— Погиб Генерал-губернатор. Я взглянула поверх раскуроченного коммуникатора, который тщетно пыталась собрать. Генерал был одним из тех, кого звали Ядром. Значит, неуязвимым. Но Мокс, кажется, не шутил.
— Как?
Такого напряжения на его физиономии не бывало даже при оргазме.
— Центр управления сообщает, что западный хребет Капитолийского массива разрушен землетрясением. И почти весь дворец, соответственно, тоже.
Несколько миллионов тонн скальной породы и монументальная кладка — вот и весь рецепт борьбы с бессмертием.
— Чертовски скверно. Так из Ядра никого не останется. Даже представить боюсь, как выглядит сейчас залив Бешеного Пса.
— Сущий ад, Вега. Я потерла лоб:
— Центр управления получил какие-либо указания?
— Удерживать позицию, сохранять спокойствие, игнорировать любые приказы, поступающие не от главного командования.
Надо подумать, черт побери. Что сейчас самое важное? Кроме государственного переворота, к которому мой собственный братец, вне всяких сомнений, имеет прямое отношение. Грязные убийства — это по его части, если речь действительно идет о свержении режима.
— А кому до нас какое дело? — спросила я скорее себя, чем Мокса.
Во имя Инерции, мы всего лишь планетологи. И все наши помыслы сосредоточены на Мире Хатчинсона, точнее, на Ледяном Колоссе. В показаниях приборов — ошеломляющий разброс данных по удельной массе, плотности, температурному режиму. Фрагменты биологического материала на недопустимой для жизни глубине.
К слову сказать, жизнь эта принимает на Колоссе странные формы.
У нас нет оружия, отпора дать не сможем. Имеется, правда, пистолет-транквилизатор на случай горячего спора или особо бурного всплеска эмоций, но это единственное, чем мы можем располагать здесь, в глуши, в самой заднице Вселенной, пока там, на нагорье Хайнань, идет дележка власти. Говорю вам, нет у нас тут ничего интересного.
За исключением разве что моей персоны.
— Вот ты мне и скажи.
Что означал взгляд Мокса, я так и не поняла.
Ядро правило.
Непреложная истина, естественный порядок вещей на протяжении многих веков. Оно ревностно охраняло свою историю. Одна порция лжи — школьникам, другая — тем, кто рвался знать больше. Лично я никогда не верила, что Ядро — продукт генной инженерии двадцать первого века. В сфере высоких технологий все значительные капиталовложения негласно распределялись между добровольной инвазией чужеродных генов, исследованиями ископаемого генетического материала или военными экспериментами с их чудовищными последствиями.
Кому-то, впрочем, эти последствия такими не казались.
Ядро правило неплохо.
Хозяева брали что хотели, что им требовалось, но на планетах, вроде нашего милого сердцу Мира Хатчинсона, их ряды были рассеяны настолько, что присутствие верхушки казалось вовсе незаметным. Экономика, закон, общественное устройство — все как обычно, маленький мир, простые порядки. У меня была работа, любимое дело, которое удерживало меня от неприятностей. Иными словами, Ядро оказалось не самым худшим изобретением, объединившим весь род человеческий в триста семьдесят восемь колоний. В последний раз, когда я видела список, цифра, кажется, была именно такой.
В своей живучести представители Ядра, похоже, нисколько не сомневались. Иначе каким образом кому-то удалось обрушить целый дворец и половину горы прямо на Генерал-губернатора, который будто бы и не подозревал о готовящемся покушении.
— Ну как, до сих пор белковые фрагменты на глубине? — спросил Мокс, заставляя себя отвлечься на микробиологию, раз уж среди макроформ стряслась беда.
В эту минуту внизу, на Колоссе, зонд номер один в четырехсотметровом туннеле вел сбор данных по исключительной истории климата Мира Хатчинсона. Результаты поступали на телеметрический монитор, но на него я смотреть не стала. И без того все ясно.
— Ага.
Честно говоря, обескураживает. Какой может быть генетический материал на подобной глубине?! Морозные лисы, и белые жуки, и все остальное, что только обитает на Колоссе, живут на нем.
Кроме того, выбивает из колеи полное неведение о творящемся на Хайнане. Во всяком случае на Мокса это оказывало именно такой эффект. Он то и дело поглядывал на комлинк, нахмуренный, напряженный. Мы с ним жили в лачуге на склоне горы Спиви, в двух километрах над туманными пиками Колосса.
Должна признать, далековато от политики.
Мокс одарил меня пристальным взглядом:
— Больше мне ничего знать не нужно? Я отвернулась:
— Нет.
Колосс был чашей, древним кратером, оставленным космическим телом, которое ударило с такой силой, что трудно представить, как кора Хатчинсона не рассыпалась в прах от столкновения. Впрочем, на противоположном полушарии катастрофа оставила заметный след: горная гряда Дьяволиного Хребта — хаотично вздыбившийся антипод ледяного кратера — была чуть ли не самым впечатляющим явлением из подобных среди всех населенных людьми миров. Вершины здесь достигали отметки двадцать тысяч метров над базовым уровнем.
Размер кратера в поперечнике составлял примерно тысячу километров, в глубину — километр. И все это пространство было наполнено льдом, по некоторым подсчетам — десятью миллионами кубических километров. Значительный запас пресной воды всего Мира Хатчинсона.
У Колосса свой климат. С южной дуги шли теплые массы воздуха, подпитывая вечную снежную бурю, без устали трудившуюся над созданием рваных краев чаши. Шторм ослабевал редко, укутывая плотными облаками суровый по сравнению с прочими экосистемами планеты мир, который не давал покоя толпам теоретиков, ломающих головы над вопросом: кто или что прибыло сюда вместе с тем космическим телом, чтобы дать начало разнообразным жизненным формам?
С высоты горы Спиви эта чаша, полная льда, напоминала замерзшее око божества.
Наша станция по взятию образцов, укрытая несколькими военными палатками, располагалась на одной из вершин по краю чаши Колосса, далеко внизу, под буранной завесой. Спускались мы туда как можно реже, только по необходимости разумеется. Хотя, соверши подобное путешествие авантюрист с лихорадочным взглядом, он счел бы, что жизнь удалась. Долгий, холодный, пугающий до глубины души путь к ледяному кратеру — вот единственная причина, по которой мы торчали здесь, а не прохлаждались на одной из телеметрических станций Хайнаня. Периодически кто-то должен был спускаться за оборудованием.
Первое, что я увидела спросонья, была физиономия человека, с которым я время от времени делила постель.
