когда она брала на себя труд готовить, то всегда использовала рецепты из интернета и следовала им точно, даже губами шевеля от усердия. Но результат чаще всего все равно оказывался плачевным. Искомое блюдо либо пригорало, либо оставалось сырым, либо оказывалось пересоленным. В любом случае получалось что-то малоудобоваримое.

– А есть вы, надеюсь, любите? Нинель, что вы молчите? Надулись как мышь на крупу.

– Я не надулась, – пробормотала Нинель, набравшись смелости, снова повернулась к шефу и посмотрела прямо ему в глаза. Трусихой она не была. – И да, есть люблю. То есть я не то имела в виду, конечно. Мне нравится вкусная еда, и я считаю, что это один из самых доступных видов удовольствия.

– Самый доступный вид удовольствия – секс, – сообщил шеф и снова потянулся. Нинель смотрела как зачарованная. – Но я вам обещаю, что все три дня на базе, куда мы едем, будет не просто вкусно, а феерически вкусно. У Аржанова во всех его охотхозяйствах культ еды. Причем обязательно своей, добытой на охоте или специально выращенной или пойманной. Лосятина, кабанятина, все виды дичи, домашняя птица, кролики… И готовит у него просто сумасшедший повар. Победитель всех возможных конкурсов, в том числе международных. Его бы любой мишленовский ресторан на работу взял, но Аржанов столько ему платит и так оборудовал рабочее место, что Матвей даже не помышляет о том, чтобы уволиться.

Матвей, значит. Нинель вздохнула. Если бы ей платили больше, чем шеф-повару мишленовского ресторана, и оборудовали рабочее место по любой ее прихоти, то она бы тоже не думала об увольнении. Хотя и так не думает. Все ее мысли о том, чтобы не погнали с этого места. А для этого нужно не капризничать и выполнять все прихоти шефа. Скажет – она и на кулинарный конкурс отправится.

– Вы так вздыхаете, словно вас везут на казнь, – сообщил Докучаев. – Между тем Глухая Квохта – одно из самых милых мест, которые я только встречал. Это не первая база Аржанова, на которой я бывал, но там особая атмосфера, ей-богу. Впрочем, сами увидите.

Он снова погрузился в работу, и остаток пути они проделали молча, чему Нинель была только рада. Задушевные разговоры с шефом ее смущали. Да и весь он с его налитыми мышцами под безукоризненной белизной рубашки ее смущал.

В Глухую Квохту они приехали в районе четырех часов дня, а потому сразу прошли в столовую. Нинель даже глазам своим не поверила. Шеф явно не преувеличивал, говоря, что здесь царит культ еды. Дубовый стол, накрытый длинной белоснежной скатертью, тянулся на всю комнату и казался нескончаемым.

Весь он был заставлен плошками, тарелками, блюдами и вазонами, в которых лежали колбасы, сыры, паштеты, нарезанные овощи, салаты, блины, соусы, жареные цыплята и куропатки, стояли графины с морсами, клюквенным, брусничным, черносмородиновым и облепиховым, если верить подписям.

Посуда была из одного сервиза, расписанного сценами охоты. У каждой тарелки – белоснежная салфетка, а также набор столовых приборов, мельхиоровых, очень тяжелых, дорогих, безупречно начищенных. В плетеных корзинках лежали хлеб и булочки, при одном взгляде на которые у Нинель невольно потекли слюнки. Она с трудом преодолела желание втихаря стащить одну из них, ржаную, щедро усыпанную тмином, и впиться в нее зубами. С утра ничего не ела и сейчас ощущала зверский голод.

Открылась дверь, и в столовую вплыла Паулина Докучаева, на которой – Нинель опять глазам своим не поверила – было надето вечернее платье из тяжелого бархата с глубоким декольте и разрезом, открывающим налитое бедро. С окружающей обстановкой оно не гармонировало совершенно, но Нинель тут же почувствовала свою собственную неуместность в этом зале среди этих людей.

Все они, что называется, хозяева жизни, а она наемный персонал, фактически прислуга. Как официантки в белых фартуках и наколках на голове, стоящие у стены и ожидающие распоряжения подавать основные блюда.

Нинель незаметно оглядела себя и свой рабочий наряд, который с утра так и не успела сменить. Черные брюки, сиреневая шелковая блузка, поверх нее элегантный пиджак в тон. Интересно, тут можно так приходить к обеду? Впрочем, им же все равно не дали возможности переодеться, да и шеф по-прежнему в офисных брюках, так смущающей ее белой рубашке и надетом, к счастью, пиджаке.

К ним вышел хозяин базы, Александр Федорович Аржанов, статный, подтянутый мужчина за пятьдесят, тоже одетый в костюм без галстука. За ним следовала красивая и на вид очень славная женщина лет сорока, также одетая в брючный костюм и шелковую блузку. При виде ее Нинель слегка приободрилась.

– Знакомьтесь, это моя жена, Злата Александровна. Злата, это мой старый друг, а с недавнего времени еще и деловой компаньон Артем Павлович Докучаев.

– Очень приятно. – Шеф припал к ручке прекрасной жены друга. – Можете звать меня просто Артем.

– Тогда я просто Злата.

– Позвольте представить вам мою жену Паулину. А это моя помощница Нинель. Работает у меня без году неделя, а я уже без нее как без рук. Скоро совсем разучусь самостоятельно что-либо планировать.

Нинель в изумлении уставилась на него: шутит, что ли, – и покраснела.

– Очень приятно. Хорошие помощники сейчас на вес золота, поэтому я своих очень ценю.

Аржанов оглядел ее с ног до головы. Взгляд у него был острым, внимательным, но не колким. Несомненно, оценивающим, но не неприятным.

– К столу, к столу! – провозгласил он.

Еда была действительно такой вкусной, что Нинель все время контролировала себя, чтобы не накидываться на нее с жадностью и, не дай бог, не вылизывать тарелку. Каждый салат, который она пробовала, был произведением искусства, холодное мясо таяло во рту, паштет из печени кролика божественно пах, сыр острый, что называется, со слезой. От блинов с красной и черной икрой Нинель пришла чуть ли не в экстаз. Следом за ними подали огненные щи, приготовленные, как сказал Аржанов, в русской печи. Супа вкуснее Нинель в своей жизни не ела.

Выхлебав всю тарелку, она откинулась на спинку стула, чувствуя, что от ощущения сытости у нее даже затылок вспотел. Она была уверена, что больше не сможет проглотить ни кусочка, но тут открылась дверь, и высокий бородатый парень внес огромное блюдо, на котором лежали тушки птиц.

