Лунное сердце

Глава первая

«Я снова вижу сон», — подумала Сара.

Иначе и быть не могло. Со всех сторон ее окружали деревья, высокие сосны и лиственницы, наполняя ночной воздух тягучим запахом смолы. Подстилка из хвои заглушала каждый ее шаг. Каждый шаг…

Сара вдруг остановилась. Где она? Последнее, что она помнила, был ресторан «Патти Плейс», где случился этот ужас. Сара содрогнулась. Это тоже был сон? Тогда где кончился один сон и начался другой? Прислонившись к дереву, она скользнула по стволу вниз и села, подтянув колени к подбородку и обхватив ноги руками, чтобы унять дрожь.

Сны не бывают такими… реальными. Нет, не бывают… Во сне не может быть таких деревьев с грубой корой, которую она чувствовала сквозь свитер. Во сне она не могла испачкать пальцы липким древесным соком, не слышала бы этого тоскливого завывания ветра, который раскачивает верхушки деревьев. Сара крепко зажмурилась, заставляя себя проснуться, но ничего не изменилось. Ей сделалось страшно, по коже побежали мурашки.

Когда начался этот сон? До того как она нашла кольцо? Она подняла руку и посмотрела на него. Даже в сумраке леса она отчетливо его видела. От него исходило какое-то тусклое сияние. Интересно, а само-то кольцо реально? Или сон начался после того, как она его нашла?

Она вспомнила людей, похожих на животных: один — на оленя, другой — на медведя, и еще кто-то, тоже похожий на медведя, но со зловонным дыханием и разверстой пастью… Это зловещее существо она видела всего раз, а ощутила его присутствие дважды. Когда видела, это было связано с падением костяных дисков. Потом она почувствовала его присутствие — сначала очень мимолетно, когда инспектор из Конной полиции допрашивал ее в «Веселых танцорах», а потом в ресторане.

Сара закрыла лицо руками. Что же с ней происходит? О Боже! А что, если ничего этого не было? Что, если она просто сошла с ума?

Сара подняла голову, вытирая глаза от непрошеных слез. Лес был слишком настоящий, не такой, как бывает во сне. Придется примириться с мыслью, что каким-то образом ее переместили сюда, однако зачем? Это оставалось загадкой! Наверное, она попала в Квебек. На холмы Гатино например. Надо идти. Она дойдет до какой-нибудь дороги и оттуда доберется до дома. Сара раздумывала, в каком направлении ей двинуться, и решила, что будет ориентироваться по звездам. Вот и окупятся все те вечера, когда она мечтательно рассматривала звездное небо.

Она встала и снова заколебалась. Если кто-то действительно забросил ее сюда, значит, он преследовал какую-то цель? Что, если кто-нибудь затаился поблизости и наблюдает за ней? А вдруг это какой-то маньяк, который только и ждет, когда она окончательно потеряет самообладание, и тогда набросится на нее с топором? У нее снова задрожали ноги.

Она встала на колени и принялась разгребать подстилку из сосновых иголок, пока не нашла палку, достаточно длинную и толстую, чтобы служить дубинкой. Сара обломала торчащие во все стороны сучки и поднялась, размахивая ею. Правда, лучше она себя от этого не почувствовала. В лесу было так тихо, что даже становилось страшно. Сара слышала свое неровное хриплое дыхание — хороший ориентир для того, кто крадется за ней. Крадется! Почему она произнесла это слово? Сара несколько раз медленно вдохнула и выдохнула, немного успокоилась, сделала шаг, другой, стараясь не наступить на сучок, и сама удивлялась, как бесшумно она двигается.

А если это все-таки сон? Теперь она уже ничего не могла понять. Если это сон, значит, ей ничто не угрожает, ведь так? Всегда можно проснуться, когда начнутся всякие ужасы. Эти мысли утешали Сару, но в каком-то уголке мозга тихий голос продолжал твердить: «А как насчет тех людей, кто умирает во сне? Может, они умирают оттого, что вовремя не проснулись?»

«Двигайся, — говорила она себе. — Начинай двигаться. Нечего топтаться на месте, до добра это не доведет!»

И снова она пошла или, вернее, заскользила.

Она отбрасывала все вопросы, возникающие у нее в голове, и продолжала идти по лесу. Она прокладывала себе дорогу, петляя, как пантера, неслышно, как привидение, как вода, стекающая по холму. С несвойственной ей педантичностью Сара обходила деревья и уклонялась от торчащих веток. Не верилось, что она идет по земле. Казалось, она плывет быстрей и быстрей, и вот уже все, что ее окружало, затуманилось и стало расплываться у нее перед глазами.

«Значит, это все-таки сон, — подумала она с благодарностью. — Скоро я проснусь, и все будет хорошо».

Лес то ли редел, то ли начал исчезать. Сара не позволяла себе беспокоиться. Это сон. Если она будет плыть по течению, то скоро проснется. Сны не длятся вечно. Как правило, они продолжаются всего несколько минут, если измерять их в реальном времени, хотя, когда вы видите сны, они кажутся вам длинными. Во всяком случае, она где-то читала, что именно так и бывает.

Сара замедлила шаги, чтобы осмотреться. Она все еще шла по лесу, но теперь уже ее окружали темные ели, под ногами был ягель, покрывавший пни и поваленные ветром деревья, отчего они казались зеленовато-лиловыми. Медленно пробираясь вперед, Сара вышла на высокий утес. С его вершины открывался вид на широкую морскую гладь. Мыс, на котором она стояла, — растрескавшийся известняк — футов на триста возвышался над линией берега. Под ним тянулись песчаные дюны, отлогие берега и соленые болота.

Она долго стояла как зачарованная, любуясь красивым видом, глубоко вдыхая запах соленой воды, который доносил до нее ветер. Припасенная ею дубинка выпала из ослабевших пальцев.

И вдруг что-то будто поманило ее, она повернула направо и пошла по берегу к югу. Миновала утесы, заросшие кустами диких роз, еловую рощу, несколько кедров. Она чувствовала, как что-то притягивает ее все сильней, и снова заторопилась. До нее долетал какой-то звук, и Сара никак не могла понять, что это. Звук был тихий, далекий, но настойчивый, как звон колокола, призывающий прихожан в церковь. Чистотой своей он тоже напоминал колокол, но на самом деле это было что-то другое. И только когда Сара дошла до длинной, усыпанной галькой прибрежной полосы, она наконец поняла, что это.

Играли на арфе.

Сара остановилась, прислушиваясь. Шум моря, мягкий плеск волн смешивался с нежными и жалобными звуками арфы. Вдали Сара увидела поднимавшуюся над берегом высокую скалу и вдруг поняла, где находится. Однажды летом она с Джеми провела здесь несколько недель. Это была скала Персе, по-видимому названная так Шампленом [69], — огромная, похожая на корабль скала, которая, подобно выброшенному на берег киту, смотрела на залив Святого Лаврентия. Сара вспомнила, как увидела эту скалу днем и была поражена. Сейчас, при лунном свете, она внушала ей благоговейный страх.

При лунном свете… Но дело было не только в лунном свете. Дело было в том настроении, которое зрело в ней весь этот день, — легкое обострение чувств, смешавшееся сейчас с ее странным сном. Сара прислушалась к звукам арфы, печальным и звонким.

Страх прошел. Ступая по гальке, Сара не задумалась о том, почему не видит огней деревушки Персе и статуи на вершине горы Святой Анны, статуи, служившей ориентиром для рыбаков, вышедших в море. Она видела только скалу, море да игру лунного света на берегу. Слышала только шум волн и мягкие печальные звуки арфы. И искала только арфиста.

Она нашла его у подножия скалы. Он сидел, прислонившись спиной к этому монолиту из известняка, рядом лежала лодка из прутьев и кожи, такие она видела в книжке с картинками по истории Ирландии. У ног арфиста сидела тощая собака — одни глаза да шерсть. Когда Сара приблизилась, собака подняла голову и тихо завыла. Отведя руки от струн своего инструмента, арфист повернулся к Саре.

И потрясенная, Сара узнала его. Это был человек, изображенный на найденном ею рисунке. Он казался моложе, но все равно это был он.

Сара остановилась, немного испуганная, и вдруг смутилась.

Арфист, прищурившись, внимательно смотрел на нее. Когда он заговорил, голос у него оказался чистым и звонким, но говорил он на языке, которого Сара не знала. Она покачала головой, отступила на шаг, а арфист отложил инструмент в сторону и встал. Он протянул к ней руки с открытыми ладонями — общепринятый жест, свидетельствующий о мирных намерениях. Его руки словно говорили: «Смотри, оружия у меня нет. Я предлагаю только мир».

Все еще неуверенная, Сара позволила ему приблизиться. Он медленно, чтобы не испугать ее, поднял руки и приложил ладони к ее голове. Боль, словно огонь, пронзила ее мозг. Сара покачнулась и чуть не упала. Но он ее поддержал, его глаза смотрели на нее озабоченно.

— Спокойно, — сказал он. — Я не хотел сделать тебе больно. Это просто…

Сара вырвалась из его рук и попятилась, медленно качая головой. Боль прошла, но Сара все еще нетвердо стояла на ногах. Вдруг ее осенило.

— Я… я понимаю тебя, — проговорила она.

— Я — бард, — сказал он, как будто это все объясняло. Сара промолчала, и он добавил: — У нас способности к языкам. Это дар, который можно передать другому.

— Дар… — тихо повторила Сара.

Она отвернулась, посмотрела на утесы и впервые заметила, что вокруг ничего нет, только заросшие травой пустынные поля. Ни деревни, ни статуи, ничего.

— Персе, — сказала она, словно сама себе. — А что случилось с деревней?

— Я не видел никакой деревни, — ответил арфист. — Ты первая, кого я встретил на этой земле, миледи. А как она называется?

— Как называется? — Сара перевела глаза с него на его плетеную лодку из прутьев и кожи. — Неужели ты на ней приплыл? Из-за моря?

Арфист кивнул:

— Путь был долгий. И пустился я в него не по своей воле. Меня поддерживали мои способности, но только отчасти. Где бы я мог обрести пристанище?..

«Все-таки это сон, — сказала себе Сара. — Только не надо впадать в панику. Во сне необязательно должна быть деревня. И люди, похожие на картинку из книги по истории, вполне могут пересечь океан в такой лодчонке, не имея с собой ничего, кроме арфы и собаки. Почему бы и нет?»

— Тебе больно? — спросил арфист. — Передача языка не такое уж большое колдовство. Если бы я знал, что тебе будет больно…

— Нет, мне уже не больно. Я очень рада, что понимаю тебя. Просто… В последний раз, когда я сюда приезжала, здесь все было… иначе.

Правда, тогда она бодрствовала.

— Иначе? А как?

Сара решила, что ему все еще трудно понимать ее. Может быть, у нее какой-то акцент или еще что-то? О Господи! Акцент! О чем она беспокоится? Об акценте? Почему бы лучше сразу не проснуться? А может быть, ей надо прямо сказать ему, что она видит его во сне, вместе с его арфой, лодкой и собакой? И со способностями к волшебству. Может быть, ей стоит сочинить фэнтези, а не детектив, над которым она бьется?

Он все еще ждал ее ответа. Сара проглотила комок в горле, но это далось ей с трудом. Во рту все пересохло.

— Трудно объяснить, — сказала она наконец. — Понимаешь, я не из этих мест.

— Тогда почему ты здесь? Девушка, одна на пустынном берегу… Неужели эта страна такая спокойная, что подобное возможно?

«Страна, может быть, не такая уж спокойная, — подумала Сара. — Но в моем сне — да, в ней безопасно. Почему бы и нет? Ведь это же снится мне, правда? А может быть, кому-то другому… Нет. Об этом даже думать нельзя».

— Меня зовут Сара, — сказала она, желая сменить тему. — Сара Кенделл. А тебя как зовут?

— Сара, — повторил арфист, он произнес ее имя так, как будто пробовал его на вкус. — Мне такое имя незнакомо, но звучит оно приятно. — Он улыбнулся. — Вы здесь не скрываете свои имена, как охраняем их мы на моей родине? Но раз уж ты доверила мне свое имя, то я скажу тебе мое. Меня зовут Талиесин [70], когда-то я звался Талиесином из Гвинедда, но я прошел много дорог, и теперь у меня нет родины. Или любая страна — мне родина.

— Талиесин, — повторила Сара.

Саре это имя было знакомо, но, прежде чем она вспомнила откуда, ее взгляд случайно упал на кольцо на его левой руке. На пальце Талиесина блестела золотом точная копия ее кольца. Она подняла руку, чтобы сравнить их, и почувствовала, как у нее закружилась голова.

Она вспомнила, кто такой Талиесин. Он был самым знаменитым бардом в Уэльсе, не только арфистом, но еще и магом. Возможно, это он написал друидскую книгу «Война деревьев», которую Роберт Грейвс [71] положил в основу своей книги «Белая богиня».

— Как это может быть? — спросил Талиесин, словно отвечая на мысли, мелькнувшие в голове у Сары, хотя он имел в виду кольцо у нее на пальце, а вовсе не ее размышления о нем самом.

«Слишком загадочно», — подумала Сара, и голова у нее закружилась еще сильнее. Она почувствовала прикосновение к своей руке, как будто арфист потянулся к ней, но оказалось, ее коснулся туман, а может быть, она сама превратилась в туман, так как голова у нее закружилась настолько сильно, что она потеряла равновесие. Темнота сгустилась, и…

…Сара оказалась где-то в другом месте.

Ее сон был слишком запутанным, чтобы в нем разобраться. Она заморгала, ее охватило такое чувство, какое бывает, когда просыпаешься не в своей постели. Но она была не совсем уверена, в какую постель она легла прошлой ночью, так что даже такой мыслью не могла успокоить себя. Глаза у нее открылись, и она испуганно вскрикнула.

Все началось с начала. Ее опять окружали сосны и лиственницы. Воздух был напоен запахом смолы. Сара лежала на толстой подстилке из сосновых игл, было очень тихо, только где-то высоко верхушки деревьев шелестели под ветром.

Сара села, страстно желая, чтобы лес наконец сгинул. Но ее нервы напряглись до предела, когда она увидела, что лес остался на месте, и она испытала чувство, известное как deja vu [72], и сама Сара осталась в нем. Одна, если не считать шума ветра. Но когда она села, то коснулась чего-то рукой — не сосновой ветки и не еловой шишки. У Сары учащенно забилось сердце, и, опустив глаза, она увидела белое, застывшее лицо Киерана Фоя.

Он лежал, распростершись на сосновых иголках, рядом с ней. Лицо было мертвенно-бледным. Бок прикрывала грубая повязка, сквозь которую проступали тускло-красные пятна засохшей крови. Сара вспомнила сцену в ресторане и то, как мелькнули когти чудовища… Но если Киеран здесь, и она сама здесь, и его рана тоже здесь, разве это могло быть сном?

Ее затрясло. Отодвинувшись от неподвижного тела Киерана, она что-то опрокинула. Повернувшись, она с изумлением обнаружила, что это всего лишь глиняный кувшин. Из него пролилась вода, впитываясь в подстилку из иголок. Наконец Сара опомнилась, подняла кувшин и поставила его на прежнее место. Рядом с кувшином она увидела грубую, покрашенную тряпицу, на которой лежали ломти сушеного мяса и какие-то плоские кусочки, похожие на бездрожжевой хлеб или лепешки.

Кто оставил здесь эту еду? Кто наложил повязку на бок Киерана? Сара стала быстро оглядываться, всматриваясь в деревья, но ответа от них не получила. Почувствовав солнце, ведь разглядеть его сквозь сплетенные ветки она не могла, Сара поняла, что наступило утро. Утро, но где? Тут Киеран пошевелился.

У него задрожали, потом широко распахнулись веки. Сначала у Киерана перед глазами, наверное, все расплывалось, потом его взгляд стал более осмысленным, и он посмотрел прямо в глаза Саре. В его взгляде было такое же смятение, какое ощущала и сама Сара. Губы Киерана приоткрылись, но он не произнес ни звука. Он потянулся к ее руке, но, как только прикоснулся к ней, у Сары закружилась голова, на нее нахлынуло знакомое ощущение — их мысли снова сливались. Его боль и замешательство стали ее болью и замешательством, и она видела себя его глазами.

— Не трогай меня! — закричала она и отдернула руку. — Не смей ко мне прикасаться!

Ей невыносимо было снова переживать это состояние: думать, как он, и видеть все его глазами.

— В-воды! — прохрипел Киеран. — Пожалуйста!

Кувшин стоял у Сары за спиной. Она схватила его и медленно придвинулась к Киерану. Его куртка лежала рядом с ним, аккуратно сложенная. Стараясь не дотрагиваться до него, Сара подхватила куртку, и ей удалось подложить ее ему под голову. Тогда она смогла влить ему в рот струйку воды. Большая часть пролилась и потекла по подбородку, но и этого было достаточно. Его глаза посветлели. Сара откинулась назад, села и стала придирчиво рассматривать его.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

Теперь, сидя рядом с ним, она заметила, насколько он изменился с тех пор, как несколько лет назад она видела его в оркестре Тоби Финнегана. Сейчас лицо у него было белое как мел, но сквозь эту бледность она видела энергичное лицо, лицо уверенного в себе человека, лицо решительное, но в то же время мягкое. Он глядел на нее с откровенным любопытством.

— Не слишком хорошо, — произнес он наконец и сел. И схватился рукой за бок. — Nom de tout! У меня такое чувство, будто меня сбил грузовик.

Когда пальцы Киерана коснулись повязки, он, потрясенный, посмотрел на свой бок, его захлестнули воспоминания о том, что произошло в ресторане «Патти Плейс». Физически он с каждой минутой становился сильнее. Но от нахлынувших воспоминаний у него голова пошла кругом.

— Изменяющий обличье, — пробормотал он, показывая на свою повязку.

— Кто?

— Изменяющий обличье. Это он меня ранил.

— Ты понимаешь, что происходит?

Раздраженный голос Сары заставил Киерана вспомнить, что, когда он проснулся, не понимая, где находится и что с ним, она крикнула, чтобы он ее не трогал.

— Ведь я не пытался… воспользоваться твоей беззащитностью, правда?

— Что?! — изумилась Сара, но поняла, что он имеет в виду. Она покачала головой. — Когда ты коснулся моей руки… ну, когда проснулся… я вдруг перестала быть собой… Я все видела твоими глазами…

Сара понимала, что не очень хорошо объясняет, но выражаться яснее она сейчас не могла.

— Значит, ты способна понимать мысли собеседника, способна к сопереживанию, — сказал Киеран. — Способность передавать свои мысли усиливается, когда человек находится в состоянии стресса. А физический контакт обостряет восприятие того, кому мысли передаются. Я постараюсь усмирить эту свою способность, и больше такое не повторится. — Киеран сосредоточился и в следующий же момент протянул руку. — Давай попробуем.

Сара покачала головой.

— Нет, спасибо. — Она помолчала и добавила: — Раньше со мной такого не случалось.

Киеран пожал плечами и убрал руку. Он по-прежнему был слаб, даже легкое движение руки лишило его сил.

— Как тебе удалось вытащить нас из этого ресторана? — спросил он.

— Мне? Я тут совершенно ни при чем. Я считала, это твоя заслуга. Твоя или тех таинственных барабанщиков. Ты-то хоть представляешь, что с нами происходит? — поинтересовалась она.

А сама подумала: «Похоже, он воспринял все это вполне спокойно. Хотя после того, что он проделывал в ресторане… чего ему удивляться?»

— Кто ты? — спросила она. — То есть имя твое мне известно. Ты — Киеран Фой. Но кто такой Киеран Фой? Почему тебя ищет Конная полиция? Тебя и того старика?

— Похоже, ты знаешь столько же, сколько и я.

— Ничего я не знаю. Знаю только, что в последние несколько дней вся моя жизнь пошла кувырком, и я понятия не имею о том, что происходит.

Киеран не был готов к тому, чтобы обсуждать это с ней, во всяком случае до тех пор, пока сам немного не разберется. Но он понимал, что Сару уклончивый ответ не устроит.

— Давай начнем вот с чего, — предложил он. — Ты знаешь, кто я. А ты кто? Может быть, если мы объединим наши знания, то что-нибудь поймем.

Сара решила, что ничего опасного в его предложении нет.

— Меня зовут Сара Кенделл. — При этих словах у нее в мозгу промелькнуло лицо приснившегося ей арфиста. Ей даже захотелось снова оказаться рядом с ним у скалы. Тогда она, по крайней мере, твердо знала, что видит все во сне, а сейчас ни в чем не была уверена.

Киеран как-то странно посмотрел на нее. «Сара Кенделл — племянница Джеми Тэмсона». Он вспомнил, как рассматривал прошлой ночью Дом Тэмсонов. («Неужели всего лишь прошлой ночью?») Он тогда ощутил присутствие чего-то зловещего в этом Доме. Это же ощущение появилось у него и в ресторане. Сейчас такого ощущения не было, так что, возможно, она не связана ни с чем плохим, но все-таки во все эти странности, похоже, замешана. Теперь надо только выяснить, каким именно образом.

— Кольцо, — спросил он, — откуда оно у тебя?

Сара посмотрела на свою руку, погладила кольцо пальцем и подняла голову.

— По-моему, с этого все и началось, — сказала она. — Кольцо — это что-то вроде наследства, так мне кажется. Один человек, его звали Эванс — Элед Эванс, — оставил его моему дяде в коробке со всяким хламом. Я нашла это кольцо несколько дней назад, и тогда же все и началось…

«Несколько дней назад, — подумал Киеран. — Как раз тогда, когда исчез старик. Ее связь со всем этим, вольная или невольная, становится все более вероятной». Но пока у Киерана были лишь разрозненные кусочки, и полная картина ускользала от него. Он слушал рассказ Сары о том, что она нашла в коробке, об инспекторе из Конной полиции, о том, что она при этом чувствовала. Раз начав, Сара уже не могла остановиться, как будто если она просто расскажет ему обо всем, ей станет легче и все странности исчезнут.

— Сдается мне, — сказал Киеран, — что ты просто оказалась не в том месте и не в то время.

Сара покачала головой:

— Ведь все это реально, правда? Все происходило на самом деле. А если все это реально, то и чувства мои тоже реальны. Теперь я уже не могу от них отделаться.

— А нужно! Ты совершенно не подготовлена к… ни к чему не подготовлена. Посмотри на себя! Трясешься как осиновый лист!

— Ты считаешь, я хотела участвовать во всем этом? У меня выбора не было. Я только и жду, как из этого вырваться.

«Так ли это?» Сара сознавала, что при всех своих страхах — настоящих страхах — именно сейчас она живет полной жизнью.

— А ты как оказался замешанным? — спросила Сара.

— Похоже, я был замешан в этом всю свою жизнь, — ответил Киеран.

Что ему теперь делать? Рассказать ей, как он впервые встретился с Томом в тюрьме Святого Винсента де Поля? Как он потом учился у него и тренировался? Она просто не поймет.

— Мне это ничего не говорит, — сказала Сара.

— Да на самом деле и рассказывать-то нечего.

— Да? А как же ты сам говорил, что нам надо объединить то, что нам известно?

— Тебя все это не касается, — ответил Киеран. — Ты ни в чем не виновата. Ты просто случайно влипла в эту историю. Уходи, пока есть возможность.

— А как, по-твоему, я это сделаю?

Киеран потер виски. Все шло как-то не так, как надо. Он даже не знал, где они находятся. Она гораздо лучше, чем он, помнила то, что произошло в ресторане. Из-за раны многое выпало из его памяти.

Странные существа с барабанами… Том называл их маниту. Эльфами. Если они имели отношение к тому, что происходило, то получалось, что эти маниту по какой-то причине перенесли его и Сару в свои владения. То есть в Иной Мир. И теперь он должен придумать, как вернуть Сару обратно. Когда он этого добьется, он сможет заняться собственными делами.

— Ну? — поторопила она его.

— Пойми, — ответил он, — здесь все не так, как в нашем собственном мире.

— В нашем собственном мире? — изумилась Сара. — Что ты хочешь сказать?

— Дай мне договорить. Ты угодила сюда нежданно-негаданно. В Доме Тэмсонов ты всегда жила как у Христа за пазухой. Ты и твой дядя богаты. Ты могла из любопытства ходить в трущобы, заниматься благотворительностью, когда тебе этого хотелось. Ведь если что-то было не так, ты легко уходила от всех проблем, какие могли возникнуть. Тебе помогали деньги. Ну а в том, во что ты сейчас ввязалась, деньги ничего не значат. — Киеран вытащил из кармана то, что осталось от трех двадцаток, полученных от Джонни Хуже Некуда, и бросил их на сосновые иголки между ними. — Ты не можешь за деньги купить себе путь назад. Это просто не получится. Здесь требуется умение, которого у тебя попросту нет. И времени нет, чтобы научить тебя.

Сара вскочила и возмущенно уставилась на Киерана:

— Ну и чушь ты порешь! Ничего глупее в жизни не слышала. Занималась благотворительностью! Ходила по трущобам! Покупала себе выход из проблем! Да что ты о нас знаешь? А сам-то ты кто? Обычный уголовник, которого ищет полиция за невесть какие преступления! И ты еще объясняешь мне, что я неправильно живу? А ты — правильно? Не моя вина, что я попала в эту заваруху. А ты говоришь, что был связан с такими проблемами почти всю жизнь. И куда это тебя привело? По-моему, о том, что происходит, ты знаешь не больше меня.

— Ты не понимаешь… — попытался что-то объяснить ей Киеран.

— Ты прав. Я действительно не понимаю, — прервала его Сара. — Но я, во всяком случае, готова это признать.

С этими словами она повернулась и пошла прочь.

— Куда ты? — Киеран попытался встать, но его словно копьем пронзило — такую боль ощутил он в боку.

Сара остановилась и бросила на него уничтожающий взгляд.

— Я не так глупа, как ты, очевидно, думаешь, — сказала она. — Я вижу, ты не хочешь, чтобы я здесь оставалась, так что я ухожу и не буду тебе мешать.

— Но ты же здесь ничего не знаешь! Неизвестно, куда попадешь!

— Я и до сих пор этого не знала, однако попала сюда. Самая большая моя глупость — это то, что я решила найти тебя. И зачем только я это сделала, зачем мне это понадобилось! Так что обо мне не волнуйся, мистер Волшебник-Всезнайка, или кем ты там себя воображаешь!

— Подожди!

— Отвяжись! — И Сара скрылась за деревьями.

Киеран снова попытался подняться, но смог встать только на колени. Он звал ее, но ответа не было.

«Ну и ладно, — подумал он и с трудом лег снова. В боку пульсировало. — Уходи, если хочешь, мне же лучше — одной проблемой меньше». И тут же он признался себе, что не был справедлив к Саре.

Он ведь и правда ничего о ней не знает. А то, что она и ее дядюшка — богатеи, вовсе не означает, что их надо автоматически причислять к людям бесполезным. Киеран ударил кулаком по земле. Господи Иисусе! Ну почему он хотя бы не постарался быть более разумным? Сара ведь производит впечатление вполне здравомыслящей особы. И она неплохо справилась с необычной ситуацией, наверное, даже лучше, чем он сам. Он помнил, как впервые столкнулся с чудесами, которые соседствуют с нашим земным, привычным миром. Если теперь что-нибудь с ней случится, это будет его вина — ведь она попала сюда из-за него.

С трудом он добрался до высокой сосны и прислонился к стволу. Это было приятно. Просто замечательно! Что же делать дальше? Он едва ли сможет отойти отсюда хоть на шаг, и все-таки каким-то образом он должен убедиться, что с Сарой ничего не случилось, и найти старика. Что ж! Нет проблем! Всего-то и нужно побродить по лесу и найти Сару, и тогда они вдвоем смогут преспокойно пуститься на поиски Тома. Так и будет. Как там поется в старой песенке? «Если яблони росли бы в океане…»

Проклятие!

По щекам Сары струились слезы, она плакала от злости и разочарования, а сама все бежала, пока не поняла, что больше бежать не в силах, но все-таки преодолела усталость и побежала дальше. Низко свисающие ветки били ее по лицу, стволы деревьев словно нарочно преграждали дорогу, корни норовили подставить ей подножку, а она все бежала между соснами, пока вдруг не оказалась в непроходимой чаще. Нет, это было совсем не так, как в ее сне. Сейчас у нее не было ощущения, будто она легко скользит по лесу, словно привидение.

Вдруг Сара споткнулась о какой-то корень и упала на толстый ковер из прелых листьев. Она так и осталась лежать. Потом села, потирая синяк на колене и шишку на голове, и огляделась.

Толку от этого было мало. Она не только не представляла себе, где очутилась, но даже не понимала, как вернуться туда, откуда ушла. Ей казалось, что если бежать быстро и долго, то она доберется до того самого берега, где встретила Талиесина. Почему бы и нет? Наверное, есть какой-то трюк, чтобы добиться перемещения, но она его не знает. Ничего! Она научится! И тогда она покажет Киерану Фою, кто умеет о себе позаботиться, а кто нет.

Отдышавшись, Сара вдруг почувствовала, что ей хочется курить. Странно. Она не думала о сигаретах, наверное, целую вечность. А сейчас ей так захотелось курить, что она просто не могла терпеть. Она нерешительно похлопала себя по карманам и обрадовалась, обнаружив в заднем кармане кисет, целый и невредимый, он только немного помялся. Вытащив его, она свернула сигарету и… не обнаружила зажигалки. Ну конечно! А что, если она потрет друг о друга два куска дерева? Или вдруг с неба ударит молния и даст ей прикурить?

Вздохнув, Сара спрятала кисет в карман. Она уже хотела выбросить сигарету, но передумала и засунула ее за ухо. Стараясь не думать ни о курении, ни о сигаретах, она подтянула колени к подбородку и попробовала представить себе Талиесина, но перед глазами у нее вставал только его костер.

Огонь, огонь! Полцарства за огонь! «Нет, определенно я схожу с ума из-за отсутствия никотина, — подумала она. — Когда-нибудь меня найдут здесь — белые кости на подстилке из иголок, а в пальцах у скелета будут зажаты остатки сигареты… С чувством юмора пока все в порядке, не проверить ли срочно, как с остальным? Нет, лучше не надо. Не хотелось бы обнаружить, что чего-то не хватает. Лучше поскорее переключиться на арфиста и на морской берег. Только как же мне туда попасть?»

Сюда ее забросило какое-то колдовство. Очевидно, чтобы перенестись отсюда туда, где находится Талиесин, тоже требуется колдовство. Но вот вопрос — как творить заклинания? Вероятно, решила Сара, прежде всего надо вспомнить, как колдовали у нее на глазах.

Когда Киеран убил чудовище, что он тогда делал? Ничего не бормотал, никаких пассов руками не делал. Только что он стоял рядом, и вдруг… Но перед этим… он как-то затих. Затем у него засверкали глаза, а когда она дотронулась до его руки, она ощутила… тишину! Он был спокоен, и спокойствие его показалось ей всеобъемлющим, как сама тишина.

Вот это, наверное, и есть самое главное. Так готовятся к выходу на сцену актеры и музыканты. Так же замирает в глубокой сосредоточенности, принимаясь за картину, художник. Надо мобилизовать внутренние силы. Ведь какое бы ни было колдовство, оно исходит из души. И, похоже, надо полностью сконцентрироваться на этих усилиях. Наверное, Киеран, которого приобщали к колдовству, умеет настраиваться на какое-то уже знакомое ему состояние, откуда он и черпает магическую энергию. Должно быть что-то в этом роде. Если, конечно, человек не родился с этим даром, и тогда ему стоит только щелкнуть пальцами…

Сара встряхнула головой. Нет, так дело не пойдет. Она чувствовала, что это не так.

Она вспомнила, как в одной из книг Джеми читала дискуссию о различиях между врожденными и интуитивными способностями к колдовству и колдовством ритуальным. Киеран не совершал никаких ритуалов. Она вдруг почувствовала волнение, словно оказалась на пороге великого открытия.

Если колдовство бывает интуитивным… Что, если она попробует сосредоточиться на мысли о том, где она хочет очутиться, и желать, чтобы это сбылось, все сильней и сильней? Надо попробовать. Все лучше, чем бегать по лесу, разбивая лоб об стволы. Но с чего же начать?

Самое главное, наверное, эта самая тишина, надо достичь внутреннего покоя. И предаться медитации, как учил ее на занятиях трансцедентальной медитацией инструктор. Хоть он и говорил, что принимаемая при этом поза не имеет значения, Сара всегда медитировала в позе полулотоса и воображала себя Буддой. Тогда вся процедура казалась ей более… основательной, что ли. И вот, сморщившись от усилий, Сара уселась, скрестив ноги.

Так. Теперь руки на колени. Расслабиться. Закрыть глаза.

Посторонние мысли так и лезли в голову, мешали сосредоточиться. Каждый раз, когда это происходило, Сара все больше расстраивалась, спохватывалась, что ей нужно расслабиться, и, думая об этом, отвлекалась…

Минут через пятнадцать Сара вздохнула и открыла глаза. Как она может сотворить колдовство, если не в состоянии даже расслабиться! Сара посмотрела на свое кольцо и, нахмурившись, провела по нему пальцем.

Наверное, Киеран был прав. Такие вещи требуют определенного умения. Она им не обладает. И у нее нет времени учиться. Да и кто ее научит? Киеран? Вряд ли. И вообще неизвестно, найдет ли она его теперь.

Сара повертела кольцо на пальце — взад-вперед. Прикосновение металла к коже успокаивало. Сара отклонилась назад, оперлась головой о дерево и снова закрыла глаза. Она думала о скале. И об океане. О костре. Об арфисте и о собаке. О Талиесине. О звуках музыки, напоминавших ей об игре Алана Стивелла. Нежные звуки, один за другим падающие в океан.

В голове возникла бретонская мелодия, один из гавотов, состоящих всего из двенадцати нот, которые повторяются и повторяются, и Сара поймала себя на том, что напевает его. С блуждающей улыбкой она взад и вперед передвигала на пальце кольцо. Сквозь собственное пение она слышала рокот океана, шум волн, разбивающихся о берег.

Через некоторое время Сара и думать забыла о том, что собиралась куда-то перенестись. Она впала в дремоту. От легкого дыхания, напоминающего едва заметный ветерок, у нее трепетали губы. Она ощущала запах моря. До нее доносились далекие крики чаек.

«Души моряков превращаются в чаек», — подумала Сара, но эта мысль тоже была какой-то далекой.

Голова опустилась на грудь. Сара слышала шепот волн, разбивающихся об утесы, он становился все громче. Сара чувствовала, как ветер раздувает ее волосы. Она принюхалась к нему. Терпкий. Солоноватый. Лес вокруг нее расступился, и Сара…

…начала тонуть.

На какой-то момент ее охватила паника. Она ушла под воду с головой. Свитер и джинсы своей тяжестью увлекали ее вниз. Ноги, оставшиеся в положении полулотоса, тоже были тяжелыми, казалось, они приклеились друг к другу. Сара стала молотить руками по воде и выплыла на поверхность. Когда голова оказалась над водой, Саре удалось разогнуть ноги. Воздух! Она набрала его полные легкие, потом помедлила, продолжая работать руками, и стала озираться по сторонам.

То, что она увидела, потрясло ее! Ей удалось! Она добилась, чего хотела!

Нога в мокасине коснулась дна, и Сара поняла, что оказалась не в таком уж глубоком месте. Начался прилив, и она очутилась в самой его середине. Но это ерунда! Она добилась своего! Неважно, что она не могла вспомнить, как ей это удалось. Хватит и того, что она попала туда, куда стремилась.

Сара встала и уставилась на высокую скалу Персе, отчетливо вырисовывающуюся на фоне утреннего неба. Повернувшись, Сара оглядела берег. Деревни не было, статуи святой Анны на вершине утеса тоже не было. Беда была в том, что… Сара снова посмотрела на подножие скалы, где вокруг известняка пенились волны. Беда была в том, что арфиста тоже не оказалось.

Сара то вплавь, то по пояс в воде двинулась к берегу. Приливно-отливное течение, пусть и не очень сильное, все же упорно тянуло ее обратно в океан. Вода дошла Саре до талии, явно стараясь опрокинуть ее. Из-за гальки идти было трудно, а ничего тяжелей, чем намокшие джинсы, казалось, не было на свете. Но вот вода опустилась до бедер, до колен, до щиколоток.

Когда Сара снова оказалась на твердой земле, она не могла унять дрожь. Утро было не такое уж ласковое. Она попыталась выжать одежду, но без особого успеха. Откинув с лица мокрые волосы, Сара прикрыла глаза ладонью от солнца и посмотрела направо, потом налево. Где же ее арфист?

Далеко на берегу слева под нависшим над водой утесом, заросшим темными елками, Сара заметила тонкую струйку дыма, она могла подниматься только от костра. Наверняка это его костер. Сара сделала несколько неуверенных шагов, прищурилась, увидела человека и собаку и бросилась к ним. При каждом шаге мокасины противно хлюпали, и Сара понимала, что вид у нее ужасный, но ей было все равно. Она думала лишь об одном: костер — это тепло, это надежда согреться. Только когда до костра осталось несколько ярдов, она забеспокоилась о том, как ее встретят.

Собака затявкала, и Талиесин поднял голову. Увидев, кто идет, он поспешно встал. Сара немного смутилась, но продолжала бежать, пока между ними не осталось всего несколько шагов.

— Хай! [73] — воскликнула она.

Талиесин как-то странно взглянул на нее, потом поднял взгляд к небу. Сара сперва удивилась, а потом сообразила, что благодаря своей «способности к языкам» он понял ее приветствие буквально.

— Я хотела сказать «здравствуй!» — объяснила она. — Как дела? — Она поежилась — в мокрой одежде ей было неудобно и холодно. Интересно, пригласит ли он ее посидеть у костра?

— Миледи, — произнес он официально, продолжая с любопытством разглядывать ее. — Если я чем-то обидел тебя вчера вечером, прошу меня извинить. Я этого не хотел. Я не привык к вашим обычаям, и…

— Минутку! — перебила его Сара. — Ты вовсе меня не обидел.

— Но ты исчезла. Так внезапно. Я думал…

— Ах, вот оно что! Знаешь…

Тут она должна была бы рассказать ему, что он был всего лишь плодом ее воображения, персонажем ее сна.

— Не то чтобы я исчезла, — сказала Сара. — Вероятно, тебе так показалось, но на самом-то деле я проснулась. Это не очень понятно, да?

Но Талиесин кивнул:

— По-моему, я понял. Здесь не тело твое, а твой дух! Вроде видения, да? И все-таки, — он нахмурился, — вчера вечером я дотронулся до тебя, и мне не показалось, что ты — дух.

— Но это же только сон, — сказала Сара, с каждой минутой чувствуя себя все более неловко. — Мой сон, понимаешь?

Арфист улыбнулся.

— Все это тебе снится? — спросил он и взмахнул руками, указывая на берег, скалу и океан. — И я тебе снюсь?

— Ну… я…

— Я подумал, что ты, может быть, из Среднего Королевства. Одна из обитательниц страны Гвин ап Надд, а может быть, дух, заглянувший на время на землю, — гость из Иного Мира.

— Да нет. То есть я действительно из Иного Мира. Во всяком случае из одного из Иных Миров.

— Ты слишком мокрая… для видящей сны, — сказал Талиесин, все еще улыбаясь. — Вчера из-за того, как ты исчезла, я принял тебя за фею. Правда, твой наряд показался мне довольно странным. Он тебе идет, это верно, однако такую одежду девушки у меня на родине не носят. Но я подумал: «Талиесин, здесь — непонятная страна. Одежда, обычаи — все другое. Не суди, а то ошибешься». А теперь, когда я узнал, что все это — только сон… Ну что же…

Он пожал плечами.

— Ты смеешься надо мной!

— А ты — нет? Шутишь со мной шутки.

— Вовсе нет!

— Зачем же ты толкуешь о снах…

— Не говори чушь!

— Ну ладно, — сказал Талиесин. — Сон это или нет, тебе все равно холодно. У меня готов чай. В этой стране слыхали о чае? Его привозят издалека, с Востока, так, во всяком случае, говорят, и предания учат. Я привез сюда последние плоды шиповника, которые высушил до изгнания из Гвинедда. Составь мне компанию, и мы поговорим о снах или о чем захочешь. Я долго пробыл в море. И при странных обстоятельствах. А в компаньонах у меня был только вот этот Хов, мне было одиноко, миледи…

— Меня зовут Сара.

Ей было неловко, что ее называют «миледи», особенно когда она выглядит такой оборванной, она сама признавала, что и всегда-то выглядит не слишком презентабельно, но сейчас уж особенно. Сара не могла сдержать улыбку, услышав, как зовут собаку. Теперь она понимала этот чужой язык. Слово «хов» означало «быстрый», к старому псу эта кличка никак не подходила.

— Да, — кивнул Талиесин. — Я не забыл твое имя. Но я не осмеливался произносить его. — Он слегка пожал плечами. — Новые обычаи, все новое. Садись, Сара. Тебя не испугает, если я пущу в ход еще кое-какие чары?

— Что ты имеешь в виду?

— Только это.

Талиесин встал перед ней и очень осторожно взял ее за плечи. Он что-то бормотал себе под нос, и от его прикосновения по рукам Сары прошла теплая волна, и она ощутила, что ее одежда высохла. Пораженная, Сара отступила назад. Воздух наполнился ароматом цветущих яблонь.

— Как ты это делаешь? — спросила она.

— Как? Хочешь получить урок чародейства?

— Да. Нет. Вернее, не сейчас. Но как это у тебя получается? Откуда эти… способности? Откуда берется такая сила?

Арфист постучал себя по груди.

— Изнутри, — сказал он. — Волшебство вырастает из глубокой тишины внутри.

«Значит, я была права, — подумала Сара с чувством удовлетворения. — Это что-то такое внутри. И нужно, чтобы у меня это тоже было, иначе я не смогу сюда вернуться». Она была так поглощена размышлениями об услышанном, что почти не заметила, как Талиесин подвел ее к плоскому валуну и усадил на него. Арфист достал плащ из своего мешка, набросил ей на плечи и застегнул на шее простым серебряным зажимом, но Саре уже не было холодно. Только когда Талиесин вручил ей кружку с чаем, она вспомнила, где она и с кем.

— Спасибо.

Она держала кружку в ладонях. Кружка была без ручки, из простой красноватой глины, обожженной без глазури. Когда Сара поднесла ее к губам, края кружки оказались гладкими, и она хорошо сохраняла тепло.

— У меня такое чувство, — сказал Талиесин, — что о том, как ты здесь появилась, можно рассказать целую историю. По-моему, ты тут такая же чужая, как и я. Верно?

— Вроде того. Я бывала здесь раньше, но тогда тут все было по-другому.

Талиесин кивнул:

— Вчера ты говорила о деревне.

— Она была вон там, — сказала Сара, показав туда, откуда она пришла, и поплотнее завернулась в плащ.

— Не вижу никаких следов. Ни развалин, ничего.

— Потому что сейчас ее еще не построили.

— Ты загадываешь загадки, да? — спросил Талиесин. — Предупреждаю: в загадывании и разгадывании мне равных не найти.

— Тогда, может быть, ты разгадаешь и эту загадку?

Сара порылась в заднем кармане, желая проверить, что стало с ее кисетом после купания и последующей за ним сушки с помощью колдовства. Каким-то чудом бумага осталась сухой. Сара свернула сигарету, наклонилась, достала сучок из костра и прикурила, потом с наслаждением выпустила в утренний воздух колечко серовато-голубого дыма.

Глаза у Талиесина округлились.

— Совсем новые обычаи, — пробормотал он.

— Это называется «сигарета».

Сара произнесла это слово по-английски, так как его перевода на валлийский, на котором, как она считала, они разговаривают, она подыскать не могла. И стала соображать, в каком году сэр Уолтер Рэйли [74] привез в Англию табак. «Джеми наверняка это знает».

— Это что, часть загадки?

— В какой-то мере да. Видишь ли, Талиесин… — Сара впервые произнесла его имя вслух и отметила, что оно красиво звучит. — Видишь ли, — продолжала она, — я знаю о тебе все, то есть, конечно, не совсем все. Просто там, откуда я пришла… ты — настоящая легенда. Ты жил полторы тысячи лет тому назад… Вот мне и приходится решать: то ли мне все это снится, то ли каким-то образом я попала в прошлое.

Она метнула на него взгляд, желая понять, как он отнесся к ее сообщению, и увидела, что он принял его вполне спокойно, казалось, оно его ничуть не потрясло. В его глубоких зеленых глазах зажглось любопытство, но и только.

— Тебя это даже не удивляет? — поразилась Сара.

— Мне это кажется странным, — ответил Талиесин; он явно тщательно подбирал слова. — Только ты, наверное, забыла, что большую часть своей жизни я имел дело с волшебством. И мне кажется, из нас двоих удивляться всему этому должна ты…

— Я и удивляюсь… Конечно, это интересное приключение, но, если честно, я напугана до ужаса.

Некоторое время Сара молчала, только смотрела на океан за спиной Талиесина и курила.

— Я даже не знаю, как рассказать тебе о тех местах, откуда я пришла, — сказала она наконец. — Мне бы надо объяснить, как я сюда попала, но, боюсь, в твоем языке даже таких слов нет. Пока еще нет.

Талиесин задумчиво кивнул, потом взглянул на ее кольцо.

— Может быть, стоит начать с этого, — сказал он. — Мне кажется, это кольцо точно такое же, как у меня. На самом деле оно могло быть моим.

Сара перевела глаза со своего пальца на его кольцо и покачала головой.

— Вряд ли они одного размера, — возразила она.

— У моего кольца странная особенность. — Талиесин снял кольцо с пальца. — Оно подходит к любому пальцу, на какой его ни надень. Это подарок от одного из моих учителей. Его зовут Мирддин. А твое?

— Мое я получила в наследство.

— Можно я взгляну на него? — попросил Талиесин.

Когда Сара сняла кольцо с пальца и протянула ему, он дал ей свое. Она примерила его на свой палец, а Талиесин — на свой. Сара думала, что его кольцо окажется в два раза шире ее пальца, но оказалось, что оно ей как раз впору. А ее кольцо… подошло Талиесину так, будто было сделано специально для него. Талиесин снял его и стал внимательно рассматривать. Когда он снова поглядел на Сару, взгляд у него был странный.

— Кольцо могло быть моим, — медленно произнес он. — Конечно, оно износилось за минувшие годы. От него исходит такая же… сила, как от моего, только твое старше. Меня это… беспокоит.

— Почему?

— Сам не знаю.

Они снова обменялись кольцами и молча сидели, размышляя.

— Расскажи мне свою историю, — попросил Талиесин. — Для того, о чем ты думаешь, ты не подберешь в нашем языке подходящих слов. А вот если мы расскажем друг другу о себе, мы можем найти объяснение, почему нам суждено было встретиться на этом пустынном берегу.

«Где я это уже слышала?» — подумала Сара и решила, что арфист не такой, как Киеран. Кажется, он искренне хочет узнать про нее. И она рассказала ему все, начиная с того, как нашла кольцо, и до настоящего момента. На это ушло еще две сигареты и еще одна кружка чая — и, как ни удивительно, ее запаса слов хватило на этот рассказ.

— А до этого? — спросил Талиесин. — До того как ты нашла кольцо? Какой была твоя жизнь? Она подготовила тебя к тому, что произошло?

— Нет. Во всяком случае, специально меня никто не готовил, в этом я уверена. Хотя… Нет, не знаю.

Она рассказала Талиесину про Дом Тэмсонов, невзирая на то что это была трудная тема для человека, который знал только дымные залы, хижины из торфа и кожаные палатки. Рассказала о своем дядюшке Джеми. Потом припомнила легенды, связанные с поэтом Талиесином, которые дошли до ее времени, — начиная от предания о Гвионе Бахе и волшебном котле и кончая рассказом о том, как при дворе Мэлгвина Талиесин посрамил всех королевских бардов.

— Удивительно, что делает время с историей человека, — заметил Талиесин, когда она закончила.

— Неужели все эти истории — неправда? — с некоторым разочарованием спросила Сара.

— Не то чтобы неправда, скорее — искажение.

