Лучше никогда не быть

Посвящается моим родителям, несмотря на то, что они произвели меня на свет, и моему брату. Существование этих людей пусть и губительно для них самих, однако для остальных – великая радость.

Оглавление

Предисловие

I. Введение

Кому же повезло?

Анти-натализм и предрасположенность к пронатализму.

Краткое содержание.

Руководство к чтению.

II. Почему появление на свет безусловно причиняет страдания?

Может ли появление на свет принести страдания?

Стоящая и нестоящая жизнь.

Ради чего стоит начать жить? Ради чего стоит продолжать жить?

Почему появление на свет безусловно причиняет страдания?

Несимметричность удовольствия и страдания.

Сравнение существования и не-существования.

Другие примеры несимметричности.

Нужно ли сожалеть о появлении на свет?

III. Насколько плохо существование?

Почему качество жизни не складывается из разницы хорошего и плохого.

Почему субъективная оценка качества жизни недостоверна?

Три точки зрения на жизнь.

Почему жизнь несчастна независимо от точки зрения?

Гедонизм.

Точка зрения исполнения желаний.

Список плюсов и минусов.

Заключение о трех точках зрения.

Мир, наполненный страданиями.

IV. Деторождение. Точка зрения антинаталиста.

Продолжение рода.

Отсутствие обязанности размножаться.

Существует ли обязанность НЕ размножаться?

Право на деторождение.

Определение права на деторождение.

Недееспособность и «испорченная» жизнь.

Ответ на аргументы о правах инвалидов.

«Испорченная» жизнь.

Искусственная и вспомогательная репродукция.

Утилитарное отношение к будущим людям.

V. Прерывание беременности: взгляд «за смерть»

Четыре типа интересов.

Какие интересы являются этически значимыми?

Когда начинается сознание?¹⁵

Интерес к продолжению существования.

Заключение.

VI. Численность человечества и вымирание.

Перенаселение.

Этические проблемы численности человечества и их решение.

Контрактарианизм.

Постепенное исчезновение.

Вымирание.

VII. Заключение.

Ответ на довод о противоестественности.

Ответ оптимистам.

Смерть и самоубийство.

Религиозная точка зрения.

Мизантропия и филантропия.

Комментарии

Предисловие

Каждому из нас не повезло родиться. Какой бы прекрасной ни была жизнь, она несет вред, притом гораздо больший, чем осознают многие люди, а потому фактом рождения пренебрегать нельзя. И хотя наше существование, естественно, уже необратимо, можно предупредить появление новых людей. Вот почему я считаю вопрос воспроизводства моральной проблемой. В этой книге я буду отстаивать свою точку зрения, доказывая, что типичные возражения оппонентов (в лучшем случае скептицизм, в худшем – негодование) являются безосновательными.

Учитывая глубокую невосприимчивость большинства людей к моим идеям, я не ожидаю, что эта книга повлияет на уровень рождаемости. Люди продолжат размножаться в привычных масштабах, принося колоссальный вред новым людям. Эту книгу я писал не с фантастической целью уменьшить количество людей, а лишь ради самого выражения, безотносительно того, примут мои взгляды или нет.

Многие читатели предпочтут отвергнуть все доводы, однако сделают это слишком поспешно. Да, на удивление легко отбросить идею, почти не имеющую последователей, будучи при этом полностью уверенными в своей собственной правоте. Отчасти это происходит потому, что популярные идеи как бы и не нуждаются в объяснении и оправдании. К тому же ответы других противников общепринятых взглядов настолько редки, что их довольно трудно предугадать.

Приняв во внимание критику предыдущих версий этой работы, я привожу здесь более развернутые и серьезные аргументы. Анонимные отзывы на мою статью в журнале American Philosophical Quarterly задали высокую планку, побудив меня исправить недочеты прежней версии. Две статьи, помещенные в журнале, стали основой для второй части этой книги, и я рад возможности использовать материал в своей работе. Благодаря обширным комментариям, я основательно переработал и дополнил статьи. Также хочу поблагодарить Университет Кейптауна за семестровый отпуск в 2004 году, который я посвятил написанию четырех частей книги. Я неоднократно представлял частичный материал книги на различных форумах, в т.ч. на кафедре философии Университета Кейптауна, в Университете Родса в Грехемстауне, ЮАР, на седьмом Всемирном Конгрессе Биоэтики в Сиднее, Австралия, в США в Центре Этики Джин Бир Блюменфельд в Государственном Университете Джорджии, в Центре Биоэтики в Университете Миннесоты и на кафедре философии Университета Алабамы в Бирмингеме.

Я был рад принять живое участие в обсуждении проблемы на этих мероприятиях. За полезные комментарии и предложения я хотел бы поблагодарить, среди прочих, Энди Алтмана, Дэна Брока, Бенгта Брюльда, Ника Фотиона, Стивена Нейтансона, Марти Перлмуттера, Роберта Сигала, Дэвида Вебермана, Бернарда Вайсса и Кита Веллмана.

Особенно благодарен двум рецензентам издательства Oxford University Press – Дэвиду Вассерману и Дэвиду Бунину за подробные комментарии, позволившие мне предусмотреть некоторые будущие выпады читателей, которым я в данной работе постарался парировать. Благодаря их критике книга, несомненно, стала лучше, даже если мои аргументы не смогут убедить противников. Я всецело понимаю, что всегда есть место развитию, потому мне было необходимо уже сейчас (а не позже, или вообще никогда) узнать, что еще необходимо доработать.

И наконец, я хотел бы поблагодарить моих родителей и братьев за все, что они для меня сделали, и за то, что они есть. Эту книгу я посвящаю им.

Кейптаун, 8 декабря 2005 г.

I

. Введение

Жизнь так ужасна, что было бы лучше вовсе не появляться на свет.

Но кому же повезло? Ни одному из сотни тысяч!

Еврейская поговорка.

Главная идея этой книги заключается в том, что появление на свет всегда приносит серьезный вред. И я буду всячески эту идею отстаивать, но главная мысль проста: присутствие приятных событий в жизни человека, несомненно, лучше, чем их отсутствие, однако, не родись этот человек вовсе, он не страдал бы из-за отсутствия приятных событий. Кто не существует – тот не страдает от лишения. В то же время человек, пришедший в мир, испытывает все беды, связанные с существованием, которых не было бы, не родись он. И говоря, что главная мысль довольно проста, я не утверждаю, что с ней нельзя поспорить. Я с готовностью приму любые возражения, возникшие в ходе чтения, и попытаюсь их опровергнуть. Что я хочу сказать в данной работе, так это то, что появление на свет, отнюдь не несущее никакой выгоды, в любом случае несет большой вред. Большинство людей, имеющих сильную биологическую предрасположенность к оптимизму, не может смириться с таким заключением, и еще большее отторжение у них вызывает дальнейший вывод: нужно перестать производить новых людей.

Привычка увеличивать количество людей посредством рождения настолько прочно укоренилась в нашей жизни, что никому и в голову не приходит эту привычку обосновывать. В самом деле, зачастую никто вообще не задумывается, стоит или не стоит заводить детей. Люди просто их заводят. Другими словами, размножение обычно является результатом секса, а не обдуманного решения произвести нового человека. Те же, кто действительно решают родить ребенка, могут перечислить сколько угодно причин «за», но ни одна из них не будет касаться интересов будущего ребенка. Нельзя родить ребенка ради собственно рождения. И это должно быть очевидно любому, даже противнику моих взглядов: родитель не только не делает блага своему ребенку, но напротив – в любому случае вредит ему.

Мое мнение распространяется не только на людей, но и на других разумных существ. Они не просто существуют, но и ощущают свое существование, являясь и субъектами, и объектами существования. Хотя разумность присуща более развитым существам и более сложна, чем неразумность, далеко не ясно, что разумное существование лучше неразумного. Все потому, что разумное существование требует бόльших затрат. Будучи способными переживать, разумные существа наделены также и способностью ощущать все самое неприятное, что готовит жизнь. Хотя я и считаю, что появление на свет вредит всем разумным существам, и я буду упоминать их в дальнейшем, все же мое внимание сосредоточенно именно на человеке. И на то есть несколько причин (помимо того, что рассматривать людей банально удобнее всего). Во-первых, людям сложнее принять идею, если она касается их самих, и сосредоточение внимания на людях особо выделит важность моих идей. Во-вторых (за одним исключением), для людей мои доводы будут более полезны, т.к. можно применить их на практике – воздерживаясь от размножения. Исключение составляет разведение животных человеком,¹ от чего тоже необходимо отказаться. В-третьих, не ограничивая деторождение, люди причиняют страдания тем, о ком заботятся – своим же детям. Мои рассуждения помогут наглядно и более ясно обозначить эту проблему.

Кому же повезло?

Точка зрения, защищаемая мной в этой книге, родилась из штуки: жизнь так ужасна, что было бы лучше вовсе не появляться на свет. Но кому же повезло? Ни одному из сотни тысяч!² Зигмунд Фрейд назвал эту шутку «абсурдной», из чего следует вопрос: мои взгляды тоже абсурдны?³

Все эти разговоры, что существование несет вред, а значит, лучше не рождаться – всего лишь вздор? Многие люди так и считают. Доводы во второй части покажут, что это не так. Но для начала исключим всякую путаницу. Доктор Фрейд говорит, что «неродившийся человек не является смертным, и для него нет ни хорошего, ни лучшего».⁴ Здесь Фрейд предвосхищает то, что называется проблемой «безличности», что я подробно рассмотрю в части II . Многие современные ученые приводят схожий аргумент, говоря, что неродившийся не испытает пользы от того, что он не рожден. Я не утверждаю, что неродившемуся человек «лучше». Вместо этого я настаиваю, что родившемуся всегда «хуже». Иными словами, хотя мы не можем утверждать, что для нерожденных людей не существовать – хорошо, очевидно, что для рожденных людей существовать– плохо. И в этом нет абсурда.

Как только мы признаем, что рождение несет вред, тогда можно будет грубо говорить, что не рождаться – «лучше». Не подразумевается, что это лучше для нерожденных или что несуществующему может быть лучше. Я даже считаю, что странно говорить о «несуществующем», т.к. это понятие безотносительно. Не бывает «нерожденных» людей. Однако термин может пригодиться, и под ним мы подразумеваем возможных людей, не появившихся на свет.

А теперь вдумайтесь в шутку еще раз. Ее можно рассмотреть с двух сторон: 1) лучше не рождаться, 2) никому не выпало удачи не родиться. Теперь шутка уже не так абсурдна; можно сказать, что не родиться – лучше. Мы как бы не напрямую говорим, что родиться – плохо. И логично, что нет ни одного счастливчика, кто бы не родился. Можно даже специально, в шутку, говорить, что есть те, кому повезло не родиться. В любом случае, появление шутки на тему вреда рождения свидетельствует о том, что тема эта вовсе не смешная или бессмысленная. Можно шутить как о глупостях, так и о довольно серьезных вещах. К последнему я отношу данный анекдот и другие шутки о появлении на свет.⁵ Дабы к моим доводам не отнеслись как к шуткам, я подчеркну, что абсолютно серьезен в этой работе и верю в свои идеи.

Я говорю с такой серьезностью потому, что на кону – страдания человека. В части III я докажу, что в жизни каждого человека гораздо больше плохого, чем кажется, и единственный способ предотвратить страдания будущих людей – это не производить их на свет. Горести жизни не только возможно избежать: они являются абсолютно бессмысленными, если брать в расчет только интересы будущего человека, а не интересы тех, благодаря кому он появится на свет. Как я говорю во второй части, положительные моменты жизни приносят радость живущему, однако «бонусы» оправдывают страдания. Лишение жизни приятных сторон не было бы столь мучительным для человека, если бы он вообще не родился.

Любопытно, как люди готовы на все, лишь бы их дети не пострадали, но при этом не видят, что единственный гарантированный способ этого избежать – вовсе не иметь детей.⁶ Есть множество причин, почему люди не осознают этого (а если и осознают, не пытаются исправить ситуацию), но интересы их детей обычно не учитываются.

И вред, следующий за рождением, касается не только собственно ребенка. Ведь и он потом продолжит свой род, а его дети произведут на свет новых детей. Таким образом, пара, родившая ребенка – это лишь верхушка айсберга страданий.⁷ Они не только испытают свои собственные страдания, но и увидят, как страдают их дети и внуки. За рождением детей кроется череда нескончаемых потомков и их бед. Если двое родителей произведут на свет троих детей, через десять поколений количество их потомков возрастет до 88572 человек. Именно сколько человек бессмысленно пострадает. Конечно, ответственность ложится не только на плечи родоначальников: каждое последующее поколение тоже сталкивается с выбором заводить детей или нет. Однако часть вины все же остается: если кто-то не воздержался от деторождения, как он может требовать этого от своих детей?

