Ее вопрос разрядил напряжение. Дэвид вздохнул и предложил ей сигарету, которую она, однако, отклонила, опасаясь, что он заметит, как трясутся ее руки.
— Помнишь те несколько дней, когда я ездил в Клинтон-Сити? — спросил Дэвид, и Андреа утвердительно кивнула. — Так вот, тогда я доехал только до Флетчеров. Ну, ты помнишь Кэрол Флетчер.
Она снова кивнула.
— У Флетчеров есть заброшенный старый сарай. К нему можно добраться по небольшому проселку. Мистер Флетчер хочет снести его уже в течение нескольких лет. Так вот, я оставил там машину и отправился лесом назад, рассчитывая понаблюдать за происходящим. Чтобы никто об этом не знал.
— Так вот почему ты прятался тогда за живой изгородью из роз?!
Он удивленно посмотрел на нее.
— Так ты видела меня? Но каким образом?
— Да с чердака. Дело в том, что и я тоже в тот день вознамерилась оглядеться, — ей удалось даже рассмеяться, — но я так ничего и не нашла. Ничего подозрительного. Я полагала, что голоса воспроизводятся каким-нибудь магнитофоном, опущенным в вентиляционную шахту или в печную трубу.
— Неплохое предположение, — похвалил он ее, — с магнитофоном ты, возможно, и права, а вот с местом, где его следует искать — скорее всего нет.
— Ну, тогда рассказывай дальше ты.
— Хорошо. Итак, я решил пройти вдоль ряда промоин в земле. Нужно сказать, что я принял вначале эти ямы именно за промоины, когда обнаружил их ночью накануне. Их было пять или шесть, и все уходили в сторону дома.
Я сейчас вспоминаю, что в детские годы у нас на кухне торчала труба. По всей видимости, это была вытяжка выгребной ямы. Я предположил, что если пойду вдоль живой изгороди, а затем по тропинке вокруг нее, то найду какой-нибудь вход.
— И ты его нашел? — прервала его Андреа. «Подземный ход! Да, вполне возможно. Но ведь о его существовании наверняка должны были знать с давних пор и другие!»
— Конечно, нашел. Хотя нашел и не там, где предполагал. Я дождался темноты и затем вернулся к конюшне. Там мне пришлось немного покопать, прежде чем в одной из сточных канав я обнаружил дверцу люка.
— И куда она вела?
«Конечно же, в мою комнату, — подумалось ей, — к дверце люка в моей комнате». Дэвид нахмурил брови.
— Вот об этом-то я и хотел сказать. По сути дела — в никуда. Ход идет мимо курятника и заканчивается под одним из птичьих дворов. По крайней мере, когда я постучал по потолку, то услышал хлопанье крыльев.
— Послушай, а почему ты решил, что «призрак» попадает в дом по подземному ходу?
— Да по той простой причине, что ход, заканчивающийся где-то в поле, это полная бессмыслица. Именно поэтому я поехал в Клинтон-Сити и занялся изучением старых строительных чертежей. Конюшни были построены в 1857 году сыновьями Маллена. Однако я так и не понял назначения выхода под курятником. Тогда я решил, что, возможно, в те годы там были не поля, а скорее всего лес. И все-таки подземный ход строился с какой-то целью…
И я в течение целого месяца занимался тем, что при каждом удобном случае простукивал одну стену за другой. И наконец мое терпение было вознаграждено — мне удалось обнаружить кое-что. Оказалось, что таинственный ход имеет и другие выходы. Точнее говоря, то были ниши и расширения совсем как на рисунке, который мы обнаружили в доме Бевиса. Сознаюсь, что уже тогда мне пришла в голову мысль, что это была схема какого-то подземного хода. Еще когда мы были детьми, нам с Биллом часто доставляло удовольствие заниматься поисками тайных ходов, кладов и тому подобных романтических мест, — он улыбнулся, — и конечно же, мы ничего не обнаружили.
— Но зачем тебе понадобилось уезжать? — поинтересовалась Андреа. — Ты же мог оставаться на ферме, вести наблюдения ночами — как теперь?
— Я уже говорил, что стоит мне уехать, как сразу прекращаются все несчастные случаи и вся эта чертовщина.
— И с чем ты это связываешь?
— Я и сам не знаю. Мне известно только, что стоило мне приехать домой, каждый раз начинался очередной спектакль. При этом особенно пугались учительницы Фелиции.