– А вот и мой Матвей, – громко провозгласил Аржанов. – Специально для гостей он сегодня приготовил тетеревов, жаренных с брусникой.

Нинель смотрела во все глаза. Тетерева, значит.

– Тушка тетерева начиняется брусникой, – начал бодро рассказывать Матвей, которого, как она помнила, с руками бы оторвали в любом мишленовском ресторане. Не прекращая рассказа, он установил блюдо посредине стола, после чего начал бодро раскладывать птичек по тарелкам и раздавать их обедающим. – Внутрь также добавляются мелкие кусочки сливочного масла и сахар. Можно еще сало, но с маслом получается нежнее. Сверху тушка обертывается тончайшими ломтиками сала, – вот тут оно к месту, – укладывается в жаровню и ставится в духовой шкаф. У нас глухари молодые, так что сорока пяти минут достаточно. Вы пробуйте, пробуйте.

Нинель была уверена, что есть больше не сможет, вот просто никогда в жизни, но лежащий перед ней кусочек мяса пах так упоительно, что она отрезала немного, положила в рот и зажмурилась. Божечки, как же вкусно!

– На ужин у нас сегодня вальдшнепы, тушенные с красным вином, – провозгласил Матвей.

Нет, вальдшнепов она, пожалуй, уже не выдержит.

«Ешь ананасы, рябчиков жуй…» – не к месту вспомнила Нинель.

– А рябчики у вас водятся? – зачем-то спросила она у наклонившегося к ней Матвея. Тот с веселым изумлением посмотрел на нее.

– Конечно. А вы хотите рябчиков? Вам как приготовить? Жаренных с брусникой или в виде заливного?

Все собравшиеся за столом с интересом смотрели на Нинель. Она тут же почувствовала себя неловко и залилась новой волной краски.

– Да я никак не хочу. Не надо мне ничего готовить.

– А можно рябчиков пустить на оливье? – спросила вдруг Паулина Докучаева, отвлекая всеобщее внимание от зардевшейся Нинель. Та была так благодарна жене шефа, что у нее даже слезы на глазах выступили. – Вы же знаете, что в классическом рецепте салата оливье обязательно используются рябчики. Матвей, вы же сможете такое приготовить?

– Я все смогу, – нескромно заявил бородатый повар. С красавицы Паулины в ее бархатном платье он глаз не сводил. – Если Александр Федорович отдаст такое распоряжение.

– Делай, – кивнул Аржанов. – Все необходимые продукты есть? Или закупить что-то надо?

– Рябчики и телячий язык есть, – бодро отрапортовал Матвей, – икра черная тоже, салат, пикули, огурцы, каперсы, яйца. Раки нужны отварные, но за ними я прямо сейчас ребят отправлю на ферму. Ну а сою кабуль сам сделаю. Дело нехитрое.

Сою кабуль? Все-таки кулинарные изыски были слишком сложным делом для мозгов Нинель Быстровой, у которой главным блюдом на все случаи жизни оставалась яичница. Сейчас же она так наелась, что не могла ни смотреть на еду, ни слушать про нее. Нинель аккуратно выскользнула из-за стола и, не привлекая внимания, вышла из столовой, решив немного прогуляться. И куда пойти?

– Вам не понравилось глухариное мясо?

Она повернулась и увидела Матвея, вышедшего вслед за ней. В руках он держал пустое блюдо, на котором совсем недавно красовались сложно приготовленные птички.

– Что вы, очень вкусно, просто я уже сыта. Вы – непревзойденный мастер, Матвей. Где-то этому учились?

Он усмехнулся.

– Конечно учился. Для начала в кулинарном колледже. Я же из очень маленького городка. Здесь, в Ярославской области. Мне с детства нравилось готовить, вот я и пошел в повара, хотя одноклассники надо мной смеялись. Все, кроме одной.

В голосе у него прозвучала нотка нежности, Нинель это отметила.

– Закончил, уехал в Москву. Там шансов устроиться больше было, я и устроился. В «Макдональдс». А сам мечтал о том, чтобы работать в хорошем ресторане, мишленовском, не меньше. Но для этого нужно было учиться дальше. В России же кулинарное образование предлагалось лишь на уровне профтехучилищ, которые, ясное дело, не дают академической степени. Я стал мечтать о лучших международных кулинарных школах, где можно было бы пройти высокоинтенсивную программу, получить степень бакалавра искусств в сфере кулинарии и пройти реальную практику в лучших ресторанах.

– Судя по всему, ваша мечта сбылась, – мягко улыбнулась Нинель.

– Да. Я закончил филиал Le Cordon Bleu в Париже. Это главная, старейшая, самая престижная и важная кулинарная школа в мире.

В его голосе звучала гордость, к которой почему-то примешивался легкий привкус горечи. Жалеет, что после столь престижной школы прозябает в Глухой Квохте? Почему повар с таким образованием не нашел себе применения в парижском ресторане или, скажем, в одном из мишленовских заведений на Манхэттене?

– Хотите, я вам свою кухню покажу? – неожиданно предложил Матвей.

– Хочу, – заинтересовалась Нинель. – Мне любопытно, как тут у вас все устроено.

Шеф-повар привел ее в кухню, сильно смахивающую на операционную. Все здесь сверкало хромом и белизной, казалось стерильным. Вдоль стен стояли столы с разнообразными приборами и приспособлениями для готовки. Посредине располагалась восьмиконфорочная электрическая плита, у одной из стен были оборудованы жарочные шкафы, а у другой – настоящая русская печь. Да, здесь серьезно подходили к вопросу приготовления еды и были готовы удовлетворить взыскательный вкус любого гостя.

Сбоку Нинель заметила приоткрытую дверь и заглянула туда из любопытства. Это оказалась заставленная стеллажами кладовка, в которой ровными рядами стояли соленья, консервы и банки с разнообразными приправами. Она невольно заметила, что все макароны, консервация, соусы, оливки и маслины, даже каперсы были одной и той же итальянской фирмы «Фредерико». Да-а-а, серьезный подход.

– И сколько вы учились?

– Долго. Сначала нужно было поступить на языковые курсы при школе, чтобы свободно владеть кулинарным французским языком. Это заняло год. Потом мне нужно было пройти кулинарные курсы при школе и получить их сертификат. Базовый курс длился месяц, мы занимались по шесть дней в неделю, по девять часов в день. Дальше было основное обучение. Три курса, каждый из которых длился около четырех месяцев. Так что в общей сложности я провел во Франции два с половиной года.

– А почему вернулись?

