Он медленно поднимает голову с колен - мокрое от слез лицо искажено страданием, глаза смотрят сквозь меня на невидимого собеседника - и я понимаю, что он по-прежнему во власти кошмара.
- Профессор! - я почти кричу и снова хватаю его за плечо. Ну же, тебе должно быть больно после Круцио, среагируй хотя бы на боль! - и он действительно реагирует, но реакция оказывается более чем неожиданной - лицо внезапно становится почти спокойным, и - я просто не верю глазам! - правая бровь насмешливо вздергивается.
- Поттер?.. Альбус, с ним слишком много хлопот. Я не могу тратить все свободное время, присматривая за безрассудным юнцом, который что ни год, то вляпывается в неприятности. Хорошо, хорошо, что на этот раз я должен сделать?..
Замерев от удивления, я выпускаю его плечо и почти не дыша вслушиваюсь в тихий успокоившийся голос. Разговор обо мне у них, судя по всему, не первый… но когда состоялся именно этот, привидевшийся сейчас Снейпу? На четвертом курсе? Пятом? Шестом?.. И… он ведь не только не отказывается за мной… присматривать, он действительно беспокоится за «безрассудного юнца», безуспешно пытаясь скрыть это беспокойство за жесткими словами и насмешливым тоном, в котором, впрочем, нет ни ненависти, ни безразличия - уже чего-чего, а безразличия там точно нет.
А я все эти годы считал, что он способен по отношению ко мне только на ненависть, без нюансов и полутонов, а на то, что со мной происходит, ему плевать с Астрономической башни.
Выходит, я ошибался.
Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы я еще в чем-нибудь ошибся - так, чтобы это было в его пользу. Ну хотя бы в том, что у него жар. Но в этом, увы, ошибиться невозможно - кончики пальцев, которыми я осторожно дотрагиваюсь до его лба, опаляет как огнем.
А я не могу даже дать ему лекарство.
Ладно же… Я стискиваю челюсти - и решение приходит само собой. Мне запрещено его лечить - но кое-что я все же могу сделать. И об этом Блэкстон вряд ли сразу узнает - не думаю, чтобы он задавал ему подобные контрольные вопросы. А если вдруг и задаст - как-нибудь выкручусь. Но на полу он больше спать не будет.
- Вставайте, - я тяну его за руку, поднимая с колен, и он послушно подчиняется - может быть, ему кажется, что рядом с ним все еще Дамблдор? А он и правда так думает - когда я довожу его до кровати и он так же послушно укладывается на скрипнувший матрас, я, укрывая его одеялом, слышу, как он бормочет:
- Спасибо, Альбус, но не стоит так беспокоиться… Я не болен… Это просто переутомление.
Ага, переутомление. Видел бы он себя со стороны. Подумав, я набрасываю на него еще и плед, плотно подтыкаю края - наконец-то у меня появился повод это сделать, и он, поворочавшись в теплом коконе, наконец успокаивается.
Ну и день, сонно думаю я, довольно удобно устроившись в гостиной на трансфигурированной из кресла кушетке. Воспламеняющее зелье, сюрприз, очередной кошмар… и он еще говорил, что это я постоянно вляпываюсь в неприятности?!
Он присматривал за мной - а теперь я за ним. Забавно.
Но он спасал мне жизнь - а я?..
Скорее бы воскресенье.
Глава 6. Четверг, 27 ноября.
- Это что, новый вид пытки или магловское лекарство? Терпеть не могу горячее молоко, тем более с медом, - Снейп с отвращением смотрит на большую кружку молока, которую я перед ним поставил.
- Ну, если вам больше нравится кашлять… - я пожимаю плечами, стараясь сохранить равнодушный вид. Вроде подействовало - он осторожно поднимает кружку и, морщась, отхлебывает из нее мелкими глотками. Держит кружку он, как и вчера, двумя руками, согревая пальцы, но больше не напоминает этим ребенка - слишком уж утомленным выглядит.
Сейчас, склонившись над своим питьем, с пледом, наброшенным поверх мантии, он больше всего похож на хищную птицу. Ястреба. Ослабевшего, с подрезанными крыльями, посаженного на цепь - но по-прежнему гордого и… опасного.
Обычно, проснувшись, я заставал его уже одетым, но сегодня он пролежал в постели все утро и вышел из спальни, когда я уже доканчивал свой завтрак. Выглядел он совсем больным, ночной жар сменился такой слабостью, что все первое занятие он против обыкновения ни разу не поднялся со своего стула и, выполняя простейшее заклинание, чуть не выронил палочку. Школьники недоуменно переглянулись - оказывается, не только у нас с Макгонагалл его профессионализм не вызывает сомнений, а я промолчал, но, подойдя к его столу после урока, заявил:
- Я пойду к директору. Скажу, чтобы занятия отменили или перенесли - еще уроните, как Макнот, палочку в котел, а я таких защитных заклинаний не знаю.
Ей-богу, я не думал, что это произведет такой эффект, но стоило произнести эту фразу хотя бы ради того, чтобы увидеть, как он преобразился - сведенные ознобом плечи мгновенно распрямились, дрожащие руки стиснули край стола так, что побелели косточки, и запавшие глаза сверкнули таким огнем, что я невольно попятился.
- Поттер, можете не беспокоиться, я не сделаю этого даже в бессознательном состоянии, - яростно процедил он, и я отошел от стола, пряча улыбку, - того, что Блэкстон называет спесью, ему по-прежнему не занимать. А я теперь назвал бы это силой духа, которой хочется восхищаться даже безотносительно к тому, что он Снейп, как я когда-то, ненавидя его, восхищался его руками.
Хотя нет… пожалуй, уже не безотносительно. И, пожалуй, я наконец понял, что помогает ему держаться.
Его зелья. У него не осталось, как он сам сказал, ни прошлого, ни будущего, авроры ежедневно делают все, чтобы смешать его с грязью, школьники ненавидят, - но у него есть его зелья, в которых он разбирается, наверное, чуть хуже, чем господь бог в устройстве мира, и уже одно это дает ему право держаться с таким достоинством.
Сегодня я несколько раз ловил себя на том, что пристально наблюдаю за тем, как он работает. Попытался разозлиться на себя - можно подумать, за годы учебы не насмотрелся, - а потом сообразил - да, действительно, не насмотрелся. Никогда не рассматривал его на уроке - с чего бы? Нелюбимый предмет, ненавистный преподаватель. А теперь не могу оторвать взгляд: эта картина - Снейп, варящий зелья - завораживает.
Нужные ингредиенты он берет со стола не глядя. А с ножом, пестиком и ступкой обращается как… как с музыкальными инструментами - так легки, точны и изящны его движения. Ни одного лишнего жеста, ни заминок, ни судорожной поспешности - все размеренно, четко и плавно, как музыка. Он даже палочкой взмахивает, как этот магловский дирижер… черт, забыл фамилию… впрочем, куда там всем дирижерам вместе взятым до снейповской плавной стремительности.
А ведь они ничего этого не видят, понимаю я, глядя на школьников, уныло помешивающих в котлах. Не замечают, как мы в свое время. И, наверное, так же, как мы, считают его уродом.
Урод?.. Как легко в одиннадцать лет поставить знак равенства между внешностью и выражением лица - словно залепить себе на шесть лет глаза ярлыком и успокоиться на этом. И не видеть, не замечать в упор, как красиво это умное, гордое и властное лицо - красиво весьма своеобразной, но подлинной и несомненной красотой. Красиво даже сейчас… нет, не так - тем более сейчас, когда оно истончилось до прозрачности, и черные глубокие глаза кажутся огромными, и резче проступили морщины у рта и между бровей, а тонкие губы все в темных запекшихся трещинках.
Я бы сравнил его красоту с красотой северного склона Маттерхорна - или хищной птицы. Ястреба. Прирученного, но сохранившего гордый нрав и прежние повадки.
О том, почему я увидел это сейчас, я предпочитаю не думать, как и о том, что делать с этим новообретенным знанием, особенно если в воскресенье Дамблдор опровергнет мои зыбкие предположения.
Даже не знаю, сказать ему или нет о том, что портрет скоро восстановят. Не знаю, что хуже - ни на что не надеяться или иметь надежду и потерять ее. Хватит с него и той боли, которую ему причиняют на допросах.
Кстати, о допросах… Я же собирался отправить его в спальню, чтобы полежал до шести. Будет возражать? Пусть попробует - в конце концов, он обязан мне подчиняться. Я уже открываю рот, чтобы это сказать - и взгляд вдруг падает на внушительную связку пергаментов, лежащую на краю стола, - он прихватил ее с собой из кабинета, а я почему-то не поинтересовался, что это. Да уж.. Чем же это еще может быть, как не домашними заданиями, черт бы их побрал. Снейп, откинувшийся было на спинку кресла, тоже переводит взгляд на пергаменты и, готов поклясться, смотрит на них с той же досадой.
- Думаю, вам нужно сейчас лечь, проверите работы потом, - все-таки говорю я, и он раздраженно морщится:
- Считаете, это так быстро делается? Девяносто процентов этих… работ, как вы их назвали, не заслуживают тех усилий, что я на них потрачу, но даже чтобы отделить зерна от плевел, нужно время, и, боюсь, проверка займет все четыре часа, оставшиеся до встречи с вашими коллегами.
- Ну конечно, как гриффиндорские работы, так это и не работы вовсе, - язвительно замечаю я. Ох, зря я это сказал - он даже выпрямляется в кресле, и я понимаю, что сейчас на меня выплеснется весь почему-либо нерастраченный за день сарказм.
… И вам, конечно же, никогда не приходило в голову, что домашняя работа - это знание предмета, некоторое количество умственных усилий и толика творчества, а не бездумное списывание из учебника или подвернувшихся под руку неизвестно чьих конспектов, - он вынужден прерваться, чтобы откашляться, и я тихонько перевожу дух. Снейповский сарказм - это как цунами или лавина, не предотвратить и не скрыться, можно только переждать, рискуя быть затопленным или погребенным под завалами. А прервать его, наверное, способно только Круцио… или вот кашель.
Откашлявшись и отдышавшись, он утомленно заканчивает:
- Словом, я так же рад предстоящей возне с этими опусами, как и несчастные гриффиндорцы, потратившие на бессмысленную и нудную работу целых полчаса своего драгоценного времени - а ведь это время они могли бы провести с куда большей пользой, например, пытаясь найти еще один подземный ход в Хогсмид. А вместо этого… - он протягивает руку, наугад выдергивает из связки чей-то пергамент и, развернув, читает:
«Будучи сваренным, в перечное зелье, как известно, добавляют перец, и оно способно излечить простуду, потому что в нем есть перец, и его надо помешать три раза по часовой стрелке, а потом капать в нос».
Не выдержав, я фыркаю, - действительно, редкостная чушь, - и Снейп устремляет на меня негодующий взгляд:
- Вам смешно. Видите, насколько это безнадежно, если даже вам смешно. Но ни вам, ни мисс Перкинс, очевидно, не пришло в голову, что когда-нибудь ей понадобится напоить этим зельем своего ребенка - и что она тогда будет делать? Побежит за стандартным снадобьем, не учитывающим ни возраста, ни индивидуальных особенностей больного и эффективным ровно настолько, насколько добросовестен зельевар, его сваривший?.. - он вновь кашляет, прижав к губам платок, и я отвожу глаза. Ему самому не помешало бы сейчас что-нибудь эффективное, учитывающее индивидуальные особенности и возраст. А то, что он прав, я понял еще в прошлом году - когда мы с Гермионой варили зелье для Рона, ослепшего от заклятия. Хотя варила его, собственно, только Гермиона, а я беспомощно топтался рядом, с ужасом понимая, что если бы готовить снадобье пришлось мне одному, Рон остался бы слепым навсегда.
- Тогда пойдемте, - поднявшись, говорю я. - Быстрее начнете - быстрее закончите… и сможете отдохнуть.
- Вы хотите, чтобы я работал в лаборатории? Зачем? Я и здесь прекрасно все проверю.
- В лаборатории буду работать я, - мой тон решителен, и его зрачки удивленно расширяются. - Хочу попробовать сам разобраться с оставшимися зельями. А оставлять без присмотра вас так надолго я не намерен.
- Ах да, я и забыл, вы с чего-то решили, что я в двух шагах от самоубийства. Но сегодня я его, пожалуй, отложу, раз меня ждет такое упоительное времяпрепровождение.
Усмехнувшись, он встает, придерживая плед, и я быстро беру со стола пергаменты, - с него еще станется оставить плед на кресле, чтобы освободить руки, а в лаборатории куда прохладнее, чем в гостиной. Замерзнет, будет кашлять. И мне опять придется просить для него у Добби молока с медом.
Ага, Поттер, вот именно поэтому ты все это и делаешь - чтобы молока не просить. Ты еще скажи, что не хочешь, чтобы он кашлял, потому что кашель спать мешает.
В лаборатории он устраивается на своем жестком стуле с резной спинкой, разворачивает один из свитков и, бегло просмотрев его, начинает что-то быстро писать на полях, изогнув губы в язвительной усмешке, - а я, вздохнув, призываю зелья с очередной полки и приподнимаю за горлышко первый попавшийся флакончик с чем-то серебристо-лиловым.
Алпрениум аллистер? Это еще что за хрень?!
Не буду просить совета. Не попрошу - тресну, а не попрошу. Не попрошу… Черт…
- Профессор, может… просто посоветуете, - быстро говорю я, чтобы не передумать. - Вот… алпрениум…
- Что такое? - он недовольно поднимает глаза от очередного свитка - вот черт, уже три пергамента успел проверить, пока я ковыряюсь с одним-единственным флаконом! - Алпрениум? Второй курс, Поттер… впрочем, вас в то время больше занимали таинственные голоса в стенах…
- Я помню, - сжав зубы, говорю я. Сейчас опять начнет поливать своим сарказмом. Но его запал как-то на удивление быстро улетучивается.
- Алпрениум, или сыворотка внимания… записывайте живее и постарайтесь отвлекать меня не чаще раза в пять минут, а не каждую секунду, - ворчит он, и я торопливо киваю, чувствуя укол совести. Собрался, называется, отправить его в спальню отдохнуть… Но что делать, если я и правда ни черта не помню про этот Алпрениум! И про Замораживающий экстракт - на третьем курсе меня гораздо больше занимал беглец из Азкабана… И про настойку ветреницы…
… Поттер, вы вообще что-нибудь помните?
Уж всяко побольше, чем вы, хочется мне сказать, но я мрачно выдавливаю:
- Безоар… помогает от большинства ядов.
- Первый курс… Блестяще. Ладно, - он машет рукой, - вы больше не студент, можете не стесняться своего невежества, так что валяйте дальше. Что там у вас?..