На сей раз он смотрел невидяще куда-то вдаль и в выражении его лица проглядывала горечь:
— И мой отец полагает, что во всех неприятностях виноват я. Тебе ведь это известно, правда?
— Да, — прошептала она.
Как бы ей хотелось утешить его, во она не решалась даже пошевелиться.
— У нас никогда не было особого взаимопонимания. Он очень любил Билла. И когда Билла не стало, у него остались только Джастин и я. Тебе бы Билл очень понравился. Он чем-то напоминал Бена Трэверса, только был серьезнее. Билл не оставил ферму и рано женился. Сара всегда занимала позицию посередине между нами. Бедная Сара! Она не могла жить дома, но в то же время и не могла уехать с фермы. В известной степени это происходило из-за Джорджа. Он хороший человек, верный, постоянный, но напрочь лишенный честолюбия. И если бы судьба швырнула его в жестокий мир, то ему вряд ли удалось бы принести домой даже скромную зарплату конторского служащего…
— А может быть, Джордж просто не в состоянии выполнять иную работу, предположила Андреа.
— Джордж? Могу тебе сказать, что Джордж был в свое время казначеем на одном большом корабле. Он из Нью-Йорка, из тамошней обедневшей семьи. Его матушка до сих пор все еще цепляется за свою знатность, как за поплавок.
Одна из его сестер работает в библиотеке, а другая ведет домашнее хозяйство. Обе они намного старше Джорджа. Мне кажется, что он перешел на корабль только ради того, чтобы сбежать от скуки домашней жизни.
— А я бы сказала, что это склонность к приключениям, — заметила Андреа.
— На корабль он наверняка сбежал от мамы и сестер. И тут на ферме он также прячется от них.
— Мне кажется, тебе нравится Джордж?
— Ну, конечно же, он нравится мне. Именно поэтому я имею право видеть его именно таким, каков он есть. И меня огорчает, что моя семья живет в этаком мире снов, и что такая же жизнь ожидает и Фелицию. Меня огорчает, что Билл умер так страшно. Я считаю себя обязанным раскрыть то, что тут происходит. Но для этого мне необходимы четкие доказательства. Знала бы ты, как часто я пытался поговорить с ними на эту тему! В результате моя мама начинала плакать, а отец принимался выказывать свое недовольство. Нет, это безнадежно…
Поднявшись, Дэвид обошел комнату.
— Сара хочет, чтобы Джастина отослали куда-нибудь. Она не в состоянии понять, что за всем этим скрывается нечто большее. Но стоит мне завести об этом речь, как она уверяет, что я говорю чепуху. Сара считает, что я веду себя по отношению к ферме просто безответственно.
Дэвид остановился перед Андреа и сердито посмотрел на нее.
— Да и ты тоже. Ну скажи мне, Андреа, что тебя настораживает во мне? Почему ты мне не веришь? Что заставляет моего отца считать, будто я испорченный человек или просто дурак и что меня даже нельзя принимать всерьез?
— Я не знаю, — беспомощно пожала она плечами, — это… возможно, это происходит потому, что ты как-то уж очень быстро переходишь от шуток к гневу, даже озлоблению. Ну, как со мною, например.
— Но ты же сама толкаешь меня на это, — заметил он, и Андреа не нашла что возразить ему. — Но теперь-то ты мне веришь? Даже в том, что касается мисс Вернер?
Она ответила не сразу. Ей было непонятно, почему мисс Вернер лгала ей.
— Ну, наверное, она могла и солгать, — согласилась она наконец, — но почему? Зачем ей это было нужно? Ведь я не спрашивала ее о тебе. Она по собственной инициативе рассказала мне эту историю.
— Какое это имеет значение! — заметил он. — Уже достаточно поздно, и я должен отправляться на ферму. Утром я снова вернусь сюда… Где ты спишь? Внизу?
Андреа кивнула.
— Хорошо. Я пройду на спальную веранду. У меня есть ключ, так что я смогу туда попасть. А сегодня я постучал только потому, что мне не хотелось пугать тебя.
— Так что ты сегодня собираешься делать? Снова пойдешь по подземному ходу?
— Да. Должен заметить, что его обследование, да и само наблюдение достаточно утомительны. Я сплю потом целый день и наверняка не буду тебе особенно в тягость. А ты все-таки скажи Фелиции, что я тут. Кстати, как ее дела?
-,0-о, хорошо. И знаешь, она постепенно начинает ненавидеть свое кресло-каталку по-настоящему. Мне думается, что она может позволить себе побегать по округе. А за две недели многое может измениться.