— Планк тебе в ребро, Мокс! Разве можно так пугать! Я еле подавила зевок. Сон никак не хотел проходить. Выражение его лица вновь с трудом поддавалось идентификации, так что я всерьез забеспокоилась.
— Центр управления выходил на связь.
— По наши души или опять срочные новости?
— По наши. Искали некую Алисию Хокусай МакМарти Вегу, кадета Дома Поуэс. Я даже не понял сразу, что это ты.
Какое-то время я смотрела на него, почесывая коротко остриженный затылок и пытаясь проснуться. Мне это кажется или Мокс действительно только что узнал, кто я такая на самом деле?!
Да какая уже, в сущности, разница. Меня раскрыли, и чьи уста произнесли полное имя — все равно.
— И чего хотели?
— Похоже, тебя требуют назад, на нагорье Хайнань. — Он наклонился. — Ты мне расскажешь, кто ты такая, Вега?
Я очень сомневалась, что смогу. От всего этого я давно отказалась, просто выкинула из жизни.
Может, удастся спасти нашу дружбу…
— Послушай, как давно мы знакомы?
— Шесть лет уже, — незамедлительно ответил Мокс. Выходит, думал об этом.
Внутри у меня все сжалось от странного чувства, похожего на сожаление.
— И просидели мы тут с тобой, только ты и я, целых пять месяцев, так? Я Вега Хокусай, кем мне еще быть. Планетолог.
Мокс сцепил руки за спиной — будто нарочно, чтобы не тронуть меня. Что-то новенькое; в наших отношениях обычно не случалось пылких, страстных объятий.
— И кадет Поуэса, — заключил он.
Я ведь знала, что однажды это произойдет.
— Все мы где-то учились. Это все в прошлом.
— Стала бы тебя столица разыскивать.
— Пусть катятся к черту. Неужели я такое сказала?
И мой братец тоже пусть катится. Все его рук дело.
Кадет Поуэса. Выпуск стоил дорого. Нужна была смерть. Настоящая, необратимая. Не то странное полумертвое состояние, в которое наставники погружали нас напоследок. Один кадет должен убить другого. Тайно. Привести в действие план, скрупулезно проработанный и тщательно составленный за годы обучения.
Вот такие экзаменационные дебаты в Поуэсе. Один выпускник — одна смерть.
В следующий раз, когда Мокс одарил меня этим своим непонятным взглядом, я как раз работала с белковыми цепочками из глубинных образцов. Мы хорошо изучили генную структуру, присущую жизни Мира Хатчинсона, хотя никак не удавалось воссоздать модель отдельно взятой формы, основываясь просто на результатах сканирования, как мы это делали, скажем, с земным генетическим материалом. Не было в нашем распоряжении веков исследовательского опыта и накопленных знаний. По-прежнему оставалось маленьким чудом то, как цепко первичная генетическая модель удерживалась в планетарных экосистемах, обеспечивая расселение панспермитов.
В любом случае, что бы я ни обнаружила сейчас, оно заслуживало пристального внимания — ничего подобного в наших записях наблюдений и базах данных не встречалось.
— Вега? — Голос Мокса был низким и напряженным.
— Ммм?
— Поговорим о Доме и всех этих ваших штучках? Я сняла виртуальный визуализатор и повернулась:
— Говорить особенно не о чем.
Он глядел поверх пистолета, который чистил. Надо сказать, подобный уход оружию не требовался.
— Для чего ты здесь? Просто смех!
— Мокс, это же Колосс. Я изучаю кратер, как и ты. А ты думал, революцию готовлю? Кого свергать-то? Морозных лис?
Мокс прервал свое занятие и поднялся:
— Поступил еще один вызов. Приказано тебя арестовать. Ах вот оно что. Ядро пытается защитить себя от попыток Поуэса руками моего братца Генри свергнуть его. Разумеется, в свете гибели Генерал-губернатора…
Или это сам Генри пытается выйти со мной на связь окольными путями?
Так или иначе, мне от этого никакой радости.
И на помощь Мокса теперь нечего рассчитывать — он чувствует, что его предали, что это часть чьего-то плана. По всей вероятности, так оно и было.
Я покачала головой:
— Может, меня и вышколили жуткой муштрой и тренировками, но я все же планетолог. Ты меня знаешь целых шесть лет, ты видел кучу этих чертовых бумаг и моих отчетов. А с этим я, по-твоему, в душе развлекаюсь?! — Я пихнула рукой визуализатор.
— Нет… Ты… ты отличный археогенетик, и с климатологией у тебя все в порядке.
— К тому же когда, скажи на милость, я должна была заниматься подготовкой бунта?! И против кого, блаженная Инерция! Против Ядра?!
— Вега, не знаю.
Он, похоже, действительно взвешивал все за и против. Может, наши отношения и не пример для подражания, слишком сложные… Но… это ведь Мокс. Однако пусть я и не совершила ни одного убийства со времени выпуска из Поуэса, но моя подготовка — моя программа — не позволит мне бездействовать, если ему что-нибудь взбредет в голову.
Я сглотнула:
— Опусти пистолет, Мокс.
Он вернул оружие на место, и я с облегчением выдохнула, сообразив вдруг, что не дышу.
Для пущей обворожительности я приправила улыбку хорошей дозой феромонов. Будь у меня выбор, я ни за что не взялась бы манипулировать Моксом, но доведенные до автоматизма в курсе выживания инстинкты так и подхлестывали.
— Благодарю.
Ответа или встречной улыбки не последовало.
— Объясни мне, зачем ты понадобилась на Хайнане.
— Я правда не знаю. Но если мое мнение еще что-нибудь да значит, то предпочту остаться здесь.
Я смирилась с владычеством Ядра, хотя и стала свидетельницей заката последних из основателей моего Дома. Довольно с меня и Генри, и Поуэса, и заговоров, и власти. Ледяной Колосс и тайны Мира Хатчинсона — вот смысл моей жизни.
А что, если под знамена революции никто не явился?
Мокс посмотрел на пистолет:
— Расскажи о Поуэсе. Выходит, ты вроде тех, кого зовут Ядром?
Я пожала плечами:
— Мы не бессмертные, если ты об этом. За шесть лет мог бы седину заметить.
Взгляд Мокса встретился с моим.
— Сверхчеловек.
Сказал он это почти шепотом.
К несчастью, он был чертовски прав, но как же мне не хотелось вновь вставать на эту дорожку!
— Разбудила, пока летала? — съязвила я, скорчив скучную мину.