— Значит, не ты написал «Войну деревьев»?

— Сmd Godden? — повторил Талиесин по-кельтски, и эти слова так и повисли без перевода. — Эту книгу написал не я, но я ее хорошо знаю. В этих стихах, Сара, в их полных загадок строчках содержатся все секреты бардовского творчества. В этих стихах заключена вся магия мира, его тайна.

— Но что это значит?

— «Я был во многих обличьях, пока меня не освободили», — процитировал Талиесин. — В первой строке этой книги все сказано. Таков Путь, который мы проходим за жизнь. Множество обличий. Знания, полученные в каждом из них. А в один прекрасный день приходит освобождение, то есть гармония, обретенная, когда ты сливаешься со всем, что тебя окружает.

— Не уверена, что понимаю все это.

— Если бы понимала, — улыбнулся Талиесин, — тебе не пришлось бы спрашивать. А раз спрашиваешь, значит, эти стихи так и остаются загадкой. Таков Путь барда, Сара. Сначала становишься мастером загадок, потом идешь дальше.

— И это касается и тебя? Ты этого достиг?

— Нет. Но стараюсь. Давай я расскажу, с чего начинал, ведь мы пообещали рассказать друг другу наши истории. И тогда мы можем попробовать разгадать, какое значение для нашей встречи имеет «Cmd Godden». Я расскажу тебе правду о своей жизни, расскажу не так, как об этом говорят легенды. Ты не очень устала?

Сара покачала головой. Она знала, что он не станет похваляться, как Киеран, и от этой мысли у нее поднялось настроение. Как если бы она обрела нового друга. Талиесин вытянул на песке длинные ноги и, положив руку на голову собаки, стал теребить густую шерсть между ее ушами.

— Я — Талиесин, — начал он. — Я был главным бардом на западе, родом я из Края Летних Звезд. Говорят, я был подкидышем, меня подбросил на берега Гвинедда повелитель волн и сын Аранрхода Дилан Эйл Тон, который знает море, как никто его не знает. — Талиесин смолк и посмотрел на Сару. — Почему ты улыбаешься?

— Не знаю, все это звучит так пышно.

Талиесин смущенно усмехнулся:

— Я привык рассказывать эту историю в королевских покоях, а не близким друзьям. Постараюсь избегать бардовских красивостей.

Он поведал Саре, как Элфин, сын Гвидиона, нашел его на берегу в лодке из ивовых прутьев и кожи, как он принес младенца домой и как они с женой вырастили найденыша, словно собственного сына.

— Если когда-нибудь меня и называли Гвион Бах, — сказал Талиесин, — как об этом говорится в легендах, то я про это давно забыл. Я многому научился, но на учение ушел двадцать один долгий год. Учил меня бард Мирддин. Это он сделал меня таким, каким я стал. Учение было тяжелое, не то чтобы меня просто окропили тремя каплями из волшебного котелка. Мальчишка я был ленивый, предпочитал бродить по лесам, а не учиться в священных рощах. Много дней и ночей я просидел под ветвями Главного Дерева в роще Мирддина, эта роща была посвящена Матери Луне и ее Рогатому Возлюбленному. И еще много лет шагал я с Мирддином по дорогам от шотландских вересковых пустошей до реки Аск в Уэльсе. И продолжаю учиться по сей день.

Талиесин прожил долгую, полную волшебных приключений жизнь, где он только не побывал — и в Среднем Королевстве в царстве фей, и в крытых соломой постоялых дворах в обществе разбойников и воров; странствия приводили его и в королевские дворцы, и на безлюдные пустоши. Рассказал Талиесин Саре и о том, как вызвал к себе вражду Мэлгвина.

— Это состязание, — объяснил Талиесин, — не было справедливым. Королевских бардов нельзя было считать настоящими бардами в истинном значении этого слова. Они не следовали по Пути. Их поэзия не была освящена Матерью Луной, скорее она была связана с историей, иногда с вымышленной историей, в их стихах и песнях не было даже искры волшебного лунного света. Мать Луна была рядом со мной в тот день, когда я пел так, что те барды даже языки проглотили, и пальцы их не могли двигаться по струнам, но привело это к тому, что, когда я устал скитаться по дорогам и захотел осесть в единственной стране, которую считал своей, Мэлгвин заставил своих друидов связать меня и вместе с арфой и собакой бросил в море.

— И вот ты здесь.

— Я здесь. Я снова стал найденышем, выброшенным на берег.

— Как же ты вынес такое путешествие? — спросила Сара.

— Меня поддерживала моя магия. Я обратил свои мысли внутрь себя, сосредоточился на самом главном в себе — на моей «тоу» — на внутреннем покое, который сам по себе — магия. Эта внутренняя тишина скорей подобна даже не музыке, а промежуткам между нотами.

— Ну и ну! — пробормотала Сара. — Не испытай я на себе все эти колдовские фокусы, мне было бы трудно тебе поверить.

Некоторое время они молчали, Сара смотрела на океан и старалась представить себе, как плыл Талиесин, но в конце концов только покачала головой, не понимая, как ему удалось выжить.

— На что похожа, — наконец спросила она, — на что похожа эта самая «тоу»?

— Ты играешь на каком-нибудь инструменте? — спросил Талиесин.

— Немного. Но не вкладываю в это душу. По-моему, я ни во что ее не вкладываю.

— А бывало ли так, чтобы ты почувствовала, будто ты и твой инструмент — одно целое? Будто ты можешь сыграть все, что твое сердце просит?

— Пожалуй… несколько раз.

Талиесин улыбнулся:

— Вот и с «тоу» так же. Когда ты сможешь сливаться с «тоу», ты далеко продвинешься по Пути бардов. Но чтобы постичь внутреннюю магию и всегда в нужный момент призвать «тоу» на помощь, надо неуклонно стремиться к своей цели, вкладывая в это всю душу. Твое призвание — не обязательно музыка. Музыка ведет к Пути только бардов. У остальных, идущих по Пути, свои занятия. Но для меня, — продолжал Талиесин, — гармония между исполнителем и инструментом всегда была ключом, выпускающим на волю мою внутреннюю магию. Магию, которая звучит в моей музыке и ведет меня по жизни. Ощущать эту магию, Сара, все равно что касаться сердца Луны. С этим ничто не может сравниться. Представь себе, как Луна — этот небесный корабль — поднимается над лесом. В тот первый миг, когда она оказывается над деревьями… Этот миг наполнен обещанием, порывом и мощной магией… Вот так же и моя жизнь, раз я иду по Пути. И это ощущение возникает из-за моей «тоу».

— Ты так красиво это описываешь, — вздохнула Сара. — Хотела бы я быть в таком же ладу с собой.

— А почему ты решила, что это невозможно? — Талиесин показал на кольцо у нее на пальце. — Такое кольцо — это дарственное кольцо. Мне мое кольцо дал мой учитель Мирддин. Такое кольцо может попасть на палец только тому, кто внушает надежды, что способен пойти по Пути.

— Но мне его никто не дарил. Я нашла его в коробке, она стояла в лавке у моего дяди.

«И коробка оказалась с сюрпризом, — подумала Сара. — С бесплатным выигрышем внутри».

Но Талиесин покачал головой.

— Все равно это подарок, — сказал он, — неважно, как он попал к тебе. Такие кольца наделены чутьем, они чувствуют, что человек, который их носит, имеет на это право.

— Ну, не знаю. По-моему, это просто случай, что я его нашла. И что я здесь. Зачем? Я не вижу в этом никакого смысла. Взять хотя бы тебя — ты обладаешь способностями к магии, ты — важная персона.

— Магия — это боковая дорожка, ведущая к Пути.

— И довольно причудливая боковая дорожка. Я просто обманываю себя и сама об этом знаю. Происходит что-то удивительное, и я уверена, ты играешь в этом какую-то роль. А я? По-моему, я попала сюда совершенно случайно.

Талиесин нахмурился:

— Так говорит твой друг Киеран.

— Он мне не друг.

— И все-таки ты просто повторяешь слова, которые, как ты мне сама сказала, он говорил тебе. Я знаю, Сара: случайностей не бывает. Хотя мы и принимаем решения сами, мы принимаем их потому, что есть некая высшая неведомая сила, она подсказывает их нам. Тут мы не властны. Но в нашей власти решить, по какой дороге мы пойдем. Если сейчас ты отойдешь в сторону… — он вздохнул, — ты так ничего и не узнаешь. — И что, по-твоему, я должна сделать?

— Должна выбрать сама.

— Тогда хотя бы скажи мне, что, по-твоему, со мной происходит? Зачем я здесь? И что мне выбрать?

— Помню, когда я задал такой вопрос Мирддину, — сказал Талиесин, — он взглянул на меня и ответил, что мне нужно выбрать одно из двух. Принять вызов и стремиться применить на деле все, что во мне заложено, или провести остаток дней, пытаясь понять, мимо чего я прошел. — Талиесин покачал головой. — По-моему, я наговорил слишком много.

— Нет, ты сказал то, что надо. Я… я пойду по этой дороге и посмотрю, куда она меня приведет.

— Но нельзя идти вслепую, — предостерег ее арфист. — Иди с открытыми глазами и с готовностью к познанию.

— Я запомню твои слова.

Над их головами прокричала пустельга, и, проводив ее взглядом, Сара снова повернулась к Талиесину.

— Сколько же тебе лет? — спросила она. — Выглядишь не больше чем лет на сорок, но, судя по твоим рассказам про то, что ты успел сделать… А на том рисунке, который я нашла, ты вообще гораздо старше.

Талиесин пожал плечами:

— Время — необъяснимый властелин, а для тех, кто бывает в Средних Королевствах — во всех этих Иных Мирах, — оно имеет обыкновение оборачиваться вспять. Оно течет то вперед, то назад, так что не поддается исчислению. Когда я собирался осесть в Гвинедде, я был старше, чем сейчас. Ты упомянула рисунок. А я никогда не видел человека, изображенного рядом со мной. Во всяком случае, я не узнал его по твоему описанию — ни его лица, ни одежды. Я давно перестал следить за проделками времени. Мирддин как-то сказал мне, что живет, будто двигаясь назад, ибо больше знает о том, что было. Тогда я решил, что это — одна из его загадок. Но сейчас, по-моему, я понимаю его лучше.

«Мирддин, он же — Мерлин. Король Артур. Уэльский бард Талиесин. Герои легенд ожили, — думала Сара. — Мы обсуждаем их, как людей из плоти и крови, и один из них сидит сейчас у костра, напротив меня. Если все это не сон…»

Сара затрясла головой.

— На каком инструменте ты играешь? — внезапно спросил Талиесин. — На арфе?

— Нет. Я бы хотела… Я просто балуюсь с гитарой.

— Гит-ар?

— Это… — Ну вот, они опять вернулись к тому, что нужно рассказать о предмете, для которого в его языке слов нет.

— Ты оставила ее там, когда переместилась сюда?

Сара кивнула:

— Да, у себя в комнате. У нее такая форма. — И она двумя руками начертила в воздухе восьмерку. — Во всяком случае, такой у нее корпус. Потом у нее есть шейка, она выходит вот отсюда. — Сара подняла палочку и нарисовала гитару на песке. — Струны, их шесть, прикреплены к колкам вот здесь, а звук резонирует в корпусе и выходит вот из этого отверстия.

— Хотелось бы посмотреть на нее, — сказал Талиесин.

— Принесу, когда приду в следующий раз, — произнося это, Сара не могла не улыбнуться.

— Нет, — сказал Талиесин. — Ты подумай о ней сейчас, и я тебе ее доставлю.

— Ты и такое можешь сделать?

Талиесин кивнул. Он потянулся к арфе и положил ее к себе на колени. Ключом, висевшим у него на шее, он настроил ее. Проведя пальцами по струнам, он пробудил целый каскад звуков, казалось, они, словно искры, вспыхивают между ним и Сарой. Сара зажмурилась от удовольствия.

— Представь себе свой инструмент, — сказал Талиесин. — Все время держи его в уме.

Сара вызвала в памяти свою классическую гитару… Чем сосредоточенней она думала о ней, тем больше ей хотелось, чтобы гитара оказалась у нее в руках. Такое чувство она испытывала всегда, когда слушала, как играют другие. У нее начинало даже покалывать в пальцах.

Сара открыла глаза, ощутив, что на коленях у нее что-то лежит. Почти со страхом она посмотрела вниз и увидела футляр своей гитары. Сара провела рукой по гладкой поверхности и улыбнулась Талиесину, глаза у нее сияли.

— Тебе удалось! — воскликнула она.

Щелкнув зажимами, она положила футляр рядом с собой и вынула гитару.

— Не знаю, настроена ли она… — начала было Сара, но гитара оказалась настроенной.

Талиесин отложил арфу в сторону и взял в руки гитару; держал он ее довольно неумело. Коснулся одной струны, другой, держа пальцы на ладах, как Сара, когда она проверяла, настроен ли инструмент. Потом Талиесин покачал головой и вернул ей гитару.

— Мне уже поздно учиться играть на новом инструменте, — сказал он. Вынул небольшой костяной свисток с шестью отверстиями и положил его на песок перед собой. Потом снова положил арфу на колени. — Свистка и арфы хватит. Но мне бы хотелось послушать, как ты играешь.

— Я не знаю ничего… ну, в общем, никаких хороших мелодий. — Сара вдруг снова застеснялась.

— Попробуй эту, — предложил арфист. Он заиграл какую-то простую мелодию, и Сара неуверенно стала подыгрывать ему, стараясь попасть в такт. Он терпеливо повторял, пока она не освоила мотив.

— А теперь, — сказал арфист, — посмотрим, насколько ты способна пойти по Пути бардов. Сейчас я покажу тебе лишь немногое, но этого будет достаточно, чтобы ты могла начать свой путь. Эта мелодия, сочиненная нами с тобой сейчас, на этом берегу, удаленном на много лиг [75] от моей страны и на много лет от твоей, станет твоим ключом. Назовем этот мотив «Лоркалон» — «Лунное сердце», потому что придет время, и ты им станешь, Сара, станешь Лунным сердцем. Путником, идущим по Пути. Этот мотив принесет тебе два дара. Во-первых, он поможет тебе обрести внутренний покой, найти свою «тоу». И защитит от тех, кто попытается повлиять на тебя своим колдовством. А волшебники так и поступают — они воздействуют на тебя своими глазами, своими мыслями и подчиняют своей воле. Против сильного волшебства «Лоркалон» тебе мало поможет. Но против обычного тебе достаточно будет вспомнить этот мотив, и твоя воля останется при тебе. Давай сыграем эту мелодию еще раз вместе.

Талиесин отложил арфу и стал на свистке аккомпанировать Саре, наигрывавшей мелодию на гитаре. Саре казалось, что ее пальцы медленно танцуют на струнах. Мелодия была простая, но она проникала глубоко в душу и будила чувства, о которых Сара раньше не подозревала. Мотив захватил ее. Ее пальцы наигрывали его, уши слышали, глаза словно видели танцующие в такт золотые и зеленые ноты. Она ощущала запах цветущих яблонь, сильный и опьяняющий, и ее сердце билось в унисон с гитарой.

— Прощай! — донесся до нее издалека голос Талиесина. И ей снова показалось, что этот голос возник у нее в мозгу, минуя уши. — Твое время призывает тебя! Возвращайся ко мне, когда и как сможешь. Я буду ждать.

Саре захотелось крикнуть: «Нет! Нет! Не хочу уходить! Я побуду еще немного!»

Но было поздно. Она увидела, что берег постепенно исчезает, и слышала только звук своей гитары. Шум моря и звучание свистка тоже исчезли. Сара открыла глаза и…

…оказалось, что она сидит на поляне, ее окружают высокие сосны, а она играет на гитаре мелодию Талиесина. Она опустила руки, еще несколько мгновений звучало эхо, потом все стихло. Сара испытала глубокое разочарование, но быстро справилась с ним. В этом мире у нее были дела.

Напевая мотив, подаренный арфистом, она положила гитару в футляр и встала. Огляделась по сторонам и пошла. Сама не понимая почему, она твердо знала, в какую сторону ей идти. Через двадцать минут она пришла на поляну, где оставила Киерана. Он сидел, прислонившись к дереву и глядя в пространство. Когда он увидел Сару, глаза у него округлились, и он протянул к ней руку.

— Сара! — воскликнул он. — Прежде чем ты снова исчезнешь, хочу извиниться за то, как себя вел. А вел я себя по-свински. И все потому, что в последние дни творилось черт знает что! Ну да ладно! Где ты взяла гитару? И плащ? Где ты была?

Сара была настроена великодушно, так что она посмотрела на него даже с некоторой нежностью. Приятно, что он извинился. Может быть, еще есть надежда, что он перестанет важничать. Подобрав плащ, Сара села возле Киерана. Футляр с гитарой она положила перед собой и стала прикидывать, с чего начать. Ей не хотелось рассказывать о Талиесине. Пусть это останется ее тайной. Что ей сказать Киерану? Сара решила отплатить ему его же монетой и напустить на себя возможно большую таинственность.

— Я была с другом, — сказала она.

— С другом? Интересно! Где ты нашла здесь друга?

Но тут Киеран вспомнил, как вел себя с ней до того, как она сбежала. Ведь тогда он узнал от нее все, что хотел, а о себе не сказал ни слова. Только и знал, что придираться.

— Прости, — сказал он. — Может быть, начнем с начала?

— Это как? — Сара не собиралась облегчать ему его положение.

— Ну давай я расскажу тебе о себе?

Сара усмехнулась:

— Это уже лучше…

— Надо было мне сразу с этого начинать.

Сара вспомнила, как провела утро, в душе у нее еще все звенело, словно эхо мелодии, которой научил ее Талиесин.

— Надо было, — ответила она. — Но я рада, что все случилось так, как случилось.

— Что ты хочешь этим сказать?

Сара покачала головой, наслаждаясь своей тайной.

— Nom de tout! — пробормотал Киеран и вздохнул. — Ладно! Понимаю, я заслужил такое отношение.

Он прислонился к дереву и устремил взгляд на переплетение веток наверху.

— Я отбывал двухлетний срок в тюрьме Святого Винсента де Поля и там впервые встретился с Томасом Хенгуэром. Это тот человек, которого, как и меня, ищет конная полиция.

Глава вторая

12.30, ночь четверга.

Лоуренс Хог возился на кухне у себя в квартире, заваривая чай, чтобы выпить последнюю перед сном чашку, когда кто-то постучал в дверь. Он бросил раздраженный взгляд в холл, надеясь, что кто бы там ни был просто уйдет. Может, это миссис Симпсон из соседней квартиры, благоухающая спиртным и жаждущая раздобыть тоник. Но через минуту стук повторился, уже более настойчивый. Вздохнув, Хог отложил газету и поднял свое тучное тело с кресла.

Он очень не любил, когда его беспокоили — ни в лаборатории во время сложных математических вычислений, ни дома, когда он отдыхал. Он терпеть не мог, когда нарушали его покой. Но он нисколько не встревожился, подходя к дверям.

— Кто там? — спросил он.

— Гэннон, — донесся тихий ответ.

Задрожавшими пальцами Хог стал отпирать дверь. Филлип Гэннон решительно прошел мимо него в квартиру с бесцеремонностью человека, который, как правило, получает то, что хочет. Хогу он напомнил Такера. Как и инспектор, Гэннон был крупный, уверенный в себе и, хотя не отличался грозным видом, умел внушать страх. Хог же был в состоянии держать в страхе только нескольких подчиненных ему сотрудников лаборатории, и то только благодаря тому положению, которое он занимал на бюрократической лестнице.

Гэннон во многом был похож на Такера, если не считать того, что воспитание, которое он получил на улице, скрывалось под видимостью цивилизованного поведения, а это внушало особую тревогу тем, кто знал о его способности внезапно выходить из себя. Сегодня на нем было светло-бежевое пальто и костюм-тройка под ним, дорогие кожаные ботинки, рубашка от «Кристиана Диора» и узкий черный галстук. Он стоял в холле квартиры Хога, похожий на элегантного бизнесмена, прислонившись к дверям, как будто находился у себя дома, у него был мягкий голос образованного человека, тело тяжелоатлета и холодные, ничего не выражающие глаза, как у рыбы.

— Что вам понадобилось? — спросил Хог.

Хогу не нравилось чувство, которое появлялось у него, когда он сталкивался с такими людьми, как Гэннон и Такер. В этих случаях он отлично сознавал, как его бесформенное, слишком жирное тело выдает, что он так же рыхл внутри, как и снаружи.

— Мистер Уолтерс хочет поговорить с вами, — сказал Гэннон. — Одевайтесь!

— Передайте ему, что я… я позвоню ему утром.

Гэннон покачал головой.

— Мистер Уолтерс хотел бы повидаться с вами лично. Сегодня. Это не обсуждается.

Как всегда, Хог немедленно капитулировал. Его самооценка была ужасающе низкой. Так с ним было в школе, потом в колледже и в медицинском институте. Теперь это уже настолько глубоко укоренилось в его сознании, что он был не в состоянии постоять за себя, не изменив кардинально того, во что он превратился за тридцать четыре года поклонов, расшаркиваний и мелких, нереализованных планов. Жизнь ему скрашивала только его профессия. Он с известным блеском проявил себя в сфере научной логистики. И в бюрократических кругах, где он занимал место в верхних эшелонах, он слыл «человеком дела». Неважно, что значительную часть этого дела задумывали и осуществляли его подчиненные. В лаборатории он пользовался авторитетом. Его считали инициативным и деятельным, то есть приписывали качества, которых ему как раз и не хватало в обыденной жизни, за этими побеленными стенами…

— Пойдемте, доктор Хог.

Гэннон слегка подтолкнул Хога, и тот неуверенно подошел к шкафу за пальто. Страх, который он ощущал в присутствии Гэннона, усилился, Хога стало знобить. Чего хочет от него Уолтерс? Ночью?

Когда Хог надевал пальто, у него тряслись руки, и тут он горько пожалел, что ввязался в проект. К сожалению, с этим выводом он сильно опоздал. Но, говоря по чести, разве в его положении он мог выбирать? Если отбросить финансовые соображения, интерес, проявленный к нему Уолтерсом, мог послужить трамплином к более важным свершениям. Хог был потрясен и взволнован от сознания собственной значимости, когда Дж. Хью Уолтерс впервые вызвал его, чтобы обсудить некоторые из опубликованных Хогом статей. Тогда-то Хог и преисполнился желанием помогать Уолтерсу.

Но в последующие за этим месяцы Хог запутался в кошмаре, из которого не было выхода. Тогда он впервые узнал, какую власть может иметь один человек над другим. Но к тому времени отступать было уже поздно.

— Машина внизу, — сообщил Гэннон, когда Хог наконец натянул на себя пальто.

Он вывел Хога на лестницу, пропустив его вперед, и захлопнул дверь квартиры. Замок тихо щелкнул, и Хога передернуло. Этот звук был зловещим напоминанием о том, как сам Хог захлопывал двери перед всеми открывавшимися для него возможностями. Он силился вспомнить, когда это началось. Когда прекрасный ученик, а позднее — прекрасный исследователь превратился в человека, которого можно забрать среди ночи из собственного дома, послав за ним субъекта, похожего на гестаповского головореза?

Иногда Хог думал, что, если бы он понял все это раньше, для него открылся бы какой-то выход. Возможно, он принимал желаемое за действительность. Уолтерс слишком крепко держал его в руках. Конная полиция не прощала никого, кто оказывался повинным в утечке секретных сведений, даже если этот человек был гражданским служащим. И Хог даже думать не хотел, что сделает с ним Уолтерс, если проект «Контроль за умами» закроют. Он прочел достаточно шпионских романов и знал, как затягивают развязавшийся узел, каковым был он сам.

Такер подвел свой «бьюик» к поребрику на углу улиц Уэверли и Элджин. Сидевший рядом с ним Коллинз сделал последнюю затяжку и потушил сигарету:

— Спасибо, что подвезли.

— Ладно! Увидимся утром.

— Да.

Коллинз потянулся, чтобы открыть дверцу, но обернулся и посмотрел на Такера.

— Всем тошно из-за того, что случилось с Полом, — сказал он. — Чертовски обидно, что ему выпал такой паскудный конец. Правда, хорошие концы вряд ли бывают, но только…

Такер смотрел прямо перед собой.

— Только — что?

— Вы бы не переживали так сильно, а? Может, поспите немного?

— Ну да, пока со следующим парнем не случится то же самое.

Коллинз пожал плечами.

— Слушай, — сказал Такер, когда Коллинз уже выходил из машины. — Спасибо за заботу. Только успокаиваться я не собираюсь, ясно? Тот, кто убил члена моей команды, не останется безнаказанным.

— Пол был моим другом.

Такер повернулся к Коллинзу:

— Тогда ты должен меня понимать.

— Ну ясное дело, понимаю.

Коллинз захлопнул дверцу и смотрел, как отъезжает «бьюик». Потом пошел к себе. Сна у него не было ни в одном глазу. Пока нет убедительных улик, ничего сделать нельзя. Однако, когда они в конце концов схватят того, кто расправился с Полом, вот тогда… уж тогда, конечно…

В холле своего дома он вытащил еще одну сигарету, закурил и посмотрел, нет ли чего в почтовом ящике. Поднимаясь по лестнице со счетом за телефон, он прикидывал, сколько виски осталось в бутылке, которую он купил в конце недели. И надеялся, что там осталось достаточно, чтобы унять разрывавшую его нутро боль от потери друга.

Высадив Коллинза, Такер поехал по улице Элджин. Переехав по мосту через канал Ридо, он бросил взгляд на большие часы на башне парламента, но их все еще не починили. Черт возьми, разве так можно? Часы на башне вообще не шли, пользы от них было столько же, сколько от болванов, которых выбрали вести под этими часами дебаты в палате общин.

Наручные часы показывали уже почти час. Хорошо же он, черт возьми, проводит эту ночку! Да и все остальные ночи тоже. Не то чтобы у него был какой-то выбор, никакого выбора не было с тех пор, как он снова порвал с Мэгги.

Такер вздохнул. У него не было ни семьи, ни близких друзей. Трудно обзавестись друзьями, когда твоя работа гоняет тебя взад-вперед по стране все двадцать четыре часа в сутки и все триста шестьдесят пять дней в году. У него уже накопилось четыре месяца отпуска. Ему бы следовало взять все эти дни да отправиться куда-нибудь на Ямайку или в Грецию, и пусть кто-то другой управляется со всеми делами. Господи, да что угодно — все лучше, чем это!

Такер горько улыбнулся. «Ладно, Такер, — сказал он себе. — Опять на тебя накатило! Всегдашнее самоедство, пока в работе простой».

Поддавшись какому-то порыву, Такер свернул налево, на улицу Короля Эдуарда, проехал три квартала, свернул направо и остановился напротив дома, где снимал комнату Томас Хенгуэр. Такер выключил зажигание и стал всматриваться в темнеющее напротив здание. Он не стал проверять окна, выходившие на улицу, все равно возле дома дежурил один из его людей.

«Так где же ты, Хенгуэр? — спрашивал Такер у теней, затаившихся между старыми домами. — Это ты придумал, как убрать моего полицейского? Или твой парень обтяпал это по собственному разумению?»

Такер долго сидел в полной тишине, надеясь, что его осенит какая-нибудь идея. Потом вздохнул, запустил мотор «бьюика» и поехал на улицу Ридо. Он решил, что пора еще раз просмотреть досье. Хотя он и так почти выучил их наизусть и может цитировать слово в слово. Но сидеть сложа руки и ждать у моря погоды он просто не мог. А вдруг в досье он наткнется на что-то, что раньше пропустил? Да-а, а вдруг Фой и Хенгуэр, пританцовывая, сами рука об руку явятся в полицию?

Только таких чудес в реальной жизни не бывает. В реальной жизни? Черт побери! Если учесть все эти рассуждения, на которых основывается проект, какой может быть разговор о том, что бывает, а чего не бывает в реальной жизни?

Встретиться с Дж. Хью Уолтерсом в его личном кабинете было не совсем то же самое, что отобедать с ним в «Шато Лурьер». Хог это понял сразу. Прежде всего, в кабинете никто не мог наблюдать, какая ты важная персона. А во-вторых, в этом кабинете явно ощущалась витавшая в воздухе опасность. Хог вдруг сообразил, что между последней встречей с Уолтерсом и сегодняшней ночью его словно протащили через некую границу, так что неожиданно для себя он из коллеги превратился в подчиненного. И Хог не знал, будет ли у него шанс вернуться в прежнее состояние.

— Садитесь, Лоуренс, садитесь, — приветствовал его Уолтерс. — Выпить хотите?

Но как только Уолтерс занял свое место за большим столом, он без проволочек приступил к существу дела:

— Я недоволен тем, как вы работаете с проектом «Контроль за умами», Лоуренс.

— Я… я могу объяснить, — начал Хог, стараясь расслабиться, чтобы не расплескать коньяк дрожащими руками.

— Не сомневаюсь, что можете, — устало ответил Уолтерс. — Однако я плачу вам не за объяснения, я плачу вам за результаты. Но получить их, похоже, выше ваших возможностей.

Уолтерс нахмурился, и Хогу захотелось уползти под ковер. Он почувствовал себя полным ничтожеством рядом с хозяином кабинета, который имеет контрольный пакет акций в полудюжине крупнейших консорциумов страны, председательствует в нескольких важных консультационных советах благодаря друзьям в Сенате, обращается по имени и к премьер-министру, и к лидеру оппозиции, а его реальные политические интересы куда шире интересов страны, в которой он родился и живет. Когда же Уолтерс выезжает за границу, его одинаково горячо приветствуют и на раздираемом войной Среднем Востоке, и в странах Восточного блока, хотя его страна является членом НАТО.

— Я получил бы лучшие результаты, если бы не инспектор Такер, — пролепетал Хог.

— Насколько я понимаю, стратегия разработана вами. А он просто выполняет ее.

— Да, это верно. Но с тех пор… с тех пор как мы потеряли Хенгуэра, а теперь и Фоя, ответственность перешла к нему.

— Не понимаю, к чему вы клоните, — сказал Уолтерс.

— Нет, это я не понимаю, — стал оправдываться Хог. — Когда вы его назначили, я думал, он будет прекрасно справляться с делом. Нам нужна была полная, абсолютная безопасность. И она у нас была. А сейчас, когда мы потерпели несколько неудач, произошедших — я это признаю — из-за моей стратегии, проект полностью перешел в его руки.

— Это не годится. — Уолтерс побарабанил пальцами по столу. — Если это так, нам придется его остановить.

— Мне кажется, вы недооцениваете то особое положение, какое Такер занимает в полиции, — сказал Хог. — До недавнего времени я и сам этого не понимал. Ему просто предоставляют полную свободу действий, и никто его не проверяет. Он не получает приказания — он их отдает и отчитывается только перед суперинтендантом Мэдисоном, который в свою очередь докладывает прямо главному прокурору. Я не думаю, что даже комиссар знает, какой властью обладает Такер.

— И я не думаю, — согласился Уолтерс. — Но когда я рекомендовал его на этот пост, для этого были веские причины. Сейчас этих причин уже нет, но тем не менее я не вижу оснований менять статус Такера. Он прекрасно справляется со своим делом.

— Вы рекомендовали?..

Заметив озадаченный вид Хога, Уолтерс пожал плечами:

— Когда было решено, что нам нужна высочайшая степень секретности, я, естественно, подумал о Такере.

— А он… — Хог нервно облизал пересохшие губы. — А он знает что-нибудь о нашем с вами договоре?

— Что вы! Разумеется нет. Он даже не знает, что рекомендовал его именно я. Но это к делу не относится. Вы сказали, что он мешает успешному осуществлению проекта. Каким образом?

— Это не так-то легко объяснить.

— А вы постарайтесь, — сухо предложил Уолтерс.

— Ну хорошо. Это скорее всякие мелочи, чем что-то серьезное. Но вы не хуже меня знаете, что в исследовательской работе большие открытия делаются не в результате больших усилий, а…

— Избавьте меня от лекций. Каким образом он мешает проекту?

— Мы потеряли Хенгуэра. Потом…

— Я понимаю так, что Хенгуэра потеряли в результате ваших неправильных расчетов, а не из-за Такера.

— Да, может быть. Но тогда скажите мне: почему он не пожелал вызвать сюда эту Сару Кенделл? Ведь от нее можно было что-то узнать. Я уж не говорю о том, что он потерял одного из своих людей…

— Да, — снова прервал его Уолтерс. — Это и меня интересует. Как на него напали? Есть ли показания кого-нибудь из очевидцев? В вашем последнем отчете об этом ничего не говорилось.

— Показания у меня в кабинете, утром я пришлю их вам с курьером.

— Теперь об этой девушке. Почему она вас заинтересовала?

— А вы читали отчеты? — спросил Хог.

— Да. В них не было оснований для дальнейшего наблюдения за ней.

— Но Такер, по-видимому, посчитал ее достаточно важной фигурой, чтобы установить за ней слежку! Он приставил агентов и к ней, и к ее дяде.

— Ага, — пробормотал Уолтерс, кивая. — Это из-за костяных дисков?

— Я думаю, здесь нечто большее. Такер изучал досье на Дом Тэмсонов. На эти досье он тратит гораздо больше времени, чем на так называемую безопасность.

Уолтерс тонко улыбнулся:

— Но вы-то в безопасности, не так ли?

— Да. Но…

— Тогда в чем же его небрежность?

— Он… то есть…

— Мне кажется, если уж говорить о чьей-то небрежности, так это о вашей, Лоуренс. Ваша жалкая попытка переложить вину на Такера вряд ли заслуживает похвалы. У вас была возможность, и вы ее не использовали. Признаюсь, в этой неудаче есть и моя вина. Я видел только вашу работу в лаборатории и не подумал о том, обладаете ли вы качествами лидера. К сожалению для нас обоих, теперь уже слишком поздно. Тот, кого я ищу, исчез, а с ним и все причины, по которым я мог бы и в дальнейшем поддерживать проект «Контроль за умами».

— Хенгуэр — это всего лишь один человек с паранормальными способностями, — запротестовал Хог. — Есть и другие. Их много.

— Другие одарены в какой-то степени, — сказал Уолтерс. — Да. Такие есть. Те, кто может нарисовать карту, находящуюся в другой комнате. Или взглядом слегка передвинуть спичечный коробок по столу, те, кто после трех-четырех неудачных попыток способен найти исчезнувший предмет. Может быть, есть и другие вроде Хенгуэра — действительно одаренные люди. Но боюсь, теперь вряд ли мы скоро увидим таких, как он, открыто демонстрирующих где-либо свое дарование или выбалтывающих свои секреты развязавшимися от наркотиков языками у нас в лаборатории. Нет, Лоуренс. Боюсь, что этому конец.

— Вы собираетесь закрыть проект? Просто закрыть?

Страх снова объял Хога, на лбу у него выступил пот. Он знал слишком много, чтобы Уолтерс позволил ему просто уйти. Пока над проектом работали, Хог был в безопасности. А… когда он больше не будет нужен Уолтерсу…

— Это произойдет постепенно. — Уолтерс щелкнул пальцами. — В конце концов, мы ведь имеем дело с правительством, правда?

— Значит, у меня еще есть шанс, — пробормотал Хог.

— То есть?

— Я найду его! Вашего Томаса Хенгуэра. Если я его найду, тогда проект не закроют?

— Нет, конечно нет. Однако…

— Значит, я его найду. И узнаю для вас все его секреты.

Хог понимал, что сделать это необходимо. Если он оправдает себя, если он даст Уолтерсу то, что тот от него хочет, скрытая угроза, светящаяся в холодных глазах Гэннона, останется нереализованной.

Хогу казалось, что Уолтерс обдумывает его слова целую вечность. Когда тот наконец кивнул, Хог почувствовал, что можно вздохнуть с облегчением; он и не заметил, что задержал дыхание.

— Почему бы и нет? — сказал Уолтерс. — Это, конечно, не помешает. Мы будем некоторое время продолжать работу, но с одной небольшой разницей.

— С какой?

— Надо убрать Такера. Больше я не хочу слушать, как вы обвиняете несчастного в своих собственных ошибках.

— И как вы его уберете? — спросил Хог.

Это вырвавшееся у Уолтерса слово, так совпавшее со страхами самого Хога, прозвучало зловеще.

Уолтерс посмотрел на Хога и улыбнулся.

— Помилуйте, Лоуренс, — проговорил он, без труда догадавшись, о чем подумал Хог. — Держите себя в руках. Он будет переведен, снят с проекта, а не лишен своего места среди живых. За кого вы нас принимаете? За мясников? — Он мельком глянул на Гэннона.

Тот слабо улыбнулся Уолтерсу в ответ и снова напустил на себя притворно равнодушный вид. Хог, все еще взволнованный, не заметил, как они переглянулись.

— Нет, что вы, — заспешил Хог. — Ничего такого у меня и в мыслях не было. По крайней мере… то есть я вообще ни о чем не думал.

— Что ж, — сухо произнес Уолтерс, — постарайтесь думать хотя бы в будущем. А пока — у вас есть что добавить?

Хог покачал головой.

— Тогда Филлип проводит вас домой.

Уолтерс наблюдал, как его помощник выводит Хога из кабинета. «Странно, сколь неверным может быть первое впечатление», — подумал Уолтерс, медленно покачав головой. Когда он искал человека, который может возглавить проект, кого-то, чьи исследования соответствуют собственным интересам Уолтерса, но кого при этом можно контролировать, Хог представлялся ему самой удачной кандидатурой. Во время их первой беседы Хог сжато рассказал о своих исследованиях и закончил словами, которые совершенно убедили Уолтерса.

— Люди с паранормальным даром, — сказал тогда Хог, — если они обладают хотя бы половиной тех способностей, которые им приписывают, имеют безграничные возможности. Вполне вероятно, что они даже могут быть бессмертными, ведь при достижении такого контроля над телом и умом остается всего несколько шагов по пути к дальнейшему совершенствованию, и тогда им станет доступна регенерация клеточной структуры, так что она не будет ни стареть, ни страдать от утраты постоянного пополнения. Если такой человек потеряет руку или ногу, он просто сможет вырастить новую.

— Вы действительно в это верите? — спросил Уолтерс.

— Я верю в потенциальные возможности таких людей. Другое дело — существуют ли мужчины и женщины с такими способностями? Мне нужно самому изучить их, чтобы рассеять собственные сомнения. И попутно — скептическое отношение всего научного сообщества. Честно говоря, у меня нет надежды найти таких субъектов для документального подтверждения моих гипотез. Те, кто когда-либо заявлял о себе, оказались недоумками и шарлатанами.

— А если бы я смог предоставить вам такого субъекта?

— Если бы вы смогли… — Хог улыбнулся. — Тогда перед нами открылись бы безграничные возможности! Если бы только вам удалось!

Уолтерс снова покачал головой, вспоминая. О, такой человек у него на примете был, будьте спокойны! Только обращаться с ним следовало осторожно.

Впервые Уолтерс встретил Томаса Хенгуэра на какой-то факультетской вечеринке в доме профессора истории из Университета Торонто. Это было в 1954 году. Хенгуэра представили ему как Роджера Шипли — профессора истории, коллегу доктора Эледа Эванса, в доме которого и устраивали вечеринку. Хенгуэр производил впечатление человека странного — он был маленького роста, с комичной внешностью, но собеседник — блестящий. Они проговорили всю ночь напролет и еще много ночей в том семестре, обсуждая и сравнивая области, в которых специализировались. Уолтерса интересовал мир финансов, но его занимала и антропология, которой посвятил себя Элед. Хенгуэр был весьма сведущ в своеобразных философских течениях, касающихся и доисторических времен, и разных мистических явлений, и особенно дохристианских религий.

В ту зиму 1954/55 года Уолтерс, Элед и их приятель были почти неразлучны. Но весной Уолтерса перевели в Нью-Йорк, где он быстро сделал карьеру и вскоре превратился из подающего надежды молодого человека в президента своей первой крупной транснациональной компании. Он потерял связь и с Хенгуэром, и с Эвансом, пока не приехал в Оттаву и не прочитал в местной газете извещение о смерти Эванса. Так совпало, что на той же неделе он присутствовал на завтраке, устроенном Национальным музеем. Приглашенным оратором был Том Хенгуэр.

Уолтерс сразу узнал его; за двадцать пять лет, прошедших с тех дней в Торонто, Хенгуэр не изменился. Это заинтересовало Уолтерса. Но еще больше его поразило то, что, когда после завтрака он заговорил с Хенгуэром, тот был любезен, поблагодарил Уолтерса за интерес к его выступлению, но решительно отрицал свое знакомство с ним, отрицал то, что преподавал в торонтском университете, и даже утверждал, что Уолтерс принял его за кого-то другого.

Столкнувшись с тем, что его воспоминания никак не согласуются с воспоминаниями все отрицающего Хенгуэра, Уолтерс не стал спорить, вполне дружески согласился с ним, но поклялся, что непременно проверит свои подозрения.

Он провел частное расследование, которое при всей неопределенности результатов потрясло его еще больше. Человека, выступавшего в тот день на завтраке, человека, с которым он сам разговаривал, вообще не существовало. Во всяком случае не существовало ни в каких официальных документах. Не существовало и профессора, которого Уолтерс помнил по Торонто. А те немногие факты, какие Уолтерсу удалось собрать, были настолько странные, что Уолтерс уже готов был бросить свое расследование. Однако по мере того, как появлялись новые дразнящие обрывки сведений и начали вырисовываться приблизительные контуры картины, Уолтерс понял, что напал на след чего-то куда более важного, чем удовлетворение собственного любопытства.

Томас Хенгуэр был чародеем, и был им уже много лет.

Тогда Уолтерс занялся серьезным изучением паранормальных явлений, соединяя то немногое, что он знал о Томасе Хенгуэре, с самыми современными теориями, которые готово было обсуждать научное сообщество.

Так обида на то, что его отказались признать, дала начало исканиям, переросшим в своего рода манию.

Понять это нетрудно. Если возможности, о которых говорил Хог, существуют, Уолтерс хотел, чтобы они служили ему. Если Хенгуэр бессмертен, то и Джозеф Хью Уолтерс должен жить вечно. А если Уолтерс станет бессмертным… разве можно будет в чем-то отказать такому человеку? И богатство, и политическая власть — все будет ему доступно. Если перед тобой целая вечность, то с течением времени можно приобрести все.

Но вдруг, когда казалось, что исследования Уолтерса приносят успех, Томас Хенгуэр просто исчез. Неужели он почувствовал готовящуюся ловушку? Для человека с его способностями обвести полицию вокруг пальца было бы проще простого. Вот почему свое расследование они вели с такой осмотрительностью. И все-таки Хенгуэр разгадал их хитрости — и исчез. А вместе с ним улетучились и все надежды Уолтерса использовать необыкновенные способности волшебника в своих целях.

— Вижу, донимает вас это дело?

Уолтерс стряхнул с себя обуревавшие его мысли и кивнул Гэннону, который посадил Хога в машину и вернулся в кабинет.

— Беда в том, что мы работали со всем этим не на том уровне, — сказал Уолтерс.

— Не думаю, что Хенгуэра спугнул наш непрофессионализм, — пожал плечами Гэннон.

— Раньше ты на этот счет ничего не говорил.

— А я пораскинул мозгами как следует, — ответил Гэннон. — И чем больше я думаю, тем яснее мне становится, что спугнуло его что-то другое.

— Например?

— Если он действительно обладает теми способностями, какие вы ему приписываете, то разве не может быть других людей с такими же способностями? А если это так, то ведь можно предположить, что среди этих людей у него есть враги?

— Возможно.

— Вспомните и другое, — продолжал Гэннон. — Ведь он всегда жил, будто скрываясь. Вспомните, как он от всего открещивался, когда вы встретились с ним на том завтраке. А когда мы подняли на него все документы, в них ничего не оказалось. Нет, я думаю, он от кого-то скрывался, а тот слишком приблизился к нему, спугнул, и колдун сбежал.

— И какой же у нас выход?

— У нас две возможности. Либо мы найдем Хенгуэра и поможем ему избавиться от преследователей, либо мы найдем его преследователей и посмотрим, что можно узнать от них.

Уолтерс кивнул:

— Недурно.

— А насчет Хога…

— Он — лишняя помеха.

В глазах Гэннона мелькнула холодная улыбка.

— Как бы вы хотели эту помеху устранить?

— Пусть это будет несчастный случай.

— А Такер?

— Нет, я не хочу выводить Такера из этого дела. То, что я говорил о нем, было сказано специально для Хога. Но мне бы хотелось подстегнуть инспектора. Он вполне мог бы поймать нам Хенгуэра. Он обладает упорством, которое не дает ему бросить порученную работу, пока он не доведет ее до конца.

Гэннон нахмурился:

— Это опасно. Не думаю, что Такер из тех, кого мы можем использовать, а потом устранить, когда он будет не нужен.

— Тогда действуй осторожно, Филлип. В конце концов, я тебе за это плачу.

Гэннон кивнул:

— А у вас есть идеи, как его подтолкнуть?

— Нет, это я предоставляю тебе. Только чтобы все было чисто. — Уолтерс встал и добавил: — Еще одно, Филлип. По-моему, стоит проверить эту Сару Кенделл, о которой говорил Хог. И ее дядю. Теперь мы уже не можем себе позволить что-то упустить. Я давно слышу странные разговоры о Доме Тэмсонов. И очень может быть, что мы просмотрели то, что ищем, просто потому, что оно все время было у нас под носом.

— И как вы хотите вести эту слежку? — спросил Гэннон.

— Очень осторожно. Может быть, тебе удастся выследить их и доставить сюда?

— Идет, мистер Уолтерс. Но Хога сначала?

— О да, — кивнул Уолтерс. — Сначала Хога.

Ему уже принесли досье на двух подающих надежды исследователей, и любой из них прекрасно заменит Хога. Да и вообще прекрасной заменой для Хога может быть кто угодно. Дождавшись, когда Гэннон уйдет из кабинета, Уолтерс достал досье. Но пока его глаза скользили по отпечатанным на компьютере страницам, его мозг работал в прежнем направлении — где же все-таки Томас Хенгуэр?

2.00, ночь четверга.

«Как странно, — думал Такер, сидя у себя в кабинете. — Как странно, что Лоуренс Хог — по существу, бездарный исследователь с небольшой фирмой в Торонто — вдруг назначается главой такого престижного проекта». Просмотрев относящиеся к проекту досье и не обнаружив ничего нового, Такер взялся за досье персонала лаборатории; он сам не знал, что ищет, просто ему не хотелось сидеть без дела. Досье Хога заставило его на нем задержаться.

Получалось, что именно Хог все запутывал, стоило лаборатории приблизиться к чему-то интересному. Такер отнес это за счет неопытности Хога в сочетании со стремлением «руководить». Либо это так, либо можно говорить о полной некомпетентности. Такер склонялся ко второму. К сожалению, в досье никаких открытий не оказалось. Там сообщалась просто скучная история скучного человека, который по воле случая оказался вовлеченным в соответствующие исследования, как раз когда начинался проект.

Такер взял на заметку, что об этом нужно утром спросить Уолли. Вдруг у него есть какие-то данные о Хоге; хотя что это может быть? Да и какое значение это имеет для решения их проблемы? Об этом остается только догадываться.

Хотя Хогу все же следовало отдать должное. Его теории, безусловно, говорят о богатом воображении. Вся проблема в том, насколько точны были протоколы опроса свидетелей вечернего происшествия в ресторане «Патти Плейс». В конце концов, живем-то ведь в реальном мире, а не среди каких-то сказочных существ, о которых повествуется в этих книжках про хоббитов, одну из которых Такер силился прочитать несколько лет тому назад. Такер вздохнул. Наверное, следовало повнимательнее их читать, тогда сейчас он мог бы использовать что-то почерпнутое из них, а не топтался бы на месте, увиливая от репортеров, которые инстинктивно чуют, что им пускают пыль в глаза, так как ничем серьезным, достойным обсуждения полиция не располагает.

Боже, как он устал! Отдохнуть бы — вот что ему нужно! Или получить хотя бы короткую передышку.

Такер отодвинул бумаги в сторону и потянулся к телефону. Набрав знакомый номер, он слушал раздающиеся в трубке гудки. Через шесть резких гудков ему ответили. Со сна голос ответившей звучал хрипло.