— Да, ты права. Кстати, ты уверена, что действительно хочешь навсегда уехать с фермы?
— Уверена. И я надеюсь, мне удастся все-таки убедить твоих родителей отправить Фелицию в какой-нибудь интернат.
— Да воплотит Господь твои надежды в жизнь! — с иронией произнес он. А теперь пожелай мне, чтобы я обнаружил что-нибудь. Это наш единственный шанс.
— Ну меня-то это, собственно, не касается, — сказала Андреа и бросила на него испытующий взгляд.
— Ошибаешься. Это касается тебя самым непосредственным образом. И не из-за Фелиции.
Она уже собиралась сказать в ответ что-нибудь сердитое, однако сдержалась.
— Я вернусь и очень надеюсь застать тебя здесь, — уходя, сказал он.
— Надейся, если тебе так хочется, — не удержалась она.
Дэвид открыл дверь.
— На всякий случай запомни, что если у тебя появится мысль выдать меня моим родителям, — прошептал он, — то вначале подумай о том, что Фелиция не видела меня. Да и Дюмоны присягнут, что ты сошла с ума.
Он исчез прежде, чем она успела бросить ему в ответ что-нибудь заслуженно обидное.
Она никак не могла заснуть. Пролежав достаточно долго без сна, Андреа встала, набросив на себя халат, и тихонько вышла в холл, поскольку ей показалось, что на лестнице раздавался какой-то шум. Но она ничего не увидела.
— Дэвид? — прошептала она. — Это ты? Ты здесь?
— Да, это я, — ответил он. — На лестнице. Можешь зажечь свет.
Наконец ей удалось найти выключатель. В коридоре зажегся свет. Дэвид сидел на лестнице, прислонившись к столбику перил. Он был страшно бледным, и на его лице виднелись полоски грязи.
— Что случилось? Почему ты так выглядишь, Дэвид? Почему сидишь тут?
— Кто-то меня ударил сзади в подземном ходе. Я отключился сразу. А когда через несколько часов пришел в себя, то решил сразу же ехать сюда. Я… Мне удалось кое-что найти.
Она почти не слышала то, что он говорил, осторожно ощупывая его голову и стараясь найти рану.
— Ой! — вскрикнул он, когда ее пальцы нащупали у него за левым ухом большую шишку.
Андреа с облегчением уверилась в том, что на голове не было открытой раны. Но в любом случае требовалось поставить компресс. Она побежала на кухню и вскоре вернулась с водой и полотенцами.
— Боюсь, — сказал Дэвид, — что мне не подняться по лестнице. Гораздо ближе кушетка в гостиной.
Андреа осторожно проводила его в гостиную.
— До чего же я зол, — простонал он, вытягиваясь на кушетке.
Андреа положила ему на голову холодное мокрое полотенце.
— Ты кошмарно выглядишь. Как ты упал?
— Ничего не помню. Наверное, на виске должна быть ранка. Когда я пришел в себя, у меня текла кровь.
Андреа снова вышла, чтобы захватить какой-нибудь антисептик. Ее руки дрожали.
— Но кто же мог ударить тебя? — вернувшись, спросила она, вытирая ему лицо мокрым полотенцем.
— Вот этого я не знаю. Я нашел еще одну дверь в одном из этих расширений хода, на голой стене в конце прохода. Могу поклясться, что стена находится как раз под домом. Дверь открывается небольшим рычагом и ведет в небольшое помещение с лестницей. Я как раз собирался поглядеть, куда ведет винтовая лестница, как кто-то ударил меня. А когда я пришел в себя, то находился совсем в другом месте этого подземного лабиринта. Мне потребовалось немало времени, прежде чем я выбрался оттуда… Ой, немного полегче! Это снадобье так жжет!
— Это хорошо, — успокоила она его, — по крайней мере, не будет инфекции.
Дэвид взял ее свободную руку и поцеловал в локоть.
— Андреа, — прошептал он, — погляди на меня.
Помедлив, она посмотрела ему в глаза. Она понимала, что более не сможет скрывать свои чувства. Теперь в его темных глазах не было и следа насмешки.
— Не нужно опасаться меня, — попросил он, — верь мне. И помоги.
— Я верю тебе, Дэвид. И я буду тебе помогать. Он закрыл глаза. Когда она захотела уйти, он удержал ее.
— Останься, пожалуйста, — попросил он, — и поговори со мной.