– За любимой девушкой. Мне предлагали работу в одном из ресторанов Бордо, но я не мог там остаться.

Боже мой, как романтично. Человек, упрямо следующий за своей мечтой, пожертвовал карьерой ради любимой.

– Она для меня тоже всем пожертвовала, – глухо сказал Матвей, когда Нинель озвучила свою мысль. – Обучение в «Кордон Блю» – удовольствие не из дешевых. Базовый курс стоил восемь с половиной тысяч евро, основной еще двадцать пять, плюс мне нужно было на что-то жить в Париже. У моей семьи не было таких денег, и, разумеется, сам я их заработать тоже не мог. Эти деньги мне дала она.

– Ваша девушка? Она из богатой семьи?

Матвей засмеялся, хотя смех его был больше похож на скрежет.

– Из такой же нищей, как и моя. Меня мама вырастила одна, я своего отца вообще не знал, а у Ульянки отец был, но пьющий и руки распускающий. Для того чтобы дать мне денег на учебу, ей пришлось продать себя.

Нинель показалось, что она ослышалась. Продать себя? В проститутки пойти? Она невольно поежилась, потому что слабо представляла эту сторону жизни.

– Вы не подумайте ничего такого. Она просто вышла замуж за очень богатого чувака. Я учился на его деньги. И она привыкла жить на его деньги. Теперь не хочет их терять. Ладно, это все неинтересно.

Нинель было интересно, но в голосе Матвея звучало столько горечи, что она поняла, насколько болезненной была для него эта тема. Даже удивилась, что он вообще разоткровенничался с ней, совершенно посторонним человеком. Неловко поблагодарив за экскурсию, она поспешно покинула кухню и вышла на улицу.

Осенний воздух пах прелью и еще чем-то неуловимым, не существующим в смоге большого города. Встающий чуть вдалеке лес казался подернутым легкой дымкой тумана. Раздался крик птицы, Нинель не поняла, какой именно, и снова стало очень тихо, лишь где-то вдалеке крякали утки. Хорошо тут все-таки.

Она не накинула куртку и в своем офисном костюме начала замерзать. Пришлось вернуться в дом. Если узнать, где ее разместят, и переодеться, можно немного прогуляться. Вряд ли в ближайшее время она понадобится шефу, занятому обедом.

Впрочем, с размещением вышла неловкость. Не имея понятия, что она тоже едет в Глухую Квохту, Нинель не забронировала себе номер, и теперь свободных просто не оказалось. Точнее, оказалось, но в отдельном домике, стоящем почти у самой кромки леса.

Когда в сопровождении носильщика, тащившего ее чемодан, Нинель очутилась там, она уже так устала, что все мысли о прогулке выветрились из головы. Сил хватило только на то, чтобы распаковать чемодан, развесить одежду в шкаф, принять душ, завернуться в махровый халат, найденный на крючке в ванной комнате, к счастью имевшейся прямо в номере, свалиться на кровать и неожиданно заснуть.

Проснулась она оттого, что кто-то несильно, но настойчиво дергал ручку входной двери. Не очень соображая спросонья, Нинель встала с кровати, дошла до двери и распахнула ее. На пороге стоял водитель Мишка.

– О, тебя, значит, к нам поселили, – с удовлетворением в голосе заметил он. – Мне Ромка сказал, а я сначала не поверил. Ты же у нас белая кость. Не то что мы, простые слуги. Нас и кормили отдельно. За общий стол не пригласили. В отличие от тебя.

Ромкой звали водителя Паулины. Значит, их тоже поселили в этом коттедже? Мысль о подобном соседстве не радовала. Взгляд Мишки скользнул по белой махре халата, немного разошедшегося на груди, моментально стал каким-то сальным, липким. Он поднял руку и указательным пальцем еще подвинул ткань, прикоснувшись к коже. Нинель оттолкнула его руки, запахнула халат, потуже перевязала пояс.

– Миша, выйди, пожалуйста. Я сейчас не хочу с тобой разговаривать.

– А что так?

Она вдруг поняла, что водитель не совсем трезв. Ну да. Сегодня они уж точно никуда не поедут – почему бы и не позволить себе расслабиться? Впрочем, если Докучаев заметит, то мало не покажется. Пьянство в их компании считалось одним из самых главных грехов. Впрочем, как он узнает? Водитель ему сегодня точно не понадобится, а Нинель ябедничать не будет.

– Выйди. Мне надо переодеться. Меня шеф ждет.

– Да? – пьяно удивился Мишка. – А какого черта ты ему сдалась? Он сюда с женой приехал, да и вообще ты не в его вкусе, не рассчитывай. А я парень свободный, так что не прокидайся.

– Не прокидаюсь, – процедила Нинель, примерилась и толкнула его в грудь, намереваясь захлопнуть дверь.

Однако силы ее кулачков явно не хватило. Мишка от этой попытки пришел в ярость.

– Ах ты мегера!

Он подхватил Нинель на руки, в несколько шагов преодолел расстояние до кровати, кинул ее туда и навалился сверху, пытаясь развязать пояс халата.

– Отпусти меня!

Нинель родилась не во дворце. Этот немаловажный факт водитель Мишка явно не учел. До того как поехать покорять Москву, она училась в обычной школе, расположенной не в самом центральном микрорайоне их небольшого города. Да, Нинель Быстрова была не дворянского происхождения, а потому, не тратя сил понапрасну, ударила лежащего на ней мужчину коленом в пах. Воспользовавшись тем, что он, взвыв от боли, ослабил хватку, она ужом вывернулась из-под него и как была, в одном халате и босиком выскочила из номера, а потом и из домика, метнувшись по дорожке прочь.

Она бежала, не очень соображая, что именно делает и как будет объяснять, почему оказалась здесь в таком виде. Если наткнется на Докучаева, то Мишку уволят, а он вовсе не плохой парень, просто есть такие люди, которые дуреют даже от малой порции алкоголя.

Эта мысль заставила Нинель замедлить шаг, а потом и вовсе остановиться. Ей надо было подумать. В белом махровом халате она была прекрасно видна из окон большого дома, а потому шагнула в сторону, к стоящим неподалеку елкам и залезла под ветви, надежно спрятавшись от чужих глаз, как добрых, так и не очень.

Положение, в котором она очутилась, казалось дурацким, да, в сущности, таковым и было. На глаза шефа и хозяина базы ей являться нельзя. Вернуться в свой гостевой домик тоже. Под деревьями она быстро замерзнет. В халате и босиком много не набегаешь. Между тем начинало смеркаться. Осенними днями темнело уже рановато. Вокруг основного дома сновали люди, в сумерках выглядящие, скорее, силуэтами, хотя и узнаваемыми.

