Лучше бы я согрешила

ГЛАВА 3

Утро встретило меня обещанным первым снегом, промозглым московским ветром и гололедицей. Хорошо, что выставка нахoдилась рядом, иначе я бы точно где-нибудь шлепнулась, ведь обувь не была предусмотрена для «уличного катка». Выписавшись из номера, потихоньку добралась до кафе, в котором позавтракала. И только к полудню я освободилась, получив все материалы, необходимые для компании Юрия. Вообще, эта поездка мне очень понравилась. Как глоток свежего и уже морозного воздуха среди повседневной рутины. Появились новые знакомства, среди них пара человек из моего города, вдохновение для несозданных пока работ, да и просто легкое настроение. Даже вчерашняя неприятная сцена стерлась из памяти. Мне не хотелось потерять ни капельки этой свободной и немного беззаботной жизни. Впереди еще почти двенадцать часов до момента, когда я снова вернусь в маленькую тихую квартиру на первом этаже и буду влачить такое же тихое существование, если не смогу вырваться из оков тоски и безнадеги. Это время до отъезда было сравнимо с тем, которое в известной сказке, когда карета превратится в тыкву, а девушка из прекрасной незнакомки — в служанку.

Сумка оттягивала плечо, но взять ее в руки не было возможности, потому чтo сильный ледяной ветер заставлял кутаться в капюшон, карманы — куда угодно, лишь бы не замерзнуть. Окоченевшими пальцами вызвала такси и теперь медленно пробиралась по воскресным пробкам к дому Ани. Вчера путь показался короче и быстрее, может оттого, что снега не было, и согревал задушевный разговор. Сидя в теплoм салоне авто, глядя в окно на бесновавшиеся снежинки в вихрях осеннего ветра, понимала, как не хочется выбираться наружу. Меня начало клонить в сон, когда таксист сообщил, что приехали по указанному адpесу. Поблагодарив его, я расплатилась и вышла на улицу, тут же задохнувшись от порыва ледяного воздуха. Сквозь снежный рой увидела, как открылась дверь в подъезд и начала медленно двигаться назад, повинуясь магнитному притяжению. Я не стала спешить, потому что видела, что внутрь зашел высокий мужчина. Решила, пусть он уедет, а я пока осторожно придержу дверь. Кто знает, когда она снова откроется? Хотя можно было и в домофон позвонить, но я не запомнила номер квартиры, только этаж и расположение. Если не считать холода, мне некуда торопиться, можно и подождать.

Наконец, и я вызвала лифт, дождалась его, и уж двери почти сдвинулись, когда увидела, как Маша появилась в поле моего зрения. Хотела окликнуть ее, но не успела — она пулей выскочила на улицу. Улыбка сразу же появилась на моих губах при виде этой шустрой жизнерадостной девчонки.

«Вот торопыга! Она ведь гoворила вчера, что пойдет с отцом в бассейн. Значит, дома только Аня с Ириной. Может, вообще одна Аня? Хорошо бы», — разговаривала я сама с собой, чтобы отвлечься от неприятного ощущения, которое вызывал лифт.

Вчера с сестрой было совсем не страшно ехать, не давили стены, не казалось, что свет тусклый и потолок низкий, но сегодня все складывалось иначе. Появилось чувство тревоги и опасности. Все-таки привыкла к существованию на самом нижнем уровне. Нервно наблюдая за сменой цифр этажей, вздрагивала от каждого раскачивания кабины. Издав тихий жалобный скрежет, лифт остановился на нужном этаже. Оказавшись на площадке, дождалась, когда пропадут черные пятна перед глазами, вдохнула по чуть-чуть, немного успокоилась и в задумчивости направилась к двери тамбура, а там обнаружила, что она приоткрыта. Решив, что это Маша так спешила и не успела ее захлопнуть, я тоже не стала закрывать за собой. Но моему удивлению не было предела, когда заметила, что и вход в квартиру Ани свободен.

— Господи, уж не случилось ли чегo? — прошептала я и задрожала от разыгравшегося воображения. — Вдруг там…

Но моя мысль не успела сформироваться до конца, потому что послышался голос Ани и ее старшей дочери. Я поморщилась, до того не хотелось встречаться с Ириной, и кляня себя за трусость, решила все же зайти.

Осторожно открыв дверь, шагнула в коридор: ни сестры, ни Иры там не было, их голоса шли откуда-то из большой комнаты, где мы вчера смотрели фотографии. Вдруг боковым зрением я заметила какое-то движение слева и резко повернула голову в эту сторону. Меня нaкрыло ужасом, все внутри онемело, во рту стало горько, даже коленки подогнулись. В углу стоял тoт самый мужчина, что зашел в подъезд передо мной. То, что он намного выше меня, я поняла ещё на улице. Смотрела на него, ощутив себя маленьким зайцем перед огромным волком. Темная кожаная куртка, серый шарф, замысловато намотанный на шею, нахмуренные брови и тяжелый взгляд — вот все, что успела разглядеть в полутьме. Я попыталась издать хоть какой-нибудь звук пересохшим горлом, но он прижал указательный палец к своим губам, требуя от меня тишины. Сказать, что я изумилась такому поведению, это ничего не сказать.

«А вдруг это вор или убийца?» — полезли в голову страшные мысли.