… С течением времени количество пузырьков на моей половине стола медленно, но верно уменьшается - впрочем, горка проверенных пергаментов у его правого локтя растет гораздо быстрее. Еще бы, я ведь почти перестал его отвлекать - половина зелий с очередной полки оказались различными обезболивающими, о которых, я, что называется, в силу жизненного опыта знаю, наверное, больше, чем иной зельевар. Так что тишина, царящая в лаборатории, теперь нарушается в основном позвякиванием флакончиков, скрипом пера и изредка его язвительным хмыканьем. В какой-то момент он фыркает настолько выразительно, что я поднимаю голову от очередной этикетки:
- Что, опять перечное зелье?
- Нет, но это не уступает шедевру мисс Перкинс. Оцените: «Если добавить в это зелье волос единорога и настоять на лунном камне, когда выпьешь то, что получилось, можно мгновенно приобрести утраченное мужское достоинство». Прекрасное пособие для евнухов, не находите?
Не выдержав, я смеюсь в голос, и Снейп, поморщившись было, тоже неожиданно улыбается - впрочем, эта мимолетная улыбка тут же гаснет, но на какое-то мгновение его лицо удивительно преображается, и я вдруг вспоминаю, что ему только сорок. На долю секунды он вдруг словно помолодел лет на десять, даже несмотря на серебристые пряди в черных волосах.
Интересно, когда они у него появились? Может, как раз в год владычества Волдеморта, когда, мучаясь раскаянием, он занял директорский пост, чтобы хоть как-то защитить детей?
Поттер, это догадки, всего лишь догадки. И если в воскресенье они не подтвердятся… Но не хочу сейчас об этом думать. Не хочу хотя бы сейчас помнить о том, что он преступник, а я - его надзиратель. Черт возьми, имею я право хоть на несколько часов покоя и… уюта. А мне и вправду уютно здесь, в этой холодной, заставленной унылыми шкафами комнате - неужели только потому, что в ярде от меня он внимательно пробегает глазами неровные строчки, склонив над очередным свитком усталое сосредоточенное лицо?
Никогда бы не подумал, что рядом со Снейпом может быть так… спокойно. Что его ироничные замечания могут веселить, а не раздражать. Что его комментарии могут быть настолько уместными, а сарказм - оправданным. Что я с таким вниманием буду прислушиваться к его советам и замечаниям. Кстати… кажется, придется снова спрашивать совета - опять совершенно незнакомое зелье.
- Профессор… - начинаю я, но ничего больше сказать не успеваю - дверь неожиданно распахивается и в лабораторию входит - или, скорее, вбегает - Макгонагалл.
В таком состоянии я видел своего декана, кажется, только после сообщения о смерти Дамблдора. Тогда на нее было просто страшно смотреть, теперь она пытается сдерживаться, но руки дрожат, лицо искажено горем и побледнело так, что может, пожалуй, поспорить со снейповским.
- Профессор, что случилось? - вскочив, я торопливо пододвигаю ей стул. Но она, не садясь, стискивает спинку стула побелевшими пальцами, на секунду прикрывает глаза, будто на что-то решаясь - и, распахнув их, устремляет отчаянный взгляд на Снейпа.
- Северус, - она говорит торопливо и бессвязно, - я помню, я говорила, что не позволю вам… но… Я… я бы никогда сюда не пришла, если бы… - задохнувшись от волнения, она умолкает. Я в ужасе гляжу на обычно столь сдержанную директрису - что же должно было случиться, если она не только не в состоянии объяснить, в чем дело, но и обратилась к Снейпу по имени?! Мерлин, только бы он не начал язвить и высказываться в том духе, что, мол, и в нем в кои-то веки нуждаются. Но Снейп и не думает язвить - он отвечает Макгонагалл серьезным взглядом и быстро произносит:
- Я знаю, что вы никогда не обратились бы ко мне за помощью, если бы не что-то действительно экстраординарное. Поэтому сядьте, постарайтесь успокоиться и внятно расскажите, что произошло и чем я могу помочь.
Поразительно, но Макгонагалл послушно опускается на стул, какое-то время молчит, словно собираясь с силами, и наконец глухо выговаривает:
- Близнецы Льюис.
Похолодев, я подхожу к ее стулу и машинально опускаю руку ей на плечо. Льюисы, теперь, должно быть, третьекурсники… Близнецы из магловской семьи, в день распределения они, как ни странно, удивительно напомнили всем Фреда и Джорджа. Как выяснилось, сходство не было случайным. Распределившись - разумеется, в Гриффиндор - они маленькими рыжими смерчами ворвались в нашу гостиную и тут же умудрились поджечь гриффиндорское знамя, и это было только первой из череды бесконечных проказ. Только на моей памяти чуть ли не десяток раз они были на грани исключения, но на все выговоры и сердитые отчитывания Макгонагалл отвечали виноватыми, но удивительно жизнерадостными улыбками - и продолжали шкодить. Для Хогвартса они, так же, как в свое время близнецы Уизли, поистине стали стихийным бедствием в квадрате - и любимой всеми школьной достопримечательностью.
- Они устроили соревнования на опушке Леса… на метлах. Кто быстрее, и... - Макгонагалл всхлипывает, - видимо, не рассчитали скорость. Джон свалился с метлы… на камни… а Мэтью проткнуло сучьями.
- Они живы? - быстро спрашивает Снейп.
- Да, живы… пока. Но держать их заклинаниями удастся, как говорит Помфри, самое большее шесть часов. А Феникс Лакрима… мы связались с Мунго…
- Но зелья там не оказалось, - Снейп не спрашивает, а утверждает. - Понятно. И вы примчались сюда в надежде, что я, - не договорив, он кашляет, с досадой прижимает платок ко рту, словно пытаясь затолкать кашель внутрь, и хрипло заканчивает: - я… попытаюсь.
Замерев, я смотрю, как он поднимается, сбрасывает с себя плед и принимается растирать руки. Он что, действительно собирается?... Я кое-что знаю об этом зелье - честно говоря, даже больше, чем хотелось бы. Первое средство при ранениях, не совместимых с жизнью; мертвая вода из магловских сказок. В прошлом году Гермиона пыталась спасти с его помощью Джастина Финч-Флетчли - и не смогла. Просто не успела доварить. До сих пор помню, как она рыдала над страшно изуродованным телом и все пыталась объяснить мне сквозь слезы: «Понимаешь… оно такое сложное… сложнее чем все, что я умею… честное слово, я справилась бы, но двенадцать часов, Гарри!...». Помню, как я тогда утешал ее: «Никто не смог бы работать быстрее» - и был в этом уверен.
Двенадцать часов. А у нас только шесть. И он болен. Но, кажется, он и вправду… собирается это сделать.
- Вы действительно попытаетесь его сварить? - Макгонагалл неверяще смотрит на Снейпа, и я вдруг понимаю, что она пришла сюда скорее выплакаться, чем в надежде на реальную помощь. - Ведь это… просто невозможно, шесть часов… и вы, по-видимому, нездоровы.
- Какая наблюдательность, - скривившись, произносит Снейп, продолжая разминать распухшие пальцы. - Я полагаю, вы все же не о моем здоровье сейчас беспокоитесь?
- Но для зелья нужна будет… - начинает Макгонагалл, но Снейп, хмурясь, прерывает ее:
- Простите, вы собираетесь рассказывать мне, что необходимо для приготовления зелья? Успокойтесь, с этим ингредиентом проблем не будет. Но мне понадобится кое-что другое - во-первых, остальные составляющие - Поттер, запишите…
Торопливо записывая мудреные названия, я искоса поглядываю на Макгонагалл - отчаяние на бледном лице сменяется чем-то вроде надежды. Кажется, поверила.
Получив от меня исчирканный клочок пергамента, она быстро кивает:
- Все будет здесь через десять минут. Во вторых?..
- Во-вторых, мне нужны мои руки. В нормальном состоянии, - Снейп раздраженно встряхивает отечными кистями. - Как, скажите на милость, я буду работать вот этим?
Я перевожу взгляд на Макгонагалл, кажется, только сейчас заметившую, в каком состоянии его руки, и невольно сдерживаю улыбку - по-моему, пришла ее очередь переживать мой воскресный шок. Но на счету действительно каждая секунда - и я быстро киваю директору, отрывая ее от шокирующего зрелища:
- С этим все будет в порядке. Идите за ингредиентами, профессор.
- Интересно, как вы собираетесь вернуть мне работоспособность? - язвительно спрашивает Снейп, как только дверь за Макгонагалл закрывается. - Силой мысли?
- Ну, во-первых, вы уже варили зелья, так что все не настолько безнадежно…
- Поттер, вы сравниваете изготовление школьных зелий с Феникс Лакрима? Вы хоть отдаленно представляете себе…
- А во-вторых, - спокойно заканчиваю я, - я готов выслушать ваши предложения. Что мне нужно искать? Мазь? Настойку? Говорите скорее, я найду.
Вот этого он и впрямь не ожидал - он даже прекращает растирать руки и, помедлив, тихо и очень серьезно спрашивает:
- Вы действительно дадите мне лекарство?
- Я ведь сказал, что дам, - нетерпеливо отвечаю я, - говорите же!
- Вы понимаете, что ни один аврор не сделал бы ничего подобного? Вы осознаете, чем вам это…
- А это уже не ваша забота, - цежу я сквозь зубы, но сердце и впрямь сжимается от нехорошего предчувствия. На этот раз, стоит Блэкстону узнать, отеческими нравоучениями я не обойдусь. И самое страшное, что аврору и впрямь будет все равно, - я вдруг осознаю это с ужасающей ясностью, - ради кого я это сделал.
Ну и плевать. Зато мне не все равно. Если есть хоть малейший шанс на спасение мальчишек, я обязан его использовать. Не как аврор. Как человек.
- Мазь, - быстро произносит Снейп. - Мобилиус Кинезис. Я сам ее изготовил, и если остатки еще сохранились, она подействует в течение пяти минут.
Я тут же взмахиваю палочкой, и через секунду на стол со стуком опускается маленькая склянка. Есть! Кое-как вытащив пробку, Снейп щедро зачерпывает жирную желтоватую массу и быстрыми, но плавными движениями начинает втирать ее в ладони и тыльную сторону кистей.
Все-таки я, наверное, никогда не перестану восхищаться этой стороной жизни магического мира - то, что маглы восприняли бы как чудо, здесь является естественным и даже обыденным. Хотя процесс, происходящий сейчас, даже по магическим меркам можно назвать необычным - маги искусные целители, но отнюдь не всесильные чародеи из магловских сказок. А сейчас творится самое настоящее сказочное волшебство - отечные кисти с плохо гнущимися распухшими пальцами, с трудом справившимися с притертой пробкой, прямо на глазах становятся меньше, уже, пальцы делаются тоньше и гибче. Еще несколько плавных движений - и я, даже не пытаясь скрыть восхищение, не таясь, разглядываю до неузнаваемости преобразившиеся руки. Я и забыл, какие они красивые - узкие, сухие, с длинными изящными пальцами, тонкие почти до хрупкости. Но в этой хрупкости нет и намека на женоподобие. Очень мужские руки… и очень снейповские.
Снейп, заметив мой восхищенный взгляд, довольно хмыкает и тоже смотрит на собственные конечности с нескрываемым удовлетворением. Впрочем, довольное лицо тут же становится строгим и сосредоточенным.
- Вы думаете, что справитесь? - тихо спрашиваю я.
- А что бы вы хотели, чтобы я ответил? - с горечью отвечает он. - Что я во всем уверен и зелье будет готово вовремя? Ни в чем я не уверен, Поттер. Мне приходилось варить Феникс Лакрима в довольно сжатые сроки, но шесть часов… - он умолкает.
Кажется, одна и та же мысль приходит нам в голову одновременно - когда Снейп снова начинает говорить, я уже знаю, что он сейчас скажет.
- Поттер… - начинает он, но я поспешно прерываю его:
- Все что угодно. Я готов помогать, только скажите, как.
С полминуты он оценивающе смотрит на меня и наконец кивает, словно приняв решение.
- Будете подчиняться мне беспрекословно, - его тон становится сух и резок. - Забудьте на эти несколько часов о том, что я… Снейп, - его губы складываются в невеселую усмешку, и я тут же вспоминаю свое вчерашнее «забудьте о том, что я Поттер». - Помните только…
- О мальчиках, - заканчиваю я. - Конечно. Только вот вряд ли у меня это получится, добавляю я мысленно, - не помогать, конечно, тут я готов горы свернуть, - а забыть о том, кому беспрекословно подчиняюсь.
Тихий стук в дверь - и в щель просовывается круглая голова Добби.
- Вот, - пищит он, бочком проскальзывая мимо Снейпа и вываливая на столешницу груду мешочков и шкатулочек. - Профессор Макгонагалл сказала, что здесь все необходимое, и передала, что пока побудет с мальчиками. Велела передать, что говорила с Блэкстоном и допроса сегодня не будет. И еще она передала… профессору С-с…, - Добби запинается, боязливо глядя на Снейпа, и я нетерпеливо наклоняюсь к эльфу:
- Все в порядке Добби, что именно она еще передала профессору Снейпу? Только говори быстрее, у нас совсем нет времени.
- Удачи, - шепчет эльф и мгновенно исчезает.
- Удачи, - усмехнувшись, повторяет Снейп. - Самый ценный ингредиент. Ну что ж, Поттер, - он привычно проводит рукой по волосам, отбрасывая их за спину, и я отвожу глаза - сейчас не время думать о красоте этого жеста. - Приступим.
… Кажется, только несколько часов назад я сравнивал его действия с музыкой, а движения - с дирижерскими взмахами палочкой. Если бы тогда меня попросили представить эту музыку, я бы, пожалуй, выбрал что-нибудь из Моцарта или даже Гайдна - плавное, выразительное, но не слишком поспешное. То, за чем я наблюдаю сейчас - хотя нет, конечно, не наблюдаю - в чем участвую, отчаянно боясь промедлить и задержать его хоть на пару секунд - напоминает самый сумасшедший из этюдов Паганини с его бешеным «престо».
Снейп движется неуловимо и стремительно, как одушевленная ртуть. Какое там любование красотой жестов - если бы у меня даже было на это время, я просто не успел бы отследить конкретный жест, на который можно полюбоваться. Нож взлетает и опускается серебряной молнией, пестик мелькает так, что рябит в глазах, и лопаточка будто сама по себе помешивает в котле.
А еще он успевает давать мне указания.