К примеру, со служебного крыльца вышел повар Матвей и забрал у парочки подъехавших на машине людей сетчатый судок, в котором что-то шевелилось. Раки! Ну да. Для настоящего салата оливье нужны раки, и Матвей обещал заказать их на какой-то ферме неподалеку, где их, видимо, разводят. Сейчас он смешает их с мясом двух рябчиков и мелко порезанным отварным телячьим языком, добавит салат, огурцы, яйца, каперсы, пикули и раков, а еще неведомую Нинель сою кабуль, и дореволюционный деликатес будет готов.

Нинель легонько вздохнула. Оливье с рябчиком ей, пожалуй, не видать, не может же она появиться на ужин в банном халате. Внезапная мысль пришла ей в голову. С Матвеем она, кажется, подружилась. По крайней мере, они нашли общий язык настолько, что шеф-повар поведал ей печальную историю своей любви. Значит, нужно, постаравшись остаться незамеченной, добраться до кухни, посидеть там, пока Матвей не освободится, и попросить его дойти с ней до ее номера, чтобы она могла безопасно переодеться и предстать пред очи шефа. А потом попросить переселить ее куда-нибудь. Уж придумает, как, не вызывая подозрений, объяснить, зачем ей это надо. Да, точно. Так она и поступит.

Нинель вздохнула, радуясь простоте решения, и собралась вылезти из-под елки, но застыла, потому что на дорожке всего в паре шагов от нее появился человек. Паулина. Жена шефа разговаривала по телефону.

– Да. Ничего не вышло. Он даже слушать ничего не желает. – Она говорила короткими рублеными фразами, как будто из автомата стреляла. – Нет. Он не сможет. Я сама. Да. Я подготовилась. Нет. Не бойся. Это невозможно.

Она договорила, сунула телефон в карман и ушла, так и не заметив Нинель. Она вообще ее не замечала. Нинель проходила у нее по разряду прислуги, а такие люди, как докучаевская жена, на прислугу обращают не больше внимания, чем на мебель. Впрочем, все мысли Нинель сейчас были заняты вовсе не тем, насколько несовершенен мир. Она уже замерзла так, что начали стучать зубы, да и босых ног она практически не чувствовала.

Надо срочно добраться до кухни. Нинель вылезла из-под елки, сделала пару шагов и с размаху уткнулась в чью-то грудь, покрытую мягкой шерстью куртки. Судя по ширине и твердости, мужскую. Она подняла глаза и обомлела. Перед ней стоял Докучаев.

– Нинель? Я вас везде ищу. Вы почему на звонки не отвечаете? И вообще, что вы здесь делаете в таком виде?

Это ж надо было так глупо попасться! И что, скажите на милость, ему отвечать? Нинель открыла рот, снова закрыла, опять открыла и вдруг по-детски расплакалась.

– Нинель? Чего вы ревете? Господи, боже ты мой!

Она была готова к тому, что он прямо сейчас ее уволит, велит убираться из Глухой Квохты немедленно и никогда больше не попадаться ему на глаза. Но вместо того, чтобы рассердиться, шеф совершил немыслимое: взвалил Нинель Быстрову на плечо и, широко шагая, понес ко входу в гостиницу.

Путешествуя на плече, Нинель не издавала ни звука, чтобы еще больше не привлекать к себе внимания. Она не очень понимала, куда именно он ее тащит, потому что, уткнувшись носом в шерсть куртки, обладала крайне небольшим углом обзора. В такт докучаевским шагам мелькали перед глазами деревянные половицы пола, а потом ступеньки лестницы, тоже деревянные. Вот, пожалуй, и все.

Хлопнула какая-то дверь, и, только очутившись снова в вертикальном положении, Нинель осознала, что стоит босиком на полу гостиничного номера. Она обвела его глазами. Люкс. Кажется, трехкомнатный. Таких на охотничьей базе в Глухой Квохте было два. Она же сама их бронировала, и этот на трое суток принадлежал ее шефу, Артему Докучаеву. То есть он принес ее к себе?

Впасть в панику от подобного открытия Нинель не успела.

– Так. Коротко и максимально подробно. Что случилось?

– Ничего не случилось, – выдавила Нинель. Нет, ябедничать на Мишку она не станет.

– Ничего не случилось, но вы сидите в банном халате и босиком под елкой. В плюс двенадцать. Нинель, скажите, я выгляжу идиотом?

– Вы сами знаете, что идиотом не выглядите, – буркнула она, стараясь не пялиться на Докучаева слишком явно.

Шеф, который изволил гневаться, выглядел великолепно. Глаза горели, по щекам блуждал румянец, и на Нинель он смотрел… Странно смотрел, если честно. Что значил этот взгляд, разобрать не могла, но кровь он будоражил, это точно.

– Тогда еще раз повторю свой вопрос. Что случилось? Почему вы, рискуя простудиться, бегаете по базе в таком виде?

– Мне захотелось… прогуляться.

– В банном халате и босиком?

– А что, нельзя? – В голосе Нинель прозвучал вызов.

Ее, конечно, уволят по итогам этой поездки. И хорошо еще, если не с волчьим билетом. Но унижаться она не станет. Нет.

– Ну почему же, можно. – Докучаев вдруг усмехнулся. – Ну и как, нагулялись?

– Да.

– Тогда можете отправляться к себе, чтобы переодеться к ужину. Он через полчаса. Вальдшнепы в вине и настоящий оливье с рябчиком.

«Ешь ананасы, рябчиков жуй…» – Нинель помотала головой, отгоняя наваждение.

– Артем Павлович, можно я не пойду на ужин?

– Почему же?

Да потому что Нинель не могла вернуться в свой гостевой домик, чтобы переодеться. Для начала ей нужно дождаться, пока все гости вновь соберутся в столовой, потом добраться до Матвея и попросить сопроводить ее туда, где она сможет быстро собрать свои вещи, не опасаясь Мишки.

– Я еще с обеда не проголодалась.

– Нинель, я же не спросил вас, голодны вы или нет. Мне нужно, чтобы вы были на ужине в числе остальных гостей. Это служебное распоряжение, если хотите.

Нинель испытала приступ отчаяния.

– Почему вы не можете вернуться к себе? – Голос его изменился, стал жестким, требовательным. – Что там? Паук в паутине? Мыши? Тараканы? Что?

– Люди, – выпалила Нинель, которая вдруг как-то разом устала. – Там люди, с которыми я не хочу пересекаться. И рассказывать об этом не хочу. Это понятно?