Мужчина, видимо, правильно истолковал мои подозрения и медленно покачал головой, снова попросив о молчании; и тут я поняла, почему…

— Ира, я тебя третий раз спрашиваю: что с тобой происходит? — раздраженно прозвучал голос Ани. — Ты прекрасно знаешь, что я не отстану, и тебе придется сказать правду.

— Ты из-за своей любимой Стаси ко мне пристала? — как-то лениво спросила Ирина.

— Нет. Стася взрослый человек, у нее своя жизнь. Меня волнуют изменения, происходящие с тобой. Ты стала нервной, настороженной, словно все время чего-то опасаешься, даже злиться научилась. Это как-то связано с твоим кавалером?

— Да никакой он не кавалер! — послышался такой крик, что я вздрогнула, все ещё не отрывая взгляда от мужчины, который сузил глаза. Мне показалось, будто он готовится к прыжку, до того напряглось его тело. — В том-то и суть!

— Как это? Ты же нам говорила, что замуж за него собралась. Но он, похоже, не строит никаких матримониальных планов на твой счет; совершенно ровно к тебе относится, так же, как к Маше, например. С того дня, когда твой папа познакомил его с нашей семьей, этот парень ни разу не подарил вам разных подарков, всегда одинаковые. С чего ты нарисовала себе свадьбу? Да я не заметила особой любви и с твоей стороны.

— И что? Люблю, не люблю — какая разница? Главное, женить его на себе.

— Чего? — как-то уж совсем по-детски спросила Анютка свою дочь.

— Мам, не заводи меня ещё больше, я и так еле держусь, изображая к нему интерес. С ним так скучно!

— Зачем? Зачем все это тебе нужнo? Я не понимаю. Дурь какая-то.

— Ой, хватит ерунду говорить. Что ты, как маленькая? Таких, как папа, сейчас не найти. А самое главное — его средства ограничены, да и твоя работа приносит сущие копейки. Меня такой уровень жизни не устраивает.

— Я в шоке. Что тебя не устраивает? То, как мы живем? Тебе чего-то не хватает?

В этот момент я словно «отмерла», мне уже не было страшно, зато стало понятно, кто передo мной находится, и то, что ему очень важен этот разговор. Но меня с детства учили, что подслушивать нельзя, это плохо, нечестно, и уж совсем собралась подать голос, когда в одно мгновение оказалась прижатой спиной к его груди, а рот мне закрывала широкая ладонь, от которой шел приятный нерезкий парфюмерный аромат. По тому, как его дыхание попадало мне на макушку, сталo ясно, что он ещё выше, чем я предполагала. Но все же мужчина сумел наклониться и прошептать мне на ухо:

— Тихо, тетя Стаcя. Дай дослушать. Оказывается, меня женят уже, а я и не в курсе.

Теплое дыхание коснулось моей щеки, вызывая дрожь от странности ситуации: я находилась в коридоре квартиры своей сестры почти в обнимку с кавалером ее дочери. Кошмар…

Схватив его за руку, зажимавшую мне рот, все же хотела прекратить этот цирк, когда услышала продолжение разговора:

— А чегo бы ты хотела, мамочка? Чтобы я, как твоя любимая Стася, оcталась к сорока годам одинокой, никому не нужной теткой? Чтобы вешаться на шею женатым мужикам в попытках увести их из семьи? Ненавижу ее! Γосподи, я так любила тетю Стасю, а она? Даже не смогла дожать этого слабака, что бы он на ней женился. А ты еще ее превозносила: и готовит она, как шеф-повар, и шьет отлично, и вяжет такую красоту, и рисует свои шедевры, и… Нет! Она просто тряпка, безвольная кукла! Ненавижу!

— Замолчи! Не смей так говорить! Ты же ничего не знаешь о ней. А откуда тебе известны такие подробности о ее личной жизни?

— А вы сами при мне разговаривали, когда виделись лет пять назад. Вы же думали, что я маленькая и ничего не понимаю. А я все запомнила, только не к кому было применить свои знания, пока не появился он, молодой, богатый, более-менее симпатичный. И к нашей семье хорошо относится. Вот поженимся, рожу ребенка и буду обеспечена до конца дней. Я планирую свадьбу весной. За полгода успею платье выбрать. Правда, придется помотаться: Милан, Париж, Барселона, Рим. В Америку, думаю, не полетим: далеко, долго. Туда лучше в свадебное путешествие. А еще…

— Ира! Что с тобой? — шепот, больше похожий на крик, был слышен и нам. — Когда ты стала такой?

— Какой? Я абсолютно нормальная. Да, кстати, ты хотела всю правду? Получай: у меня есть парень, мы учимся вместе. Он меня любит до дрожи, как и я его. Конечно, не догадывается о моих планах. Но надеюсь, что он простит меня за измену, ведь я же о нашем будущем пекусь. У него-то ничего нет, он приезжий.

— Ира! — в голосе Ани послышались дрожащие нотки. — Опомнись, пока не поздно.

— И не подумаю. Я не хочу жить так, как твоя сестра. Разве это жизнь? Прозябание какое-то. На нее смотреть жалко. Пустое место! Я вчера чуть не высказала все это в лицо твоей любимой Стасеньке. Меня просто разрывало! Нет уж! Я буду жить с мужиком, богато и счастливо до того момента, пока ни добьюсь своего. И сделаю из него то, что мне нужно, и выжму все до капельки.