— О чем?
— Да все равно. О чем хочешь. О твоей жизни, Твоей семье. О том, чем ты занималась до своего приезда на ферму. Короче — рассказывай, что хочешь.
Андреа взяла его руку и начала тихо говорить. Через несколько минут он заснул. Она осталась сидеть рядом с ним до рассвета, гладила его волосы, лоб, лицо. Потом она взяла покрывало и набросила на лежащего Дэвида.
Утром она разбудила Фелицию и рассказала ей, кто к ним приехал.
Дэвид проспал почти до полудня. Вторая половина дня была похожа на сказку. Фелиция была более чем счастлива.
— Теперь-то вам нравится дядя Дэвид, — сказала она Андреа, когда вечером та укладывала ее спать. — Но мне хотелось бы, чтобы он пожелал мне спокойной ночи до того, как уедет.
Андреа вышла к Дэвиду на веранду.
— Да, мне придется скоро уехать, — подтвердил он, — а сейчас пошли со мной.
Он провел ее в тот угол веранды, который располагался ближе к озеру. Луна проложила по воде сверкающую дорожку. Вода была темной и как бы подернутой туманной дымкой.
— Не уезжай сегодня, — попросила она, — прошу тебя, только не сегодня.
Когда он обнял ее, Андреа принялась целовать его со всей накопившейся за этот счастливый день страстью.
— Но мне нужно уехать, — сказал он.
— Нет. Не сегодня. Тебя снова изобьют. Пусть они думают, что до смерти напугали тебя.
— Хорошо, — наконец сдался он, — только, пожалуйста, потише.
Он целовал ее с какой-то первобытной яростью. Его губы скользили по ее шее. Дэвид нетерпеливо сбросил бретельку ее платья.
— Нет, — внезапно почти трезво бросил он, — это не то место, где можно отдаться любви.
— Да, — подтвердила она, не делая, однако, каких-либо попыток отвергнуть его ласки.
Когда несколько позже она шла к себе в комнату, то чувствовала себя разочарованной и одинокой — как ребенок, с которого стянули теплое одеяло.
Он оставался с ними целую неделю. В присутствии Фелиции они вели себя друг с другом подчеркнуто вежливо. А после того, как рассказали Дюмонам, что Фелиция может ходить, уже не было необходимости постоянно находиться рядом с нею. Дэвид брал девочку с собою в поездки и на пикники на другой стороне озера, много и охотно играл с нею.
Ночи же принадлежали им двоим. Андреа ожидала каждую их встречу с нетерпением. И хотя она понимала, что ее влюбленность сродни безумию — ей ничего не хотелось изменять. Да она и не смогла бы, даже если бы захотела этого.
Однажды она заметила, что скорее всего то, что их связывает, не любовь, а нечто иное.
— Так что же тогда? — удивился он. — Только секс и страсть? А как же по-твоему должна проявляться любовь?
— Любовь другая, — попыталась объяснить она. — Любовь всегда нежная и радостная.
Дэвид лишь рассмеялся на это и поцеловал ее с такой страстью, что у нее даже перехватило дыхание, после чего рассмеялся. Его смех прозвучал чертовски дико, и Андреа вновь почувствовала уже забытый страх. Она даже инстинктивно отпрянула от него.
— Ты права, — несколько позже согласился он, — это действительно просто сумасшествие, — а затем объявил ей, что намерен вернуться в «Пристанище Отшельника».
— Всему свое время, — пояснил он. — Я отправил через Нью-Йорк домой письмо, в котором сообщил о своем скором возвращении. Они наверняка уже беспокоятся, почему это меня нет до сих пор.
— Но без тебя я не хочу здесь оставаться, — сказала Андреа.
— Даже каких-нибудь пять дней? Удивленно подняв брови, Дэвид рассмеялся.
— Ну, не будь таким жестоким, Дэвид, — запротестовала она.
— Я совсем не жестокий. — Он покачал головой. — Ты просто сумасшедшая девчонка. Ты знаешь и жизни много, и в то же время — ничего.
— Что ты хочешь этим сказать? — настороженно спросила она, но вместо ответа он только поцеловал ее.
Дом у озера потерял всю свою привлекательность после того, как он уехал. Фелиция и Андреа начали скучать, и однажды Фелиция даже предложила сократить их отдых на озере. Тем не менее Андреа отклонила это предложение, дабы не обнаружить свои чувства и свою тоску, Все это время она ничего не слышала о Вене, да и совсем не думала о нем. Но и Дэвид тоже не писал и не звонил после своего возвращения на ферму.
