Ну и спали же мы! Наверно, уже скоро второй завтрак, а мы все еще валяемся в сене. Так думал я, разбуженный звонким пеньем жаворонков. Несколько жаворонков трепетало в воздухе прямо над моей головой. Они взвились очень высоко, и я видел только небольшие серые комочки, которые то падали камнем вниз, то на мгновение вновь застывали в голубом небе.
Джюгас, проснувшись раньше меня, сидел на земле и, ухватив обеими руками кусок сыра, уписывал его, раскрасневшись от удовольствия. Сыр был твердый, как камень. Я откусил несколько кусочков, и меня бросило в пот, а во рту даже как будто начал шататься зуб.
Покончив с завтраком, мы взяли свои рюкзаки и зашагали по скошенному лугу к реке.
За ночь в лодку до половины набралось воды. Значит, мы не совсем хорошо законопатили щели или же мельник дал нам слишком жидкую смолу. Вычерпав воду жестянкой, я сел за весла. Вспорхнули две дикие утки и, со свистом рассекая воздух крыльями, полетели вдаль.
С каждым новым извивом река становилась все шире. Пошли топкие, заросшие высокой травой берега со множеством еле заметных родников.
— Скоро будет Щучье озеро, — произнес Джюгас. — А рыбы там сколько! Ой-ой!
Он не ошибся. Проплыв какой-нибудь километр, мы увидели озеро. Большое, широкое, заросшее ракитами и камышом, оно расстилалось перед нами. Посередине его возвышался остров. Над водой с криком носились чайки. Сложив свои острые крылья, они молнией ныряли в воду и снова взмывали ввысь с дрожащей рыбешкой в клюве.
Мы были взволнованы, наверно, так же, как Колумб при виде земли. Этот водный простор и пугал и радовал нас. Я торопливо вытащил из рюкзака бинокль с единственным стеклом и устремил свой взор на остров. Гром и молния! Там маячили развалины замка.
— Замок! Ей-богу, замок!
Джюгас нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Наша шхуна могла перевернуться в любой момент, но мой приятель меньше всего думал об этом. Он вырвал у меня бинокль и тут же закричал:
— Это остров Летучих Мышей!
— Остров Летучих Мышей! Почему такое странное название? — удивленно спросил я.
Джюгас почесал ухо.
— Может, потому, что там много летучих мышей. Отец мой рассказывал, что перед войной на острове жил помещик — страшный богач. Богач, но скряга.
«Христофор Колумб» выплыл на озеро. Теперь нужно было крепко поработать веслами — течение уже почти не несло нашу шхуну. Ветер стих. На небе застыли сероватые тучи.
Мы плыли вдоль берега озера в поисках «рыбного» места. Наконец отыскали песчаную бухточку у низко нависшей ивы.
«Христофор Колумб» бросил здесь якорь. Выражаясь попросту, мы перестали грести и опустили на дно озера веревку с привязанным камнем. Потом тихонько закинули удочки.
Если бы Джюгас сказал мне раньше, что в Щучьем озере так бешено клюют окуни, я бы, конечно, не поверил. Но теперь, когда я еле поспевал надевать на крючок одного кузнечика за другим, оставалось только радоваться такому невиданному чуду. Да, это было настоящее чудо, потому что в Вильнюсе я приносил с реки Нерис всего-навсего тощую плотву. А все-таки хоть окунь и глупая рыба, но постепенно и она становится хитрой. Почуяв каверзу с кузнечиками, окуни перестали клевать.
Солнце теперь только изредка выплывало из потемневших туч. Я снова взялся за весла. «Если мы так часто будем останавливаться, — подумал я, — то не доберемся до моря даже к концу лета».
Джюгас разложил на коленях нарисованную им самим каргу. По этой карте нам нужно было переплыть озеро, на северном его берегу найти исток реки и по реке спуститься до Немана, а с Немана — к Куршской бухте. Тогда добраться до моря — сущий пустяк. Я вытащил из кармана компас, желая отыскать западный берег озера. Правда, это можно было определить и по солнцу, но мне представилась хорошая возможность применить этот замечательный инструмент, которым уже с древнейших времен пользовался всякий заправский мореход.
Стрелка компаса, трепеща, описала полукруг и темным концом повернулась в сторону озера.
— Джюгас! — весело воскликнул я. — Поплывем к острову. Нам все равно по пути, мы не свернем с дороги!
Джюгас без колебаний согласился с моим предложением. Насколько я понимаю, он хотел осмотреть развалины замка. Нечего скрывать — и у меня глаза разгорелись на эти развалины.
Я повернул лодку в сторону острова. Шхуна медленно продвигалась вперед, острым носом поднимая небольшие волны.
Кругом было необычайно тихо. Перед нами расстилалось спокойное темносинее озеро. В нем отражалось небо, которое все больше хмурилось. Если раньше небо было какого-то мутного цвета, с бледножелтыми облаками, то теперь оно быстро менялось у нас на глазах, покрывая потускневшее солнце огромной темносиней тучей. Становилось душно.
«Будет гроза», — подумал я, чувствуя, как тревога начинает мутить мне сердце. Нужно было выбирать, не мешкая: либо плыть к острову, либо поворачивать к берегу. Но, не желая показаться трусом, я решил молчать. Пусть Джюгас тоже испугается и первый предложит возвращаться. А он раскрыл блокнот и, равнодушный ко всему, принялся рисовать тучи.
«Что ему взбрело в голову? — возмущался я. — Чего он молчит? Ведь озеро — это не заросшее травой болотце».
Джюгас обмакнул кисточку в воду, снова взглянул на небо и брызнул на лист бумаги синей краской. Это жидковатое пятно и должно было изображать грозовую тучу. Странный человек этот Джюгас! Действительно странный. Скажите-ка, можно ли рисовать грозовую тучу и не думать о грозе?..
За задымленными рощами тихо прогрохотал гром, ’ словно кто-то покатил с горы пустую бочку. Джюгас вздрогнул и оглянулся. «Ага! Перепугался!» — обрадовался я, исподлобья наблюдая за своим приятелем.
— Назад вернемся или к острову поплывем? — спросил он.
— К острову! — сердито отрезал я.
— Тогда давай быстрее! Сейчас ливень хлынет!
Теперь мы гребли вдвоем. Джюгас даже раскраснелся, нажимая на весла; старался и я, но «Христофор Колумб», как нарочно, почти не двигался. По крайней мере, так мы думали.
Гром гремел все сильнее. На небе блистали ослепительные удары молнии. Казалось, что кто-то разрубает иссиня-черные тучи золотым мечом. Подул ветер. Озеро, еще недавно такое спокойное, почернело и взъерошилось. Поднялись волны. «Христофор Колумб» закачался.
В лодку протекала вода. С каждой минутой вода прибывала. Она проникала через плохо забитые щели в бортах.
— Джюгас! — закричал я, почувствовав себя капитаном тонущего судна. — Черпай воду.
Джюгас схватил жестянку и, став на колени, взялся за работу. Он торопливо вычерпывал грязную воду, испуганно поглядывая на меня. Я старался казаться спокойным.
Озеро бесновалось. Темные, грозные волны обдавали наши лица пеной. По ветру с криком носились чайки. Иногда над водой показывалась острая голова гагары. Эти водяные птицы словно дивились нашей затее.
У меня быстро слабели руки. Я чувствовал: еще минута, другая — и я бессильно опущу весла. Тогда ветер повернет лодку поперек волн, и мы опрокинемся… От такой мысли у меня мороз пробежал по коже.
Джюгас, не переставая, черпал воду, которая теперь уже лилась в лодку прямо через борт.
Собрав последние силы, я налег на весла. Вдруг послышался сухой треск ломающегося дерева — весло повисло в воздухе. В это время неподалеку ударила молния, блеснул голубой луч, озаряя побледневшее лицо Джюгаса. Весь съежившись, я успел заметить, как стрельнул ввысь огромный водяной столб. Охваченный ужасом, я застыл на месте. Мои руки оцепенело сжали борт лодки. Небо задрожало от страшного грохота. Потом лодка накренилась, перевернулась, и теплая вода захлестнула мне голову.
Никто, конечно, не скажет, что тонуть приятно. Но никто не станет оспаривать, что тонуть на мелком месте — это больше чем удача. Можете себе представить, как мы обрадовались, когда почувствовали под ногами песчаное дно! Вода была только по колено.
Я знаю: вы не поверите, но я тогда почти не испугался. Вы лучше сами посудите: чего мне было пугаться? Будто я плавать не умею!.. А Джюгас? Нащупав дно, он некоторое время не мог вымолвить ни слова, но потом громко высморкался и даже сплюнул. Говорил ведь я, что опасаться было нечего…