— Алло?

— Привет, Мэгги. Что поделываешь?

— Поделываю? Да я сплю… Это ты, Такер?

— Да. Я вот подумал, если ты ничем не занята, может быть, мы могли бы?..

— Ты хотя бы представляешь, который час? Представляешь?

— Четверть третьего. Поздновато. Я знаю.

— Почему ты звонишь, Такер? Мне казалось, мы всё решили в последнем разговоре, решили, что больше ничего не будет.

— Да. Ну ведь это было несколько недель назад. Я подумал, может быть, у нас появились какие-то новые перспективы.

— Единственная перспектива, которая нам нужна, — это некоторое обязательство. С твоей стороны, Джон.

Такер вздохнул. Ему всегда нравилось, что она называет его «Такер». Приятно было слышать, как она это произносит. А Джоном она называла его, только когда была им недовольна.

— Может быть, об обязательстве нам стоило бы поговорить теперь? — предложил он.

— Мне кажется, мы говорили об этом слишком часто. Больше я с тобой спорить не хочу. Особенно среди ночи, черт возьми. Я предпочитаю, чтобы мы просто остались друзьями.

— Я тоже. Поэтому я и позвонил. Хотелось поговорить с другом.

На мгновение воцарилась тишина.

— Ты слушаешь? — спросил Такер.

— Слушаю. Я думаю о тебе. У тебя ничего не случилось? Голос какой-то странный.

— Нет. Просто я немного устал, вот и все. Слушай, мне жаль, что я тебя разбудил, и…

— Ты все еще в этом особом подразделении?

— Боюсь, что да.

— Сегодня в новостях говорили что-то насчет вооруженного нападения на какой-то ресторан. Убили офицера из Конной полиции. Это никак не связано с твоим настроением?

— Связано! Томпсон — один из моих людей, послал его туда я.

— Так я и думала. Когда они назвали Мэдисона — представителя Конной полиции, я сразу поняла, что это касается тебя. — Мэгги вздохнула. — Черт! Не уверена, что хочу еще что-нибудь об этом слышать.

— Ладно, все в порядке, Мэгги. Мне пора бежать. Приятно было с тобой перемолвиться.

— Подожди, Такер. Не торопись. Я знаю, что творится сейчас с твоей головой. Все в ней перемешалось — аморальность, летальность и все такое прочее. Почему бы тебе не зайти ко мне на минутку, мы бы поговорили. Я сварю тебе какао.

— Не хочу навязываться…

— Тогда зачем звонил? — По голосу было слышно, что она улыбается. — Сейчас я оденусь. Адрес помнишь?

— Считаешь, за три недели я мог его забыть?

— Надеюсь, я не пожалею, что не забыл. Осторожнее с машиной, Такер.

Мэгги повесила трубку, а Такер еще некоторое время смотрел на свою с легкой улыбкой, смягчавшей его резкие черты.

— Выглядишь ужасно.

Такер прислонился к дверному косяку и попытался натянуть на себя свою лучшую, как у Хэмфри Богарта [76], улыбку.

— Смотрю на тебя, детка. Выглядишь великолепно.

— Уходи из холла, пока тебя не заметили соседи. Я старалась убедить их, что больше не общаюсь с такими, как ты. Это страшно повысило меня в их глазах.

Такер вошел в гостиную и, опустившись на диван, вытянул ноги. Квартира располагалась на Риверсайд-Плейс. Из окна открывался красивый вид на центр города — пятна огней, напоминающие гигантское лоскутное одеяло. Пока Мэгги возилась в кухне с какао, Такер отцепил револьвер, сунул его в карман куртки, свернул все это в узел и запихнул под диван. Откинувшись, он стал смотреть в окно, стараясь ни о чем не думать.

Мэгги вернулась из кухни, неся в каждой руке по кружке горячего шоколада; над кружками поднимался пар.

— Устраивайся поудобней, — сказала Мэгги.

— Стараюсь, — ответил Такер.

Мэгги поставила кружку так, чтобы Такеру легко было до нее дотянуться, и устроилась на стуле напротив него.

— Ну, как прошел твой день, дорогой? — спросила она.

Такер рассмеялся.

Он встретился с Маргарет Финч года четыре назад, когда пытался расхлебать кашу, заварившуюся в Министерстве по делам индейцев. А Мэгги представляла интересы их главного подозреваемого — молодого Оджибуэя Смелого как адвокат. Благодаря одному только упрямству и сильной воле ей удалось довольно долго сдерживать Такера и снять обвинения со своего клиента. Во время этого процесса они познакомились ближе, и возникли отношения, которые то прерывались, то возобновлялись, и продолжались таким образом почти три с половиной года.

Три недели назад они собрались поставить на этом точку, произошел разрыв, и оба выразили удовлетворение, что вопрос наконец-то решился. Их тянуло друг к другу, но из-за своих характеров они слишком часто ссорились. Позвонив в этот вечер Мэгги, Такер понимал, что все покатится по прежней дорожке.

Но вот что забавно: от одной мысли, что теоретически они могут найти какой-то компромисс, Такеру сразу стало легче на душе. Трехнедельная разлука только помогла ему понять, что он теряет, потеряв Мэгги. Для них наступило время, когда нужно взять на себя какие-то обязательства, во всяком случае, такое время наступило для него. Ну а сейчас ему нужно было хотя бы на несколько часов оторваться от всей этой неразберихи с проектом, а когда с ней вообще будет покончено, наверное, стоит серьезно задуматься, не сменить ли ему работу, если она мешает им с Мэгги жить вместе.

— Зачем нам ставить точку? — вдруг вырвалось у него. — Я хочу сказать — ведь как хорошо сидеть тут с тобой… — Не будем говорить об этом. Все это не так легко решить, и я не думаю, что готова сейчас в этом разбираться.

Такер выпрямился и серьезно посмотрел на нее.

— Давай поженимся, — сказал он.

— Господи! Это и есть решение?

— Не хочешь?

— Не в этом дело. — Мэгги нахмурилась. — По крайней мере, это — только часть решения. Я хочу сказать… — Мэгги вздохнула и покачала головой.

— Ладно, — сказал Такер. — Поговорим о чем-нибудь другом.

Он отхлебнул шоколада, наблюдая за Мэгги поверх кружки. Мэгги была высокая, гибкая и вполне могла бы стать моделью, если бы не предпочла профессию, в которой нужно было шевелить мозгами. Она принадлежала к тем женщинам, которые прекрасно выглядят, во что бы они ни были одеты, начиная от вечернего платья и кончая фланелевой рубашкой и джинсами: в них-то Мэгги и была сейчас. Ее густые каштановые волосы были зачесаны назад и собраны в небольшой хвостик, что подчеркивало скулы и линию лба. Светло-зеленые глаза не отрываясь смотрели на Такера. Полные губы улыбались.

«Не понимаю, — подумал Такер, — как я вообще мог с ней расстаться».

— Какое отношение вооруженное ограбление ресторана может иметь к твоему проекту? — спросила Мэгги, потом, слегка нахмурившись, помедлила и добавила: — Впрочем, наверное, я не должна об этом спрашивать. Я даже не уверена, что хочу узнать. Это ведь строго секретно, правда?

— Правда. Но твой допуск к секретным материалам еще действует. Я проверил перед тем, как пошел сюда.

— Еще бы! Но я не уверена, что хочу знать. — Мэгги пожала плечами. — Пойми меня правильно. Я любопытна, как кошка. Просто я не хочу в это вмешиваться. Понимаешь?

— Понимаю. Получается довольно странно. Итак, наметились уже две темы, которые мы не хотим обсуждать.

Мэгги потянулась и положила ладонь на его пальцы.

— А тебе поможет, если мы поговорим об этом? — спросила она.

— Всегда помогало.

Некоторое время они смотрели друг на друга, потом Мэгги улыбнулась; похоже, она что-то решила. Обойдя кофейный столик, Мэгги села рядом с ним на диван.

— Так рассказывай! — предложила она, слегка коснувшись его колена.

Глава третья

Часовая стрелка на старых, отделанных бронзой часах, стоящих на каминной полке в Почтовой комнате, постепенно приближалась к римской цифре XII. «Полночь, — подумал Джеми. — Колдовской час. Последний вздох среды и первый вздох четверга. Круговорот времен года и самого времени в микромире». Он перевел взгляд с часов на сидевшего напротив него Томаса Хенгуэра, чья тщедушная фигура утопала в кресле. Пыхнув трубкой, Джеми выпустил в потолок спираль дыма.

— Мы с вами очень похожи, Джеми, — проговорил Том. — Два старика, пытающихся разгадать загадки невидимого мира.

— Похожи? — удивился Джеми. — У меня всегда было впечатление, что на мои исследования вы смотрите свысока.

— Ничего подобного. Просто я ставил под сомнение ваши методы и удивлялся вашей явной неспособности разглядеть реальность, которая прячется от всех нас за пределами того, что происходит здесь и сейчас. У меня, Джеми, преимущество перед вами, ведь я не только верю в этот магический Иной Мир, но я ходил по его дорогам, я могу пользоваться его силами.

Джеми покачал головой.

— Лучше расскажите мне про Сару, — сказал он. — Я не могу сейчас обсуждать, существует магия в реальности или нет.

На самом деле он покривил душой. С каждым словом гостя у Джеми учащалось сердцебиение, и, как ни странно, у него внезапно возникло впечатление, что Дом Тэмсонов слушает гостя так же жадно, как и он сам. В эту минуту Джеми понял то, чего не понимал раньше, понял, что между ним и Домом имеется какая-то связь. Дом построил прадед, Джеми получил его в наследство от своего отца Натана, а тот от своего отца Энтони.

Джеми думал о том, что он сам является частью этого Дома, стены которого отделяют его от внешнего мира. Вместе с Джеми стены эти подавались сейчас вперед, чтобы не пропустить ни слова из того, что говорил их странный гость: Джеми ощущал себя и частью башен, глядевших в небо Оттавы, и частью подвалов, пустивших свои каменные корни глубоко в землю, на которой стоял город. В эту минуту его глаза, словно окна Дома, смотрели одновременно и внутрь, и наружу.

— Магию нельзя сбрасывать со счета, — продолжал Том. — Благодаря ей я сижу здесь и разговариваю с вами, благодаря ей ваша племянница сейчас ходит по тропам Иного Мира, благодаря магии слишком многое сейчас пришло в движение.

— А почему вы здесь?

— Из-за событий, которые начались полторы тысячи лет назад.

Джеми вздохнул и отложил трубку в сторону.

— Хорошо, — сказал он. — Я вас выслушаю, но не обещаю поверить всему, что вы говорите. Я хочу получить ответы на некоторые вопросы. И если это влечет за собой урок истории…

Он не закончил фразу, и Том кивнул.

— Я постараюсь быть кратким, насколько это будет возможно, Джеми. — Том сложил руки на коленях и долго рассматривал хозяина Дома. — В Уэльсе был король Мэлгвин, имевший при себе друида, но кроме того, у него был враг. Этим врагом был бард Талиесин. Вам знакома эта история?

— Думаю, да. Талиесин победил в состязании по отгадыванию загадок, верно? И в ходе состязания умудрился оставить в дурках королевских бардов, друидов, да и самого короля. Правильно?

— Всё так. И более того. Король был человек мстительный. И хотя правила чести того времени запрещали ему мстить, он не забыл, не мог забыть, что Талиесин превзошел их всех. Он решил отплатить ему сполна. Но с бардами тогда нельзя было обращаться как с обычными людьми, особенно с такими, как Талиесин. И хотя король не мог нанести ему физический вред, изгнать его он мог. Главный друид короля заставил Талиесина сесть в лодку из прутьев и кожи и спустил лодку на воду. Он считал, что это подходящий для Талиесина удел — ведь много лет назад Талиесина выбросило на их берег в такой же лодке. Как же с ним еще поступить, если не вернуть в море, из которого он явился? Таким образом они — король и его друид — не будут нести ответственности за судьбу барда. Его судьба останется в руках Дилана Эйл Тона. Они рассудили так: пусть бог моря сам решит, что делать с бардом. Но за это злодеяние они поплатились. Когда отлив уносил Талиесина в море, он прокричал проклятие, и королевский друид превратился в камень. Стал каменным столбом и тысячу лет простоял на том пустынном берегу — высокий старый утес, смотрящий на запад в морскую даль.

— Как уэльский Мерлин, — заметил Джеми.

Том покачал головой:

— Мирддин, которого вы зовете Мерлином, действительно был валлийцем, Джеми. Но он не превращался в камень, ни сам, ни по чьей-то злой воле, как о том говорится в легендах. Он был и бард, и друид, а это мощное сочетание, из-за которого он стал величайшим волшебником на Зеленом Острове [77], другого такого на этом Острове не было никогда. А потом Леди Озер отвела его назад в Страну Лета — туда, где родился Талиесин, но куда он так и не вернулся.

— Очень романтично! — воскликнул Джеми. — Если только все это — правда.

— Разумеется правда.

— Только какое это имеет отношение к исчезновению Сары, вот что непонятно. Во всяком случае, моему скромному уму это недоступно. Где она, Хенгуэр?

— Вы уже долго меня слушали, позвольте мне закончить. Представьте себе, что эти двое — Талиесин и королевский друид — все эти годы оставались живы. Но они изменились. Друид пошел по пути Света, а бард сейчас обитает среди Теней. В современной жизни развитие техники достигло небывалых высот, одно чудо с потрясающей легкостью накладывается на другое. И представьте себе людей, которые сейчас сражаются при помощи магии — сейчас, когда боги удалились от мира и контролировать эту борьбу некому. Они способны погубить мир, ведь остановить их никто не в силах. Может ли пуля убить человека, способного превратиться в ветер? Можно ли удержать в тюрьме человека, способного стать тенью?

Джеми покачал головой, но это не был ответ на вопрос Хенгуэра, скорее, таким образом Джеми выразил свое недоверие.

— Сегодня вечером Талиесин, — сказал Том, — напал в ресторане на моего ученика. Киеран был с вашей племянницей. Талиесин превратил какого-то человека в ужасного оборотня, и только благодаря быстрой реакции Киерана ему и Саре удалось избежать смерти. Талиесин изменился, Джеми. Теперь он стал Злом. Тем не менее именно Киеран убил оборотня — убил невинного человека, облик которого изменил этот бард. Ответственность за это деяние лежит целиком на Талиесине. Он теперь ни перед чем не остановится, Джеми. И если его не остановить, будет еще много-много смертей.

— Допустим… допустим, кое-чему в вашем рассказе я поверил, — сказал Джеми. — Но какое отношение это имеет ко мне? И к Саре? Чего хочет этот Талиесин?

— Власти. И смерти друида.

— А где друид?

— Прячется.

— Господи! — Джеми потер лицо. — И, как я понимаю, вы на стороне друида? Почему друид прав, а Талиесин — нет?

— Талиесин изменился, и друид тоже. Друид стал олицетворением Добра, Джеми. Поверьте мне. Я бы не стал помогать человеку, если бы он продолжал быть на стороне Зла. С течением лет они поменялись ролями. Я признаю, что с Талиесином поступили несправедливо. Он имел основания проклясть друида. Но друид расплатился сполна. Он тысячу лет провел заключенным в камень. Разве он недостаточно наказан?

Джеми несколько раз глубоко вдохнул и задумался. Совершенно явно Хенгуэр верил в то, что говорил. Хотя это казалось совершенно невозможным, Том в свой рассказ верил. И что же делать Джеми? Подыгрывать Хенгуэру?

— Вы сказали, что, по вашему мнению, я мог бы помочь вам, — наконец проговорил Джеми. — Что, по-вашему, мы с вами могли бы… положить всему этому конец. Но ведь теперь дело касается Сары и вашего… как вы назвали его? Ученика? — «Неужели люди и сейчас имеют учеников? — подумал Джеми. — Хотя, пожалуй, такие люди, как Томас Хенгуэр, наверное, имеют». — Что могут сделать Сара и ваш ученик? И что делаете вы здесь?

— После этого нападения в ресторане… мои друзья сразу перенесли Сару и Киерана в Иной Мир.

— Вы уже во второй или в третий раз упоминаете этот Иной Мир. Что это такое? — Джеми помолчал, но прежде чем Томас ответил, махнул рукой. — Ладно, неважно. Я допускаю, что их перенесли в Иной Мир с помощью вашего колдовства. Но объясните мне, что это были за друзья? Тот друид?

— Если я вам скажу, вы мне не поверите. Так же как считаете крайне невероятным все то, что я уже сказал.

— А вы попробуйте объяснить.

— Их забрали духи, Джеми, они называются маниту. Североамериканские родственники эльфов, о которых столько говорится в европейских народных сказках…

— Господи Иисусе!

Том устало пожал плечами и спокойно выдержал недоумевающий взгляд Джеми.

— Итак, — наконец заговорил Джеми, — что же Сара и этот ваш ученик там делают?

— Они встретятся с шаманом, который знал Талиесина, когда тот впервые оказался на этих берегах. Его зовут А-ва-рате, что значит «Тот, Кто Ходит с Медведями». Такие племена были в свое время в Северной Америке. А эти шаманы — они же и барды — были одинокими кочевниками, которые не состояли ни в каких племенах и в то же время принадлежали всем племенам сразу. Как европейские барды. Музыканты, маги, целители. Их называли «рате-вен-а» — «Медвежьи Барабанщики», их тотемом был медведь. Маниту, которые переселили Киерана и Сару в Иной Мир, приведут к ним и А-ва-рате.

— Для чего?

— А-ва-рате знает, как остановить Талиесина.

— А почему вы не там? Почему в это вовлечена Сара? Господи! Почему вовлечен я?

— Сара имела несчастье оказаться в неподходящем месте в неподходящее время. Похоже, у нее тоже есть определенные… способности. Я отправил ее с Киераном, чтобы она не подпала под влияние Талиесина, ведь того привлекают и действующие маги, и те, у кого есть скрытые задатки стать таковыми. Там, в Ином Мире, она будет в безопасности.

— А пока? Где ваш друид?

— Действует так же, как и я. Мы отвлекаем Талиесина. Пока он следует за нами, он не будет преследовать Сару и Киерана.

— За нами? Вы и меня имеете в виду?

Том покачал головой:

— От вас мне нужно только одно: ту вещь, которую Талиесин уже искал здесь.

— Талиесин был здесь?

— Нет, не внутри. Но я ощутил следы его присутствия возле Дома. Почему-то внутрь он не проник. Что-то его удержало. Может быть сам Дом.

— О какой вещи вы говорите?

— Я оставил несколько вещиц Эледу Эвансу на хранение, Джеми. Теперь они мне нужны. Одна из этих вещиц — костяной диск — ключ к моему виэрдину.

— У меня его нет, — сказал Джеми. — Я отнес диск в музей, а конная полиция его конфисковала. И остальные диски тоже у них.

— Следовательно, одну проблему можно считать решенной, — ответил Том. — Чтобы вернуть эти вещи, больших усилий не потребуется.

— Для чего они вам?

— Они служат указателями для всех, кто избрал Путь. Во всяком случае в обычных обстоятельствах. Но при этом они играют роль и своего рода оракулов. Учитывая мои теперешние цели, я хочу воспользоваться ими, чтобы определить наиболее благополучное время и место для встречи с Талиесином.

— А зачем вы ввели эти данные в мой компьютер?

— Я думал, что, обнаружив их в компьютере, вы ими воспользуетесь. Как я уже сказал, Джеми, диски больше чем оракулы. Это все, что сохранилось от древнего друидского алфавита деревьев. Мой виэрдин когда-то принадлежал Талиесину, но он оставил его у рате-вен-а, и виэрдин попал ко мне в руки. Я думал, что с его помощью вы начнете следовать по Пути. Начнете постигать Науку Тишины. Еще раз говорю вам, Джеми: магия существует, хотя, возможно, она не такая, как вы себе ее представляете. Все трюки, демонстрирующие ее силу, — только трюки. Сам по себе Путь — это укрепление духа, приближение к гармонии, управляющей миром. Продвижение по Пути происходит медленно, но с каждым шагом вы словно берете очередную ноту самой старой мелодии на свете. Когда будет сыграна вся мелодия, тогда вы полностью усовершенствуете себя. Все ваши скрытые способности будут реализованы. Тогда вы сможете выйти за рамки своего существования. Вам не нужно будет рождаться заново, ибо на этой земле вы сделали все, что могли.

— И куда же потом?

— В Страну Лета, Джеми. Но ее я не смогу описать вам. Я сам видел ее только мельком, но то, что я увидел, обожгло мою душу. Я тоскую по тому времени, когда попаду туда. Не могу дождаться…

— Почему же вы раньше просто не рассказали мне об этом виэрдине и о Пути? — спросил Джеми. — Зачем вы скрывали их?

Том вздохнул:

— Сохраненная тайна сама по себе есть источник власти, Джеми. К тому же вы во многом отличаетесь от тех, кто вас окружает, но во многом вы такой, как они. Большинство людей не оценит истинной стоимости дара, если получит его бесплатно. И предпочтет отказаться от него.

«Психиатр мог бы всю жизнь проработать на материале, полученном от Томаса Хенгуэра», — подумал Джеми. Но сейчас его занимало не это. В душе у него смешались разные чувства. Он хотел бы поверить Тому. Но, к сожалению, Джеми был еще и прагматик. Сколько бы он ни изучал паранормальные явления, как бы ни хотел в них уверовать, все равно он вынужден был признать, что никаких убедительных доказательств их существования просто нет.

И вот вам пример: Томас Хенгуэр. Джеми не мог представить себе более ненадежной фигуры. Но все это нисколько не приближало его к главной задаче — к выяснению того, что Том сделал с Сарой. Джеми был уверен, что где бы Сара ни была — а ни в какие воздушно-волшебные Иные Миры он не верил, — Том имел самое прямое отношение к тому, что с ней произошло. И пока Джеми не выяснит, какое именно отношение, он сделает все, чтобы его странный гость продолжал говорить.

— Кто же был автором того рисунка? — спросил он.

— Я.

— Вы? Не знал, что вы умеете рисовать.

Том улыбнулся:

— Вы многого обо мне не знаете, Джеми. Но я создал этот рисунок не благодаря умению рисовать, а с помощью магии и подарил его Эледу. Идея встречи европейского барда с одним из рате-вен-а привела его в восторг.

— Этот рыжеволосый бард — Талиесин?

Том кивнул:

— А второй — А-ва-рате. Оба были хороши собой, особенно Талиесин. Но нет розы без шипов.

— Хотите получить рисунок обратно? — спросил Джеми. — Или вам нужен… только этот ваш… как вы его назвали? Виэрдин?

— Нет, рисунок мне не нужен, — ответил Хенгуэр. — Там была еще одна вещичка. Золотое колечко, вот такое. — Он поднял руку, и Джеми увидел на его пальце точно такое же кольцо, какое Сара нашла в чулане в «Веселых танцорах». — Такое кольцо называется дарованным, — пояснил Том. — Оно дает силу. То, которое я ищу, — кольцо Эледа, — когда-то принадлежало Талиесину. По дарованному кольцу можно определить, что человек находится под защитой идущего по Пути. Кольца даются в знак дружбы и обладают некоторыми волшебными свойствами. Достаточными для того, чтобы те, кто их получил, сами вступали на Путь. Однако кольцо, которое я ищу, — кольцо Талиесина — обладает большей силой. Он получил его от своего наставника Мирддина, а тому оно, в свою очередь, досталось от Леди Озер. Его изготовил Гвин ап Надд — король фей в Стране Лета, и оно обладает еще одним ценным свойством — оно усиливает способности к волшебству. Именно это кольцо помогло Талиесину превратить друида в камень. Оно же позволило ему выжить и приплыть из Гвинедда в Северную Америку на кожаной лодке.

— А вы не думаете, — сказал Джеми, — что, если бы кольцо обладало такой силой, оно могло бы помочь Талиесину избежать изгнания?

— Он в этом не нуждался. Рискну высказать догадку: Талиесин понял, что его больше не хотят видеть на родине, и в душе приветствовал изгнание. А может быть, боги тогда перестали его защищать. Наверняка я знаю только одно: у него этого кольца больше нет, он его ищет, и если бы ему удалось снова получить кольцо…

— Это кольцо пролежало в чулане «Веселых танцоров» три года, если не больше, — сказал Джеми. — А до этого оно было у Эледа невесть сколько лет.

— Двадцать два, — сказал Том.

— Вот именно, двадцать два. Почему же Талиесин так долго не шел за ним? И как оно когда-то попало к вам? А ведь вы все время знали, где оно находится. Если оно было вам так нужно, почему вы не пришли за ним раньше?

— Тогда оно не было мне нужно. А получил я его вместе с виэрдином Талиесина. Прошел слух, что Талиесин умер. Его вещи оказались у А-ва-рате. Я попросил их у него, и он отдал их мне. У себя он оставил только костяной свисток с шестью отверстиями.

— А арфа? — спросил Джеми.

Том пожал плечами:

— Она исчезла. А-ва-рате думал, что ее забрал Дилан Эйл Тон и вернул в Страну Лета.

Джеми взял трубку, высыпал пепел в пепельницу и стал набивать ее свежим табаком.

— Выходит, Талиесин просто придумал свою смерть? — спросил Джеми.

— Честно говоря, я не понимаю, чего он хотел добиться, распуская эти слухи. Знаю только, что многие годы было тихо и спокойно, а потом на свободу снова вырвалось Зло — в этом Зле друид Мэлгвина узнал дух Талиесина, но только переменившийся. Из барда он превратился в олицетворение ужаса. Маниту так и называли его: Мал-ек-а, то есть «Ужас-Бродящий-Без-Имени». Но друид смог дать ему имя — Талиесин.

— А кольцо?..

— Иметь его очень важно как для защиты от Талиесина, так и для того, чтобы оно не попало к нему в руки.

— Понятно, — сказал Джеми. — Только его у меня нет.

— Нет? — У Тома побелело лицо. — А где же?..

— У Сары.

— Значит, ей грозит ужасная опасность. Кольцо привлечет к ней Талиесина или ее к нему, как пчелу к цветку. Возможно, мы уже опоздали.

Джеми взглянул на потрясенного Тома, и от ужаса у него похолодела спина. Ему не хотелось верить во всю ту дичь, которую рассказывал Хенгуэр, но сейчас реальность того, что Сара в опасности, поразила его, как физический удар.

— Так что же вы сидите? — воскликнул он. — Верните ее!

Том встал, воздух вокруг него потрескивал, словно разряды статического электричества, как бывает с рубашкой, которую вытаскивают из сушилки. Джеми в растерянности смотрел на него, не зная, чего ждать. Вдруг Сара внезапно появится в комнате — выскочит из ниоткуда, как в кино? Прошла долгая минута, но Сары не было.

— Чего вы ждете? — спросил Джеми.

У Тома поникли плечи.

— Я перемудрил, — медленно проговорил Хенгуэр. — Я попросил маниту забрать Сару — ее и Киерана — куда-нибудь подальше, в такое место, которое даже мне неизвестно. На случай, если Талиесин схватит меня и вынудит сказать, где они. А Иной Мир — как луковица, в нем множество слоев — сотни и сотни. И Сара с Киераном могут оказаться в любом из этих слоев.

Сейчас уже Джеми и думать забыл, что вся ситуация невероятна. Его интересовало только одно: что с Сарой и как вернуть ее назад. Он уже не задумывался о том, что если все, поведанное ему Томом, невозможно, то, следовательно, и Саре ничего не грозит.

— Где Сара? — тихо спросил он, не сводя глаз с Хенгуэра. — Что вы с ней сделали?

— Поверьте мне, я только хотел защитить ее!

Джеми кивнул без всякого энтузиазма. Затем его осенило, и он воскликнул:

— Кольцо! Вы можете найти ее по кольцу!

Том покачал головой:

— Талиесин может, ведь у него связь с этим кольцом. А у меня такой связи нет. Кольцо принадлежит барду, не мне.

— Сделайте же что-нибудь! — воскликнул Джеми.

Хенгуэр угрюмо посмотрел на него.

— Постараюсь, — пообещал он и исчез, только воздух взметнулся.

Приподнявшись на стуле, Джеми не отрывал глаз от места, где за минуту до этого сидел Том, потом медленно откинулся на подушки. «О Господи! — думал он. — Значит, все правда. Есть какие-то силы, неподвластные нашему миру, и каким-то образом Сара столкнулась с ними».

У Джеми участился пульс. «Я слишком стар для таких переживаний, — думал он, — что, если сердце у меня не выдержит?»

Он старался дышать глубоко и медленно. Вдох — выдох… вдох — выдох. «Успокойся». Джеми хотелось встать и пробежаться по Дому в напрасной надежде, что Сара вернулась без посторонней помощи и крепко спит сейчас у себя в спальне. Целая и невредимая. Ему нужно было только встать и убедиться, что в Доме все в порядке. Что нет никакого колдуна Томаса Хенгуэра, который то появляется, то исчезает, нет угрозы от какого-то давно умершего барда, бродящего, словно привидение, и нет никакого волшебного кольца.

Но Джеми знал, что эта надежда напрасна. Сары нет ни в спальне, ни на кухне, ни на чердаке, ни в погребе — нигде. Если верить Томасу Хенгуэру, то ее вообще нет в этом мире. А как можно ему не верить, если Джеми видел собственными глазами: вот Том стоит перед ним, такой же реальный, как стол или стул, а через мгновение его уже нет. Исчез!

Когда дрожь унялась, Джеми сказал себе, что надо встать и найти Байкера. Джеми нужно было поговорить с кем-нибудь — с кем-нибудь нормальным, иначе он прямо здесь, в Почтовой комнате, свихнется от ужаса. Но вся присущая ему, как он считал, смелость вдруг исчезла, и он мог только сидеть, где сидел, сжав челюсти, чтобы зубы не клацали друг о друга, и сдвинув колени, чтобы не дрожали ноги.

Он долго просидел так, и постепенно сердцебиение утихло. На Джеми веяло покоем от самого Дома, как будто его основательность и долговечность, его терпеливая стойкость, исходившая не только от дерева и камня, из которых он был сложен, но словно из самой души Дома, прогоняли страх. Джеми еще подождал, и наконец ему удалось разжать руки, сомкнувшиеся на коленях, и зажечь трубку, не обсыпав себя табаком. Тогда он встал, чувствуя себя больным, в первый раз поднявшимся с кровати, и пошел искать Байкера.

Джеми показалось, будто Дом шепнул ему: «Он у себя».

Джеми туда и направился, размышляя, с чего начать, как приступить к разъяснению того, что произошло. Что он скажет Байкеру? «Берегись, мол, мертвого барда по имени Талиесин! Сара исчезла в стране фей, но беспокоиться нечего. Один знакомый волшебник отправился за ней туда».

Джеми покачал головой. Дым струился из его трубки и тянулся за ним следом, когда он шел по коридору. Двигаясь, Джеми чувствовал себя лучше, хотя это и не очень помогало распутать ту колдовскую неразбериху, в которую они все угодили. Почему, например, Элед даже не заикнулся о том, какие важные вещи он оставляет в наследство? И тут же Джеми вспомнил фразу, произнесенную Томом: «Сохраненная тайна — источник власти».

Джеми вздохнул.

— Элед, если у тебя там, наверху, есть какие-то связи, — сказал он, подняв взгляд к потолку, — заставь кого-нибудь подсобить нам, ладно?

Это была довольно странная просьба для человека, который не верил ни в бога, ни в царство небесное. Но сейчас Джеми был готов воззвать к кому угодно, лишь бы кто-нибудь захотел ему помочь.

В Ином Мире звезды заливали холодным зимним светом поляну, где стоял Томас Хенгуэр. Он молча глядел на них, наделяя созвездия именами, которыми их наделяли барды: Воробей — проводник магов в Иной Мир. Слева от него располагалось созвездие Королева Выдр и ее консорт Бородатый Король, под ними проплывал Лосось, который по своей прихоти открывал знания или прятал их. А на востоке, на горизонте, скрытое пока высокими елями и соснами, окружавшими поляну, поднималось созвездие Пряха с пряжей, которая держит в руках все бардовские судьбы.

Том вздохнул и вернулся мыслями к предстоящему ему делу.

Когда глубокое молчание, источаемое его «тоу», заполнило его душу, он, преклонив колени, медленно опустился на траву. Тишина, наполнявшая его, казалось, истекала из его тела, из каждой поры, перетекала на поляну, и наконец даже ветер над поляной затих, даже звезды приостановили свой торжественный танец. Когда тишина стала такой глубокой, что все вокруг замерло, будто не дыша, когда затихла каждая травинка, Том вытащил мешочек с костяными дисками, который он изъял из музея.

Похищение, как он и сказал Джеми, осуществить было нетрудно. Совсем другое дело — отыскать кольцо и племянницу Джеми. Иной Мир состоял из сотни сотен слоев, и Сара могла находиться в любом из них. Она могла быть в областях, расположенных совсем близко к реальному миру. А могла оказаться очень далеко, в мирах, где границы между временем и пространством настолько тонкие, что стали прозрачными. Сотни сотен миров. В какой из них завели ее маниту? Где А-ва-рате мог встретить Киерана? Том надеялся только на то, что костяные диски наведут его на след, ведь даже связь его с Киераном была нарушена. Между ними раскинулось огромное пространство — целый Иной Мир.

Том вынул из мешка магический лоскут, расстелил его на траве перед собой, наобум выбрал двенадцать костяных дисков и, зажав их в пригоршне, поднял над тканью.

— Скажите мне, — прошептал он в темноте и подышал на кости.

И дал им упасть.

Потом нагнулся и стал с жадностью рассматривать, как они легли.

В центре на лоскуте был изображен кельтский крест, заключенный в круг. Каждый конец креста и промежутки между этими концами приобретали особый смысл в зависимости от того, куда упали диски и как они расположились по отношению друг к другу. Диск, обозначающий Деву, упал возле восточного конца креста. Рядом оказался Ореховый Посох и Озеро. Том решил, что Дева будет обозначать Сару. Посох означал мудрость или путешествие, Озеро — умение воспринимать знания.

Том долго смотрел на кости, качая головой и стараясь понять смысл увиденного. Неужели Киеран учит Сару магии? Ведь он сам еще ученик, так что это маловероятно. Но, конечно, Киерану виднее. Том перевел глаза на оставшиеся девять дисков, желая узнать, какой свет они могут пролить на эту новую загадку.

Он был так поглощен своими мыслями, что не заметил, как в окружавшем поляну лесу сгустились тени. Среди деревьев и так было темно, а стало еще темнее.

Изображение, обозначающее Воробья, упало в правый верхний угол лоскута на участок, отведенный для союзников и врагов. Тут все было ясно. Воробья можно назвать Арфистом, так что этот диск обозначал Талиесина. Но можно ли по расположению этого диска считать, что Талиесин встретился с Сарой? Может быть, он уже забрал у нее кольцо?

Тени между деревьями слились, тихо выползли из леса и осторожно, почти незаметно, заскользили по поляне. Их движение было едва уловимо — так двигается тень от дерева вместе с перемещением солнца на небе.

Том посмотрел в правый нижний угол ткани, где должны быть рекомендации к действию. Туда упали два диска: Барабан и Ящерица, или Саламандра, то есть Откровение и Молчание.

А тень между тем приближалась уже к самому плечу Тома. И поднялась с земли, как внезапно вставший на ноги старый, выброшенный плащ. Тут Том оторвался от дисков. Почуяв наконец опасность, он бросился наземь и, падая, повернулся так, чтобы, поднявшись на ноги, оказаться лицом к угрозе. Проклиная себя за неосторожность, простительную только для новичка, Хенгуэр поднял руки, чтобы защититься, и тут кровь отхлынула от его лица — он узнал нападающего. Руки бессильно опустились.

— Ты! — воскликнул он, горло перехватило, слово вырвалось с хрипом.

И тень набросилась на него.

Больше она не была бесформенной, и ее вид был слишком хорошо знаком Тому. Рука, похожая на клешню, прошлась по лицу, раздирая его до самых костей. Удар был такой силы, что Тома отбросило назад и он упал навзничь.

Он попытался перевернуться на бок, попробовал сотворить заклинание, но и магия, и силы оставили его, как только он понял, кто на него напал. Противник быстро прыгнул к нему и с легкостью поднял Тома. Сильные руки сомкнулись вокруг его рук. Ноги Тома искали точку опоры, но только били по воздуху. Нападающий тряс Хенгуэра до тех пор, пока у того не хрустнула шея, тогда он отбросил Тома в сторону, как сломанную игрушку.

Потом тень повернулась и долго рассматривала диски, стараясь запомнить, как легли кости. Запомнив, тень подтащила к себе бездыханное тело, сунула его под мышку и отправилась в лес, где темнота снова поглотила ее.

А на поляне нарушилась тишина, вызванная заклинаниями Тома. Подул ветер, по траве пробежала волна. О внезапном поединке было забыто. О нем помнили только звезды, глядевшие сверху на кусок ткани и белые диски на нем, но и звезды скоро двинулись по своим древним тропам в небе.

— Ну и ну! — воскликнул Байкер. — Имеем дело с мощными колесами!

Он сидел на кровати у себя в комнате, на нем были спортивная рубашка и джинсы. Салли лежала под одеялом, только голова торчала на подушке, одеяло и простыню Салли натянула до самого подбородка.

— Что ты хочешь сказать? — удивился Джеми.

Байкер усмехнулся:

— Наркотики, дорогой. Зелье. Травка. Что же еще?

— Но я говорю правду, Байкер. Он просто исчез. А если такое может произойти, то как утверждать, что все остальное — неправда?

Улыбка исчезла с лица Байкера. Джеми не трепыхался, как всегда, когда волновался из-за ерунды; и Байкер понял, что дело плохо. В глазах Джеми он угадал панику.

— Это вы серьезно? — спросил он. — То есть я хочу спросить: вы и впрямь в это верите?

Джеми кивнул:

— Понимаю, как это звучит, но… о чем еще я могу подумать?

— Черт. Что будем делать?

— Не знаю.

Салли переводила взгляд с одного на другого, не веря своим ушам.

— Байкер, — сказала она, — ты ведь понимаешь, что этого не может быть?

— Я знаю, звучит как сущий бред, но раз Джеми говорит, что так было, значит, так действительно было, каким бы диким это ни казалось.

— Но…

— Ты не понимаешь, Салли. Поживешь в этом Доме — привыкнешь ко всяким странностям. Правда, на этот раз дело куда чудней, чем обычно, вот и все. — Он повернулся к Джеми. — Я только не понимаю, чего вы так удивились, Джеми? Я хочу сказать: разве вы сами не занимались всем этим, не изучали такие штуки?

— Раньше я никогда не думал, что все это может происходить на самом деле. Хотел верить, но не мог, доказательств не было. А сейчас… — Он потер лицо. — Спасибо, что поверил мне, Байкер.

— Ха! А что мне остается? Вы для меня самый главный, Джеми.

— По-моему, вас обоих просто разыграли, — сказала Салли.

— А где тогда Сара? — спросил Байкер. — И как этот старик Хенгуэр ухитрился вдруг очутиться в Доме и так же внезапно исчезнуть? Перед тем как мы легли, я проверил все окна и двери… — Он помолчал, задумавшись. — Может, надо снова их проверить?

— Но почему вам не приходит в голову, что Сара, может быть, просто встретила какого-нибудь симпатичного парня и пошла к нему? — спросила Салли. — Так ведь бывает, сам знаешь.

Байкер улыбнулся, вспомнив, как они с Салли встретились в Национальной галерее. И покачал головой.

— Сара позвонила бы, — сказал он. — Этого она, может, и не сказала бы нам, но предупредила бы, что не вернется к ужину.

— Сдаюсь! — Салли повернулась и закрылась одеялом с головой. — Тогда ступайте искать эльфов и колдунов, — добавила она, одеяло приглушило ее голос. — А мне дайте хоть немного поспать.

Байкер взглянул на Джеми и пожал плечами, словно желая сказать, что Салли здесь недавно и ей трудно понять.

— Пожалуй, нам всем надо поспать, — сказал Джеми, прекрасно отдавая себе отчет в том, что сейчас меньше всего думает о сне.

— А может, выпить по пуншу с горячим молоком? — предложил Байкер. — Хочешь, Салли?

— Я сплю.

— Ну и спи! Пошли, Джеми, посмотрим, что можно сварганить.

Джеми благодарно кивнул. Ему не хотелось оставаться одному. Он не мог справиться с объявшим его ужасом. Если этот арфист обидел Сару… тогда Джеми… а что, собственно, он тогда сделает? О Господи! Он чувствовал, что просто сходит с ума.

— Джеми?

Джеми поднял глаза и увидел, что Байкер ждет его у дверей.

— Я опять думал о Саре, Байкер. Я понимаю, может быть, все это и вздор. Но если Том не лжет, ей грозит страшная опасность, а мы ничего не можем сделать.

— Что-нибудь придумаем, — попытался успокоить его Байкер. Он до сих пор сомневался, может ли все это быть правдой. В то, что Джеми пережил нечто из ряда вон выходящее, он верил. Что в дело замешаны колдуны и эльфы, переварить было труднее. К тому же всякий раз, когда он задумывался о таких вещах, ему представлялось, что Джеми и сам колдун. Но созидатель. Не жертва. А Сара… Байкер покачал головой. Мысль, что с ней может что-то случиться, была для него невыносимой.

— Пошли, Джеми, — сказал он.

Джеми устало выбрался из кресла, в котором сидел, и поплелся за Байкером в кухню.

8.10, утро четверга.

Лоуренс Хог стоял на автобусной остановке на углу Банковской улицы и улицы Сомерсет, ждал автобус и читал утренний выпуск газеты «Ситизен», вся первая полоса которой была посвящена смерти Томпсона, о чем сообщалось под кричащим заголовком: «Убит офицер Конной полиции». Сопровождавшая статья была довольно схематична. Проект, разумеется, не упоминался. Сводилась статья примерно к следующему: Томпсон во внеслужебное время зашел пообедать в ресторан «Патти Плейс». Когда туда ворвался вооруженный грабитель, Томпсон попытался остановить его, не успел он достать оружие, как бандит трижды выстрелил в него.

Хог рассматривал фотографию, изображавшую, как из ресторана выносят носилки. В статье отсутствовали ответы на невольно возникающие вопросы: зачем бандиту понадобилось грабить этот жалкий ресторанчик? Почему не опубликованы интервью со свидетелями? Ведь ресторан был почти полон. Неужели никто не заметил происшедшего? Эффективность лжи испугала Хога. Она очень напоминала ту власть, которую имел над ним Уолтерс.

— Простите, пожалуйста, огонька не найдется?

Вздрогнув, Хог поднял глаза. Обратившийся к нему человек был в бежевом пальто, распахнутом так, что под ним виднелся синий деловой костюм. В руке он держал сигару. Он сунул ее в рот и наклонился вперед. Не успел Хог ответить на просьбу, как раздался слабый свист, и Хог почувствовал, как его что-то укололо — словно булавка вонзилась. Он поднял руку к шее и вытащил крошечную иголку. Но было поздно. Смертельный яд, действующий на сердечно-сосудистую систему, уже начал свою работу. Концентрированное производное яда гадюки поразило сосуды и остановило сердце. Хог почувствовал резкую боль в груди, в глазах все поплыло. Человек с сигарой с явным беспокойством вглядывался в него.

— Слушайте, — сказал он, — как вы себя чувствуете? По-моему, с ним что-то неладно, — обратился он к подошедшим из толпы.

Человек поддержал Хога, только его подобная тискам хватка и не дала пострадавшему упасть. Хогу показалось, что он видит сотню уставившихся на него, крутящихся, как в калейдоскопе, лиц, и подумал: «Уолтерс… вот гад!»

Человек с сигарой осторожно положил Хога на тротуар.

— Кто-нибудь позвоните лучше в полицию или вызовите врача, — сказал он, не оборачиваясь. — У него, наверное, сердечный приступ или что-то в этом роде. — Он спрятал сигару под пальто в нагрудный карман костюма.

— У кого есть мелочь? — крикнул из телефонной будки мужчина в твидовом костюме.

Человек с сигарой отступил в толпу. Вокруг Хога люди стали рыться в карманах в поисках мелочи. Когда появился полицейский, человек с сигарой уже быстро шагал по Банковской улице. А когда он дошел до улицы Купера, к тротуару подкатил желтовато-коричневый «шевроле». Человек сел в него, и машина быстро отъехала. — Ну как? — спросил Гэннон, переключая передачу.

Серж Морен откинулся на сиденье.

— Запросто! — улыбнулся он.

Такер открыл заспанные глаза и оглядел спальню Мэгги. Мэгги стояла в дверях. Она заколола волосы, и вид у нее был куда более свежий, чем у только что проснувшегося Такера.

— Кофе на кухне, — сказала она, отворачиваясь. — Мне еще нужно умыться, у меня встреча на Николас-стрит с одним беспокойным клиентом в девять тридцать.

— А сейчас сколько?

— Четверть девятого.

Такер вздохнул и поднял глаза к потолку. Пора вставать и начинать шевелиться. Откинув одеяло, он пошлепал в кухню, налил себе кружку черного кофе и понес в спальню, где стал одеваться.

— Как настроение, Такер?

— Лучше. — Такер сидел на краю кровати и любовался Мэгги. — Почему бы нам сегодня не удрать куда-нибудь вместе?

— Не могу. Но на выходные я не ангажирована.

— Считай, что уже ангажирована.

Такер потер подбородок с выросшей за ночь щетиной.

— На верхней полке справа, — сказала Мэгги. — Я так и не решилась их выбросить.

Такер проследовал в ванную и там, где она сказала, действительно нашел свою бритву и крем для бритья. Он уже намылил лицо, как вдруг Мэгги проскользнула между ним и зеркалом, чтобы наложить тени на веки. Взглянув через плечо, она широко улыбнулась и начала краситься.

— Что ты собираешься сегодня делать? — спросила она.

— Сначала в контору. Узнать, не случилось ли чего. А потом я думаю съездить в Дом Тэмсонов. Теперь у меня возникли более радужные перспективы… Спасибо тебе.

— Пожалуйста. Тебе просто нужно быть непредвзятым.

— Непредвзятым? По отношению к кому? К оборотням? Или к волшебникам?

— Я не о такой непредвзятости говорю. Но у тебя есть склонность рассматривать вещи под одним углом. — Она замолчала. И недоговоренным осталось следующее: почему, например, Мэгги иногда защищает людей, про которых знает, что они виновны? — Из того, что ты мне рассказал, — добавила она, — вовсе не следует, что ты имеешь дело с обычным преступником.

— Так-то оно так. Но только с кем же я имею дело?

Мэгги покачала головой и отошла, уступив ему место перед зеркалом.

— Не знаю, Такер. Меня пугает то, что там могут быть замешаны люди, обладающие… такими странными способностями. — Она серьезно посмотрела на него. — Какие они? Может, они вообще не люди? Ведь, возможно, они даже думают не так, как мы. Может, для них ни добро, ни зло не имеют никакого значения?

— Да, я знаю. Меня это тоже пугает. — Он стер остатки мыла с лица и провел пальцами по волосам. — Подвезти тебя до Николас-стрит?

— Конечно. Только без сирены, ладно?

Джеми проснулся от привидевшегося кошмара. Ему снились тени, терзающие его когтями, и чудовищно искаженные лица. Джеми сел, пижамная куртка прилипла к вспотевшему телу, он смотрел в окно своей спальни. Часы у кровати показывали половину девятого, небо было ярко-голубое. Он задумался и снова лег, потом решил, что еще одного кошмара не выдержит. Спустив ноги с кровати, Джеми встал и оделся. В кухне он застал Байкера и Салли, кот Так, как всегда, бесчинствовал, требуя, чтобы его покормили.

Салли предложила Джеми кофе, и он принял его с благодарностью.

— Мы хотели нажарить оладьев с яблоками, — сказал Байкер. — Знаете, как в Огайо. Хотите?

Салли рассмеялась:

— Я так понимаю, что если «как в Огайо», то заниматься этим придется мне.

— А что, разве я вчера не готовил вкуснейшие мексиканские лепешки? Ты таких раньше и не пробовала!