Внезапно раздался аварийный сигнал от зонда номер один. Мы оба подскочили к рабочему терминалу, включив визуализаторы.
Зонд что-то разрушало. На глубине четырехсот метров под поверхностью Колосса. Пока я пыталась осмыслить, что за причудливые формы выдает на виртуальный экран никуда не годный датчик тепловидения, перед моими глазами вдруг возникло текстовое сообщение: «Направляюсь к тебе. Будь готова. Генри».
Сквозь экран визуализатора было видно, как мелькают аварийные огоньки на телеметрическом мониторе.
Ядро нажило себе врагов. Оно контролировало межзвездные трассы, экономику колоний, тяжелое вооружение. Состоящих в Ядре нельзя было уничтожить. По большей части.
Но раз уж речь зашла о революции, то даже скалы не могут устоять перед силой времени, их измельчают в пыль ветра, вымывает дождь, раскалывает холод, дробят корни деревьев, а также взрывчатка.
Поуэс и другие Дома стали стихией, разрушающей могучую гору — Ядро. Долго и тщательно разрабатываемые очень терпеливыми людьми планы действий. Люди эти умело скрывались: кто-то обитал в трущобах, кто-то коротал время на самых оживленных человеческих фондовых биржах.
Некоторые Дома, Поуэс например, отдавали детей в государственные учреждения, словно сеяли семена, которые со временем прорастут. Я была одним из семян. Меня поместили в такую среду, чтобы в результате получить планетолога. Над Генри поставили иной эксперимент: выйдет ли из него революционер.
Семена — расходный материал. А Дома создаются на века.
Что бы ни уничтожало сейчас зонд номер один, оно было не биологического происхождения. Вот все, что мы могли понять на данный момент. Меня это приводило в бешенство.
Судя по обрывкам сообщений, шедших с большими помехами из комлинка, и по тому, как внеатмосферные выбросы энергии растревожили наши датчики, на орбите Мира Хатчинсона завязалась нешуточная потасовка. Планетарное Исследовательское Общество, как нельзя более экономное, утыкало крышу нашей хибары нейтринными и бозонными детекторами для проверки совместимости их в работе — место удобное, удаленное и тихое, — и теперь эти детекторы сигналили на всю округу, подняв жуткий вой.
Я прикинула, что у меня есть час до того, как Генри доберется сюда. В компании пары ребят или девчонок из Дома, на случай, если я начну упираться. Генри — Мятежник. Я… Другая. Та, что позарез ему нужна?
А что должен делать образцовый солдат Поуэса?
Я повернулась к Моксу:
— Я иду вниз, попробую спасти зонд. Он замер:
— На такую глубину?! Планк с тобой, Вега, ты не сможешь одолеть четыреста метров! Назад уж точно!
Я не знала, что сказать. Поэтому промолчала.
Конечно, мы были всего лишь «любовниками-время-от-времени», но я научилась читать по его лицу. Он все понял:
— Ты не собираешься возвращаться. Я покачала головой:
— Я раскрыта. У меня все равно нет другого выхода. Так что посмотрю, что там с пробой.
Мокс отвел взгляд, не желая больше смотреть мне в глаза:
— Чего же мне ждать?
— Людей из Поуэса. Из Ядра, возможно, тоже.
— Черт побери.
— Прикинься дурачком. Не упоминай Дом, не говори ничего. Скажи только, что я спустилась к поврежденному зонду.
— А если они пойдут за тобой?
Решение было принято, я уже доставала снаряжение из своего шкафчика.
— Колосс — опасное место. Им придется пролететь сквозь ледяной ураган, преодолеть непогоду на поверхности и отыскать мою везучую задницу. По дороге всякое может случиться.
— Вега…
Я посмотрела на него. До сих пор такое выражение на его лице я замечала только в постели, но Мокс справился с собой прежде, чем я решилась ответить. Удивительные силы давал Поуэс своим семенам, любые, кроме одной — устойчивости к душевным переживаниям.
— Да? — выдавила я наконец.
— Удачи.
— Тебе тоже, Мокс.
— Надеюсь, у тебя все получится.
— Спасибо. Я тоже надеюсь.
В следующий миг я была снаружи. Последние золотые отблески дня тускнели среди западных пиков. Разразившийся на орбите бой (Генри пробивался ко мне?) подсвечивал небо разноцветными огнями, и внизу, в полутора километрах от нашей хижины, в мрачной серой пелене вечной бури космической схватке вторили исполинские разряды молний, каждый размером в добрую сотню километров. Даже здесь, на склоне горы Спиви, пахло озоном. Еще бы. На высоте трех с половиной тысяч метров над базовым уровнем воздух тонкий и прозрачный и погода вытворяет черт знает что, но, разумеется, с климатом Колосса ей не сравниться.
Бесподобно.
Наша хибара ютилась на широком уступе высотой шестьдесят метров и четыреста — длиной. Вся живность тут — лишайник да мы с Моксом. Блоки питания и прочие системы жизнеобеспечения были спрятаны в скальных нишах, и тем не менее маленький лагерь походил на нагромождение какого-то хлама, к тому же хорошенько закрепленного на случай сильного ветра и непогоды.
Я посмотрела в сторону посадочной площадки. Мне уже ничем не помочь Моксу, если кто-то вдруг нагрянет. На дальнем краю ее находилась опора канатной дороги, соединяющей наш лагерь со станцией на Колоссе. Несколько толстых тросов довольно быстро спускали вагончик с сеткой вместо окон. Однако путь назад приходилось преодолевать, изо всех сил крутя лебедку. Подъем занимал не один час: так и подмывало бросить это занятие и воспользоваться вырубленной в скале лестницей, оставшейся здесь от артели каторжников.
На фуникулер сегодня времени нет. Я развернула крылья из стекловолокна, которые взяла сюда с собой пять месяцев назад и берегла как раз для такого случая.
Большие, черные, не такие уж легкие, как казалось со стороны, — они будто принадлежали прежде летучей мыши размером с лошадь. В мои лопатки, точнее, в армированные алмазной нитью суставные ямки были вживлены нейрошунты, к которым подключались контрольные узлы крыльев, чтобы я могла управлять движущими спицами как собственными пальцами.
Страховочные ремни плотно облегали мои грудь и талию. Я оголила спину, надела крылья, послушные, словно еще одна пара рук. Ветер уже расправлял их, натягивал материю между спицами. Прикосновения ледяных порывов к голой коже подействовали на меня освежающе; приятный, бодрящий шок, будто электричество для батарей, которыми долго не пользовались.