Как уже стало ясно, нет ни одного человека, кому бы повезло НЕ родиться, и всякому человеку родиться не повезло, и я сейчас объясню, почему не повезло особенно. Основываясь на правдивом предположении, что для зачатия необходим генетический материал⁸ (и не только он), можно сделать вывод, что человек не появился бы, если бы определенные гаметы не сформировали зиготу, из которой впоследствии развился плод. Это, в свою очередь, подразумевает, что у одного человека могли быть только два генетических родителя – те самые, от которых он произошел. А значит, вероятность рождения каждого отдельного человека ничтожно мала. Возникновение личности зависит не только от появления на свет его родителей, от того, что они встретились и влюбились,⁹ но и от того, что зачатие произошло в определенный момент времени при определенных обстоятельствах¹⁰. Действительно, ничтожные доли секунды могут повлиять на то, какой сперматозоид оплодотворит яйцеклетку. Теперь, учтя, насколько мала вероятность именно такому человеку появиться на свет (что, к тому же, в любом случае плохо), мы видим, что родиться на свет – огромная неудача. Плохо, если человек страдает. Еще хуже, если шансы на страдания довольно нечётки.

Последнее утверждение может ввести в заблуждение. Из бесчисленных триллионов возможных людей, участвующих в этой лотерее, каждый проиграл, т.к. удача не улыбнулась ни одному. Сто процентов игроков в проигрыше, ноль процентов – в выигрыше. Итак, хотя шансы родиться и малы, любой существующий человек имеет стопроцентный шанс испытать беды.

Анти-натализм и предрасположенность к пронатализму.

Вывод из утверждения, что рождение несет вред, один: не нужно заводить детей. Некоторые становятся анти-наталистами из-за нелюбви к детям¹¹, некоторые – ради бόльшей свободы и возможностей¹². Мои взгляды отличаются. Они вытекают не из нелюбви к детям, а, напротив, из желания предотвратить страдания потенциальных детей.

Независимо от источника, доводы антинаталистов натыкаются на острые пики сторонников деторождения, или про-наталистов. Основа традиционных взглядов лежит в эволюционном происхождении психологии и биологии человека и других, более примитивных, животных. Ведь если человек придерживается про-натальных взглядов, он с большей вероятностью передаст свои гены следующему поколению. Про-наталисты предвзято считают, передача генов – это хорошо, что это признак превосходства. Если посмотреть с моральной точки зрения, выживание (в т.ч. через распространение своих генов) не всегда свидетельствует о добродетели.

Предвзятость сторонников деторождения принимает различные формы. Например, существует мнение, что каждый должен жениться или вступить во внебрачный союз и обязательно произвести на свет детей, а если кто-то отклоняется от курса (не берем в расчет бесплодных), это означает, что он либо ненормальный, либо эгоист.¹³ Эта «ненормальность» связана с представлениями, вытекающими из онтогенетической или личностной парадигмы развития: дети не могут иметь детей, а взрослые – могут. И если кто-то еще не завел ребенка, значит, он еще не стал взрослым. Но парадигма эта далека от правды. Способность принимать осознанные решения и контролировать себя – есть признак зрелости. Слишком много детей, достигших половой зрелости, заводят детей, не будучи готовыми их удовлетворительно воспитывать. Во-вторых, с филогенетической точки зрения, импульс к размножению абсолютно примитивен. Если «ненормальный» подразумевает под собой «отсталый», тогда размножение является «ненормальностью», а обдуманный отказ от потомства – позицией более развитой личности.

Необязательно отказ от деторождения происходит из эгоизма. Если человек решает не заводить детей, чтобы уберечь их от страданий – он совершает акт альтруизма. Какими бы альтруистическими не были мотивы у про-наталистов, их представления либо искажены (если речь ведется об интересах ребенка) либо неуместны (если это интересы других людей или государства).

Во многих обществах существует огромное давление на родителей: производить детей нужно обязательно, и зачастую, чем больше – тем лучше, даже если родители будут не способны адекватно их воспитывать.¹⁴

И давление не всегда носит неофициальный характер. Государство нередко вмешивается, когда снижается уровень рождаемости (даже если численность населения итак высока, а рождаемость падает в сравнении с уровнем смертности). Государство волнует, что в будущем наступит нехватка работоспособного населения, т.е. налогоплательщиков, за счет которых живут пожилые и неработоспособные люди.¹⁵

Так в Японии при уровне рождаемости 1,33 к 2050 году численность населения упадет до 127 миллионов человек, в 2100 – до 64 миллионов.¹⁶ Обеспокоенное правительство запустило программу «Плюс один», поощряющую рождение еще одного ребенка в семье. План предлагал выделить 3,1 миллиардов йен на «сватовство»: организацию вечеринок, круизов и походов для одиноких мужчин и женщин.¹⁷ Также были выделены квоты на дорогостоящее лечение бесплодия у пар. По замыслу правительства, программа «Плюс один» также в дальнейшем будет предоставлять льготные студенческие займы, чтобы предоставить новым детям образование.

Сингапур также разработал план по поощрению деторождения. Помимо идеологической пропаганды они финансово мотивировали родителей рожать третьего ребенка, обеспечивали оплачиваемый декретный отпуск и места в государственных детских садах.¹⁸

Австралия объявила о выделении 13,3 миллиардов долларов для семей, планируя распределить эти средства в течение пяти лет. По словам казначея этой страны «Если вы можете иметь детей, именно этим вам и стоит заняться». Он также призвал австралийцев рожать одного ребенка для мужа, одного – для жены и одного – для страны.¹⁹

Известно, что тоталитарные государства поощряют (если не принуждают) деторождение, нуждаясь в новых поколениях солдат. Грубо говоря, стимулируют производство пушечного мяса. Однако даже если в стране царит мир и демократия, правительство все равно продвигает идеи про-натализма (если не юридически, то идеологически). У руля – большинство, поэтому любой сектор должен агитировать за деторождение, чтобы численно превосходить соперников. Заметьте, что в перспективе, ни одна анти-наталистическая демократическая партия не сможет численно превзойти партию про-наталистов.

Любопытно, что государство ратует именно за воспроизводство, а не за миграцию. У рожденного в стране ребенка больше прав быть гражданином, у иммигранта – гораздо меньше. Представьте государство, состоящее из двух противоположных этнических групп: одна увеличивается за счет рождения, вторая – за счет миграции. В зависимости от правящего режима, второй группе либо помешают расти, либо обвинят ее в колонизации.²⁰ Но в чем причина?

Почему деторождение необходимо стимулировать, а темпы иммиграции сдерживать, хотя результат одинаков: возрастает численность популяции? Некоторые утверждают, что право на деторождение важнее права на иммиграцию (что подтверждено юридически), но так ли должно быть? Действительно ли чье-то право иметь ребенка выше права иммигрировать в другую страну вместе с другом или членом семьи?

Также сторонники деторождения считают, что, заводя детей, повышают свою ценность (моральную, а не политическую). Пары с детьми имеют больше возможностей, чем бездетные. При необходимости пересадки почки с бόльшей вероятностью почку получит родитель, а не тот, у кого нет детей, ведь на кону стоит не только жизнь больного, но и жизни его малолетних детей. Конечно, в случае смерти, дети пострадают, однако такой фаворитизм сходни захвату заложников: настолько же несправедлив и недостоин поощрения. Вероятно, на детей повлияет смерть родителя, но должны ли бездетные больные нести этот вес на своих плечах?

Конечно, есть страны, где деторождение не одобряется. Очевидный пример – Китай, где на семью полагается один ребенок. Стоит отметить, что такие случаи являются исключениями и возникают в результате огромного (и никак не умеренного) перенаселения. Такие меры направлены на сдерживание прочно укорененных про-натальных взглядов, и не на искоренение их.

Я не отрицаю существование внегосударственной критики про-натализма. Есть, например, люди, считающих, что без детей жизнь лучше (как минимум, не хуже),²¹ бесплодные ²² и чайлд-фри.²³ Конечно, существование таких противников про-натализма – это плюс, однако чаще всего их заботит благополучие уже рожденных людей и очень редко – интересы еще не появившихся на свет. Есть исключение: люди, считающие, что мир слишком кошмарен, чтобы приводить сюда новых людей. Эта вера должна быть правильной. Единственное, с чем я не соглашусь: даже если бы мир был не настолько кошмарен, все равно не следовало бы заводить детей. Нет ни одной причины, по которой стоит появиться на свет. Понимаю, что этот взгляд трудно принять, и я буду его отстаивать в части II. И насколько бы я ни был уверен в своих доводах, мне бы очень хотелось заблуждаться.

Краткое содержание.

Завершая вводную часть, я составил краткое содержание, чтобы направить читателя по нужному пути. Части II и III – сердце книги; во второй части я разъясняю, чем плохо появление на свет. Для начала я говорю о том, что появление на свет иногда влечет страдания (с чем охотнее согласятся читатели). Идею, что существование всегда приносит страдания можно суммировать так: как хорошее, так и плохое, случается лишь с рожденными людьми. При этом дисбаланс хорошего и плохого огромен. Отсутствие плохого, например, боли – положительно, даже если объекта боли в принципе не существует, однако отсутствие хорошего, например удовольствия, ощущается лишь теми, кто существует, и способен ощущать.

В третьей части я излагаю доводы о том, что жизнь даже в наилучших условиях не только переоценена людьми, но и вообще – плоха. Я буду говорить о том, что качество жизни – это не разница между плохим и хорошим, т.к. качество жизни это более сложное понятие. Также я рассмотрю жизнь с трех точек зрения – гедонизма, исполнения желаний, и списка плюсов и минусов – и докажу, что независимого от точки зрения, жизнь будет источником бед. Наконец, я опишу мир страданий, где мы обитаем, и покажу, что страдания – это плата за размножение. Таким образом, доводы в третье части призваны убедить читателя, который не убежден частью II.

В четвертой части я буду рассуждать о том, что у человека не только нет необходимости производить детей, более того, он морально обязан отказаться от воспроизводства, что противоречит общепризнанному праву на деторождение. Я рассмотрю это право и его основу, и докажу, что оно скорее является юридическим правом, нежели моральным, и более того, не исключает отказа от деторождения. Затем я обращусь к вопросам инвалидности и «испорченной» жизни. Я рассмотрю права инвалидов и покажу, что мои идеи, как ни странно, поддерживают их, но в итоге разрушают как доводы защитников инвалидов, так и их оппонентов. Также я займусь вопросом искусственного оплодотворения, а в заключении приведу дискуссию: является ли рождение детей всего лишь средством для достижения других целей.

В пятой части я покажу, что т.з. про-чойсеров на этический статус плода вкупе с моими идеями формируют «про-смертную» точку зрения на аборты. В частности, я буду говорить о следующем: если на ранних сроках эмбрион в этическом смысле еще не появился на свет, а появление на свет всегда приносит вред, будет лучше прервать беременность на раннем сроке. Также я выведу четыре разных точки зрения и рассмотрю, которая из них имеет больший моральный вес. Я внимательно изучу вопрос, когда эмбрион обретает сознание, чтобы обосновать свою точку зрения (и точку зрения про-чойсеров), которой противостоят наиболее интересные аргументы Ричарда Хэйра и Дона Маркиса.

В шестой части будут рассмотрены два сопряженных явления: численность человечества и его исчезновение. Первый вопрос касается того, какому количеству человек необходимо существовать, второй – стоит ли бояться исчезновения, и не лучше ли, чтобы это произошло раньше, а не позже. Мой ответ на первый вопрос: в идеале, лучше чтобы людей (больше) не было. Однако я рассмотрю также возможность постепенного снижения численности людей. Отвечая на второй вопрос, я допущу, что для последних живущих поколений исчезновение людей станет ужасным событием, однако само по себе оно не плохо. При прочих равных, несомненно, лучше, если бы это случилось раньше, чем позже. Вдобавок к этим рассуждениям, я покажу, что мои идеи способны разрешить многие проблемы, которые возникают в разговоре об идеальной численности человечества. Это проблемы: «безличности», «противоречащих выводов», «пустого прибавления» и «неравноценности» (понятия, озвученные Дереком Парфитом в четвертой части его книги «Reasons and Persons»).

В заключении я задамся рядом вопросом, среди которых: влияет ли практическая бесполезность моих взглядов на их ценность. Я буду спорить с оптимистами, настойчиво утверждающими, что я неправ. Также я рассмотрю проблему появления на свет в рамках религиозных убеждений и докажу, что моя точки зрения не противоречат религиозной. Я изучу вопросы смерти и самоубийства, в частности, можно ли одновременно считать жизнь безусловным злом и верить, что жить лучше, чем умереть. Смерть – не меньшее зло, чем появление на свет. Таким образом, самоубийство – вовсе не ответ на поднятую проблему, хотя и может стать в определенном контексте одним из решений. Наконец, в заключении я расскажу о том, что помимо чисто альтруистических идей антинаталистов, существуют схожие глубоко мизантропичные идеи.

Руководство к чтению.

Не у каждого читателя есть возможность и желание читать книгу целиком, потому я советую прочесть хотя бы наиболее важные части: часть II, в особенности главу «Почему появление на свет безусловно причиняет страдания?», а также часть III. Первая глава заключительной, седьмой, части рекомендуется к прочтению тем, кто полагает, что мои доводы легко отвергнуть по причине их «непонятности».