— Готовил. И очень покорно. Не могу не признать.

— Ну вот, я просто восстанавливаю справедливость, дорогая леди.

Салли посмотрела на него с преувеличенным удивлением:

— Покорный и, главное, вежливый.

— Вышколен безупречно в домашних условиях.

Джеми улыбнулся, оценив их попытку вести себя как обычно. Он уже хотел встать и уйти в Почтовую комнату, чтобы заняться своими исследованиями, когда заметил, что за окном темнеет, как будто вдруг стали собираться тучи.

— Кто-нибудь слышал прогноз погоды на сегодня? — спросил он.

— Да. Обещали ясную без осадков… — Байкер запнулся, он тоже взглянул в окно. — Что это?

Свет за окном продолжал меркнуть, пока не стало так темно, что казалось, будто день никогда не настанет. Байкер встал из-за стола и зашарил по стене в поисках выключателя. Наконец в кухне вспыхнул верхний свет. Байкер открыл дверь, выходящую в сад, и посмотрел на небо. Ни звезд, ни облаков не было видно. Если это гроза, то она разыгрывалась без ветра и обещала превратиться в настоящее светопреставление. Воздух был заряжен статическим электричеством.

Байкер вернулся в кухню, встретился взглядом с Джеми и похолодел, поняв, что Джеми думает о том же, что и он, — о странном вчерашнем госте и об его россказнях.

— Это неестественно, — сказала Салли.

И тут же смолкла, потому что тоже вспомнила. Вчера она не поверила словам Джеми, а сейчас по спине у нее пробежал холодок, и она поежилась.

— Давайте посмотрим, что с другой стороны, — предложил Байкер.

Втроем они пошли туда, где Дом выходил на О'Коннор-стрит. И в это время с северной стороны Дома, выходившей на улицу Паттерсона, раздался страшный удар.

— Черт! — выругался Байкер. — Что это такое? — И повернул в ту сторону.

Во всех окнах, мимо которых они проходили, было одно и то же — кромешная тьма. Оглушительный грохот, из-за которого они направились к северному фасаду, больше не повторялся, но всех охватило предчувствие, что они его еще услышат.

— Может быть, что-то взрывают? — шепотом предположила Салли.

— Ну да, — отозвался Байкер. — А на Дом, я полагаю, набросили простыню, чтобы он не запылился.

И хотя они ждали второго удара, все равно оказались к нему неподготовленными. Он прогремел, как оглушительный раскат грома. Дверь, мимо которой они проходили, затряслась на петлях, а ваза, стоявшая на буфете, опрокинулась. Дом буквально ходил ходуном.

— Не верю, — сказал Байкер, первым пришедший в себя. — Все это похоже на то…

— На то, что мы под артобстрелом, — договорил за него Джеми, вспомнив, что рассказывал ему Томас Хенгуэр о темной силе арфиста Талиесина. Если на них действительно напал арфист и если он обладает такой страшной силой, то разве у них есть надежда ему противостоять? И куда подевался этот Том как раз тогда, когда он нужен?

— Пойду взгляну, — сказал Байкер и направился к дверям.

— Постой! — воскликнул Джеми и, когда Байкер обернулся, добавил: — Том что-то говорил, будто Дом сам защищает нас от Талиесина. Вдруг, открыв дверь, ты создашь брешь в этой защите?

Байкер уже хотел возразить, что для всего происходящего должно быть какое-то разумное объяснение, когда раздался третий удар, от которого все повалились на пол. Когда они стали подниматься на ноги, Дом вздрогнул от новых взрывов, как будто его трясла чья-то гигантская рука. Картины сорвались со стен, вазы и всякие безделушки попадали со столов и буфетов, отчего грохот только усилился. Трое обитателей Дома, лежа на полу, прижались друг к другу, каждый старался как-то овладеть собой, каждый гнал от себя мысли о причинах происходящего, но не думать об этом никто не мог.

Когда замер последний из раскатов, Байкер сел и огляделся, чтобы оценить последствия «артобстрела».

— Все целы? — спросил он.

Джеми и Салли вяло покивали головами. Джеми начал вставать, но Байкер жестом остановил его.

— Подождите, — сказал он. — Какой смысл вставать… чтобы тебя снова опрокинули на пол?

А сам подумал: «Черт побери, ну что за мерзость на нас свалилась?» Байкеру хотелось приписать случившееся землетрясению — что само по себе было бы ужасно, — но, когда трясется земля, небеса не чернеют. Такого просто не бывает. Но раз уж нечто непонятное происходит, кто-то должен взять руководство на себя, и по лицам Джеми и Салли Байкер понял, что, судя по всему, эта честь будет предоставлена ему. Неважно, что и его сердце замирает от страха, все равно он должен позаботиться о других.

— Кто у нас в данный момент может находиться в Доме? — спросил он.

Этот вопрос отвлек их от страшных мыслей.

— Фред, — сказал Джеми, — и Сэм.

— Больше никого? — Перед глазами Байкера возникла странная картина: он представил себе, что Джеми стоит за конторкой в гостинице и пересчитывает ключи от номеров, висящие на крючках у него за спиной.

Джеми покачал головой:

— Насколько я знаю, нет.

— Так, значит, нужно как можно скорее найти их, пока они не попытались выйти из Дома. Я думаю, вы правы, Джеми. Каким-то образом Дом стал нашей защитой от того, кто пытается ворваться внутрь. Если, черт побери, на самом деле существуют те гады, о которых говорил Хенгуэр, то почему бы и Дому не обладать какими-то сказочными свойствами?

Джеми кивнул. В Доме он чувствовал себя в безопасности, независимо от того, какими бы чудовищными ни были удары, наносимые тем, кто напал на них.

Джеми казалось, что узы, связывающие его с Домом, ощущение того, что он — часть его стен, что его окна сейчас смотрят сразу и на темную пустоту, воцарившуюся вокруг, и на них, объятых ужасом, — что все это обещает им безопасность. Обещает до тех пор, пока они остаются внутри. Казалось, Дом предостерегает — стоит им выйти за его пределы, и он уже не сможет их защитить.

— Вот что, — сказал Байкер. — Вы двое оставайтесь здесь, а я пойду поищу других. Договорились?

Ни Салли, ни Джеми не хотелось, чтобы Байкер уходил один, но они понимали разумность его плана.

Кивнув им, Байкер отправился на поиски. Коридоры как-то странно отзывались эхом на каждый его шаг. За окнами, казалось, не было воздуха, там переливалась темная жидкость. У Байкера разыгралось воображение. Он так и видел, что темнота давит на окна, и они прогибаются внутрь. А в трещины между стеной и подоконником просачиваются тени и стекают на пол. Байкер старался стряхнуть с себя овладевший им ужас.

— Только продержись! — шептал он, обращаясь к Дому. — Ради Христа, не дай тому, что снаружи, проникнуть внутрь.

Волосы у него на голове встали дыбом. В последний раз он так близко сталкивался с чем-то, не поддающимся объяснению, когда почти полгода прожил с Чарли Незом в резервации индейцев навахо недалеко от Флагстаффа в Аризоне. В те дни он не гнушался грибами и мескалем — мексиканской водкой, и частенько ему бывало трудновато отделить реальность от наркотических галлюцинаций.

Он помнил странные ночи на сухих скалистых плато, когда он просто смотрел на звезды и слушал разные истории, помнил ночные охоты, когда небольшими группами по шесть или семь человек индейцы, неслышно ступая, спускались гуськом по высохшему речному руслу, выслеживая дикобразов и сумчатых крыс. Тогда Чарлз давал ему щепотку священной пыльцы, чтобы отпугнуть ведьм. Байкер вспоминал песнопения вокруг костра (у него в ушах до сих пор раздавались эти жуткие звуки: «Йя-ха-хе, йя-ха-хе», улетающие в ночь). Вместе со всеми Байкер искал бирюзу, чтобы сделать из нее тотемы, Чарли учил его языку жестов. «Так разговаривали друг с другом Первый Мужчина и Первая Женщина, когда они не хотели, чтобы их услышал Змий, сынок».

И он постоянно рассказывал всякие истории — про Женщину-оборотня и Солнце, про Ныряющую Цаплю, принесшую ведьминское снадобье и угостившую им Змия, и как во рту у Змия снадобье превратилось в яд, рассказывал про Койота и Героев-близнецов. Это были просто сказки, только, когда Чарлз их рассказывал, глаза у него не улыбались, как бывало, когда он над кем-нибудь подшучивал.

Байкер нахмурился. Ему не нравилось направление, которое приняли его мысли. Из-за этого все, что происходило сейчас, казалось вполне возможным. И тем не менее, когда он спешил по коридорам, его пальцы судорожно переплетались, складываясь в «Символ, Благословляющий Дорогу», и ему очень хотелось, чтобы у него была с собой священная пыльца, какую когда-то давал ему Чарлз, или хотя бы тотем бирюзовой жабы, от которого он когда-то отщипнул кусочек и потом годами носил в кармане.

Байкер нашел Фреда в западном крыле, тот как раз собирался выйти в сад.

— Я должен выйти, — запротестовал он, когда Байкер схватил его за руку. — При такой грозе растения…

— Это не гроза, Фред.

— А что?

— Объяснять некогда. Просто жди меня здесь и ни в коем случае не открывай ни дверь, ни окна. А Сэм все еще в библиотеке?

Это была маленькая комнатка, на самом деле похожая скорее на большой чулан, отведенная под библиотеку, которой явочным порядком завладел Сэм Пэттисон, просто поставив там койку и стул, на который он складывал одежду.

— Не знаю, Байкер, — помотал головой Фред.

— Ладно, жди меня здесь, слышишь? А я пойду взгляну.

Он нашел Сэма у двери в его комнату, тот пытался остановить кровь, которая текла из безобразной раны на левой стороне головы. Сэм сидел на полу, прислонившись к стене, он взглянул на Байкера, и тот заметил у него в глазах какой-то стеклянный блеск. Курчавые волосы Сэма спутались и намокли от крови. Когда-то белая рубаха стала красной.

— Живой? — спросил Байкер, опускаясь возле Сэма на колени.

— Вроде живой. — Сэм показал на небольшую бронзовую статуэтку, валявшуюся рядом с ним на полу. — Эта проклятая штука слетела с полки да как даст мне по башке. Что происходит, Байкер? Землетрясение?

— Хуже.

Отведя руки Сэма, Байкер осмотрел рану. Она оказалась не такой серьезной, как Байкер подумал сначала. Оторвав две полоски от рубахи, он из одной сделал подушечку, а второй привязал ее к ране. Когда появится возможность, они перевяжут рану как следует.

— Пошли, — сказал Байкер, помогая Сэму встать.

Сэм оперся на руку Байкера, и они побрели туда, где их ждал Фред. Садовник всматривался в темноту за окном, стараясь разглядеть, как его подопечные переносят разыгравшуюся непогоду.

— Только на минуточку, — попросил он Байкера, но тот затряс головой:

— Выходить нельзя. Идем!

Они не прошли и половины пути до того места, где их ждали Салли и Джеми, как вдруг раздался новый раскат грома, словно предупреждающий об очередной атаке. Байкер потянул Сэма за собой на пол. У Фреда от первого же толчка подкосились ноги, он упал. Сквозь гром они слышали грохот опрокидывающихся столов, бьющихся ваз, падающих с полок книг. Потом погасли все лампы, наступила тишина, и в Доме стало так же темно, как снаружи.

Байкер припал к полу, как зверь в засаде, метнул взгляд налево, направо, пытаясь хоть что-то разглядеть в кромешной тьме. Он чувствовал полную беспомощность. Вдруг кто-то заскребся в ближайшую дверь — совсем как кот Так, когда он точил когти о дерево, только в сто раз громче, и Байкер даже подскочил. Он повернулся туда, откуда, как ему показалось, слышался скрежет, и заморгал — вдруг снова все стало видно. Только свет этот…

— Господи! — простонал Байкер.

Свет пробивался сквозь щели между стеной и плинтусами — голубовато-зеленое мерцание, но даже такому «освещению» нельзя было не обрадоваться после непроглядной тьмы, когда Байкеру уже начинало чудиться — не в аду ли они? Он протянул руку, чтобы, не касаясь света, попробовать, не горячий ли он. Но свет не был ни горячим, ни холодным.

Кто-то продолжал царапаться в дверь, и от этого скрежета у Байкера застучали зубы. Когда царапанье стало затихать и совсем стихло, Байкер перевел дыхание; он даже не заметил, как перестал дышать. Байкер не сводил глаз с жуткого света. Это и есть защита Дома? Но думать обо всем этом не хотелось.

Байкер встал, помог подняться Сэму, и они снова пошли по коридору. Время от времени они опять слышали странный звук, словно кто-то скребется в двери, мимо которых они проходили. Сжав зубы, Байкер тащил за собой Сэма и Фреда. Следующий раскат грома был слабее предыдущего. Дом уже не так сотрясался, и у Байкера появилась надежда, что у того, кто рвется в Дом, кто бы это ни был, силы начинают иссякать. А когда они подошли к Салли и Джеми, стало уже совсем тихо.

— Ну, что будем делать дальше? — спросил Джеми, когда они все собрались вместе.

Байкер затряс головой, пытаясь заставить ее работать. Кот Сары по имени Так нашел путь в комнату, где они сидели, скорчился в углу и шипел, его рыжая шерсть стояла дыбом. Байкер чувствовал на себе взгляды окружающих и понимал, что от него ждут каких-то решений. Это было приятно, но только что он мог?

— Позвонить куда-нибудь? — спросил он, думая вслух.

— Мы пробовали, пока тебя не было, — ответила Салли. — Телефон не работает.

Никто из них не говорил ни о слабом свете возле плинтусов, ни о том, откуда он. Никто не удивлялся, что в дверь скребутся, во всяком случае никто не удивлялся вслух. Это царапанье было хуже всего, потому что если представить себе, кто это может быть, каковы когти у этого чудовища и какой силой оно обладает…

Байкер глубоко вздохнул. Ладно. Они убедились, что кто-то рвется к ним, что этот кто-то перерезал электрические и телефонные провода и что ворваться внутрь ему не удается, потому что этому противится сам Дом. Но почему же не включился вспомогательный генератор? Впрочем, сообразил Байкер, это объясняется очень просто: никто не спускался в подвал, чтобы включить насос. А пока дополнительный генератор не работает, Дом сам любезно предоставил им хоть какое-то освещение, жуткое, конечно, но это все-таки лучше, чем сидеть впотьмах и ждать, когда что-то непонятное нападет на них.

— Надо выяснить, с чем мы имеем дело, — сказал наконец Байкер. — А уж потом что-то предпринимать.

— Мы знаем, с чем имеем дело, — отозвался Джеми.

Байкер покачал головой:

— Вы говорите о тех туманных сведениях, которые сообщил вам Том Хенгуэр? Но в двери скребется не человек и не колдун.

— Надеюсь, ты не собираешься пойти проверять? — спросила Салли.

— Нет. Дай мне немного подумать.

Пока Байкер думал, Джеми попытался растолковать Сэму и Фреду, что происходит, но отказался от этого и не договорил до конца. Он окончательно запутался и в результате пришел в такое же замешательство, как и они. Как раз в этот момент нападающий решил начать новый раунд. Прогремел гром, от дверей послышался такой скрежет, будто их раздирали на части. Столик у стены опрокинулся и, падая, чуть не задел Фреда. Оставшиеся на стенах картины свалились. Все, что не было закреплено, задвигалось и попадало.

Это продолжалось и продолжалось. Началась настоящая какофония звуков, все в смятении прижались к стене, не зная, что делать, пытаясь по возможности защитить себя от осколков стекла и от двигающейся мебели. Наконец все смолкло.

— Вот и хорошо, — проговорил Байкер.

Головы у всех кружились, кровь стучала в висках. Байкер подполз к упавшему столику и, ударив по нему ногой, выбил одну из ножек. Выставив вперед конец с зазубринами, он направился к дверям:

— Хватит ждать у моря погоды!

— Байкер! — в один голос закричали Салли и Джеми.

Не обращая на них внимания, Байкер накинул дверную цепочку, глубоко вдохнул и медленно приоткрыл дверь. Он считал, что готов ко всему, но, когда дверь, распахнувшись, внезапно ударила по нему, ему показалось, что у него сейчас остановится сердце. В образовавшуюся щель просунулось нечто среднее между лохматой звериной лапой и человеческой рукой. Длинные когти царапали воздух и тянулись к Байкеру.

Оправившись от первого потрясения, но не от пережитого ужаса, Байкер с силой ударил по лапе острым концом своего импровизированного оружия. И, к его радости, лапу с воем отдернули. Не теряя ни секунды, Байкер захлопнул дверь, навалился на нее плечом и задвинул засов. Стук и скрежет возобновились с бешеной силой, дверь сотрясалась. Байкер повернулся и на коленях пополз туда, где сидели остальные. Побелевшие от напряжения пальцы продолжали сжимать ножку от стола.

— Поверить не могу! — бормотал Байкер. — Что это было?.. Черт возьми, да что же это было?

Судя по лицам его товарищей по несчастью, они тоже ничего не поняли. В прозрачном свете, лившемся из-под плинтусов, их лица казались больными, и на какой-то момент Байкер подумал, что ему снится очень, очень страшный сон.

Они прижимались друг к другу, не отводя глаз от дверей, и, каждый по-своему, молились о том, чтобы дарованная Дому сила не иссякла. Постепенно шум атаки затих, но все равно они жались друг к другу, не в силах поверить, что опасность миновала, хотя время шло, а тишина не нарушалась. Так продолжалось почти полчаса. Первым перемену заметил Байкер.

— Смотрите! — сказал он, отодвигаясь от Салли и Фреда.

Неестественное освещение Дома постепенно затухало, в окна стал снова пробиваться свет. Не выпуская дубинку из рук, Байкер встал и осторожно приблизился к окну. Сначала ему показалось, что он видит серое, широко раскинувшееся поле, темный сосновый бор за ним, а потом у него перед глазами возникла улица Паттерсона, спокойная и мирная в утренних лучах. Никаких атакующих не было и в помине, ничто не указывало на то, что Дом подвергался нападению.

— Чудище… ушло, — с удивлением проговорила Салли.

— Еще вернется! — предостерег ее Байкер.

Джеми попробовал щелкнуть выключателем, и верхний свет вместе со льющимися в окна солнечными лучами залил комнату. Джеми выглянул в коридор и увидел, что другие лампы тоже горят.

— Зажглось электричество, — объявил он бесстрастно. Почему-то его слова, казалось, успокоили всех.

Байкер повернулся к дверям.

— Осторожно, это может быть просто хитрость, — предупредил его Джеми.

— Возможно. Но на этот раз меня врасплох не застанут, — сказал Байкер и шагнул вперед.

Все отступили от двери.

У Байкера дрожали руки, когда он открывал засов, но видел это только он один. Другим казалось, что он неестественно спокоен. Засов со стуком отодвинулся, и дверь медленно открылась. Байкер выглянул наружу. Его потрясло, что дверь оказалась совершенно целой, на ней не было ни царапины. Потом Байкер словно окаменел, и остававшиеся в комнате услышали его тихий возглас:

— Гос-по-ди!

— Что там? — спросила Салли.

Байкер поспешно захлопнул дверь, чтобы никто ничего не увидел, и припер ее спиной. Он почувствовал, что его вот-вот вырвет.

— Пусть лучше кто-нибудь вызовет полицию, — попросил он.

— Да что же там? — повторила Салли, в ее голосе проскальзывали истерические нотки.

— Там мертвец, — глухо ответил Байкер, — и похоже, его прикончил тот, кто хотел ворваться в Дом. Но на двери даже следов никаких нет.

— Мертвец? — шагнул вперед Джеми. — Какой мертвец?

— Не знаю. Вызовите полицию. Господи! А как мы им это объясним?

Джеми совсем не хотелось смотреть на тело, но надо было. В душе у него шевельнулось неясное предчувствие. Мягко отстранив Байкера, Джеми открыл дверь и выглянул.

— О Боже! — проговорил он, узнав одежду.

Он медленно закрыл дверь, лицо у него еще больше побледнело и застыло.

Байкер проглотил подступивший к горлу комок:

— Вы… вы его… знаете?

Джеми кивнул:

— Да. Это Том Хенгуэр. Или, по крайней мере, то… что от него осталось.

Джеми чуть не вырвало. Пройдя по комнате, он подошел к телефону, взял трубку и немного помедлил. Байкер прав. Что они могут сказать полицейским? Их всех заберут для допроса, и Дом их уже не защитит. Но нельзя же оставить там тело! Кто-нибудь его увидит, и тогда… Господи! Почему полиция до сих пор не приехала? Ведь такой грохот был.

Байкер швырнул дубинку в угол, она ударилась о пол, подпрыгнула и затихла. Все повскакивали на ноги, кот Так подскочил и, отфыркиваясь, отправился в коридор. Остальные переводили взгляд с дубинки на Джеми.

— Вы хотите, чтобы я поговорил с ними? — спросил Байкер.

Джеми отрицательно покачал головой. Он знал, кому теперь надо звонить. Достав телефонную книгу, он нашел номер и набрал его.

— Алло! — сказал Джеми, когда на другом конце провода сняли трубку. — Мне бы хотелось поговорить с инспектором Такером.

Новости потрясли Такера. Хог ему не нравился, но его внезапная смерть показалась Такеру по меньшей мере странной.

— Это ж надо так по-дурацки умереть, Уолли?

Мэдисон, зашедший в кабинет Такера, чтобы сообщить ему печальные новости, кивнул.

— Я послал туда наших людей, как только поступило сообщение, — сказал он. — Все предварительные отчеты говорят о сердечном приступе.

— У него были проблемы с сердцем?

— Вы же видели его досье, Джон.

— Да, видел.

«Кроме того, — подумал Такер, — полные мужчины всегда склонны к сердечным болезням, особенно такие раздражительные полные мужчины, каким был Хог». Такер опустил голову, и ему неожиданно попалась на глаза небольшая карточка размером три на пять дюймов, которую он не заметил на столе, когда пришел. Он рассеянно поглядел на нее, потом потрясенно замер и взял ее в руки.

— Джон? — воскликнул Мэдисон. — Что это?

Такер молча передал ему карточку. На ней было напечатано: «следующим можешь стать ты». Только и всего, ни заглавных букв, ни знаков препинания.

— Господи! — Мэдисон перевел взгляд с карточки на Такера. — Значит, Хог был…

— Вот именно. Сначала он, потом я.

— Как она сюда попала? — удивился Мэдисон.

— Боже мой, да откуда я знаю? Я сам только что пришел.

— Но значит, среди нас есть кто-то, кто замешан…

— Я знаю, что это значит! — Такер сжал кулаки и глубоко вдохнул, стараясь подавить вспыхнувший в нем гнев. — Слушай, Уолли. Извини меня. Я не хотел хамить. Но не беспокойся, мы найдем подонка, который принес ее сюда.

Мэдисон уронил карточку на стол.

— Я забыл, — спохватился он, — на ней ведь могли остаться отпечатки.

— Нет, для этого они слишком хитры, — ответил инспектор.

Ему едва удавалось сдерживать бушевавшую в нем ярость. Он не очень расстраивался из-за Хога, это правда. Но началась какая-то совсем новая игра. Сначала Томпсон, потом Хог. Теперь эта карточка. И играют наверняка. Ничего, они увидят, что Такер тоже играет наверняка, и играет он не по правилам.

— Инспектор?

Такер поднял глаза.

— Что? — спросил он у стоявшего в дверях констебля.

— Мы не можем связаться с Уорном.

— С Уорном?

— Он дежурит возле Дома Тэмсонов. В восемь он сменил Бейли, и с тех пор о нем ни слуху ни духу.

— Господи! Еще что?

Зазвонил телефон.

— Вам звонят, инспектор. Какой-то Джеми Тэмс. Говорит, дело неотложное.

Такер невидящими глазами обвел кабинет. Черт возьми! Еще утром он чувствовал себя так спокойно. И за пять минут все изменилось. Значит, ему звонит Джеми Тэмс, звонит, чтобы сделать какое-то заявление. Интересуется, нашли ли его записку? Ладно, посмотрим, что ему понадобилось.

— Соедините нас, — сказал он.

Глава четвертая

В Ином Мире лес звенел от звуков. Ленивый ветерок покачивал верхушки сосен. Где-то вдали сердилась сойка — та, что сама назначила себя разносчицей слухов. Вокруг Сары и Киерана жужжали насекомые. Киеран, прислонившись к стволу дерева, вел свой рассказ; стоило ему пошевелить головой, и грубая кора цеплялась за волосы. Рассказ Киерана звучал резким контрастом к окружавшей их безмятежности.

Сара лежала на животе и, положив голову на руки, слушала Киерана. К его удивлению, она оказалась хорошим слушателем; как было не удивиться этому, ведь он не забыл их жаркого утреннего спора. Однако, похоже, то, что он говорил, нисколько не удивляло ее, поэтому иногда Киеран сомневался, действительно ли она его слушает. Когда он дошел до настоящего момента, она, отвернувшись, долго смотрела в лес, не говоря ни слова.

— Ну? — наконец спросил Киеран.

— Что «ну»?

Он пожал плечами:

— Ты приняла все, что я сказал, очень спокойно. Похоже, ничего из того, что я говорил, тебя не удивило.

Сара села, на ее лице играла печальная улыбка.

— Ты рассказал мне много загадочного. Но после того что я пережила за последние двадцать четыре часа, меня, по-моему, уже ничто не удивит. — Сара подтянула колени к подбородку и испытующе поглядела на Киерана. — Но все-таки кое-чего я не поняла.

— Например?

— Ну… например, насчет твоих телепатических способностей. У тебя от них не шумит в голове?

Киеран усмехнулся:

— Привыкаешь настраиваться… как радиоприемник. Но признаюсь, что иногда нет ничего приятнее, чем «молчание».

— А сейчас ты можешь прочитать мои мысли? Знаешь, о чем я думаю?

— Нет, этого я не умею. Я могу передавать мысли восприимчивому мозгу. Все остальное — «помехи»… И если продолжить сравнение с радио, это похоже на то, как ловишь определенную станцию, знаешь, что она где-то поблизости, а разобрать ничего не можешь. Лучше всего передаются эмоции.

— А как было… там, в ресторане? Когда я чувствовала то же, что чувствовал ты?

— Уж очень я тогда старался передать свои мысли, а у тебя высокая психическая восприимчивость. — Киеран снова протянул к ней руку. — Попробуй еще раз до меня дотронуться, — предложил он.

Сара помедлила, но все-таки протянула ему руку.

Она вздрогнула, когда их руки соприкоснулись, но на этот раз ничего не почувствовала.

— Странно, — сказала она, отдергивая руку. Закусив губу, Сара о чем-то задумалась. — Ну ладно. А этот твой учитель? Пожалуй, я готова согласиться с тем, что он… волшебник. Но ты действительно веришь в то, что он — перевоплощение какого-то давно умершего валлийского друида?

— Не перевоплощение. Он — тот самый друид и есть. Друид Мэлгвина. Его тогда звали Томасин Хенгр-т-хап.

— И это он… изгнал Талиесина?

— Ну да, — ответил Киеран. — Изгнал и на тысячу лет превратился в камень.

С тех пор как Сара нашла кольцо, она перестала верить в совпадения. Все, что произошло с ней после этой находки, слишком хорошо раскладывалось по местам, словно кусочки гигантской картины-головоломки. Ощущение было неприятное. Неприятно было и слушать ту же историю, которую рассказывал ей Талиесин, но только с точки зрения его противников. И хоть Сара и старалась сохранить невозмутимый вид, ее удивляло, что Киеран не почувствовал, как она уязвлена его рассказом. Может быть, колдовство не такая уж мощная сила, как о нем говорят? А может быть, Киеран еще не настоящий маг и всякие тонкости от него ускользают? Как бы то ни было, в присутствии Киерана она чувствовала себя неспокойно.

— Этот твой Томас Хенгуэр не производит впечатления доброго человека.

— Почему? Из-за того, что он изгнал Талиесина? Но ведь его заставил король.

Сара нахмурилась:

— Глупости. Нацисты тоже говорили, что они ни в чем не виноваты, потому что «просто выполняли приказ». Он должен нести ответственность за свои поступки. Ведь мог и отказаться.

— Тогда Том был другим.

— Как так?

Киеран почувствовал, что начинает раздражаться.

— Ты не понимаешь, — сказал он. — Ты с ним не встречалась. Если когда-то он и был злым, то потом изменился. Nom de tout! Ты думаешь, он любит вспоминать те дни? Таких добрых и мягких людей, как он, еще поискать надо!

— Ты так говоришь только потому, что он твой близкий друг. Вот и веришь в то, что Талиесин превратился в чудовище, которое хочет убить Хенгуэра.

— А ты, конечно, знаешь лучше?

— Я… — Сара растерялась. Еще не настало время рассказывать Киерану, кого она встретила возле скалы Персе. — Просто я не верю, вот и все.

— Слушай, — медленно проговорил Киеран, стараясь держать себя в узде. Он еще не встречал никого, кто бы так раздражал его, как эта девушка. — Так же как изменился Хенгуэр, так же изменился и арфист. Все очень просто. Талиесин жаждет мести. Она терзала его все полторы тысячи лет, если не больше. Господи! Да это изменит кого угодно!

— Ладно, ладно! — Сара не хотела встречаться взглядом с Киераном. — Давай не будем больше говорить об этом.

— Хорошо. А о чем ты хотела бы поговорить?

— Ни о чем.

Некоторое время они смотрели друг на друга, затем Сара опять отвела глаза.

— И как по-твоему, где сейчас твой учитель? — спросила она, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно.

Киеран вздохнул:

— Не знаю. Я даже не уверен… жив ли он. Когда наш контакт прервался, я приехал в Оттаву искать его, я собирался… я, знаешь, надеялся, что найду его. Или хотя бы узнаю, не оставил ли он мне несколько слов. Или еще что-нибудь. А теперь я просто не знаю, что и думать.

— Я-то думаю, что нам надо выбираться отсюда.

— И что ты предлагаешь?

— Выбираться тем же путем, каким мы сюда попали.

Сара стала вспоминать, как ей удалось вторично встретиться с Талиесином. Кажется, нужно сосредоточиться. А теперь надо сконцентрироваться на Доме Тэмсонов и напевать мелодию Лунного сердца, которую ей подарил Талиесин. Потом она вспомнила ту последнюю минуту в ресторане «Патти Плейс» перед тем, как потеряла сознание. Тогда она слышала, как вокруг них бьют барабаны и пляшут какие-то фигуры.

— Кто-то перенес нас сюда, — сказала Сара. — Они же перевязали тебе рану и оставили нам еду. — Она показала на продукты, оставленные их благодетелями. — Ты не мог бы с ними связаться? Ты сам знаешь как. Ну, послать на их поиски твои мысли, или как там это делается.

— Я уже пробовал, — сказал Киеран. — За пределами этой поляны — пустота. Как будто мы находимся в пузыре.

— Я же уходила, — напомнила ему Сара. — И была довольно далеко. Мы могли бы попробовать немного пройтись, — добавила она. — Посмотрим, может быть, что-нибудь да найдем. Хотя, наверное, это зависит от тебя. Как ты себя чувствуешь?

— Все свербит. — Киеран осторожно потрогал повязку. — Но вообще мне лучше, чем могло бы быть, учитывая, как здорово мне досталось, и по сравнению с тем, как я чувствовал себя раньше. Я готов пройтись.

— Ты и выглядишь немного лучше. Не такой изможденный.

— Большое спасибо.

— Пожалуйста! — пожала плечами Сара.

Она встала, с удовольствием расправив на плечах плащ Талиесина. Подхватив футляр с гитарой, посмотрела на Киерана.

— Ну? — спросила она.

Но Киеран смотрел куда-то мимо нее. Следуя за его взглядом, Сара обернулась и медленно опустила гитару на землю. Между двумя соснами стоял серебристо-серый волк размером с большую немецкую овчарку. «С очень большую немецкую овчарку», — поправила себя Сара. Волк рассматривал их янтарными глазами, которые казались гораздо умнее, чем обычно бывают у животных, и это было неприятно. Сара, стараясь держать волка в поле зрения, осторожно огляделась в надежде найти что-нибудь, чем можно было бы воспользоваться в качестве оружия, хотя понимала — если волк нападет, проку от этого оружия будет чуть. Когда она стала подбираться к глиняному кувшину, Киеран сказал:

— Не думаю, что он собирается напасть на нас.

— Да?

Киеран помотал головой, но Сара не смотрела на него. Она медленно нагнулась к кувшину, ожидая, что огромный зверь вот-вот бросится на нее.

— Он здесь, чтобы мы не могли уйти.

— Тогда где он был, когда я ушла в прошлый раз?

— Не знаю…

— Что ж, — сказала Сара, проглотив комок в горле. Она совсем не чувствовала себя такой храброй, как старалась выглядеть. — По-моему, твое предположение легко проверить. Оставайся.

— Сара, не делай глупостей.

Сара обернулась и бросила на него ледяной взгляд:

— Будешь учить меня, что делать, Киеран Фой?

Подняв кувшин, Сара направилась к лесу и пересекла поляну как можно дальше от волка. Волк не сделал никаких попыток последовать за ней, он вообще ничего не сделал, просто уселся на задние лапы.

— Теперь твоя очередь! — крикнула она Киерану.

Но как только Киеран поднялся на ноги, волк тоже вскочил и сделал несколько шагов вперед. Он предостерегающе зарычал, и шерсть у него на шее встала дыбом. Сара похолодела. Киеран сел на прежнее место, тогда и волк успокоился.

— Похоже, ему нужен ты, — беззаботно заметила Сара, хотя никакой беззаботности не ощущала.

Сердце у нее учащенно билось. Ей хотелось броситься со всех ног и убежать как можно быстрее и как можно дальше. Она взглянула на Киерана и задумалась. «Мы ведь даже не в одном лагере. Ведь уже наметилось две стороны: те, кто поддерживает Талиесина, и те, кто согласен с учителем Киерана — Томасом Хенгуэром». Все бы ничего, если не считать того, что Сара не желала участвовать ни в каких войнах, тянувшихся веками. С другой стороны, как Киеран был предан своему учителю, так и она считала Талиесина своей собственностью и тоже была ему предана. Она хотела только одного — научиться магии и музыке, а этому мог научить ее бард. Она не желала быть солдатом в войне, которая ее не касалась.

Сара долго раздумывала, потом вздохнула, бросила кувшин на траву и, вернувшись, села возле своей гитары.

— Я думал, ты решила уйти, — сказал Киеран.

— Решила.

— А почему не ушла?

Сара пожала плечами. Сейчас она не готова была это обсуждать, так что просто сделала вид, будто не расслышала вопроса. Она повернулась так, чтобы видеть охранявшего Киерана зверя. Волк, видимо удовлетворенный тем, что его подопечный больше не собирается уходить, скрылся в лесу. Но, присутствие его все равно ощущалось.

— Ну, что теперь? — спросила Сара.

— Похоже, нам следует подождать.

— Чего?

— Не знаю, Сара. Наверное, того, что должно произойти.

Сара кивнула. Сейчас, когда первый страх прошел, она почувствовала раздражение. Значит, они будут ждать. Прекрасно. Только чего?

Нахмурившись, она потянулась за гитарой и открыла футляр. Ей надо было как можно скорее от всего отключиться.

— Забавно! — сказал Киеран, когда она вынимала гитару из футляра.

— Что именно?

— По-моему, ты знаешь о том, что происходит, гораздо больше, чем говоришь.

— Хотела бы, чтобы это было так.

Киеран откашлялся, но больше ничего не сказал. Достав гитару, Сара отошла в дальний угол поляны, села на одинаковом расстоянии от Киерана и от того места, где исчез волк. Она достала табак, свернула сигарету, потом вспомнила, что у нее нет даже спичек. И бросила взгляд на Киерана:

— У тебя есть зажигалка?

— А у тебя есть курево? Я где-то потерял свой табак.

Вскоре они оба задымили.

«Надо это прекратить», — подумала Сара и глубоко затянулась. Засунув дымящийся окурок между струнами, она начала играть. То ли из-за сигареты, то ли из-за музыки, то ли из-за того и другого, но почти мгновенно Сара почувствовала, что напряжение отпускает ее. Закрыв глаза, она стала наигрывать мотив, которому научил ее Талиесин.

— Лоркалон, — пробормотала она, перебирая струны.

Талиесин называл это «первой ступенью», первым шагом к обретению внутреннего молчания. К ее «тоу». Киеран тоже об этом говорил, но, хотя ей не очень было ясно, о чем идет речь, наигрывая этот мотив, она ощущала, что все больше приближается к какому-то необозримому пространству, преисполненному спокойной силы. «Надо быть осторожной, — подумала она, — вдруг эта сила унесет меня отсюда».

Сара улыбнулась. Интересно, что подумает Киеран, если она вдруг устремится ввысь и исчезнет? Может быть, его это нисколько не удивит. И опять-таки не стоит рассказывать ему, где она была. Во всяком случае сейчас. Возможно, он не догадывается, что на данный момент между ними заключено перемирие. Но рано или поздно они окажутся по разные стороны баррикад. А до тех пор пусть лучше думает, что она, Сара, — такая, какой кажется: привередливая дурочка, которая случайно вляпалась во все это. «А кто сказал, что ты не такая?» — тут же подумала она. Хороший вопрос. Когда-нибудь она об этом как следует подумает. Но только не сейчас. Сейчас она принадлежит музыке и тому покою, который воцарился у нее в душе.

Наступил и миновал полдень. Солнце на один долгий вздох задержалось прямо у них над головами, а потом начало клониться к западу. Сара отложила гитару, и они оба попробовали маленькие лепешки, оставленные им их неизвестным хозяином. Лепешки оказались твердые и довольно сухие, и Сара пожалела, что так неосмотрительно бросила кувшин с водой. Она пошла за ним, но он оказался пуст.

Они мало говорили друг с другом. Сара рассказала о своей тревоге: Джеми, наверное, беспокоится о ней. Киеран в ответ на это вспомнил, что однажды сказал ему Хенгуэр: «Здесь время течет по-другому. Можно прожить целую неделю, а потом выяснится, что нас не было несколько минут».

Сара кивнула. Она думала о том, как провела все утро с Талиесином на берегу, а вернувшись, обнаружила, что на поляне всего десять часов. Потом она подумала о Рипе Ван Винкле. [78]

— А не может так быть, что иногда время течет и в обратную сторону?

Что если она вернется в Оттаву и окажется, что прошло уже сто лет?

Киеран кивнул, но ничего не сказал.

Перед тем как наступила полная темнота, они сделали еще одну попытку уйти. Единственным результатом этой попытки было возвращение серебристо-серого волка. Как только они снова сели на место, он тотчас ушел в лес.

— Почему никто не приходит? — воскликнула Сара.

Но Киеран и на этот раз не знал, что ответить.

В конце концов они заснули, и Сара видела во сне своего арфиста. Но на этот раз она была вроде привидения и могла смотреть на него только на расстоянии. Он ходил взад-вперед по берегу недалеко от скалы, как будто искал ее. Она окликнула его, он поднял голову, огляделся, но ее не увидел. Напевая мелодию Лунного сердца, Сара попыталась приблизиться к нему еще раз, но проснулась; уже наступило утро, и она по-прежнему была на поляне.

Они провели спокойный день и убедились, что, если не считать их разного отношения к Талиесину, у них много общего. Сара подумала, что при других обстоятельствах Киеран мог бы ей понравиться, но каждый раз, когда эта мысль приходила ей в голову, она представляла себе лицо Талиесина, вспоминала свой сон, вспоминала, как арфист ходил вдоль берега и кого-то искал. Теперь она не сомневалась, что искал он именно ее. Сара пыталась заставить себя снова вернуться к нему, но безуспешно. Ей хотелось спросить у Киерана, как этого добиться, но тогда пришлось бы объяснить ему, куда и зачем она направляется, а этого она сделать не могла.

Минуты превращались в часы, проходил день. К вечеру Сара взяла гитару, снова ушла в другой конец поляны и стала наигрывать мотив Лунного сердца, уже не пытаясь больше никуда уйти; она просто хотела, чтобы у нее в душе возник мир и то успокоение, которое приносили с собой звуки ее гитары. Через некоторое время она снова отложила гитару в сторону, ей показалось, будто ее душа заключена в кокон, такой же мягкий и теплый, как плащ Талиесина, и Сара задремала в тени высокой сосны. Глаза у нее открылись, когда лежавший Киеран внезапно сел; она огляделась, ища, что бы могло его встревожить. И, быстро пройдя через поляну, села рядом с ним.

— Что с тобой? — спросила она.

Вглядываясь в лес, Киеран ответил:

— Не знаю. Но мне показалось, что вдруг все сразу изменилось.

Сара тоже это почувствовала. Воздух затих и только вздрагивал. Казалось, лес ждет чего-то или кого-то.

— Nom de tout! — пробормотал Киеран.

Она появилась из леса, словно привидение, — высокая индианка верхом на огромном лосе, а с каждой стороны бежал серебристо-серый волк. Лось был высотой добрых семь футов в холке, а расстояние между кончиками рогов, от кончика до кончика — пять с половиной футов. Шкура у него была темно-коричневая, а складка кожи, свисающая с шеи, еще темнее. Несмотря на то что весил лось, наверное, не меньше тонны, он ступал осторожно и бесшумно.

Женщина сидела на спине у лося и внимательно рассматривала Сару и Киерана, вскочивших на ноги. Черные волосы, заплетенные в длинные косы, свисали по обе стороны ее лица, они были украшены бусами и шнурами. Воротник ее платья без рукавов, сшитого из оленьей кожи, был точно такой же, как у шамана с рисунка Эледа Эванса, — затейливо украшенный разноцветными бусами и зубчатыми раковинами. И глаза женщины напоминали глаза изображенного на рисунке шамана — такие же неожиданно синие на бронзовой коже.

— Какая красавица! — тихо воскликнула Сара.

Киеран не ответил. Сара почувствовала, что в воздухе возникает какой-то заряд вроде электрического, только приятный. «Магические токи», — подумала она, сама не понимая, как это пришло ей в голову.

Явившаяся им картина несколько минут оставалась неподвижной, потом женщина грациозно соскользнула с лося и направилась к ним. Она была босая и все-таки казалась выше Киерана на несколько дюймов.

Лось не двинулся с того места, где она его оставила, а волки следовали за ней по пятам и уселись на задние лапы, когда она, не дойдя нескольких футов до Сары и Киерана, остановилась. Она подняла правую руку с открытой ладонью — освященный временем жест, говоривший: «Я пришла с миром. Смотрите, оружия у меня нет».

Сара ждала, что женщина, как в плохих вестернах класса «В», воскликнет «эй-хой!», но, когда та заговорила, голос у нее оказался звонким и мелодичным.

— Кто здесь ученик Тома-хенг-ара? — спросила она.

Сара бросила взгляд на Киерана. Неизвестно, на каком языке говорила женщина, но Сара поняла ее, и поняла, несомненно, только потому, что этому научил ее бард, а вот понял ли гостью Киеран, она не была уверена. Однако оказалось, что у Киерана никаких трудностей не возникло.

— Я его ученик, — ответил он. — Меня зовут Киеран Фой.

— А твою спутницу?

— Сара Кен… — начала было Сара, но тут же вспомнила, как Талиесин предупреждал ее, чтобы свое имя она называла с осторожностью. — Меня не бери в расчет, — спохватилась она. — Я здесь путешествую только в роли багажа. Это Киеран — волшебник.

Женщина склонила перед ним голову.

— Меня зовут Ха-кан-та, — сказала она. — Приветствую вас, Киеранфой и Саракен.

— Это ты перенесла нас сюда? — спросил Киеран.

— Не я. Вы — гости квин-он-а. — И, заметив, как они озадаченно переглянулись, объяснила: — Это духи диких племен. Маниту. Твой учитель, учивший тебя волшебству, наверное, рассказывал тебе о них.

— Не слишком подробно.

Ха-кан-та улыбнулась:

— Квин-он-а — духи скрытные. Тот, кто заслужил привилегию называться их другом, тоже, наверное, говоря о них, держится таинственно.

Сара с тревогой покосилась на волков.

— А эти твои зверюшки, — спросила она, — они ручные?

— Это не зверюшки, — сухо ответила Ха-кан-та. — Разве можно приручить волков?

— Там, откуда мы, по-моему, приручили всех.

— Значит, ваш мир — грустный.

— Ну, это как посмотреть. Там и хорошего много.

Сара понимала, что она не слишком любезна, но не могла справиться с собой. Уже который день они сидят здесь, не зная, что предпринять, грязные и оборванные, как уличные бродяги в Оттаве. И вот пожалуйста, появляется, пританцовывая, эта загадочная красавица. Сара посмотрела мимо Ха-кан-ты на спокойно жующего жвачку лося, потом перевела взгляд на волков с их ясными, слишком умными глазами.

— Я просто хотела узнать, не опасны ли они.

— Не бойся, Саракен. Относись к ним с уважением, и они ответят тебе тем же.

«Легко сказать!» — подумала Сара.

Прежде чем она успела задать следующий вопрос, уже вертевшийся у нее на языке, Киеран опередил ее:

— Зачем нас доставили сюда, Ха-кан-та?

— Чтобы вы встретились с моим отцом. Его зовут А-ва-рате — «Тот, Кто Ходит с Медведями», но сейчас он гуляет с ними в Стране Дремлющего Грома, вот я и пришла вместо него. Квин-он-а сообщили мне, что Том-хенг-ар просил моего отца научить вас Медвежьему Танцу. Это — дар, он передается нелегко, но между моим отцом и твоим учителем уже много-много зим и весен существуют тесные узы. И раз отец не может прийти, пришла я.

Она помолчала, с любопытством глядя на Киерана.

— Скажи мне, твой учитель все еще преследует своего врага — тень, которую маниту называют Мал-ек-а? — Увидев, что Киеран кивнул, она вздохнула. — Охотник, за которым охотятся. А в конце концов кто из них уцелеет? Мой отец как-то сказал мне, что если одному из них повезет, то жить уцелевшему будет не для чего. Они связаны друг с другом, как олень с волком. Волк заставляет оленя быть сильным, уничтожая слабых, а олень придает силы волку. Однако если такое равновесие нарушится? Что тогда?

— Том хочет только мира, — сказал Киеран.

— А его враг? — спросила Ха-кан-та. — Эта тень, которую никто не хочет называть? Кто может поручиться, что и тень тоже хочет мира?

— Я могу назвать врага, — сказал Киеран. — Это Талиесин.

— Неправда, этого ты не знаешь! — запротестовала Сара.

Не успел Киеран ответить на эту гневную вспышку Сары, как Ха-кан-та сделала знак, оберегающий от беды, и отступила на шаг назад. В ответ на это неожиданное движение волки ощерились и встали по бокам хозяйки.

— Талиесин? — переспросила та. — Том-хенг-ар ищет смерти Талиесина Рыжеволосого?

— Но только потому, что Талиесин ищет его смерти! Том хочет мира. Ничего больше.

— Ну тогда пусть он успокоится! — сказала Ха-кан-та. — Ведь Талиесин давно умер, Киеранфой. Маленькие духи до сих пор оплакивают его в своих жалобных песнопениях. Если ты его ищешь, то искать надо в Стране Дремлющего Грома. Он больше не странствует по мирам, которые нам известны. Сейчас он вместе с моим отцом, ведь они оба братья-барабанщики, так же как мой отец и твой учитель. А это значит, что Талиесин и Том-хенг-ар тоже были братьями-барабанщиками.

Киеран упрямо покачал головой:

— Может, тело Талиесина где-то и погребено, но какая-то его часть все еще живет. Та часть, что хочет заполучить старика Тома.

— Мертвые не охотятся, разве что в Стране Дремлющего Грома. А то, что там происходит, не касается живых, поверь мне.

— Тогда как ты объяснишь… — начал было он, но не договорил.

Он ведь уже спорил насчет Талиесина с Сарой. Почему все, кого бы он ни встретил, не могут понять, что Талиесин опасен?