Я поглядела вниз, в штормовую бездну над Колоссом, рассекаемую вспышками молний, потом расправила крылья и соскользнула с ледяного выступа в бескрайний воздушный океан.
По одной из существующих теорий, Ледяной Колосс был не чем иным, как древней мегалитической конструкцией. Учитывая, какое количество тепловой энергии требовалось, чтобы поддерживать существование этой огромной и весьма активной глыбы льда, можно было предположить, что создание такого объекта — слишком трудоемкое занятие. Разумеется, планетарные энергии и тепловые ресурсы тяжело поддаются анализу, — одна из крупнейших проблем вычислительной науки. Но ведь Колосс устанавливал свои стандарты.
Хорошо. Допустим, кратер образовался вовсе не случайно все эти бесчисленные тысячелетия назад. Допустим, что-то до сих пор находится там, внизу. Скажем, некий тепловой реактор гигантских размеров, продукт цивилизации второго или третьего типа. Кто-то отправился из самого центра Галактики с неизвестной миссией, а она возьми да и обернись катастрофой на Мире Хатчинсона.
Ага. А морозные лисы хватают кисти и малюют копии Моны Лизы.
И все же вопросы, назойливые, беспокоящие, оставались. В самом деле, достаточно взобраться на любую из вершин вокруг кратера и взглянуть вниз. Тогда становится ясно, что у Вселенной в запасе полным-полно неприступных тайн.
Полет был сущим удовольствием. Ветер скользил по коже, словно ласковые, любящие руки, и мои мышцы пребывали в приятном напряжении. Я наблюдала, как воздушные потоки следуют по пути, сотворенному гравитацией, подъемными силами и атмосферным давлением. Буря над скрипящим льдом держалась плотно и двигалась неспешно, хотя была не страшнее и не опаснее тех своих тезок, что возникают в открытом море.
Лишенное век, мерзлое око мира маячило подо мной.
Я спускалась по широкой спирали, что позволяло как следует оценить рельеф и форму штормового циклона. Центр его оставался непроницаемым, а ведь еще не стемнело, белесый, словно катаракта на глазу. Ветра в центре слабые. Молнии, то и дело освещавшие спиральные рукава воронки, словно предупреждали заранее, какой тяжелой выдастся ночь.
Отлично, ураган — это то, что нужно. Я все дальше и дальше от нашего лагеря на горе Спиви. Уже несколько километров. Оставалось надеяться, что с Моксом ничего не случится и роль свою он отыграет легко. В конце концов, ни Ядру, ни Дому до него не было никакого дела.
Хотелось верить, что когда-нибудь он меня простит.
С мыслью об этом я выдохнула и ускорила спуск.
Оставалось несколько сот метров до шквального фронта над Колоссом, когда воздух рядом со мной прорезала ослепительная вспышка лиловой молнии.
Молнии не природного происхождения.
— Инерция! — прошипела я, едва увернувшись от энергетического заряда.
Затрещал ионизированный воздух — след от выстрела, тянущийся до самой пушки, похожей на копье. Окинув быстрым взглядом небо над головой, я заметила два темных пятна. Выставив нижние защитные экраны, на меня двигались истребители с Хайнаня. Кому-то мое присутствие явно не по душе.
Это уже серьезно. Проклятие! У меня при себе нет ничего, чем можно было бы сбить хотя бы одного из этих клоунов. Оставалось только маневрировать. Их системы наведения засечь меня не могли — недостаточное количество металла, да к тому же двигалась я слишком медленно для удачного захвата цели, — так что парни пристреливались на старинный манер: прицел «Марк I» и палец на гашетке.
Уж что-что, а человеческий глаз я обмануть в состоянии. Да и вообще способностей у меня хоть отбавляй.
Перехватчики обогнули могучую воронку шторма и вновь взяли курс на меня. Я делала все, что могла, быстро вращаясь и закладывая крутые виражи, мотаясь из стороны в сторону, словно угодившая в центрифугу заклепка. «Мысли, как пилот, Вега». Я успела с силой выдохнуть и камнем полететь вниз, прежде чем обе пушки выстрелили. Лучи рассекли воздух у меня над головой с таким треском, что заглушили на миг рокот бури.
От скоростного падения у меня перехватило дыхание. Восстановить его удалось, лишь когда я вплотную приблизилась к вершине циклона. Вблизи штормовая масса напоминала ландшафт из множества долин и ущелий: мрачный, серый, отливающий глянцем в свете восходящей луны. Клубились плотные облака, царила зловещая тишина. Раскаты грома я ощущала скорее телом, слух не улавливал ничего. Ни одного привычного ночного звука, ни птичьих голосов, ни шорохов. Только время от времени при яростных вспышках я каждой клеткой чувствовала, как сотрясает воздух бушующая штормовая стихия.
Электронных приборов при себе у меня не было, исключая, разумеется, силиконовую дрянь в черепной коробке. Конечно, если я схлопочу разряд молнии и контакты оплавятся, песенка моя спета. Но шутам у меня на хвосте придется в разы хуже, стань они жертвами светового шоу матушки-природы. Так что, срезав спираль, я стала заманивать перехватчиков ложными кульбитами поближе к тучам. Они преследовали неуклонно, заходя по широкому кругу, медленно, насколько позволяли возможности их машин, и старались не прекращать обстрела.
Кошки-мышки. Угадать очередной выстрел. Где увернуться, где продолжать парить… Я растратила почти все свое преимущество высоты. Не хотелось прибегать к силе штормовых воздушных потоков, пока я максимально не приближусь к цели. Только в крайнем случае. Крылья мои управлялись мышцами — вот основная проблема. В отличие от преследователей, я физически не могла держать их раскрытыми постоянно.
Один из пилотов проявил сообразительность, взмыв вверх на несколько сотен метров, чтобы, спикировав, достать меня выстрелом.
Вот ты и попался. Я принялась кружить нарочито медленно, позволяя ему хорошенько прицелиться.
Выпущенный заряд опалил мне одежду. Я резко ушла в сторону, надеясь, что пламя погаснет само, и только уповала на надежность своих знаний о штормах и грозовых облаках.
Знания себя оправдали. Тераватты электрического тока, собранные в огромную ветвистую молнию, ударили прямо в воронку, оставленную ионным следом от выстрела. Ударная доза: у паренька спалило защитные экраны и, вероятно, всю электронную начинку в истребителе, получившем максимальное количество энергии, которое только мог выдержать фюзеляж, из чего бы он ни был изготовлен. Итак, клоун номер один если и не обуглился, то хлопот у него теперь по горло — не до погони.