За два дня до отъезда на ферму им неожиданно позвонил Бен. Андреа вначале подумала, что это Дэвид, и ей затем пришлось искусно скрывать свое разочарование.
— Мне не хватает тебя гораздо больше, чем я хотел бы того, — сказал он.
Андреа уверила его, что тоже скучает. Это, конечно же, было ложью, поскольку все ее мысли были заняты только Дэвидом.
— Ты уже подумала о том, что ты хочешь? — спросил он.
— Чего я хочу? — удивилась она. — Ты имеешь в виду, когда я уеду с фермы? Пока даже не представляю себе. Мне будет очень нелегко оставить Фелицию, но…
Оговоренный заранее с Дэвидом план предусматривал, что она должна всем говорить о своем предстоящем отъезде.
— Постой-ка! — запротестовал Бен. — Мне казалось, мы пришли к единому мнению относительно того, что ферма небезопасна для тебя.
— Ну да. Ты прав, Бен, — согласилась она. — Но все это не так просто.
— Понимаю, — возразил он, — но ты слишком много для меня значишь, а потому мне не хотелось бы, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
— А Фелиция?
Андреа услышала, как он вздохнул.
— Ну да. Я понимаю тебя. В конце концов, не кто иной, как мой отец, помог ей увидеть свет. А ее отец был моим лучшим другом. Если бы только можно было уговорить Гордонов отправить Фелицию в интернат или отослать Джастина в специализированное заведение.
— Я не могу себе представить, чтобы Джастин имел какое-либо отношение ко всему этому. Я уверена, что это кто-то другой.
Услышанное, казалось, ошеломило Вена.
— Но кто же тогда? — наконец спросил он.
— Не представляю.
Не могла же она в конце концов рассказать ему об открытии Дэвида, или о том, что сама когда-то считала Дэвида виновником всех несчастий.
— Ну, послушай, — очень мягко начал он, — в общем-то мне все равно, кто это делал. Для меня важно одно — чтобы ты находилась в безопасности. Для Фелиции я сделаю все, что в моих силах. Будем надеяться, что мистер Гордон в конце концов прислушается к моим советам. Я даже готов порекомендовать ему хорошую школу для детей с физическими недостатками.
Андреа так и подмывало рассказать Бену о том, что Фелиция не имеет никаких физических недостатков.
— Ну, а кроме всего прочего, спрашивая тебя о том, чего ты хочешь, я имел в виду совсем не твое пребывание на ферме, — продолжал он. — Я, конечно, не собираюсь тебя торопить, но ты же знаешь, как я к тебе отношусь, Андреа…
«Нет, я не могу выйти за него замуж, — подумалось ей, — по крайней мере до тех пор, пока у меня сохраняются эти чувства к Дэвиду. Я не могу жить с Беном в Индиэн Гэн и постоянно быть на грани того, чтобы сбежать к Дэвиду. Но и Бена я не могу вечно водить за нос. С другой стороны, не могу же я объяснить ему все по телефону».
— Давай оставим этот разговор до моего возвращения, — предложила она. — В субботу я буду на ферме.
— Я не могу дождаться этого дня! — слишком экзальтированно воскликнул он.
Конечно, он будет разочарован ее решением, но сердце она ему наверняка не разобьет, подумалось ей.
— Я буду рада вновь видеть тебя, — стараясь придать голосу сердечность, сказала она. — До скорого, дорогой.
Бену наверняка никогда не стать ее «дорогим». Не стать до тех пор, пока голос Дэвида, его глаза и его прикосновения заполняют для нее весь мир.
В день отъезда Фелиция встала очень рано. Она танцевала и скакала вокруг. Ее невозможно было утихомирить — так радовало девочку предстоящее возвращение на ферму. Сама непосредственность, она спросила Андреа:
— Скажите, мисс Вэйд, а вы любите дядю Дэвида?
— Ну, конечно, — заверила ее Андреа, — ты же знаешь, что я люблю всю вашу семью.
— Естественно. А мы любим вас. И очень сильно. И я тоже. И дядя Дэвид.
— Я знаю, — сказала Андреа, глядя на дорогу, по которой вскоре должен был подъехать Коллинз.