Стоявшая рядом с ним Сара ничего не сказала. Она раздумывала над словами Ха-кан-ты о том, что Талиесин умер. На самом-то деле она никогда не переставала думать об этом. Все эти удивительные путешествия во времени сбивали с толку. Все обстояло иначе, когда она была с ним рядом, могла протянуть руку, коснуться его и убедиться, что он жив. Кроме того, она могла рассказать ему легенду о том, что он давным-давно умер, и они оба могли над этим посмеяться. Однако он все-таки умер, это факт. То, что благодаря колдовству она могла переместиться во времени, попасть в прошлое и встретиться с ним, не меняло того факта, что в ее время Талиесина уже не существовало. Он был всего лишь горсткой пыли, унесенной в эту Страну Дремлющего Грома, о которой говорит Ха-кан-та.

Сара испытывала страстное желание вернуться к Талиесину прямо сейчас, но понимала, что эта ее попытка будет обречена на провал. Конечно, один раз это ей уже удалось. Но сейчас она просто не могла примириться с тем, что он считается мертвым. Да и как это может быть? Ведь она виделась с ним только вчера! Видела его, слышала, как он играет на арфе, слышала его голос, видела, как солнце касается его рыжих волос, как вспыхивают зеленые глаза…

Сара заморгала, удивляясь тому, как сильно действуют на нее одни только мысли о Талиесине. Чтобы чем-то занять трясущиеся руки, она свернула сигарету, прикурила от зажигалки Киерана, которую он оставил у нее в сумке. Ха-кан-та со странным выражением лица следила, как Сара затягивается и выпускает серо-голубой дым в предвечерний воздух, и Сара забеспокоилась: вдруг у индейцев существует какое-то табу, запрещающее курение. Потом она вспомнила про трубку мира на рисунке Эледа Эванса и о том, какую роль сыграл табак в национальной культуре Америки.

Она подумала, не предложить ли Ха-кан-те затянуться, но не рискнула. Чтобы избежать ошибки, она еще раз быстро затянулась, затушила сигарету и снова положила ее в сумку.

Ха-кан-та переводила взгляд с Сары на Киерана.

— Если бы кто-нибудь когда-нибудь возвращался из Страны Дремлющего Грома, — задумчиво сказала она, — тогда я действительно могла бы заподозрить какую-то опасность со стороны Талиесина. Однако… Однако я не могу учить тебя Медвежьему Танцу, Киеранфой, пока не получу совета. Квин-он-а живут недалеко. Давайте пойдем и посоветуемся с их старейшинами. Послушаем, что скажут квин-он-а про Тома-хенг-ара и его врага — тень, которую они называют Мал-ек-ой, а вы называете Талиесином Рыжеволосым.

Сара и Киеран посмотрели друг на друга с опаской, хотя у каждого были разные причины для беспокойства. Киеран думал, разумно ли вверять себя в руки квин-он-а, раз они друзья Талиесина или были его друзьями, а теперь чтут его память? С другой стороны, они ведь одновременно и друзья Тома. И потом, он и Сара оказались здесь прежде всего по милости квин-он-а. Во власти этих духов отправить их обратно, удержать здесь или вообще сделать с ними все, что им заблагорассудится.

Саре же больше всего хотелось покинуть эти места. Ей хотелось снова оказаться на берегу, где ей было хорошо, где царят только добрые чувства, где рыжеволосый арфист — при одной мысли о котором внутри у нее все как-то странно замирало — бродит вдоль берега и ждет ее. Что же ее удерживает? Почему раньше она могла уйти к нему, а теперь не может?

— А у нас есть выбор? — вдруг вырвалось у нее.

Ха-кан-та удивленно взглянула на нее:

— Разве вы мои пленники?

— А как насчет квин-он-а? — спросил Киеран.

— За них я отвечать не могу, Киеранфой. Но это благородные духи. Не беспокойтесь, у них вы будете в безопасности. Они не причинят нам вреда. Если хотите, я буду вашей поручительницей. Ведь мы идем к ним за советом, а не за тем, чтобы развязать войну.

«Может быть, ты и хочешь совета, — подумал Киеран, — но, что бы они ни сказали, я не изменю своего отношения к тому, что считаю правдой».

Он оглядел поляну, но, кроме леса, окружающего ее, ничего не увидел. Куда же идти, если не послушаться Ха-кан-ту? Потом он вспомнил, что Сара куда-то уходила и встретилась там… с кем? Она только и сказала ему, что с «другом». Киеран взглянул на Сару, но на ее лице ничего прочитать не смог. Кто же дал ей гитару и плащ?

А еще непонятно, почему они все время ссорятся. И почему она так яростно защищает арфиста. Матерь Божья! Да что она вообще понимает? Правда, у нее это кольцо, и чувствуется в ней какая-то тайная уверенность, которая плохо с ней вяжется. Он гадал, какую роль она играет в происходящем? Ведь он, так же как и Сара, в случайности не верил. Значит, есть причина, почему она здесь. Только что это за причина, вдруг его просто хотят погубить?

— Пошли, — сказала Ха-кан-та. — Они живут недалеко.

Киеран все еще колебался, но Сара решила, что отказаться было бы неудобно. Кроме того, если рассуждать логически, то она с такой же легкостью может вернуться к Талиесину от квин-он-а, как и с этой поляны, только бы рассеялось то, что мешает ей сейчас. А еще ей всегда хотелось увидеть эльфов.

— Пошли! — отозвалась она.

«Так, теперь уже двое против одного», — подумал Киеран. Он потрогал повязку на боку. Ему ни к чему было проверять, как выглядит рана. Судя по ощущениям, он не удивился бы, если бы оказалось, что она зажила. Да, квин-он-а не пожалели времени, чтобы залатать его. Неужели они допустят, чтобы их усилия пропали зря? «Почему многое зависит от таких мелочей?» — спросил он себя. И кивнул Ха-кан-те.

— Веди нас, — сказал он.

Квин-он-а жили в часе ходьбы от поляны. Дорога шла в гору, лиственницы и сосны уступили место сахарным кленам, бальзамическим пихтам и букам. Еще выше их сменили красные дубы, осины, белые березы, перемежающиеся зарослями болиголова и рощицами низкорослых сосен.

С лосем путники расстались, когда подошли к более крутым склонам, и он понесся прочь среди деревьев, как огромное коричневое привидение. Волки остались с ними, они сопровождали их по одному с каждой стороны, серебристый мех сверкал на фоне темных деревьев.

Поднявшись на последний горный кряж, Сара и Киеран увидели внизу длинную узкую долину с небольшим озером. Здесь, с левой стороны, лес сменялся полянами. Справа к болотистым берегам озера подступали черный ясень и кедр. Между ними на небольшой возвышенности обращенное к спускавшимся к воде каменным грядам располагалось стойбище квин-он-а.

В центре виднелось прямоугольное строение — длинный дом, где жил вождь племени, а зимой собиралось на совет все племя. Дом был футов пятьдесят в длину, восемнадцать в ширину и пятнадцать в высоту. Весь он был обит корой на манер вигвама, в ней были вырезаны отверстия, пласты коры находили друг на друга, как черепица. Перед вигвамом возвышался тотемный столб, увенчанный вырезанной из дерева медвежьей головой. От длинного дома, словно крылья, отходили вигвамы поменьше, крытые шкурами и корой.

— Озеро называется Пинта-ва, — сообщила Ха-кан-та. — Тихая вода.

— Мне кажется, будто я смотрю на иллюстрацию к «Последнему из могикан», — сказала Сара. Поймав недоумевающий взгляд индианки, она добавила: — Не обращай на меня внимания. Ребенком я обожала играть в ковбоев и индейцев.

— Старейшины ждут нас, — сказала Ха-кан-та. — Не следует их задерживать.

Все трое стали спускаться к вигвамам, волки следовали за ними. Приближаясь к стойбищу, Сара и Киеран с удивлением наблюдали за кипучей деятельностью квин-он-а. Кто-то ремонтировал вигвам. Другие коптили мясо над красными угольями. Женщины пряли на прялках из связанных веток. А один мужчина вышивал бисером воротник на платье из оленьей кожи. «Выходит, у них занятия совсем не такие, как у эльфов, — с удивлением отметила Сара. — Почему, например, никто не готовится к пляскам в ведьминых кругах?»

Но если дела, которыми занимались квин-он-а, были вполне земными, их внешность, если не считать одежды, больше соответствовала тому, какими представляла их себе Сара. Они были стройные и тонкие, их рост не превышал пяти футов, и все-таки сразу становилось ясно, что они обладают недюжинной силой. Лица с резкими чертами, высокие лбы, у многих на лбу виднелись маленькие рожки. У большинства черные волосы были заплетены в косички, украшенные перьями и бусами.

Когда Ха-кан-та и Сара с Киераном вошли в стойбище, квин-он-а молча уставились на них черными глазами. Сара заметила, что у некоторых были при себе небольшие барабаны, они висели на заплетенных в косы ремнях, прикрепленных к поясу или повешенных через плечо. Сара вспомнила, как после прозвучавшей дроби этих барабанов там, в «Патти Плейс», она почувствовала, что куда-то перемещается. Только что она была в ресторане, а через секунду очнулась уже здесь… правда, неизвестно, где именно. В Ином Мире. Интересно, эти квин-он-а тоже называют его «Иным Миром»? Она не успела спросить об этом Ха-кан-ту, так как они подошли ко входу в длинный дом. Перед ними высился тотемный столб, а рядом с ним их ждала женщина, она была старше остальных квин-он-а.

— Синс-амин, — уважительно обратилась к ней Ха-кан-та, — приветствую тебя. — Обернувшись к своим спутникам, она объяснила: — Это Та, Кто, Бодрствуя, Видит Сны. В этом племени она — Дочь Медведицы, то есть глава племени.

Заплетенные в косы волосы Синс-амин поседели, а смуглая кожа туго обтягивала выступающие скулы. Воротник у нее был расшит бисером, узор напоминал царапины от медвежьих когтей. Хотя она была на голову ниже Ха-кан-ты, но казалась выше ее.

— Ты послала нам слова, которые пробуждают беспокойство, — сказала Синс-амин.

— Потому-то мы и пришли к тебе, почтенная мать, для правдивого разговора, — склонила голову Ха-кан-та. — Я привела Киеранфоя — ученика Тома-хенг-ара, и его спутницу Саракен, которых твой народ перенес из Дальнего Мира по просьбе учителя молодого воина.

— Да, это мы сделали, — подтвердила Синс-амин. — Но если бы мы знали… — Она покачала головой. — Поговорим об этом внутри, при всем совете. — Она отступила в сторону и жестом пригласила их войти.

— Вы себе идите, — сказала Сара. — А я, пожалуй, пойду к озеру и подожду, когда вы там закончите.

Киеран бросил на нее ядовитый взгляд:

— Что значит «когда вы там закончите»? А ты что же? Ты точно так же связана с этим, как и я.

— Постой! — сказала Сара. — Минуточку! Я ведь сюда не просилась.

— А по-твоему, я просился?

— Это ты вбил себе в голову насчет арфиста, а не я, Киеран.

— Господи Иисусе!

— Она говорит правильно, — вмешалась Ха-кан-та. — Этот совет касается тебя, не ее.

— Но…

— Старейшины ждут, Киеранфой.

Киеран сжал кулаки. Он переводил взгляд с Сары на Ха-кан-ту, с нее на старую Дочь Медведицы, которая молча дожидалась у входа в длинный дом. На его лице было выражение человека, которого предали, но Сара сделала вид, будто не заметила этого.

«Подведем черту! — решила она. — Точнее, черта подведена!»

— Ты не понимаешь, Сара. — Киеран сделал последнюю попытку уговорить ее. — Если бы ты только знала…

— Я понимаю достаточно, чтобы не поддерживать того, кто оскорбляет человека, которого я… — Она осеклась, чтобы не сказать: «Которого я люблю».

— Да что ты знаешь о Талиесине?! — вспылил Киеран.

— Ничего, — ответила Сара, понимая, что это — такая же правда, как и ложь, и отвернулась.

— Сара… — начал Киеран. Он протянул ей руку, но Сара отпрянула от него. — Nom de tout, — пробормотал он.

Киеран последовал за Ха-кан-той в вигвам. Синс-амин пропустила их вперед, потом задернула на двери занавес из оленьей шкуры, оставив Сару в одиночестве снаружи.

Сара некоторое время постояла, оглядывая стойбище. Все квин-он-а вернулись к своей работе и не обращали на нее внимания. Нерешительно улыбнувшись, она прошла мимо длинного дома и спустилась на берег озера. Там она удобно устроилась под развесистым тамариском и стала смотреть на воду. Она увидела, как на другом берегу озера над болотом взмахнула голубым крылом цапля, услышала, как щебечут вьющие гнезда болотные дрозды и воробьи, а их перекрывали чистые голоса мухоловок с оливковыми перьями.

Несмотря на расстилающийся перед ней мирный пейзаж, Сара вздыхала, ее мысли вернулись к Киерану. Если бы была хоть какая-то возможность достучаться до него! Если бы он встретился с Талиесином, он понял бы сам… Но нет. Это было бы слишком опасно. Вдруг бы он попытался убить арфиста? Так, наверное, и случилось бы. Господи! Все может осложниться. Как ей быть, если Киерану удастся убедить совет, что Талиесин представляет собой угрозу, и они решат помочь Киерану устранить его?

— Это вряд ли случится, — раздался голос у нее за спиной. — И все-таки с ним лучше вести себя осторожно.

Сара резко обернулась и увидела забавного человечка, который сидел на корточках футах в трех от нее. Сначала ей показалось, что это ребенок квин-он-а, но, приглядевшись, она поняла, что хотя он и мог быть одним из этих индейских эльфов, ни на одного из тех, кого она видела, он не похож.

Когда он встал, оказалось, что ростом он доходит ей до груди, и если у квин-он-а лица были удлиненные, красиво очерченные, то лицо этого человечка было широким, глазастым и расплывалось в улыбке. Волосы у него были скорее темно-каштановые или даже черные, он не заплетал их в косички, они спадали множеством мелких завитков, словно у рок-певцов. Разглядывая его, Сара подумала, что он ее подслушал, видно, она разговаривала вслух. Но не успела она додумать эту мысль до конца, как незваный собеседник отчаянно затряс головой.

— Нет, нет, — возразил он. — Но я все равно тебя слышал.

«Но тогда это значит…» — не успела подумать Сара, как он снова кивнул.

— Убирайся из моей головы! — закричала Сара.

— Ничего не могу поделать, — печально ответил он. — Ты думаешь слишком громко. Я не виноват, что ты так громко думаешь. Почему ты не держишь свои мысли при себе, а бросаешься ими в людей, а? Ведь так ты сойдешь с ума!

Сара некоторое время смотрела на него. Каждый раз, когда ей кажется, будто все начинает как-то улаживаться, возникает что-то новое.

— Я не новое, — возразил человечек. — Я так же стар, как… как сама Земля.

Сара вздохнула:

— Я не знаю, как держать свои мысли при себе.

— Так пусть Рыжеволосый тебя научит, — посоветовал он. — Это нетрудно.

«Рыжеволосый?» Вспомнив, что говорила Ха-кан-та, Сара поняла, что человечек имеет в виду Талиесина.

— Откуда ты знаешь про него? — спросила она.

— Мы все его знаем.

— Но откуда тебе известно, что его знаю я?

Человечек усмехнулся:

— Это ты видишь меня впервые. Но я-то вижу тебя не в первый раз. Потому и знаю. А кроме того, — сразу добавил он, так что Сара не успела попросить его объяснить это странное заявление, — о чем бы ты ни думала, ты всегда думаешь о нем.

Так оно и было. Ее саму беспокоило то, что она так сосредоточена на арфисте. Интересно, почему она не может выбросить его из головы?

— Может быть, ты в него влюбилась?

— Может быть, — согласилась Сара, хотя уж слишком внезапно это случилось. Впрочем, наверное, так и бывает в волшебных странах, в Ином Мире например. Действительно, Талиесин, конечно, нравился ей так, как прежде никто не нравился. Может быть, он просто околдовал ее?

— Как тебя зовут? — спросила она человечка.

— Пэквуджи.

— Тебе это имя идет, — улыбнулась Сара.

— Еще бы! Это же мое имя.

— А меня зовут Сара.

— Я знаю, — усмехнулся Пэквуджи.

«Ладно, оставим это», — подумала Сара.

— Ты квин-он-а? — спросила она.

— Я — это я, — пожал плечами человечек.

Сара не могла не улыбнуться, потому что ей тут же представился смешной пучеглазый морячок из детских мультфильмов. Пэквуджи нахмурился.

— Это не я, — сказал он, прочитав ее мысли. — Я — хоночен-о-ке, одна из маленьких загадок бога Маниту. Когда Бабушка Жаба впервые улыбнулась, я был рядом. Я всегда один, но никогда не одинок. Выдра мне друг. И цапля тоже. Я бегаю взапуски с лисой и сплю в норе у барсука. Я Пэквуджи, и мой дом — весь мир.

— А что ты делаешь здесь? — рассмеялась Сара.

— Здесь? — Пэквуджи огляделся с преувеличенным вниманием. И, наклонившись к Саре, проговорил театральным шепотом: — Я пришел узнать, не желаешь ли ты прогуляться со мной?

— Куда?

— Куда угодно. — Он показал на сосну, росшую выше других на горном кряже за стойбищем квин-он-а. — Туда.

— Ладно, — сказала Сара. — Пошли.

— А пока мы идем, — добавил Пэквуджи, вскакивая на ноги, — я открою тебе одну тайну.

— Тайну? Какую?

— Не сейчас, не сейчас. Сначала пойдем, потом поговорим.

У Сары разыгралось любопытство, на сердце стало легче, как давно уже не было. Она тоже встала.

— Ну, веди меня, Макдуф. [79]

— Пэквуджи Макдуф, — сказал он. — Это я, правда?

Он прошелся колесом, потом из какого-то тайника между камней вытащил маленькую тростниковую дудочку и, прежде чем сунуть ее за пояс, исполнил на ней быструю мелодию.

— Не забудь свою музыку, — сказал он.

Сара пожала плечами и подняла гитару.

— А теперь? — спросила она.

— А теперь пошли! Хей!

— Теперь пошли! Хей! — повторила она и следом за ним стала подниматься на холм.

В вигваме было темно и душно, и Киерану понадобилось некоторое время, чтобы глаза привыкли к тусклому свету. Следуя примеру Ха-кан-ты, он, скрестив ноги, сел на место, которое она ему указала, и огляделся. Синс-амин заняла место напротив горевшего в центре костра, расположившись среди четверых молчаливых квин-он-а, пришедших раньше. С лежавшей перед ней тростниковой циновки она взяла деревянную маску, на которой была вырезана медвежья морда, и надела ее.

— Это из-за того, что тотемом является медведь, — тихо объяснила Киерану Ха-кан-та. — Это племя квин-он-а так близко по духу к моему народу рате-вен-а, что мы все в родстве с духовной энергией Великой Матери.

Пока члены Совета молча общались друг с другом, Ха-кан-та назвала Киерану имена остальных старейшин. Слева в большой маске лося с рогами сидела Хот-анс — Сестра Лося, Толковательница, слева от нее в маске поменьше, украшенной остренькими рожками, была Шин-са-фен — Та, Кто Лечит Барабанным Боем — Целительница племени. Справа от Синс-амин сидел широкоплечий мужчина в маске волка, его звали Теп-фюл-ин — Красное Копье Ветра — Военачальник. И наконец, в маске цапли сидела Ко-келли — Мудрое Озеро.

У ног каждого из старейшин стоял небольшой барабан. А на коленях у них лежали тотемные палочки. Ко-келли была украшена голубыми перьями. Хот-анс держала в руках изогнутую костяную пластину с вырезанными на ней знаками. У Теп-фюл-ина в руках был томагавк, в его кожаную перевязь были вставлены волчьи когти. Шин-са-фен держала отполированную палочку из березы, на которой висели костяные бусы и три белых пера. У Синс-амин на коленях ничего не было, зато вокруг лба на ее маске была повязана лента с медвежьими когтями.

Свет костра играл на грубо вырезанных и раскрашенных масках. В воздухе словно витала какая-то сила, будто среди них незримо присутствовал кто-то еще. Когда в душе Киерана воцарился внутренний покой, ему показалось, что маски ожили, он почувствовал, будто находится на совете зверей, изображенных на масках.

Шин-са-фен бросила в костер горсть измельченной коры. Пламя взметнулось вверх фута на два, потом опало. Ко-келли в маске цапли взяла барабан и стала выстукивать медленный ритм.

— Киеранфой, — сказала Синс-амин, — ученик пробуждающего духов Тома-хенг-ара. Мы хотим тебя послушать.

Киеран взглянул на Ха-кан-ту, и она ободряюще кивнула. Он сглотнул слюну, стараясь придумать, с чего начать. Ему очень хотелось курить. На самом деле, будь его воля, он хотел бы оказаться в любом другом месте, только не здесь, в окружении существ, против которых его предостерегал Хенгуэр, предупреждая, что их нельзя сердить. А теперь Киерану предстоит объяснить этим существам, почему он хочет покончить с тем, кого они считают давно умершим и чью память свято чтут. Киеран вытер лоб, сложил руки на коленях, чтобы они перестали дрожать.

«Какое право они имеют требовать от меня объяснений? Власть, — сообразил он, — ведь я в их власти!»

— Нет, — произнес кто-то из сидевших в масках.

Киеран поднял глаза и догадался, что заговорила Ко-келли.

— Нет, не по праву власти, — сказала Ко-келли. — А по праву родства. Ведь Талиесин Рыжеволосый был братом-барабанщиком нашего А-ва-рате, кто, в свою очередь, являлся нашим братом по крови. Так же как и твой учитель. — Она продолжала выбивать пальцами медленную, но настойчивую дробь на барабане.

— Мы бы знали, — добавил Теп-фюл-ин, поглаживая свой томагавк, — мы знали бы, что за война ведется между нашими братьями-барабанщиками.

— Какая может быть война, когда Талиесин бьет в барабан в Стране Дремлющего Грома? — пробормотала Хот-анс в маске лося. Она взяла лежащий перед ней барабан и вплела свою дробь в ритм, выбиваемый Ко-келли.

— Пусть скажет, — потребовала Синс-амин.

Остальные старейшины наклонили головы, в прорезях масок блеснули глаза. Киеран обреченно вздохнул и севшим голосом стал излагать все, что рассказывал ему Том о Талиесине и друиде короля Мэлгвина, и о бедах, начавшихся еще на берегах Гвинедда.

— Пинта-ва спит, — сказал Пэквуджи.

Сара сверху посмотрела на воду и кивнула. Они сидели на ковре из сосновых иголок под высокой сосной, росшей на утесе за стойбищем. Сара на время выбросила из головы все свои заботы. В присутствии Пэквуджи сделать это было нетрудно.

— Похоже, спит, — лениво проговорила она.

Простая прогулка до сосны растянулась из-за того, что человечек выбрал кружной путь, и сопровождалась она множественными кульбитами и импровизированными танцами. Сара заразилась настроением маленького человечка, смеялась над его проделками, бегала с ним наперегонки, а потом спешила назад, чтобы поднять уроненную гитару, и торопилась снова догнать его.

Пэквуджи посмеивался над ней.

— Пинта-ва всегда спит. Только не в шторм, — добавил он. — Тогда она поднимается и злобно набрасывается на берег. — Он поскреб подбородок. — Иногда мне кажется, она злится из-за того, что не может выйти за отведенные границы, и шторм напоминает ей об этом.

— Ты собирался открыть мне какую-то тайну, — напомнила ему Сара.

— Собирался. Открою. Смотри.

Он закатал рукава своей рубашки из оленьей кожи и, став похожим на фокусника, начал сметать сосновые иголки, пока не очистил маленький участок земли. Выкопал ямку, потом прикрыл ее ладонями. Подул на них, а когда открыл ладони, из них стала сочиться вода и заполнила ямку. Она заполнилась до верха, и Пэквуджи снова подул на руки и театральным жестом широко развел их. Ладони были сухие.

— Хороший фокус, — похвалила пораженная Сара.

— Это не фокус.

— Ладно. Что дальше?

— Жди!

Пэквуджи простер руки над крошечной лужицей, она потемнела и стала гладкой, как зеркало. Сара наклонилась над ней, и на поверхности воды появились изображения. Сначала Сара увидела высокий, густо заросший деревьями склон. Потом среди сосен и лиственниц она стала различать какие-то расплывчатые фигуры, тонкие, как паучьи лапы. Пэквуджи еще раз повел руками, и изображение стало приближаться, пока одна из фигур не сделалась отчетливой и не заняла всю поверхность водного зеркала.

Кожа этого существа напоминала нечто среднее между черной чешуей и жесткой шкурой вепря. Два клыка выступали с каждой стороны его песьей морды, а плоский, вдавленный нос придавал твари сходство со свиньей. У твари были худые и длинные лапы и приземистый, сильный торс. Но Сару поразили глаза диковинного зверя. В них было безграничное коварство куницы, но ее вкрадчивой грацией это существо вовсе не обладало. Что-то эти паукообразные существа напомнили Саре, только она никак не могла сообразить, что именно. Теперь, когда она снова увидела эти морды, в них появилось что-то медвежье и в то же время что-то от свиньи — отвратительная помесь этих двух животных.

Сара подняла глаза и увидела, что Пэквуджи с интересом смотрит на нее.

— Это трагг-а, — объяснил он.

— Кто?

Пэквуджи пожал плечами:

— Старейшины говорят, что когда Тьма спаривается с самкой росомахи, то на свет и появляются трагг-и.

И тут что-то как будто щелкнуло в мозгу у Сары. Она вспомнила, где видела этих гибридов, или, во всяком случае, кого-то очень на них похожего. Во сне. Не иначе чудовище, которое на нее набросилось, приходилось им дедом. Она снова склонилась над водой, желая получше разглядеть отвратительное существо. Интересно, оно понимает, что его рассматривают? Но теперь изображение стало удаляться, и Сара снова увидела всю стаю. Похоже, они бросились по следу, как будто кого-то ловили.

— Они охотятся за тобой, — сказал Пэквуджи.

— За мной? — Сара повернулась к нему, и их взгляды встретились.

Пэквуджи кивнул:

— Похоже, ты не испугалась.

— А чего пугаться? — спросила Сара. — Ведь угроза так… неосязаема. Я хочу сказать, что у меня было несколько страшных снов, и… мне просто кажется, что все эти твари нереальны. Разве такие мерзкие чудовища могут существовать?

— Ты ведь здесь, правда?

— Правда. Я здесь. — Сара вздохнула и снова посмотрела на изображение, отражающееся в воде. — Знаешь, ты мне больше нравился, когда выделывал всякие фокусы, — сказала она печально.

— И себе я тоже больше нравился, — ответил Пэквуджи. — Но… — Он показал на изображение. — Надо было тебя предупредить.

«Как грустно, — подумала Сара, — что этот человечек, который напоминает ребенка, ликующего, что он вырвался на свободу, вдруг становится мудрым стариком, изрекающим предостережения».

Пэквуджи, прочитавший ее мысли, вздохнул.

— Я тебе не нравлюсь? — спросил он.

— Конечно нравишься, — улыбнулась Сара. — Но ты полон неожиданных сюрпризов, вот и все. Ты больше, чем эти квин-он-а, походишь на маниту.

Пэквуджи быстро щелкнул пальцами, и изображение рассеялось. Какое-то время вода оставалась чистой и спокойной, потом над ней стал подниматься пар, и не успела Сара и глазом моргнуть, как ямка высохла. Поднявшись, Пэквуджи ногой засыпал ямку сосновыми иголками. Когда это было сделано, он повернулся и посмотрел на Сару. Она невозмутимо смотрела на него, дожидаясь, когда он заговорит.

— Что мне делать, Пэквуджи? — наконец спросила она, когда поняла, что он ничего говорить не собирается.

Человечек вытащил из-за пояса свою дудочку. Он поиграл с ней, как с игрушкой, и стал смотреть на дальний берег озера.

— Они отправят тебя обратно, — сказал он. — Я говорю про квин-он-а. Как только они разберутся с твоим другом, они отправят вас обоих в Дальний Мир.

— Это не так плохо, — ответила Сара. — Оттуда я всегда могу… — И она мысленно представила себе, как возвращается из своего мира на берег, где она встретила Талиесина.

Пэквуджи покачал головой.

— Здесь ты можешь путешествовать во времени, — сказал он. — Здесь миры тонкие и расположены близко друг к другу. Они находят один на другой, одно время перетекает в другое, один мир переходит в другой. А в Дальнем Мире все иначе. Это ваш мир. Там границы плотные и переходов из одного мира в другой мало.

— Да и здесь мне только раз удалось переместиться.

— Потому что в другие разы ты слишком сильно старалась. Чтобы проникнуть во что-то движущееся, надо иметь полный покой в душе, а не стараться изо всех сил. Действуй тихонько, как Дети Ветра. Тогда все легко получится. Если ты будешь здесь. Но если квин-он-а отправят тебя обратно в твой собственный мир, ты там застрянешь. Как в ловушке. А когда за тобой придут туда трагг-и, ты в этой ловушке окажешься беспомощной.

Сара долго молчала, сворачивая сигарету и закуривая.

— Что им от меня нужно? — спросила она.

Пэквуджи показал на ее кольцо.

— Но почему? Что в этом кольце особенного?

Но пока она говорила, она вспомнила, как они с Талиесином обменялись кольцами и как эти кольца подходили к любому пальцу. Вспомнила и о том, что все теперешние чудеса начались после того, как она нашла кольцо в чулане ее лавки.

— Твоим кольцом хочет завладеть Мал-ек-а, — сказал Пэквуджи. — Мал-ек-а — это Ужас-Бродящий-Без-Имени, его даже квин-он-а боятся. Это Мал-ек-а послал трагг-а за тобой, хотя он и сам тебя ищет.

— Так что же мне делать? — снова спросила Сара.

— Иди к своему учителю. Возвращайся в то время, когда жил Талиесин Рыжеволосый. Возвращайся до того, как квин-он-а вернут тебя в твой мир. Я отправился бы с тобой туда, но на самом деле я уже там. Путешествие во времени имеет свои законы, — добавил он. — Нельзя перемещаться во времени, в котором ты уже существуешь. А ты можешь вернуться к Талиесину, ведь в то время тебя еще не было на свете. А я уже там.

— Там ты не узнаешь меня, — сказала Сара.

— И все-таки я помню, как встретил тебя тогда, — улыбнулся Пэквуджи. — Иначе чего бы я стал предостерегать тебя сейчас?

Сара потрясла головой, стараясь собраться с мыслями. Во всем, что говорил Пэквуджи, был какой-то запутанный смысл. В самой его парадоксальности была своя логика, такая же, как у сумасшедшего Шляпочника и у Мартовского Зайца из «Алисы в стране чудес».

— Значит, ты считаешь, мне нужно вернуться? — спросила Сара. — К Талиесину?

— А как же иначе я смогу встретиться с тобой? — спросил Пэквуджи, и в его глазах мелькнуло прежнее лукавство.

— Но ведь мы только что встретились! Да ладно! — Она затянулась в последний раз и затушила сигарету.

— Не бойся, что ничего не получится, — успокоил ее человечек. — На этот раз я помогу тебе вернуться к нему.

Сара кивнула.

— А что будет с Киераном? — спросила она и тут же подумала: «А что с Киераном? Он же враг».

— Нет, — сказал Пэквуджи и погрозил ей пальцем. — Есть только один враг — это Мал-ек-а. Это общий враг, он враг и тебе, и Киерану.

— Ну да, только Киеран считает, что Мал-ек-а — это Талиесин.

— Значит, ты должна ему как следует объяснить, понимаешь?

— Понимаю, только увижу ли я его снова? — Сара замолчала, она вдруг кое-что вспомнила. — Когда я впервые встретила тебя у озера, я думала, ты хочешь предостеречь меня насчет Киерана.

— Киеран представляет для тебя единственную угрозу — он уменьшает твою способность отрастить рожки.

— Что?!

Пэквуджи улыбнулся:

— И квин-он-а, и хоночен-о-ке называют тех, кто не обладает колдовскими способностями, хирок-ами — «безрогими». Ты сможешь отрастить рожки, но только если тебе помогут.

— Вот оно что!

Сара вовсе не была уверена, что ей хочется, чтобы у нее на лбу появились рожки. Она смотрела на человечка, стараясь по его лицу понять, не разыгрывает ли он ее, но он ответил ей совершенно простодушным взглядом.

— Значит, ты считаешь, мне надо уйти? — спросила она.

— Да. Пока можно.

У Сары был еще один вопрос, который она даже не стала произносить вслух: зачем? Ведь Пэквуджи и так прочитает его у нее в мозгу. Почему она должна доверять ему? Но, не успев об этом подумать, Сара уже и сама поняла, почему ей не хочется спрашивать. Потому что ей все равно. Она просто хочет вернуться к Талиесину.

Сара взяла гитару и положила себе на колени. Потом перегнулась через футляр, чтобы бросить последний взгляд на озеро Пинта-ва и на селение внизу.

— Пэквуджи?

— Да.

— Спасибо тебе, — сказала она и закрыла глаза.

— Думай о том, куда хочешь попасть, — стал наставлять ее Пэквуджи. — Крепко держи в голове изображение этого места и не отпускай.

На мгновение наступила тишина, потом Сара услышала, как Пэквуджи заиграл на своей дудочке мелодию Лунного сердца, которой ее научил Талиесин.

«Откуда он узнал?..» — удивилась Сара, но тут земля ушла у нее из-под ног, и она поспешно сосредоточилась на желании попасть на берег в тень под скалой Персе. Не будучи искушенной в подобных путешествиях, она боялась, как бы оно не закончилось неизвестно где…

Звук дудочки Пэквуджи затихал, его сменил шум волн, обрушивающихся на берег. Полная дурных предчувствий, Сара открыла глаза и увидела, что находится на том месте, где у Талиесина был разбит лагерь. Только там никого не было. Не осталось и следов костра. Не было ни самого костра, ни собаки, ни арфы.

«Произошла какая-то ошибка», — подумала Сара. Может быть, она попала не в то время… По коже у нее поползли неприятные мурашки. О Боже! Время! Если она странствует во времени, кто может сказать, где остановиться? Может быть, она оказалась здесь за годы до того, как попал на эти берега Талиесин? Или через годы после того, как он их покинул?

Она озабоченно закусила губу. Неужели она ошиблась, доверившись Пэквуджи? Ведь он мог отправить ее куда угодно. Или ошибка произошла из-за нее самой? Ведь она сосредоточилась на скале, а не на самом Талиесине…

Единственный выход — попробовать еще раз. Сара закрыла глаза и стала насвистывать мелодию Лунного сердца, однако на этот раз в голове у нее не прояснилось. Земля под ногами оставалась неподвижной. Пэквуджи своими силами отправил ее сюда. Без него… Сарой внезапно овладела паника, но она подавила ее.

«Спокойно, — сказала она себе. — Сначала подумай, потом паникуй». Нужно расслабиться, не думать ни о чем, только о Талиесине. Она вспомнила, что один раз это ей удалось. Тогда она еще не знала мелодию Лунного сердца. Что же она тогда сделала, что сработало? И вдруг, нервно теребя золотую полоску у себя на пальце, она поняла!

Сара поглядела на золотое кольцо. Оно было копией того, которое носил Талиесин. Может быть, оно даже принадлежало ему. Эти кольца притягивают друг друга, иначе как бы она встретила барда?

«Давай, — приказала Сара кольцу. — Делай, что тебе положено». Она поскребла кольцо пальцем и, думая об арфисте, снова стала напевать мелодию. На этот раз земля у нее под ногами вздрогнула. Колдовская сила подхватила ее, берег исчез вдали.

— Враг существует, — сказала Синс-амин, когда Киеран закончил рассказ. — И он действительно пришел из-за Большой Воды много лет тому назад, но звали его не Талиесин.

— Мы назвали его Мал-ек-а, — уточнила Ко-келли. Ее пальцы все еще постукивали по барабану, нарушая ритм, отчего у Киерана похолодела спина. Ко-келли наклонила голову, и ее маска с изображением голубой цапли покачнулась. — Если он без имени, никто не может повредить ему, — добавила она. — Но нам он повредить сможет. Найди его подлинное имя, молодой воитель, и ты заслужишь наше благоволение. Слишком многие в нашем племени молились об этом, но тщетно. Молились долгие годы.

— Разве Мал-ек-а враг нам? — спросил Теп-фюл-ин, потрясая томагавком. — Ведь это из-за него нам приходится быть сильными, как олени, которым угрожает волк, и увертливыми, как серый гусь, которому угрожает лиса. Разве это враг?

— Хочешь до времени уйти в Страну Дремлющего Грома? — спросила Целительница Шин-са-фен. — Ведь Ужас-Блуждающий-Без-Имени сразу тебя туда отправит, стоит тебе только с ним повстречаться. Можешь сколько угодно бить в барабан и потрясать тотемными палочками, пока руки не отвалятся, — ничего не поможет!

Киеран представил себе, как усмехается сейчас под маской Теп-фюл-ин.

— Если Мал-ек-а убьет меня, старуха, — ответил он, — значит, мое время пришло.

Синс-амин поспешила вмешаться, не дав Целительнице придумать ответ.

— Спорить о том, добро или зло приносит Мал-ек-а, можно до того дня, когда Бабушка Жаба увидит во сне свой собственный Гром, — сказала она, — и все равно мы не будем ближе к правде, чем сейчас. Однако не для этого мы собрались сегодня на совет. — Она обвела глазами сидевших рядом с ней, в свете костра медвежья маска казалась угрожающей.

— Кха! — бросил Теп-фюл-ин. — Я понял.

Шин-са-фен постучала себя березовой тотемной палочкой по колену. Зазвенели, стукаясь друг о друга, костяные бусы, и она придержала их рукой.

— Ках, — тихо проговорила она. По ее интонации можно было догадаться, что она придала этому слову дополнительный смысл: «Поняла, но вопрос еще не решен».

— Ты говорила о снах, — обратилась к Синс-амин Толковательница племени Хот-анс. Она показала на Киерана. — Я дважды видела во сне этого хироку. Один раз он доехал верхом на Олене до берега Пинта-ва, где Лебедь схватил его за плечи и унес на север. Я провожала их до тех пор, пока Лебедь не приземлился на высоком утесе. Внизу расстилались разные миры, они слоями накладывались друг на друга, и Лебедь предложил ему выбор: поднять собственный барабан или лишить жизни Воробья в клетке… — Она помолчала. — Он выбрал Воробья.

Хот-анс умолкла, и никто не проронил ни слова. Киеран, знакомый с символикой Пути так же хорошо, как квин-он-а, понял, что означает этот сон. Олень и Лебедь символизировали силы Добра и Созидания. Предоставленный Киерану выбор означал, что он может сохранить традицию, то есть Барабан, который дал ему его учитель для движения по Пути, либо убить Талиесина, символом которого был Воробей.

Сны обладают собственной силой. Толковательница Хот-анс не произнесла приговор, но он прозвучал у нее между строк: раз Киеран предпочел убить Воробья, значит, он закрыл для себя лежащий перед ним Путь. Киеран уже собрался попросить объяснений, почему Путь перед ним закроется, он хотел еще раз сказать, что не он преследовал арфиста, а арфист преследовал его учителя, но тут задала вопрос Ко-келли, ее тонкие пальцы все еще выбивали барабанную дробь.

— А второй сон?

Хот-анс постучала тотемной палочкой из кости по покрывавшей пол тростниковой циновке.

— Во втором сне у этого хироки выросли рожки, — сказала она.

Хирока, у которого выросли рожки, становился шаманом, или ведущим по Пути, помогающим идущим полностью раскрыть заложенные в них способности.

— Какому сну ты доверяешь? — спросила у Киерана Толковательница.

Киеран осторожно подбирал слова.

— Ты говоришь, что Талиесин уже умер. Как же я могу причинить ему вред?

— Здесь время течет не так, как река, — ответила Синс-амин. — Не так, как в Дальнем Мире, откуда ты пришел. Здесь время подобно водовороту. Если ты ищешь Талиесина Рыжеволосого, то перенесешься не туда, где находится логово Мал-ек-и, а попадешь во время, когда Талиесин еще не ушел в Страну Дремлющего Грома.

Киерану было трудно уследить за ее логикой.

— Значит, Талиесин еще жив?

— В том смысле, в котором ты употребляешь это слово, нет, — сказала Ха-кан-та, она заговорила впервые с тех пор, как Киеран закончил свой рассказ.

— А я хочу знать, — сказал Теп-фюл-ин, — почему мы позволяем этому хироку задавать нам вопросы? — Он погладил свой томагавк и повернулся к Киерану, а тому показалось, что волчья маска на мгновение обнажила белые клыки. — Ты что, считаешь наши слова лживыми?

— Угрожая кому-то на совете, можно накликать беду, — проговорила Ко-келли.

— Он не член нашего совета, — мрачно возразил Теп-фюл-ин.

Синс-амин подняла руку, и, если не считать тихой барабанной дроби, которую выстукивала Ко-келли, в зале наступила полная тишина.

— Мы дали твоему врагу то имя, которое у нас предназначено для него, — сказала она Киерану. — Доверяешь ли ты нам настолько, чтобы искать того, кого мы назвали Мал-ек-а? Или ты будешь настаивать на смерти Талиесина Рыжеволосого?

— А если Мал-ек-а и есть Талиесин? — возразил Киеран.

— Если окажется так, — ответила ему Дочь Медведицы, — тогда мы сами поможем тебе добиться того, чтобы он умер.

— В таком случае я согласен.

Синс-амин кивнула и ударила в ладоши.

— Совет окончен, — объявила она.

Барабан Ко-келли резко смолк. Киеран еще долго смотрел на пять фигур в масках, которые молча сидели перед ним. Наконец Ха-кан-та подтолкнула его.

— Пойдем, — тихо сказала она.

— Но они не сказали, помогут они мне или…

— Вопрос о помощи не касается совета, — ответила Ха-кан-та. — Совет решал, представляешь ты угрозу или нет.

— Угрозу? Чему?

— Давай выйдем, — сказала она. — Там мы сможем поговорить.

Киеран открыл рот, но тут же закрыл его так, что щелкнули зубы. Он встал на затекшие ноги и последовал за Ха-кан-той. Только когда за ними закрылся занавес на двери, они заговорили снова.

— Что там происходило? — спросил Киеран.

— Тебя судили. — Ха-кан-та подняла руку, чтобы он не перебивал ее. — Пойми, Киеранфой. Твой учитель приходится нам братом-барабанщиком, но и Талиесин — тоже, хотя в его случае родство непрямое, через моего отца. Мать-Медведица не выносит кровавых ссор между братьями по крови. Если это происходит, она лишает нас своей духовной энергии. А без этого квин-он-а гибнут. Мой же народ будет наказан, он станет глухим и слепым. Представь, Киеранфой, каково бы тебе было, если бы ты остался без твоего Ведущего по Пути и без его «тоу».

— Я даже думать об этом не хочу.

— Вот именно.

— Но я вот чего не понимаю: если Талиесин умер, почему они так беспокоятся, что я могу что-то с ним сделать?

— Ты что, ничего не слышал? — спросила Ха-кан-та и улыбнулась, чтобы загладить свой раздраженный тон.

— Nom de tout! Я слушал. Но то, что я слышал, не имело никакого смысла.

— Говорю в последний раз. В наших мирах — ты называешь их «Иным Миром» — чем дальше ты уходишь от Дальнего Мира, тем более перепутанными становятся время и пространство. Как слои…

— Как слои лука. Да, я знаю. Прекрасная аналогия, только…

— Только вот что: если тебе уж очень хочется схватить Талиесина, ты схватишь его. Но тебе придется преодолеть не только пространство, но и годы. А если ты убьешь Талиесина, если его кровь обагрит руки ученика Тома-хенг-ара, это будет все равно как если бы убили его мы. Мой отец. Квин-он-а. Я. Все, кто являются братьями-барабанщиками. И тогда приговор Матушки Медведицы будет приведен в исполнение.

— Значит, совет был созван для того, чтобы узнать, можно ли отозвать меня с моей охоты, так?

— Да.

Киеран нахмурился:

— А если я все равно ее продолжу? Если я убью Талиесина?

— Но ты этого не сделаешь. Теперь, когда ты все узнал.

— Наверное. Я должен еще подумать об этом. А как насчет Тома?

— Злу, которое преследует Том-хенг-ар, совет дал имя «Мал-ек-а». Том может считать, что он ищет Талиесина, но, когда он столкнется с этой страшной тенью, он быстро поймет, кто перед ним.

— А что это? Что такое Мал-ек-а?

Ха-кан-та вздохнула:

— Старое зло. Это все, что я знаю. Старое зло, пришедшее из-за Большой Воды. Возможно, оно происходит из той же страны, где родились Талиесин и твой учитель, иначе почему оно так связано с ними? Но скоро мы сами это увидим, Киеранфой. Вместе мы увидим, как Мал-ек-е понравится Медвежий Танец.

— Совет не будет помогать мне, почему же ты будешь?

— У меня такие же важные причины преследовать Мал-ек-у, как и у тебя, Киеранфой. Я сказала тебе, что мой отец умер. Я не сказала только, что он умер месяц назад, когда его убили трагг-и.

Она представила себе трагг-а, и то, что она представила, передалось из ее мозга в мозг Киерана, и Киеран содрогнулся.

— А почему они его убили? — тихо спросил он.

— Они искали мешочек с амулетами, который принадлежал Талиесину Рыжеволосому, он многие годы хранился у моего отца.

— Искали мешок Талиесина? Но за эти долгие годы все его содержимое, наверное, превратилось в прах?

Ха-кан-та дотронулась до мешочка, висевшего у нее на бедре.

— Вот он принадлежал моей бабушке, — сказала она. — Он хранится уже двадцатое длинное лето, то есть — две тысячи лет, но благодаря колдовству целехонек.

Киеран взглянул на мешочек и понял, почему Ха-кан-та помогает ему.

— Это мешочек Сары, — сказал он. — Он ведь принадлежал Талиесину, правда? Но зачем он понадобился Мал-ек-е?

— Амулеты Талиесина очень сильные. Мал-ек-е что-то понадобилось из этого мешочка, и он послал трагг достать это ему. Но у моего отца мешочка уже не было, он отдал его Тому-хенг-ару…

— А тот передал его Эледу Эвансу, который, умирая, завещал его дяде Сары. Дядя сунул его в коробку, и она валялась где-то в их лавке, пока Сара не нашла ее. О Господи. — Киеран вздохнул. — Но почему теперь? — спросил он. — Почему после стольких лет Мал-ек-а стал охотиться за каким-то амулетом?

— Мал-ек-а всегда олицетворял зло, — сказала Ха-кан-та. — Но он не всегда был таким могущественным, как теперь. Говорят, что своим тотемом он избрал росомаху, и поэтому трагг-и служат ему.

— Но, — стал вслух рассуждать Киеран, — Сара оставила этот мешочек в доме своего дяди. Мал-ек-а мог бы иметь его сейчас, если бы… — Он вспомнил, как блеснула золотая вспышка на маленькой ладони. — Кольцо, — тихо произнес он. — Мал-ек-е нужно кольцо.

Разговаривая, они дошли до берега озера. Киеран посмотрел вокруг, потом обернулся и взглянул на стойбище квин-он-а.

— А где же Сара? — спросил он.

Ха-кан-та закрыла глаза и направила свой внутренний взор на поиски. Она долго стояла, не шевелясь, и потом сказала:

— Ушла.

— Ушла? Но она не могла уйти далеко.

— Довольно далеко, — сказала Ха-кан-та. — Она вышла из этого мира.

«Прекрасно, — подумал он, — и унесла с собой табак».

— Она ушла домой, — сообщил чей-то голос.

Оба обернулись. На ближайшем утесе, обняв колени, сидел Пэквуджи, на его лице была широкая плутовская ухмылка.

— Кто… — начал Киеран.

— Пэквуджи, друг Сары, — ответил человечек. — Это я, а что?

— Что ты с ней сделал? — строго спросила Ха-кан-та.

Пэквуджи только помотал головой, не желая, чтобы его запугивали.

— Она говорила, что хочет домой, — сказал Киеран. — Значит, отправилась в Дом Тэмсонов, а он в нашем мире.