Номер два пошел на другую уловку: сбросил высоту, то скрываясь в облаках, то вновь появляясь над их вершинами. Думаю, он понял, что остались только мы с ним и на помощь ему рассчитывать нечего. Я видела, как он кружит, выверяя траекторию для прямого попадания. Чтобы уж наверняка поразить молнией из пушки-копья.
«Самое время укрыться среди туч, Вега».
Я сложила крылья и ринулась вниз, прочь от неминуемой смерти. Словно пуля.
Какова буря изнутри? Возможно, так выглядит преисподняя. Двести километров ураганного ветра. Градины размером со сливу. Электрические разряды по краю крыльев, ток щиплет кончики пальцев рук и ног.
Куда подевался преследователь номер два, я понятия не имела. Утешало лишь то, что ему о моем местонахождении также неизвестно. Выходит, мы квиты. Ни Дом, ни Ядро не найдут меня здесь. И к черту переполох вокруг Генерал-губернатора.
От цели меня отделяла пара сотен километров, может, больше. Здесь, в центре шторма, я получала небольшую передышку и возможность парить на ветру, сколько душе угодно. Но выбираться придется: это все равно что оказаться зажатой в огромный кулак.
Я перешла на режим экономии ресурсов организма. Сразу вспомнились детство, тренировки, долгие годы в мрачных подземельях, ночные вылазки… Дыхание мое замедлилось до одного вздоха в двенадцать минут, а плотность кожи теперь могла сравниться разве что с плотностью стали, так что ледяные шарики разбивались об меня вдребезги.
Красоте везде есть место. Брызги крови на стене порой ложатся в орнамент куда более причудливый, чем может прийти в голову искусному ювелиру. Обломок кости в лесу способен поведать о смерти оленя, стать приютом терпеливым насекомым и сиять на полуденном солнце ярче жемчужины. А как восхитительна симметрия форм потертого вентиля на баллоне с кислородом… От бесперебойной его работы зависит чья-то жизнь. Это словно отлитая в металле копия небес обетованных, рая для страждущих грешных душ. Но буря… О, буря.
Башни из грозовых туч, воздушные обители природных сил. Пока стоит день, буря наливается мрачными полутонами где-нибудь на краю небосвода, но сейчас, ночью, она чернеет, как сама тьма. Воздух наполняет резкий запах электричества и водных испарений. Дрожь пробивает мое тело при каждом величавом раскате грома. Ярко-голубые вспышки на фоне ливневого мрака будто призывают духов Колосса затеять пляску среди леденящих ветров.
И я лечу, поглощенная этой красотой, ускользнувшая от погони, лечу навстречу тому, что погубило зонд номер один.
Дома не имеют никакого отношения к архитектуре. В этом они похожи на Ядро. Это скорее идеи, деньги и оружие. Возможно, политические партии.
Поуэс, возникший здесь, на Мире Хатчинсона, занимал до недавних печальных событий достаточно большую часть дворца Генерал-губернатора. В детстве я даже состояла в списке дворцовых слуг. Выполняла обязанности пажа в перерывах между операциями, тренировками и долгими, тяжкими часами в подземельях Капитолийского массива.
Ядро везде и нигде. Дома нигде и повсюду. Некоторые полагают, что между Ядром и Домами нет никакой разницы; другие — что между ними пропасть.
Детство мое прошло в полетах и падениях. Летала и падала я чаще, чем любой человеческий ребенок.
Детство мое прошло в подготовке к такому дню, как этот.
Миновав уровень грозовых облаков, я на собственной шкуре ощутила, как тонка грань между величественной красотой и разрушительной, повергающей в ужас силой бури. Здесь, внизу, начиналось царство тяжелого тумана, ледяного дождя вперемешку с градом и сильнейшего ветра, ветра повсюду. Холод был настолько жесток, что даже моих способностей терморегуляции оказалось недостаточно, чтобы побороть его.
Черт тебя побери, Ядро. Если тот второй подонок все же прорвался следом, не развалившись на кусочки, то здесь он и обретет покой.
Внезапный порыв ветра с ошеломляющей силой ударил меня сбоку, закружил, ломая крылья, и швырнул на поверхность Колосса вниз головой. Я едва успела заслониться руками, прежде чем рухнула в сугроб, пропахав корку наста и ободрав ткань и кожу. Сущий ад.
— Проклятие, — буркнула я, несмотря на забитый снегом рот.
Такого я не планировала, не с моими крыльями. Там, где ударом вырвало соединения из нейрошунтов, все ныло от боли. Я отключила питание и потратила некоторое время на то, чтобы снять крылья. Довольно болезненное занятие. Пришлось поерзать и повозиться.
Освободившись, обнаружила пару морозных лис, наблюдавших за мной.
— Обеда не будет! — крикнула я с улыбкой сквозь завывания ветра. Как будто мне это могло помочь.
Морозные лисы, чешуйчатые, длиннотелые падальщики, отличались врожденной глухотой. Питались они в основном белыми жуками, лишайниками и друг другом. Но при весе сорок килограммов даже один такой зверь мог стать проблемой.
К вою бурана добавился какой-то звук, и я подняла голову точно в тот момент, когда второй истребитель с ревом пронесся по небосклону, сотрясаемый шквальным ветром. Морозные лисы исчезли.
Ледяной Колосс напоминал скорее пустыню, чем океан. Здесь были дюны, сугробы, глубокие расселины — пейзаж, сотворенный бесконечным бураном. Плотность льда варьировалась в основном под действием естественного выветривания, но также существенное влияние оказывали минеральные формации и давление под ложем ледника. Рельеф Колосса словно маскировался под обычное геологическое образование — при желании в ледяном массиве можно было найти сходство с обнажениями горных пород и скалистыми склонами. Вся разница состояла в том, что нормальная геология предполагает неспешные изменения ландшафта. А вот Колосс… Что ж, тектоническая активность входила в число его природных характеристик. Однако скорость ее никак не соответствовала планетарным меркам. Скорее — меркам человеческой жизни.
По этой причине мы никогда не составляли карт Колосса. И каждый день здесь был не похож на другие, всякий раз — приключение под покровом бури.
До туннелей, пробуренных зондами, оставалось несколько километров. Входы могло занести снегом, но если хотя бы один свободен, есть шанс довести дело до конца.
Я спустилась сюда не только, чтобы укрыться от Ядра или тех, кто пытался заполучить меня, — я не солгала Моксу, назвавшись планетологом. Тайна Колосса пленяла меня, это была моя тайна, мне надлежит раскрыть ее и поведать остальным. Это куда важнее Поуэса и политики. Генри никогда не поймет.