Коллинз на сей раз был не так заторможен и официален, как при поездке на озеро. Он поднял Фелицию и усадил ее на заднее сиденье после того, как откланялись Дюмоны. Ни они, ни Дэвид, судя по всему, ни словом не обмолвились о том, что девочка может ходить. Андреа была рада, что Фелиция не скрывала своего нетерпения и поторапливала Коллинза, требуя, чтобы он побыстрее отъезжал. Андреа испытывала то же нетерпение и на душе у нее было неважно. По пути Коллинз рассказывал, демонстрируя необычную словоохотливость, о том, как проходила жизнь на ферме и в ее окрестностях.
— Мистер Дэвид снова дома, — сообщил Коллинз, когда они свернули в ворота, и Фелиция издала радостный вопль.
Андреа казалось, что Коллинз знал о недельном пребывании Дэвида на озере, но его лицо оставалось непроницаемым. Сердце Андреа радостно забилось, когда она заметила припаркованный у дома «бентли». «Придай своему лицу озабоченное выражение!» — приказала она себе.
Когда Коллинз выносил Фелицию из машины, Андреа увидела стоявшего у дверей Дэвида. Их взгляды встретились. Дэвид выглядел таким же равнодушным, как и несколько недель тому назад, как если бы и не было дней, проведенных вместе на озере. Андреа стало зябко.
— Мои сердечные поздравления, — спокойно произнес он, — Бен рассказывал мне о вашей беседе по телефону и о том, что ты решила выйти за него замуж.
— За него? — Я — выйти замуж? — От неожиданности она говорила слишком громко. — Я никогда не говорила ничего подобного, — возмущенно бросила она.
— И все-таки мне хотелось бы знать, что ты сказала ему такое вскоре после моего отъезда, что позволило ему прийти к подобным заключениям.
Конечно, Андреа отдавала себе отчет в том, что во время разговора с Бэном она была более любезной, чем следовало бы. Но ведь ей совсем не хотелось обижать его. И все же она не сказала ничего, что позволило бы ему сделать вывод о ее согласии на брак. Хотя — многочисленные встречи, неприкрытое расположение к нему… Но ведь все это было в прошлом!
Она густо покраснела. Дэвид отвернулся. Не думая об окружающих, она схватила его за рукав.
— Минутку, — попросила она, — ну как ты можешь делать из этого какие-то выводы?
И в тот же миг Андреа поняла, что говорила слишком решительно. Коллинз удивленно повернулся к ним, и даже Гордоны на какое-то мгновение задержались на лестнице. Сара же бросила на Дэвида прямо-таки уничтожающий взгляд.
«Теперь они все поняли», — пронеслось у Андреа в голове.
Дэвид выглядел злым и молчал. Андреа все еще продолжала держать его за рукав.
— А я и не подозревала, что вы настолько близкие друзья, что даже можете ссориться, — покачав головой, заметила Сара.
— Наши сражения имеют историю, — коротко пояснил Дэвид. — Разве ты не знала? Андреа терпеть меня не может.
— Нет, дядя Дэвид, нет. Это совсем не правда, — воскликнула Фелиция. Ты очень ей нравишься. Она сама сказала мне это. Она сказала, что любит тебя так же, как и ты ее.
Это было бы ужасно, не вложи Фелиция в сказанное столько юмора, что в результате как-то сразу исчезло все напряжение. Все рассмеялись и прошли в дом. Дэвид шел последним. Андреа повернулась к нему.
— Мне нужно с тобой поговорить, — прошептала она, — и чем раньше, тем лучше.
— Мне не нужны никакие объяснения, — коротко бросил он.
— Я и не собираюсь извиняться. Я хочу уехать, — сказала Андреа. — И сегодня.
— Но это невозможно! Послушай, давай встретимся после обеда у конюшен. Я кое-что покажу тебе.
— Вы что, все еще продолжаете спорить? — спросила Сара.
Они поспешили в дом. Андреа сразу же отправилась в свою комнату. «Мне нужно уезжать отсюда, — убеждала она себя. — Оставаться здесь будет для меня настоящей мукой». Она скажет сегодня об этом Дэвиду. Ну, а с Фелицией он пусть поступает, как ему заблагорассудится. Ей нужно показать ему, что он для нее ничего не значит. Абсолютно ничего. Ноль. Но на глазах у нее стояли слезы.
Однако через очень короткое время все эти раздумья были забыты, поскольку перед самым обедом миссис Коллинз нашла Вельму, лежащую у основания подвальной лестницы со сломанной шеей.
О чем еще можно было думать после такой трагедии?