Части IV,V и VI вытекают из частей II и III, а потому не имеет смысла их читать, не прочитав предыдущие. И хотя пятую и четвертую части можно прочесть по-отдельности, шестая часть вытекает из четвертой (но не из пятой). Вторую часть можно назвать «плохие новости», третью – «новости похуже», а четвертую, пятую или шестую (зависит от мнения читателя) – «наихудшие новости».

Книга по большей части будет понятна простому образованному читателю без глубоких познаний в философии, однако некоторые части будут содержать специальные термины. Возможно, чтение этих частей будет несколько сложнее, однако общая концепция легко уловима. И все же кое-какие параграфы или целые главы читатель, не заинтересованный в глубоких рассуждениях, может пропустить. Первые шесть параграфов главы «Четыре типа интересов» части IV имеют решающее значение, без прочтения которых невозможно будет понять остаток главы. Потому читателю, не интересующемуся таксономией и ее влиянием на этическую философию, лучше будет пропустить ее.

Более всего изобилует терминами шестая часть, особенно глава «Этические проблемы численности человечества и их решение». В этой главе покажу, как могут быть полезны мои взгляды для решения философской проблемы численности людей. Если читателя не интересуют философские труды, он может пропустить этот раздел, однако в дальнейшем возникнут трудности с чтением шестой части, особенно главы, посвященной постепенному снижению численности. Данная глава также довольно специфична, потому ее тоже возможно пропустить. В таком случае достаточно будет сказать, что в определенных обстоятельствах постепенное исчезновение возможно за счет снижения уровня рождаемости в каждом последующем поколении, а не полного прекращения деторождения.

II

. Почему появление на свет безусловно причиняет страдания?

Не родиться совсем — удел

Лучший. Если ж родился ты,

В край, откуда явился, вновь

Возвратиться скорее.

Так, лишь юность уйдет, с собой

Время легких умчав безумств,

Мук каких не познаешь ты,

Злоключений и горестей?

Софокл¹

Заснуть отрадно, умереть отрадней,

Но лучше не родиться никогда.

Генрих Гейне²

Может ли появление на свет принести страдания?

Прежде чем говорить о том, что появление на свет всегда несет страдания, стоит доказать, что оно вообще несет страдания. У многих это вызывает вопросы, т.к. здравый смысл предполагает, что чья-то жизнь может быть настолько плохой, что лучше было бы вообще не рождаться. Возникает проблема, называемая проблемой безличности³, или же парадокс будущих личностей.⁴ Я начну с объяснения этих понятий и нахождения решений этих проблем.

Проблема возникает в том случае, когда единственная альтернатива рождению ребенка в плохих условиях или при низком уровне жизни – это вовсе его не заводить. Появление на свет в данных условиях попросту невозможно без последующих бед и страданий. Примером могут служить ситуации, когда родители являются носителями серьезного генетического заболевания, которое может быть передано и ребенку. И здесь они сталкиваются с выбором, пойти на риск (когда их ребенок, возможно, унаследует заболевание), или отказаться от риска и не заводить детей.⁵ В других случаях речь идет не о здоровье ребенка, но, скорее о его⁶ среде. Приведу в пример четырнадцатилетнюю мать, которая, ввиду своего малого возраста, не сможет вполне позаботиться о ребенке.⁷ Если она родит в более позднем возрасте, будучи способной его воспитать, это будет уже другой ребенок (сформированный из других гамет). И альтернативы для нее – это либо родить социально ущемленного ребенка, либо нет, независимо от того, родит ли она в будущем другого ребенка.

Утверждение, что рождение всегда причиняет вред, вызывает интуитивное отторжение у большинства людей, но в контексте вышеупомянутых случаев люди готовы согласиться, что иногда рождение причиняет страдания. Однако множество юристов и философов считают, что утверждение, что люди, рожденные с отклонениями, пострадали при рождении – неверно, и позже я объясню, почему.

Стоящая и нестоящая жизнь.

В литературе на эту тему много было сказано о том, какие тяготы делают жизнь человека невыносимой, в то время как с другими, не такими суровыми бедами, человек согласен мириться. Некоторые заявляют, что, несмотря на неполноценность, делающую жизнь человека невыносимой, нельзя сказать, что человек, рожденный с неполноценностью, пострадал от этого. Обосновывают это таким образом: принести вред – значит сделать хуже.⁸ «Хуже» означает отрицательную разницу между текущим и предыдущим состоянием (с которым идет сравнение). Т.е. нужно сравнить состояние бытия и не-бытия, а затем оценить их разницу. Поскольку это невозможно, существование не может быть хуже не-существования, и рождение не может являть собой фактор, ведущий к ухудшению.

Для ответа на данные доводы необходимо опровергнуть изначальное заявление: для нанесения вреда что-то непременно должно сделать человеку хуже. Достаточно сказать, что человеку будет плохо,⁹ а в альтернативной ситуации плохо бы не было.¹⁰ Взглянув на вопрос с такой точки зрения, можно признать, что рождение несет вред. Если жизнь рожденного человека невыносима – значит, ему был нанесен вред рождением (при условии, что альтернативой является отсутствие плохого).

Джоэл Файнберг смотрит на проблему иначе. Вместо того чтобы отрицать, что рождение делает человеку «хуже», он оспаривает допущение, что «хуже» в определенных условиях может быть только при наличии альтернативного состояния, с которым идет сравнение.¹¹ Говоря, что не родиться было бы «лучше», мы имеем в виду, что оставаться нерожденным было бы предпочтительнее. Профессор Файнберг проводит аналогию с рассуждениями о прекращении жизни. Говоря, что жизнь настолько невыносима, что лучше бы умереть, человек не обязательно имеет в виду, что смерть – это определенное состояние, в котором будет лучше, чем в текущем (хотя некоторые люди имеют такие верования). Человек может подразумевать, что продолжению существования в таких условиях он предпочитает не быть. Он считает свою жизнь и ее продолжение нестоящими, и не-бытие становится предпочтительнее бытия. Значит, жизнь может быть и настолько плохой, что предпочтительнее не появляться на свет. Сравнение не-существования и существования не означает сравнение двух возможных состояний, а скорее сравнение реального состояния с альтернативной реальностью, в которой человека не существует.

Считается, что те случаи, когда неполноценность не настолько серьезна, – сложнее случаев, когда неполноценность делает жизнь невыносимой. Утверждают, что в любом из двух случаев речь идет о жизни, которую стоит жить, и значит, невозможно говорить, что не-рождение предпочтительнее жизни в таких условиях. Сила этого довода основывается на неоднозначном выражении: «жизнь, которую стоит жить», и эту неоднозначность я сейчас рассмотрю подробнее.

Ради чего стоит начать жить? Ради чего стоит продолжать жить?

Говоря, стоит ли жить, имеют в виду одно из двух: либо «стоит ли продолжать жить», либо «стоит ли начинать жить». Первый вопрос относится к настоящей жизни, второй – к будущей, потенциальной, жизни.¹² Сказать, стоит или не стоит продолжать жить, можно только при условии уже совершившегося рождения. Рассуждая же о том, стоит ли вообще начинать жить, говорят о несуществующем, еще не рожденном человеке. Проблема в том, что многие не разграничивают эти два случая¹³ и рассуждают о них в одинаковом смысле.

И оценивая лишения, при которых жизнь терпима или же невыносима, также оценивают уже существующую жизнь. Ошибка в том, что затем по такому шаблону судят и потенциальные, еще не начавшиеся жизни,¹⁴ чего делать нельзя.

При этом условия, в которых невозможно начинать новую жизнь, обычно гораздо суровее, чем те, при которых можно назвать текущую жизнь недостойной продолжения. Иными словами, если в этих условиях продолжать жить невыносимо, то появляться на свет тем более не стоит. Однако это не означает, что если жизнь стоит продолжения, то она стоит «начинания» (рождения). И наоборот: что если жизнь не стоит начинания, то она станет в будущем не стоящей продолжения. Например, многие считают, что жизнь без одной конечности не так плоха и уж точно не стоит прекращения, однако большинство посчитает, что лучше не производить на свет ребенка, у которого будет отсутствовать конечность. Для прекращения жизни требуется больше веских причин, чем для предотвращения еще не начавшейся жизни.¹⁵

Мы приближаемся к пониманию причин, почему не стоит начинать жизнь, ради которой стоит жить. Парадокс в том, что здесь пытаются оценить жизнь, которая еще не началась, перенося на нее понятия уже начатой жизни – достойной и не достойной продолжения. Т.е. эта оценка неприменима к не-рожденным людям. Таким образом, нет ничего парадоксального в утверждении, что лучше не начинать жизнь, которая в будущем, возможно, была бы стоящей продолжения.

Мои доводы основаны на мнении, что необходимо разграничивать еще не начатую и уже начатую жизнь. Некоторые оппоненты не учитывают такое разделение, соответственно, для них мои доводы теряют убедительность.

Первым разберем аргументы Дерека Парфита. Если принять за благо, что ребенка спасли сразу же после появления на свет, в результате чего он стал инвалидом, можно также принять за благо и факт рождения ребенка с такой же формой инвалидности.¹⁶ Цель этого аргумента – стереть границу между не начатой и начатой жизнью. Тогда станет возможным сопоставлять врожденную и приобретенную инвалидность, как если бы они были получены в равных условиях.

Я считаю этот аргумент абсолютно нежизнеспособным, т.к. он основан на туманном допущении, что кому-то станет лучше, если его спасут сразу после рождения ценой получения инвалидности. И хотя на первый взгляд этот аргумент кажется солидным и признанным, при дальнейшем рассмотрении становится ясна вся его несостоятельность.

Проблема заключается в принятии идеи, будто существует момент времени (пусть даже приблизительный), в котором существо становится в этическом смысле «появившимся на свет» в том смысле, что его интересы стоит учитывать. Во множестве научных трудов об абортах говорится иначе: появление на свет в этическом смысле – это скорее постепенный процесс, нежели мгновенное событие. Я сам когда-то был оплодотворенной яйцеклеткой. В строго онтологическом смысле мое зачатие стало моментом появления меня на свет.¹⁷ Нельзя сказать того же самого с этической точки зрения. И большинство людей, действительно, скажет, что спасение моей жизни сейчас (ценой потери ноги) станет благом, однако немногие сочтут благом рождение ребенка без ноги. Вот почему многие люди поддерживают «превентивные» аборты даже в менее серьезных, чем отсутствие конечности, случаях. Некоторые даже поддерживают убийство или пассивную эвтаназию новорожденных с пусть серьезными, но не смертельными заболеваниями. Хотя, коснись дело подросших детей или взрослых, их мнение поменялось бы, ведь у этически существующих людей появляются собственные интересы, например желание жить. Это желание крепнет и часто субъективно превосходит вред от травмы или болезни. Т.к. у новорожденного такое желание еще очень слабо выражено, оно не перевешивает вред наличия дефекта. Предметом споров являются существа с отсутствующим или слабо выраженным желанием жить. Хотят ли жить зиготы, эмбрионы, младенцы?

В пятой части книги я отвечу, что как минимум зиготы, эмбрионы и плоды до поздних сроков беременности в этическом смысле еще не появились на свет. Все вышеперечисленное подрывает смысл фразы «сразу же после появления на свет», т.к. в этическом смысле это долгий процесс. И в таком случае можно предположить другие, более радикальные, жертвы, на которые можно пойти ради личности с ее будущими желаниями и интересами. Исчезает контраст между спасением сразу же после рождения и спасением еще до рождения. Невозможно становится аналогично оценить два этих случая.

Некоторые могут предположить, что, расценивая появление на свет как постепенный процесс, мы можем уменьшить различие между потенциальной и существующей жизнью, но это не так. Разница, хоть и становится размытой, никуда не исчезает. Ничто из мною сказанного не исключает возможности существования чего-то среднего, объединяющего два этих случая. Равно как не уменьшилась моральная значимость разделения этих случаев, если принять этическую важность постепенного появления на свет, связывающего с одной стороны не начатую жизнь и с другой стороны – начатую.

Высказывание Джоэла Файнберга может подорвать различия между начатой и не начатой жизнью. Тот говорит, что под словами «лучше не родиться» мы понимаем, что «не-существование» – предпочтительнее. И как он правильно подмечает, это утверждение логически верно. Однако далее Джоэл Файнберг разбирает, в каком случае не-рождение может быть предпочтительным,¹⁸ и выясняет, что почти ни в одном из случаев.

Этот вывод он делает, опираясь на мнения взрослых и подростков, говорящих, что предпочли бы не быть рожденными, а также на мнения законных представителей лиц с ограничениями, делающими невозможным самостоятельно выразить мнение. Если речь идет о серьезных ограничениях здоровья, профессор Файнберг не считает, что мнение должно соответствовать ситуации. Мнение должно быть продиктовано ситуацией, притом очень серьезной, когда предпочтение действительно отдается смерти.¹⁹ Когда же зрелые взрослые высказываются на этот счет, достаточно, чтобы мнение соответствовало ситуации, то есть не было иррациональным. И хотя это требование не сложно соблюсти, очень немногие (даже в ужаснейших условиях) приходят к выводу, что им лучше было не существовать. Поэтому профессор Файнберг делает вывод, что даже при наличии тяжелых заболеваний (однако не настолько тяжелых, что жизнь невозможно продолжать), нельзя сказать, что человеку был нанесен вред появлением на свет. Признать вред можно лишь тогда, когда сам человек согласен, что ему лучше было не существовать, а такие случаи очень редки.

Причина, по которой аргументы профессора Файнберга противоречат моим аргументам в том, что оценка дается будущим жизням сквозь призму уже существующих жизней. Законный представитель лица с ограничениями может утверждать, что жизнь не стоит продолжения, подростки и зрелые взрослые могут утверждать (ретроспективно!), что они предпочли бы вовсе не появляться на свет. И именно потому, что профессор Файнберг просит нас принять точку зрения уже рожденного человека, его аргумент теряет убедительность. Спрашивая, стоит ли начинать жизнь, мы не должны оценивать, стоит ли она продолжения. И также мнение существующих людей относительно их жизней не должно переноситься на еще не рожденных людей. В дальнейшем я покажу, что зачастую люди неадекватно оценивают условия своей жизни.

И хотя я не согласен с профессором Файнбергом в целом, я согласен, что мы можем принять во внимание вред, наносимый рождением, в рамках выбора – существовать или не существовать никогда. То есть, человек, хотя и желая никогда не рождаться, все же производит на свет нового человека, тем самым наносит ему вред, равно как и наоборот, если условия жизни его полностью устраивают, значит, его рождение не несло вреда. Теперь необходимо выяснить, когда несуществование предпочтительнее существования. Перефразируем: когда рождение причиняет страдания? Или так: в каких случаях существовать плохо, а не существовать хорошо? Ответ – всегда.

Почему появление на свет безусловно причиняет страдания?

Существует распространенное мнение, что при прочих равных, человек не делает ничего плохого, производя на свет ребенка (если в будущем жизнь ребенка сложится удачно). Оно проистекает из суждения, что родиться на свет (если шансы на хорошую жизнь велики) – хорошо, а не родиться на свет – не плохо. Я хочу показать, что лежащее в основе заключение ошибочно. Рождение не может нести добра, только вред. Замечу, что мои аргументы не имеют силы, если говорить о гипотетических жизнях, ни разу не знавших зла. Необходимо игнорировать эти воображаемые случаи, не отличая такое существование от не-существование. Проблема в том, что жизнь без какого-то количества плохого невозможна. Рождение на свет в любом случае несет вред. Многие люди сочтут это заявление неестественным и тревожащим, а потому сразу же его отвергнут. Я собираюсь не только отстоять свою точку зрения, но и объяснить, почему она вызывает у людей отторжение.

На самом деле с каждым из нас случаются «неприятности» и трудности. Обычно при слове «трудности» нам представляются люди, рожденные в глубокой нищете или же с ограничениями здоровья. Некоторым из нас повезло этого избежать, однако почти все люди в ходе жизни страдают от плохого здоровья. Зачастую страдания становятся невыносимыми, пусть даже и в последние дни нашей жизни. Кто-то обречен на годы мучительной боли. Нас всех ждет смерть.²⁰ Однако, глядя на новорожденное дитя, мы редко представляем грядущие боль, разочарование, страх, горе и смерть. И хотя нельзя предсказать, какую именно форму примут беды, можно утверждать, что хотя бы некоторые из них коснутся ребенка.²¹ Чего не скажешь о том, кто никогда не жил. Страдают только живущие.

Оптимисты поспешат заметить, что я не рассказал полной правды. Живущих касаются не только беды, но и радости. Удовольствие, веселье, счастье доступны только рожденным на свет, а потому оптимисты предложат взвесить все «за» и «против». Если положительные моменты перевесят отрицательные, значит, жизнь стоит того, чтобы появиться на свет.

Несимметричность удовольствия и страдания.

К сожалению, невозможно сделать такой вывод, т.к. между добром и злом, удовольствием и страданием есть существенная разница. Из этого следует, что у существования нет преимуществ, но есть недостатки, которых нет у не-существования.²² Примем страдание и удовольствие за примеры вреда и блага. Безусловно, когда есть страдание – это плохо, когда есть удовольствие – это хорошо. Если же речь идет об отсутствии боли или удовольствия, оценка становится неравнозначной: когда нет боли – хорошо, даже если некому почувствовать ее отсутствие. Когда удовольствия нет у существующего – это плохо; когда его нет у не-существующего – это не плохо. Каким образом отсутствие боли может стать благом для кого-то несуществующего, ведь он даже не может это благо ощутить? Не торопитесь отмести мою идею, т.к. речь идет об интересах потенциально возможной личности (существующей или не существующей).

Для уже рожденного человека отсутствие боли может быть благом, даже если представить, что этот человек не был бы рожден на свет. Отсутствие боли можно гарантировать тем, что человек не будет произведен на свет, и, в интересах этого не рожденного человека, не-существование и отсутствие боли будут благом. Нам неизвестно, какой могла бы быть эта потенциальная личность, но в ее интересах правильнее будет не существовать. Я, конечно, не утверждаю, что существует реальный человек, испытавший благо, от того, что не был рожден и, соответственно, не испытал боли.²³

Для того чтобы подчеркнуть неравнозначность отсутствия боли и отсутствия удовольствия, разберем еще четыре примера асимметрии. Не надеюсь убедить кого-либо в собственной правоте, однако надеюсь, что прислушавшиеся ко мне придут к тем же выводам, что и я.

Неравноценность отсутствия боли и отсутствия удовольствия объясняет, почему дόлжно избегать рождения страдающих людей, в то время как рождение счастливых людей не является ничьим долгом. Страдания необходимо предотвратить, даже если вследствие этого не будет существовать объекта страданий. Отсутствие страданий в любом случае хорошо. Что касается рождения счастливых людей: нет никакой обязанности производить их на свет, т.к. отсутствие счастья не будет ничем плохим (для того, кто не будет ощущать этого отсутствия).

Есть и другое объяснение, касающееся обязанностей родителей. Говорится, что мы обязаны предотвратить страдания будущих людей, но не обязаны предопределить их будущее счастье. Это суждение распространяется и на другие аспекты жизни, а не только на размножение. Конечно, для тех, кто считает, что никому ничем не обязан (по крайней мере, положительно), это объяснение будет иметь силу. Но даже те, кто сознают определенные обязанности, не считают свои долгом заботиться о том, чтобы на свет появились счастливые люди.

Такая точка зрения складывается у них благодаря мнению, что нашим долгом не может быть чужое счастье, если при этом принесена существенная жертва с нашей стороны. И если считать, что рождение и так требует больших жертв (как минимум от беременной женщины), отпадает необходимость в создании очень благоприятных условий для ребенка.

Недостаток такого объяснения заключается вот в чем: означает ли это, что при отсутствии жертв,²⁴ нам станет дόлжно произвести на свет счастливого ребенка? Иными словами, получается, нечестно будет родить страдающего ребенка, если сами мы не страдали, производя его на свет.

Таким образом, обязанность (или ее отсутствие) родителей произвести счастливого ребенка зависит от многих условий. Но интересы потенциальных людей не могут зависеть от колеблющихся моральных факторов. Получается, у нас есть серьезные причины не производить несчастных людей,²⁵ но нет причин (основанных на интересах будущей личности) производить счастливых людей. ²⁶

Следует, что хотя размер принесенной жертвы может быть связан с другими обязательствами, под вопросом остается обязательство рождения счастливых людей.

Для доказательства несимметричности отсутствия зла и отсутствия добра, хочу привести еще один аргумент. Довольное странно говорить, что потенциальное удовольствие будущего ребенка – в его же интересах, а значит, это достаточный повод для его рождения.²⁷ Однако решение не заводить ребенка вполне может быть продиктовано интересами этого потенциального ребенка. Если бы детей заводили ради их же блага, у многих людей появилась бы веская моральная причина производить больше и больше детей. Я, напротив, считаю, что ради интересов будущих жизней, есть веская моральная причина не производить на свет детей. Если считать, что отсутствие удовольствия – плохо даже для несуществующего человека, (неспособного испытывать удовольствие), действительно возникает мотивация к рождению детей. Если бы отсутствие боли не было "хорошо" для всех, только тогда можно было бы сказать, что нет нужды предотвращать появление на свет страдающих детей.

В-третьих, упомяну также и о другой асимметрии, относящейся к размышлениям о прошлом. Можно сожалеть о уже совершившемся рождении/не рождении ребенка. Кроме того, сожаление может основываться на интересах рожденного ребенка. Я имею в виду, что когда ребенок был рожден, но это рождение не принесло ему счастья, тогда можно ретроспективно сожалеть о его рождении. Если же личности не существует, некому испытывать счастье или его отсутствие, соответственно, не о чем сожалеть. Родитель может горевать о невозможности иметь детей, однако вовсе не потому, что его потенциальные дети лишены возможности существовать и испытывать благо. Это страдание глубоко личное – тоска об упущенной возможности вырастить ребенка.

Действительно, нередко родители запоздало сожалеют о рождении ребенка, ставшего впоследствии несчастным. В таком случае мотивом являются интересы самого ребенка (возможно, вкупе с интересами родителей). Мы можем не сожалеть о том, что не произвели на свет ребенка, т.к. отсутствие удовольствия – не плохо.

Наконец, несимметричность отсутствия боли и отсутствия удовольствия может быть объяснена неверной оценкой чужих страданий, а также пропорций населения Земли. Когда мы слышим о какой-то далекой стране, населенной несчастными людьми, мы испытываем сострадание, однако услышав о необитаемом острове, мы не испытываем сострадания ко всем тем потенциальным людям, которые могли бы населять его и жить счастливо, но лишены такой возможности. По аналогии, никто не сожалеет о том, что на Марсе отсутствует жизнь, хотя марсиане точно также могли бы испытывать радости наравне с землянами.²⁸ Однако, если бы стало известно, что Марс населяли разумные существа, испытывающие горести, нам стало бы их жаль. Можно сказать, мы бы сожалели о том, что они есть. Это рассуждение лишь подкрепляет мое мнение о несимметричности страданий и счастья.

Есть возражение: мы НЕ сожалеем об отсутствии удовольствия у не существующих людей, но и НЕ радуемся отсутствию боли. Иначе, пришлось бы радоваться тому, как много боли удалось избежать всем потенциальным людям, которые не были рождены в ходе истории. Но радость не является правильной противоположностью сожаления. Иногда, задумавшись над этим специально, мы сопереживаем чужим далеким страданиям, но мы не испытываем постоянной меланхолии по этому поводу.²⁹ Вопрос не в том, чувствуем ли мы радость по поводу отсутствия страданий, а в том, хорошо ли отсутствие страданий? Мой ответ – хорошо. И спрашивая, является ли отсутствие боли положительным качеством не-существования, придется ответить: да.

Я привел доказательства несимметричности отсутствия боли и отсутствия удовольствия, что доказывает также существование других выше обозначенных асимметричных явлений. Учитывая, что многие люди соглашаются с существований этих явлений, можно сказать, что и моя точка зрения имеет право на существование. Конечно, большинство может ошибаться, однако я все же склонен полагать, что их согласие является подтверждением моих слов.

Есть и оппоненты моего взгляда, например, позитивные утилитаристы, заинтересованные не только в уменьшении количества боли, но и в увеличении количества удовольствия. Вероятно, они могут сожалеть об отсутствии удовольствия у не появившихся на свет, в связи с чем также могут отвергнуть мою точку зрения. Те из них, кто согласны с несимметричностью боли и удовольствия, могут провести разделение между приумножением счастья для людей и приумножением людей для увеличения количества счастья (иными словами, речь идет о повышении качества/количества счастья). Мы подошли к замечательной разнице между тем, чтобы делать людей счастливыми и тем, чтобы делать счастливых людей. Позитивные утилитаристы посчитают, что только первый вариант продиктован требованиями морали. Иначе окажется, что главной ценностью является счастье, а ценность личности лишь побочна. Но ценность личности заключается не в способности приумножать счастье, напротив, ценность счастья в том, что оно делает жизнь людей лучше. Человек не является всего лишь сосудом для счастья, для которого не имеет значения, какое количество ценной субстанции в нем содержится. Для человека очень важно количество счастья в его жизни.

Если мои выводы правильны, тогда несимметричность радости и страданий отчетливо видна и широко признана. Я продолжу аргументированно доказывать, что появление на свет всегда влечет страдания. И в заключительной части книги я рассмотрю, по каким причинам, даже видя правдивость всех аргументов, люди продолжают игнорировать этот факт. Причина в том, что принятие претит нашей природе, и потому человеку легче отрицать существование асимметрии, чем принять дальнейшие выводы. Если кто-то желает уже сейчас услышать мое мнение, может прочитать первую главу седьмой части, но пока я отложу дальнейшие рассуждения. Чтобы показать, почему появление на свет всегда несет вред, необходимо сравнить два случая: в первом случае личность существует, во втором – никогда не существует. Учтя выше приведенные доводы, я составил схему 2.1.

Случай 1.

(личность существует)

Случай 2.

(личность не существует)

Присутствие страданий

(плохо)

Отсутствие страданий

(хорошо)

Присутствие удовольствия

(хорошо)

Отсутствие удовольствия

(не плохо)

Схема 2.1

Если я прав, в таком случае, присутствие страданий плохо, а присутствие удовольствия – хорошо. Однако, учитывая все озвученное выше, отсутствие страданий есть хорошо, даже если некому это ощутить, а отсутствие удовольствия – не плохо, именно потому, что некому ощутить его отсутствие.

Существует иной взгляд на оценку наличия и отсутствия удовольствия, что показано на схеме 2.2. Там для сохранения симметрии отсутствие удовольствия стало плохим. Это слишком сильная оценка, т.к. в этом случае придется сожалеть, что человек не существует. А это не заслуживает сожаления.

Случай 1.

(личность существует)

Случай 2.

(личность не существует)

Присутствие страданий

(плохо)

Отсутствие страданий

(хорошо)

Присутствие удовольствия

(хорошо)

Отсутствие удовольствия

(плохо)

Схема 2.2

Есть еще один способ добиться симметрии между удовольствием и страданием (Схема 2.3).

Случай 1.

(личность существует)

Случай 2.

(личность не существует)

Присутствие страданий

(плохо)

Отсутствие страданий

(не плохо)

Присутствие удовольствия

(хорошо)

Отсутствие удовольствия

(не хорошо)

Схема 2.3

Отсутствие страданий стало «не плохим» (вместо «хорошего»), а отсутствие удовольствия – «не хорошим» (вместо «не плохого»). С определенной точки зрения можно приравнять эти понятия: не плохо = хорошо, не хорошо = плохо. В этом случае симметрия бы не сохранилась, поэтому мы не станем их приравнивать. В этой схеме «не плохо» используется в нейтральном смысле: «не плохо, но и не хорошо». Эта оценка тоже не годится – она слишком слаба. Избежать горести существования не просто не плохо, это хорошо. Недостаточно назвать отсутствие удовольствия «не плохим» (но и хорошим мы это, конечно, не назовем). Важно выяснить: если отсутствие удовольствия не предполагает ничьей депривации, это «не плохо» или «плохо»? Т.к. оценка «не плохо» более информативна, нежели «не хорошо», я предпочту ее. Однако те, кто настоят на оценке «не хорошо», увидят, что не смогут достичь симметрии. Если страдания – «плохо», а удовольствие – «хорошо», и отсутствие страданий – «хорошо», а отсутствие удовольствия – «не хорошо», нельзя говорить ни о какой симметрии.

Сравнение существования и не-существования.

Отвергнув альтернативные точки зрения, я возвращаюсь к своей схеме 2.1. Чтобы определить относительные преимущества и недостатки появления на свет или наоборот, не-рождения, необходимо сравнить все четыре аспекта схемы.

Сравнивая наличие и отсутствие страданий, мы понимаем, что не-существование, характеризуемое их отсутствием, выгоднее существования. Однако оценивая наличие и отсутствие удовольствия, мы понимаем, что существование и, соответственно, наличие удовольствия не будут преимуществом, т.к. отсутствие удовольствия всего лишь «не плохо». Для того чтобы существование стало выгоднее не-существования, отсутствие удовольствия во второй ситуации должно стать «плохим».

Кто-то может возразить, что «хорошо» имеет больший вес, чем «не плохо», ведь удовольствие лучше нейтрального состояния. Это возражение ошибочно, т.к. при этом не учитывается разница двух условий, когда личность существует и когда не существует. Я говорил, что отсутствие удовольствия плохо лишь тогда, когда есть объект, ощущающий это отсутствие. При этом я не говорю, что «плохо» от отсутствия удовольствий равно тому «плохо», как при наличии страданий.³⁰ Отсутствие удовольствия «плохо» лишь относительно и лишь в том случае, когда личность существует. Иными словами, отсутствие удовольствий хуже, чем их наличие, и лишь тогда, когда человек существует. Он мог бы находиться в положительном состоянии, а из-за отсутствия удовольствия пребываем в нейтральном.

Если личность не существует, она не испытывает ни удовольствия ни боли, у нее нет состояния вообще. Наличие удовольствия у существующего человека не лучше, чем отсутствие удовольствия у несуществующего человека!

Иными словами, нельзя достоверно утвердить вредность отсутствия удовольствия у реальной личности или нейтральность (не-вредность) отсутствия удовольствия у не существующей личности. Когда человек лишен радости, ему «хуже», однако если человек не существует, и лишен радости, ему «не хуже». Я не имею в виду «хуже, чем когда радость есть», ведь если отсутствие удовольствия не ощущается, его наличие не может быть «лучше».

Возможно, это сложно понять. Представьте следующую аналогию, хотя и рассматривающую только существующих людей, однако не менее показательную. Человек Больной склонен к постоянным болезням, но к счастью, быстро выздоравливает. Человек Здоровый не умеет быстро выздоравливать, однако он никогда и не болеет.

Для Больного способность быстро восстанавливаться – хорошо, но постоянная болезнь – плохо, в то время как для Здорового не болеть – хорошо, а неспособность быстро восстанавливаться – не плохо. Он не испытывает вреда, будучи лишенным такой способности, т.к. вообще не болеет. Способность Больного быстро выздоравливать не является преимуществом перед Здоровым, у Больного есть преимущества только перед самим собой, т.к. иметь такую способность лучше, чем не иметь, если ты постоянно болеешь.

Можно назвать мои доводы тенденциозными: если подменить здоровье на не-существование, а болезнь на существование, невольно можно прийти к тому же выводу, что и я. Мой аргумент может показаться пристрастным, т.к. нельзя сделать другой вывод, кроме того, что лучше быть здоровым, чем больным. Что ж, в этом можно обвинить многие аналогии, и тенденциозность не является препятствием, т.к. целью было привести наиболее наглядное сравнение.

Согласен, что сравнение не совсем подходящее, т.к. способность к выздоровлению является полезным благом, а удовольствие – неотъемлемо. Невозможно выстроить аналогию с двумя существующими людьми (такими, как Больной и Здоровый), в которой один человек не окажется в проигрыше, не имея какое-то неотъемлемое благо. Реальный человек не ощутит депривации, лишившись блага, только если речь идет о каком-то дополнительном полезном благе. Может создаться впечатление, что разница между неотъемлемым и полезным благами значительна.

Что звучит неубедительно. Принимая во внимание, что мы сравниваем двух существующих людей, отсутствие неотъемлемого блага для них будет «плохо». Единственное благо, чье отсутствие не вызовет депривации, если речь идет о реальных людях, будет полезным, или инструментальным благом.³¹ При сравнении отсутствия боли и отсутствия удовольствия, становится очевидным, что решающим пунктом является именно депривация, и потому можно привести аналогию, где депривация будет занимать первое место, а разница между неотъемлемым и полезным благом будет второстепенной.

Заметьте, что аналогия должна подтверждать, что наличие удовольствия «хорошо», а его отсутствие – «не плохо». Аналогию можно воспринять иначе: наличие удовольствия не является преимуществом перед отсутствием такового, в то время как наличие страданий будет явным недостатком перед отсутствием страданий. Таким образом, станет очевидным, что несуществование предпочтительнее существования.

Можно удостовериться в относительных преимуществах и недостатках существования и несуществования, сравнивая наличие удовольствия с отсутствием страданий и отсутствие удовольствия с наличием страданий. Сравнив, мы увидим, что преимущества есть как у существования, так и у несуществования. Прекрасно, что существующие люди получают удовольствие, как и прекрасно то, что несуществующие люди избегают страданий. Однако, это не полная картина. В нерождении нет ничего плохого, но вот в появления на свет кое-что плохое есть, и логично предположить, что предпочтительнее тогда не родиться.

Оптимисты поставят на одну чашу весов страдания, а на другую – радости жизни, но это сравнение ошибочно, так как при этом сравнивается не-существование и желание существовать. Такое сравнение ошибочно по многим причинам. Во-первых, выбирая, что предпочтительнее – существование или не-существование, нужно сравнивать левую и правую части схемы: ситуации, когда человек существует, и когда он не-существует вообще. Сравнение верхней и нижней строк не даст ответа на поставленный вопрос. Конечно, если вообще исключить из сравнения правую колонку, мы придем к выводу, что существование лучше, когда есть удовольствия, и нет страданий. Исключая из уравнения отсутствие страданий и отсутствие удовольствия, мы вновь приходим к асимметрии (в данном случае асимметрии не будет лишь при использовании схемы 2.3).

Помимо этого, принимая во внимание только первую колонку, оптимисты не учитывают описанную выше разницу между жизнью, которую стоит начать и той, которую стоит продолжить. Оптимисты утверждают, что существование лучше несуществования, если радостей больше, чем страданий. Но что имеется в виду под несуществованием? Подразумевают они «не существовать никогда» или «прекратить существование»? Кажется, что для оптимистов это не имеет значения, и стоит жить (как начинать, так и продолжать), если радости превосходят страдания. В противном случае – жить не стоит ни начинать, ни продолжать. Они зря опускают эту разницу, ведь для того, чтобы назвать жизнь не стоящей продолжения, требуются более веские причины, чем для того, чтобы назвать жизнь не стоящей начала.³² Те, кто учитывают обе ситуации и обе колонки, несомненно, задумываются, какая жизнь стоит начала. Чтобы выяснить, какая жизнь стоит продолжения, необходимо создать третью колонку – личность прекращает существование.³³

Наконец, качество жизни не вычисляется лишь отниманием плохого из хорошего. В первой главе следующей части я покажу, что это вычисление гораздо более сложное.

Итак, некоторые читатели согласятся с асимметрией, продемонстрированной в схеме 2.1, согласятся, что нужно сравнивать оба случая, когда личность существует, и когда не существует, но все равно будут отрицать, что все это приводит к одному заключению: существование всегда причиняет вред. По их словам, необходимо наделить каждую ячейку нашей схемы положительной, отрицательной или нейтральной оценкой и, сделав это, мы увидим, что иногда существование предпочтительнее не-существования (см. схему 2.4).³⁴

Случай 1.

(личность существует)

Случай 2.

(личность не существует)

Присутствие страданий

(плохо)

(-)

Отсутствие страданий

(хорошо)

(+)

Присутствие удовольствия

(хорошо)

(+)

Отсутствие удовольствия

(не плохо)

(0)

Схема 2.4

Наиболее наглядно можно продемонстрировать недостатки схемы 2.4, как и ранее, проведя аналогию с больным и здоровым человеком.

Случай 1.

Больной

Случай 2.

Здоровый

Присутствие болезни

(плохо)

(-)

Отсутствие болезни

(хорошо)

(+)

Умение быстро выздоравливать

(хорошо)

(+)

Отсутствие умения быстро выздоравливать

(не плохо)

(0)

Схема 2.5

Если следовать такой логике, лучше быть больным, чем здоровым, что абсурдно, ведь быть здоровым лучше в любом случае. Суть заключается в том, что для Больного умение быстро выздоравливать – личное преимущество, но преимущество быть Здоровым гораздо сильнее. Если сравнивать наличие и отсутствие умения выздоравливать, получается, что наличие лучше (2>0), но на деле оказывается, что это не так. Можно сделать вывод, что оценка в схеме 2.5 (как и схема 2.4) – ошибочна.³⁶

Справедливый вопрос, какова же корректная оценка? Однако я воздержусь от ответа, т.к. сам вопрос не совсем правильный. Схема 2.1 призвана показать, что несуществование предпочтительнее существования, а позитивные черты существования не превосходят преимущества несуществования. Как лучше быть Здоровым, чем Больным, так и лучше не быть, чем быть. В схеме 2.1 я не пытался доказать насколько плохо появиться на свет. Есть разница: говорить, что рождение влечет вред, и говорить, насколько плохо быть рожденным. И до текущего момента я концентрировал внимание лишь на первом утверждении. Естественно, количество вреда сугубо индивидуально, и в следующей части я покажу, что вред существенен для каждого человека. И все же есть те, кто согласятся, что рождение влечет вред, но не будут считать, что вред этот велик. Кроме того, если кто-то считает, что вред от рождения невелик, сможет сделать вывод, что существование предпочтительнее.

Признание этой разницы также необходимо для опровержения следующего возражения. Я считаю, что жить без страданий, жизнью, полной чистого блаженства, омраченной лишь малюсенькой болью от укола булавкой – хуже, чем вообще не появляться на свет. Возражение состоит в том, что это неправдоподобно. Но если рассматривать отдельно нанесение вреда и количество нанесенного вреда, становится понятнее, что мое суждение не так уж неправдоподобно. Верно, что человек будет любить свою чудесную жизнь, подпорченную единственным уколом булавки, однако такая жизнь уже не будет иметь преимуществ перед не-существованием. Напротив, она обретет недостаток в виде причиненной (даже единожды) боли.

Если признать, что даже малейший вред – все же вред, (которого можно было избежать, не родись человек), стоит ли отрицать, что жизнь началась ценой страданий (даже незначительных)? Вспомните снова Больного и Здорового. Как ни крути, но быть здоровым лучше, чем быть больным. Если бы каждая жизнь содержала в себе только щепотку страданий, польза от рождения, особенно польза для родителей, несомненно, перевешивала бы. К сожалению, в реальности дела обстоят далеко не так привлекательно.³⁷

Другие примеры несимметричности.

Выше я говорил о неравноценности страданий и удовольствия, что делает рождение безусловным вредом. После того как в третьей части книги я разберу почему этот вред является существенным, в четвертой части я объясню, какое влияние это возымеет на деторождения. К текущему моменту должно стать ясно, что, приняв идею вреда появления на свет, встает серьезная проблема воспроизведения. Деторождение можно ставить под сомнение по разным причинам, однако доводы, выдвинутые Кристофером Фейджем³⁸ и Шоной Шиффрин,³⁹ имеют интересные параллели с моими доводами.

Первым разберем аргумент Шоны Шиффрин. Понимание вреда и блага, имплицитное в моих рассуждениях, в ее рассуждениях является эксплицитным. Она считает благо и вред не поддающимися сравнению. Если вообразить шкалу, то в ее понимании, вред и благо не будут противоположными концами этой шкалы или точками на ней. Напротив Шиффрин воспринимает благо и зло как абсолютные величины положительного и отрицательного характера. Более того, Шиффрин также считает зло и благо неравноценными величинами, как и я, хотя и использует несколько другой подход. Она говорит, что при отсутствии свидетельств личного нежелания, возможно (или даже необходимо) причинить небольшой вред, если это позволит предотвратить бόльший вред. И напротив, нельзя причинить вред, если это делается ради большого (чистого) блага.⁴⁰ Таким образом признается возможность, например, сломать человек руку (даже без его согласия), если это позволит предотвратить смерть. Назовем это «спасением». Однако причинение вреда будет неприемлемым, если рука будет сломана ради будущей выгоды, например, «сверхъестественной памяти, запаса энциклопедических знаний, двадцати дополнительных пунктов IQ, способности потреблять неограниченное количество алкоголя или жира без последствий для здоровья» и т.д..⁴¹ Назовем это «чистой выгодой».

Поскольку любой существующий человек страдает, рождение в любом случае причиняет вред. Профессор Шиффрин готова допустить, что «рождение может принести личности благо».⁴² Тем не менее, как уже было сказано выше, нельзя причинить вред ради потенциального блага. И хотя существующая личность может дать согласие на причинение небольшого вреда ради своего блага, мы не можем получить такое согласие от еще не существующего человека. Профессор Шиффрин добавляет, что невозможно даже предположить возможного согласия в данном случае. На то есть четыре причины.⁴³ Во-первых, если не произвести на свет человека, рождение не причинит ему вреда. Во-вторых, страдания и беды существования могут быть весьма суровы. В-третьих, этих бед невозможно избежать без значительных жертв. И наконец, гипотетическое согласие не может основываться на ценностях личности или оценке риска.

Между нашими точками зрения существует любопытная разница. По меньшей мере поверхностно довод профессора Шиффрин не исключает отношения к благам жизни как к преимуществам существования (однако и не обязательно, как я покажу позже). По ее мнению, даже если блага и приятные стороны жизни воспринимаются рожденными людьми как преимущества их существования, нельзя получить эти преимущества ценой существования.⁴⁴ Основные положения, выдвинутые профессором Шиффрин, не включают асимметрию, о которой я говорил выше. Мы увидим это, сравнив два случая: в обоих случая личности существуют, при этом несимметричность, показанная в схеме 2.1, отсутствует. В первом случае достигается чистая выгода, однако причиняется вред человеку; во втором случае этого вреда удается избежать, но и чистая выгода не достигнута. Представим схему 2.6.

Асимметрия страданий и удовольствия в данном случае не показана, однако мы видим, следуя логике профессора Шиффрин, что причинение вреда ради получения выгоды недопустимо. Иными словами, невозможно предпочесть первый случай второму, только если личность сама не будет на то согласна. Даже говоря о деторождении (которого касается моя асимметрия), профессор Шиффрин признает приоритет второго случая, когда выгода не достигается, опираясь скорее на свои соображения, а не на мои.

Случай 1.

(чистая выгода достигается)

Случай 2.

(чистая выгода не достигается)

1. Присутствие вреда

(плохо)

3. Отсутствие вреда

2. Присутствие выгоды

(хорошо)

4. Отсутствие удовольствия

(плохо)

Схема 2.6

Это не означает, что моя асимметрия не связана или вовсе несовместима с доводами профессора Шиффрин. По крайней мере, одно сходство у нас имеется. Профессор Шиффрин замечает, что нельзя сказать, что при рождении вред причиняется ради спасения, т.к. «если выгода, гарантированная рождением, не достигается, несуществующая личность не ощутит ее отсутствия». Ей стоило добавить, что с этой точки зрения, деторождение не имеет ничего общего со спасением, равно как отказ от деторождения не связан с нанесением вреда ради чистой выгоды.

Общепризнанно, что отсутствие выгоды, когда личность не появляется на свет, не есть плохо. Менее очевидно как профессор Шиффрин смотрит на то, что отсутствие вреда есть благо. Предполагаю, что это укрепит аргумент против деторождения, хотя вряд ли профессор Шиффрин ставила такую цель. Авторитет деторождения был бы серьезно подорван, если бы отсутствие вреда было благом, а не чем-то нейтральным (не плохим и не хорошим).

Аргументы профессора Шиффрин вызвали некоторые возражения.⁴⁵ Шона Шиффрин утверждает, что при получении чистой выгоды нарушаются права личности (например, если без согласия человека ему сломали руку), и это объясняет, почему выгоду нельзя даровать. Она может быть достигнута лишь тогда, когда права не нарушены. Кто-то посчитает естественным предположить, что деторождение не нарушает ничьих прав, по крайней мере, если жизнь человека будет «стоящей».

Распространено мнение, что деторождение не нарушает ничьих прав, т.к. до момента рождения личности не существует, соответственно, не существует и права. Но этот взгляд узок, тем более что не берутся во внимание особые аспекты размножения. И право не быть рожденным – особенное право – материализуется лишь тогда, когда оно нарушается. Иными словами, право нарушается тогда, когда кто-либо совершает действие, в результате которого страдает существующая личность. Признаю, это несколько необычное право, но и появление на свет – дело не обычное. Если согласиться с моими объяснениями, аргумент против права на не-причинение вреде и права на не-рождение потеряет смысл.⁴⁶

Согласные с тем, что логически возможно говорить о праве быть нерожденным, могут считать, что чистая выгода, о которой говорит профессор Шиффрин, не подтверждает асимметрию, которую та пытается доказать. Дело в том, что чистую выгоду можно поделить на два типа, чего профессор Шиффрин не делает. В первом случае выгода достигается самостоятельными существами, которым нельзя навредить без их согласия, даже если это делается ради их блага. Во втором случае речь идет о несамостоятельных существах, и хотя логически они могли бы обладать таким же правом (соглашаться или не соглашаться на причинение вреда), можно утверждать, что этически такого права у них все же нет. Конечно, вред, который могут причинить родители собственному ребенку ради его же блага, ограничен, но все же есть случаи, оправдывающие некоторый ущерб ради будущего счастья ребенка. То есть, иногда мы допускаем причинение вреда ребенку (или будущему ребенку) во благо, хотя и не допускаем этого для самостоятельной личности. Дабы опровергнуть их мнение, Шоне Шиффррин стоило бы прибегнуть к приведенной мной асимметрии, хотя бы частично, что она, в общем-то, и делает. Если профессор Шиффрин откажется от мысли, что главным интересом личности может быть появление на свет, тогда можно разделить детей и будущих детей. Как я уже говорил: вовсе не в интересах потенциальной личности стать актуальной.

Доводы Кристофера Фейджа еще ближе к моим, чем доводы Шоны Шиффрин. Он выражает точку зрения, которую сам он называет «антифрустарционизм» (иногда, впрочем, ее называют совершенно противоположно – «фрустрационизмом»). Согласно этой точке зрения, удовлетворенное желание и отсутствие желания одинаково хороши, и лишь неудовлетворенное желание – плохо. Иными словами, плохо, когда желания не исполняются, однако исполненные желания ничем не лучше полного отсутствия желаний.

Для примера представьте, что «мы покрасим дерево возле Сиднейской Оперы в красный и дадим Кейт таблетку, заставляющую ее хотеть, чтобы дерево возле Сиднейской Оперы было красным».⁴⁷ Профессор Фейдж справедливо полагает, что мы не делаем Кейт никакого блага, и если бы мы ничего не делали, ей не было бы хуже. Главным является не удовлетворение желаний, а отсутствие неудовлетворенных желаний, и важнейшей целью является избегать фрустрации (разочарования от неисполненных желаний). Асимметрия показана на схеме 2.7.

Случай 1.

(Желания есть)

Случай 2.

(Желаний нет)

Неудовлетворенные

(плохо)

Хорошо

Удовлетворенные

(хорошо)

Схема 2.7

Антифрустрационизм подразумевает, что лучше было бы не создавать людей. Их удовлетворенные желания не лучше, чем их отсутствие (в нерожденном состоянии). А вот неудовлетворенные желания, коих будет несметное количество, хуже, чем отсутствие желаний в несуществовании. Совместим наши с профессором Фейдже взгляды, чтобы нагляднее продемонстрировать асимметрию (Схема 2.8).

Случай 1.

(Личность существует)

Случай 2.

(Личность не существует)

Неудовлетворенные желания

(плохо)

Отсутствие желаний, которые были бы не удовлетворены

(хорошо)

Удовлетворенные желания

(хорошо)

Отсутствие желаний, которые были бы удовлетворены

(хорошо)

Схема 2.8

В такой интерпретации я взял на себя смелость разграничить отсутствующие до рождения желания на неудовлетворенные и (в перспективе) удовлетворенные, хотя профессор Фейдж не проводит такого разделения, одинаково оценивает любые отсутствующие желания. Я также наделил удовлетворенные желания оценкой «хорошо», т.к. профессор Фейдж утверждает, что отсутствие желаний и удовлетворенные желания одинаково хороши.⁴⁸ Если я правильно понимаю, точка зрения профессора несколько расходиться с моей, хотя и приводит к одному выводу – случай 1 проигрывает перед случаем 2.

Однако можно иначе понять профессора Фейджа. Говоря, что отсутствие желаний и удовлетворенные желания одинаково хороши, он, возможно, не подразумевает, что отсутствующие желания, которые были бы удовлетворены и отсутствующие желания, которые были бы не удовлетворены – тоже одинаково хороши. И именно это я и имел в виду ранее, говоря, что отсутствие удовольствия при условии не-появления на свет – это не плохо, т.е. не хуже, чем наличие удовольствия при условии появления на свет.

Почему нельзя оценить отсутствующие желания, которые были бы не удовлетворены, как «не плохо»? Потому, что профессор, кажется, не отделяет их от желаний, которые были бы удовлетворены, и тогда пришлось бы и их оценить как «не плохо».

Если «не плохо» означает «не хуже», тогда неудовлетворенные отсутствующие желания – не хуже неудовлетворенных наличествующих желания. Как я и говорил ранее, такая позиция неубедительна, я считаю, что отсутствие неудовлетворенных желаний лучше, чем их наличие. Значит, если бы профессор Фейдж разделял отсутствующие желания на удовлетворенные и неудовлетворенные, он бы оценил их иначе. В таком случае «не плохо» имело бы совсем иное значение. Отсутствие неудовлетворенных желаний было бы «лучше» неудовлетворенных желаний, а отсутствие удовлетворенных желаний – «не хуже» удовлетворенных желаний. В этом контексте можно назвать отсутствие неудовлетворенных желаний «хорошим» (т.к. оно лучше «плохого»). И мы вновь возвращаемся к представленной мною асимметрии.

Неважно, какую интерпретацию вы предпочтете, отсутствующие желания, которые были бы не удовлетворены, лучше, чем неудовлетворенные желания. А отсутствующие желания, которые были бы удовлетворены – не хуже, чем удовлетворенные желания. И как в схеме 2.8 так и в схеме 2.1 первый случай (рождение) хуже, чем второй случай (не-рождение).

Нужно ли сожалеть о появлении на свет?

Те из вас, кто согласятся с Альфредом Лордом Теннисоном в том, что лучше любить и потерять, чем никогда не любить,⁴⁹ могут так же судить и о появлении на свет. То есть, что лучше существовать и проиграть (через страдания и смерть), чем не существовать вовсе. Не стану рассуждать, действительно ли лучше любить и потерять; даже если это суждение правдиво, оно не имеет отношения к вопросу появления на свет. Есть огромная разница между любовью и рождением. Ни разу не любивший человек лишен радости любви, и это, по моему мнению, «плохо» (хуже ли это, чем любить и потерять, уже другой вопрос). С другой стороны ­– не-рожденный человек вообще не испытывает лишений, а это я считаю «не плохим».

Большинству людей сложно смириться с тем, что рождение всегда несет вред, и чаще всего они не сожалеют о своем рождении. И многие рады тому, что родились, т.к. им нравится их жизнь. Но эти взгляды ошибочны по причинам, озвученным мною ранее.

Если кто-то доволен своей жизнью, это не значит, что его существование лучше не-существования, т.к. не родись этот человек, он не был бы лишен радости жизни, соответственно это не было бы «плохо». И наоборот – вполне логично сожалеть о своем рождении, если человек недоволен своей жизнью. В данном случае, если бы он не был рожден, он не страдал бы и не ощущал отсутствия радости, что есть благо, даже если при этом, будучи не-рожденным, человек не ощутил бы этого блага.

Некоторые возразят, что личность не может заблуждаться в том, сожалеет ли она о своем существовании или нет. Равно как личность не может заблуждаться о том, страдает она или нет. Таким образом, если высказывание «я рад, что родился», с которым согласятся многие люди, эквивалентно «мне лучше было родиться», тогда нельзя ошибиться, что лучше – существование или не-существование. Но проблема заключается в том, что эти два высказывания не эквивалентны. Допустим, человек действительно может с уверенностью заявить, что в данный момент он рад тому, что родился, но из этого не следует, что он с такой же уверенностью скажет, что рождение лучше, чем не-рождение. Кроме того, на определенном этапе жизни человек может быть доволен своей жизнью, а в дальнейшем/ранее, он может сожалеть о своем появлении на свет. Но разве можно одновременно и радоваться и сожалеть о факте своего рождения? Является ли чья-то субъективная оценка отражением общего мнения в вопросе, что лучше – родиться или не родиться? Причем это не зависит от того, меняет ли человек в ходе жизни мнение о своем рождении.

Тот факт, что большинство людей не сожалеют о появлении на свет, связан с тем, что они обладают слишком радужными представлениями о качестве своей жизни. В следующей части я докажу (как минимум, оптимистам, т.к. пессимисты и так осведомлены, насколько несчастно существование), что жизнь в действительности гораздо хуже чем кажется.

III

. Насколько плохо существование?

Нашу жизнь можно также рассматривать как эпизод, бесполезным образом нарушающий душевный покой Ничто.

Артур Шопенгауэр¹

Факт рождения – дурной предвестник бессмертия.

Джордж Сантаяна²

Выше я уже говорил о том, что пока в жизни есть даже малая доля страданий, рождение будет считаться вредом. С этим вы можете не согласиться, однако нельзя отрицать, что жизнь, окрашенная серьезными страданиями – плохая жизнь. Теперь мне необходимо доказать, что плохого в нашей жизни гораздо больше, чем принято считать. Если бы люди поняли, как много бед сопровождает их жизнь, они вряд ли могли бы отрицать, что их рождение не принесло никакого вреда (пусть даже небольшое количество бед они посчитают безвредным). В этой части я подведу единую, независимую от асимметрии и ее подоплек основу сожаления о существовании, вследствие чего станет возможным считать все случаи рождения вредоносными.

Эту часть можно считать логическим продолжением части II. Во второй части я вывел, что существование всегда причиняет вред, однако его реальные масштабы неизвестны. В данной части я рассмотрю вопрос, насколько нам не повезло родиться, что, в свою очередь, зависит от того, насколько плоха жизнь рожденного. Кто-то скажет, что не все жизни одинаково плохи, т.е. кому-то рождение причинило меньше вреда, кому-то больше. Я считаю, что даже лучшие из жизней все же плохи, и рождение на свет в любом случае несет серьезный вред. Замечу сразу, что я не утверждаю, что жизнь настолько плоха, что не стоит продолжать жить. Это будет слишком громким заявлением, а передо мной стоят другие цели.

Почему качество жизни не складывается из разницы хорошего и плохого.

Очень заманчиво определить качество жизни, попросту вычтя из хорошего плохое. Наделить определенной ценностью радости и страдания, а затем найти разницу.³ Но этот способ оценки будет слишком примитивным. Качество жизни зависит от многих других условий, а особенно от того, как распределены радость и страдание.

Еще одним условием оценки является последовательность хорошего и плохого. Представим, что все хорошее случилось в начале жизни, а в остальное время случается только плохое. Это, несомненно, хуже, чем если бы плохое и хорошее были равномерно распределены от рождения до смерти (хотя количество в обоих случаях было бы одинаково). Точно также лучше, если жизнь будет постепенно улучшаться, а не ухудшаться.⁴ Опять таки, количество добра и зла не поменялось, но траектория развития – вот что важно.

Также немаловажной характеристикой является интенсивность. Так, жизнь, характеризуемая несколькими яркими вспышками радости, однако чересчур редкими и непродолжительными, хуже жизни, в которой радости были умеренными, но более частыми. С другой стороны, слишком умеренная радость может почти не отличаться от нейтрального состояния, тогда приятнее будет жизнь, в которой были интенсивные короткие моменты счастья.

Третье условие оценки – это продолжительность жизни и ее динамическое взаимодействие с объемом хорошего и плохого. Долгая жизнь с малым количеством добра и большим количеством зла будет утомительна и, как следствие, плоха. Лучше будет более короткая жизнь с тем же количеством добра и зла, распределенным через равные промежутки. Кто-то может посчитать долгую жизнь предпочтительное, если качество жизни при этом будет достаточное. Если же нет – предпочтительнее будет более короткая жизнь.

Также качество жизни может зависеть от другого, не-дистрибутивного, качества. А именно: как только количество плохого превысит определенный порог, никакое количество хорошего не сможет его перевесить, т.е. ничто хорошее не будет стоить этого плохого.⁵

Именно так говорит про свою жизнь Дональд «Дакс» Коварт, говоря, что после взрыва, в результате которого он получил 60% ожогов, его жизнь безвозвратно утратила все хорошее. После взрыва Дональд отказался от болезненного лечения, которое могло его спасти, однако врачи проигнорировали его отказ. Дональд поправился, его жизнь вновь оказалась на достаточном уровне, но сам он считает, что его мучительного лечение не стоило этого.⁶

Для наглядности сравним двух человек – X и Y, а для упрощения будем оценивать только количество счастья и страданий. Допустим, у Х в жизни присутствует сравнительно скромное количество добра и зла (скажем, пятнадцать кило-единиц хорошего и пять кило-единиц плохого). В жизни Y, напротив, невыносимо много страданий (допустим, пятьдесят кило-единиц), но и радостей больше (пусть будет семьдесят кило-единиц). В обоих случаях хорошее превышает плохое, а у Y на 10-килоединиц хорошего больше, чем у X. Однако многие посчитают жизнь Х лучше. Что в очередной раз только подтверждает ошибочность оценки в схеме 2.4.

Исходя из всего этого, можно судить об излишней примитивности оценки. Качество жизни должно вычисляться иначе, чем простым вычитанием плохого из хорошего.

Почему субъективная оценка качества жизни недостоверна?

Люди зачастую отрицают, что их жизнь плоха, и уж тем более отрицают, что жизнь плоха настолько, что лучше было бы не появляться на свет. Многие в целом довольны своей жизнью.

Столь широко распространенное блаженное заблуждение часто воспринимается как доказательство моей неправомочности. Как можно говорить, что жизнь – зло, если столько людей любят свою жизнь? Как рождение может причинять вред, если многие благодарны своему появлению на свет? На самом деле есть веская причина считать субъективную оценку качества жизни ошибочной. Известно множество психологических факторов, заставляющих людей заблуждаться.

Одним из этих факторов является так называемый «синдром Поллианны».⁷ Иначе говоря, склонность к оптимизму.⁸ Синдром проявляется по-разному, например, такие люди склонны чаще возвращаться к положительному опыту нежели отрицательному. Во множестве исследований респонденты, которых попросили вспомнить что-нибудь из своего прошлого, вспоминали гораздо больше приятных эпизодов, нежели неприятных.⁹ Такая избирательность искажает нашу оценку хода жизни. Мало того, искажается и суждение относительно будущего. Люди склонны приукрашивать, размышляя о предстоящих событиях.¹⁰ Поллианнизм влияет как на представления о прошлом и будущем, так и на субъективную оценку текущего состояния вещей. Многие исследования в этой сфере показывают, что наша оценка благополучия значительно сдвинута в сторону положительно конца шкалы.¹¹

Например, очень малое количество людей описывает свое состояние как «не очень счастлив». И в то же время подавляющее большинство склоняется либо к «достаточно счастлив», либо к «очень счастлив».¹² Оказывается, многие считают себя счастливее остальных, либо счастливее среднестатистического человека.¹³

Зачастую факторы, способные улучшить качество жизни, не влияют на субъективную оценку этого качества. Допустим, субъективная оценка состояния здоровья связана с оценкой качества жизни, при этом объективная оценка физического состояния не так уж высока и не соответствует представлениям человека.¹⁴ Даже в тех случаях, когда неудовлетворительное состояние здоровья влияет на оценку общего благополучия, эта оценка остается завышенной.¹⁵ В любой стране¹⁶ бедные люди так же (или почти так же) счастливы, как и богатые. Образование и профессия также не влияют (или очень мало влияют) на оценку.¹⁷

Хотя и идут споры, как именно обозначенные выше факторы влияют на субъективную оценку благополучия, очевидно, что даже события, которые сделали бы человека «очень несчастным» имеют такое влияние лишь на малую часть людей.¹⁸

Еще один психологический феномен, искажающий нашу оценку качества жизни, а также отчасти объясняющий поллианнизм – это адаптация: приспосабливание или привыкание. За резким ухудшением условий жизни следует значительное недовольство, но человек склонен привыкать к ситуации и корректировать собственные ожидания.¹⁹ Исследователи могут иметь разногласия относительно уровня адаптации в разных сферах жизни, но все сходятся в том, что адаптация имеет место быть.²⁰ В результате, если удовлетворенность жизнью не возвращается на прежний уровень, то хотя бы приближается к нему (даже ближе, чем может показаться). В связи с тем, что на субъективную оценку благополучия влияют недавние изменения в жизни, эту оценку нельзя считать достоверной.

Третий фактор, влияющий на оценку – это сравнение с благополучием других.²¹ Не столько важно, какая у тебя жизнь, сколько то, какая жизнь у твоего соседа. То есть субъективная оценка касается относительного качества жизни, а не фактического. Если человек не одинок в своих бедах, и если эту беду переживают все вокруг наравне, его оценка качества жизни не будет значительно снижена. Относительность также не добавляет нашей оценке объективности.

Из трех перечисленных психологических феноменов лишь поллианнизм безоговорочно сдвигает оценку в положительную сторону. Ведь адаптируемся мы не только к плохому, но и к хорошему, и сравниваем мы себя не только с живущими хуже, но и с живущими лучше. Однако, учитывая силу поллианнизма, можно сказать, что и адаптация, и сравнение с другими опираются на предрасположенность к оптимизму. Так люди чаще сравнивают себя с живущими хуже.²² То есть, в лучшем случае, адаптация и сравнение лишь усиливают поллианнизм. В худшем – смягчают, но не устраняют полностью. Привыкая к лучшему или сравнивая себя с живущими лучше, мы сдвигаем свою оценку в отрицательную сторону, но не столь значительно, чтобы сделать нас пессимистами.

С эволюционной точки зрения эти психологические феномены кажутся весьма любопытными.²³ Они призваны предотвратить самоубийство и поощрить деторождение. Если наша жизнь действительно так плоха, как я хочу показать, и если бы все люди это понимали, они были бы более склонны к суициду и менее склонны к размножению. Можно сказать, пессимисты не проходят естественный отбор.²⁴

Три точки зрения на жизнь.

Почему жизнь несчастна независимо от точки зрения?

Влиятельная таксономия²⁵ выделяет три точки зрения на жизнь. С точки зрения гедонизма жизнь является плохой или хорошей в зависимости от количества негативных и позитивных состояний – грубо говоря, количества боли и удовольствия. С точки зрения исполнения желаний достаточное качество жизни достигается путем исполнения желаний. Желания могут быть как внутренними, так и внешними. С точки зрения списка плюсов и минусов уровень жизни определяется объективными благами/несчастьями, независимо от того, приносят они удовольствие и желаем ли мы их. Естественно, список для каждого человека будет уникальным.

Так один автор²⁶ говорит, что к плюсам можно отнести: «успех, ‘компоненты человеческого существования’ (например, поддержку, базовые возможности, свободу), понимание, радость, близкие связи». Другой автор причисляет к плюсам: «моральную добродетель, мыслительную деятельность, развитие способностей, возможность иметь детей и быть хорошим родителем, знания, понимание истинной красоты».²⁷ Этот же автор перечисляет и минусы: «предательство, манипуляции, клевета, обман, лишение свободы и достоинства, другие садистическими удовольствия, любование уродством».²⁸ Точка зрения «списка плюсов и минусов» – наиболее широкая из трех, т.к. некоторое из того, что приносит удовольствие, и того, что мы желаем, может быть ограничено другими пунктами этого списка.

Для того чтобы продемонстрировать насколько несчастна жизнь и насколько нам не повезло родиться, не нужно выбирать одну из трех точек зрения. Напротив, мои взгляды совместимы с каждой из них.

Гедонизм.