Так что пора вставать и шагать наперекор ветру, даже осыпая проклятиями то, что меня так восхищает.
Свободный туннель мне все же посчастливилось обнаружить. Зонд номер один одолел изрядное расстояние, прежде чем наткнулся на формацию, выглядевшую более или менее постоянной. Бурить ледяную глыбу зонд начал с подветренной стороны, и в сгущавшихся сумерках вход в туннель напоминал распахнутую черную пасть.
Неожиданно по спине у меня побежали мурашки. Не от холода. В конце концов, ветра здесь не было.
Чтобы проникнуть внутрь, пришлось опуститься на четвереньки. Передвигаться можно было лишь ползком. Лучше бы Дом добавил в мою ДНК генную структуру ледниковых червей. Овальный зонд с чуть смещенным центром тяжести придал скважине соответствующую форму. Он растапливал лед, а затем точечно впрыскивал обратно в стены. Образующиеся плотные ледяные шипы оберегали туннель от разрушения. При движении на четвереньках едва сохранялся зазор между спиной и потолком лаза. Случись необходимость воспользоваться карманным компьютером — пришлось бы вытянуться ничком. Словом, угодила в ледяной гроб. Что ж, надеюсь, удастся прикинуться трупом — неизвестно ведь, с чем или кем я столкнусь на другом конце скважины.
Чтобы видеть, мне пришлось использовать свой низкочастотный биомаяк. Сверхчеловек. Как планетолога, меня это оскорбляло, но лучше обойтись без сюрпризов и держать ситуацию под контролем, пока я не найду зонд.
Сказать, что в туннеле было холодно, — значит не сказать ничего. К счастью, мне удавалось поддерживать температуру тела на необходимом уровне, во многом благодаря тому, что восходящий поток воздуха в лазе не подпитывался холодным ветром: вероятно, сработало что-то вроде эффекта Бернулли.[107]
Тем не менее, будь я обычным человеком, нехватка пространства и гипотермия добили бы меня в два счета.
Гул электрического напряжения и слабый след машинного масла привели меня к зонду. С крайней осторожностью я подползла ближе, не зная, что меня ожидает. Аппарат ведь что-то повредило.
За всю историю Ядра, Домов, да и вообще человечества, никто и никогда не находил механизмов, созданных иными цивилизациями. Нам встречались планеты с явными признаками транспортных магистралей, портов, бурения горных пород. Но ни разу не удалось натолкнуться ни на гайку, ни на кусок металла: никакой техники и прочих артефактов.
Мы подвергали анализу каждый сантиметр подобных мест на предмет генетического материала другой жизни, чуждой человеческой. Хотя длящейся веками неразберихи с Ядром хватало, чтобы понять, что самые необычные и странные гены содержатся в наших собственных клетках.
Зонд номер один замер в ступоре, хотя отключен не был. И рядом — ни малейших признаков того, что пыталось его разрушить.
Прибор отчасти напоминал картофелину шириной полтора метра, высотой метр и три — длиной. У картофелины была прочная обшивка, утыканная распылителями, с помощью которых создавался туннель. На первый взгляд все в порядке. Никаких следов загадочного агрессора. Только я и зонд в четырехстах метрах от поверхности Колосса.
Может, кто-то «пошутил» с нашей телеметрией? Трюк древний, как призрак Николы Теслы. Но ведь зонд недвижен. Это больше чем розыгрыш.
Я «заглушила» все свои системы жизнеобеспечения. Надо провести разведку. Погружаюсь в темноту. Подавляю электромагнитное излучение тела. Отключаю контроль над температурным режимом. Только мое сознание и обостренный до предела слух.
Колосс рокотал и трещал, откликаясь на вращение планеты. Исполинских размеров кристаллическое образование, распростертое на ее поверхности. Дышащий монстр вечной мерзлоты величиной полконтинента.
Но было еще что-то.
Едва уловимое слухом трение кристалликов льда, словно ослабевали стенки туннеля. Отдаленное эхо бурана.
Почти неслышный треск сжимающегося вещества: будто что-то металлическое еще не обрело температурного равновесия с окружающей средой.
И в этой почти мертвой тишине звучит голос:
— Прощай, Алисия.
Это Генри.
Он оказался быстрее. Тонны льда погребли меня прежде, чем в голове возникла мысль: «Сестроубийца».
«Обычно умерщвление применяют к кадетам на двенадцатом или тринадцатом году их жизни. Предпринимаются все меры по сохранению стволовых клеток мозга. Особое внимание уделяется тем структурам, которые отвечают за психологическую целостность личности и нормальное функционирование процессов памяти. В подобном пограничном состоянии кадеты пребывают до начала очередной тренировки. Данная практика подразумевает благотворное влияние на становление характера воспитанников Дома. И поскольку смерть неподвластна ходу времени, танатический опыт не воспринимается кадетами как таковой и никак не влияет на психомоторные характеристики. Известны случаи, когда воспитанников «возрождали» столетия спустя».
Когда начало возвращаться сознание, я обнаружила, что лежу на рыхлом снегу.
Значит, во льду меня не замуровали.
Что ж, в сотовую структуру нановолокна, заполняющего мои трубчатые кости, были встроены ультразвуковые термоядерные реакторы. Другими словами, при наличии минимального температурного градиента я могла получить энергию. Трехметрового сплава металла и пластика глубоко под ледяным панцирем вполне достаточно.
Получив энергию, тело, сконструированное в Доме, или тело представителя Ядра будет неизменно возвращаться к жизни.
Интересно, если я не погребена более подо льдом, сколько же я здесь нахожусь? Биологические часы молчали.
«Инерция».
Не время мне, как видно, обрести покой. Леденящий холод закрался в душу: может, я тут уже месяцы. Или годы.
Потом я поняла, что слышу завывание ветра, так близко, будто нахожусь прямо под поверхностью. Выходит, вернулся слух. Уже что-то. Собрав все силы, я поползла на шум бури.
Сквозь рев шквального ветра пробивался протяжный вой. Искусственного происхождения, судя по всему. Та часть сознания, которая уже восстановилась, определила его как сигнал сирены.
Аварийный или позывной?
Не знаю, как долго я пыталась выбраться наружу, но в конце концов мне это удалось. Физиология постепенно приходила в норму. Затем вернулось зрение.