Шеф, казалось, удивился. Еще бы, в последние лет двадцать с ним вряд ли кто-то смел разговаривать в подобном тоне. А может, и больше.

– Люди, значит… Ладно, спрашивать, какие люди, я не буду. Просто примем за аксиому, что вы не хотите возвращаться в свой номер. Он, кстати, где?

– В одном из гостевых домиков. Номер три, кажется, – выдавила Нинель, которую не к месту начало трясти.

Крупная дрожь сотрясала все ее тело, даже зубы застучали.

– И какого черта вас поселили вместе с водителями?

Ну да. Как же она забыла? За две недели работы успела понять, что Докучаев не упускает из виду ни одной мелочи, даже самой незначительной.

– В гостинице больше не было номеров. Я не забронировала заранее. Не знала, что тоже еду.

– Да, это моя вина. Я вам не сказал, – согласился шеф, и Нинель опять удивилась, что он может признать, когда в чем-то не прав. – Ладно. Сейчас я распоряжусь, чтобы ваши вещи перенесли сюда. И попрошу немного отложить ужин, чтобы вы успели привести себя в порядок. На полчаса. Хватит?

На вопрос Нинель не ответила, потому что сути сказанного не поняла.

– Сюда? Куда сюда?

Он обвел рукой пространство вокруг.

– В мой номер. Если вы не заметили, он трехкомнатный, а мне одному три комнаты явно не надо. Спальню я вам, извините, не уступлю, после травмы спины не могу спать на диване. А вы выбирайте любой. Хоть в гостиной, хоть в кабинете.

Нинель смотрела во все глаза и молчала. Шеф, кажется, начал раздражаться.

– Что вы на меня уставились? Вашей девичьей чести ничего не угрожает. Просто других свободных номеров, видимо, действительно нет. Давайте выбирайте комнату и располагайтесь. Ваши вещи сейчас принесут. Можете одеться подемократичнее. Джинсы там, свитер. У вас есть?

Джинсы и свитер у Нинель были. Но форма одежды ее сейчас, пожалуй, волновала меньше всего.

– А ваша жена? – выпалила она, видя, как шеф направляется к двери.

Похоже, что он это все всерьез.

– Что моя жена?

– Она не будет против, что я тут ночую?

– Моя жена живет в другом люксе, – ответил Докучаев, и Нинель вспомнила, что это действительно так. Она же сама их бронировала, эти чертовы номера. – И вообще, не имеет значения, против моя жена или нет. Во-первых, свои решения я всегда принимаю сам, а во-вторых, мы разводимся.

Докучаев разводится с Паулиной? Вот это новость. Впрочем, Нинель Быстровой она совсем не касалась. Через сорок минут она вошла в столовую, где уже собрались другие гости. За это время действительно принесли все ее вещи, аккуратно сложенные обратно в чемодан.

Нинель долго стояла под горячим душем, отогреваясь после своей неожиданной прогулки. Потом высушила голову имеющимся в ванной комнате феном, укутавшись в халат, прошмыгнула в свою комнату, быстро переоделась и слегка накрасилась. Где-то за дверью маялся шеф.

О том, что он именно маялся, Нинель могла судить по его быстрым и беспокойным шагам. Видимо, из-за развода переживает. Когда она, полностью готовая, вышла из кабинета, в котором теперь жила, его уже не было в номере, так что в столовую она спустилась одна, чему была очень рада. Развод разводом, но возможная реакция Паулины ее тревожила.

Все остальные уже собрались за столом. Паулина, Докучаев, Аржанов, его безукоризненная жена, еще одна пара, которой не было за обедом, – крупный мужчина с добрыми глазами, которого представили как Дмитрия Макарова, владельца строительной компании, и его жена Елена Беседина, архитектор и реставратор. Как оказалось, Дмитрий и Елена работали в старинной усадьбе неподалеку, которую Аржанов решил восстановить как родовое гнездо. С утра всех желающих обещали сводить туда на экскурсию.

– А как же охота? – спросила Нинель. – Я думала, что сюда приезжают ради охоты.

– Осенняя охота на боровую дичь всегда вечерняя, – ответил Аржанов, причем весьма благожелательно. – Так что с утра экскурсия, вечером охота. Вы, девушка, пойдете?

– На экскурсию обязательно.

– А на охоту?

Нинель с сомнением покосилась на шефа. Убивать птиц ей не хотелось, да и стрелять она не умеет. Но мало ли что придет ему в голову? Если прикажет, то она и на охоту пойдет как миленькая.

– Решим, – успокоил он ее.

Салат оливье, тот самый, настоящий, с рябчиком, уже стоял перед каждым гостем. Нинель попробовала и снова зажмурилась от удовольствия. Очень вкусно.

– Да, Александр Федорович, ваш повар Матвей – настоящий волшебник, – сказала она. – Правда, меня с обеда мучит вопрос, что такое соя кабуль.

– Соус, – засмеялась Злата Аржанова. – Меня этот вопрос тоже мучил с тех пор, как я прочитала рецепт настоящего оливье. Матвей у нас тогда не работал, так что пришлось искать ответ самостоятельно. В состав этого обязательного для настоящего оливье ингредиента входит соевый соус, яблочное пюре, томатная паста, сахар, растительное масло, чеснок, лук, перец, изюм, имбирь, гвоздика, корица, кардамон, мускатный орех, а еще несколько ложек мадеры. Конечно, процесс его приготовления крайне трудоемкий, но Матвей у нас не из ленивых.

Нинель, вполне удовлетворенная развернутым ответом на мучащий ее вопрос, свою порцию слопала до последней крошечки, заметив при этом, что шеф свой салат поковырял, но не доел. Еще бы она не заметила, если была по левую руку от него, в отличие от сидящей на другом конце стола Паулины. Оставалось только гадать: он специально так бесит жену перед разводом или это просто случайность?

Как бы то ни было, Паулина метала в их сторону весьма недовольные взгляды, и Нинель это тревожило. Вставать между мужем и женой, даже в качестве боксерской груши, она не хотела.

– Вам не понравилось? – тихонько спросила Нинель у шефа, когда официанты собрали тарелки из-под салата, а Матвей внес огромное блюдо с обещанными вальдшнепами.

– Что? А, вы про салат. Вкусно, но для меня слишком сложно. Я люблю простую, незамысловатую еду. Типа жареной картошки. И терпеть не могу высокую кухню, хотя сам хорошо готовлю.