… Теперь скарабеи. Растереть. Отмерить полторы унции - и в котел…
… Через три минуты мне понадобятся листья ивы. Мелко нарезанные. Две унции…
… Истолочь бессмертник и смешать с соком асфоделей. Быстрее!..
Сжав зубы, я пытаюсь подстроиться под невозможный, нереальный, немыслимый ритм, и через какое-то время - пять минут, полчаса, час? - обнаруживаю, что, кажется… получается. Этот ритм затягивает, всасывает, как в воронку - и вскоре окружающее перестает для меня существовать, и значение теперь имеют только движения собственных рук - когда из судорожных они успели стать плавными и стремительными?! - и его резкие отрывистые команды.
А если попробовать еще немного ускориться - вот так - то в паузах между указаниями можно попытаться отследить и скопировать его движения, хотя бы то, как он держит нож… Вот так… кажется, получи…
- Поттер, не стойте столбом! Это не практикум! Измельчить цветки лилии - живо!
… Кажется, я стою у этого стола уже целую вечность. Я не замечаю, когда в комнату снова входит Макгонагалл, как она присаживается на стул у стены, просто в какой-то момент ловлю на себе ее умоляющий взгляд. Не успеваю стереть со лба едкий, щиплющий глаза пот. Мерлин, я на пределе, я вообще уже ничего не успеваю! И в ту секунду, когда я понимаю это, одушевленная ртуть напротив неожиданно прекращает движение.
Почему он остановился? Мы что… закончили?
- Поттер, высыпайте это в котел… и садитесь, вы мне больше не нужны, - хрипло произносит Снейп. - Мы почти закончили. Минерва, сколько осталось времени?
- У нас еще полчаса, - сообщает Макгонагалл каким-то странным тоном, и, проморгавшись от пота, заливающего глаза, я понимаю, откуда эта интонация. Снейп похож даже не на призрака - больше всего сейчас он напоминает инфери, тех, из подземного озера - лицо страшно посерело, полузакрытые глаза ничего не выражают, волосы слиплись от пота и свисают неопрятными прядями. Почему он-то не садится?! И… что значит - почти закончили?
- Полчаса… это хорошо, - он почти шепчет. - Я обещал последний ингредиент… но боялся, что не успеет набраться достаточно… да и теперь не уверен, что смогу… но, во всяком случае, я постараюсь.
Непонимающе гляжу на него, на Макгонагалл, которая прикусывает губу, словно боясь расплакаться - что это с ней?! - снова перевожу взгляд на Снейпа - и, оцепенев, наблюдаю, как он откидывает рукав мантии, обнажив худое предплечье - и, держа руку над котлом, быстро взмахивает другой рукой…
… в которой зажат нож.
Совсем как Дамблдор когда-то. Совсем как Дамблдор. Это единственное, что крутится в голове, когда я смотрю, как темная кровь тонкой струйкой стекает в котел. Вот, значит, о чем он говорил, утверждая, что с последним ингредиентом проблем не будет.
Кап… кап… кап… Опираясь правой рукой о край стола, Снейп ритмично сжимает кулак, кровь щедро разбавляет густую жижу, которая из темно-бурой постепенно становится жемчужно-розовой… но медленно, очень медленно.
Еще бы. Откуда взяться напору, если он ежедневно теряет кровь на допросах. И почти ничего не ест.
- Может быть, достаточно? - в какой-то момент произносит Макгонагалл, с тревогой глядя на Снейпа, и он - я даже вздрагиваю от неожиданности - вдруг слабо фыркает:
- Кто здесь, интересно, варит это зелье? Я попросил бы посторонних не вмешиваться… или мой ассистент вас выведет.
Это что, бред от переутомления? Или опять галлюцинации? Не мог же он всерьез - да хотя бы и в шутку - назвать меня ассистентом?! Да ведь это…
… да ведь это правда, Поттер. Пять с половиной часов ты ассистировал профессору зельеварения Северусу Снейпу - и, судя, по результату, довольно удачно, а учитывая твои успехи в зельеварении - и вовсе блестяще.
Может, сменить род занятий?..
Так, а вот теперь у тебя бред и галлюцинации. Даже если предположить, что такое вообще возможно - где ты собрался ему ассистировать в дальнейшем? В Азкабане?
Я не буду сейчас об этом думать. Сейчас имеет значение только струйка крови, сочащаяся из глубокого пореза на бледном предплечье - чуть выше слегка выцветшей, но все еще хорошо заметной Черной метки.
- Все, - наконец выдыхает Снейп, опустив руку и словно вслепую шаря по столу. - Готово. Где-то здесь… должны быть пустые флаконы…
Ну уж нет. Ассистент я там или еще кто, но на такую-то мелочь я и сам способен. Я быстро подхожу к нему - и очень вовремя, ноги его совсем не держат, так что я еле успеваю пододвинуть стул и поддержать его под локоть, помогая сесть. Затем нахожу флаконы и, переливая зелье, боковым зрением вижу, как Макгонагалл тоже подходит к столу - лицо нахмурено, губы решительно сжаты - и, склонившись к Снейпу, берет его обмякшую безвольную руку.
- Поттеру запрещено это делать, но я, слава богу, не аврор, - негромко произносит она и, откинув рукав его мантии, быстро проводит палочкой над все еще сочащимся кровью порезом, пробормотав заклятие. Края раны мгновенно смыкаются, но Снейп никак на это не реагирует - глаза по-прежнему полузакрыты, измученное серое лицо ничего не выражает, и, кажется, все его силы уходят теперь на то, чтобы удерживать себя на стуле в вертикальном положении - то есть попросту не сползти на пол в обмороке.
- Гарри, выйди со мной на секунду, - просит Макгонагалл, забирая у меня флаконы. На всякий случай оставив дверь лаборатории приоткрытой, я выхожу за ней в гостиную и быстро взглядываю на часы.
- Еще пятнадцать минут, - кивает она, заметив мой взгляд. - Я успею. Ты не смог бы подойти ко мне сегодня чуть позже - часа через полтора? Это касается записок.
- Вообще-то мне запрещено оставлять его одного, - хмуро говорю я, - но в его состоянии вряд ли можно чего-то опасаться. Я приду, как только он заснет, хорошо?
Макгонагалл молча кивает и, уже дойдя до двери, вдруг оборачивается ко мне и быстро произносит:
- Ты сможешь… хоть что-нибудь для него сделать? Сделай что-нибудь, пожалуйста.
Дверь за ней закрывается прежде, чем я успеваю что-то ответить. Да и что бы я ответил? Все, что я смогу сейчас для него сделать - накормить ужином - по крайней мере, попытаться - и уложить в кровать. Ну что ж… хотя бы это.
Я зову Добби, и он, будто ждал моей просьбы, появляется уже с подносом, полным еды. Вот умница, и про горячее молоко не забыл. Заставить бы теперь Снейпа его выпить… Кстати, что-то слишком надолго я оставил его там одного. Я быстро распахиваю дверь в лабораторию и вижу, что он сидит в той же позе - голова откинута на высокую спинку, руки безвольно лежат на коленях. Вряд ли он пытался что-то искать. Что же все-таки он хотел забрать отсюда в воскресенье? Может, просто укрепляющее зелье? Зря я ему тогда помешал - спрятал бы где-нибудь флакон и отхлебывал бы помаленьку, и мне не пришлось бы сейчас ломать голову над тем, как вернуть ему хоть немного сил.
Я молча помогаю ему подняться и веду в гостиную, придерживая под локоть. От моего прикосновения он опять вздрагивает, как вчера - наверное, все еще последствия Круцио, а может, снова лихорадит. Наверняка у него опять жар, но как это проверить - даже в таком состоянии он вряд ли смолчит, если я попытаюсь коснуться его лба. Вот разве дотронуться до руки, усаживая в кресло, будто ненароком… точно, жар. Ну все, от молока он у меня не отвертится.
Я со стуком ставлю перед ним дымящуюся кружку, раскладываю намазанные абрикосовым и вишневым джемом тосты, - сладкое, как я успел заметить, он предпочитает всему остальному, так что, может, соблазнится, - и напоследок призываю из лаборатории плед. Набрасываю ему на спину, заставив приподняться, укутываю так, что остаются открытыми только руки, - и наконец усаживаюсь сам, чувствуя, как подрагивают коленки. Черт, я и сам порядком вымотался. Как хорошо, что можно откинуться на мягкую спинку и, прикрыв глаза, не спеша отхлебывать чай, поглядывая сквозь ресницы на человека, сидящего напротив, и понемногу отходя от страшного напряжения последних часов. Я прокручиваю их в памяти - и внезапно только теперь до конца осознаю, ЧТО он сделал.
Он не просто изготовил сложнейшее зелье в рекордно короткий срок и вопреки собственному состоянию. Он, Пожиратель смерти, правая рука Волдеморта, сделал это для двух маглорожденных мальчишек - и сварил для них не какое-нибудь Перечное зелье, а Феникс Лакрима, щедро поделившись собственной кровью, которой у него и так не то чтобы в избытке. И, разумеется, не ожидая - ни от них, ни от кого-либо еще - не то что похвалы, даже простой признательности.
Как там вчера сказала Макгонагалл - что у нее не укладывается в голове, как может один человек делать столь взаимоисключающие вещи? Вот и у меня… не укладывается. Ну не может Пожиратель - эгоист по определению - оказаться способным на такое самопожертвование, если только он не шизофреник и не служил Волдеморту под Империо. Но ни безумием, ни зависимостью от заклятия здесь не пахнет - Снейп слишком сильная личность для того и другого. Значит… значит…
- Поттер, - неожиданно произносит Снейп. Черт, ну почему он прерывает мои размышления всякий раз, когда я начинаю додумываться до чего-то важного?! Я с досадой гляжу на него - слава богу, молоко он выпил и даже съел тост с джемом. Абрикосовым… надо это запомнить…
- Может быть, вы все-таки объясните, - он говорит очень медленно и устало, но без пауз, - почему вы это делаете?
- Делаю что? - машинально интересуюсь я, хотя прекрасно понимаю, что он имеет в виду. А ты что, Поттер, и правда надеялся, что он не придаст всему этому значения или воспримет как должное?
- Не пытайтесь изображать непонимание, у вас плохо получается, - он устало морщится. - Ладно, мазь можно опустить - вы помогали мальчикам - но остальное? Кровать - думаете, я не обратил внимания, где проснулся сегодня утром? Горячее молоко. Плед. И эти трогательные попытки запихнуть в меня побольше еды. Почему вы обо мне заботитесь - именно вы, Поттер? Вы хоть понимаете, насколько это противоестественно?
- Что противоестественного в том, чтобы заботиться о человеке, который болен и потерял много сил? - хмуро говорю я. - Вы ведь обо мне заботились, когда мне нужна была помощь, и я тоже не понимаю, зачем вы это делали.
Он непонимающе смотрит на меня - так я и знал, и это он забыл. Приходится пересказать содержание сегодняшнего кошмара, хотя я почти уверен, что это ничего не даст.
- Не помню, чтобы я когда-либо говорил с Дамблдором о чем-то подобном, - тихо произносит он. - Но, впрочем, речь не обо мне. Если даже отвлечься от того, что вы ненавидели меня в школе... - но вы ведь аврор, хоть и начинающий, и заботиться о таком, как я - вы ведь помните, кем меня считает ваш начальник? - вам просто по должности не положено. Вам предписано всячески меня унижать, чтобы я ни на секунду не забывал о том, что я мразь, - он произносит это очень спокойно, и меня невольно передергивает. - И вчера у вас был великолепный повод унизить меня так, как вам, должно быть, и не мечталось, а вы, - он запинается, но договаривает до конца, - сделали все, чтобы избавить меня от унижения. Вы хоть понимаете, - он сглатывает, и на впалых щеках выступают красные пятна, - не предложи вы мне… помощь - и через пять минут я умолял бы вас, в ногах бы валялся, а вы… - задохнувшись, он умолкает, но после мучительной паузы все же заканчивает: - вы не воспользовались такой блестящей возможностью сбить с меня спесь, как выражается ваш начальник.
- Я не Блэкстон, - угрюмо говорю я. - Мне не нравится унижать людей.
- А кто вам сказал, что ему это нравится? - спокойно возражает Снейп. - Может быть, Джоэлу - но не Блэкстону, для него это просто работа, так сказать, производственная необходимость. И потом, я ведь для него не человек, он считает меня…
- Мразью. А я так не считаю. Для меня вы не мразь, - глухо выговариваю я. - Вы сожалеете о том, что сделали. Вы пытались как-то загладить свое предательство, помогая детям. Вы и сейчас им помогаете - вот скажите, почему вы вчера воспользовались магией, прекрасно зная, чем это грозит, или варили сегодня это зелье - у вас что, вдруг избыток крови образовался и вы решили от него избавиться?
- А вы предпочли бы, чтобы кто-то погиб? - отвечает он вопросом на вопрос, и я немедленно этим пользуюсь:
- Вот видите. Для вас это было настолько естественным, что вы даже не пытаетесь ничего объяснять - а я и не настаиваю: мотивы этих ваших поступков мне понятны. А остальных? Вы убили Дамблдора и предали Орден не из страха или корысти, это я уже понял, но тогда почему? Вы не знаете. И я не знаю. Но клянусь, что узнаю. А пока я не это выяснил, я буду относиться к вам не так, как велит начальство, а так… как считаю нужным. По обстоятельствам. А школьная ненависть, - заканчиваю я, усмехнувшись, и усмешка неожиданно получается почти снейповской, - вы не допускаете мысли, что ребенок в конце концов вырастает и способен избавиться от некоторых стереотипов и заблуждений?
Да уж, от одного из стойких школьных заблуждений - насчет внешности бывшего учителя и… эээ… степени его привлекательности - я за эти дни точно избавился. Правда, об этом ему лучше не знать… пока, во всяком случае. Хотя при его-то наблюдательности вычислить, что меня тянет к нему совершенно определенным образом, наверное, ничего не стоит. Ну вот зачем, спрашивается, он так внимательно меня сейчас разглядывает? Я смущенно отвожу глаза, пытаясь не ерзать под его пристальным изучающим взглядом, а он задумчиво поглаживает подлокотник тонкими пальцами и наконец негромко произносит:
- Да, вы действительно… выросли. Или, возможно, я в свое время чего-то в вас не разглядел. И, пожалуй, был неправ, сказав вам недавно, что вы ничему не научились у Дамблдора. Думаю, главному вы все же успели у него научиться - человечности.
Это что, похвала или констатация факта? Щекам вдруг становится жарко, и я смущенно опускаю глаза, но он, словно не заметив моего смущения, продолжает:
- Но тогда, если позволите… нет, не вопрос, а небольшой совет. С такими личностными качествами и задатками вам нечего делать в аврорате. Вы напрасно выбрали эту профессию - она не принесет вам никакого удовлетворения, только искалечит душу.