Я оказалась у подножия пологого склона. Того самого, в котором был пробурен туннель? Или это уже время и ветер постарались? Как долго я пролежала под поверхностью Колосса?
Снова над белым простором разнесся сигнал сирены, и я направилась на звук, карабкаясь по снежным наносам. Нечеловеческими руками.
Я замерла, уставившись на то, что прежде было ладонями. Теперь пальцы срослись голубоватыми перепонками в самые настоящие клешни. Такого не производил ни один геном за всю историю человечества. Я восстановила себя, используя тот генетический материал, что нашелся в толще льда.
Загадочные архигены стали теперь частью меня.
Внезапно раздался новый звук: выстрел, вызвавший волну адской боли. Оглушительный рев вырвался из моей собственной груди.
Надо мной стоял Мокс с пистолетом-транквилизатором в руке. На лице его читался ужас.
Я вдруг ощутила, как клокочет, вздымается во мне странное чувство. Захотелось кинуться в ответ, разорвать, отомстить, но я заставила утихнуть волну ярости, позволяя транквилизатору делать свое дело. Просто смотрела на Мокса, молясь, чтобы он догадался.
Но как заставить его поверить, что монстр перед ним — я?!
Очнулась я на полу в нашей хижине. Руки и ноги мои были неумело связаны чем-то, что, я знала, меня не удержит. Мокс сидел напротив, с пистолетом на колене, напуганный и ошеломленный.
Вновь звериный инстинкт потребовал разорвать путы и новоявленного охотника. К счастью, остатки человеческого во мне возобладали.
Я попыталась заговорить, но вместо слов раздался нечленораздельный рык. Мокс вскочил, направив на меня оружие. Вторая попытка оказалась более удачной.
— Планк тебе в ребро, Мокс. Опусти пистолет.
Я говорила очень тихо, но почему-то звуки голоса сотрясали стены нашего крошечного домика.
Мокс вздрогнул и уронил транквилизатор:
— Вега?!
Я кивнула. Лучше болтать поменьше.
— Что с тобой такое?! Я пожала плечами:
— Архигены.
— Но как?!
— Поуэс.
Семена Дома тяжело уничтожить. Я вот, например, переработала и генетически усвоила содержимое льда.
Мокс кивнул. Он ведь тоже знал о глубинных образцах, и еще он считал меня сверхчеловеком. Он принял это. И поверил.
Зверь во мне успокоился.
— Что же теперь? — спросил Мокс.
— Доставь меня на Хайнань.
С момента моего исчезновения, как выяснилось, прошел год. Генри стал Генерал-губернатором. И неуязвимым тоже?
— Я навел справки, — сказал Мокс. — Убийство родственников — необходимое среди таких, как ты, условие, чтобы получить власть.
— Я не была ему соперником! — рявкнула я. Ну что мне делать со своим звериным рыком?
Вздрогнув, Мокс покачал головой:
— Думаю, Генри мало волнует тот факт, что однажды ты решила выбыть из игры.
Просто смешно, насколько я была наивна, если могла хотя бы предположить, что удастся порвать с Домом и политикой.
Памятуя о том, что Моксу однажды отдали приказ арестовать меня, мы решили, что именно это он и сделает и таким образом доставит к Генри. Лучше плана не придумать. Добраться до своего брата. О, вновь эта волна странного неудержимого чувства вздымалась во мне. Теперь я воспринимала ее как естественное состояние той звериной сущности, что стала частью меня. Что-то среднее между яростью и всепоглощающим стремлением выполнить долг, совершить своеобразный ритуал отмщения.
Разумеется, Генри мог убить меня, едва завидев, но на риск я шла вполне осознанно. К тому же, зная брата, я не сомневалась: любопытство в нем возьмет верх. Ему захочется узнать, как мне удалось выжить.
О да. Ему захочется на меня взглянуть.
Транспортер оказался тесноват. Он был сконструирован для двух человек, а я в размерах, мягко говоря, увеличилась.
Пока мы летели над Хайнанем, я оценивала изменения здешнего ландшафта. Капитолийский массив превратился в груду каменных обломков посреди того, что осталось от залива Бешеного Пса. Город будто бы не пострадал. Выглядел как прежде. Верхушки зданий, подобных древним пирамидам, по-прежнему утопали в изумрудной пышной зелени. Волны цветов, стаи птиц… Пасторальный пейзаж, написанный по-отечески мягкой, правящей рукой Ядра. Баржи и плавучие деревни скользили по водной глади. Построили их, несомненно, после обрушения массива. Вероятно, тогда поднялась настоящая волна цунами.
Но вызвало ее не землетрясение, я была уверена. Едва увидев город, я убедилась в своей правоте: вовсе не природная катастрофа помогла Генри претворить амбициозные планы в жизнь.
Слишком уж большая часть нагорья Хайнань осталась нетронутой.
Истребители-перехватчики окружили транспортер и сопровождали нас до самой посадочной площадки при новом дворце, выстроенном на противоположной стороне залива Бешеного Пса, где сейсмоактивность была крайне низкой. Нас встречал целый отряд вооруженных до зубов пехотинцев, хотя мои клешни для видимости были связаны за спиной. Эскорт повел нас гулкими галереями и коридорами, еще более запутанными, чем те, что запомнились мне с детства.
Возможно, Дом действительно может стать Ядром.
После взору открылся огромный приемный зал. Увешанный зеркалами, он выглядел еще просторнее. Множественные отражения того, чем я стала, окружили меня. Нечто массивное, нескладное, с перепончатыми конечностями, синюшными покровами. Нечто нечеловеческое. Страшнее черта и еще более опасное. И как только Мокс сохранял способность вести себя со мной, как с прежней Вегой? Разве это взгляд той женщины, которая когда-то вызывала в нем желание? Да мой новый вид меня саму приводил в ужас!
Брат стоял в дальней части зала, заложив руки за спину. Прямо как я со связанными сзади конечностями. Сходство было бы очевидным, если бы не тот факт, что лицо его хранило безупречные черты породы Поуэса, пестуемой веками. Одним только взглядом он мог вызвать восхищение или добиться беспрекословного повиновения. Я же была… Другой.
Красавец и Чудовище.
Генри смотрел то на Мокса, то на меня.
— Это, я полагаю, моя сестра? — спросил он наконец, для пущего эффекта вздернув совершенной формы бровь.
— Генри! — прорычала я, прежде чем мой друг смог ответить.
От рокота, вырвавшегося из моих легких, задребезжали зеркала, что заставило брата взглянуть на меня со всей серьезностью. Впрочем, он только покачал головой:
— На Алисию это мало похоже. У вас никчемное чувство юмора.