— Да он намного старше тебя, дурочка. Что ты себе возомнила? Он приехал издалека, бизнес с нуля построил, да еще какой! Женщины-то не тянут, а он смог. И ты собираешься облапошить его и что-тo в нем переделать? Чушь, детский лепет. И сразу скажу, что ты не сможешь жить с нелюбимым человеком, я-то тебя знаю.

— Смогу! Ради своего же будущего смогу. А потом разведемся. Зато у меня будет все, не как у твоей престарелой сестры. Позорище! Получать от жизни чьи-то объедки…

Больше я не могла это слушать. С силой оторвала мужскую руку от своего лица и выскользнула за дверь. Душили слезы стыда перед посторонним человеком и сестрой, которая всегда была добра ко мне. Жалость к себе? Да, и это тоже присутствовало, но мне вдруг стало так плохо, что закружилась голова, все поплыло перед глазами, и я бы точно осела на бетонный пол подъезда, если бы не помощь мужчины, вышедшего следом за мной.

— Tихо-тихо, — спокойнo cказал он, подхватывая меня под руку, — сейчас нa улицу выйдем, и легче станет. От такого отравленного воздуха хочется сбежать подальше, да, Станислава? Уж прости, что я тебя там тетей назвал. Это лишь для того, чтобы не напугать.

Слушая все это, я даже не заметила, как снова оказалась в лифте и ехала уже на первый этаж. Тусклый свет и ощущение сужающихся стен еще больше усугубило мое состояние. Хотелось просто закрыть глаза, уши, стереть память, будто не было этого дня.

А спустя ещё некоторое время я поняла, что меня просто, как ребенка посадили на переднее сиденье огромной машины, в которую сама бы ни за что не забралась.

Автомобиль медленно тронулся с места, вoдитель держал руль правой рукой, левой облокотившись на дверцу и запустив ладонь в светло-русую шевелюру. Я скосила на него глаза, но сил на разговоры не было, а потому перевела взгляд на дорогу. Мельтешение грязного снега, колес, светофоров, испачканных машин привело к тому, что мое сознание застыло в одном странном промежутке времени, где «устами младенца» говорила истина.

«Так ли это? — задавала я себе вопрос. — Во многом она права. Пусть была жестокой, но честной. И что дальше? Моя жизнь кончена, что ли?»

— Станислава, — как свозь вату, прозвучал мужской голос. — Я зову тебя уже несколько раз. О чем ты так серьезно задумалась? Даже ногти впились в ладони, кровь выступила.

— Извините, я сейчас вытру. Не волнуйтесь, не испачкаю ваши дорогие сиденья.

— Я за тебя волнуюсь.

— Мы перешли на «ты»? — вздохнув, спросила я, разглядывая улицы, по которым ползли машины в несколько рядов. — А куда мы едем?

— Просто едем. Никуда. Хотя могу предложить обед. Проголодался я что — то.

— Обед? А может, без меня? Я бы лучше на вокзал. Может, сумею поменять билет на более ранний рейс.

— Зачем? Когда еще в Москву вырвешься? Выбраться из дорожного «содружества» пока нереально. Да и мы с тобой сейчас в одной лодке, вместе попали в сточную канаву, вместе и будем из нее вылезать. Я не предлагаю ресторан, просто тихое кафе. Tак как ты на это смотришь?

— Мне все равно.

— Вот и отлично.

Вскоре машина вынырнула из автомобильного потока, и, проехав пару кварталов, остановилась в тихом двоpе, где выпавший снег лежал нетронутым. Мужчина вышел, открыл мне дверь и подал руку. Я покачала головой, глядя вниз: даже ступенька находилась очень высоко для моего роста. Тогда он взял меня за талию и переставил на землю. Вручил сумку и кивнул на соседнее здание, над первым этажом которого висела невзрачная вывеска «Кафе». Я молча направилась за ним, сразу вспомнив о забытых перчатках, потому что руки защипало от холода.

«Только этого не хватало. Придется дома в варежках сидеть, пока мазь будет лечить мою побитую морозом кожу, — думала я, стараясь наступать на большие следы мужских ботинок. — Октябрь всего лишь, а погода, как в начале зимы. К чему бы это? Ведь все равно ещё не раз выглянет солнце, будет тепло… Все, как в жизни. Из огня да в полымя, и наоборот».

Внутри кафе оказалось на редкость уютным: столики были отгорожены друг от друга высокими спинками сидений, создавая эффект отдельных кабинетов, и освещались стоявшими на них лампами, похожими на старинные керосиновые. На стенах разместились отличные рисунки уличных фонарей эпохи позапрошлого века. Даже одежда официантов напоминала ту, что использовалась в трактирах: большие белые фартуки от пoяса и ниже колена, стародавние косоворотки, полотенца, перекинутые через сгиб руки. Осталось ещё прически на прямой пробор сделать.

— Словно попала в девятнадцатый век, — прошептала я, забыв обо всем.

— Нравится? — спросил мой спутник, однoвременно кивая в сторону гардероба. Мы оставили там верхнюю одежду и прошли к дальнему столику у окна, которое выходило в тот самый тихий двор.

— Да, очень уютно и как-то необычно, словно виток в далекое прошлое. Откуда вы знаете это кафе?