Я возмущенно открываю рот, чтобы возразить - и осекаюсь. Конечно, он не может быть прав… но сколько раз за последние дни, думая о работе авроров - их нежелании расследовать темные пятна в снейповском прошлом, их методах ведения допросов, их неоправданной жестокости - я испытывал раздражение и злость?
- Вам присуще стремление восстановить справедливость и докопаться до истины - чем вы успешно занимались в школе, к сожалению, в ущерб знаниям - и вы, наверное, считаете, что в этом и заключается цель аврорской деятельности, - продолжает Снейп. - Но вы ошиблись - любой настоящий аврор стремится не восстановить справедливость, а наказать виновных - и так, чтобы остальным, как говорится, неповадно было. А степень виновности конкретного человека авроры определяют сами - и не особенно утруждают себя расследованием обстоятельств дела. Разве иначе ваш крестный провел бы тринадцать лет в Азкабане?
Я снова пытаюсь возразить - и вновь умолкаю. Вот тут крыть мне нечем. Разве кто-нибудь из задержавших Сириуса посреди взорванной магловской улицы поверил его рассказу про Петтигрю? Да ведь, - я до боли прикусываю губу, вдруг осознав это простой факт, - достаточно было применить к нему легилименцию или Веритасерум - уж у него-то с памятью все было в порядке - чтобы понять, что он невиновен. Но к чему, когда доказательства вины столь очевидны? Преступник задержан, магический мир успокоился - чего же еще желать? Кстати, Стэн Шанпайк до сих пор в Азкабане, вдруг вспоминаю я. Несколько раз я пытался поговорить об этом с Блэкстоном, но он каждый раз искусно уводил разговор в сторону.
Получается, что Снейп все же… прав? Человек - это его выбор, говорил Дамблдор… Значит, я, несколько лет мечтая об этой работе, в результате сделал не тот выбор?..
- А вы-то сами? - внезапно вырывается у меня.
- В смысле? - Снейп удивленно приподнимает бровь.
- Вас, с вашими… личностными качествами и задатками - каким образом вас занесло к Пожирателям Смерти? Вы что, с детства мечтали очистить этот мир от маглов и маглорожденных - или к чему там призывал Волдеморт?
Выпалив это, я тут же жалею о вырвавшихся словах, но уже поздно. Вздрогнув, словно от удара, Снейп на секунду прячет лицо в ладонях, а когда опускает руки… Мерлин, ну почему я такой идиот? Правда, я и так собирался спросить его об этом - но уж сегодня, когда он спас двум маглорожденным жизнь - причем сделал это сознательно - можно было удержаться… А я не удержался - и теперь вынужден наблюдать, как утомленное, но вполне живое лицо в считанные секунды превращается в посмертную маску с пустыми мертвыми глазами.
- Профессор, можете считать это риторическим вопросом, - быстро говорю я, - и вообще, уже поздно, вы устали и…
- Нет, Поттер, - перебив меня, произносит он ровным - слишком ровным - тоном. - Я отвечу на ваш… риторический вопрос. Тем более вы как никто имеете на это право.
О чем это он? Ах да… пророчество. Я пытаюсь найти в себе следы негодования, которое испытал после рассказа Дамблдора, и не нахожу его - наверное, потому, что уже давно его не испытываю. Снейп ведь действительно понятия не имел о том, кому посвящено пророчество, а если бы узнал или догадался - наверняка сообщил бы моим родителям. Самое интересное, что я пришел к этому выводу после того, как в прошлом году спас Малфоя из горящей Выручай-комнаты. Тогда одна мысль о том, что мой заклятый враг может погибнуть, вызвала во мне такой ужас, словно я сам стал бы его убийцей, и потом, разбираясь в своих ощущениях, я невольно подумал, что Снейп мог испытывать то же самое. Посмотрим, совпадет ли его рассказ с моими выводами.
- Вы, конечно, подумали о пророчестве, но рассказать сейчас о нем - значит начать с конца, а я хотел бы все же начать с начала. Не бойтесь, я не собираюсь расписывать вам свои детство и юность в подробностях - это заняло бы всю ночь и совершенно неинтересно - просто представьте себе ребенка, у которого в силу разных обстоятельств почти нет друзей, зато ему необыкновенно легко дается магия, особенно темная.
Я киваю - похоже на мое магловское детство, правда, в особенностях магии я тогда не разбирался - и он тихо продолжает:
- Но были несколько человек - большинства уже нет в живых, остальные, как я, ждут суда - которые охотно посвящали меня в темную сторону магии, а я с удовольствием учился - во-первых, как я уже сказал, мне легко давалась эта магия, а во-вторых, это было так… соблазнительно - в совершенстве знать то, в чем не разбираются другие, выделяться из серой массы…
Он на секунду замолкает, а потом продолжает совсем тихо, так, что я невольно придвигаюсь ближе:
- Самое страшное, Поттер, что я уже тогда догадывался о, скажем так, нравственном аспекте и в общих чертах понимал, что собой представляют мои новообретенные знания. И, знаете… мне это нравилось. Нравилось думать, что у меня есть мощное оружие против врагов, нравилось чувство превосходства, ощущение власти над окружающими, которое давало мое тайное знание - но еще больше нравилась власть над этим знанием. Я считал, что, в совершенстве овладев Темными искусствами, подчинил их себе, что они превратились в средство, которое я, конечно же, буду использовать, только когда это действительно необходимо.
Я снова киваю - и это мне, оказывается, хорошо знакомо. Когда я обнаружил, что могу видеть окружающее глазами Нагайны - а значит, Волдеморта - я совсем не спешил закрыть он него свое сознание, считая, что смогу использовать это в своих целях, - и в результате потерял Сириуса.
- А еще мне льстило, что мной восхищаются… избранные, как они себя называли. Льстило, что со мной, полукровкой, считаются дети чистокровных волшебников - и льстило тем больше, чем меньше со мной считались остальные.
- На самом деле большинство школьников вам завидовали, - так же тихо говорю я, - даже Мародеры. Сириус и Люпин не раз говорили об этом. Потому и издевались.
- Да, потом я это понял. Но тогда… Всем, кто, как я думал, считал меня нулем и пустым местом, я стремился доказать, что это не так. Почему я тогда не ограничился зельеварением? - невесело усмехается он. - Почему решил превзойти этих гриффиндорских зазнаек в том, в чем они просто по определению не могли со мной соперничать? А когда я наконец понял, что доказать им свое превосходство у меня нет и не будет никакой возможности, мои… приятели рассказали мне о человеке, который, как они сказали, преследует исключительно благие цели и тоже пользуется Темными искусствами только как средством их достижения и которому нужен такой помощник, как я.
- И вы попросту купились? Вот так взяли и поверили? - недоуменно спрашиваю я.
- Поттер, я не просто, как вы выражаетесь, купился. Я поверил им с восторгом - наконец-то нашелся человек, способный в полной мере оценить мои знания и умения, человек, который вознаградит меня по заслугам. Я был счастлив, вступая в ряды Пожирателей, и горд, принимая его знак, - он встряхивает левой рукой, в запястье которой впечатана Метка. - Об оборотной стороне его идей, в которые я особо не вникал, - мне достаточно было того, что я кому-то нужен, - я тогда вообще не задумывался.
- А когда задумались - после пророчества? - я пытаюсь говорить спокойно, будто речь идет вовсе не о моих родителях.
- Нет, раньше, - глухо отвечает он. - Когда понял, что он меня использует, как я использую магию - просто как средство для достижения цели. Что ему нужен не помощник, не друг, а слуга, беспрекословно выполнявший бы его указания. Я варил для него яды… страшные яды, от которых нет противоядия - но он не объяснял мне, зачем это нужно, а когда я попытался сам расспросить его, сказал, что вознаграждает исполнительных, а не любознательных. Но я всегда был любознательным - и мне не понравилось подчиняться так… слепо, и, пожалуй, тогда впервые пришло в голову, что другим это тоже может не нравиться. Что ни маглы, ни маглорожденные не обязаны подчиняться чистокровным магам только потому, что у тех магия в буквальном смысле в крови. Помню, что я обдумывал это всю ночь и под утро пришел к выводу, что не хочу жить в мире, где человека можно использовать, как вещь - и уничтожить, как вещь, если не нужен или мешает. И на следующий день я сказал ему, что хочу уйти.
- Вы… сказали Волдеморту… - я потрясенно умолкаю, и он надменно вздергивает подбородок:
- Вы что, считаете, что я когда-нибудь боялся его? Конечно, я понимал, что он может попытаться наказать или уничтожить меня, но я не уступал ему ни в чем, кроме легилименции, а остальных его слуг - о да, они были счастливы, называя себя его слугами - превосходил и в этом, так что сражаться со мной в одиночку никто бы не рискнул, а до нападений скопом они тогда еще не опустились. Так что он выслушал меня вполне спокойно и… отпустил. Попросил только о небольшой услуге напоследок - провести вечер в «Кабаньей голове» и сообщить, если услышу что-то примечательное.
- И вы услышали, - шепчу я, и от его высокомерной позы не остается и следа - он опускает голову так низко, что длинные волосы полностью скрывают лицо, и глухо выговаривает:
- И я услышал. И сообщил, считая, что сообщаю нелепицу - кто и когда верил пророчествам Трелони?! И ушел от него в уверенности, что перелистнул эту страницу своей жизни без особых потерь. А потом узнал от Малфоя - с ним единственным из Пожирателей я продолжал общаться по школьной привычке, - что Волдеморт разыскивает тех, о ком говорилось в пророчестве. И не абстрактных мужчину и женщину - а Джеймса Поттера и Лили Эванс.
- Поттер, - произносит он так тихо, что я скорее угадываю, чем слышу слова, - вы вправе мне не верить, но я никогда не желал смерти вашим родителям и если бы хоть на миг предположил, что речь идет о них, никогда бы не рассказал Волдеморту о пророчестве - даже несмотря на то, что считал сказанное бессмыслицей… и тем более потому, что мы с вашим отцом были врагами. Я всегда предпочитал разбираться со своими врагами один на один, а не подставлять их под чью-то палочку.
Я молча киваю, не в силах выговорить ни слова. Я угадал и с незнанием, и с мотивами - а Дамблдор был прав, сказав мне, что Снейп совершил ошибку, но не преступление. Если уж на то пошло, вдруг приходит мне в голову, он виновен в смерти моих родителей не больше, чем сам Дамблдор. Снейп сообщил информацию, которую считал бессмыслицей, ни для кого не представляющей опасности, а директор, уже зная о планах Волдеморта, не счел нужным настоять на том, чтобы самому стать хранителем тайны. Кстати, когда он узнал?..
- Когда вы сообщили Дамблдору? - наконец выдавливаю я.
- В тот же день. Рассказал все как было. И тогда же предложил свои услуги в качестве шпиона. Дамблдор пытался меня отговорить, считая, что для меня это слишком опасно - представляете, Поттер, он еще и за меня тогда беспокоился! - но я настаивал, и он согласился, правда, с одним условием.
- Каким?
- Он предложил мне эту работу. Сказал, что Волдеморт охотнее мне поверит, если я пообещаю когда-нибудь поднести ему Хогвартс на блюдечке, и я, как ценный слуга, буду рядом с ним в относительной безопасности. Как вы понимаете, собственная безопасность меня тогда не слишком волновала - но школе был нужен зельевар, и я принял его предложение. А затем вернулся к Волдеморту.
- То есть вы пришли к Волдеморту и просто сказали, что передумали и хотите вернуться? - уточняю я - слишком уж неправдоподобно это звучит, и Снейп слабо фыркает:
- Это было гораздо проще сделать, чем вам кажется. Тогда у него было не слишком много сторонников, а я мог принести немалую пользу - и, кроме того, чувства тех, кто ему подчиняется, его никогда не интересовали - только поступки. Он посчитал, что я ушел от него потому, что меня переманил Дамблдор - и вернулся тоже с корыстной целью, содрать с него побольше за шпионаж в Хогвартсе. Уверяю вас, это ему даже понравилось - ему нравились понятные и предсказуемые слуги.
Он умолкает и молчит так долго, что я начинаю беспокоиться - я ведь по-прежнему не вижу его лица за завесой густых прядей.
- А что было… потом? - осторожно спрашиваю я.
- Поттер, я ведь, кажется, уже ответил на ваш вопрос, как меня занесло к Пожирателям. Впрочем, если хотите… Хорошо. - Его голос звучит тускло и невыразительно, но дрожащие пальцы внезапно с силой стискивают подлокотники. - Когда я узнал о гибели ваших родителей, я принял яд. Здесь, в этих комнатах. К несчастью, Дамблдор именно в тот день решил меня навестить, хотя тогда он очень редко спускался ко мне в подземелья. Возможно, он просто что-то почувствовал. В лаборатории не было противоядия, но он где-то - позже я так и не поинтересовался, где - раздобыл безоаровый камень… в результате, я как видите, выжил, а он сказал потом… сказал… - Снейп прерывисто втягивает воздух, но все же заканчивает: - сказал, что должен был составить мне компанию, потому что не меньше моего виновен в их смерти, но не будет этого делать, и мне не советует, потому что у Поттеров остался сын, которому понадобится помощь и поддержка.
Хорошо, что его лицо все еще скрыто волосами и он не видит, как я смаргиваю слезы. Я задал ему один вопрос, а получил ответы сразу на несколько, в том числе и на тот, который занимал меня все шесть хогвартских лет - почему директор доверяет Снейпу.
Потому что нашел его здесь умирающим - а после такого других доказательств раскаяния обычно не требуется. Решил навестить его… к несчастью… почему он так сказал?
- Почему вы сказали - к несчастью? - негромко спрашиваю я, горячо надеясь, что голос звучит ровно.
- Потому что если бы я тогда умер, он, возможно, был бы сейчас жив, - отвечает он как-то бесцветно и наконец-то отбрасывает с лица волосы. Я поспешно отвожу глаза, боясь увидеть следы слез, но изможденное лицо по-прежнему напоминает маску своей застывшей безучастностью. Да… пожалуй, я предпочел бы слезы. Похоже, он опять готов посвятить вечер занятию, за которым восемнадцать лет назад застал его Дамблдор, случайно - или неслучайно - заглянувший в подземелья.
Встряхнуть бы его сейчас как следует, так, чтобы почувствовал - но после Круцио боль наверняка будет… как после Круцио. А если вот так?..
Я протягиваю правую руку и кладу ее поверх хрупкой кисти, все еще сжимающей подлокотник - но не стискиваю, как собирался, а поглаживаю, неторопливо, плавно, почти нежно, и - да! - на безучастном лице медленно проступает что-то похожее на удивление.