Ужин тек своим чередом. Докучаев беседовал с Аржановым и Макаровым, Нинель немного поучаствовала в разговоре Златы и Елены Бесединой об истории архитектуры и, извинившись, вышла на крыльцо подышать свежим воздухом. Как она ни старалась сдерживать себя, опять против воли объелась. Слишком вкусным все было.

Из гостиницы вышли водители Мишка и Ромка. Видимо, ходили на ужин в общее кафе, в то время как гостей владельца базы кормили в отдельном зале. Нинель вовремя их увидела, в то время как они ее, стоящую чуть в стороне, не заметили вовсе. Она отступила на шаг, не желая начинать долгие объяснения, аккуратно, чтобы не скрипнули ступени, спустилась с боковых ступенек и пошла вдоль дома, чтобы дать время водителям уйти.

Она уже дошла до угла здания и собиралась завернуть за него, когда сверху со свистом пролетело что-то тяжелое, едва не задев ее. Нинель инстинктивно пригнулась, а потом присела, пытаясь понять, что именно чуть не раскроило ей голову. В земле под кустами роз, уже заботливо приготовленных к зиме – присыпанных опилками, но пока не укрытых, – лежала небольшая стеклянная банка с завинчивающейся крышкой.

Нинель взяла ее в руки. Небольшая банка с каперсами фирмы «Фрегат». Кто и зачем выкинул ее в окно? Она задрала голову и посмотрела вверх. Разумеется, все окна осенним вечером были плотно закрыты. Она пожала плечами, положила банку обратно под розовый куст, обошла здание, с удовлетворением отметив, что Мишки и Ромки на крыльце уже нет, и вернулась в столовую, где заканчивался ужин. Оставалось съесть только десерт.

Она долго не могла заснуть, ворочаясь на пусть и удобном, но все-таки диване и прислушиваясь к звукам из-за двери, где располагалась гостиная, а потом спальня, в которой спал Артем Докучаев. Близость шефа тревожила Нинель. Что она будет делать, если сейчас повернется ручка двери и он появится на пороге ее комнаты? Закричит? Ударит его? Чем она вообще думала, когда согласилась остаться на ночь в одном номере с мужчиной?

Даже самой себе Нинель была не готова признаться: она согласилась вовсе не потому, что у нее не было другого выбора. Чушь все это. Выбор всегда есть. Просто ей нравился Артем Докучаев. Как мужчина нравился. И это чувство было для Нинель Быстровой внове. Никогда раньше ни один мужчина не заставлял ее сердце учащенно биться. На самом деле ей ужасно хотелось, чтобы ручка повернулась и он вошел. Только в номере по-прежнему стояла тишина, не прерываемая ни чьими-то крадущимися шагами, ни скрипом несчастной дверной ручки. Только стоном. Тихим жалобным стоном, ритмично доносившимся из-за плотно прикрытой, но не запертой двери.

Стон повторился, и Нинель рывком села в постели. Он не свидетельствовал о наслаждении, напротив. Это был звук беды, и звучал он оттуда, где находился сейчас Артем Павлович Докучаев. Мужчина ее фантазий и по совместительству грозный шеф.

Нинель слетела с дивана, напялила все тот же махровый халат, сиротливо лежащий на подлокотнике кресла, рванула дверь и понеслась в спальню шефа. Тот лежал поперек кровати, свесив голову вниз, его мучительно рвало какой-то пеной, которая пузырилась на его губах.

Нинель подбежала и шлепнулась рядом на колени, нимало не заботясь о том, что махра халата впитывает отвратительное месиво на полу.

– Артем Павлович, что с вами? Вам плохо?

Вопрос был дурацким – при одном взгляде на шефа становилось понятно, что ему не просто плохо, а очень плохо. Лицо у Докучаева было не бледным, а скорее зеленым, с иссиня-черными кругами под глазами, нос заострился, спутанные влажные волосы прилипли ко лбу, покрытому крупными каплями пота. Он часто, тяжело и неглубоко дышал, а еще подтягивал колени к животу, как бывает при острой боли, которую таким образом пытаются унять.

Налицо была картина острого отравления, и Нинель прислушалась к себе. Они и за обедом, и за ужином ели одно и то же. Нет, ее не тошнило и не мутило, живот не болел. Странно, очень странно. Дальше Нинель действовала на автомате. Позвонив на ресепшен, она велела разбудить Аржанова и вызвать скорую помощь, после чего, не тратя время на дальнейшие объяснения, начала вливать воду из стоящего в номере кулера в ничего не соображающего шефа.

Он уже фактически терял сознание, но послушно глотал, обливаясь и мотая головой. Потом его снова рвало, и Нинель повторяла эту операцию до бесконечности, вливая воду снова и снова и пережидая пароксизмальные приступы нечеловеческой рвоты. Вокруг бегали какие-то люди. Кажется, она слышала голос Аржанова, отдающего короткие указания, но не обращала внимания ни на что, кроме воды и головы шефа у себя на коленях. Это продолжалось долго, очень долго, как ей показалось – целую вечность. А потом наконец приехала скорая и шефа увезли в больницу.

Нинель смотрела, как его уносят на носилках, измученного и страшного, но у нее не было сил ничего сказать и встать тоже, она продолжала сидеть на изгаженной постели в мокром, воняющем рвотой халате, уставившись в одну точку и мерно раскачиваясь от пережитого потрясения.

– Девушка, вам надо в душ, – услышала она голос Аржанова и уставилась на него, не очень понимая, что он говорит. – Вас же Нина зовут? Злата, отведи ее. Ей нужно хорошенько вымыться.

– Сейчас-сейчас. – Теперь голос Златы Аржановой раздался над ухом, и нежные, но сильные руки заставили ее встать с кровати.

Нинель послушно пошла туда, куда они ее вели, в ванную комнату. Руки сняли с нее халат, включили очень горячую воду и начали мыть, словно она была маленькой девочкой, а не взрослой тридцатидвухлетней женщиной, смело глядящей жизни в лицо и отвечающей за себя самостоятельно. Сама. Всегда. Никто другой.

– Вот сейчас мы намылимся. – Злата подробно объясняла все, что она собирается делать. Так действительно говорят только с маленькими детьми. – Вот. Хорошо. А теперь смоем всю пену. Вот так. А сейчас еще раз.

Душистая пена для ванны стекала с лица и тела, унося ужасную вонь. Кажется, Злата намылила ее три или четыре раза, а потом щедро ополоснула из душа, выключила воду, завернула в чистый халат и накрутила на голове тюрбан из белоснежного полотенца.

– Вот так. А теперь пойдем. Не бойся, там уже все убрали.