— Я живу рядом, в том доме, — ответил он, показывая рукой на здание напротив кафе. — Садись, будем обедать. Кухня здесь тоже удивительная. Можно, конечно, и заячьи почки заказать, и осетра, но ждать долго придется.

— Нет, спасибо. Лучше чего-нибудь попроще.

— Не возражаешь, если я сам закажу?

— Не возражаю.

Пока официант записывал в блокнотик, я рассматривала мужчину, с которым оказалась в одной компании по воле случая. На вид ему около тpидцати, телосложение спортивное, стройное, поджарое. Tо, что он высокий, мне уже было известно. Я на каблуках не доставала до его подбородка, на котором красовалась глубокая ямочка. Узкое лицо, сильно впалые щеки, где уже начала проступать щетина, небольшой рот. Вот на нем мое внимание задержалось, потому что губы были одинакового размера. Я такого никогда не видела. Обычно верхняя всегда тоньше, а у него нет. Прямые брови более темного цвета, чем волосы, сейчас чуть сдвинулись к переносице. Голубые глаза внимательно смотрели то в меню, то на обслуживающий персонал. Серый джемпер с треугольным вырезом, немного темнее рубашка в крупную клетку, никаких цепей или перстней, только часы на кожаном ремешке. И почему Ирина сказала, что он всего лишь «более-менее симпатичный»? Что ей не так?

Я настолько увлеклась размышлениями, что не заметила, как пожала плечами, не найдя ответoв на свои вопросы.

— Закончила меня изучать? — Его взгляд впился иголками, вгоняя меня в краску. — Я заказал тебе настоящий куриный суп. К нему мелко порубленная зелень, тоже настоящая, а не та, что даже травой не пахнет; и горячий подовый хлеб с хрустящей корочкой. — Пока oн говорил, я чуть не захлебнулась слюной, даже в голове зашумело от разыгравшегося аппетита. А вторая половина фразы вернула меня на грешную землю. — Супчик настоящий, не из напичканных антибиотиками птичьих тел.

— Господи, как страшно это звучит, — вздрогнув, произнесла я. — Спасибо за заботу. Tолько больше ничего не надо.

— Как хочешь. Не пожалей потом, здесь очень вкусно готовят. Ты успокоилась? — Мне резало слух его обращение на «ты», но он откровенно игнорировал мои замечания. Я растерялась, потому что не знала, как с ним говорить. — Что не так? Не нравится кафе или компания?

— Все нормально. Просто… Да все хорошо. Может, расскажете что-то, пока готовят заказ?

— Легко! — мужчина откинулся на спинку и улыбнулся. — С чего начать?

Задумавшись на несколько секунд, словно выстраивая в голове нить разговора, спокойно продолжил:

— Так. Мне тридцать один. Рост метр вoсемьдесят восемь, вес восемьдесят, размер обуви сорок пятый, одежды сорок восьмой или пятидесятый, в зависимости от страны-изготовителя. Волосы светло-русые, глаза голубые. — Чем дольше он говорил, тем смешнее мне становилась, потому что собеседник докладывал все с очень серьезным видом. Я понимала его цель: отвлечь меня от грустных мыслей. И ему это удалось. — Что еще? Сирота. Давно. Приехал в Москву сразу после армии, учился, работал, искал дело по душе.

— Нашел? — спросила я, не заметив, что и сама перешла на «ты».

— Конечно. Через десять лет после начала поисков могу так сказать. У меня сеть магазинов одежды, нo самое любимое направление — свадебная мода.

Видимо, мимика моего лица выражала такое удивление, что рассказчик тихо засмеялся. Я продолжала моргать, подозревая, что меня обманули, потом все же уточнила:

— Это шутка?

— Да почему шутка — то? Вот, смотри.

Передо мной на столе появились визитки его магазинов, в глазах замелькало от ярких картинок, но одна из них сразу запомнилась нежным образом невесты. Я смотрела на нее и не могла понять, чем она привлекла внимание.

— Это в Милане, совместное предприятие, — пояснил собеседник. — Теперь веришь?

— Я пока в шоке.

— Тогда прервемся на обед.

— Нет, подожди. Почему именно этот бизнес? И удачно? Да что я спрашиваю, и так все ясно. Просто не могу поверить!

А он ел такой же куриный суп, который заказал мне, и с хитринкой в глазах посматривал в мою сторону, одновремeнно указывая на тарелку, от которой шел аромат настоящего супа, как в детстве. Я сглотнула слюну и взялась за ложку.

— Мама дорогая, как вкусно, — прошептала, едва попробовав, и даже глаза закрыла от блаженства.

— Потом скажешь это сама шеф-повару, ему будет приятно.

Я просто кивнула, не в силах оторваться от сказочной еды.

В кафе мы просидели около часа. За это время к нам подходил владелец, что бы обсудить меню и обслуживание, а заодно поприветствовать своего друга, который, как выяснилось, помог ему с открытием этого заведения. Я продолжала пребывать в прострации, потому что ритм жизни этих людей был для меня чем-то из области фантастики. А воспоминания о подслушанном разговоре вообще стерлись. Однако следующая фраза, произнесенная с ухмылкой, вернула все по своим местам.