- Что вы такое делаете, Поттер? - негромко спрашивает он и пытается высвободить руку - но я в корне пресекаю эти вялые попытки, левой рукой осторожно придерживая локоть, а правой продолжая поглаживать горячую - кажется, жар еще усилился - кисть.
- Пытаюсь доказать вам, что вы живой, - будничным тоном сообщаю я. - Что он хотел, чтобы вы жили, раз вытащил вас с того света - и верил, что вы больше этого не сделаете… да и вообще он вам верил, а вы собираетесь наплевать на его доверие и трусливо смыться, так и не узнав правду?
- Какую правду? - да, видимо, дела совсем плохи, раз даже упоминание о трусости его не зацепило. - Вы собираетесь доказать, что это не я убил директора? Вы, бывший этому свидетелем?
- На той магловской улице у Сириуса Блэка тоже были свидетели, - говорю я спокойно. - Вам напомнить, чем там все закончилось?
Я очень рассчитывал на это довод, и он подействовал даже круче, чем я ожидал: Снейп прекращает попытки высвободить руку, на секунду его кисть замирает под моими пальцами, и вдруг поворачивается - я не успеваю помешать этому движению - и тонкие горячие пальцы сжимают мою ладонь с неожиданной силой, а огромные глаза, распахнувшиеся во всю ширь, внезапно оказываются в нескольких дюймах от моих.
В понедельник, когда я пытался заставить его подчиниться, они оказались так же близко, но тогда это взгляд был полон взбесившего меня превосходства. А сейчас в черных зрачках плещется такая сумасшедшая смесь отчаяния с надеждой, что у меня перехватывает дыхание.
Так близко. Так ошеломляюще близко, что не отвести взгляд.
Радужка полированного черного мрамора, такая, что не различить, где кончается зрачок… Синеватые тени на тонкой нежной коже подглазий в сеточке ранних морщин…
Я мог бы коснуться их губами.
Во рту мгновенно пересыхает, а сердце, замерев на секунду, пускается вскачь, словно с русских горок. Кажется, ты хотел заставить его почувствовать себя живым? Учись, Поттер, у него это получилось гораздо лучше. Живее просто некуда.
Только бы он отпустил сейчас мою руку. Только бы не отпускал.
А он даже не подозревает, что натворили два его простых движения.
- Вы действительно верите, что все можно… как-то объяснить? - тихо спрашивает он, еще сильнее стиснув мою окаменевшую ладонь. - Вы и правда попробуете это сделать?
- Правда, - бормочу я. - Верю и попробую. Только давайте не будем сейчас выяснять, почему я собираюсь это сделать - уже двенадцатый час, вам давно пора в постель, чтобы завтра хоть как-то держаться на ногах, а мне еще к Макгонагалл идти.
- И вы не боитесь оставить меня одного? - слава богу, он наконец разжал пальцы и откинулся в кресле.
- Ну, - пожимаю я плечами, - вам же хуже, если надумаете что-то с собой сделать - так и не узнаете, чем все закончилось, а любознательность, как я недавно выяснил, всегда была вашей отличительной чертой.
- Любопытство сгубило кошку, - ворчит он, поднимаясь, и я облегченно перевожу дух - кажется, это снова Снейп, а не кандидат в покойники. Но когда за ним закрывается дверь спальни, я все-таки накладываю на нее запирающее заклятие. Рисковать не стоит - любопытство любопытством, но в лаборатории полно ядов, и наверняка не на все есть противоядия, а экспериментировать с безоаром мне сегодня как-то не хочется.
А то, чего мне хочется… То, что несколько минут назад я почти готов был сделать - и сделать сознательно…
Нет, я точно идиот. И в доказательствах это не нуждается. Ладно, вчера все можно было списать на гормоны и неразумную часть тела, что я с удовольствием и сделал… да еще с каким удовольствием. Но поцелуй - это уже не прихоть тела, это… движение души, и если телу, как выяснилось, достаточно воображения, то с душой-то мне что теперь делать?!
Ведь если это вполне осознанное желание означает… то, что оно означает, - это же катастрофа. Во всех смыслах.
Хорошо, пусть не во всех. Пусть то, что он старше на двадцать лет, не имеет значения, то, что у него отвратительный характер, - несущественно, а его многолетняя ненависть ко мне, как оказалось, не вполне соответствует действительности. Но то, что я помню и никогда не забуду, - умоляющий шепот Дамблдора, зеленый луч, вылетающий из снейповской палочки, холодное «Авада кедавра»… Кого я пытался убедить в том, что этому можно найти оправдание, - его или себя?!
Как будто даже самое убедительное оправдание сможет - нет, не перечеркнуть, а отменить то, что он сделал. Повернуть все вспять, так, что, войдя в знакомую до последнего завитка на обоях круглую комнату, я снова встречу внимательный изучающий взгляд ярких голубых глаз за стеклами-полумесяцами.
«Гарри, я всецело доверяю профессору Снейпу…»
Со сдавленным стоном я прислоняюсь к стене пылающим лбом - и прикосновение к ледяному граниту слегка отрезвляет.
Спокойно, Поттер. Может, все не так катастрофично. Может, то, что ты принял за влюбленность - всего лишь проявление сочувствия и жалости, а в этих чувствах к нему я себе уже признался, и даже Макгонагалл не считает их предосудительными.
Ага, конечно. Кого ты пытаешься обмануть? Кровать, плед, горячее молоко… и этот несостоявшийся поцелуй. Впечатляющее завершение цепочки… интересно, что окажется следующим звеном?
Глава 7. Четверг, 27 ноября. Часть вторая.
Следующего звена не будет, мрачно обещаю я себе, шагая по полутемным коридорам. Я забочусь о нем, потому что он нуждается в помощи и заслуживает ее, и мне плевать, что думают по этому поводу мои… коллеги. Пытаюсь докопаться до истины, потому что в его деле слишком много неясностей, которые никого, кроме меня, не интересуют. Но я никогда не позволю себе испытать что-то большее, чем сочувствие, к человеку, убившему Альбуса Дамблдора, чем бы он при этом ни руководствовался. А прихоти тела и движения души могут отправляться к дементорам.
И вообще хватит об этом думать, по крайней мере на сегодня. У меня есть и другие заботы - да хотя бы здоровье близнецов… черт, и здесь без мыслей о Снейпе не обойтись… или вот записки - уж они-то с профессором никоим образом не связаны.
- С мальчиками все, кажется, обошлось. Правда, оба еще без сознания, но Помфри утверждает, что главное сделано и недели через две даже последствий не останется, - Макгонагалл, отложив бумаги, утомленно откидывается в кресле. Она выглядит очень усталой и постаревшей, и я обещаю себе побеседовать с негодниками по душам, как только их выпишут из больничного крыла. - А что с… профессором?
- Наверное, спит, - хмуро отвечаю я. - Я дал ему горячего молока, если это можно считать лекарством.
Ага. А еще выслушал его исповедь. В очередной раз отвлек от мыслей о самоубийстве. И…
- Зато хотя бы допроса сегодня не было, так что, надеюсь, завтра он сможет вести занятия, - быстро заканчиваю я, отметая воспоминание о сухих горячих пальцах, сжавших мою ладонь. Макгонагалл кивает так торопливо, будто ждала от меня именно этих слов:
- Да, Гарри, конечно, это очень важно. Это я и хотела узнать. Знаешь, так утомительно перекраивать расписание… Кстати, ты не подождешь пару минут, пока я закончу со школьными делами, а то потом забуду, что собиралась сделать.
Я невесело улыбаюсь, глядя, как она снова склоняется над каким-то длинным свитком. Похоже, не только мне приходится скрывать от себя и окружающих истинные мотивы своего отношения к Снейпу. И, пожалуй, в этом смысле ей еще тяжелее, чем мне - все-таки они столько лет работали вместе, и для деканов соперничающих факультетов отношения у них были вполне мирные. А потом еще и Орден, для которого Снейп, как ни крути, сделал уж всяко не меньше, чем Макгонагалл… пока не стал тем, кем стал.
Не меньше… да какое там, гораздо больше. До сих пор помню признание Моуди на одном из заседаний Ордена, уже без директора: «Невыносимо думать, что это ублюдок приносил на порядок больше пользы, чем любой из нас» и сказанные тогда же слова Люпина: «Приходится признать, что без Снейпа мы беспомощны, как новорожденные котята». Помню, что, услышав это, я тут же вспомнил кошек миссис Фигг, бесстрашно защищавших свое слепое пищащее потомство, и с горечью подумал, что даже у новорожденных котят есть защитник и они не столь уязвимы.
Но какое-то время орденцам продолжало везти, порой просто невероятно, и многие приписывали это остаткам защитной магии Дамблдора. А потом стали появляться записки.
Одни оказывались под дверью дома на площади Гриммо, другие таинственным образом появлялись в карманах, третьи влетали в каминные трубы - но ни одну, насколько я помню, не принесла сова или домашний эльф. Написанные неровным детским почерком на клочках замызганного пергамента, они содержали столь ошеломляющие сведения о планах Волдеморта, что на первые две мы никак не отреагировали, считая их провокацией. Но потом, убедившись, что описанные события действительно случились и, что самое прискорбное, привели к предсказанным последствиям, орденцы стали использовать полученную столь странным образом информацию - и она оказывалась бесценной. Понятно, что в войну некогда было вести подсчеты, но после победы выяснилось, что именно благодаря запискам Ордену удалось провернуть свои самые блестящие операции, а большая часть орденцев и вовсе обязана их загадочному автору жизнью.
Несколько записок были обнаружены в Хогвартсе - все с сообщениями о той или иной беде, грозящей школьникам. Благодаря одной из них уцелел весь пятый курс Равенкло - профессор Вектор успела увести детей с Астрономической башни буквально за пять минут до ее падения; а еще одна предупредила Макгонагалл об Удушающем заклятии, наложенном на гриффиндорские спальни, - если бы не это сообщение, на следующий день гриффиндорцев в школе вообще не осталось бы.
Я тоже получил пять таких записок. Три - с исчерпывающей информацией о местонахождении хоркруксов, одну - с предостережением не появляться в Рождество в Хогсмиде - тогда там буйствовал Грэйнбек, и последнюю, написанную так коряво, что я еле разобрал почерк, - накануне Хогвартской битвы. В ней было всего пять слов: «Используй против Волдеморта только Экспеллиармус», - и лишь благодаря этой информации я выжил и уничтожил того, кто был уверен, что я обречен. Если бы не этот клочок пергамента, я применил бы против него все, что умею, - и погиб бы, пораженный первым же заклятием, отскочившим от Зеркала, как погибли в Последней битве десятки защитников Хогвартса. Считалось, что заклятие Зеркала давным-давно утрачено, но Волдеморт сумел разведать и этот секрет, как в свое время тайну хоркруксов, и настолько уверился в собственной непобедимости, что снова, как в ночь своего возрождения, решил расправиться со мной собственноручно и даже очертил магический круг. Только вот он не знал, - а может, не придал значения - что проникнуть через Зеркало способно невинное, почти детское заклятье.
Ну, то, что мой Экспеллиармус подкинул его палочку в воздух так, что он сам оказался в зоне ее обстрела, было, конечно же, чистейшей воды везением. Но если бы не записка, у меня и этого шанса не оказалось бы. Помню, как, выпалив заклинание, на долю секунды я почувствовал себя второкурсником в Дуэльном клубе, и безгубый рот Волдеморта изогнулся в глумливой усмешке, - мол, это все, на что ты способен?! - а в следующую секунду он уже падал, пораженный собственной Авадой, потому что от хозяйской палочки Зеркало не спасало.
Гадать, кто автор записок, было так же бессмысленно, как и пытаться вычислить его по почерку - корявые неровные буквы могли принадлежать совсем несмышленышу, только-только научившемуся письму. Но писал, разумеется, не ребенок. Писал взрослый, применивший потом заклинание, снова сделавшее его почерк детским, - помню, на шестом курсе оно было в большом ходу у авторов любовных посланий, и Гермиона, хихикая, показывала мне писульки с кривыми каракулями Рона. Самое интересное, что при определении авторства обычное Идентификационное заклятие не срабатывало - изменить почерк на подлинный мог только автор… который, скорее всего, был уже мертв, иначе зачем бы ему скрываться от славы и заслуженной благодарности.
Тем не менее Скримджер лично дал аврорам указание расследовать это дело и выразился при этом с несвойственной ему выспренностью - я помню его слова из статьи в «Пророке»: «Мы просто обязаны воздать по заслугам человеку, перед которым весь магический мир в неоплатном долгу». Он произнес это непривычно горячо и искренне - и в кои-то веки я был с ним согласен. А в аврорате расследованием занялся сам Блэкстон. Помню, как я был удивлен, узнав, что он лично опрашивает всех хоть сколько-нибудь причастных к получению записок, и как он ответил мне без своей обычной дежурной усмешки:
- Мой сын… он тоже был в тот вечер на башне. И если есть хоть один шанс поблагодарить человека, спасшего жизнь моему мальчику, или хотя бы отдать дань его памяти, я этим шансом воспользуюсь.
Но на самом деле шансов было не так уж много. Колдографии записок несколько раз печатались в «Пророке», мы получили несколько сов с сообщениями о предполагаемом авторстве, но всякий раз оказывалось, что похожий почерк принадлежал давно умершим людям. Допросы Пожирателей, в том числе, конечно, и Снейпа - автор мог быть в какой-то момент разоблачен или признался под пыткой - тоже ничего не дали. Оставалась надежда, что записки принадлежат кому-нибудь из пациентов св. Мунго - несколько человек, попавших под заклятия, до сих пор находились без сознания. Но… кто из них мог быть настолько осведомлен о планах Волдеморта? Как записки попадали в Хогвартс? Вопросы, вопросы…
- Вот, Гарри, нам их вернули, - закончив со своими бумагами, Макгонагалл с грустной улыбкой протягивает мне несколько клочков пергамента с неровными краями, ставших совсем плоскими, столько раз я их перечитывал. - Блэкстон оставил у себя только один, тот, что с предостережением о падении башни. Сказал, что для опросов его достаточно. Но знаешь, - привстав, она прячет свои записки в небольшой шкафчик за спиной, оставив одну на столе, - на самом деле я боюсь, что он потихоньку сворачивает расследование. Сказал, что уже опросил всех, кого только можно, разве что домашним эльфам образцы почерка не показывал.
- А что, это мысль, - оживляюсь я, - и Добби мог бы помочь - он ведь наверняка знает всех домашних эльфов, а эльфы могут помнить, как их хозяева писали в детстве… Завтра же отдам ему одну из своих записок!