Жажда мести вновь всколыхнулась во мне, и я зарычала, принуждая всех, включая Мокса, отступить назад. Друг спохватился первым:
— Просто поговорите с ней.
— Это даже не человеческое существо.
— Думаю, она восстановила себя, используя палеогенный материал из толщи льда.
— Да что же в этой твари заставляет вас верить, будто это Алисия?!
— Планк тебя побери!!! — взревела я, устав быть пустым местом. — Генри! За что?!
Слова прежде дела: это единственное, чем я пыталась удержать себя от прыжка на лицемера. Путы на запястьях — одно название. Я разорвала бы брата на куски.
Он вздрогнул, как и все, кто находился в зале, но теперь смотрел на меня иначе: узнал если не по голосу, то по манере говорить. Согласился принять как факт метаморфозы моего тела. Расчетливая улыбка Поуэса искривила его губы.
Нет. Не Поуэса. Ядра.
— Политика, — произнес Генри, будто это все объясняло. Ну разумеется. По меркам Ядра, все без исключения. — Планировалось замуровать тебя во льдах навеки.
— Что ж, я вернулась.
Вновь задрожали зеркала. Это мой голос стал громче или ярость рвалась наружу?
— Правда, связанная. — Генри откровенно насмехался.
На этот раз буря во мне взяла верх. В миг я высвободила конечности и отшвырнула одной длинной, могучей клешней кинувшихся ко мне стражников, удивленная не меньше остальных своей силой. Один из них поднялся, прицеливаясь, но молниеносным ударом я переломила ему спину и оставила корчиться и выть на мраморном полу. Я могла бы зашибить его насмерть, но взгляд Мокса остановил меня: такого дикого ужаса на лице своего друга я не видела даже тогда, в снегах.
— Стоять! — Бесполезный приказ Генри. Никто и не думал шевелиться, кроме извивавшегося от боли солдата на полу. Брат приблизился ко мне на расстояние вытянутой руки: — Раз тебя так трудно уничтожить, то у меня есть предложение, сестрица.
Так близко он стоял… Его никто не спас бы. И выстрелы настигли бы меня уже после того, как обмякло бы его безжизненное тело. Существо, которым я стала, инстинктивно просчитывало скорость, расстояние и движения, и только громадным усилием воли мне удавалось сдерживать этого зверя, как и жгучую жажду совершить обряд мести.
Кроме того, боковым зрением я заметила троих стражников, приблизившихся к Моксу вплотную с оружием наготове. Нельзя рисковать.
Головы я не повернула, но стало ясно, что от Генри не ускользнули мои попытки оценить ситуацию. Вместе с тем он прекрасно сознавал, с какой легкостью я могу свернуть ему шею.
— Предложение? — отозвалась я.
Генри улыбнулся, довольный собой, — улыбка Ядра.
— Мне пригодится создание с твоими способностями. Наводящий ужас телохранитель. К тому же теперь ты мне не помеха… В таком-то виде.
В таком-то виде. Монстр. Более не семя Дома. Исполнилось мое самое заветное желание. Но какой ценой?!
— Я могу убить тебя, — взрыкнула я. Он только покачал головой:
— Нет, не можешь. Потому что ты такое же Ядро, как и я, дорогая сестра.
— Я не Ядро.
Улыбка Генри стала шире.
— Тогда кто?
Действительно, кто? Очевидно, машина для убийства. Что ж, отчего бы не воздать должное своему назначению и не прикончить брата — который, собственно, первым проделал это со мной — и не освободить Мир Хатчинсона от Ядра?
Двое санитаров вбежали в зал и погрузили на носилки раненого стражника. Его вопли вскоре стихли вдали.
Среди запахов, окружавших меня, стоял крепкий запах крови, боли, испражнений, крошащейся в прах самоуверенности брата и всепоглощающего страха. Напуган был каждый: Мокс, охранники, даже Генри. Ввергнуты в ужас чудовищем, которым я стала.
Что же, черт побери, такое было там, под поверхностью Колосса? Какую мощь, какую опасность сдерживала эта исполинская ледяная могила?
Меня. И что-то похожее на меня.
Было ли оно разумным?
А я? Остались ли во мне сознание, душа?
Мысли эти кружились в голове без остановки. Я была огромным, сильным, натренированным в Поуэсе яростным зверем, к тому же вернувшимся с того света. Я могла уничтожить Генри, не сходя с места, прямо здесь, на его территории. Вновь внутри вскипала волна, алчущий мести монстр. Расстановка сил давала мне преимущества.
Я постаралась взвесить все как следует. Неторопливо, на манер Ледяного Колосса, я погрузилась в размышления, уделяя внимание малейшим деталям. Расстановка сил давала мне преимущества. И могла лишить их.
Возможно, Ядро и не настолько дурная вещь. Раз уж теперь на этой планете Ядро — это Поуэс, то я становилась его частью, пусть и чудовищной. Но какова бы ни была моя сущность, я не останусь здесь и убью любого, кто преградит мне путь. Я собираюсь стать совершеннее, чем тварь, в которую превратили меня палеогены. Совершеннее, чем сверхчеловек, созданный в подземельях Капитолийского массива.
Брату никогда не сравниться со мной. Я расширю возможности, дарованные мне собственным геномом. И не приму предложения Генри.
— Я не стану твоим телохранителем. Ухмылка сошла с его лица.
— В таком случае придется снова тебя убить. Ты же понимаешь.
Его право. Но какой у меня оставался выбор? И на чьей стороне на этот раз окажется удача? Я взглянула на Мокса, кажется оправившегося от страха. В долгом нашем взгляде мне почудился отблеск прежней дружбы.
Мокс все понял. Ради его же блага я должна уйти.
В последний раз я поглядела на Генри:
— Я не Ядро и никогда им не буду. Убей меня, это ничего не изменит.
Я отвернулась, ожидая выстрелов в спину.
Генри удивил меня: их не последовало.
И тогда я зашагала вдоль рядов высоких зеркал, миновала запутанные коридоры и гулкие галереи Нового Дворца, спустилась к заливу Бешеного Пса, погрузилась под воду, вышла на сушу и в течение долгих дней пересекала равнины, поднималась в горы, спускалась в низины, пока наконец не вернулась домой, к Ледяному Колоссу.
Бескрайний, глубокий… Мир посреди мира. Мое пристанище отныне. Моя семья, мой Дом. Мое Ядро. Кто знает, если я спущусь поглубже, может, отыщу там нового брата.