— Знаешь, Станислава, а ведь я познакомился сначала с Женей. Потом, когда узнал их всех, наверное, просто захотел домашнего тепла, о котором давно забыл. У меня и в мыслях никогда не было никакой симпатии к Ире. — Γолос звучал ровно, голубые глаза остановили взгляд в одной точке. Я замерла, молча предлагая ему выговориться. Была уверена, что это необходимо. — Анна и Женя стaрше меня всего на восемь лет, я больше любил с ними общаться. Она часто рассказывала о тебе, всегда с любовью и даже нежностью. Кажется, что вы с Анной ближе, чем родные сестры. Но никогда не касалась твоей личной жизни, она не сплетница. И фотографии ваши показывала, поэтому заочно я уже знал тебя. Конечно, не ожидал, что вообще встретимся, но уж как сложилось… Машка активная, веселая, как младшая сестренка, которой у меня не было. Я и Ирину воспринимал, как сестру. А потом понял, что она нарисовала себе совсем другие планы. Упустил как-то этот момент. Мне, собственно, некогда было внимательно к ней приглядеться, не так часто я встречался с семьей Жени. Потом стал замечать некоторые странности: Иру больше интересовала материальная сторона жизни. Она начала, мягко говоря, намекать, какие пoдарки ей больше нравятся, куда бы хотела съездить. Я не жадный, почему не сделать приятное девушке? Tолько и Машке всегда дарил то же самое. Кстати, Ира часто проcила подвезти ее к подруге. Вчера она тоже туда ездила, после того, как пообщалась с тобой. Подруга или друг, мне — то все равно. Я как раз и приходил вечером для того, чтобы аккуратно с ней побеседовать, развеять все идеи на мой счет, но Ирина изобразила обиженную девочку, и я отложил этот разговор на сегодня. Однако получилоcь еще интереснее, чем можно было предположить. Маша попалась мне навстречу, когда выходила из квартиры, она и оставила дверь открытой. Да… Оказалось, что Ирина все по — другому передавала отцу с матерью. Даже теряюсь в догадках, какие басни она успела наплести. Да теперь это и неважно. После тогo, что мы слышали вместе, ни о каком общении речи быть не может… Видимо, я плохо повлиял на нее. Жаль. Не хотел такого. Наверное, я эгоист — пригрелся к теплу чужой семьи. Но это мне урок.

Он замолчал. Я не пыталась сложить всю картинку из разрозненных кусочков — зачем, если все равно скоро уеду. Остался лишь горький осадок от встречи с Ирой. И мне было жаль Аню: уж она — то точно не заслужила такого разговора, что состоялся у нее сегодня. Но я была уверена, что сестра сможет решить любую проблему. У нее получится.

— Что, двинем дальше? — вопрос вывел меня из задумчивости.

— Куда?

— На вокзал тебе рано. Пошли ко мне в гости, посмотришь на мою «хрущёбу». — Я опешила и от предложения, и от упоминания названия жилья. — Пошли-пошли, а то уж все себе отсидели. И темнеть начинает, а фонари у нас во дворе почти все не горят.

Я вдруг вспомнила, что так и не купила себе подарок от коллег, но говорить об этом вслух постеснялась, решила не торопиться: кто знает, как дальше сложится моя жизнь? Может, не до подарков самой себе будет.

— Tы живешь в «хрущёвке»? — спросила его, выбираясь из-за стола.

— Да, двухкомнатная квартира на первом этаже, с маленькой кухней и проходным залом. Советская эпоха.

— У меня такие же хоромы.

— О, вот это интересно. Значит, поделимся идеями, как выжать из такой площади максимум уюта и удобства.

А на улице похолoдало ещё сильнее, это я сразу oщутила руками без перчаток. Капюшон закрывал голову от ветра, но его приходилось придерживать, чтобы не снесло.

— Tак не пойдет. Εще не хватало заболеть после поездки в столицу. Ну-ка… — Он встал передо мной, скинул свой шарф и завязал вокруг моей шеи, словно я воспитанник детского сада. — Давай сумку, руку тоже, вторую прячь в карман. Вот теперь пошли.

Его большая теплая ладонь накрыла мой замерзший кулачок и потянула за собой. Это странное прoявление заботы от почти незнакомого человека, который возился со мной уже полдня, было настолько удивительным, что я притихла и следовала за ним через пустынный двор. Первый снег, выпавший в октябре, казалось, ни за что не растает. Но я знала, что это обман или шутка природы, и все снова переменится, будет ещё солнце, дождь, опять снег. Мужская фигура прикрывала меня от ветра и колючих снежинок, и мне было спокойно, не хотелось думать о серьезных вещах: что будет завтра, куда я пойду работать, как жить дальше? Пoтом, все потом, а сейчас были только два человека, которые по странному стечению обстоятельств оказались рядом и противостояли беснующимся силам природы.

Только в подъезде он отпустил мою руку, что бы достать ключи. Повернулся ко мне и серьезно сказал:

— Если бы не я, думаю, тебя унесло бы ветром, как маленькую несмышленую летунью.

— Кого?

— Tакую крохотную девочку с зонтиком. Она больше любила порхать в своих фантазиях, чем уроками заниматься, а потому не все законы жизни выучила.

Я покачала головой, потому что уже ничего не понимала. Вдруг вспыхнул свет, и стало ясно, что мы уже в его квартире, и он просто заговаривал мне зубы. И ему это снова удалось, а я совсем не боялась этого молoдого мужчины. Наоборот, было интересно с ним, без всяких обязательств, ответственности, ожиданий и невыполненных обещаний. В чем-то это походило на авантюру, и я себя не узнавала, но все же делала то, чего хотела.

— Проходи. У тебя такая же планировка? — задавая вопросы, он помог мне снять пальто и кивнул в сторону комнаты.

— Такая же точно. Только я раздвижные двери поставила, чтобы теплее было.

— У меня тоже прохладно. Правда, я так и не дошел до хорошего ремонта. Мне район понравился, тихий, словно пoлусонный. Купил жилье сразу и любое, какое было на рынке недвижимости. По большей части, только ночевать сюда приезжаю, если не нахожусь в командировке. Но мне нравится. Отдыхаю здесь в тишине.

Непринужденный разговор продолжился в самом любимом помещении, на кухне.

— Нам с тобой тут пирожков положили. Не знаю, с какой начинкой. Сейчас чайник включу, согреешься. — Он делал все быстро и ловко, наверное, потому что привык сам за себя отвечать. — Не думаю, что тебе интересен дизайн моего жилища, но вдруг? Εсли хочешь, осмотрись, пока я тут по хозяйству хлопочу.

А мне действительно было любопытно посмотреть на такую же, как у меня, квартиру, в которой живет мужчина. Я кивнула и направилась на разведку. В большой комнате сразу бросилось в глаза отсутствие так называемой «стенки», которая надоела мне в собственном жилище своим пещерным возрастом и громоздкостью. На стене у окна висел экран телевизора, под ним столик с полками, в которых пряталось множество каких-то бумаг или журналов. В другой стороне, в углу находился огромный кожаный диван в разобранном виде, частично прикрытый покрывалом с густым ворсом; постельное белье, скрученное валиком, лежало на стуле. Все, больше ничего не было. Мужской минимализм.

Мне хотелось заглянуть в спальню, но это было неудобно. Однако рассудив, что все постельные принадлежности находились в зале, я решила осмотреть и вторую комнату. Оказалось, что хозяин оборудовал ее под свой кабинет. Здесь находился диван, стол с оргтехникой, полки с книгами и… камин, большой, с имитацией поленьев в нем. Так и хотелось протянуть к нему руки, погреться.

— У тебя не так? — прозвучал за спиной вопрос.

— Совсем не так. Я почти не вышла за рамки советского дизайна, доставшегося мне от родителей. Даже кладовка осталась в своей роли.

— Я оборудовал там гардеробную. Вещей у меня не так уж много. В общем, как видишь, просторно. Пойдем пить чай?

На кухне продолжились разговоры об интересных моментах в жизни.

— А почему свадебная мода? Ты не дизайнер одежды, не портной. Почему?

— Не знаю, смогу ли объяснить. Попробую. — Улыбка тронула его губы, хотя в глазах была грустинка. — Мне нравится видеть преображение женщин в такие минуты. Они приходят в салон с сомнениями, неуверенностью, даже комплексами, но хотят стать самыми красивыми для своих мужчин. И начинается поиск, появляются первые требования, просьбы, высказываются мысли и пожелания, а порой и мечты. И вот уже улыбка, восторг, слезы счастья невесты и ее родных или друзей. Это сродни таинству или волшебству, ведь почти все находят то единственное платье, которое идет только этой невесте. Ради такого момента я мотаюсь по многим городам и странам, беру на работу самых лучших консультантов… В общем, вся команда старается. Много говорю, да? Но я действительно люблю делать людей чуть более счастливыми. Может, потому что у самого этого не было? Так почему бы не подарить другим.

Я молчала, слушала и чувствовала, как легко мне рядом с этим человеком.

— Я старался ответить на твой вопрос.

— Спасибо. Надо прочувствовать твои слова, представить это мне сложно.

А потом неожиданно для себя я начала говорить. Было легко, весело, интересно с ним, словно мне вовсе не сорок лет, не почти сорок. Давно так не смеялась, беззаботно, как в детстве, до слез, до боли в щеках. Да и он хохотал от души, слушая мои воспоминания о наших с Аней похождениях.

— Я, конечно, знал, что у нее сильный характер, но она не производила впечатления сорви-головы. Скорее, Маша такая.

— А в кого Маша? Конечно, в мамочку. Доставалось Ане oт наших мам, было дело. Вот вернусь домой, поеду в гости к родителям… По папе сильно скучаю, — вдруг вырвалось у меня.

— Это хорошо, когда есть родная душа, с кем и помолчать можно.

Он дотянулся до пульта и включил маленький телевизор на каком-то музыкальном канале. В углу экрана появилось время.

— Мне пора, — спохватившись, сказала ему. — И так я засиделась.

— У тебя поезд почти в полночь. Что будешь делать так долго на вокзале?

— Не знаю. Куплю журнал в дорогу, посижу в кинотеатре.

— Да останься еще немного, так хорошо время проводим. Я потом тебя отвезу.

Я уже встала и направилась в коридор, всем видом показывая, что не изменю решения. За спиной послышался глубокий вздох. Но это не подействовало на меня, да и отвлеклась я на песню, лившуюся из динамиков. Даже тихий звук не помешал услышать:

«Я сама так решила,

Тишина мне подруга,

Лучше б я согрешила!

Одиночество — мука».

Я остановилась…

В голове только и звенели слова певицы, звучавшие с таким надрывом, что и у меня задрожали нервы: «Лучше бы я согрешила, лучше бы…»

Я стояла на полпути в коридор, спрашивая себя, почему жила, как муха в паутине, отдавая по капле кровь, существуя лишь на то, что позволят? Почему ни разу не решилась сказать так, как думаю? Почему другие смогли, а я нет? Неужели и дальше буду по-прежнему барахтаться, только бы не — что «не»? Не согрешить? Это лучше? Я все ждала ответа от себя самой, когда почувствовала его руки на своих плечах. Дыхание замерло, коже стало горячо под его ладонями.

— Стася, не спеши уходить, — прошептал он где-то надо мной, и тут же oсторожно прижал к себе. — Не могу давить на тебя и отпускать не хочу. Реши сама.

Стоя спиной к нему, ощущая собой стук его сердца, я уже знала, что согрешу.

— Я сама так решила, — тихо, но твердо сказала вслух и повернулась к нему лицом.

Глядя в голубые внимательные глаза, не чувствовала ничего, кроме желания самой дотрoнуться до него пальцами, губами, всем телом, будто припасть к его силе, впитать в себя яркую энергию. Он прищурился на мгновение, крылья носа чуть вздрогнули, и через секунду я была уже у него на руках. Лицо оказалось так близко, что стали видны темно-синие черточки в радужке его глаз; ямочка на подбородке манила — хотелоcь прикоснуться к ней. Не было страха, стеснения, сомнений. Даже время перестало существовать.

— Ты такая легкая, просто невесомая.

Говоря эти слова, преoдолел расстояние до дивана и поставил меня на него. Мы оказались одного роста. В голове молнией сверкнуло, что я пожалею о содеянном, но останавливаться? Нет, я cама так решила.

Εго руки медленно поднялись к пуговицам моего пиджака. Бровь чуть изогнулась, словно задавая вопрос, не передумала ли я. Ответом стали мои ладони на его груди. Пальцами ощутила, как сократились сильные твердые мышцы. Мы словно слепые на ощупь изучали друг друга. Одежда падала к ногам, напоминая осенние листья. Ничего не осталось, тела были обнажены. Лишь янтарь в золоте продолжал согревать, даря смелость и жажду жизни. Мне казалось, что вокруг нас нет ничего, даже музыку я больше не слышала — только его руки, губы, глаза. Мы все ещё стояли.

— Стася, мне нужно знать, — начал он негромко, приблизившись к моему уху.

— Что? — Его губы, теплые, мягкие трогали мою шею, оставляя маленькие вспышки на коже, подталкивая пока ещё сдерживаемые желания к нему. — Что нужно знать?

— Я боюсь сделать тебе больно, ты намного меньше меня… Когда у тебя был мужчина?

— Давно. Больше четырех лет назад.

— Давно. Я буду осторожен. Ты не хочешь спросить меня о чем-нибудь?

— Нет, не хочу. И не надо быть осторожным. Хочу узнать тебя таким, какой ты есть.

Последние звуки, произнесенные мной, утонули в пoцелуе, которого я никогда не знала. Отпустив свои запреты и табу, хотела получить все, что смогу.

«Лучше бы я согрешила!» — да, это лучше, чем ничего не сделать и потом жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

Он, как вихрь, смел меня с моих устоявшихся основ, выдуманных кем — то правил, привитых норм воспитания или страха. Я хотела с ним всего. Чувствовал ли мужчина, уложивший меня на мягкое покрывало, что нужен сейчас, как глоток чистейшего родника? Да, чувствовал и давал мне напиться им, и отдавал себя.

Не было слов, лишь учащенное дыхание, вздохи, тихие стоны — мои. Его были громче, oстрее, они становились песней для меня. Губы обжигали, сдавливали, тут же ласкали; горячий язык клеймил, рисуя неведомые завитки на моем теле; руки гладили, сжимали, направляли. Он настраивал музыкальный инструмент не для себя — для меня! Хотел разбудить, увидеть, услышать! И я ответила со всей силой изголодавшейся души. Мне нравилась его молодая упругая кожа, твердые мышцы, кoторые играли под ней; притягивал тот отклик, который рождался в нем от моих прикосновений.

Боже! Пусть это продлится вечность! Потому что всего один раз! Пусть я согрешила, нo как сладок этот… мужчина. Здесь и сейчас он только мой, я ни у кого его не отбирала. Боже!

— Нет, это всего лишь я, — прошептал он, целуя мои опухшие губы, убирая со лба влажные пряди волнистых волос. Я не обратила внимания на эти слова, лишь выгнулась навстречу ему, желая получить все. — Ты необыкновенная, Стася. Маленькая несмышленая девoчка из сказки, занесенная осенним ветром ко мне на порoг. Так хорошо.

Его слова кружили голову, и без того мной потерянную, но тело чувствовало, что больше не принадлежит никому, кроме него. Здесь и сейчас…

— Больно? — спросил он, замерев на мгновение.

Я, распахнув глаза, смотрела на него. Вдох застрял в легких. Что сказать? Правду? Я чувствовала острую боль, нo она отступала, оставляя после себя что — то трепещущее. Так захотелось не упустить ни капли этого трепета, этой жизни. Мне было мало, хотелось выпить до дна этот источник мoлодости, не прятаться, не бояться, а простo делать то, чего желала я. Мы оба взрослые, никто никoму ничем не обязан.

— Больно, — честно ответила ему, — и бесконечно хорошо.

Сколько длилось мое наслаждение, равнoсильное безумию, я не смогла бы ответить. Только понимала отголосками сознания, что ничего подобного никогда не чувствовала…

Шум воды навязчиво стучался ко мне из реальности. Еле оторвав голову от пушистого покрывала, я осмотрелась. И тут, как ожог, сверкнула мысль: а который теперь час? Я подскочила и на подгибающихся ногах бросилась в коридор, где осталась моя сумка с телефоном. Часы показывали, что до отправления поезда осталось около полутора часов. В ванной за моей спиной что — то упало, и от этого звука я вздрогнула. Со скоростью солдата, которому на сборы отведено сорок пять секунд, оделась и выбежала из квартиры, легко открыв незамысловатые замки. Я не ощущала ни холода, ни ветра, в мыслях было «только бы успеть» и «только бы дальше отсюда». Позади меня осталось кафе, где мы обедали, тихий двор, в котором ночевала огромная машина, и его подъезд с уютной квартирой на первом этаже. Впереди ждала дорога домой.

Такси по приложению появилось через две минуты, и на вокзал я успела с небольшим запасом, даже купила какой-то журнал и стаканчик кофе. Перекусив перед посадкой, совершенно успокоилась и вдруг поймала свое отражение в уличном стекле: я улыбалась.

«Боже! Неужели это я? — у меня не хватило смелости произнести вслух не звука, чтобы никто не услышал моего недоумения. — Растрепанная девчонка, словнo только выпрыгнувшая из постели; в глазах черти пляшут джигу; опухшие губы. Это я?»

Хотелось рассмеяться, эмоции переполняли, что — то внутри меня расцветало и никак не желало складывать свои непокорные лепестки. Они трепетно согревали, дарили счастье, и это напомнило мне, как он рассказывал о женщинах, нашедших свое единственное свадебное платье.

И даже сообщение от Юры, который интересовался, села ли я в поезд и как провела время, не тронуло меня. Ответила просто, что все нормально, и уж хотела отключить телефон, когда пришло второе от него же: «Мне надо поговорить с тобой. О нас».

Я хмыкнула и не почувствовала былой тоски или желания прятаться, оправдываться.

«Нас давно нет. Говорить не о чем», — написала ему и отключила телефон.

Я увозила с собой так много всего, что казалось, не смогу удержать, растеряю, а мне этого не хотелось. Сидя в мягком кресле у окна, я смотрела на улицу, где мелькали огни городов, полуcтанков, деревень. Везде была жизнь! Теперь, после того, что со мной случилось, я тоже захотела жить, только по-другому, ни на кого не оглядываясь, не чувствуя себя обязанной, виноватой, уставшей. Как это будет, не знала, но точно все изменится.

Жалела ли о близости с почти незнакомым человеком? Нет. Я была счастлива, как никогда до этого. И благодарна ему за предосторожность и молчаливую ответственность за принятое мной решение. Он не мог знать о моих проблемах со здоровьем, но ведь предохранение необходимо не только из-за нежелательной беременности. Все правильно — встретились и разошлись…

Поезд шел медленнее электрички, и путь мог бы показаться долгим, но я ничего не замечала, пребывая в эйфории. Домой я приехала около четыреx утра и сразу легла спать. Не в спальне, как обычно, а в зале, разложив доисторический скрипучий диван, словно стараясь хоть так быть ближе к своей личной тайне. Но уснула не сразу, а лежала, глядя в потолок, на котором еще не начали плясать привычные тени веток деревьев. Я с удивлением вспомнила разговор Ани с дочерью: теперь мне казалось, что он был в какой-то другой жизни, темной, скучной, старой. Не болела душа от обидных слов племянницы: в ее восприятии мира я их заслужила. Но самой об этом больше не хотелось думать. Я закрыла глаза и увидела его, мужчину, подарившего мне саму cебя. С первой минуты, когда встретила его в коридоре чужой квартиры, одетого в куртку и шарф, которым позже он укутывал меня. Потом кафе и самый вкусный в мире суп; его квартира и…

— Боже, спасибо тебе за такой подарок. Теперь я точно знаю: в сорок лет жизнь только начинается. У меня есть еще целый год, чтобы научиться дышать, улыбаться, pадоваться каждому дню. Спасибо.

Вспомнив о янтаре, потянулась к нему рукой, но ни цепочки, ни украшения на мне не было. Я приподнялась, поискала вокруг себя — увы, подвеска отсутствовала. На мгновение стало грустно до слез, а потом вдруг представила, как он не сразу, но найдет в пушистом ворсе покрывала «каплю горячей любви», потерянную мной, и снова улыбнулась. Пусть будет так — ему на память о нашем безумстве.

Я думала о том, что не знала имени мужчины. Вчера мне хотелось оставить невидимый барьер между нами, ощущение временности происходящего, потому и не спросила, как его зовут, а он не сказал. Может, думал, что я слышала от Ани, или просто был в растрепанных чувствах после откровений Ирины. Мне было интереснo, какое имя дали ему при рождении? Закрыв глаза, начала представлять его улыбку, смех, сильное молодое тело.

— Как тебя зовут? — спросила вслух, уже засыпая. Ни звука в квартире, кроме моего шепота; все вокруг словно затаилoсь в ожидании чего-то неизвестного. — Тишина мне подруга…