- Да я уже приготовила, - Макгонагалл задумчиво вертит в пальцах темный клочок. - Знаешь, столько раз их рассматривала - и иногда кажется, что вот-вот вспомню… но каждый раз что-то ускользает. Не исключено, что это мог быть один из моих учеников, но, Гарри, я столько ваших пергаментов перевидала… Хотя почерк, конечно, примечательный, даром что совсем детский. Вот видишь этот нажим, эти четкие линии - и самомнения хватает, и решительности, и смелости этому ребенку было не занимать.
- И взрослому тоже, - тихо говорю я. - Представляете, как он рисковал? Только вот как он добывал сведения? Может, как я в свое время, проникал в мысли Волдеморта? А может…
- Блэкстон считает, что это мог быть кто-то из родственников одного из Пожирателей... кого-нибудь из самых доверенных слуг Волдеморта… кто-то, кто тайно был на нашей стороне и сообщал все, что узнал, скажем, от брата. Только вот зачем ему тогда скрываться, если он жив, а опросы Пожирателей…
- …ничего не дали, - хмуро заканчиваю я. - А самым доверенным слугой Волдеморта был вообще-то Снейп. Вы что-нибудь знаете о его родственниках?
- Насколько я знаю, его родители умерли очень давно, о другой родне никогда не слышала… да и вряд ли он стал бы хоть с кем-нибудь откровенничать. Просто не представляю себе этого.
- Это точно, - киваю я - рассказывать, насколько откровенен он был сегодня со мной, почему-то не хочется. - Ладно, профессор, спасибо за информацию… и я, наверное, пойду - он там один, а оставлять его так надолго не стоит - ну, я его, конечно, запер, но он болен и все такое...
Макгонагалл, понимающе кивнув, провожает меня до двери и, уже распахнув ее, неожиданно тепло - я как-то больше привык к ее суховатому сдержанному тону - произносит:
- Знаешь, Гарри, я очень рада что ты вырос и стал таким… человечным. Ты мог бы мстить ему за многое, но предпочитаешь этого не делать - и, поверь мне, ведешь себя очень… достойно. Я горжусь тобой, - она улыбается, ласково коснувшись моей руки. - Спокойной ночи.
Было бы кому мстить, невесело думаю я, когда, тихонько войдя в спальню, в тусклом свете ночника вижу, что спит он на кровати, а не в своем углу - по правде говоря, я думал, что из вредности он уляжется на пол. Но то ли сил на споры со мной у него совсем не осталось, то ли… вредности убавилось. Скорее все же первое. На краешке огромной слизнортовской кровати его тело даже под моим нетолстым одеялом кажется совсем бесплотным. А рука, которой я осторожно касаюсь, набрасывая сверху плед, - такой же горячей, как час назад. И такой же хрупкой.
Он ведь не проснется, если я просто постою рядом. Не почувствует, как я поправляю разметавшиеся по подушке пряди волос, еще влажные после душа. Они густые, тяжелые и плотные и скользят между дрожащими пальцами, как шелк.
Я идиот, я знаю.
Воскресенье через два дня.
Глава 8. Пятница, 28 ноября.
- Поттер, вы не слишком утомились сегодня? Я хотел бы проверить работы первокурсников. А вы могли бы продолжить разбор завалов в лаборатории.
Нет, это просто мазохизм какой-то. Поднялся с температурой, отстоял на ногах шесть уроков - как назло, почти сплошь старшие курсы и сложные зелья, еле добрел после допроса до подземелий - и собирается работать. Ну а я у него, конечно, утомился… как еще на сарказм сил хватает.
С другой стороны… его сегодня не били. Только Веритасерум и легилименция - вчера был схвачен чуть ли не десяток Пожирателей разом, и аврорам срочно понадобились подробности их службы у Волдеморта. Судя по довольному виду Блэкстона, Снейп снабдил их этими подробностями, но от выговора за вчерашнее применение мази меня это не спасло.
- Тебе ведь ясно было сказано - никаких лекарств, - строго отчитывал меня аврор, отправив Джоэла за Снейпом и прохаживаясь перед камином. - Мало того, что он у тебя ест и спит без наручников, работу ты для него какую-то придумал, так теперь еще и руки в порядок привел? Ты что, хочешь, чтобы он у тебя Хогвартс по камешку разнес? Молодец, конечно, что заставил его вчера сварить это зелье, но надо было, чтобы работал как есть. Не справился бы - ему же хуже, появился бы лишний повод наказать - ты, я смотрю, совсем его не наказываешь.
- Я его не заставлял, он сам вызвался, - неохотно ответил я, - а если бы он… не справился, хуже было бы сначала Льюисам. А наказание… был бы повод - наказал бы. А придумывать поводы…
- Это твоя работа, - жестко произнес Блэкстон. - Ты не забыл, зачем я тебя к нему приставил? Пользу он в Хогвартсе приносит, это бесспорно, но со второй частью задания - сбить с него спесь - ты либо не можешь справиться… либо не хочешь.
Я оскорбленно вскинул на него глаза, горячо надеясь, что сумел изобразить негодование, но получилось еще хуже, чем в прошлый раз - серые глаза аврора превратились в маленькие колючие льдинки:
- Мерлин мой, не могу поверить, что говорю об этом с Поттером, который неделю назад жалел, что не может применить к предателю Круцио, - негромко сказал он, и я невольно сжался от его язвительного тона. - Неужели ты купился на его хитрости?
- Ка… какие хитрости? - недоуменно спросил я.
- Бог мой, ну очевидно же - и историю с Жидким огнем он наверняка подстроил, чтобы выглядеть в твоих глазах героем, и вчера изо всех сил изображал спасителя несчастных гриффиндорцев, хотя, бьюсь об заклад, без проблем сварил бы зелье за полчаса… И ты ему поверил?! Он же пользуется твоей неопытностью и мягкосердечием и выторговывает себе поблажку за поблажкой, а ты и рад стараться! Гарри, мы же говорим о Снейпе, Сней-пе! - раздельно произнес Блэкстон. - Думаешь, я не в курсе, что его и в школе, и в Ордене терпели только из-за Дамблдора, и разве ты сам не задавался вопросом, с чего директор так доверяет этому мерзавцу? Дамблдор уже поплатился за свое доверие, прости за жесткость, но это так, - и ты хочешь стать следующим?
- Я? Н-нет, - пробормотал я, не зная, что еще сказать - меня все равно не услышали бы, и Блэкстон немного смягчился.
- Ладно-ладно, я ведь не говорю, что ты делаешь это сознательно. Понимаю, порядочному человеку трудно вообразить всю глубину падения подобной твари, невольно хочется даже в таком мерзавце найти что-то человеческое, и в сердце проскальзывает сочувствие. Но аврор должен уметь переступать через собственные душевные порывы. Словом, будем считать, что твои ошибки - следствие неопытности и излишнего мягкосердечия… и хотелось бы думать, что они не повторятся - ведь так?
Я хмуро кивнул - а что мне еще оставалось, сильнее обычного сжал снейповское запястье, перешагивая через каминную решетку, и равнодушно пожал плечами на его очередное «я не голоден». Не голоден - ну и черт с ним, я ему, в конце концов, не нянька. Хорошо, что Блэкстон хотя бы об этих ежедневных уговорах не знает, а то отстранил бы от дела уже сегодня. А у того, кто меня сменил бы, отказ от еды стал бы лишним поводом для наказания.
- Так что? Я могу поработать?
- Нет, - не глядя на Снейпа, я поднимаюсь с кресла, взмахом палочки убирая остатки еды. - Проверите работы завтра, все равно возвращать их в понедельник. Уже поздно, идите спать. Веритасерумом вас сегодня поили мало, галлюцинаций не будет.
Разумеется, он даже не собирается вставать - наоборот, откидывается в кресле и задумчиво складывает домиком свои длинные тонкие пальцы, черт бы их побрал. Черт бы побрал его вместе с его жестами, за которыми невольно следишь, как загипнотизированный, хотя секунду назад говорил себе, что больше на него сегодня не взглянешь. Черт бы побрал этот пристальный изучающий взгляд, который ощущаешь даже лопатками.
- Что вы сидите? - я зло оборачиваюсь к нему, - я же сказал идти спать. Вы забыли, что должны мне подчиняться?
- У вас неприятности? - его тон так спокоен, точно я предложил ему почитать «Зельеварение». - Получили выговор за излишнее мягкосердечие?
- Вам-то какое дело, - говорю я сквозь зубы. - Вас это никаким боком не касается.
- Почему же, как раз касается, - так же спокойно возражает он. - Вы не в духе - и я лишен возможности работать, хотя предпочел бы не оставлять проверку очередной порции шедевров на выходные. И в лаборатории сегодня мы могли бы закончить. Ну что ж… нет так нет. Кто я такой, чтобы спорить. Я здесь имею право только подчиняться.
Растерявшись от неожиданной уступчивости, я наблюдаю, как, не глядя на меня, он тяжело поднимается из кресла, придерживая плед. Под ложечкой болезненно сосет, как если бы я сказал или сделал что-то недостойное, - и внезапно я понимаю, что мне действительно стыдно.
Мать твою. Нашел на ком вымещать раздражение. Блэкстон сделал пару замечаний - и ты готов отказать в ничтожной просьбе человеку, для которого возможность лишний раз посидеть в лаборатории - единственная отдушина в его персональном аду.
А еще слушал вчера его откровения. И даже что-то обещал. И глаз с него не сводил на сегодняшних уроках. И весь извелся за три часа его допроса, страшась вновь увидеть в душе следы побоев.
С чего я вообще, как он выразился, не в духе? Уж конечно не из-за блэкстоновских измышлений - будь я проклят, если вчера, сцеживая собственную кровь над котлом и почти теряя сознание от изнеможения, Снейп… выторговывал поблажки, или изображал героя, рассказывая о своем прошлом.
Боюсь, что меня и вправду могут отстранить от задания? В понедельник я бы от души порадовался, а сейчас от одной мысли об этом внутри становится пусто и холодно.
Или так боюсь себе признаться, что настолько от него завишу и только что был почти готов его ударить, лишь бы разорвать эту гипнотическую связь?
Ну так пойди, Поттер, и повесься. Его-то за что наказывать. Повода он не давал.
- Профессор, - быстро говорю я - он уже у двери в спальню. - Я… я передумал. Пойдемте поработаем. Просто у меня и правда был тяжелый день… и у вас не легче.
Я, кажется, оправдываюсь. Ну и пусть. Благодарность, промелькнувшая в брошенном на меня удивленном взгляде, того стоит.
- Вы действительно уверены в том… что можете себе это позволить? - вдруг спрашивает он, и я готов поклясться, что в тихом голосе сквозит беспокойство. Неужели он думает… о том же самом? И беспокоится, что меня кто-то сменит, не потому, что ему будет от этого хуже, а... по иной причине?
- Не уверен, - мне приходится откашляться, чтобы ответить. - Но… раз уж меня из-за всего остального не отстранили… Ладно, где ваши пергаменты?
Снейп задумывается, как-то неопределенно машет рукой, и на утомленном лице вдруг проступает досада и что-то похожее на смущение.
- О, черт, - поморщившись, произносит он, и я подавляю невольный смешок - чертыханье в профессорских устах звучит непривычно и как-то… трогательно. - Кажется, я оставил их в кабинете.
Ну еще бы. Разве он признается, что попросту забыл их там. Хмыкнув, я поворачиваюсь к двери, - что поделать, придется принести, не его же отправлять за свитками - и тут вспоминаю про Добби.
Эльф, появившийся, по обыкновению, совершенно бесшумно, выглядит необычайно смущенным. Он как-то странно мнется у порога, и я вдруг замечаю, что он вертит за спиной поблескивающий сверток.
- Это… это принесла сегодня сова для п-профессора С-снейпа, - наконец выдавливает он. - Добби с-собирался передать… п-правда, собирался, и… и вот…
- И вот передал, - ласково прерываю я его. - Ты молодчина, Добби, у тебя ведь полно других дел, наверное, ты просто забыл о пакете, ведь так? Но это не страшно, главное, что вспомнил. А теперь у меня к тебе просьба…
Зардевшийся от похвалы эльф, выслушав мои объяснения, исчезает, а я с интересом разглядываю пакет.
Ах вот оно что… Неудивительно, что Добби никак не мог справиться с собой и доставить подарок по назначению. Подарок человеку, которого он ненавидит и боится, от сына столь же ненавистного прежнего хозяина.
- Профессор, это вам, - войдя в лабораторию, я протягиваю пакет Снейпу, который уже устроился за столом и приготовил перо. Я очень старался, чтобы этот жест получился естественным и непринужденным - подумаешь, делов-то, Поттер передал Снейпу подарок от Малфоя - и, судя по выражению его лица, у меня получается.
- Репетируете роль рождественского деда? - фыркает он. - Очень убедительно... ну и кто же это вспомнил о моем существовании?
Он осторожно вертит увесистый сверток, и темные зрачки удивленно расширяются:
- Драко? Надо же… не ожидал, - тихо произносит он, разворачивая шуршащую обертку.
- Почему не ожидали? - громче, чем хотелось бы, спрашиваю я. - Он ведь был вашим любимчиком и симпатия, насколько я помню, была взаимной - почему бы чем-нибудь не порадовать любимого профессора? Я на его месте не осторожничал бы так и давно бы о вас вспомнил.
- А вам не приходило в голову, что у мистера Малфоя могут быть веские причины для подобной осторожности? - ровным тоном интересуется Снейп, и я прикусываю язык. Что это я, в самом деле, взялся пинать поверженного врага. Тем более что какой он мне враг, по большому счету, - так, школьные глупости. Я спас его незадолго до Последней битвы и осенью, когда его судили, свидетельствовал в его пользу. Боюсь, что ни того, ни другого он так и не смог мне простить.
Бог с ним. Сидит сейчас в своем безлюдном замке - отец погиб, и его имя, как имена других уничтоженных Пожирателей, официально запрещено упоминать, мать изувечена десятком заклятий, авроры до сих пор постоянно появляются в замке с обысками и, больше чем уверен, при этом не церемонятся… Да уж, в его положении показать свою симпатию к Пожирателю номер один - почти геройство.
Интересно, что же он такое прислал?..
Снейп наконец справился с многослойной оберткой и внимательно рассматривает извлеченный из плотной бумаги предмет. Да это же бутылка. Изящная, с узким горлышком, с паутинками на пожелтевшей от времени этикетке. Магловское вино - и наверняка очень редкое. Насколько уж я не разбираюсь в винах…
- Когда-то я неплохо разбирался в винах, - Снейп, улыбаясь каким-то своим мыслям, разглядывает полустертую надпись, и у меня перехватывает дыхание - опять эта мимолетная улыбка, так меняющая его лицо. - Знаете, Поттер, это прекрасное вино, уверен, что такого вы не пробовали, и если мы сегодня закончим с зельями, у вас, пожалуй, появится повод.