В гостиничном номере действительно было чисто. Поднятые Аржановым по тревоге уборщицы отмыли все до скрипа, заменили постельное белье, матрас и даже ковер. Ничего больше не напоминало о той ужасной картине, что открылась глазам Нинель часом ранее. Она глянула на стоящие на каминной полке часы: точнее, уже двумя часами.

– Вы звонили в больницу? Они его… довезли? – Голос у нее дрогнул.

Стоящий у окна Аржанов поморщился.

– Да, все в порядке. Врачи сказали, что Артема отравили крысиным ядом, и если бы не вовремя сделанное промывание желудка, то смертельного исхода было бы не миновать. А так обошлось. Его жизни ничего не угрожает.

У Нинель мелко-мелко задрожала щека. Аржанов посмотрел на нее.

– Нина, вы понимаете, что спасли ему жизнь?

– Меня Нинель зовут, – зачем-то уточнила она.

Как будто это что-то меняло. Артема Докучаева отравили крысиным ядом. Пока она воображала, как все будет, когда он откроет дверь в ее комнату, он умирал и совсем умер бы, если бы она не услышала, как он стонет. Крысиным ядом? Но кто? И как?

– Я вызвал полицию, – снова заговорил Аржанов. – На базе опять чуть не произошло убийство. Мне это не нравится. Я велел всех разбудить и собрать в столовой. Нинель, вы можете идти?

Нинель вяло кивнула. Конечно, она может идти, это же не ее травили крысиным ядом. Пройдя в свою комнату, она стащила халат, снова натянула джинсы и свитер прямо на голое и влажное тело, скинула полотенце, собрала рассыпавшиеся по плечам мокрые волосы в хвост. Какая разница, как она выглядит, если лучший мужчина на земле сейчас ее не увидит, потому что лежит на больничной койке.

Она вышла обратно, к поджидавшим ее Аржанову и его жене. Злата смотрела с тревогой, но Александр Федорович качнул головой, мол, не бойся, все в порядке. Они спустились по лестнице и снова оказались в столовой, где уже собрались все остальные. Кроме участников ужина и официанток Нинель увидела Матвея, а также двух горничных и администратора. Ну да. Яд мог быть подсыпан во что угодно.

Хотя нет. Как раз во что угодно его подсыпать не могли, иначе отравились бы и другие люди. Они же все ели одинаковую еду, лежащую в общих тарелках. Так, думай, Нинель, думай. Если отрава предназначалась конкретно Докучаеву, то и подать ему ее должны были персонально, чтобы исключить возможную ошибку. Какое блюдо было на ужине порционным?

Не вальдшнепы, лежащие в общем блюде. Не запеченный картофель, который тоже каждый накладывал сам из общей миски. Не мясное ассорти, нет. Оливье! Оливье с рябчиком – салат каждому принесли на отдельной тарелке, выложенный красивой горкой и украшенный черной икрой.

Так-так-так. Получается, что Докучаева отравил Матвей? Он же готовил салат и смешивал все ингредиенты. А яд мог добавить потом, когда разделил все по порциям. Непосредственно перед подачей. Как? Например, положив что-то из отдельной банки.

Мысли Нинель бежали стройно и четко, как лесные лани. Ей казалось, что окружающим слышен их мерный топот. Рябчики и язык отравлены быть не могли. Злосчастная соя кабуль, сиречь соус для заправки салата тоже. Яйца, огурцы, салат, икру тоже вычеркиваем. Остаются пикули и каперсы. Каперсы! Банка, которая чудом не прилетела ей в голову, скорее всего, так и лежит под розовым кустом. И почему Нинель сразу не пришло в голову, что ее выбросили не просто так?

Она повернулась на сто восемьдесят градусов и бросилась вон из комнаты.

– Нинель, вы куда? – закричал ей вслед Аржанов, но она даже не обернулась.

Измазанная землей банка с каперсами лежала там же. Ну да, убийца избавился от нее не для того, чтобы позже забрать. Понимал: после того как обнаружат тело Артема Павловича, в дом понаедет полиция, возможен обыск в комнатах. А под кустом никто искать не станет. Просто Нинель оказалась там, где никто не ходит, не вовремя.

Думать про шефа как про «тело» было совершенно невыносимо. Нинель подышала сквозь стиснутые зубы. Шеф жив. Это она его спасла. Хотела поднять банку, но вовремя вспомнила про отпечатки пальцев. Хотя она уже брала ее в руки. Вот балда! Если бы полиция все-таки обнаружила этот вещдок, то отпечатки пальцев Нинель Быстровой указывали бы на нее. Дурная привычка хватать все, что валяется под ногами!

Она вытащила бумажный платок, пачку которых всегда носила в кармане, аккуратно завернула банку и пошла обратно в дом.

– Вот, – сказала Нинель собравшимся. – Я уверена, что яд в этой банке. И на ней могут быть отпечатки пальцев отравителя. Правда, мои тут есть тоже.

– С чего вы взяли, что яд в этой банке? Где вы ее нашли?

Нинель объяснила.

– Что касается яда, то ему просто негде больше быть, – раскрыла она ход своих мыслей.

Аржанов медленно повернулся к своему шеф-повару.

– Матвей, ты как-то можешь это объяснить?

На парня было больно смотреть, таким поникшим он выглядел.

– А что тут объяснять, – хрипло сказал он. – Это я хотел отравить Артема Докучаева. Признаюсь.

– Но зачем?

– Не знаю. Он сразу вызвал мою неприязнь. И еще девушку в свой номер привел. А сам женат.

– Какую девушку? – не понял Дмитрий Макаров.

– Вот эту. – Матвей кивнул в сторону Нинель. – Я видел, как он ее на плече тащит в свой номер. Да она там и ночевала, потому его и нашла.

Все смотрели на Нинель, и она против воли почувствовала, что краснеет.

– Артем Павлович просто выручил меня! – воскликнула она. – Так получилось, что мне было негде ночевать и он пустил меня в одну из комнат своего номера. Паулина, вы не подумайте, у нас ничего не было, да и не могло быть.

Последнюю часть своего спича Нинель произнесла гораздо менее уверенным тоном. Она же не спала в поздний час, потому что мечтала об Артеме Докучаеве и о том, что может произойти между ними.

– Да мне плевать, – фыркнула красавица Паулина.

Ну да. Они же разводятся. Разводятся! А почему, собственно? Впрочем, Аржанов не дал ей додумать эту мысль до конца.

– Матвей, а почему тебя взволновал моральный облик нашего гостя? Тебя так возмутило, когда он унес Нинель в свой номер, что ты решил его убить?