Чтобы взглянуть на вопрос с точки зрения гедонизма, необходимо выделить три душевных состояния: негативное, позитивное и нейтральное. Среди негативных могут быть – дискомфорт, боль, страдание, горе, чувство вины, раздражение, скука, волнение, разочарование, стресс, страх, скорбь, одиночество. Среди позитивных – удовольствие в широком смысле. Его можно поделить на два типа:

Удовольствие от облегчения негативного состояния, например, утихание боли, смягчение зуда, отступление скуки, стресса, рассеивание страха и волнения, успокоение чувства вины.

Истинное удовольствие, например, чувственное: вкус, запах, изображение, звук, прикосновение. Или же не чувственное: радость, любовь, возбуждение.

Некоторые виды удовольствия относятся и к тому, и к другому типу. Например – удовольствие вкусно пообедать, будучи голодным. Для сравнения, невкусный обед, утоляющий голод, принесет удовольствие от облегчения, но не доставит истинного удовольствия.²⁹

Нейтральные состояния – ни негативны, ни позитивны. Например: отсутствие боли, страха, стыда (не путайте с облегчением этих состояний!). По психологическим причинам, обозначенным выше, люди привыкли не замечать, как часто мы находимся в негативных (пусть даже умеренно) состояниях. Вспомните ежедневные ощущения, вызывающие негативную реакцию: голод, жажда, наполненность мочевого пузыря и кишечника, усталость, стресс, температурный дискомфорт, зуд. Миллионы людей испытывают некоторые из этих неудобств хронически. Они не могут утолить голод, согреться, избежать стресса. Даже устраняет эти состояния человек не так быстро, как хотелось бы, или не полностью, и потому продолжает испытывать их ежедневно в определенной степени. Если задуматься, бόльшая часть дня сопровождается тем или иным негативным ощущением. Человек испытывает жажду и голод несколько часов в день, если, конечно, не ест и пьет достаточно часто, чтобы предотвратить эти состояния (или устраняет их сразу же после появления). И если человек не лежит в кровати весь день, он, скорее всего, испытывает усталость бόльшую часть своей жизни. Как часто человеку не холодно и не жарко, а именно так, как нужно?³⁰

Конечно, мы в основном не задумываемся, как часто испытываем дискомфорт по той или иной причине, что объясняется психологической защитой. По причине поллианнизма мы не замечаем плохого (особенно относительно не слишком плохого). Такую же роль играет адаптация. Люди настолько привыкают к этим доминирующим состояниям, что не замечают их вовсе. И т.к. подобный дискомфорт испытывают все без исключения, человек не считает это фактором, влияющим на оценку качества жизни. Но это не означает, что это правда! Столь высокая степень дискомфорта безусловно существенна для точки зрения гедонизма.

Однако перечисленные выше состояния характерны для здорового человека. Хронические недуги и старение лишь усугубляют ситуацию. Боли, муки, вялость, разочарование от неспособности совершать привычные действия становятся фоном жизни. А теперь добавьте дискомфорт, боль и страдания, испытываемые не так часто некоторыми людьми. Аллергия, головная боль, фрустрация, раздражение, простуда, менструальные боли, приливы, тошнота, гипогликемия, судороги, чувство вины, стыд, скука, грусть, депрессия, чувство одиночества, неудовлетворенность своей внешностью, СПИД, рак, другие смертельно опасные болезни, горе, утраты. Спектр повседневных негативных состояний бесконечен.

Не отрицаю наличие и истинного удовольствия, возникающего в отсутствии негативных состояний (в наилучшем случае). Также истинное удовольствие может возникать одновременно с негативными состояниями, если они достаточно умеренны, чтобы не испортить удовольствие. На качество жизни, безусловно, влияют и нейтральные состояния, и удовольствие от облегчения. Нейтральное состояние лучше негативного, равно как и облегчение негативного состояния как можно быстрее. Однако абсурдно говорить, что жить стоит ради этих нейтральных состояний, или же что стоит начинать жить ради достижения нейтральных состояний и получения удовольствия от облегчения страданий. Они ценны лишь как замещение негативных состояний. Даже истинное удовольствие не является достаточной причиной для появления на свет, т.к. не перевешивает чистую пользу не-существования. Конечно, родившись, лучше испытывать удовольствия, однако они достаются нам великой ценой всех жизненных невзгод.

Точка зрения исполнения желаний.

Озвученное выше связанно с оценкой качества жизни не только с точки зрения гедонизма, но и с точки зрения исполнения желаний. Естественно, что многие желания связаны с позитивными состояниями или с отсутствием негативных. Негатив столь разнообразен в нашей жизни, что часто эти желания не сбываются. Мы также желаем удовольствия, но лишь некоторым из желаний суждено сбыться. Я хочу показать, что вопреки расхожему мнению в жизни людей много неудовлетворенности и мало исполненных желаний.

Несмотря на заметное сходство, т.з. гедонизма и т.з. исполнения желаний имеют свои различия. А именно: позитивное состояние можно достичь без исполненных желаний, и исполнение желаний может не привести к позитивному состоянию. Первое возможно, если а) человек ошибочно полагает, что желание было исполнено, б) если исполнение желания не было условием для достижения позитивного состояния. Второе возможно, если а) человек ошибочно полагает, что желание не было исполнено, б) если он не желал позитивного состояния, и исполнение желания не принесло удовлетворение, и в) если обнаруживается, что исполненное желание не принесло позитивного состояния, как планировалось. В любом случае оценка качества жизни зависит от того, были ли исполнены желания, а не от того, было ли достигнуто позитивное состояние.

Можно неадекватно оценивать прошлые или предвидеть будущие позитивные состояния, но невозможно ошибиться, в каком состоянии ты находишься в данный момент. Что касается желаний – существует бόльшая вероятность ошибки, т.к. в данный момент невозможно точно сказать, было ли исполнено желание (только если это не было желанием получить удовольствие). Что, в свою очередь, искажает нашу оценку благополучия. А приняв во внимание склонность к поллианнизму, можно утверждать, что сдвиг будет в положительную сторону.

Лишь малая часть наших желаний исполняется. Удовлетворение не происходит мгновенно, и этому еще предшествует период фрустрации. В принципе, возможно исполнить желание очень скоро после его возникновения, но в реальности это случается очень редко. Напротив, чаще мы определенное время находимся в состоянии «хотения». Как я уже говорил, большинство людей испытывает голод несколько часов, прежде чем его утолить. Еще дольше необходимо ждать, чтобы отдохнуть, если устал. Дети годами ожидают независимости, молодежь и взрослые годами ждут воплощения своих личностных и карьерных стремлений. Радость от исполнения желания зачастую недолговечна. Человек хочет получить депутатское место, добивается этого, но потом проигрывает перевыборы. Человек желает супружества, но потом разводится. Человек мечтает об отпуске, но отпуск кончается слишком быстро. Часто желаниям вообще не суждено сбыться. Человек жаждет свободы, но умирает в заключении. Человек ищет знаний, но не постигает их. Человек жаждет быть красивым, но от рождения необратимо уродлив. Человек стремится к богатству и власти, но остается бедняком до конца жизни. Человек хочет не поддаваться лживым словам, но сам не замечает, как цепляется за них. Немногим удается добиться желаемого контроля над собственной жизнью.

Не всегда человек желает того, чего у него нет. Иногда мы желаем не потерять то, что имеем. Безусловно, удовлетворение от исполнения такого желания наступает мгновенно, но, к сожалению, не всегда длится долго. Человек желает не терять здоровье и молодость, но старость наступает слишком быстро. Появляются морщины, волосы седеют и редеют, спина болит, артрит разъедает суставы, зрение слабеет, кожа обвисает, и человек дряхлеет. Человек стремится не потерять, но разочаровывается раньше, а не позже (только если он не желает не потерять свою жизнь, тогда разочарование приходит в момент смерти). Он сталкивается со смертью бабушек и дедушек, родителей и любимых.

И если это вас не убеждает, представьте т.н. «круговорот желаний». Мало того, что удовольствие от исполнения желания мимолетно, не успеваем мы воплотить одно желание, на его месте тут же возникает новое. Среди психологов, признавших это явление – Абрахам Маслоу, известный своей пирамидой потребностей. Конечно, желания отличаются от потребностей, но последним также присуща описанная черта. Профессор Маслоу замечает:

«…удовлетворение потребностей приносит лишь временную радость, сменяющуюся, в свою очередь, другой (или бόльшей) неудовлетворенностью. Мечта о вечном счастье кажется недостижимой. Конечно, счастье возможно и реально, однако нам необходимо принять его истинную недолговечность, особенно если мы обращаемся к его более ярко выраженным формам.»³¹

Рональд Инглхарт говорит, что если бы достижение желаемого дарило нам долгое ощущение счастья, мы бы перестали стремиться к чему-либо.³² Субъективное благополучие, говорит он, «это баланс между желаемым и действительным, и в долгосрочной перспективе человеческие желания имеют тенденцию расти, подстраиваясь под действительность».³³

Абрахам Маслоу осуждающе отзывается о нашем вечном недовольстве.³⁴ Великий пессимист от философии, Артур Шопенгауэр, еще раньше подметивший эту черту жизни, считал ее неизбежной.³⁵ Жизнь, согласно Шопенгауэру, это непрерывное состояние желания и стремления – состояние недовольства. Достижение желаемого приносит зыбкое удовлетворение, быстро сдающееся под натиском новых желаний. Если же желать до конца, результатом будет скука – еще одна форма неудовлетворенности.³⁶ Таким образом, «хотение» является неотъемлемой частью жизни, мы перестаем желать, когда перестаем существовать.

Артур Шопенгауэр поспорил бы с Маслоу о том, что счастье реально. По его мнению, лишь страдание существует само по себе.³⁷ Счастье, по словам Шопенгауэра, это мимолетная передышка от страданий, удовлетворение – эфемерное исполнение желаний. В рамках гедонизма истинного удовольствия не существует, а удовольствие – лишь проходящее облегчение негативных состояний.

Не обязательно подобно Шопенгауэру отрицать существование счастья, чтобы принять, что страдание неизбежно и всепроникающе. Исполненные желания, как и удовольствия (пусть даже истинные) – это достигаемые состояния, а не безусловные. Иными словами, голод – состояние естественное, а вот над устранением его приходится постараться. После еды и питья наполняются мочевой пузырь и кишечник, закономерно наступает дискомфорт, и вновь нам нужно его устранять. Нам приходится искать приятных ощущений, иначе жизнь становится пресной. Суть в том, что нам приходится корпеть над тем, чтобы избежать страданий (скуки в том числе), а это удается не всегда, чего не скажешь о всепроникающем недовольстве. Бывают моменты или даже периоды удовлетворенности, но они отравлены не проходящей тоской и страстным желанием. Поллианнизм позволяет людям закрыть глаза на это желание, но оно никуда не исчезает.

Вы можете возразить, что озвученные мною аспекты показывают жизнь в худшем, чем есть на самом деле, свете. Время, заполняющее пробелы между мгновениями исполненных желаний, все же ценно, пусть даже круговорот желаний бесконечен, а большинство желаний вообще остаются неисполненными. Есть что-то положительное либо в «хотении», либо в периоде депривации, либо и в том, и в другом. В защиту этого мнения есть два аргумента: во-первых, можно сказать, что помимо собственно желания чего-либо, мы желаем ощутить само «хотение». Таким образом, мы удовлетворяем одновременно и желание «хотеть», и само желание чего-либо. То есть, мои аргументы становятся неверны, и наши желания все-таки исполняются. Во-вторых, можно сказать, что неважно, желаем ли мы исполнения желания или «хотения», предвкушение делает исполнение желания еще восхитительнее.

Однако обе аргумента ограничены. Я допускаю, что кто-то может наслаждаться процессом воплощения желаний. Наверняка есть писатели, наслаждающиеся написанием книги или стихотворения, садоводы, радующиеся тому, как растут их овощи. Но я все же считаю, что поллианнизм и другие психологические факторы заставляют людей думать, будто им приятен процесс «хотения», даже если желание так и не исполняется. Даже отбросив в сторону психологию, мы понимаем, что не все наслаждаются процессом «хотения». Некоторые писатели могут ненавидеть процесс написания и наслаждаться лишь готовой работой, фермеры могут не любить процесс выращивания и трудиться только ради пропитания. Кроме того, существуют такие желания, стремление к которым не будет наслаждением ни для одного человека в здравом уме. Например, желание побороть рак. Пациент хочет его победить, но вряд ли он желает самого процесса лечения, жутких лекарств и процедур, не будучи даже уверенным, что это поможет.

Справедливо будет сказать, что предвкушение, ожидание и стремление усиливают удовольствие от исполнения желания. Еда приносит бόльшее наслаждение, когда человек голоден. Победа в гонке слаще, если перед этим усердно тренироваться. Невероятно радостно сыграть сложную мелодию после долгих часов упражнений.

И вновь стоит заметить, что это относится не ко всем желаниям. Во многих случаях было бы предпочтительнее избежать долгого периода «хотения». Например, свобода более желанна, если достигается через упорную борьбу, однако было бы лучше, если бы человек изначально не был лишен свободы. Выходит, что освобождение после долгого заключения не лучше, чем ничем не нарушаемая свобода. Не стоит ошибочно полагать, будто «хотение» и преодоление лишений имеют какие-либо преимущества перед мгновенным исполнением желания.