Почему бы и нет, думаю я, протягивая ему принесенные Добби пергаменты и глядя, как на своей половине стола он раскладывает гриффиндорские и равенкловские работы на две аккуратные кучки. Малфой, конечно, удавится, если узнает, что его обожаемый профессор распил драгоценную бутылку с Гарри Поттером… только он вряд ли узнает. Да и повод действительно что надо - меньше чем за неделю лаборатория стала неузнаваемой. На полках шкафов, из которых я выбросил весь хлам, поблескивают аккуратные ряды надписанных флаконов и баночек, на стеллажах в алфавитном порядке разложены ингредиенты. Осталось разобрать только последнюю секцию. Четыре полки.
… Акцио зелья с полки номер сорок семь…
…Если бы я не передумал… Если бы все же отправил его в спальню - и сам бы сейчас лежал без сна, снова и снова прокручивая в памяти слова Блэкстона, терзаясь сомнениями и растравляя душу… А сейчас чудится, что разговор с аврором состоялся давным-давно… и кажется таким незначащим. В самом деле, выкручивался же я как-то всю неделю, смогу это делать и дальше. Прав был Снейп, не стану я красой и гордостью аврората… зато чем дальше я отступаю от инструкций, тем отчетливее ощущение, что делаю все правильно…
… Акцио зелья с полки номер сорок восемь…
…- Профессор, не подскажете?..
… Хотя бы здесь. Хотя бы в эти несколько часов. Не то чтобы все, что нас разделяет, отдвинулось далеко-далеко, как выговор Блэкстона - нет, этого словно вообще не было. Не было Волдеморта, гибели моих родителей и Дамблдора, нашей многолетней вражды… Не было Веритасерума и допросов… Мы просто работаем рядом. Идиллическая со стороны, должно быть, картинка - учитель и ученик. Скрип пера и шуршание пергамента. Заинтересованные вопросы и ворчливые, но вполне мирные ответы. Что с того, что учитель бледен, кутается в плед и время от времени, кашляя, подносит к губам платок, а ученик поглядывает на него с каким-то странным выражением и быстро опускает глаза, замечая ответный взгляд. Должно быть, один просто слегка переутомился, а другой беспокоится за здоровье наставника…
… Акцио зелья с полки номер сорок девять…
…Когда он совсем рядом… Потом, когда мы выйдем отсюда и наваждение этих часов исчезнет, я отчитаю сам себя за очередной приступ идиотизма так, что никакому Блэкстону и не снилось, но сейчас хочется просто… Просто смотреть на него… хотя бы поглядывать изредка. На то, как, вчитываясь в очередной опус, он хмурит тонкие брови так, что морщинка на переносице прочерчивается еще резче - и хочется провести по ней пальцем, чтобы разгладить… На то, как задумчиво водит кончиком пера по бледным губам… На румянец, неровными пятнами проступивший на скулах - наверное, опять жар, с чего бы ему спадать, или голова разболелась. Вряд ли у меня сегодня появится повод коснуться его руки, а он сам, конечно, не скажет… да и смысл?.. Если в воскресенье в его деле появятся какие-нибудь смягчающие обстоятельства, может, мне разрешат давать ему лекарства или даже отправлять по вечерам в больничное крыло…
… Акцио…
Договорить я не успеваю - свиток, который в это мгновение разворачивает Снейп, вдруг вспыхивает в его руках - весь, снизу доверху, каким-то неправдоподобно ярким оранжевым пламенем.
Вскрикнув скорее от удивления, чем от боли, Снейп, вскочив, пытается отбросить от себя пылающий пергамент, но тот словно прилип к его рукам, и Снейп, отчаянно встряхивая кистями, вскрикивает уже громче, а оранжевые языки огня жадно лижут его пальцы.
Мерлин, я-то что сижу?!
Я неистово взмахиваю палочкой, и вылетевшая из нее струя воды оказывается такой мощной, что буквально выбивает из снейповских рук горящий свиток. Новым взмахом палочки я прекращаю потоп: пергамент, упав в лужу на полу, моментально затухает, и до меня вдруг доходит - свиток почти не тронут огнем. Какое-то время я ошеломленно пялюсь на него, а затем, собравшись с духом, поднимаю глаза на Снейпа.
Он стоит, вытянув вперед руки, и отстраненно, словно некие посторонние предметы, рассматривает собственные кисти.
О господи. Изящные пальцы, которыми пять минут назад я втайне любовался, теперь выглядят так, будто их опустили в крутой кипяток, - ярко-красные, они словно распухают на глазах, и на ладонях, кажется, уже начинают вздуваться волдыри.
- Прекрасно, - хрипло произносит Снейп, по-прежнему не сводя взгляда с обезображенных рук. - Вы не знаете, никто больше с метлы не падал? Если кому-нибудь еще понадобится Феникс Лакрима или хоть Снотворное зелье… ничем помочь не смогу.
Мерлин, он еще и иронизирует! Неужели ему не больно?! Больно, и это еще мягко сказано, понимаю я, глядя, как дергается щека и на прозрачных висках выступает испарина. Больно, и с каждой минутой боль все нарастает, - он пытается выровнять дыхание, но у него плохо получается, и судорожные вдохи скоро начинают походить на всхлипы, а вытянутые вперед руки - мелко дрожать. Какого черта он их не опустит?! Почему продолжает разглядывать?
Да потому, что хоть так он может… контролировать процесс, вдруг понимаю я. Наверное, ему кажется, что, выпусти он свои руки из вида хоть на секунду, они перестанут существовать, превратившись в два сгустка палящей боли. И меня он ни о чем не попросит - даже не из гордости, а потому, что это бессмысленно. Я все равно помочь не смогу.
Не смогу?..
Я лихорадочно соображаю. Сегодня пятница… До понедельника допросов не будет, его в аврорате не увидят… Если я буду смазывать ему руки каждый день, возможно, к вечеру понедельника следов уже не останется. Если останутся… Плевать, выкручусь как-нибудь. Может быть, Дамблдор поможет.
А если все же отстранят?...
Лучше пусть я больше никогда его не увижу, чем через час он умрет у меня от болевого шока - в его состоянии это вполне возможно, боль, я знаю по собственному опыту, будет только нарастать. А если он умрет…
- Что я могу сделать? - быстро спрашиваю я.
- Ничего, - выталкивает он сквозь стиснутые зубы, - оставьте… оставьте меня.
Ладно же. Средствами от ожогов мы с ним занимались только вчера - и большую часть из рассказанного им я запомнил. Шкаф, второй слева. Склянка с зеленовато-серой мазью. И - лечить так лечить - узкий флакончик с обезболивающим. Кроме основного, мазь обладает тем же свойством, но ожоги такие серьезные, что лучше подстраховаться.
Поставив то и другое на стол, я подхожу к нему и, взявшись за предплечья, пытаюсь усадить - впрочем, тут же оказывается, что его нужно не заставлять, а поддерживать, чтоб не упал. Затем осторожно укладываю вытянутые руки на стол, невольно вздрогнув, когда багровые кисти касаются столешницы. Снейп тоже вздрагивает всем телом и прикусывает губу, стараясь сдержать стон, но у него все же вырывается невнятный хриплый возглас.
- Сейчас… сейчас, - бормочу я. Выдернув пробку, щедро - как он вчера - зачерпываю мазь, протягиваю руку, чтобы приподнять его правую кисть за не тронутое огнем запястье и…
И он отводит дрожащие руки. Опирается о стол локтями - и встает.
- Что вы делаете? - спрашиваю я, и собственный голос кажется чужим и далеким. - Сядьте и дайте мне руку.
- Вам ведь… запрещено… это делать… - почти шепчет он. Какого черта - он что, о моей карьере вздумал беспокоиться? Или?.. Я вскидываю глаза - и встречаю его взгляд, полный муки и странной решимости.
- Вам же больно, - тихо говорю я. - Очень больно.
- Боль… это… неважно… я… и не такое… терпел… - кажется, он попытался усмехнуться - и меня вдруг оглушает ошеломляющая догадка.
Час назад я лишь предполагал - но, честно говоря, почти не надеялся - что он беспокоится о моем отстранении не потому, что боится за свое будущее. Черт побери… оказывается, я был прав: тот, кто меня сменит - если сменит - должен будет очень постараться, чтобы заставить его так мучиться.
И это значит… то, что значит.
Я ему не безразличен. Настолько, что он готов вытерпеть то, что терпит, и отказаться от помощи ради того, чтобы я оставался рядом. И даже пытается меня… успокоить.
Вот только подумаю я об этом как-нибудь потом. Чуть позже.
- Профессор, - быстро говорю я, стараясь, чтобы это вышло как можно убедительнее. - Не беспокойтесь. Просто позвольте помочь. До понедельника вас в аврорате не увидят, а в понедельник… в понедельник мы что-нибудь придумаем.
Если он и сейчас не уступит, придется применить силу - просто сжать его запястье, и пусть вырывается, если сможет… а я посмотрю, как он будет освобождаться от захвата первого хогвартского ловца. Но он медленно опускается на стул и наконец-то протягивает ко мне дрожащую руку. Сам. По-видимому, и у снейповского самоконтроля есть предел, а может, все-таки поверил… хорошо бы второе, но взглянуть ему глаза, чтобы в этом убедиться, у меня сейчас нет возможности - я всецело занят его ожогами.
Левой рукой я придерживаю тонкое запястье, чувствуя, как под горячей гладкой кожей лихорадочно бьется пульс, а правой осторожно наношу мазь, вначале на тыльную сторону кисти, затем, повернув руку, - на ладонь, ощущая подушечками пальцев твердые шершавые бугорки мозолей. Сегодня утром я обнаружил у себя такие же - появились после приготовления Феникс Лакрима. Профессиональные зельедельческие мозоли от ножа и пестика, совсем свежие по сравнению с квиддичными. Я еще подумал, что скоро они бесследно исчезнут. А с его рук они, наверное, не сойдут даже в Азкабане.
Так, хорошо… теперь смазать пальцы - очень осторожно, каждую фалангу, не пропуская ни единого участка обожженной кожи. Особенно досталось большому и указательному - потемнели даже узкие ногти. На среднем - странный извилистый шрам - я его никогда раньше не замечал… сколько всего можно узнать о человеке на ощупь… на безымянном содран крошечный лоскуток кожи - наверное, вчера во время нашего безумного зельедельческого марафона - и Снейп чуть вздрагивает, когда я касаюсь этого места. И, черт… какие же они все-таки тонкие, его пальцы - мои кажутся рядом с ними прямо-таки хагридовскими.
Прежде чем заняться второй рукой, я на мгновение поднимаю на него взгляд, и вижу, что он откинулся на высокую спинку и наконец позволил себе прикрыть глаза, но морщинка между сведенными бровями показывает, что ему все еще больно. Ничего, он у меня и обезболивающее выпьет, никуда не денется… да и какая теперь, к дементорам, разница.
Это удается сделать даже раньше, чем я думал - вторая рука обожжена немного меньше, я заканчиваю с ней довольно быстро, осторожно пристроив ее на столе, откупориваю флакон и, поднявшись, сам подношу его к бледным губам - как в понедельник. Только в отличие от того раза он, не сопротивляясь, послушно выпивает все зелье - и через пару минут я почти физически чувствую, как боль оставляет его, уходит, словно волна во время отлива. Но морщинка между бровями остается такой же глубокой.
- Спасибо, - произносит он, открывая глаза, и я понимаю, что боль из его взгляда никуда не делась, только теперь это не физическая боль.
- Пожалуйста, - тихо отвечаю я. Прослеживаю направление его взгляда - и вижу, что он устремлен на пергамент, по-прежнему валяющийся на полу.
Мать твою… Устраняя последствия, я и думать забыл о причине. А причина - вот она. Мокнет в луже. И факультетский герб, который оттиснут в правом верхнем углу… Страшась признаться себе в догадке, я поднимаю свиток - и в глазах темнеет от стыда и ярости.
Гриффиндор. Первый курс. Какой-то Сэмюэль Брэдшоу - я его даже не знаю… да какая, к черту, разница? Ему-то Снейп что сделал?!
Если он сейчас что-то скажет… Мерлин, он может сказать все, что угодно, и я ни слова не возражу. Это… это…
- Это - или что-то подобное - когда-нибудь должно было случиться - его спокойный тон совсем не вяжется с усталым потухшим взглядом. - Что вы так переживаете? Меня, - уголок тонкого рта вздергивается, - не слишком любят в этой школе даже первокурсники… и у них есть на то причины.
- Сомневаюсь, чтобы этому Брэдшоу Дамблдор приходился дедушкой, - хрипло выговариваю я. - Не оправдывайте их. Это… это гадко и подло.
- Это всего лишь последствия безнаказанности, - он пожимает плечами. - Разве вам с вашей мантией-невидимкой незнакомо это чувство?
- Но я никогда никому не вредил, - бормочу я. - Или вы о той шкуре бумсланга и жаброслях? Да не брал я их, клянусь Мерлином… хотите, выпью Веритасерум?!
- Да бросьте вы, - забывшись, он машет рукой, но от боли вроде не вздрагивает - и в его взгляде, слава богу, появляется что-то похожее на насмешку. - Ваше благородство и без сыворотки просится наружу, ну а то, что это замечательное качество присуще не всем гриффиндорцам, я усвоил еще будучи школьником.
Конечно, он намекает на Мародеров, и мне становится совсем паршиво. Я всегда стыдился того, что мой отец и Сириус издевались над Снейпом, и никогда не считал их поступки ни геройством, ни даже обычной мальчишеской дуростью - слишком много сам натерпелся унижений. А этот пакостник Брэдшоу, выходит, взялся возрождать славные факультетские традиции?!..
- Я заставлю его извиниться, - мрачно говорю я. - И мне плевать, кто и что скажет или подумает. Человек не должен начинать жизнь с таких поступков.
- Передо мной? - насмешка стремительно сменяется изумлением. - Вы… заставите?..
- Перед вами, - я пытаюсь выдержать его взгляд.
Если он продолжит так на меня смотреть… Но он первым отводит глаза, и я почти готов поблагодарить его за это. Еще секунда - и я склонился бы к нему и сделал бы то, о чем вчера только подумал - прижался бы губами к синеватым впадинкам под нижними веками.
А потом коснулся бы бледной щеки.