— Я ведь сказал «домой», — еще шире ухмыльнулся Пэквуджи. — А твой дом там, где твое сердце, правда? Ты ведь, наверное, хорошо знаешь, что у нее на сердце, Будущий-Убийца-Бардов? Знаешь?

Киеран сделал было шаг к маленькому человечку, но Ха-кан-та остановила его.

— Помнишь, мы говорили о братьях-барабанщиках? — сказала она. — Этот хоночен-о-ке — один из таких братьев Талиесина. Барда многие любили. — И, обращаясь к Пэквуджи, она добавила: — Киеранфой дал клятву совету, что он не причинит вреда Талиесину.

Пэквуджи пожал плечами:

— Такой, как этот, не может причинить вреда Талиесину. Как это ему удалось бы?

Киеран нахмурился. Он не помнил, чтобы давал клятву совету. Потом сообразил, что этот народ высоко ценит слово. Согласившись не причинять вреда Талиесину, если тот не окажется Мал-ек-ой, он тем самым связал себя клятвой.

— Не надо больше загадок, Пэквуджи, — заискивающе проговорила Ха-кан-та. — Расскажи нам, куда ты отправил Саракен? Обратно в ее мир? В дом ее дяди?

— Она ушла, — ответил Пэквуджи. — Куда? Разве я не сказал? Тогда сделаю еще один намек, но только один, и не больше. Слушайте внимательно: я отправил ее туда, где сам смогу с ней встретиться, чтобы знать ее получше, когда увижусь с ней здесь. Как это вам?

— Пэквуджи… — начала Ха-кан-та, но было уже поздно.

Человечек скатился с утеса, со стуком приземлился на ноги и быстро пробежал между ними, успев ущипнуть Киерана за ногу. Подбежав к озеру, Пэквуджи высоко подпрыгнул, сделал в воздухе сальто, обернулся серебристой форелью и исчез.

Киеран, поглаживая ногу, снова нахмурился. Ха-кан-та старательно делала невозмутимый вид, но тщетно. Она звонко рассмеялась, и Киерану ничего не оставалось, как посмеяться вместе с ней.

— Уже много дней, — призналась она, переведя дыхание, — у меня не было повода посмеяться. Пэквуджи! — прокричала она. — Благодарю тебя!

Где-то далеко от берега над озером взметнулась форель, выпрыгнув из воды фута на четыре, и тут же, подняв фонтан брызг, скрылась под водой. Ха-кан-та, продолжая улыбаться, покачала головой.

— Пошли, — сказала она Киерану. — Нам пора.

— А Сара…

— Она взрослая женщина. И сама о себе позаботится.

Сняв тотемные маски, Синс-амин и Военачальник еще долго оставались в вигваме, где был совет, после того, как все разошлись. Теп-фюл-ин теребил в руках волчью маску. Свет костра освещал резкие черты его лица. Среди старейшин он был самый молодой. На коже цвета меди ни одной морщинки, лоб высокий и чистый, маленькие рожки мерцали и поблескивали.

— Странное занятие для совета, — проговорил он, откладывая маску в сторону.

— Почему? — пожала плечами Синс-амин.

— Приговор, который мы вынесли, вполне мог сделать кто-то один, например ты, Дочь Медведицы, а не весь совет.

— Кха. Но подумай немного, Красное Копье. О Талиесине.

— О Талиесине? — переспросил он. — Он бьет в барабан с нашими предками. О чем тут думать?

Синс-амин улыбнулась:

— А вот о чем. Киеранфой привел с собой спутницу. Бард живет теперь в ней.

— Ты ее видела, а мы — нет. Неужели это правда? Неужели Рыжеволосый взял себе ученицу?

— Да. Зажим на ее плаще — точная копия его зажима. И она носит его кольцо. Но если нужно еще доказательство, могу сказать: ее глаза подтвердили, что я права. Она отращивает рожки под бой барабана Талиесина.

— Ага! Тогда понимаю. И ты ничего не сказала Киеранфою.

— Кха!

Они обошли молчанием старое пророчество, касающееся квин-он-а и гласившее, что мечта о власти будет истолкована неправильно, если бард до своей смерти не обзаведется учеником.

— Киеранфой и Ха-кан-та не смогут одержать победу над Мал-ек-ой, — сказал Теп-фюл-ин. — Медвежий Танец, даже исполненный барабанщиками Медведя, не может победить его.

— Вероятно. — В глубине глаз Синс-амин блеснул свет. — Но это даст время ученице Талиесина отрастить рожки.

Теп-фюл-ин улыбнулся, но улыбка не тронула его глаз. Что, если пророчество окажется неверным? Если барабанный бой так и не перейдет ни к кому другому? Что тогда? В царстве тайн, которое в Дальнем Мире называют «Иным Миром», время — странная, поддающаяся влиянию вещь. На этом витке времени у Талиесина не было ученицы, да и сам бард был мертв. Все может измениться, если у хироки, о которой говорит Синс-амин, вырастут рожки. А если не вырастут? Такая ли уж это угроза, что квин-он-а придется столкнуться с существом, подобным Мал-ек-е, и испытать силу своих мышц и остроту ума? О силе племени судят по его врагам. Разве то, что у квин-он-а из Медвежьего клана враг не кто иной, как Мал-ек-а, не делает их самым могущественным из всех племен?

Но все эти мысли Красное Копье оставил при себе.

— Кха, — это было все, что он сказал, и голос его был тих. «Я понял, почтенная мать».

Глава пятая

«Бьюик» Такера возглавлял процессию из трех машин, остановившихся перед одним из входов в Дом Тэмсонов на Паттерсон-авеню. Перед тем как выйти из машины, инспектор заметил, что Коллинз вытаскивает свой кольт сорок пятого калибра из кобуры, висящей у него под мышкой, и покачал головой.

— Будем разбираться, не горячась, — сказал Такер. — Если сможем. Меньше всего нам нужно, чтобы вокруг нас собралась толпа.

Коллинз пожал плечами и вернул кольт в кобуру. Он закурил «Пэлл Мэлл» и последовал за Такером туда, где над телом, прикрытым одеялом, стоял на страже констебль Уорн. Двое фельдшеров из конной полиции уже принесли носилки из фургона, следовавшего за машиной Такера, и положили их рядом с трупом. Еще двое констеблей вылезали из третьей машины.

— Подождите, — обернулся Такер к фельдшерам. Он взглянул на Уорна. — Рассказывай с самого начала.

— Да особенно рассказывать нечего, инспектор, — ответил Уорн. — Все произошло часов в девять. Я делал обход, чтобы размяться, проверял двери на улице О'Коннор. А когда возвращался к машине, это, — он кивнул на тело, — это… просто… даже не знаю, как сказать… Это вдруг взялось неизвестно откуда. Я подбежал, решил, что парня, наверное, выбросили из окна с верхнего этажа, и вдруг увидел…

У Уорна слегка напряглось лицо, и Такер понял, что творится у констебля в душе. Хоть и привыкаешь к такой работенке, все равно что-нибудь да случается, от чего тебя выворачивает наизнанку… Вот как вчера, когда принесли тело Томпсона… Такер подумал, что забьет тревогу, когда такие случаи перестанут на него действовать.

— И что ты увидел? — мягко спросил Такер.

Уорн нахмурился:

— Вы когда-нибудь видели останки человека, истерзанного медведем, инспектор?

Коллинз встал на колени около трупа и уже взялся за угол одеяла, но Такер остановил его:

— Кто-нибудь был рядом? Свидетели? Кто-нибудь из прохожих?

— Улица была пуста, — сказал Уорн. — Если бы я не понимал, что такого быть не может, я бы сказал, что тело вдруг взялось ниоткуда.

Такер вздохнул:

— Похоже… С кем-нибудь в Доме разговаривал?

— Только через дверь. Они сказали, что ни с кем, кроме вас, говорить не будут. Тогда я попросил одеяло, и они выбросили мне его.

Такер посмотрел в один конец улицы, в другой, взглянул на тело. Взяв себя в руки, он кивнул Коллинзу. Коллинз стянул одеяло, и Уорн отвернулся. Все долго молчали. Наконец Такер выругался:

— Черт побери, Уорн! Ты что, решил подшутить над нами?

— Инспектор?!

Уорн взглянул на труп и поднял глаза на Такера. Тело выглядело так же, как когда он прикрывал его одеялом. Голова свернута, грудная клетка открыта, внутренности вывалились на тротуар. Но Такер… Лицо инспектора являло собой застывшую маску. Он сделал шаг вперед и неожиданно ударил по трупу ногой. Когда башмак инспектора коснулся тела, Уорн содрогнулся и почувствовал, как к горлу подступает съеденный завтрак. Он начал что-то говорить, но заметил, что по телу пробежало какое-то слабое мерцание. Вместо внутренностей от удара из него вылетели комки грязи и сучья. Там, где был труп, осталась лишь беспорядочная куча веток и сырых листьев, кое-как слепленная уже подсохшей глиной, чтобы придать ему форму человеческого тела.

Уорн не сводил глаз с того места, где произошла эта трансформация. Там, где надлежало быть голове, злобно улыбалось, словно издеваясь над ним, карикатурное лицо, составленное из мокрых листьев.

— Инспектор, — глухо начал Уорн, — я клянусь… клянусь вам…

Такер внимательно посмотрел на констебля. Его недоумение было вполне искренним. Либо Уорн был лучшим из всех известных Такеру актеров, либо он был твердо убежден, что караулит изуродованное тело. Инспектор повернулся к Дому и заметил, как в окне напротив них дрогнула занавеска. Он вспомнил записку, оказавшуюся у него на столе. Что за гнусная игра тут происходит?

— Клянусь, — продолжал тупо повторять Уорн.

Такер кивнул. Уорн видел то, что видел. Он этому поверил.

— Отвези Уорна в управление, — приказал Такер Коллинзу, — да помоги ему составить отчет. А потом отправь домой. — И, обратившись к фельдшерам, добавил: — А вам, ребята, здесь делать нечего.

Фельдшеры, пожав плечами, подняли носилки и вернулись с ними в фургон. Два констебля из третьей машины ждали приказаний.

— Вам тоже, — сказал им Такер.

— Вы пойдете в Дом? — спросил Коллинз.

— Да. — Голос Такера был не менее мрачным, чем его лицо.

— Может, вам не стоит идти одному… — начал Коллинз, но Такер оборвал его.

— Доставь Уорна в управление, идет? А с Джеми Тэмсом я разберусь.

Коллинз, видно, хотел что-то добавить, но, пожав плечами, закурил сигарету и подтолкнул Уорна к машине, припаркованной в конце квартала. Такер подождал, пока они дойдут до машины и пока разойдутся остальные, потом повернулся к Дому Тэмсонов. Его револьвер тридцать восьмого калибра приятно постукивал по бедру, но Такер не думал, что он ему пригодится. Услышав, что машины отъехали, он направился ко входу в дом.

Байкер поправил занавеску и с ошеломленным лицом повернулся к Джеми.

— Нас надули, — заявил он.

— Что ты хочешь сказать?

— Хочу сказать, что никакого трупа там нет. Просто куча веток и грязи.

— Но ведь мы оба видели его.

Байкер потер лицо:

— Я знаю. Знаю, что видели. Знаю, что несколько часов назад весь дом сотрясался, будто из него изгоняли нечистую силу… Но уверяю вас, Джеми, ваш инспектор Такер ничего не найдет. Я хочу сказать, что на дверях даже царапины не осталось, а уж раз и труп пропал…

— Господи! Он ведь решит, что мы все придумали!

— Не понимаю, — сказала Салли.

— Чего ты не понимаешь?

— Но ведь должен же быть кто-то, кто заметил, — сказала она. — Кто-нибудь из соседей или из тех, кто проезжал мимо. Ведь небо потемнело, а то, как трясется дом, наверняка слышала вся улица.

Байкер пожал плечами и повернулся к окну.

— Вон он, идет сюда, — возвестил Байкер и взглянул на Джеми. — Пригласим его войти?

Джеми неохотно кивнул.

Когда дверь открылась и Такер увидел перед собой пять бледных лиц, он сразу перестал сердиться. Происходит что-то скверное. В этом нет сомнений. Но интуиция подсказывала Такеру, что ни Джеми Тэмс, ни окружающие его сейчас люди не имеют к этому никакого отношения. Во всяком случае, не они всё это устроили. Тем не менее они все-таки как-то связаны с этим. Связаны, черт бы их побрал, никуда не денешься!

— А, инспектор, — начал Джеми, отступая от двери.

Такер кивнул в знак приветствия. С Тэмсом он уже был знаком, но это был совсем не тот шумный человек, какого он видел вчера. Его словно выжали. Остальные представляли собой довольно пеструю компанию, что вполне можно было ожидать после досье, которое Такер внимательно просмотрел. Байкер — это, наверное, Глен Фарли. Женщина?.. И еще два человека, у одного неумело перевязана голова.

— Вы хотели поговорить со мной? — обратился Такер к Джеми.

— М-м… да, — смутился Джеми. Он совсем не так представлял себе эту встречу. Он ждал, что в дом ворвутся пятнадцать полицейских, наденут на всех наручники и поволокут в какую-нибудь каталажку для особо опасных преступников.

— Кто эти ваши друзья? — спросил Такер.

Джеми, неловко представив всех, остался стоять у двери, не зная, с чего начать. Почувствовав его полную растерянность, Байкер заговорил сам.

— У нас проблема, инспектор, — сказал он. — Объяснить ее довольно трудно.

— Тебя зовут Байкер, правда?

Байкер кивнул.

— И ты гонял с «Драконами дьявола»?

— Ну, это было давным-давно.

— Знаю.

«Господи, — подумал Байкер, — если ты все знаешь, тогда чего ради задаешь вопросы?»

— В этом участвовали все, кто здесь присутствует? — спросил Такер.

Байкер покачал головой:

— Только я и Джеми.

— А мисс Кенделл? Она где?

— Это часть проблемы.

Такер кивнул:

— Ладно. Почему бы нам с тобой и мистером Тэмсоном не пройти куда-нибудь, чтобы немного поговорить? А вы, — обратился он к Салли, Фреду и Сэму, — побудьте поблизости, идет? Я хочу сказать, что вы можете заняться своими делами, только не выходите из дома. Я, может быть, и с вами побеседую.

Байкер и Джеми переглянулись. Байкер думал, что ими займутся двое полицейских, один будет играть роль доброго парня, а другой — злого. Интересно, кого играет Такер? Или он собирается сыграть обе роли? Зная, о чем они должны рассказать ему, Байкер не заглядывал далеко вперед. Он и так знал, чем все кончится: сидеть им за решеткой, ведь кто поверит в историю, которую им придется рассказать? А известные инспектору его подвиги времен «Драконов дьявола» только усложняют дело.

Они удалились в кухню, и там, за кофе, Джеми рассказал Такеру все, что знал. Когда он дошел до утреннего нападения на Дом, рассказ продолжил Байкер и закончил его на появлении инспектора. Рассказывая, они не спускали глаз с Такера, стараясь по его лицу понять, как он к этому относится. Инспектор заговорил, только когда Байкер закончил свой рассказ.

— Вы нарисовали замечательную картину, — сказал он. — Неужели ни один из вас не подумывал о том, чтобы переехать в Голливуд? С вашим воображением вы могли бы…

— Клянусь, все это правда.

Такер вздохнул:

— Я устал от этих слов. Любой жалкий подонок, любая девка, стоит их только задержать, готовы тут же поклясться в чем угодно, считая, что их отпустят.

«Ну вот, — подумал Байкер. — Нет больше доброго парня».

Но Такер снова удивил их.

— Допустим… только допустим, — продолжал он, — что вы рассказали мне правду.

Джеми и Байкер удивленно переглянулись.

— Не очень-то радуйтесь, — добавил инспектор. — Мы ведь только делаем допущение, что это не бред собачий. Тогда скажите мне вот что. Почему утром напали на Дом?

— Но я же вам говорил, — сказал Джеми, — все из-за кольца. Из-за кольца, которое нашла Сара.

— А разве она не унеслась в какую-то волшебную страну?

— Да, но…

— И не отправился ли наш неуловимый мистер Хенгуэр искать ее?

— Да…

— Тогда что, черт возьми, мы имеем? Что? Кто вас атакует? Мертвый арфист? С какой стати он на вас-то напал?

Слова Такера озадачили Джеми. Ведь он считал, что нападение было частью тех безобразий, которые пообещал Том.

— Я… я об этом не подумал, — медленно проговорил он.

— Так, значит, об этом вы не подумали, — повторил Такер, в его голосе явно звучала ирония. Он устало покачал головой.

— Думаете, мы сами понимаем хоть что-нибудь? — сказал Байкер.

— Господи! Вот что я скажу тебе, Фарли. Даже если я и поверил в половину ваших россказней, все равно концы с концами не сходятся, хоть плачь! Понятно?

Байкер прикусил язык, чтобы не ответить грубостью. Наступило тяжелое молчание. Байкер уставился на Такера, но тот ответил таким же упорным взглядом. Наконец Байкер отвел глаза и вздохнул.

— Ну ладно, — сказал он. — Теперь что? Вы заберете нас?

Ордер на арест Джеми лежал у Такера в нагрудном кармане, а ордер на арест Байкера он мог оформить в один миг, как только вернется в управление. Только вот какой толк будет от их ареста? Он не мог поверить в историю, которую они ему рассказали. Но при этом ему было совершенно ясно, что сами-то они верят, что именно так и было. И в случившемся здесь утром тоже уверены. Иначе зачем бы Джеми вызвал его? Ведь знал же, что им никто не поверит.

— Забрать вас? По обвинению в чем? — спросил он наконец Байкера.

— Как будто вам нужно обвинение! — угрюмо отозвался тот.

«Этот парень уже имел срок, — подумал Такер. — Так сказано в его досье. Он был осужден на год за нападение. В отчете суда говорилось, что его спровоцировали. Больше его ни за что не привлекали, если не считать таких пустяков, как незаконное хранение огнестрельного оружия да нарушение общественного порядка». Переводя взгляд с Байкера на Джеми, Такер быстро принял решение:

— Кто-нибудь из вас собирается уехать из города?

— Никак нет, мистер маршал! [80]

— Перестань паясничать, Фарли. Хватит с тебя и этой неприятности. — Такер повернулся к Джеми. — Я хотел бы осмотреть дом, а потом поговорить с остальными.

Джеми кивнул:

— Осматривайте все, что вам нужно. Нам прятать нечего.

И Джеми хотел было подняться, но Такер остановил его.

— Вы пригласите сюда остальных, — сказал он, — а этот ваш герой мне все покажет. Верно, Фарли?

Байкер пожал плечами.

Байкер водил Такера из одной комнаты в другую, а Такер думал: «Да тут можно разместить целую армию!» Он не рассчитывал что-нибудь найти. Он просто хотел познакомиться с Домом, почувствовать его атмосферу. Они шли по осколкам стекла, мимо перевернутой мебели, везде царил беспорядок, что либо подтверждало рассказ Джеми, либо доказывало, что здесь происходят веселые вечеринки. Такер надеялся, что это следы именно вечеринок.

— Как ты на самом деле думаешь, что тут творится?

Они находились в первом этаже северо-западной башни, как раз под комнатами Сары. Услышав вопрос, Байкер, уже взявшийся за ручку двери, обернулся и посмотрел на инспектора. Резкий ответ замер у него на губах, когда он увидел лицо Такера. На какой-то момент тот перестал быть полицейским. Перед Байкером стоял обычный человек, снедаемый любопытством и даже озабоченный. И это удивило Байкера, обдумывающего ответ.

— Знаете, — сказал он наконец, — до тех пор, пока эта чертовщина не кинулась на меня в приоткрытую дверь, я вообще не знал, что думать. Джеми всегда был немного того. Ну, не такой, как все, понимаете? Но не из тех, кто способен кому-то повредить. И то же самое можно сказать о людях, которых заносит в этот Дом. Сейчас здесь как раз только ядро — те, кто живет постоянно. А бывает и до пятидесяти человек, и у всех отношения добрые. Я ведь совсем доходил, когда Сара и Джеми взяли меня к себе. И ради них я что угодно сделаю!

— Вплоть до лжесвидетельства, если дело дойдет до суда?

— И не задумаюсь.

— Ну хорошо, по крайней мере, ты хоть отвечаешь честно.

— Мы не вешаем вам лапшу на уши, инспектор. — Байкер старался придумать хоть что-нибудь, только бы поставить все на свои места. — Знаете, мне пришлось в свое время повидать кое-что, можно даже назвать это… колдовством. Я жил в племени навахо в Аризоне, наверное, это было году в семьдесят третьем, и видел там черт знает что.

— Небось ел кактусы?

Байкер покачал головой:

— Пробовал мескаль или что-то вроде. Но с дурманом или без дурмана, много есть странного, что просто невозможно объяснить. Я никогда не обращал на это особого внимания. А Джеми этим как раз интересуется. Он такие вещи изучает.

— Ну так что ты хочешь сказать?

— Хочу сказать, что вокруг нас происходит много такого, чего ни понять, ни объяснить нельзя. Наверное, большинство никогда с этим не сталкивалось. Но некоторым пришлось. А уж то, что у нас тут творится, вообще ни в какие ворота не лезет. Вы можете смеяться над этим, можете упечь нас в тюрягу, можете сделать все, что решили сделать, но это никак не изменит того факта, что здесь творится что-то чертовски странное, и это странное нельзя положить в коробочку и наклеить этикетку.

Такер долго молчал. Он внимательно смотрел на Байкера, потом пожал плечами.

— Может, ты и прав, — сказал он наконец.

Байкер вздохнул с облегчением. «Ладно, уже хоть что-то. Хотя бы не ордер на арест».

Час прошел быстро. В библиотеке, где работал Сэм Паттисон, Такер довольно долго задержался возле пишущей машинки, которая стояла на одном из столов. Он сравнивал ее шрифт со шрифтом на какой-то карточке, которую достал из кармана. Потом рассмеялся и вернул карточку на место. На самом деле он и не ждал, что шрифты совпадут.

Вернувшись в кухню, Такер поговорил с остальными, неофициально допросив каждого. Все рассказы подтверждали друг друга. Но это ничего не означало, у них было время договориться.

— Ну ладно, — сказал он. — Я узнал все, что хотел.

— И что будет теперь? — спросил Джеми.

— Мне нужно кое-что посмотреть. Но я еще вернусь. И мне хотелось бы, чтобы все вы оставались здесь, идет?

— А что, если это повторится? — спросила Салли.

— Если повторится что?

— Если это… опять нападет на нас? — спросил Джеми.

Такер беспомощно поднял руки:

— А что я-то могу сделать, как по-вашему?

Прежде чем Джеми успел ответить, Байкер сказал:

— Мы сами с этим справимся.

— Если что-то действительно произойдет, — сказал Такер, — сразу звоните мне. Мой номер телефона вы знаете.

Когда, проводив Такера до дверей, Байкер вернулся в кухню, Джеми спросил его:

— Ну, что дальше?

— Дальше? — Байкер устало сел. — Не знаю, Джеми. Наверное, надо выждать.

— Ладно, я пошел к себе в кабинет, — сообщил Джеми. — Том поставил в компьютер какую-то программу. Хочу взглянуть.

— Ага, — согласился Байкер, — может, что-нибудь для нас прояснится. Один только Бог знает, как это нам нужно. А я, пожалуй, пойду почищу винтовку. Знаете, на всякий случай. — Байкер взглянул на Джеми. — У вас есть серебряные пули?

Джеми заставил себя улыбнуться:

— Ни одной.

Он вышел из кухни. Байкеру показалось, что Джеми как-то сразу постарел.

Глядя в сад, Байкер барабанил пальцами по столу. Ему хотелось понять, что же все-таки происходило утром, но все время напрашивался один и тот же вывод — тому, что происходило, объяснения нет. Никакого. Если, конечно, не считать того, что сообщил Томас Хенгуэр, когда разговаривал с Джеми.

Фред ушел в сад посмотреть, как перенесли происшедшее его драгоценные растения. Сэм поплелся за ним, оставив Байкера и Салли вдвоем.

— Мне страшно, — сказала Салли.

Байкер поднял голову и потянулся, чтобы взять ее за руку.

— Мне тоже. Мы оба боимся.

— Отсюда надо уходить, — сказала Салли. — Просто убраться подальше.

— Я не могу оставить Джеми одного, детка.

— Я имею в виду, что уехать надо всем.

Байкер покачал головой:

— А Сара? Надо и о ней подумать. Если она вернется, мы будем нужны ей, а нас тут не окажется.

— Я ведь могла выбрать любого в городе, — сказала Салли, — и надо же! Выбрала парня с комплексом благородного рыцаря!

Байкер испытующе посмотрел на нее.

— Но другого мне и не надо, — добавила она.

— Ну что ж! Тогда…

Он что-то хотел сказать, но не успел.

— Что это?! — воскликнул он, вскакивая из-за стола.

— По-моему, это Джеми…

— Гос-по-ди!

Салли не успела даже двинуться с места, а Байкер уже бежал в восточную часть Дома. Он мчался по коридорам и затормозил только у лестницы, которая вела к кабинету Джеми. Тот стоял на верхней площадке, бледный как мел.

— Что случилось? — спросил Байкер. — Когда я услышал, как вы кричите…

— Там этот… — Джеми махнул в сторону кабинета.

Байкер бросился наверх, перескакивая сразу через три ступеньки, и, пробежав мимо Джеми, кинулся к дверям в кабинет, жалея, что не успел прихватить в холле свою самодельную дубинку. А еще лучше было бы достать винтовку, о которой он вспомнил утром. Но, добежав вместе с Джеми, не отстававшим от него ни на шаг, до Почтовой комнаты, Байкер понял, что оружие им ни к чему. Им нужен врач. Или служитель морга.

— Господи! — вырвалось у него.

Распластавшись на полу, у камина лежал маленький человек. Вместо лица у него было кровавое месиво. Ковер под головой пропитан кровью.

— Я думал… я думал, вы с инспектором прошлись по всему дому… — медленно проговорил Джеми.

Байкер покачал головой:

— Так далеко мы не ходили. Он умер?

— Не знаю. Я как увидел его…

Байкер пересек комнату и опустился перед лежащим на колени. Он потянулся к нему, потом беспомощно опустил руки. Что, собственно говоря, он может сделать? Этого беднягу надо отвезти в больницу, и как можно скорее, хотя… Байкер придвинулся ближе.

Ему внезапно показалось, что раны заживают прямо у него на глазах. Как в кино. Волнуясь, Байкер приложил пальцы к шее человека и нащупал пульс. Человек был жив!

— Не может быть! — пробормотал Байкер.

— Что? — спросил Джеми.

— Вы только посмотрите! Раны заживают сами по себе. — Байкер повернулся к Джеми. — Это…

Джеми кивнул:

— Томас Хенгуэр. Надо вызвать «скорую помощь».

— Не надо.

— Но…

— Говорю вам, — повторил Байкер, — раны заживают. Опять его колдовские фокусы.

— Но это невозможно… — начал Джеми, однако осекся, сообразив, что он собирается сказать и о ком говорит.

— Я хочу кое о чем спросить его, — сказал Байкер.

Теперь он многое понял. Если все это колдовство и прочая дурь существуют на самом деле, значит, перед ним и причина утреннего нападения. Некто, находившийся снаружи, хотел заполучить Томаса Хенгуэра! Мертвый арфист или какой-нибудь персонаж из старого детективного фильма, неважно кто. Кто бы это ни был, он отступил, когда убедился, что оборона Дома оказалась для него слишком крепкой. Но это не значит, что он не попробует еще раз.

— А что, если ему не станет лучше? — спросил Джеми. — Что, если он умрет прямо здесь, у нас?

— Ему станет лучше. Он сам себя исцелит.

— Ведь он собирался найти Сару, — сказал Джеми. — Господи! Что же с ней случилось?

— Вот приведем его в чувство и выясним, — мрачно сказал Байкер.

Он оглядел комнату, стараясь придумать, как им удержать в ней Тома, когда тот очнется. Уж они не дадут ему исчезнуть, как, по словам Джеми, он исчез вчера вечером. Впрочем, как можно удержать волшебника?

— Надо позвонить инспектору Такеру, — сказал Джеми.

Байкер сел на корточки:

— Позвоним. После того как мистер Волшебник придет в себя и кое-что нам расскажет.

— Пойду принесу горячую воду и бинты.

— Давайте, Джеми. А я останусь и буду следить за нашей спящей красавицей.

Выходя из Почтовой комнаты, Джеми чуть не налетел на Салли.

— Томас Хенгуэр вернулся, — ответил Джеми на ее немой вопрос и побежал дальше.

— Томас Хенгуэр?! — ахнула Салли, но Джеми был уже далеко.

Салли вошла в кабинет, не уверенная, что хочет узнать о происходящем, и прерывисто вздохнула при виде Тома.

— Умеешь ухаживать за больными? — подняв голову, спросил Байкер.

Салли тупо покачала головой:

— Что случилось? Как он-то сюда попал?

— Не знаю, — сказал Байкер. — Но намерен узнать.

Остановив машину перед министерством, где находился отдел Жан-Поля, Такер несколько минут посидел, приводя мысли в порядок. Он не очень представлял себе, что собирается здесь делать. Такер не сомневался, что Жан-Поль Ганьон рассказал ему все, что знал. Главный его вопрос — нет ли чего нового? — вполне можно было задать по телефону. Только вот по телефону — полагал он — никак нельзя по-настоящему прощупать человека. Все тонкости ускользнут. Как складываются губы. Каков взгляд. По телефону легче соврать. Он и сам соврал, когда в первый раз звонил Жан-Полю.

«Ладно, — сказал себе Такер, — если я буду просиживать штаны в машине, я ничего не узнаю». Сощурившись, он вылез из «бьюика» и направился к Ганьону. Когда он вошел в кабинет, Жан-Поль, казалось, удивился.

— Salut encore, inspecteur. [81] Вы принесли мне новости о Киеране?

Такер покачал головой.

— Боюсь, что нет, я надеялся у вас что-нибудь узнать. — Он взглянул на разложенные на столе бумаги и добавил: — Я не мешаю вам? Нет?

— Bien swr que non. [82] Пожалуйста, садитесь.

— Спасибо.

— Так… Чем могу помочь?

Такер часто убеждался, что если держать себя с собеседником на равных, то, как правило, неприязнь этого человека к вам исчезает. С Жан-Полем уже так и было. Глядя на него, не верилось, что это тот самый человек, который всего два дня назад был готов жаловаться на полицию журналистам.

— Я стараюсь разобраться в этом деле, — сказал он. — В нем очень много непонятного.

— Это уже стало «делом»? — спросил Жан-Поль.

— На данный момент Киеран уже повинен в одной смерти, Жан-Поль. А может быть, и в двух.

Такер пристально вглядывался в Жан-Поля, чтобы понять, какая последует реакция, но увидел только искреннее изумление.

— Кто же умер? — спросил Жан-Поль.

— Один из моих людей.

— Трагично. Но при чем тут Киеран?

— Он присутствовал при том, как это случилось. Фактически, если верить нашим свидетелям, именно Киеран убил моего подчиненного. Убил с помощью какой-то магии.

Жан-Поль медленно покачал головой:

— Mais c'est incroyable. [83] Разве это возможно? Я знаю Киерана много лет. Он… как бы это сказать? Он не мог такого сделать — jamais. [84] Он не способен убить человека.

— Когда я в последний раз был здесь, я объяснил, почему мы ищем Киерана, — сказал Такер. — Мы думали, что он обладает какими-то особыми способностями, помните? С тех пор один констебль, занимавшийся этим расследованием, умер насильственной смертью, а сегодня утром глава нашей службы, исследующей паранормальные явления, скончался при довольно загадочных обстоятельствах. Следователь сделал заключение, что доктор Хог умер в результате сердечного приступа. Но у него не было никаких сердечно-сосудистых проблем, и при последнем медицинском обследовании он был признан здоровым.

— Но связывать Киерана с этими смертями…

— Пока я не найду его и не выслушаю, у меня нет выбора. Скажите, Жан-Поль, Киеран когда-нибудь интересовался оккультизмом или магией?

— Не показывал ли он фокусы? — весело спросил Жан-Поль. — Например, карточные? — Но в глазах у него промелькнуло что-то, не соответствующее легкости тона.

— Я имею в виду паранормальные явления.

— Нам ведь всем интересно необъяснимое, правда, Джон? — Жан-Поль долго не отводил взгляда от глаз Такера, потом вздохнул. — Вы уже спрашивали об этом, — продолжал он, — и должен признаться, я был несколько смущен, n'est-ce pas? Мне не верилось, что Королевская конная полиция может интересоваться такими вещами. Но я вижу, что вы говорите серьезно. — Жан-Поль помолчал и поправил бумаги на столе. — А эти смерти, о которых вы говорите, они были связаны с оккультизмом?

— Не исключено, — ответил Такер. — Просто не знаю, что и думать.

— И вы считаете, что Киеран… колдун?

Такер некоторое время смотрел на Жан-Поля. Потом рассказал кое-что из того, что случилось в «Патти Плейс».

— Надеюсь, это останется между нами, — добавил он.

Жан-Поль кивнул, оценив доверие инспектора.

— Ну вот, теперь вы знаете, что происходит, — сказал Такер.

— Mais [85], — начал было Жан-Поль и, помолчав, продолжил: — Как это может быть? — Однако пока он говорил, он вспомнил о подозрении, с которым сам относился к Томасу Хенгуэру. А каков учитель, таков и ученик.

— Я даже не знаю, возможно ли это, — сказал Такер. — Я вас прощупывал. Черт возьми, во всем этом нет никакого смысла. Остается только принимать сказки всерьез.

Жан-Поль посмотрел в окно своего кабинета. Здесь, в одном из административных центров Оттавы, казалось особенно неуместным обсуждать подобную нелепицу. Неуместно обсуждать это и в любом другом месте, если только и он, и инспектор не поверят в реальность происшедшего. Раздумывая над тем, что уже было сказано, а очень многое оставалось недосказанным, Жан-Поль был готов поверить, что все это — часть какой-то гигантской мистификации, если не считать того… если не считать того, что инспектору так же не по себе, как и ему самому, а представить себе, по какой причине Королевской конной полиции понадобилось состряпать такую невероятную историю, Жан-Поль не мог.

— D'accord [86], — сказал он, приняв решение.

— Простите?

Жан-Поль выдавил улыбку:

— Я просто думал вслух, Джон. На заданный вами раньше вопрос отвечаю «да». Киеран серьезно интересовался потусторонним. Думаю, поэтому он и сблизился с Томасом Хенгуэром, имевшим репутацию колдуна. Киеран не очень распространялся об этом своем увлечении, во всяком случае при мне, но он часто давал мне книги по этой теме… Как будто он… как вы выразились? Почти так, как будто он «прощупывал» меня.

— Вы думаете, он хотел, чтобы вы… заинтересовались тем, что его занимало?

— Сейчас мне кажется, что это возможно, почему бы и нет?

Такер нахмурился. Он завел этот разговор в надежде, что Жан-Поль со смехом выпроводит его из кабинета. А получилось, что Жан-Поль относится к рассказу инспектора так же серьезно, как начинал относиться и сам Такер. Как он должен был относиться.

— К сожалению, — добавил Жан-Поль, — я мало чем смог помочь вам.

— Помогли, — ответил Такер. — Во всяком случае, всегда полезно взглянуть на дело со стороны.

Жан-Поль кивнул:

— Интересы Киерана гармоничны. Взять хотя бы музыку, например… la musique celtique. [87] Она ведь по-своему магическая, не так ли?

— Celtique?

— Ну да, шотландская и ирландская музыка.

— Ага, друиды… и мертвые арфисты, — пробормотал Такер, скорее говоря сам с собой и вспоминая свою беседу с Джеми Тэмсом. — А вы знаете здесь, в городе, его друзей? — спросил он. — Скажем, кого-нибудь, кто занимается этой музыкой?

— У него была группа «Шутники». Дайте мне подумать. Эти группы столько ездят, их состав так часто меняется… — Наконец Жан-Поль махнул рукой. — Простите, Джон. Прошло уже несколько лет, и я не был близко знаком с друзьями Киерана.

Такер пожал плечами:

— Неважно. Я проверю какие-нибудь клубы, в которых играют такую музыку.

— Если я кого-нибудь вспомню, я вам позвоню.

— Пожалуйста! — Такер встал. — Спасибо, вы потратили на меня уйму времени.

— Я бы хотел оказаться более полезным. Если Киеран в беде, я рад буду помочь. Он не злой человек, Джон.

Такер вспомнил, как выглядел Томпсон, когда принесли тело.

— Господи! — ответил он. — Надеюсь, что нет.

Такер устало вздохнул.

Жан-Поль встал и проводил его до дверей.

— Salut, Джон, — сказал он. — Bonne chance! [88]

— Да уж, удача мне нужна донельзя! Увидимся. И спасибо.

Позже, сидя за рулем своего автомобиля, Такер подумал, что еще ему следует сделать, и выругался. Если бы иметь хоть какую-нибудь зацепку, что-нибудь конкретное… Вздохнув, Такер завел мотор и поехал в управление.

Гэннон обнаружил своего хозяина за тренировкой в собственном тренажерном зале. Уолтерс поглядел на вошедшего верзилу.

— Есть что сообщить, Филлип? — спросил он.

Гэннон кивнул и уселся на скамью:

— Такер землю роет, мистер Уолтерс. Он знает, что с Хогом не просто несчастный случай. И что он следующий, тоже знает.

— Хорошо, хорошо. А другие дела?

Гэннон пожал плечами.

— Что вы знаете о Доме Тэмсонов?

— Много чего. А с какой стороны он тебя интересует?

Гэннон снова лениво пожал плечами:

— Судя по тому, что мне удалось узнать, еще то местечко… Я пришел туда с двумя парнями познакомиться с Тэмсом, а тут явился Такер с целым отрядом, да еще и с медиками.

— Да? Кому же понадобились медики?

— Никому. На тротуаре вроде труп лежал, прикрытый одеялом, но оказалось, это просто куча мусора, ей придали форму тела. Такер отослал своих людей и потопал в Дом. Я подумал, что мне там делать нечего, и пошел поговорить с Джеком Уайтом, узнать, в чем там дело.

— И что сообщил тебе наш мистер Уайт?

— Вопросов больше, чем ответов. Засекреченность у них на высоте. По его сведениям, Такер приехал забрать тело Хенгуэра. Только когда они прибыли… тело… — Гэннон с явным смущением рассказывал о том, что произошло, — тело… превратилось в мусорную кучу, я об этом уже говорил. Палки, листья, мох, и все склеено грязью.

— Очень интересно. Еще что?

— Немного. Исчезла Сара Кенделл. Она как-то связана с Хенгуэром и со вчерашним происшествием в ресторане. Уайту пока не удалось добраться до досье.

— У нас есть отчет Хога.

— Не знаю, можно ли ему верить, — ответил Гэннон. — Потому-то я и решил познакомиться с Тэмсом. Но теперь, когда на сцене появился Такер…

— Правильно, что ты держался в сторонке. И что же наш неуемный инспектор?

— Он пробыл в Доме часа два-три, а потом я поехал за ним. Он остановился у Министерства здравоохранения, зашел внутрь, потом отправился в управление. Я перепоручил его своему человеку на случай, если Такер снова куда-нибудь рванет.

— Выясни, с кем он встречался в министерстве. И зачем.

— Выясню.

— И передай нашему мистеру Уайту, пусть держит нас в курсе. Я хочу получать самые подробные сведения о том, что там происходит, даже если они покажутся ему ничем не примечательными. А ты мог бы навестить Тэмса, раз Такер оттуда убрался.

Уолтерс вернулся к своим гирям, давая понять Гэннону, что тот свободен. Верзила еще некоторое время посидел на скамье, потом покинул тренажерный зал и отправился выполнять приказы.

Джеку Уайту они не понравятся. Он уже и так нервничает. И действительно, когда Гэннон сообщил ему, какие именно и как часто Уолтерс хочет получать отчеты о ситуации, с Уайтом чуть припадок не случился. «Что ж, — подумал Гэннон, — тем хуже для него. Любишь кататься — люби и саночки возить! Конечно, здорово помогает то, что можно припугнуть Уайта, напомнив о его грязных делишках. Он ведь и сейчас продает секреты. Только не знает, что платит ему за это теперь другой человек».

— Вы понимаете, чем это пахнет? — спросил Мэдисон.

Такер пожал плечами. Когда он приехал в управление, на столе его ждала новая записка. Она лежала как раз на сообщении о том, что вчера ночью из музея исчезли костяные диски Хенгуэра. Но эта записка была подписана. Он должен был незамедлительно явиться к суперинтенданту Мэдисону.

— Все идет к тому, что не поздоровится ни вам, ни мне, — закончил Мэдисон.

— Вы дали мне неделю, Уолли.

— Неделю? Да я не выдержу даже до завтра. Уорд все сообщает наверх, Джон, а что из этого получится? Ничего хорошего! Если так будет продолжаться, Уильямс попросит, чтобы я ушел в отставку. Но сначала они избавятся от вас, Джон.

У Такера гневно блеснули глаза.

— Не я придумал этот проект, — сказал он.

— Я не говорю о проекте как таковом, Джон. Я говорю об отчете, который сейчас лежит у меня на столе. Чем, кстати, одурманили Уорна? С чего он вызвал целую роту уборщиков, чтобы очистить тротуар от листьев и всякой грязи?

— А я верю, что констебль Уорн видел то, о чем он сообщил, — ровным голосом заявил Такер.

Мэдисон долго молчал. Потом откинулся на спинку стула:

— По-моему, вам надо отдохнуть, Джон.

— Мое мнение от этого вряд ли изменится, — тем же голосом ответил Такер.

— Вам изменяет логика, — возразил Мэдисон.

— Логика? — Такер не дал суперинтенданту договорить. — В этой операции никакой логики нет и в помине, Уолли! И вы прекрасно это знали до того, как назначили меня руководить ею. «Обеспечьте безопасность, возглавьте охрану», — приказали вы. Безопасность! Да я печенку себе надорвал, а этот Дом все равно как дырявое каноэ в водовороте…

— Послушайте меня, Джон!

— Нет, это вы меня послушайте! Я работаю с вашими людьми, а что касается самой операции… — Такер с отвращением покачал головой. — Она заходит куда дальше, чем поиски придурков, умеющих читать чужие мысли и творить прочую ерунду в том же духе. И вот что я хочу знать, Уолли. Объясните мне, почему такое ничтожество, как Хог, был назначен руководителем этого проекта? Объясните мне, как погиб Томпсон. И если уж на то пошло, то и Хог тоже. Объясните, почему Уорн так отстаивает свою историю, хотя прекрасно знает, что она похожа на бред одурманенного наркомана? Скажите, куда исчезли улики из музея? И что означает записка у меня на столе?

— Джон… — начал суперинтендант.

— Вы дали мне неделю, чтобы все это распутать, Уолли. Оставьте эту неделю за мной, и я все сделаю. Разве я подводил вас когда-нибудь?

— Нет. Но вы никогда и не работали спустя рукава.

— Вы считаете, что сейчас я работаю спустя рукава? — тихо спросил Такер.

Мэдисон долго смотрел в глаза Такеру, но в конце концов отвел взгляд.

— Нет, — медленно проговорил он, — я так не считаю. Но…

— О, я знаю, о чем вы думаете, — сказал Такер. — Неужели вы думаете, что меня самого это не мучает? Думаете, я не чувствую, что скоро буду целыми днями греться на солнышке?

— Ладно, — сказал Мэдисон. — Но руководство…

— Наплевать на руководство. Вы можете узнать, как Хог получил это назначение? Можете?

— А в его досье этого нет?

Такер покачал головой:

— Там только его документы и кое-какие биографические данные. Ничего не говорится, как его нашли, кто его рекомендовал на эту должность, — ничего нет.

— Я выясню. А вы пока что будете делать?

— Я? Прежде всего поговорю с тем, кто придет на смену Хогу. Вы не скажете, как его фамилия?

Мэдисон отодвинул какие-то папки и, вытащив листок, протянул его Такеру.

— Кто-то из этих, — сказал он. — Первый в списке — на пенсии, второй — бывший сотрудник ВВС, специализировался на разоблачении историй про НЛО.

— Вы это серьезно?

Мэдисон улыбнулся:

— А в чем дело? Разве НЛО не связаны напрямую с вашими колдунами?

— Пощадите меня!

— Ладно. Кандидатура полковника Чемберса серьезно даже не обсуждалась. Она в этом списке, только чтобы порадовать военное командование.

— Значит, остаются двое — Гордон и Тропман. Тропман на пенсии, так что…

— Не так быстро, Джон. Что до меня, я предпочел бы Тропмана. Он не ортодокс, что сейчас как раз и нужно. Он немного свихнутый, как и вы. — При последних словах Мэдисон ухмыльнулся. — За ним сохранилась репутация охотника за привидениями, каким он и был в свое время. Написал три книги — два научных трактата и один бестселлер.

— Как он называется?

— «Последняя владычица». Роман ужасов.

— Звучит захватывающе! Серьезно, Уолли!

— А я не шучу. Судя по его досье, Ричард Тропман — наш человек. Гордон недавно окончил Университет Мак-Гилла, много слов, но никакого опыта.

— Тогда как он попал в список?

— Его выдвинул Уильямс, — сказал Мэдисон.

— А вы хотите Тропмана. Вы уверены, что главный прокурор согласится на Тропмана, если у него есть своя кандидатура?

Мэдисон пожал плечами:

— Он склоняется к Гордону, но я надеюсь, мне удастся переубедить его.

Такер некоторое время обдумывал услышанное. С кем из названных хотелось бы работать ему? Трудно сказать. Чего ему действительно хотелось, так это плюнуть на все и ненадолго уехать. Он взглянул на часы. Скоро три. Интересно, Мэгги уже закончила свои дела в суде? Он покачал головой. Сначала надо решить главное.

— У вас есть их адреса? — спросил он.

— Доктор Гордон пока живет в Монреале, — ответил Мэдисон. — У доктора Тропмана дом в Алта-Висте.

Такер вздохнул:

— Ну вот и лопнул мой ланч с Мэгги!

— Да ну! Вы с Мэгги опять вместе?

— Не совсем. Но, надеюсь, к этому идет. — Такер нахмурился. — А этот Тропман? Он в курсе, что его рекомендовали на это место?

— Он знал о такой возможности, когда мы создавали проект.

— Ладно. Пожалуй, я загляну к нему, посмотрим, что он скажет о привидениях и о трупах, которые превращаются в мусор. А что делать с репортерами?

Мэдисон пожал плечами:

— Мы подберем для них свидетелей, умеющих поговорить. Это их займет.

— Ладно, это хоть что-то. — Такер встал и направился к дверям. — Знаете, Уолли, — оглянувшись, он задержался у выхода, — иногда кажется, будто мы попали в какой-то комикс. Понимаете, что я хочу сказать?

— Даже слишком хорошо.

— И я не устаю спрашивать, — продолжал Такер, — где же ты, Супермен, когда ты так нужен?

Он закрыл дверь, и Мэдисон не успел ему ответить.

Джеми сидел за компьютером в Почтовой комнате, но на экран не смотрел, он в сотый раз перекладывал амулеты из мешочка, найденного Сарой. Одного костяного диска и кольца не было, хотя все прочее оставалось в сохранности. Содержимое мешочка было аккуратно разложено с одной стороны стола: лисий коготь, связка перышек, зерна пшеницы на кожаной ленточке, круглый камешек. Рядом с ними лежала стопка текстов, распечатанных на принтере, с подробным описанием каждого костяного диска, введенным в компьютер Томом.

Закрыв глаза, Джеми склонился к столу. Ему было слышно, как в холле за дверью кабинета Байкер объясняет Салли принцип действия своей винтовки.

— Тебе это может понадобиться, — убеждал ее Байкер.

— Да знаю я, как стрелять из ружья, — сердилась Салли. — Мой отец научил меня, когда мне было семнадцать. Только если я выстрелю из этой штуки, у меня, наверное, плечо оторвет. Откуда у тебя взялась винтовка? Ты же, кажется, уверял меня, что давно это дело бросил.

— Ну и что? Бросил. Только такими вещами не бросаются. Вот я и припрятал ее в шкафу на всякий случай.

Никто из них не стал уточнять, на случай чего.

Вздохнув, Джеми собрал амулеты и спрятал их в мешочек. Взял рисунок и долго его рассматривал. Глядя на удивительно тонкие мазки кисти, легко было согласиться с тем, что рисунок появился по волшебству, как и утверждал Том, а не потому, что кто-то специально рисовал его. Арфист и шаман. Талиесин и шаман… Джеми не сразу вспомнил имя индейца — А-ва-рате.

Талиесин не казался опасным, во всяком случае на этом рисунке. И, конечно, не был похож на существо, рвавшееся утром в двери. Джеми вспомнил, как Том сказал: «Нет розы без шипов…»

Где бы ни была сейчас Сара, Джеми надеялся, что она за миллион миль от арфиста. Сара! Вот что мучило его больше всего — он не знал, что случилось с ней, а тут еще Том в таком состоянии… Он же собирался найти ее, и вот…

— Ему не лучше? — крикнул он Байкеру.

— Пока нет, Джеми.

Байкер и Салли сидели в холле, оттуда им хорошо были видны Почтовая комната и комната рядом с ней, где они положили Тома на огромную кровать с пологом. Джеми встал из-за стола и, потянувшись, пошел взглянуть на пострадавшего своими глазами. Рана на лице Тома теперь превратилась в большой белый шрам. Сейчас, когда кровь смыли, казалось, что Том мирно спит, он уже не производил впечатления смертельно раненного, как было, когда Джеми его обнаружил. Дыхание стало ровным, но в лице по-прежнему не было ни кровинки. «Лицо мертвеца, — подумал Джеми, — маска из белой кожи».

Стоя у кровати, Джеми долго смотрел на Тома, потом медленно повернулся и вышел из комнаты. Снова сев за компьютер, он включил монитор и запросил новые данные. Компьютер зажужжал, собирая информацию, и на экране появились ровные ряды строк. «Теперь у меня есть ключ», — подумал Джеми. Это-то ему Том сказал. Ключ — в волшебных дисках. Оставалось только найти правильную комбинацию символов, и тогда он поймет все. Трудно, что ли? Ведь он занимается этим уже больше тридцати лет!

Нахмурившись, Джеми постарался сосредоточиться. Он почувствовал, как стены кабинета, да и вся громада Дома Тэмсонов следят за ним, стараясь помочь. Ощущение было странное, но приятное.

Дом Тропмана представлял собой длинное одноэтажное здание из красного кирпича. Двор перед ним отделяла от улицы аккуратно подстриженная изгородь из можжевельника. Лужайка за изгородью легко бы заткнула за пояс площадку для гольфа. Такер припарковал свой «бьюик» на дорожке за «фольксвагеном» выпуска 81-го года и восхитился двором. Цветочные клумбы вдоль дома уже подготовили к зиме, цветы с них убрали. К стене дома были прислонены деревянные футляры для кустов, которые, словно часовые, стояли по обе стороны от входа.

«Что бы ни говорили про Тропмана, — подумал Такер, — он — человек организованный».

Тропман встретил инспектора у дверей, и его вид укрепил Такера в этом мнении. В шестьдесят шесть лет у Тропмана были густая копна волос и пышные моржовые усы. Твидовые пиджак и брюки безупречного покроя заставили Такера почувствовать себя почти оборванцем.

— Спасибо, что согласились принять меня так быстро, доктор Тропман, — сказал он. — Надеюсь, я не очень помешал вам.

— Ничуть не помешали, инспектор. Входите. И, пожалуйста, зовите меня просто Дик.

Такер кивнул и протянул руку.

— Джон Такер, — представился он.

Тропман крепко пожал ему руку.

Через небольшой холл они прошли в гостиную, которая скорее служила кабинетом и библиотекой, чем комнатой для приема гостей. Одну стену от пола до потолка занимали книжные шкафы. Рядом стоял широкий дубовый стол, а возле него целая батарея каталожных ящиков. Рабочий стол делил комнату на две части. На нем теснились аккуратные стопки листов, похожие на книжные гранки.

— Книга стихов, — объяснил Тропман. — Я решил сам сверстать ее, так будет дешевле. А вы любите стихи, Джон?

— Да нет, не слишком. Хорошо тут у вас.

— Благодарю. Садитесь, пожалуйста. Хотите выпить? Или кофе?

— Лучше кофе.

Пока Тропмана не было в комнате, Такер не спеша подошел к рабочему столу и взглянул на стихи. Он прочел строчку, другую, но ни в одной из них смысла не нашел. Вот всегда так с этими поэмами. Наверное, надо закончить докторантуру, только тогда и поймешь. И все-таки некоторые из них звучат красиво.

Подобно Манджушри, я встретил смерть

И высоко несу свою победу. Победу, но не меч!

[89]

«Красиво. Да. Знать бы только, в чем тут смысл», — подумал Такер.

— Давно вы пишете стихи? — спросил он Тропмана, когда тот вернулся.

— Стихи? Да. Но в основном для себя и для оставшихся друзей. Это моя первая попытка опубликоваться. На собственные средства, конечно, ведь издатель, который купил «Последнюю владычицу», даже посмотреть их не пожелал. Ему нужен новый роман, я должен был его закончить еще в сентябре. Я понимаю, что это моя небрежность, но в моем возрасте хочется браться за то, к чему тебя тянет. Мне показалось, что важнее напечатать эти стихи. В отличие от романа они, как мне кажется, больше подходят для эпитафии.

Такер кивнул и показал на строфу, которую только что прочитал:

— А что это значит?

— Манджушри — это один из бодхисатв, — начал объяснять Тропман. — Будущий Будда. О нем шла слава, что он победил Яму — бога смерти. В поэме он является моим прототипом. Это, конечно, самоуверенность, но тогда мне казалось, что так и надо.

— Вы имели в виду, что победили смерть, дожив до ваших лет?

Тропман улыбнулся:

— Можно и так посмотреть. Но нет. Я пишу о том, что так много моих друзей и коллег уже ушло. Значит, я столкнулся со смертью, но не победил ее. Ведь я тоже умру, когда придет мое время. Вот я и не ношу меч.

— Сам бы я этого не понял, — признался Такер.

— Это требует специальных умственных усилий. Но не будем говорить о моем стихоплетстве. Чем я могу вам помочь?

Такер задумался:

— Это почти так же сложно, как то, что вы только что объяснили мне. Вы знакомы с проектом «Контроль за умами»?

— Смутно. Около года назад ко мне обратился суперинтендант Мэдисон и спросил, не откажусь ли я время от времени приходить и консультировать их, если понадобится моя экспертиза. С тех пор я больше ничего не слышал.

— Ну так вот, — устало сказал Такер, — ваша экспертиза крайне нужна именно сейчас. Разрешите мне изложить вам проблему, и, если вы поверите хотя бы половине того, что я расскажу, может быть, вы сообщите мне свое мнение об этом. Идет?

— А это конфиденциальная информация? Если так, то я не уверен, что…

— Ничего, вы к ней допущены, если вас это беспокоит. Вы были допущены еще до того, как к вам обратились.

— А теперь я должен принести какую-нибудь клятву? — спросил Тропман. Видимо, эта мысль его забавляла.

Такер улыбнулся, ему вспомнилось, как он рассказал все Жан-Полю Ганьону, едва успев обменяться с ним рукопожатием. Узнай об этом Мэдисон, он бы ему голову оторвал!

— В этом нет необходимости, — ответил Такер. — Но если вы будете держать язык за зубами, мы возражать не станем. Знаете ли вы, что сейчас рассматривается вопрос о назначении вас руководителем этого проекта?

У Тропмана насмешливо поднялись брови.

— Тем не менее так и есть, Дик.

Тропман был прекрасным слушателем. Он выслушал все до конца, раза два переспросив Такера, чтобы уточнить какие-то детали, и не высказывал свои соображения, пока инспектор не закончил. Такеру это понравилось.

— Ну что, мы все спятили или как? — спросил он, закончив рассказ.

Тропман медленно покачал головой:

— Все это звучит так… невероятно. Я считал, что проект связан с паранормальными исследованиями — отсюда и его название. Мне казалось, что прежде всего это изучение телепатии, телекинеза… таких вещей. А это… — Он замолчал на некоторое время, потом спросил: — А почему весь проект был сосредоточен только на одном человеке, на этом Томасе Хенгуэре?

— У нас было несколько человек, составлявших контрольную группу. Предполагалось, что реально вызывает подозрения именно Хенгуэр.

— Нельзя сказать, что вы ловко с ним разобрались.

— Что правда, то правда, хотя это уже дело прошлое. А я хочу узнать, куда нам двигаться дальше? Вы не откажете нам в помощи?

— Я… — Тропман окинул взглядом свой письменный стол. — В обычных обстоятельствах я ответил бы «нет». Но то, что вы рассказываете, настолько потрясает, что я просто не могу от этого отказаться, хотя, конечно, меня вряд ли назначат руководителем проекта.

— Возглавите вы его или нет, я все-таки воспользуюсь вашей помощью. — Такер уже понял, что этот человек ему нравится. Если бы с самого начала во главе проекта стоял Тропман, а не этот зазнайка Хог…

— Мне кажется, — сказал Тропман, — что первым пунктом повестки дня должно быть выяснение правдивости того, что рассказывает Джеми Тэмс, хотя не представляю, как мы сможем это сделать.

— Что ж, может быть, поехать прямо к нему и поговорить? Как по-вашему?

— Замечательное предложение. Я… Господи! Должен признаться, что я взволнован. Я столько лет бился над этой проблемой! А сейчас… Представьте себе, вдруг меня смогут убедить, что паранормальные способности действительно существуют!

Такер улыбнулся:

— Опять чувствуете себя этим… как его имя?

— Манджушри. Представьте, да. Вы правы. — Тропман задумчиво смотрел на Такера. — По-моему, Джон, мы с вами отлично сработаемся.

— По-моему, тоже. — Такер взглянул на часы и встал. — Можно позвонить? — спросил он.

— Конечно. А я пойду за пальто.

Такер позвонил в суд, но ему пришлось оставить для Мэгги сообщение, так как она все еще была занята с клиентом. Слушание дела отложили на следующий день, а это значило, что она, наверное, останется на работе допоздна. Он оставил для нее номер телефона Тэмсонов, надеясь, что, если она позвонит, ему не придется самому искать там телефон. Когда Такер повесил трубку, Тропман уже ждал его у дверей.

— Джеми! — позвал Байкер из холла.

Джеми оторвался от монитора и обернулся:

— М-м?

— Фред говорит, только что подъехал Такер. У него в машине сидит какой-то седой старик. Может, психиатр?

Джеми погасил монитор, оставив компьютер выполнять введенную программу.

— Что будем делать с Томасом Хенгуэром? — спросил Байкер.

Джеми сам об этом думал. Может быть, признаться? Что, если инспектор пожелает еще раз пройтись по дому? Господи, зачем вообще они прячут Тома? И тут же ответил себе: «Потому что он — единственный, кто связывает нас с Сарой».

— Не знаю, — ответил он наконец. — Может, пусть будет как будет?

— И лишимся головы?

— Что?

Байкер вздохнул.

— Не обращайте на меня внимания, — сказал он.

Джеми дотронулся до его руки.

— На тебя это тоже действует, да? — спросил он.

— Еще как! Стоит подумать о Саре…

— По-моему, Томаса надо просто передать инспектору, — вмешалась Салли, присоединяясь к ним в дверях. — Для того и полиция, чтобы заниматься такими делами.

— Ничего подобного, — возразил Байкер, — копы не должны заниматься тем, что связано с колдовством.

— А мы должны?

— На это ясного ответа нет, — сказал Джеми. — Давайте-ка спустимся и посмотрим, что понадобилось инспектору на этот раз. Я был бы благодарен, Салли, если бы вы остались и присмотрели за Томом. Байкер!

— Что?

Джеми показал на прислоненную к стене винтовку:

— Может быть, уберешь ее?

— Уже убрал, — ответил Байкер и, взяв винтовку, понес ее в кабинет. Там он огляделся, пожал плечами и сунул винтовку между двумя книжными шкафами.

— Добрый день, инспектор, — сказал Джеми, входя в кухню. Он взглянул на Тропмана. — А это?..

— Доктор Ричард Тропман.

Джеми улыбнулся, услышав знакомое имя.

— Очень рад, доктор.

— Я тоже, мистер Тэмс. Я читал вашу статью об африканских мифах в «Археологии сегодня».

— Тропман? — изумился Байкер. — Это вы написали ту книгу — как она называется? «Последняя владычица»?

— Боюсь, что да.

— Вот это номер! Я хочу сказать — классная книжка! Мне очень понравилась. Вот уж не думал, что вы живете в Оттаве!

— Никак не ожидал, что меня знают! — развел руками Тропман.

— Я только вот чего не понял, — сказал Байкер. — Когда у Шоу появилась возможность схватить Чантера, то ведь если он не человек…

— Байкер!

Байкер повернулся к Джеми и вспомнил, для чего они собрались.

— Ладно, спрошу в другой раз, — спохватился он и сел возле стола.

Джеми кивнул Фреду, который счел это за разрешение удалиться, и сел рядом с Байкером. Облокотившись на стол, он посмотрел на Такера:

— Чем можем быть вам полезными на этот раз, инспектор?

— Действуйте, Дик, — сказал Такер своему спутнику.

— Да. Хорошо. — Тропман улыбнулся. — Я чувствую себя немного неловко, ведь я не знаю, с чего начать.

— Вы пришли из-за Томаса Хенгуэра, не так ли? — спросил Джеми. — И из-за того, что случилось… — Он осекся и поправился: — Из-за нашего рассказа о том, что случилось здесь утром.

Тропман кивнул.

— Вы должны согласиться, — сказал он, — что все это довольно странно… Мягко выражаясь, поверить в это трудно.

— Мы уже все рассказали инспектору, — вмешался Байкер.

— Байкер!

— Ладно, ладно!

— Наверное, нужно начать вот с чего, — продолжал Тропман. — Было ли какое-то продолжение?

«Ну вот, — подумал Джеми. — Наступил удобный момент». Он взглянул на Байкера и понял, что тот думает то же самое. Они могут обо всем рассказать и снять с себя ответственность. Джеми с удовольствием так и поступил бы, но что тогда будет с Сарой? Королевской конной полиции до нее дела нет. Их интересует только то, что они могут узнать от Тома.

«Ну, шевели мозгами!» — сказал он себе.

Молчание затягивалось. Такер поймет, что они что-то скрывают. Но как трудно думать! И вдруг, прежде чем Джеми на что-то решился, в дверях возникла Салли, ее лицо выражало плохо скрываемое волнение.

Такер встал, его рука потянулась к бедру.

«Ну и реакция у этого типа, будь он неладен!» — подумал Байкер.

— Так, — сказал Такер и, убедившись, что непосредственной угрозы нет, опустил руку. — В чем дело? Вы, ребята, что-то скрываете. Выкладывайте, да побыстрей.

Джеми перевел дыхание.

— Кое-что новенькое было, инспектор, — сказал он, сознавая всю нелепость своих слов.

— Ну так давайте выкладывайте.

— Объявился Томас Хенгуэр. Он непонятно как оказался в Доме, тяжело раненный. Появился вскоре после того, как вы ушли.

— Хенгуэр? — Фамилия прозвучала, как выстрел. — Что значит «тяжело раненный»?

— Ну, это и есть главная новость. А вторая — то, что его раны заживали сами по себе, буквально на глазах, а он все это время был без сознания.

— А что у вас? — повернулся Такер к Салли. — Какие новости у вас?

Салли поежилась, понимая, что всех выдала. Но она не могла не сообщить им.

— Он приходит в себя, — сказала она.

Такер оглядел Джеми и Байкера:

— Господи! Да что же это с вами, ребята? Вы знаете, через что мы прошли, пытаясь найти Хенгуэра? Да я должен всех вас задержать за противодействие правосудию.

— Правосудию? — огрызнулся Байкер. — Да разве такие, как вы, знают, что такое правосудие? Вам просто нужен Хенгуэр как подопытный кролик, чтобы копаться у него в голове. Вы его заберете, а мы потеряем шанс найти Сару!

— А теперь послушай меня, сопляк!

— Джентльмены, джентльмены! — Голос Тропмана, хоть тот и говорил негромко, перекрыл их спор. — Почему бы нам не пойти к мистеру Хенгуэру и не послушать, что скажет он сам?

— Пока он не встал и снова не исчез, — кивнул Джеми.

Такер вздохнул.

— А с тобой разговор не окончен, — бросил он Байкеру.

— Закончим в любое время. Только уберите эту штуку, которую прячете под полой…

— Байкер!

— Все в порядке, Джеми.

— Так пойдем, джентльмены? — спросил Тропман. — Будьте столь любезны, мисс, покажите дорогу.

Салли взглянула на Джеми и кивнула.

— Сюда, — сказала она.

Подождав, когда Байкер поравнялся с ней, Салли взяла его за руку. Прижавшись к нему, чтобы остальные не услышали, она шепнула:

— Не спорь с ним, Байкер. Все равно ничего не докажешь.

— Да я знаю. Просто такие, как он, — дерьмо собачье.

— Байкер, пожалуйста…

— Ладно. — Лицо у него смягчилось. — Больше не буду зарываться.

Байкер накрыл ладонь Салли своей. Он и сам понимал, что погорячился. Все дело в том, что Такер погладил его против шерсти. Копы всегда гладили его против шерсти. Стоило им только взглянуть в его сторону, и кровь у него закипала. Это была дурная привычка, но справиться с ней Байкер не мог. Привычка? Не привычка, а инстинкт. Ведь таких людей, как он, постоянно унижают. Сара часто говорила ему, что все дело в его поведении, однако… Надо самому побыть в шкуре отщепенца, чтобы понять. Некоторые вещи просто невозможно переносить.

Подумав о Саре, Байкер дал себе слово, что ни Джеми, ни Салли не заставят его держать себя в руках, если Такер помешает им вернуть Сару. Он просто убьет мерзавца своими руками. За это он ручается. А сейчас бал правит Такер. Дойдя до дверей комнаты, где они поместили Тома, Байкер оглянулся на остальных.

— А ну, открывай, Фарли! — рявкнул Такер.

Байкер не успел ответить, как Тропман коснулся руки инспектора.

— Инспектор, ну зачем же так? — спросил он.

Такер хотел было посоветовать Тропману не соваться не в свое дело, но удержался. Он глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.

— Вы правы, — неожиданно для себя согласился он.

— Открой дверь, Байкер, будь добр, — спокойно попросил Джеми.

Байкер кивнул и повернул ручку.

Глава шестая

— Скажи, когда ты представляешь себе медведя, как он, по-твоему, двигается? — спросила Ха-кан-та.

Подбрасывая на тлеющие угли нарубленный тростник, она разжигала костер, а Киеран, глядя на нее, погрузился в собственные мысли и ответил не сразу. Ха-кан-та подняла глаза, Киеран заморгал и заспешил с ответом:

— Мне кажется, медведи ходят вразвалку.

Ха-кан-та не согласилась:

— Нет. Бывает, конечно, и так, но, в общем, все они двигаются ловко и красиво. Вспомни!

Киеран задумался. Будто ему часто приходилось видеть, как двигается медведь…

К стойбищу Ха-кан-ты они добирались необычно. Несмотря на опасения Киерана, им без труда удалось взгромоздиться на огромного лося по кличке Большое Сердце, на котором обычно повсюду разъезжала Ха-кан-та. Ехали они двенадцать часов, и пока переезжали из одного мира в другой, небо над их головами дважды меняло цвет, становилось из темно-синего закатно-ярким. После второго захода солнца, когда они наконец приблизились к стойбищу, наступила глубокая ночь.

— По времени, а вернее, сквозь время ехать недалеко, — сказала Ха-кан-та. — Но приходится проезжать через много миров.

Киеран так толком и не понял, куда они приехали, он только заметил, что пока они пересекали разные миры (и разные временные зоны, как он полагал), ночь наступала дважды и в конце концов они оказались не у озера, а на берегу реки. Вигвам Ха-кан-ты находился в некотором отдалении от реки, среди сосен. Там их встретили два волка, в лунном свете их шкуры отливали серебром.

— Зимний Брат и Летний Брат, — представила их Ха-кан-та.

— А как ты их различаешь? — удивился Киеран.

— По тому, как воспринимает их моя «тоу». Зимний Брат окружен холодным дыханием, пронизывающим, как северный ветер. От Летнего Брата веет свежим золотистым ветерком.

Киеран призвал свою «тоу» и потянулся к волкам, чтобы самому ощутить разницу между ними…

— Ну что? — спросила Ха-кан-та, отвлекая его от размышлений.

— Я думал о волках, — объяснил Киеран. — По мне, так они двигаются более легко и красиво, чем медведи.

— А ты случайно не в родстве с волками? — Тростник наконец разгорелся, и Ха-кан-та стала подбрасывать в костер щепки. — Какой у тебя тотем? Уж не волк ли?

— Тотем? — Вот насчет близости к какому-то животному Том на своих уроках ничего ему не говорил. Да и множество разных миров, квин-он-а, племя Ха-кан-ты — все это было ему внове… Том не посвятил его во многое.

Ха-кан-та тем временем стала месить тесто из чего-то вроде неотбеленной муки, насыпав ее на плоский камень, лежащий у ее колена.

— Моя фамилия Фой, — наконец сказал Киеран. — Она происходит от ирландского слова «фиах», что означает «ворон»…

— А ты чувствуешь себя сродни твоим крылатым братьям?

— Никогда об этом не думал.

Ха-кан-та перестала месить тесто и внимательно посмотрела на него.

— Ты все еще тревожишься, правда? — спросила она. — О своей спутнице Саракен?

— И да, и нет, — вздохнул Киеран. — Трудно объяснить. Когда я стал учиться у Тома, то сначала ничего не знал ни о магии, ни вообще о волшебстве. Но когда я кое-чему научился и обрел свою «тоу»… передо мной открылись новые горизонты… Я стал смотреть на мир по-другому, мне казалось, я знаю цели, которые ставил перед собой Том, занимаясь со мной, знаю, каковы пределы моего обучения, и поэтому старался приспособиться к первому и достигнуть второго.

— Пределов множество, — сказала Ха-кан-та.

— Теперь я начинаю это понимать. Nom de tout! Их гораздо больше, чем мне представлялось. Вот я и удивляюсь, почему Том рассказал мне так мало.

— Но как же он утаил от тебя эти знания?

— Ну, во-первых, он просто не показал мне, как попадать в эти другие миры.

Ха-кан-та пожала плечами:

— Мне кажется, это говорит о разнице между теми, кто родился со способностями к волшебству, и теми, кого волшебству учат. Еще на своих первых занятиях я усвоила, что сама должна добиваться всего. Меня учил этому мой отец, он был и учитель, и отец сразу. Он показал мне, как достичь связи со своей «тоу». Как только я этому научилась, все остальное я постигала сама.

— А больше он ничему тебя не научил?

— Он помогал мне, когда я спрашивала. Но его ответы на мои вопросы были такие неопределенные, что я недоумевала еще больше, чем прежде.

— Господи! До чего же мне это знакомо!

— Так что до многого мне приходилось доходить самой. А разве ты сам не стараешься узнать побольше?

— Я?.. Нет, пожалуй, никогда и не старался. Я довольствовался тем, что получал, и искал только покоя. По-моему, я никогда по-настоящему не верил в эти другие миры, ведь и во все, чему меня учили, поверить было трудно.

— Но теперь-то тебе пришлось поверить.

Ха-кан-та снова взялась за свое тесто. Наблюдая за медленными уверенными движениями ее пальцев, Киеран думал вслух.

— Вот поэтому-то я и беспокоюсь за Сару, — проговорил он.

— Почему?

— Знаешь, ей все дается слишком легко. Пых! — и она уже может сделать это. Пых! — и она уже знает, как сделать то.

— Она из тех, кто ищет, это сразу видно. Она стремится во все вникнуть, все понять. А это и хорошо, и плохо, ведь если за многим погонишься, ни в чем совершенства не добьешься. Но у нее опытный учитель. Талиесин Рыжеволосый, он не даст ей отвлекаться на ерунду.

— Талиесин? Он учитель Сары?

— Это к нему она ушла, я уверена.

Подумав над ее словами, Киеран понял, что его это не удивляет.

— Но, как я уже говорила, — добавила Ха-кан-та, снова пронизывая его пристальным взглядом, — тебе следует выкинуть из головы все тревоги о ней. Ты тоже сильный. Я чувствую твою «тоу» — яркую и блестящую. Научись танцевать со мной Медвежий Танец. Восстань вместе со мной против Мал-ек-и. Думай о том, как это сделать, а не о том, справишься ты с такой задачей или нет. Кха?

— Понял, — ответил Киеран.

— Хорошо. Скоро будем ужинать. А завтра, когда луна опустится, я возьму тебя на свою Поляну для занятий. Там амулеты действуют особенно сильно.

Киеран глубоко вздохнул, мышцы шеи и плеч расслаблялись по мере того, как напряжение отпускало его. Ха-кан-та права. Правы ли были квин-он-а? Действительно ли Том гонялся не за тем, кем надо?

Ха-кан-та перестала месить тесто, слепила из него небольшие лепешки, завернула их в зеленые листья и поставила у пламени. Потом, оставив Киерана одного, она на несколько минут ушла в вигвам. Вернувшись, села рядом с Киераном и протянула ему маленький, сделанный из кости свисток с шестью отверстиями.

— Можешь сыграть на нем? — спросила она.

Киеран стал было расспрашивать, зачем ей это, но она просто покачала головой и показала на свисток. Пожав плечами, он подержал свисток сначала в одной руке, потом в другой. Призвав на помощь свою «тоу», он провел пальцами по гладкой костяной поверхности, стараясь запечатлеть в душе контуры свистка. Затем поднес его к губам и стал насвистывать медленную мелодию, завораживающую и незнакомую, и понял, что исполняет ее сам свисток, что мелодия эта хранится в его памяти, так как на нем ее исполняли много-много раз.

Когда он наконец отнял свисток от губ, Ха-кан-та спросила его:

— Мог бы ты узнать по инструменту, кто его прежний хозяин?

— Странный вопрос, однако… — Киеран закрыл глаза и стал вспоминать мелодию и то, что чувствовали его пальцы, прикасаясь к отверстиям свистка, и что ощущали губы, к которым он прикладывал мундштук, и как он понял, что свисток поет голосом прежнего владельца.

— Я ощутил глубокий покой и тишину, как та, что царит в самом сердце моей «тоу». Но у владельца этого свистка тишина в тысячу раз глубже, чем у любого человека из тех, кого я знал.

— Ты попал прямо в точку.

— Чей же это свисток? — спросил Киеран.

— Талиесина. Теперь ты понимаешь, что имели в виду квин-он-а?

— Талиесина? Но…

Но — ничего. Теперь Киеран действительно понял. И если бард хоть сколько-то похож на воспоминание, которое хранил о нем инструмент, Киерану стало понятно, почему все, начиная с Сары и кончая квин-он-а, защищали Талиесина. Дух, который он ощутил и который до сих пор дремал в свистке, никак не мог быть духом Мал-ек-и, не мог быть олицетворением Зла. Но тогда почему Том был убежден, что Талиесин его враг?

— Ха-кан-та… — начал Киеран, но она отрицательно покачала головой.

— Больше не надо говорить. Сейчас мы поужинаем. А потом тебе нужно отдохнуть. Чтобы твоя рана как следует зажила, необходимо время. Завтра наговоришься досыта. А вечером отправимся на мою Поляну для занятий.

От костра поднимался запах лепешек, напоминая Киерану, как сильно он проголодался. Беда только в том, что одним хлебом сыт не будешь.

— У нас должна быть легкая еда, — сказала Ха-кан-та. — А завтра вечером мы будем поститься, чтобы подготовиться к Медвежьему Танцу.

Похоже, она снова прочитала его мысли. Что это? Неужели его лицо выдает все, о чем он думает? Между тем первое, что преподал ему Том, было — как защитить свои мысли и как заглушить шумы, которые исходят от мыслей окружающих его людей. Для Киерана это стало таким же естественным, как дыхание. И все-таки Ха-кан-та, по-видимому, прорывается сквозь его оборону.

Осознав это, Киеран одновременно понял, что и сам может ощущать легкий ритм ее мыслей, скользящих по поверхности. Он смотрел, как играют отсветы костра на ее лице, когда она палочкой отодвигает от огня завернутые в листья лепешки. Ха-кан-та держалась легко и просто, словно они уже давно были товарищами. Почувствовав его взгляд, она подняла голову. Легкая печаль мелькнула в ее глазах и тут же исчезла.

— Я была одинока, — сказала она. — После того как отец ушел в Страну Дремлющего Грома, я не искала себе друзей. Но сегодня, сидя с тобой у костра, поняла, чего мне не хватает. В моем народе много одиноких, мы к этому склонны. Одиночество часто наведывается в наши вигвамы. Но когда тебе навязывают одиночество… как случилось, когда трагг-и отобрали у меня отца…

— Мне очень жаль, что это случилось, — посочувствовал ей Киеран. — Да еще так страшно. Представляю, как тебе было тяжело.

Ха-кан-та вздохнула:

— Я знаю, он счастлив там, он играет на барабане в краю покоя. Но все-таки мне не хватает его.

Они долго сидели молча. Когда Ха-кан-та наконец сделала какое-то движение, Киеран протянул ей свисток, но она не взяла его.

— Оставь свисток у себя, — сказала она. — Я никогда на нем не играла, а что может быть печальнее инструмента, на котором никто не играет? Так что пусть уж этой ночью здесь будет только моя печаль, а твое присутствие облегчит ее, и она быстро уйдет, хотя бы на время.

— Спасибо, — сказал Киеран, благодаря ее за нечто большее, чем подаренный свисток.

— Пожалуйста, Киеранфой. Рада услужить тебе, — улыбнулась Ха-кан-та.

В ту ночь они спали под открытым небом на постелях из веток кедра, вдыхая воздух, напоенный ароматом смолы. Киеран долго лежал без сна, прислушиваясь к спокойному дыханию Ха-кан-ты, уснувшей неподалеку от него. В руке он сжимал ее дар — свисток Талиесина, пробегая пальцами по его отверстиям. Где-то вдали ухала сова, и Киерану вдруг захотелось поднести свисток к губам и сыграть на нем. Но вместо этого он повернулся на другой бок и заснул.

Наутро Ха-кан-та сняла припарку с бока Киерана и объявила, что рана зажила и перевязывать ее больше не нужно. Киеран, как зачарованный, молча разглядывал шрам. О том, что здесь была рана, теперь напоминали только четыре белые выпуклые отметины.

Киеран и Ха-кан-та бродили по стойбищу, беседуя о своих учителях и о себе, рассказывая друг другу о том, чем они занимались в своих мирах. Так прошел день. Ближе к вечеру Киеран достал свисток и сыграл на нем несколько ирландских мелодий, которые помнил со времен, когда работал в оркестре Тоби, и несколько быстрых шотландских танцев. Ха-кан-та аккомпанировала ему на маленьком ритуальном барабане, и веселые кельтские мелодии, уносясь в лесную чащу, приобретали странную торжественность.

Музыка привлекла волков, которые вышли из леса и улеглись между Ха-кан-той и Киераном, и даже лось Ак-ис-хюр, безмятежно жующий жвачку, казалось, тоже слушает музыку, стоя между вигвамом и рекой. Киеран никогда не переживал ничего подобного. Под аккомпанемент ритмичного барабанного боя костяной свисток, которым он не очень-то владел, зазвучал для него совершенно по-новому.

Наконец сгустились сумерки, и луна с наступлением темноты поплыла высоко над верхушками сосен, повернула на запад и скрылась за деревьями. Воздержание от пищи и необычная музыка, которая все еще звенела у него в душе, подействовали на Киерана, и из головы у него улетучились все мысли, а окружающее он стал воспринимать с особой остротой.

Ха-кан-та поднялась так плавно, что Киерану показалось, будто она плывет.

— Пора, — проговорила она и, взяв Киерана за руку, повела его в лес.

Небо над Поляной Ха-кан-ты было безлунным, здесь становилось все темнее по мере того, как на звезды наползали облака. Печально подвывая, ветер покачивал окружавшие поляну сосны.

— В племени рате-вен-а, — стала объяснять Киерану Ха-кан-та, — каждый из нас имеет га-хен-та — Поляну для занятий. Я назвала ее «Поляна, где Луна встречается с Соснами». Здесь и только здесь я могу передать свои знания другому. Колдовские знания, например Танец Медведя.

Киеран кивнул. Они сидели, скрестив ноги, друг против друга и так близко, что, протянув руку, Киеран мог дотронуться до ее плеча.

— А что такое Танец Медведя? — спросил он, вспомнив их разговор прошлой ночью, когда они выясняли, как двигается медведь. Киеран был немного неуверен в том, что его ожидает. Может быть, сейчас они раскрасят лица и начнут плясать?

— Танец Медведя — это способность придать своему духу ту же форму, что у духа Медведя.

— Изменить свою форму?

Киеран немного встревожился. Перед его мысленным взором возникла отчетливая картина, как он убивает человека в ресторане «Патти Плейс» — когда? Сто лет назад?

— Изменить только дух, — сказала Ха-кан-та. — Но не тело. Подумай о своей «тоу». Ты знаешь, что она такое — молчание. У моего народа «тоу» присущ ритм барабана, и она принимает черты нашего тотема. Научившись Танцу Медведя, ты сможешь сродниться с «тоу» самого Медведя. Ты станешь сильным, как медведь, сильнее, чем ты когда-либо был. Таким же сильным, как Талиесин. Таким, что вдвоем с тобой мы сможем победить Мал-ек-у.

— Даже так?

Ха-кан-та улыбнулась и покачала головой. Она принесла на Поляну кожаный мешочек и ритуальный барабан. Мешочек она поставила между собой и Киераном, достала ожерелье из медвежьих когтей и вырезанную из дерева неглубокую миску. Потом вынула что-то похожее на сухие грибы и небольшой мешочек с водой. Положила грибы в чашку и ногтем большого пальца стала растирать их. Когда грибы превратились в порошок, она добавила воды и стала пальцем мешать эту кашицу, пока та не стала однородной массой.

— Теперь ты должен лечь.

— Но…

— Не бойся. Я буду твоим проводником. Теперь тебе будет позволено встретиться с моим тотемом. Но тотем не принадлежит ни нашему миру, ни какому другому, в который мы можем физически проникнуть. Тотем живет глубоко внутри моего сердца.

— Я не боюсь, — сказал Киеран. — Просто хочу узнать, чего ждать.

Ха-кан-та покачала головой:

— Ты должен отрешиться от всех ожиданий и помнить только одно: ты под моей защитой, я не допущу, чтобы ты пострадал, куда бы ты ни попал. Я защищу твое тело, а мой тотем защитит твою душу.

Киеран лег и вздрогнул, когда палец Ха-кан-ты коснулся сначала его правого, потом левого века, но постарался лежать неподвижно и ждать, что последует дальше.

— Чтобы ты правильно видел, — сказала Ха-кан-та, положив смесь ему на глаза.

Потом она помазала кашицей его уши, ноздри и горло, положила ее на середину его груди, на внутреннюю часть запястий и щиколоток и напоследок — ему на язык. Он ощутил горький вкус, но к этому времени зелье уже всосалось в его кожу, попало в кровь и начало на него действовать.

Ха-кан-та проделала то же самое с собой, потом расположилась у головы Киерана. Она сидела на корточках, и ее согнутые колени касались его висков. Взяв ожерелье из медвежьих когтей, она положила его ему на грудь. Потом подняла барабан и начала выстукивать ритм, легко касаясь его кончиками пальцев.

Звук барабана казался Киерану далеким, медленным громом, навевающим дремоту. Гром помог ему сосредоточиться на своей «тоу», на внутренней тишине, а потом дух его освободился и словно выплыл из тела.

Киеран заморгал, соображая, где он, и понял, что он уже не на Поляне Ха-кан-ты, а бродит по какой-то местности, затянутой туманом. Нет, не туманом, скорее вокруг были облака. Он шел по облакам и в просвете между ними, далеко внизу видел землю. Где-то там, в лесу, лежит его тело. Без души, которая правит телом, он обречен на смерть. Он это знает. Как же ему вернуться?

— Успокойся, — раздался голос, и он понял, что больше не один.

Тут он увидел, что рядом с ним легко идет Ха-кан-та. Но ее лицо странно изменялось — то она становилась похожа на медведицу, то делалась прежней Ха-кан-той. Только глаза у нее оставались такими, как были, — глубокими и синими. Они неотрывно смотрели на него, вбирая в себя его страх. И страх сгорел, а пепел упал на землю. Теперь Киеран перестал волноваться. На него снизошел покой. И он вспомнил, почему он здесь, почему идет по облакам высоко над землей. Ему предстоит с кем-то встретиться.

— Идем, — сказала рядом с ним Ха-кан-та.

Она взяла его за руку и повела за собой.

Киеран все еще слышал барабанный бой. Теперь это был дружественный звук, он напоминал ему, как пульсирует кровь в его теле, лежащем далеко внизу. Но, вспоминая об этом, Киеран не испытывал больше страха.

Ха-кан-та вела его быстро и уверенно. Внизу открывались взору то болото, то заросли кедров, то озера, то горы.

— Узнаешь это место? — спросила вдруг Ха-кан-та.

Они задержались над озером, и на его берегу Киеран различил женскую фигуру. Она подняла голову, и он увидел, что ее лицо закрыто оленьей маской. Нет, у нее была голова оленя.

— Хот-анс, — тихо сказал Киеран.

Это была Толковательница квин-он-а.

— Ей снится сон, — сказала Ха-кан-та. — Видишь?

И Киеран увидел себя — он смотрел в лицо старейшины квин-он-а. Вдруг с неба опустился лебедь, схватил его за плечи и поднял на воздух. В одной руке Киеран держал маленькую птичку, в другой — барабан. Но досмотреть этот сон Хот-анс он не успел. Ха-кан-та уже снова вела его дальше, туда, где высокие горы врезались прямо в небо.

— Мы почти пришли, — сказала Ха-кан-та.

Барабанный бой продолжился, ровный и успокаивающий, как пульс здорового человека. Киеран и Ха-кан-та легко сошли с облаков, полетели к заснеженным горным пикам и приземлились на одном из них. Чувства Киерана обострились, он видел все с необыкновенной четкостью, проникая в самую глубину окружающего; такого с ним никогда не бывало. Черный валун на фоне ослепительно белого сугроба. Каждый волосок на голове Ха-кан-ты, каждую выбившуюся прядь и ее глаза… Она посмотрела на него, и он вздрогнул.

Воздух был напоен запахом мускуса. Когда его рука касалась руки Ха-кан-ты, он слышал, как кровь бежит по ее телу. Киерана пронизывал ветер, дувший в горах, этот ветер рассказывал Киерану и Ха-кан-те о том, где был, что видел, какие запахи ощущал, что слышал.

Выпустив руку Ха-кан-ты, Киеран поворачивался то в одну сторону, то в другую, не переставая удивляться, что видит мир все четче и четче. Когда он снова поглядел на свою спутницу, она перехватила его взгляд и улыбнулась.

— Идет, — сказала Ха-кан-та.

— Кто?

— Мой тотем, — пояснила Ха-кан-та и показала на запад.

Проследив взглядом за ее рукой, Киеран увидел золотистую нить, ярко блестевшую на фоне черно-серых камней и ослепительной белизны снега. Киеран, наверное, заблудился бы, следуя за этой нитью, но вдруг почувствовал, что она действительно ведет его к чему-то огромному, чудовищному, черному, с небывалым размахом крыльев. Казалось, эти крылья заслоняли собой все небо. Посреди черных перьев сверкало два еще более черных глаза. Эта черная громада не приближалась к ним, не угрожала. Она разглядывала Киерана, пронзала его внимательным взглядом, и под этим тяжелым взором Киеран лишился сил, его снова охватила паника.

Страх вонзился в него, как ледяное лезвие, такой же острый и холодный. Киерана объял ужас, ужас все усиливался, не отпускал Киерана, и он почувствовал, что из его горла рвется крик.

— Успокойся, — сказала Ха-кан-та, и Киерану показалось, что ее голос звучит откуда-то издалека. — Запомни этот облик. Пусть твоя «тоу» станцует Медвежий Танец.

Киеран хотел сказать, что перед ним вовсе не медведь. И как он может запомнить облик ее тотема — медведя, когда сам медведь не появился? Киеран хотел повернуться к ней, но взгляд чудовищных глаз пригвоздил его к скале. Он хотел сказать Ха-кан-те, что вместо ее тотема здесь появился кто-то совсем другой, кто-то черный и… устрашающий.

У Киерана подкосились ноги, и он неизбежно упал бы, но длинное черное крыло просвистело в воздухе, подхватило его и не дало упасть. При этом прикосновении страх прошел. Киеран вдруг все понял, и ему стало стыдно, что он испугался.

— Нечего стыдиться, что тебя объял страх, — раздался у него в мозгу чей-то глубокий, звучный голос. — Страх познают все, кто впервые встречается со мной.

— Ха-кан-та, — сказал Киеран, отвечая мыслью на мысль. — Она видит в тебе…

— Ее собственный тотем. А ты?

— Ворона, — тихо ответил Киеран. — Я вижу в тебе ворона.

Как только он мысленно произнес эти слова, огромный клубок теней приобрел более определенную форму. Киеран вздрогнул, но теперь уже не от страха. Он взглянул вверх на эти огромные черные глазищи, увидел рога, украшающие гигантскую птичью голову — они были кремовато-белые на фоне черных перьев, — и снова вздрогнул.

— Запомни мой облик, — прокаркал его тотем. — Подними руки.

Киеран послушался. Он поглядел на себя и увидел, что его руки укорачиваются, а пальцы удлиняются. Между ними возникают кожистые перепонки, ряд за рядом он обрастает перьями. Спина у него сгорбилась, подбородок исчез, а нос и рот превратились в клюв. Глаза сдвинулись. На груди и спине появилось облако пуха, из которого выросли густые черные перья. Киеран неуверенно ковылял на новых тонких ножках, пока перья хвоста не помогли ему сохранять равновесие. И все это время внутри у него звучала странная музыка — барабан, выстукивавший не ритм, а скорее мелодию, и даже почти со словами.

— А теперь вперед, — сказал его тотем. — Давай вместе.

Тотем распростер огромные крылья, закрывшие небо над их головами. Ветер, поднявшийся от взмаха этих чудовищных крыл, тащил и подталкивал Киерана, пока тот не споткнулся и не раскинул руки, чтобы не упасть, и только тут понял, что рук нет, вместо них появились крылья. Крылья наполнились ветром, и Киеран поднялся в воздух.

— Научись Вороньему Танцу, — сказал тотем.

Киеран посмотрел вниз. Nom de tout! Он в воздухе! Умеет летать! Ну и ну! Он поискал глазами Ха-кан-ту, но на вершине горы никого не оказалось. Он громко позвал ее по имени, но вместо своего голоса услышал хриплое карканье, унесенное ветром.

— Где Ха-кан-та? — спросил он у тотема.

Длинное крыло показало на склоны горного кряжа, над которым произошло превращение Киерана. Он увидел там двух медведей, играющих в снегу на склоне, они резвились, как щенки.

— Вперед! — снова сказал ворон.

На этот раз он опустил крылья, и ветер понес его дальше. Подражая ему, Киеран сделал вираж, ощутил, с какой силой его плечи сопротивляются ветру, почувствовал, как ветер раздувает его перья, и познал, что такое покой дикой природы. Тотем Киерана прокаркал, словно гром прогремел, и оба, отдавшись воздушным течениям, быстро заскользили вперед.

«Ничего не жди», — сказала ему Ха-кан-та. А следовало сказать: «Жди чего угодно!» — подумал Киеран.

Он хрипло крикнул еще раз и услышал, как отозвалось ему эхо, которое ветер унес к горам. Никогда ничего подобного Киеран не переживал. Мало того, что изменилось его тело, мало того, что оно приобрело новую форму, он почувствовал еще возникновение мистической связи между собой и огромным вороном, за которым он летел. Теперь он понял, что имела в виду Ха-кан-та, когда сказала, что ее тотем живет в ее сердце. Глубоко внутри. Теперь Киеран никогда не будет один.

Они летели так далеко, как позволяло небо. Но наконец приземлились на скалистой вершине с такими крутыми склонами, что взобраться на них было бы невозможно, но зато опуститься сверху оказалось легко. Киеран снова преобразился, обрел прежнее тело, и его тотем тоже стал человеком. Высокий, он гордо стоял на скале, в его черных волосах запутались перья.

— Ты беспокоишься, — сказал тотем. — И уже давно.

На Киерана нахлынули воспоминания, и, чувствуя, что у него подкашиваются ноги, он сел на скалу.

— Я… убил человека, — признался он. — Невинного человека.

— Знаю. И хотя может показаться, что ты не отвечаешь за этот поступок, тебе все равно придется стыдиться его. Жизнь бесценна, любая жизнь. Но твое беспокойство уходит корнями глубже.

Киеран согласно кивнул:

— К тому времени, как исчез старик.

— Еще глубже, — печально улыбнулся тотем. — Ты избрал неверный путь. Потерял много драгоценных лет. Путь барда — не твой путь!

— Что ты имеешь в виду? — удивился Киеран. — Я люблю музыку…

— Музыку — да. Но это не твой Путь, несмотря на то что ты кое-чего достиг на нем. Твой Путь — это Путь шамана. Путь мага, хотя магия не будет для тебя главной. Интуиция, а не ритуал. Понимаешь?

Киеран покачал головой. Что толку спорить? Он был достаточно знаком с разными аспектами Пути и понимал, что тотем может быть только у шамана.

— Ты очень сильный, — сказал тотем. — Ты мог бы достигнуть больших высот и сделать много добра для других, но и для себя тоже.

— Если… если я смогу победить Мал-ек-у?

— Что тебе даст еще одна смерть?

Киеран медленно кивнул. Он до сих пор не оправился от того, что убил человека.

— Ничего, — тихо ответил он.

— Вот именно.

— Но что мне делать?

— Расти.

— А Том? Что с ним? И с Сарой?

— Научи их, как защищаться от самих себя.

Киеран снова кивнул. От этого движения у него слегка закружилась голова, и он крепко ухватился за камень, на котором сидел.

— Тебе пора возвращаться, — сказал тотем. — Теперь, если возникнет необходимость, ты знаешь, как со мной встретиться?

— Танец Ворона. Я должен приспособить свою «тоу» к твоему танцу.

— Именно так.

На лице старика, в которого теперь превратился его тотем, блеснули темные глаза.

— Скажи моей дочери Ха-кан-те, — проговорил он, — скажи ей, что гнев ей не идет. Так же как он не идет и тебе, сын мой. Твори добрые чудеса, не занимайся колдовством.

— А Мал-ек-а? Как быть с ним?

— С ним разберутся те, кого это касается.

— А что… что, если я не смогу остановить ни себя, ни Ха-кан-ту от погони за ним?

— Ты сделаешь то, что должен, — ответил тотем. — Но прежде чем отправиться на охоту, подумай. Одно существо ты уже погубил. Хочешь отвечать за гибель других?

— Нет, — сказал Киеран. — Но я научился защищать себя.

Его тотем горько улыбнулся:

— Может быть, ты усвоил этот урок даже слишком хорошо. Бьешь, как удар грома. Действуешь поспешно и руководствуешься интуицией, а не рассудком.

— Но ты же сам сказал, что я должен слушаться интуиции.

— Именно. Однако прежде чем действовать, подумай.

— Но…

— Тебе пора возвращаться.

Тотем нагнулся над ним, распростер руки. Его руки сразу превратились в огромные крылья, черные и сильные. Киеран ощутил, как гора уходит из-под ног.

Навести меня еще раз, — прошептал голос у него в мозгу. — Теперь ты знаешь дорогу. Я еще столько всего могу показать тебе, но времени всегда так мало…

Этот шепот эхом отозвался где-то в самых дальних уголках его мозга, Киеран так же ясно услышал его, как собственное сердцебиение. До него снова донесся звук барабана Ха-кан-ты. Киеран открыл глаза и увидел ее. Действие наркотика, благодаря которому он летал по небу, еще продолжалось, отбрасывая волшебный свет на лицо Ха-кан-ты.

— Ты уходил далеко, — сказала она, и ее голос прозвучал, как тихий звон колокольчиков.

В горле у Киерана пересохло, он хрипло ответил ей:

— Чем ты меня угостила?

— Средством, которым пользуются шаманы, — ответила Ха-кан-та, — чтобы отправиться в путешествие.

— Грибы. Магические грибы?

Ха-кан-та кивнула. Она сняла руки с барабана, на Поляне воцарилась тишина. Ха-кан-та закрыла лицо руками.

— Я видела, как ты летел, — сказала она. — Высоко над моей головой, а в это время мы с моим тотемом играли в снегу.

— Ты говорила, что мне надо научиться Медвежьему Танцу.

— Я так думала, но ошиблась. Твой учитель тоже ошибался. У тебя собственный тотем, мой воин.

— Я не воин. Он… ворон сказал, что мы с тобой больше не должны преследовать Мал-ек-у.

— Знаю. Мой тотем тоже сказал мне это. Но мы по-прежнему можем быть вместе.

— Думаешь, нам следует продолжать?

Ха-кан-та покачала головой. Она протянула руки к его лицу, чтобы потереть ему виски.

— Давай отложим этот разговор до другого раза. Я с удовольствием разучила бы с тобой другой танец, Киеранфой. Сегодня вечером мы унеслись далеко и часть пути проделали вместе. Сейчас наши души близки друг другу. У моего народа есть танец, его танцуют под одеялами. Ты знаком с этим танцем?

Ха-кан-та отняла руки от лица Киерана и стала распускать косы. Она встряхнула длинными волосами и снова наклонилась, черное облако прядей упало ему на лицо. Ха-кан-та легко коснулась губами его губ.

Киеран привлек ее к себе. В его душе еще звучали песни гуляющих высоко над землей ветров и взмахивающих крыльев. Все это сливалось с сумеречными воспоминаниями о чем-то первозданном и сильном. Ха-кан-та прильнула к Киерану, и он почувствовал, что она улыбается.

Глава седьмая

— Холодно! Ух, какой холод!

Томас Хенгуэр открыл глаза, но взгляд у него был отсутствующий. Если Томас и видел, то явно не то, что видели окружавшие его. Так может смотреть человек, погруженный в свою собственную версию ада. Он дрожал от внутреннего холода, но его лоб покрывала испарина. Такер не мог ничего от него добиться, старик только повторял: — Холодно! Какой холод!

— Что с ним? — Инспектор поднял глаза на Тропмана. — Что с ним?

— Я бы сказал, сильный шок, — пожал плечами Тропман. — Травма в результате тяжелых телесных повреждений, хотя…

Он не докончил фразу, но Такер понял. Казалось, раны на лице старика были по меньшей мере двухнедельной давности.

— Сколько времени он уже в таком состоянии? — спросил Тропман.

— Минут пятнадцать, — ответила Салли. — Мне не хотелось бросать его одного, но потом… В общем, ему становилось все хуже. Я накрыла его еще одним одеялом и не знала, что же делать дальше.

Она кинула быстрый взгляд на Джеми, и он ободряюще кивнул.

— Вы все правильно сделали, — сказал он.

— Наверное, надо было принести ему грелку. — Давайте я принесу, — предложил Байкер.

— Когда мы его нашли, инспектор, а это было сразу после того, как вы уехали, — сказал Джеми, — у него на лице были не шрамы, а открытые раны. Они заживали прямо у нас на глазах.

— Ну, даже если он способен к самоисцелению, — сказал Тропман, вставая с края кровати, — мы должны отправить его в больницу.

Словно услышав волшебное слово, приводящее в чувство, Том шевельнулся. Такер увидел, что глаза старика больше не кажутся остекленевшими. Взгляд выражал боль, но впервые с тех пор, как все они собрались в этой комнате, стало ясно, что Том их видит.

— Не надо… в больницу, — прохрипел он.

«У него глаза человека, перепуганного насмерть», — подумал Такер.

— Вы больны, — сказал Тому Тропман, снова присаживаясь на край кровати. — Вам необходима медицинская помощь.

— То, что со мной… ни один… доктор… не исправит. — Глаза у него снова затуманились, и по телу пробежала дрожь. Старик, борясь с болью, с трудом заставлял себя говорить. — Мне нужно еще немного времени. Совсем немного. Тогда я избавлюсь от нее. От тени.

— От тени? — Такер опустился на колени у кровати, приблизив лицо к самым губам старика. — От какой тени?

— От тени смерти… Смерть оставила… во мне… темный след… Только Дом… может меня защитить… Но скоро… и он не сможет… Если вы лишите меня… Дома… я не переживу эту ночь.

— О чем он? — обратился к присутствующим ничего не понимающий Такер.

Тропман пожал плечами и посмотрел на Джеми.

— Я уже говорил вам, — напомнил Джеми. — Он считает, что на него покушается бард Талиесин из Уэльса. Давно умерший валлийский бард. Ну, тот, о котором Уильямс [90] написал поэму. А больше я ничего не знаю.

— Инспектор говорил мне о ваших соображениях, — сказал Тропман. — Но это как-то…

— Нет, — вдруг еле слышно произнес Том. — Это не бард! Я ошибался. Мой враг… куда страшнее. Он чуть не убил меня в Ином Мире. Застиг… врасплох. И убил бы, если бы я… не перенес себя… сюда. Я оставил вместо себя чучело… из сучков и глины. Но надолго это его… не отвлечет. О, как холодно…

— Но кто же ваш враг? — добивался Такер. — Кто вас так изувечил? Скажите, и мы его схватим.

Не страдай он так от боли, Том расхохотался бы. Он попытался снова объяснить, кто его преследует, но от боли и холода слова путались и он повторял одно и то же.

— Только не в больницу, — просил он. — Я чувствую, он близко. Скоро явится, и тогда меня никто не спасет. Ох, как холодно… Киеран, скажи…

Такер встал.

— Ну, что будем делать, Дик? — спросил он.

Тропман дернул себя за мочку уха. Переводя глаза с инспектора на Тома, он наконец принял решение.

— Оставим его здесь, — сказал он. — Пока.

— Значит, вы поверили в это мумбо-юмбо?

— Просто я стараюсь не поддаваться предубеждениям. — И, обращаясь к Джеми, Тропман спросил: — Мы очень помешаем вам, если останемся здесь? Я бы хотел быть рядом с ним, пока не удастся перевезти его в больницу.

— Нисколько не помешаете! — воскликнул Джеми. — Наоборот, будем только рады.

Он подошел к кровати и склонился над Томом.

— А Сару вы нашли? — спросил он. — Где Сара?

С минуту Том молчал. Потом крепко зажмурился, словно отгоняя от себя какое-то страшное видение.

— Где Сара? — воскликнул Джеми и схватил старика за плечо.

— Оставьте его в покое! — сказал Такер.

— Но он знает…

— Воробей, — вдруг громко произнес Том. — Она там… Скажите ей… пусть остерегается… холода. — И голос его снова замер.

— Пойдем. — Такер мягко, но решительно отстранил Джеми от кровати. Он посмотрел на искаженное мукой лицо Тома, покачал головой и спросил: — Что, черт возьми, ему мерещится? Как по-вашему?

— Он знает, где Сара, — попытался объяснить Джеми. — Надо добиться от него, что с ней!

— Что от него сейчас добьешься? — возразил Тропман и отвел Джеми к креслу. — Он же в лихорадке. Ничего, кроме бессвязного бреда, вы из него не выудите.

Джеми открыл было рот, но промолчал и лишь глубоко, со всхлипом вздохнул.

— А что это он говорил, будто ваш Дом его защищает? — спросил Тропман.

Джеми моргнул и, отведя глаза от Тома, поглядел на Тропмана. Вид Дика Тропмана почему-то действовал на него успокаивающе.

— Мы уже рассказывали про это инспектору, — устало сказал Джеми. — Сегодня утром что-то вдруг набросилось на Дом. Думаю, это было нечто, нанесшее ранения Тому. Откуда-то оно знало, что Том здесь, хотя мы сами об этом не подозревали, и вот это «что-то» пришло завершить свое дело. Единственное, что его удержало… знаете… я не могу объяснить, что это было: как будто сам Дом не впускал врага. Словно вокруг нас образовался какой-то невидимый барьер или заграждение, сквозь которое нападающий не мог проникнуть.

— Хотелось бы знать поточней, что это было! — отозвался Тропман. — И действительно ли что-то в Доме может остановить эту злую силу — будем называть нападающего так за неимением другого обозначения. Если мы поймем, как именно действует защита, то сможем воспользоваться этим, чтобы уничтожить зло. — Он вытянул вперед руку, предупреждая возражения Такера. — Нет, Джон, я вовсе не свихнулся, в чем вы подозреваете всех нас, — можете уверять меня, что вы так не считаете, но я-то знаю — именно так вы и думаете.

— Я думаю, что мы все одурели, — отозвался Такер.

— Как бы то ни было, но что-то здесь ощущается, да так ясно, что я начинаю верить в реальность того, о чем нам рассказывают. И я считаю, Джон, если сюда действительно повадилось какое-то потустороннее чудище, нам надо по возможности подготовиться ко встрече с ним!

— Час от часу не легче! — покачал головой Такер. — Вы что, серьезно?

— Я готов предположить что угодно, Джон, — пожал плечами Тропман. — А вы-то как считаете, что нам следует делать?

— Я бы…

Такер обвел глазами обращенные к нему лица. Серьезное — Тропмана и встревоженные — Джеми и Салли. Он понимал, что имеет в виду Тропман. Он и сам это чувствовал. Что-то гнетущее ощущалось в воздухе — словно духота перед грозой. Что-то надвигалось, а что — он не мог определить. Ему даже не хотелось сосредотачиваться на догадках, но он знал, что этого требует долг, работа, и чем скорее он со здешней историей разберется, тем лучше для него же. Только уж больно все это неправдоподобно. Вчера вечером, говоря с Мэгги, он вроде бы сумел найти некое реальное объяснение. А теперь… теперь он уже во всем сомневается.

Такер подыскивал слова, чтобы, обращаясь к своим слушателям, не выглядеть поддавшимся общему безумию, но в голову ничего не приходило. И тут вернулся Байкер с грелкой, так что отвечать инспектору не пришлось.

— Там кто-то вас спрашивает, — сказал Байкер Такеру, — у двери со стороны Паттерсона.

— Меня?

— Ага. Какая-то женщина. Говорит, вы ее ждете. Ее зовут Маргарет Финч. Симпатичная дамочка. — Байкер отдал Салли грелку и добавил: — Хотите, я провожу вас к ней?

«Что понадобилось Мэгги?» — спрашивал себя Такер. Он сердито посмотрел на Байкера, как будто тот был виноват, что она объявилась. — И этот зачуханный молодчик еще называет ее «симпатичной дамочкой». Как он смеет?»

«Ладно, — сказал он сам себе. — Успокойся». Такер вспомнил про номер телефона, оставленный Мэгги, и понял, что она, наверное, решила не звонить ему, а просто приехать. Наверное, ее разбирает любопытство и она хочет увидеть все своими глазами.

— Хорошо, — вежливо обратился он к Байкеру, стараясь скрыть свою неприязнь к нему. — Я был бы благодарен, если б ты меня проводил.

— Вся беда в том, — заметил Тропман, когда инспектор и Байкер ушли, — что эти двое слишком похожи друг на друга.

Салли подняла голову.

— Знаете, по-моему, вы правы, — сказала она, положила грелку к ногам Тома и обтерла ему лоб полотенцем.

Тропман пожал плечами:

— Больше всего меня тревожит одно — если все, что рассказал о себе Томас, правда, какой же мощной должна быть сила, которая так изуродовала его?

— Были бы вы здесь сегодня утром, — сказал Джеми и тут же подумал, что тот, кто просовывал лапу в дверь, вероятно, был только разведчиком. Если бы это было само чудовище, вряд ли Байкеру удалось закрыть дверь.

Серж Морен, наблюдая за Домом, вертел в пальцах сигарету. На приборном щитке его старого автомобиля остывал чай в пластиковом стаканчике, а на сиденье рядом лежала отброшенная газета. Откинув голову на спинку водительского кресла, он вздохнул. Стар он стал для такой работы. Все не так, как в прежние времена. Тогда ему скучать не приходилось. Может, это возрастное — слишком много начинаешь размышлять. Скоро ему сорок пять! И, sacrament [91], никак не может он бросить думать. Иногда ночью он подходит к окну, а из темноты выплывают лица мужчин и женщин, которых он убил. Они не обвиняют его. Это донимает его больше всего. Кажется, они просто ждут. Ждут его.

Морен взглянул на часы. Сидит здесь уже три часа. «Когда же наконец?»

Как будто в ответ в зеркале заднего вида показался бежевый «шевроле» Гэннона и припарковался сразу за его машиной. Из «шевроле» вышел Мишель Шевье, а когда автомобиль развернулся и стал отъезжать, Гэннон поднял руку. Морен кивнул и нагнулся открыть дверцу. Шевье скользнул на заднее сиденье.

— Как дела? — шепотом спросил он.

У него был странный сиплый голос — напоминание о пуле, пробившей ему горло, когда он в Монреале держал рулетку для братьев Пелье. Этой пулей они дали ему понять, что в его дальнейших услугах не нуждаются. Только не рассчитали — Шевье остался жив, а братья Пелье — Жак, Раймон и Филлип — нет.

— Все тихо! — ответил Морен. — Минут сорок пять назад прибыл Такер с каким-то пожилым мужиком.

— Пожилой — это, наверное, Тропман, — сказал Шевье. — Гэннон так и думал, что с Такером приедет именно он. А кто еще объявлялся?

— Да никто, кроме шикарной брюнетки — приехала минут пять назад на такси, оно ее ждать не стало.

— Интересно, кто это? — сказал Шевье.

— Не знаю. Только здесь что-то много набралось народу — а народ лица запоминает и потом узнать может. Ты что об этом Доме слышал?

— Да почти ничего. Но мы разнюхаем. Гэннон как раз поехал к Уолтерсу. Вроде бы мы должны будем скоро начать действовать.

— А что с Такером?

Шевье пожал плечами. Он сунул в рот пастилку мятной жвачки и, прежде чем убрать упаковку, предложил Морену:

— Говорят, Такер уже свое отжил. Уолтерс хочет для виду подержать его еще, но Гэннон уверен, что в этом Доме прячется тот, кого мы ищем, а тогда инспектор нам ни к чему.

— Хенгуэр прячется здесь? — переспросил Морен, показывая на Дом.

— Так говорит Гэннон. А кто наблюдает за той стороной?

— Бык на О'Коннор. А Мерсье припарковался там, откуда можно наблюдать за Клемоу и парком.

— Значит, нас пятеро, — задумчиво произнес Шевье. — Что ж, работенки на всех хватит.

Последнее время Морен часто раздражался, а голос Шевье и обычно-то действовал ему на нервы. Он прикинул, что в Доме должно быть человек семь-восемь. Сколько из них будет сегодня ночью смотреть на него, когда он выглянет в окно?

— Да, должно хватить на всех, — согласился он, стараясь говорить спокойно.

— Кроме этой игрушки, у тебя еще что-нибудь есть в запасе? — улыбнулся Шевье.

Морен скосил глаза на сигару. Закамуфлированная трубка для выдувания стрел была его фирменным оружием. Стреляла она быстро, чисто и бесшумно. Стрелки были так малы, что, если он даже не успевал их потом удалить, на них редко натыкались. Главное — не втянуть в себя воздух, когда трубка во рту.

Его подмывало предложить Шевье затянуться этой сигарой. Но он просто кивнул в ответ на его вопрос. Расстегнув пиджак, он показал Шевье целевой пистолет Марголина, висящий в наплечной кобуре, затем снова запахнул полы.

— Шик. Русская штучка?

— Угадал. Только я предпочитаю стрелы. — Он подумал при этом, что лицо Хога, поди, уже поджидает его сегодня за окном.

Шевье пожал плечами. Сам он имел при себе «Смит и Вессон» тридцать восьмого калибра. Когда требовалось работать, не производя шума, он пускал в ход нож, привязанный к запястью левой руки. Другой, запасной нож болтался у него на спине, между лопатками. Шевье уже дважды работал с Мореном на пару.

— Итак… — начал Морен.

— Итак, мы ждем.

Шевье забросил в рот новую пастилку и стал задумчиво жевать.

— Мэгги! Что ты тут делаешь?

— Приехала оказать моральную поддержку любимому копу.

— Здесь не до шуток, — сказал Такер.

— Знаю, — серьезно ответила Мэгги. — Потому и приехала. Не хочу сидеть дома и ждать, когда в последнем выпуске новостей расскажут об очередном «вооруженном ограблении».

— Ничего такого не будет.

— Тогда почему бы мне здесь не остаться? Нет проблем! И потом, мне хочется познакомиться с этим Джеми Тэмсом, ты столько о нем говорил! — Она выразительно посмотрела на Байкера. — Прости, — пробормотал Такер. — Это Глен Фарли.

— Байкер. Просто Байкер. — Он слышать не мог, когда его величали по имени и фамилии. А вот наблюдать, как неловко чувствует себя Такер из-за появления своей подружки, доставляло Байкеру удовольствие; правда, приходилось признать, что с ней Такеру повезло.

— Рад познакомиться, мадам. Уверен, что и Джеми будет вам рад. Но инспектор прав. Сейчас Дом не самое удачное место для визитов.

— Значит, на самом деле здесь творится что-то странное, да? — Мэгги переводила взгляд с одного на другого, опытным глазом юриста ловя их реакцию.

— Очень странное. — Байкер выглянул в окно. — Кто скажет, сколько времени?

— Чуть больше пяти.

Байкер покачал головой:

— Черт побери! Надеюсь, что и правда смеркается, потому так стемнело. Только чую я, что это не к добру…

Такер проследил за взглядом Байкера и нахмурился.

— Пошли посмотрим, как там наш пациент, — сказал он.

— Идем, — согласился Байкер, но задержался, чтобы ухватить большого рыжего кота, забредшего в холл.

— Не кормят тебя, да, парень? — Он перевел глаза на Такера и улыбнулся. — Эй, инспектор! Хотите познакомиться с тезкой? Его зовут Так.

Такер взглянул на кота и заметил, что Мэгги смеется.

Байкер взлохматил Така, но тут вспомнил о Саре. И перестал улыбаться.

— Пошли, — проговорил он.

Опустив кота на пол, он поспешил к лестнице.

— Морен?

В дешевом автомобильном радиотелефоне голос Гэннона казался писклявым.

— Да?

— Начинаем! Оставь машину на месте и дуй на О'Коннор. Там встретимся. Ясно?

— Факт!

Выключив радио, Морен повернулся к Шевье:

— Готов?

Шевье кивнул. Морен еще раз посмотрел на сигару в руке и спрятал ее в наружный карман пиджака.

— Тогда двигаем! — сказал он.

— Зачем мед? — спросила Салли.

По совету Тропмана она грела над свечой большую столовую ложку.

— Считается, что он придает силу и бодрость, — объяснил Джеми.

Тропман кивнул.

— В древности мед почитался как непортящийся священный продукт. Мы смешаем мед с омелой, которая у друидов была «золотым деревом». Вот и удвоим наши ставки.

Джеми удивился, обнаружив, что у них есть омела. Хотя Дом, казалось, мог таить в своих лабиринтах что угодно. Надо было только сообразить, где искать, а Дом, между прочим, не гнушался делать ищущим кое-какие намеки. Сейчас, например, Джеми разыскивал Фреда и по ошибке свернул не туда, попав при этом в комнату, где за диван были задвинуты коробки с рождественскими украшениями.

— Вы не боитесь, что омела слишком старая? — спросил Джеми, наблюдая, как Тропман измельчает ее сухие листья в порошок.

— Волшебные средства никогда не устаревают! — ответил Тропман. «Надеюсь», — присовокупил он про себя, недоумевая, зачем возится со всем этим. На самом деле он не верил в то, что порошок подействует, просто рад был заняться хоть чем-то.

— Эти снадобья надо знать, как составлять, — добавил Тропман.

Он выглянул в окно и перевел взгляд на Джеми. На улице темнело. Чересчур быстро. Ни тот, ни другой ничего не сказали по этому поводу.

— Ну вот, готово, — проговорил Тропман. — Что мед? Согрелся?

Салли кивнула:

— Будьте добры, давайте его сюда. Джеми смотрел, как Тропман смешивает в маленьком стакане подогретый мед с порошком из листьев омелы, и сам не понимал, чего он ждет от его действий. Вспышки? Волны странного запаха? Но смешивание закончилось просто тем, что в стакане оказалась мутная жидкость с вкраплениями темных листочков омелы. Тропман посмотрел смесь на свет, потом пошел к кровати.

— Сразу чувствуется, что это место нечистое, — заметил Морен.

— Забудь, — приказал Гэннон. — Давай открывай замок, надо скорей убраться с улицы.

— Сейчас! Нет проблем!

Вокруг Морена, трудившегося со связкой отмычек над замком у дверей Дома, выходивших на Клемоу-авеню, их скопилось пятеро. Замок был старинный, но не сложный. Когда Морен вставил шестую отмычку, замок, щелкнув, открылся.

— Сигнализация есть? — спросил Морен.

Гэннон покачал головой.

— Тогда входим.

Повернув ручку, Морен отошел в сторону и слегка приоткрыл дверь. С минуту он молча ждал, затем распахнул дверь ногой. Переступая через порог, Морен почувствовал, что волосы у него на затылке зашевелились. Отойдя, он впустил в холл остальных четверых. Затем запер дверь. Пока все рассредоточивались в холле, Морен выглянул в маленькое окно над дверью. На улице стало еще темней, чем минуту назад, будто внезапно собралась гроза.

— Последние инструкции, — тихо сказал Гэннон. — Не стрелять! Всех, кого обнаружите, скрутить и доставить сюда.

Морен мерил взглядом дверь. Она казалась не такой, какой была только что. Он испытывал странное ощущение, будто если бы они помедлили еще с минуту, то не попали бы в Дом.

— А с Такером как быть? — спросил верзила с отвислой челюстью, прозванный Быком. — Он же не станет ковырять в носу, пока мы будем всех хватать?

— О Такере позабочусь я, — сказал Гэннон.

Бык передернул плечами. Все еще не отходя от дверей, Морен помотал головой. Дева Мария! Он и впрямь не годится больше для таких дел. Да он ни разу в жизни не нервничал, идя на задание, а теперь вот его пробирает эта странная дрожь. Протянув руку, он потрогал дверь. На ощупь дерево было гладкое и твердое. Дверь как дверь. Это он просто психует.

— Да что Уолтерсу надо от этого старика? — спросил Робер Мерсье. Плотный и коренастый, он был раньше борцом в среднем весе, но стал стар для ринга, а для таких делишек, где требовалась сила, еще годился. Гэннон раньше показал им всем фотографию старого Хенгуэра, и сейчас Мерсье старался припомнить его лицо.

— Если позволишь, этим вопросом займемся мы с Уолтерсом, — отрезал Гэннон. — Майк, ты пойдешь в правый коридор, Боб — в левый. А мы с Сержем поднимемся наверх.

— А я?

— А ты, Бык, оставайся тут. Если кто покажется, хватай его. Ты в силах придержать любого. — Оглядев холл, он открыл первую же дверь направо и приказал: — Сажай их сюда, ясно? Ну, вперед!

Подложив руку под затылок Тома, Тропман приподнял голову старика и поднес к его губам напиток из меда с омелой. И тут погас свет.

Небо за окнами совсем почернело. Огонь свечи затрепетал, отбрасывая вокруг причудливые тени. Потом стены вдоль пола и потолка слабо засветились. Только благодаря этому свечению Джеми не потерял голову от охватившего его страха.

Сердце у него бешено колотилось, но он понимал — свечение означает, что Дом готов отразить новую атаку. Дом защитит их. Джеми открыл Дому свою душу, стараясь снова, как вчера, почувствовать, что они вместе, что они — одно целое. Такое спасительное ощущение пришло сразу. Но тут он почуял, что в Доме чужие. Не только Такер и те, кого он приглашал, но другие — посторонние, они рассыпались по коридорам.

— Отойдите от окна, — предостерег Салли Тропман.

Салли кивнула и отодвинулась. Тропман снова приблизил стакан к губам Тома, но тот внезапно сел, взмахнул рукой, стакан отлетел в сторону и покатился по полу.

— Пришел! — закричал Том.

Он вырвался из рук Тропмана, пытаясь встать с кровати, но упал на пол, и его забила дрожь. Тропман обхватил его, чтобы положить обратно на кровать, и почувствовал — кожа у старика была холодная как лед.

Том старался высвободиться. От его пальцев летели искры, и Тропман отпрянул, вспомнив, что рассказывал ему Такер о смерти полицейского в ресторане. А где же сам Такер?

Услышав шаги в коридоре, Тропман повернулся к дверям. И только успел увидеть на пороге высокого широкоплечего незнакомца с револьвером, как Дом зашатался, будто под ним колебалась сама земля, и Тропман упал на пол.

— Черт! — выругался Байкер, когда свет погас.

Прыгая через две ступени, он бежал вверх по лестнице, чтобы принести Томасу еще один плед. В бледно-зеленом свете, мерцающем у основания стен и под потолком, он увидел, что в дверях комнаты, где оставались Салли и все остальные, стоит какая-то фигура. «Господи боже! — подумал он. — Они уже здесь!» Но тут сообразил, что перед ним не чудовище, а человек. Байкер бросился бежать по коридору, чтобы схватить его, но вдруг Дом содрогнулся от толчка.

Стараясь удержаться на ногах, Байкер сбил со стены какую-то картину. Раздался звон разбитого стекла, и картина упала рядом с ним. Байкер увидел, как незнакомец в коридоре быстро обернулся. В его вытянутой руке блеснуло пламя, и в тесном холле прогремел выстрел. Байкер бросился на пол и услышал, как пуля просвистела у него над головой.

— Не вставай! — раздался позади голос Такера.

Перевернувшись на бок, Байкер увидел, что незнакомец бежит в дальний конец коридора. Такер дважды выстрелил в него, но Дом вновь зашатался, и Такер промахнулся. Едва стены перестали качаться, как Байкер вскочил и помчался в спальню.

— Никто не пострадал? — крикнул он.

Дом снова начало трясти, но Байкер успел увидеть, что все хоть и напуганы не меньше, чем он сам, но целы и невредимы. Он выглянул в пустой коридор. Кто же это стрелял? Выбежав из спальни, Байкер нырнул в кабинет Джеми, а выныривая оттуда, столкнулся с Такером и Мэгги. Инспектор поглядел на оружие в руках Байкера.

— Умеете им пользоваться? — спросил Такер.

— Да, — кивнул Байкер. — Сторожите здесь, а я побегу схвачу этого негодяя.

— Подожди…

— Я знаю расположение комнат, а вы нет. Так что я пошел, не спорьте! Ясно? Я ведь не из ваших молодчиков, не обязан вам подчиняться…

— Послушай же!.. — взорвался Такер.

— Такер! — Мэгги взяла его за руку.

Инспектор кивнул. Но не успел он выразить свои соображения в более вежливой форме, как сумятица началась вновь. Мощные толчки один за другим опять стали сотрясать Дом. Завизжала Салли, и комната, где она была со всеми остальными, вдруг озарилась слепящим светом, словно в нее ударила молния. Байкер увидел, что Том катается по полу и свет этот исходит от него — словно проступает сквозь поры. Но так же внезапно свет погас, и Дом по-прежнему освещало только слабое мерцание вдоль стен.

— Силы небесные! — воскликнул Байкер. — Что с ним?

— Во всяком случае, он жив, — отозвался Тропман, быстро опускаясь на колени рядом со стариком. Он показал в угол комнаты, стены там обгорели и закоптились. — Счастье наше, что Том не спалил никого из нас.

Следующие несколько минут они затаптывали искры, что было нелегко, так как Дом беспрерывно трясло. От дыма и запаха гари в комнате было трудно дышать.

— Я пошел, — сказал Байкер, поднимаясь, — а вы оставайтесь тут.

Такер, казалось, хотел возразить, но передумал:

— Хватай его живым. От мертвого мы ничего не узнаем.

— Ага! Только вы почему-то целились не в небо, инспектор!

Такер не успел ответить, его опередил Джеми.

— Этот тип тут не один, их несколько, — сказал он.

Джеми пытался продолжить, но его физическая связь с Домом достигла такой силы, что каждый толчок, сотрясавший Дом, болью впивался во все клетки его тела. А магический огонь, которым орудовал Том, обжег его, словно горящий факел, хотя с виду по Джеми ничего не было заметно.

— Откуда вы знаете? — спросил Байкер.

Джеми покачал головой:

— Знаю… и все. Не ходи никуда, Байкер. Их слишком много. Если они в сговоре с тем, кто на нас нападает…

Джеми чувствовал, как об стены Дома бьются тени, слышал, как впиваются в двери когти, чуял, какая бешеная слепая злоба движет нападающими.

— Так-то оно так, только вдруг они не заодно? — не согласился Байкер. — Вдруг эти, забравшиеся в Дом, ищут совсем другое, они случайно откроют двери и впустят чудищ?

— Что поделаешь…

— Чародеям оружие ни к чему, — покачал головой Байкер. — Не знаю, Джеми, кто эти парни, но с вооруженными я справлюсь.

И не успел никто возразить, как он выскочил из комнаты и побежал по коридору. Когда Дом сотрясало в очередной раз, Байкер хватался за стены. «Ну и бедлам!» — думал он и останавливался у всех дверей, выжидая затишья, чтобы проверить каждую комнату. Он так сросся с Домом, что улавливал все почти так же, как Джеми. Он знал, есть ли кто в комнате или нет, еще до того, как открывал дверь в нее.

Полагаясь на этот инстинкт, Байкер быстро пересек холл, не выпуская из рук винтовки и тихо бормоча заклинания, которым научил его в Аризоне Чарли Нэз. Байкер не знал, помогают ли они, но сейчас готов был ухватиться за любую соломинку.

«Влипли!» — мелькнуло в голове у Гэннона, когда свет вдруг погас. Сам не зная почему, но он с самого начала был уверен, что в Доме имеется хитрая и мощная система сигнализации. Внутрь их впустили, а теперь начнут играть в кошки-мышки… потешаться над ними до тех пор, пока не подоспеет группа захвата. Он в нерешительности помедлил у двери, за которой услышал голоса. Потом открыл дверь, и тут Дом затрясся, как при землетрясении. Гэннон успел увидеть, что в комнате много людей, и заметил, что они так же поражены грохотом, как и он, а повернувшись, обнаружил, что из дальнего конца коридора на него надвигается какой-то детина в джинсах и майке. Гэннон выстрелил, но, увидев Такера, появившегося за спиной парня, поспешил ретироваться. По обе стороны от него в стену впились пули. Все получалось — хуже некуда. Что здесь творится? Черт бы их всех подрал!

Эта внезапно обрушившаяся темнота, это призрачное мерцание вдоль стен, непонятные толчки, сотрясавшие Дом, — все было совершенно непостижимо. Только теперь Гэннон заподозрил, что по милости Уолтерса влип в какую-то чертовщину. Он никогда не верил разговорам Уолтерса насчет того, кого и почему они разыскивают, но тут в первый раз усомнился: а вдруг все чудеса, о которых твердил Уолтерс, и впрямь существуют.

Добежав до конца коридора, он заскочил в первую попавшуюся комнату. Из нее он мог наблюдать, последовал ли за ним Такер. Отсюда он мог проследить и за Мореном, и, если тот тоже отступает, они вместе уберутся из этого треклятого места ко всем чертям.

Взглянув на окна, Гэннон покачал головой. Ну и тьма! Ни зги не видно! Откуда такая непроглядная темень за окном? И это свечение… Как это все понимать? Он напряг мышцы, так как Дом снова начало трясти, и Гэннон с трудом удерживался на ногах.

Находясь рядом с Домом, тот, кого квин-он-а называли Мал-ек-а, то есть Ужас-Бродящий-Без-Имени, наблюдал, как его трагг-и атакуют здание. В Дальнем Мире Мал-ек-а терял силу, но Дом Тэмсонов обосновался в обоих мирах, а в Ином Мире Мал-ек-е не было равных. Дайте только время, и он выковыряет этот Дом из его защитной оболочки, как рака из скорлупы, и вытащит оттуда своего врага.

Ведь друид там! Он там, этот его заклятый враг! Раненый! Беспомощный! Мал-ек-а чуял, что он там! Слишком часто друид убегал от него, но на этот раз ему не скрыться!

Трагг-и, чей облик принял сейчас Мал-ек-а, окружив Дом, подкапывались под него, сотрясали стены. Но Мал-ек-а, глядя на них, понимал, что одной силой защитную оболочку, укрывшую его врага, не пробьешь. А если и пробьешь, то не скоро. Но можно действовать и по-другому. Одни чары против других. Дом сейчас здесь, в Ином Мире, он тут и останется. Тем, кто в нем укрылся, бежать некуда: в Дальнем Мире, где Мал-ек-а пока бессилен, им теперь не бывать.

Там, в Доме, рядом с друидом найдется кто-нибудь, чьим умом Мал-ек-а сможет овладеть. Им можно будет управлять и таким образом пробить защитную оболочку Дома. Надо только покопаться в мозгах этих существ, и наверняка подходящий отыщется.

Когда свет в Доме погас, Бык рассматривал портрет молодой девушки. Глядя на нее, он потирал бородавку под левым глазом и воображал, что гладит шелковистую кожу той, что на портрете… Кожу, которую разукрасят рубцы и шрамы после того, как он покончит с девицей. Он так и чувствовал, как его ногти впиваются в ее тело, слышал, с каким ужасом она молит о пощаде.

В углу рта у него уже скопилась слюна, но свет вдруг погас, и, оказавшись в полной темноте, Бык сразу перестал фантазировать и схватился за кольт тридцать восьмого калибра, висевший у него под мышкой. От таинственного свечения стен у него мурашки побежали по телу, но по крайней мере стало хоть что-то видно. Дом вдруг зашатался, и Бык оказался на полу. Наверху послышались выстрелы. Он насчитал три.

Лежа на полу с револьвером наготове, он старался сообразить, что же происходит. Стрелял, наверное, этот умник Гэннон — небось в Такера.

Бык не представлял, что ему делать. Гэннон велел не трогаться с места, но вдруг Гэннон уже выбыл из игры? Если полицейских набежит целый полк, он один от них не отстреляется. С другой стороны… Дом снова закачался, но теперь Бык уже не был застигнут врасплох. Какого черта! Что тут делается? Он уже собрался подняться наверх, как вдруг кто-то окликнул его по имени.

Бык обернулся, поглядел по сторонам. Никого. Ни души. Но почему ему чудится, что рядом кто-то есть? И тут как будто прямо у него в мозгу прозвучало:

— Это ты, Боб?

Он посмотрел в левый коридор, куда пошел Мерсье. Пусто. Но странное ощущение не отпускало его. Стараясь разглядеть хоть что-то в полутьме, он медленно поводил пистолетом слева направо.

— Хватит шутить! — крикнул он. — Кто здесь?

И вдруг в голове у него стало как-то пусто и странно. Внезапно он будто воспарил в воздухе, ни дать ни взять — перебрал наркоты! Он все сознавал, но в голове гудело. Бык отошел от двери и вгляделся в темноту за окнами. Кто-то, находившийся там, хотел войти. Дом содрогался, его так и подбрасывало. Стараясь удержаться на ногах, Бык стал пробираться к дверям.

— Стихло, — сказал Такер.

Вот уже пять минут все было спокойно. Тишина.

— Слишком тихо, — добавил он и выглянул в окно. Не чувствовалось, что тревогам наступил конец. Скорей это походило на затишье между атаками.

Тропман, которому помогали Салли и Мэгги, взгромоздил Тома обратно на кровать. Джеми с затравленным видом сидел в кресле, в руках он держал забытую, погасшую трубку. Такер с пистолетом в руках стоял у двери, он только что перезарядил оружие после выстрелов. Выглядывая в коридор, он видел в дальнем его конце Байкера.

«Не торопиться», — говорил себе Такер. Повернувшись, он посмотрел, что делается в комнате. Раз наступило затишье, может быть, стоит добежать до Байкера? Но Джеми считал, что в Доме не один чужой. Такер не знал, откуда Джеми это известно, но все, что тот до сих пор предсказывал, сбывалось. Байкер пока и сам справляется. Незачем идти к нему и осложнять обстановку.

— Подождем! — уговаривал себя Такер.

Но, черт побери, до чего же он ненавидел ждать!

Не успев завернуть за угол, Байкер налетел на стену и подумал: «Один из них где-то здесь». Он это чуял. Не на площадке лестницы, где стоял Байкер, а в одной из комнат, выходивших на площадку. Главное — в какой? И что он будет с ним делать? У него хватит сил, чтобы прикончить злоумышленника, но как он потом оправдается, он не знал. Ведь неподалеку, где-то в холле, стоит инспектор. Так что как ему застать нарушителя врасплох и разделаться с ним — непонятно.

Но главное, Байкер чувствовал, что он больше для подобных передряг непригоден. Физически — пожалуйста! Но голова у него теперь не та, что прежде. Шесть, семь лет назад он бы охотно ввязался в такую азартную игру, и ничто бы его не тревожило. Но после того как он прожил столько времени с Джеми и Сарой…

При мысли о Саре Байкер похолодел. Что, если эти чужаки как-то связаны с ее исчезновением? За один миг его настроение полностью изменилось. Кто сказал, что он больше непригоден для таких дел? Он передернул затвор, и пуля сразу встала на место. Черта с два! Еще как пригоден!

Байкер завернул за угол, услышал какое-то движение за дверью комнаты и выстрелил. Выстрел был громким. По коридору раскатился грохот. Не успело эхо замереть, как Байкер перезарядил винтовку и навел ее на дверь.

— Хотел только показать, что винтовка заряжена! — крикнул он. — А теперь или выходи, или я разнесу тебя на куски.

Стоя на безопасном расстоянии от двери, Гэннон изучал круглую дыру, проделанную в двери большой тупоносой пулей. Стрелял не Такер, но, кто бы это ни был, стрелять он умел. Вопрос нескольких минут, и стрелявший его достанет. Укрыться от пуль в этой комнате негде. Гэннон положил пистолет на пол и, поддав его ногой, выбросил в приоткрытую дверь.

— Даю тебе три секунды, чтобы выйти самому, — предупредил Байкер. — Руки за голову! Пошел! Раз…

Вышедшего из комнаты человека он видел первый раз в жизни. Высокого роста, с повадками пантеры. Глаза смотрели на Байкера без всякого выражения.

— Остановись здесь, — приказал Байкер и указал стволом винтовки, где именно. — А теперь отвечай на вопросы, да смотри не задумывайся. Кто ты такой и какого черта тебе здесь нужно?

Говорить правду Гэннон не собирался. Он уже открыл рот, чтобы соврать, но вдруг заметил какое-то движение в конце коридора. Потом Байкер не мог вспомнить, услышал ли он сам что-то или предупреждением ему послужил взгляд Гэннона. Он только понял, что надо отшатнуться, и поскорей.

Едва он успел податься в сторону, как в воздухе что-то просвистело, что-то маленькое и грозное. Тихо звякнув, оно вонзилось в стену. Байкер увидел, как появившийся сзади второй неизвестный выплюнул что-то вроде сигары и навел на него револьвер. Вскинуть винтовку Байкер не успел бы, да и выстрелить первым уже не мог.

Выстрел Такера прогремел рядом с ним, Байкер увидел, как человек с револьвером подскочил на несколько дюймов, упал на спину и на груди у него расплылось красное пятно. Гэннон бросился к лестнице. Тряхнув головой, оглушенный выстрелом Такера, Байкер упер винтовку в бедро и собрался взвести курок.

— Надо взять его живым! — крикнул Такер. — Захватить хоть одного!

Промчавшись мимо Байкера, инспектор понесся к лестнице, Байкер бросился за ним по пятам. Они увидели, что Гэннон достиг нижней площадки, и рядом с ним оказался еще один тип. Стоя к ним спиной, он нажимал на ручку, стараясь открыть дверь…

— Не тронь дверь! — взревел Байкер.

Такер остановился, прицелился, но было поздно. Бык открыл дверь, и началось светопреставление.

Первая же трагг-а когтями разорвала Быка на куски.

Гэннон замер. Пытаясь осознать, что происходит, он терял драгоценные секунды. Невероятно! Этого не может быть!

Тут Байкер и Такер одновременно открыли огонь. Первая трагг-а упала назад на следовавших за ней двух других чудищ, но под их напором отлетела в сторону, а они прорвались в дверь мимо нее. Смрад, исходивший от них, отравлял воздух. Они выли и визжали под градом пуль, которыми их осыпали Байкер с инспектором. Трое из чудищ свалились, но без конца появлялись новые. Подбили еще четверых трагг, но тут у Такера кончились патроны. Он ринулся вниз по ступенькам и, ударив бесполезным теперь оружием по морде одной из гадин, выбил ей все зубы. Упав, Такер откатился в сторону, спасаясь от когтей твари, уперся револьвером ей в бок, коленом в брюхо.

— Дверь! — вопил Байкер, стараясь привлечь внимание Гэннона. Он боялся стрелять, чтобы не задеть Такера. — Закрой дверь!

Размахивая винтовкой, как дубиной, Байкер сбежал с лестницы. Его окрик вывел Гэннона из столбняка. Молотя кулаками, он как тигр бросился вперед. Первую трагг-у он сразил ударом в горло. С размаху переломил тянувшуюся к его груди когтистую лапу. Лягаясь и отбиваясь от второго чудища, он пробился к двери. Напружинив мускулы, Гэннон силился ее закрыть, но напор трагг был слишком мощным. Их было не счесть.

Глазам Шевье, который первым из помощников Гэннона спустился вниз, открылась сцена из дантовского «Ада». Оценив обстановку, он поднял револьвер и открыл огонь. Его примеру последовал Мерсье, появившийся на лестнице через полсекунды.

Когда ряды чудовищ дрогнули под перекрестным огнем, израненный трагг-ами Байкер пробрался к Гэннону. Вдвоем они навалились на дверь. После того как несколько секунд спустя к ним присоединился Такер, им удалось ее захлопнуть, и Байкер задвинул засов. Спустившийся с лестницы Шевье прикончил одну из трагг, которую Гэннон только отшвырнул в сторону. Отбросив пустую обойму, он полез в карман за новой.

В холле внезапно воцарилась тишина. Байкер закачался и рухнул на колено. Гэннон и двое его сообщников уставились на инспектора, который слишком ясно понимал опасность положения, глядя на свой незаряженный револьвер, валявшийся на полу среди трупов чудовищ. И тут Дом задрожал так, будто его затряс великан.

Все как один попадали. Попадали на трупы трагг, от зловония которых всех замутило. Они валялись, беспомощные, будто тряпичные куклы. Уцелевшая до сих пор мебель каталась вокруг, разбитые стекла картин и осколки растрескавшихся ваз усеивали пол. Но вот тряска прекратилась. Наступила зловещая, чреватая опасностью тишина.

— Пресвятая Матерь Божья! — глухо воскликнул Мерсье, увидев царивший вокруг хаос.

Никто не шевелился. Все ждали, что Дом снова начнет трясти. Ждали, что вот-вот под напором чудищ опять распахнется дверь. Проходили секунды, и вдруг фосфоресцирующее свечение вдоль стен угасло, и вспыхнул электрический свет.

— Слава богу! — проговорил Такер. Он посмотрел на Байкера. — Отбились?

Байкер склонил голову набок и прислушался.

— Это включился запасной генератор, — сказал он. — Я поставил его на автоматическое включение.

— То есть?

— В Доме свои генераторы на случай, если прекратится подача энергии или еще что случится.

— За окнами светлеет, — заметил Гэннон. Он поднялся и брезгливо поглядел на испачканный костюм.

— Мне это не нравится! — сказал Байкер.

— Да неужели? — ядовито прошептал лежащий напротив него Шевье.

Байкер покачал головой. Он говорил не об этой… бойне. Пока дверь была открыта, он почуял что-то таившееся за ней, что-то исполненное такой лютой злобы, что у него душа ушла в пятки. Ощущение ужаса сейчас чуть ослабело, но совсем не прошло. Поднимаясь на ноги, он чувствовал, как его одолевает безотчетный жуткий страх. Переступив через мертвую трагг-у, он подошел к окну и онемел. Такер, все еще во власти адреналина, сразу учуял неладное и приблизился к Байкеру.

— Что такое? — начал он было, но, взглянув в окно, только выругался: — Проклятие!

Он быстро обернулся, и Шевье тут же прицелился в него из револьвера.

— Перестань, Майк, — прикрикнул на Шевье Гэннон. Он посмотрел на инспектора. — Надо бы поговорить.

Он тоже увидел, что за окном. Вместо улицы О'Коннор там простирались заросли высокой травы. За ними виднелся лес. Они не понимали, где они, но всем было ясно, что не в Оттаве!

Такер холодно посмотрел на Гэннона, неторопливо зарядил свой револьвер и убрал его в кобуру, висевшую на боку.

— Все равно ты мне не поверишь, — сказал он.

Гэннон перевел взгляд от окна на мертвую трагг-у.

— Попробую, — процедил он.

Проследивший за взглядом Гэннона, Такер кивнул. Однако он не успел ничего сказать, так как вмешался Мерсье.

— Как может дверь выдерживать напор этих… тварей? — спросил он. — И что это за мрази, скажите, пожалуйста?

— Дверь выдержит.

Все обернулись — это произнес Джеми; они с Тропманом спускались по лестнице.

— Ну, как вы там? — спросил Байкер. — Все в порядке? Как Салли и мадам Финч?

— Все пока в полной сохранности, — кивнул Джеми, — но уцелели мы чудом. Книжный шкаф рухнул и чуть не придавил всех нас. — Он указал подбородком на окно. — Мы, кажется, попались. — Его голос звучал напряженно.

— Да долго ли сможет эта дверь удерживать проклятых гадин? — настаивал на своем Мерсье. — И какого черта они не прутся прямо в окна?

— Дом окружает некая защитная оболочка, она их отпугивает, — объяснил Тропман. — Когда дверь открыли, в оболочке образовался просвет, в него эти чудища и полезли. Пока дверь закрыта, им к нам не проникнуть. И не достать нас.

— А мы не можем отсюда выйти, — добавил Байкер. — Господи! И выходить-то некуда! Где мы?

— У Тома в Ином Мире, приходится это признать, — сказал Тропман; видно было, что он смертельно устал.

— А Томас Хенгуэр здесь? — спросил Гэннон.

— Ах, вот зачем вас сюда принесло! — вскинулся Такер. — Что вам от него нужно? На кого вы работаете?

— Знаете, инспектор, у нас сейчас проблемы посложней, — устало вмешался Тропман. — Эти твари наверняка вернутся! Страсти нас ждут вполне реальные, и они только начались. Так что помоги нам Боже!

Мал-ек-а дал передышку союзникам врага. Удалившись, он оставил у Дома кучку трагг — следить, чтобы враги не вышли наружу, а сам решил заняться пока другими делами.

Он и сам не знал, почему ему непременно надо уничтожить друида, чувствовал только, что должен это сделать. Ему казалось, что разнести Дом он может в два счета, особенно теперь, когда Дом очутился в Ином Мире, но пришлось убедиться, что и здесь Дом был все так же неприступен.

Перед Мал-ек-ой снова возникла картина того, как друид, прежде чем Мал-ек-а напал на него, бросил на поляне костяшки своего магического виэрдина. Еще одно существо — Девушка — обладала секретом, нужным Мал-ек-е. Ну а она маленькая и не знает, что такое Путь. С ней он легко справится. А овладев ее талисманом, дарующим силу, он вернется к Дому и в последний раз сразится с друидом.

Спешить было ни к чему. Главное — достичь удовлетворения. А удовлетворенным Мал-ек-а мог ощутить себя, только когда друид будет мертв.