– Решил. – Повар смотрел с вызовом. – Она мне, может, сразу понравилась. Я решил за ней приударить, а тут увидел, как он ее несет. Вот и решил избавиться от конкурента.

Это звучало бредом. Нинель смотрела на Матвея во все глаза, не понимая, зачем он врет. А потом вдруг догадалась.

– Это из-за Паулины, да? – быстро спросила она и, заметив, как дернулся Матвей, поняла, что попала в точку. – Вы мне сказали на кухне: вашей девушке пришлось выйти замуж за богатого человека, чтобы оплатить вашу учебу в Париже. А потом, когда вы получили образование, встали на ноги и вернулись за ней, она отказалась уйти от мужа, потому что ей понравилась богатая жизнь. Вы назвали свою девушку Ульянкой. Ульяна… Паулина… Это ведь она, да?

– Какая разница? – закричал Матвей. – Я его отравил, и все. Думал, что он умрет, а она станет свободной и вернется ко мне.

– Ясно все, – мрачно подытожил Аржанов. – Парень, не обессудь, но служба безопасности тебя запрет до утра, пока полиция не приедет. Остальным предлагаю разойтись по своим комнатам.

– Стойте! – Голос Нинель прозвучал резко, как выстрел, и все замерли, словно она была здесь главной. – Матвей не мог отравить Артема.

– Почему? – это спросила Злата.

– Каперсы не той фирмы, – сказала Нинель и, видя недоумение собравшихся, пояснила: – В кладовке абсолютно вся консервация фирмы «Фредерико», я это заметила. А на этой банке этикетка «Фрегат». Тот, кто планировал преступление, не знал, какие продукты используются на этой кухне, а потому всыпал яд в первую попавшуюся в магазине банку.

– Но как этот «некто» вообще мог знать, что при готовке понадобятся каперсы? Они идут далеко не в каждое блюдо.

– Этот человек сам предложил приготовить то блюдо, в котором каперсы используются, – торжествующим тоном заявила Нинель. – Паулина, это же вы попросили приготовить классическое оливье по дореволюционному рецепту! Оливье с рябчиками. И знали, что в него кладут каперсы. Вы заранее подсыпали в банку отраву, привезли ее с собой и то ли выдали Матвею, то ли сами проникли на кухню и все сделали.

– Бред, – безмятежно сообщила Паулина.

– Это все я. Я подсыпал отраву. Я хотел его убить! – закричал Матвей.

– Да не хотели вы его убивать, – сообщила Нинель. – Вы вообще не хотели, чтобы Докучаевы приезжали на базу. Это же вы отправили на служебную почту Артема письмо-предупреждение: «Ешь ананасы, рябчиков жуй. День твой последний приходит, буржуй». Детство какое-то, честное слово! Вы правда думали, что Артем сочтет это за предупреждение и откажется от поездки?

– Я просто хотел помотать ему нервы. Но как вы догадались, что это я?

– Адрес. Письмо было послано со специально созданного почтового ящика, но в его наименовании было слово «шницель». Швейцарский шницель называется «Кордон Блю», так же как и кулинарная школа, которую вы окончили.

Аржанов неотрывно смотрел на Нинель, и в его взгляде читалось уважение.

– Самое обидное, что Ульяна вовсе не собиралась с вами воссоединяться. – Нинель было жалко Матвея, но лежащего сейчас на больничной койке Артема ей было жаль гораздо больше. – Когда вы вернулись в Россию, она сразу заявила вам, что не собирается расставаться с мужем. Праздная жизнь жены крупного бизнесмена ее вполне устраивала. А потом Паулина влюбилась. Я не знаю в кого. Может, в фитнес-тренера, сейчас это модно.

Теперь дернулась красавица, а значит, и здесь Нинель не ошиблась. Матвей смотрел на нее и мелко трясся.

– Муж узнал про ее роман и решил развестись. Он сам мне сказал. Но в планы Паулины вовсе не входило остаться ни с чем, а потому она решила избавиться и от мужа, и от незадачливого поклонника одним разом. Она знала, что Матвей работает у господина Аржанова, знала, что назначена охота на рябчиков, и решила отравить мужа руками Матвея, а самой остаться богатой вдовой.

– Да с чего ты это взяла, клуша? – осведомилась Паулина, впрочем довольно нервно.

– Я слышала ваш разговор по телефону. Вы говорили: муж ничего не желает слушать и вы все сделаете сами, потому что Матвей не сможет. Вы и сделали все сами. Что сказали Матвею о содержимом банки?

– Я сказала, что там слабительное! – закричала Пулина. – Сделала вид, как страшно расстроена тем, что Артем притащил в свой номер постороннюю девку, да еще на глазах у всех. Сказала, что хочу сорвать его ночные планы. Мол, пусть мой муженек проведет ночь на горшке, а не в постели.

– И рассчитывали, что, когда правда вскроется, Матвей благородно возьмет вину на себя. Так все и вышло. Просто вам не повезло, что он рассказал мне о своей школьной любви, а потом я нечаянно услышала ваш разговор, да еще и банка с каперсами прилетела мне на голову. Да и то, что я приду на помощь Артему, в ваши планы не входило.

– Сука! – выпалила Паулина с ненавистью. – Если бы не ты, мой муж бы сдох, Матвей сел, а я осталась богатой вдовой. Ты все испортила!

* * *

Нинель втянула носом свежий, чуть колкий от прохлады осенний воздух, который пах прелью и еще чем-то неуловимым, не существующим в смоге большого города.

Встающий чуть вдалеке лес казался подернутым легкой дымкой тумана. Раздался крик птицы, Нинель не поняла, какой именно, и снова стало очень тихо, лишь где-то вдалеке крякали утки. Хорошо тут все-таки, в Глухой Квохте. Она за год и подзабыла уже, как здесь хорошо.

– Нинель, ты идешь?

Она повернулась на голос мужа и улыбнулась ему, как всегда, когда его видела. Артем Докучаев был лучшим мужчиной на земле.

– Нам нужно сдать подстреленных рябчиков повару, если мы хотим сегодня попробовать их с белыми грибами в сметане. Кажется, именно такой рецепт днем провозглашал аржановский повар.

– У Александра Федоровича талант выбирать поваров. И где он только их находит?

Она подошла к мужу, держащему четырех рябчиков, которых они только что добыли на охоте, встала на цыпочки, примерилась и поцеловала его в прохладные губы.

– Понятия не имею, – серьезно сообщил муж, ответив на ее поцелуй. – Но я не сильно взыскателен в еде. Ты же знаешь, что согласен на любое блюдо из рябчиков, кроме оливье.