А потом…
Хватит. Я не сделал этого вчера. И никогда не сделаю, что бы к нему ни чувствовал. Если только в воскресенье… но сейчас не время об этом думать.
Сейчас для верности нужно еще раз смазать его ожоги - первый слой мази уже впитался. Я протягиваю руку к баночке, но он опережает меня и сам зачерпывает немного мази кончиком пальца.
- Благодарю, теперь я уже смогу справиться сам, - он сосредоточенно разглядывает багровые отметины, осторожно втирая в них мазь. - Но буду очень признателен, если вы найдете перчатки - для закрепления эффекта. Кроме того, надев их, я смогу закончить проверку.
- Ну уж нет. Перчатки я вам найду, но о проверке сегодня можете забыть, - заявляю я, поднимаясь. - Сначала я сам проверю каждый пергамент на заклятия, вдруг еще какой-нибудь умелец решил устроить вам сюрприз… только сегодня у меня нет настроения.
- Какое у вас переменчивое настроение, - усмехнувшись, он тоже встает и, натягивая черные шелковые перчатки, интересуется: - Тогда, может быть, у вас есть настроение попробовать подарок Драко? Признаться, я не отказался бы сейчас от бокала вина, но одному пить как-то…
- А вы сможете держать бокал? - удивленно спрашиваю я.
- Ну, я же собирался еще поработать. Боли я пока не чувствую, наоборот, - он осторожно шевелит пальцами, - чувствительность немного снижена. Это очень эффективная мазь, знаете ли…
- Потому что изготовили ее вы, - насмешливо заканчиваю я. Не отвечая, он гордо вздергивает подбородок, и я, улыбнувшись, вдруг чувствую себя третьекурсником, сбежавшим в Хогсмид из-под строгого надзора.
Впереди два дня, в которые ни меня, ни его никто не будет контролировать. Я позволю ему отдыхать столько, сколько он захочет - ну, или работать, если ему взбредет в голову. Мы закончим в лаборатории - всего одна полка осталась. И - чем черт не шутит - вдруг в спокойной обстановке он сможет вспомнить, зачем приходил сюда неделю назад.
А сейчас - почему бы и впрямь не попробовать малфоевский подарок? Я не поцеловал его - но вина-то я могу с ним выпить.
Собрав разбросанные по полу пергаменты и осушив лужу, я беру со стола бутылку и выхожу в гостиную. Достаю из слизнортовского шкафчика два фужера на высоких ножках и, усмехнувшись, наполняю их рубиновой жидкостью, аромат которой заманчиво щекочет ноздри, едва я раскупориваю бутылку. Надо же, у Слизнорта есть даже засахаренные фрукты - наверное, Дамблдор когда-то угостил. Высыпаю яркие дольки в хрустальную вазочку, критически оглядываю низкий столик - романтический ужин, черт побери! - и, подумав, гашу все факелы, кроме двух, над камином, так что комнату теперь освещает только их неяркий свет и отблески каминного пламени.
- Создаете атмосферу, Поттер? - усмехается он, входя в комнату.
- Стараюсь, - киваю я и взмахом палочки призываю из лаборатории плед - разумеется, он его там забыл. - Накиньте. Здесь нежарко.
- Как неромантично.
- А горячее молоко еще неромантичнее - хотите?
- Нет уж, увольте, - он насмешливо морщится, набросив плед на плечи и усаживаясь в кресло. - Но благодарю за участие. Обо мне никогда так не заботились.
Он уже говорил это - в воскресенье, у Макгонагалл, но теперь он произносит эти слова мягко, почти без иронии, и я неопределенно пожимаю плечами - в самом деле, что ему ответить?
Что я ни о ком так не заботился? Что до сих пор мне не хотелось ни о ком так заботиться? Что я делаю это не только потому, что он болен?
Этого я не скажу. Но и возражать не буду. Могу я хоть сегодня притвориться - не в том, что к нему чувствую, в этом притворяться не надо, дай бог постараться это скрыть, - а в том, что могу позволить себе испытывать к нему что-то большее, чем сочувствие?
А он?.. Интересно, когда он так на меня смотрел - чего хотелось ему? Щекам становится жарко, и я от души надеюсь, что при таком освещении он не разглядит залившего лицо румянца. А он… черт возьми, в неярком свете он выглядит почти как раньше - как тогда, когда мне и в голову не пришло бы им любоваться. Седые пряди в волосах почти незаметны, болезненная белизна лица кажется обычной бледностью, глаза как два бездонных черных колодца - почему раньше мне это так не нравилось? Даже его всегдашнее высокомерное выражение совсем не раздражает - сейчас это просто спокойное достоинство, а может, и всегда таким было.
Он медленно поднимает бокал и, покачивая его, всматривается в мерцающую в отблесках камина жидкость, но пробовать не торопится. Рука в черной перчатке кажется еще тоньше, а когда он подносит другую руку к волосам и отбрасывает за спину глянцево поблескивающие пряди, у меня перехватывает дыхание.
Если бы я не согласился с ним выпить, я никогда бы его таким не увидел. Никогда не увидел бы, каким он может быть красивым.
Он тоже меня разглядывает - не в упор, но так, что я замечаю это. Что он при этом думает, разумеется, загадка - по его глазам никогда ничего не поймешь, если он сам этого не хочет - но, судя по мелькнувшей задумчивой улыбке, ему, возможно… не противно. Возможно, ему даже нравится то, что он видит.
- Ну что ж… Ваше здоровье, Поттер, - он наконец подносит бокал к губам и делает несколько глотков.
Я торопливо поднимаю свой, но просто так выпить не решаюсь. Наверное, мне следует тоже что-то сказать - но что?? Ваше здоровье, профессор - прозвучит как издевка. За наше плодотворное сотрудничество - тем более… хотя сотрудничаем мы вполне себе плодотворно. Вон какие завалы разгребли. Нет, ничего говорить не буду. Сглотнув - в горле отчего-то пересохло - я молча приподнимаю бокал, отвечая ему жестом, и…
- Поттер, не пейте, - вдруг негромко и очень спокойно произносит он, поставив свой бокал на столик.
- Что, вино оказалось настолько вкусным, что вам жалко изводить его на Пот.., - не закончив фразу, я чувствую, как слова застревают в глотке. Если бы с его стороны это было шуткой, она прозвучала бы по-другому.
- Что-то не так? - встревоженно спрашиваю я, отставив бокал, и с ужасом понимаю - это правда. Что-то настолько не так, что он подносит руку к высокому воротнику мантии и начинает медленно расстегивать мелкие пуговки, но пальцы слушаются плохо - наверное, все еще пониженная чувствительность.
А может… О Мерлин, нет...
- Там был яд, да? В вине был яд? - я едва проталкиваю слова сквозь стиснутое спазмом горло. Не глядя на меня, он медленно кивает и откидывается на спинку.
- Но это же… не вы его туда добавили?... - шепчу я, уже понимая, что сказал глупость - бутылку-то открывал я сам. Если он что-то прихватил из лаборатории и собирался покончить с собой, он смог добавить бы это что-то только в свой бокал и не предупреждал бы меня тогда об опасности.
- Нет, не я, - спокойно произносит он, медленно и глубоко дыша. - Это, видите ли… подарок. Мистер Малфой решил сделать мне подарок. Единственное, что он мог для меня сделать. И в моем положении… о да, это замечательный подарок. То, что нужно.
То, что нужно. Онемев, я наблюдаю, как он продолжает возиться с застежками, причем пальцы движутся все медленнее и медленнее, как бесстрастное лицо заливает мертвенная белизна - и в мозгу вдруг ярким фейерверком вспыхивает бешенство.
Мать твою!.. Я решил, что он доверился мне, поверил, что я смогу что-то для него сделать, а он… он просто ждал удобного случая? То, что нужно! А я-то чего сижу, болван?!
- Перестаньте молоть чушь! - я ору так, что он морщится. - Если вы определили, что в вине яд, наверняка знаете и противоядие - какое? Где мне искать?
- А… смысл? - светским тоном интересуется он, будто я предлагаю прогулку до Хогсмида.
- Но вы же… вчера… я же сказал вам, что попытаюсь помочь… или… это… вы думаете, что уже поздно? - мой неистовый крик спадает до шепота.
- Нет, кажется, время у меня еще есть, хотя, конечно, я могу ошибаться… а что касается вашего обещания… знаете ли, Поттер, я устал.
Вот теперь он абсолютно искренен - я понимаю это по его изменившемуся тону и тому, как мертвеет изможденное белое лицо.
- Я устал чувствовать себя нечеловеком, - глухо выговаривает он. - Устал от ненависти - я не хочу больше ни вызывать, ни испытывать ее. А вы… вы хотите мне помочь, но признайтесь - вы ведь сами не верите в то, что у вас что-то получится. Вы просто…
- Я просто не хочу, чтобы вы умирали, - перебиваю я его. А причина… вам назвать причину?
- Не надо, - слабо усмехается он. - Я не слепой. То, что вы делаете, как на меня смотрите - даже если вы пытаетесь скрыть это от самого себя… Но это же… безнадежно, у этого нет будущего - вы ведь не можете этого не понимать!
Вот оно что. Он понял. Может быть, несколько дней назад, а может быть, только сегодня - но от сознания этого меня затапливает сумасшедшая смесь боли и облегчения. Он знает.
Он сказал, что есть еще время. Я должен спросить - на ответ хватит и нескольких секунд, если он не отведет глаза.
- А… вы? - чужим голосом спрашиваю я, отчаянно боясь, что он сделает вид, что не понял вопроса. Скорее всего, в другое время так и случилось бы, но сейчас он не отводит взгляда - и секунды действительно хватает.
То, что я увидел в его глазах, пусть всего на мгновение… Это как лунный отблеск в темной воде, как золотистые искры в бархатной черноте углей. Я никогда этого не забуду, пусть даже послезавтра Дамблдор опровергнет все мои предположения и Снейпу останется только умереть в Азкабане или превратиться в ничто от поцелуя дементора.
И, пожалуй, теперь я понимаю его до конца. Раз он считает, что это безнадежно, он хочет оборвать все разом, не желая причинять лишней боли ни мне, ни себе.
Безнадежно?.. Я не хотел ему говорить - но придется.
- Дамблдор, - быстро говорю я, боясь передумать, и темные глаза удивленно расширяются - он не ожидал сейчас услышать это имя. - Его портрет вернется в Хогвартс в воскресенье. И…я спрошу его кое о чем.
Он размыкает губы, пытаясь что-то выговорить - но молчит, только рука снова поднимается к воротнику и стискивает его так, словно Снейпу не хватает воздуха.
- Так что, подождете до воскресенья? - спрашиваю я тихо. - Обещаете не делать пока того, о чем потом пожалеете не только вы на том свете, но и… кое-кто на этом?
О господи, лишь бы кивнул. Я смотрю на него, боясь моргнуть, не то что отвести взгляд, - и через пару минут потрясенно наблюдаю, как на тонких губах проступает слабая, но явственная - и довольно-таки ехидная - усмешка.
Мерлин, вот уж, действительно, он готов язвить даже на смертном одре! И… да, черт возьми, да, ирония, сарказм, все, что угодно, только согласись, пообещай не умирать!
- Это гнусный шантаж, Поттер, вы в курсе? Но раз уж вам так не терпится узнать, чем все закончится, и в случае положительного исхода - хотя я его себе не представляю - заиметь жуткую головную боль на неопределенное время… то противоядие во втором справа шкафу на нижней полке. Небольшой зеленый флакон. Можете особенно не торопиться, - насмешливо произносит он, видя, как меня буквально подбрасывает в кресле, но продолжения я уже не слышу - вихрем мчусь в лабораторию и возвращаюсь через пару секунд, сжав в руке склянку темно-зеленого стекла.
- Эта?.. - задохнувшись от волнения, я опускаюсь в кресло, и он морщится, глядя на мои судорожно стиснувшие склянку побелевшие пальцы.
- Если вы ее раздавите, можете умолять меня о чем угодно еще примерно десять минут… а в воскресенье похоронить, с почестями или без оных, - ворчит он. - Дайте, я сам выпью - или думаете, что я вылью ее себе за шиворот? Я ведь вам, кажется, пообещал…
- Я ничего не слышал, - бормочу я, облегченно выдохнув, когда он подносит пузырек к губам и наконец проглатывает зелье.
- Ну так обещаю… а свои обещания я привык выполнять, как бы вас это ни удивляло.
- Вот и посмотрим, - я поднимаюсь на ноги, внезапно ощущая, насколько опустошен. Спать, спать… Нет, какое там спать. Во-первых, перелить вино обратно в бутылку, - и, поколебавшись, я решаю надежно ее запереть, - что-то мне подсказывает, что выбрасывать малфоевский подарок не стоит. Во-вторых…
- Вам лучше? - спрашиваю я Снейпа и, дождавшись кивка, заканчиваю: - Тогда… профессор, примете сегодня душ без меня, ладно? Идемте в спальню, я помогу с застежками… дальше, надеюсь, справитесь сами… и закрою вас.
- А с чего это вы собираетесь лишить себя столь потрясающего зрелища? - ворчит он, пока я справляюсь с его одеждой - слава богу, он не стал отказываться от помощи, ведь с парой пуговиц на воротнике возился чуть ли не пять минут. - Я понимаю, вы и так нарушили уже все, что можно, но это… не слишком смело? Как мне казалось, надзор за моим омовением - одна из основополагающих инструкций.
- Запрет вас лечить - тоже… основополагающий, - хмуро говорю я. - Чего уж теперь… Двум смертям не бывать. Просто уже довольно поздно, а мне нужно поговорить кое с кем из ваших бывших учеников.
- Вы имеете в виду Малфоя? - тихо спрашивает Снейп. - Поттер, он просто…
- Я понимаю, - прерываю я его, наконец-то покончив с бесконечными рядами застежек и пуговиц - кажется, я расстегнул все что можно и ему осталось только выпутаться из одежды. - Он просто пытался помочь, как считал нужным. А я просто хочу, чтобы он больше этого не делал. Черт возьми, он что, оставил вам свободу выбора?
- Можно подумать, вы мне ее оставили, - ворчит Снейп, осторожно стягивая перчатки, и мое сердце невольно сжимается. Надеюсь, за два дня руки удастся подлечить… но сейчас они выглядят ужасно.
Пожалуй, прежде чем отправиться к бывшему ученику, я потолкую по душам с нынешними.
- Очень больно? - тихо спрашиваю я, глядя, как он морщится. - Вот… подождите… - я ставлю на прикроватный столик флакон с новой порцией обезболивающего. - Здесь должно хватить на два раза. И… будите меня ночью, если что, хорошо?
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги