Лунные кружева, серебряные нити

ГЛАВА 29

Если в твоей душе остались живые ветви — на них сядет певчая птица.

(воларская народная мудрость)

— В какую камеру вы сперва хотели поместить Теону? Ту самую, которую подозревали в покушении на короля? — вцепилась я в рукав остолбеневшего от удивления охранника.

— Не могу знать. Не моя смена была.

— Сама проверю. Ведь начальник предупредил, что я от лорда Гдышека?

— Погодите, не положено. Я у Марьяна осведомлюсь, кажись, он дежурил.

Пока искали вышеупомянутого караульного, я металась от двери к двери, как умалишённая, заглядывая в каждую камеру. Наконец, нашёлся сонный Марьян, от которого разило винными парами, и повёл нас по узкому грязному коридору.

— Так это… Сидит там парнишка какой-то… коли жив ещё… За что сидит — не знаю. Ни протокола, ни акта дознания… Давно привезли, недели с две… Господин военный офицер начальнику на лапу дал, а старый бес с нами не поделился. А ты сторожи, как проклятый! Подержать было велено человека с денёк. Девицу какую-то пошантажировать хотели — я это из разговора подслушал. Да ни господ, ни девицы. Забыли мы про заключённого так-то. А что теперь с ним делать — неведомо.

Я бежала по коридору, подгоняя и подталкивая неторопливого стражника в спину, позади едва поспевал Кастусь, озирающийся по сторонам и боявшийся затеряться в гулких коридорах тюрьмы.

Караульный долго мешкался, подбирая нужный ключ и пытаясь дрожащими руками вставить его в замочную скважину. Наконец я вырвала злосчастный ключ у него из рук и сама отворила камеру. Дверца оказалась очень низкой, мне пришлось согнуться пополам, чтобы протиснуться в неё. Потолок был таким же — не камера, а чулан какой-то.

На каменном полу я увидела лежащего человека. «Нет, не он. Нечего было и надеяться», — с разочарованием отметила я, рассматривая грязную изодранную одежду.

— Ну, что? — освещая камеру коптящим факелом, стражник просунул в дверь голову.

Лежащий на полу человек слабо обернулся на свет, приоткрывая глаза.

— Данияр?! — вскрикнула я и бросилась к нему. Моё обычное самообладание и хладнокровие в одночасье покинули меня. — Ы-ы-ы, — заревела я в полный голос, шмыгая носом.

— Эй, утопить меня надумала?

— Дурак ты дурной. Я там с ума схожу, а ты хоть бы хны-ы-ы-ы, валяешься себе! А-а-а-а!

— Так я ведь тоже не без дела валяюсь, тоже с ума схожу! Как они нашли тебя?

— Сама нашлась, — вытерла я рукавом лицо и всхлипнула. — За тобой пришла.

Как же можно забыть о человеке, заперев его в карцере? Небо, сколько же он пробыл здесь. Кастусь вынес находившегося в плачевном состоянии Данияра и уложил в коляску поджидающего нас Олехно. Я без сожаления отдала сапфировый перстень Марьяну с просьбой не вспоминать о нашем визите и об исчезновении пленника.

Уложив несчастного в постель и укутав всеми имеющимися в доме Эйвы одеялами, мы приступили к его лечению и восстановлению всеми известными нам способами. Меня не столько беспокоили его чахлость, упадок сил, нервное и физическое истощение и уже начинавшие сходить синяки, сколько побывавшая в железных тисках нога, с раздробленными в нескольких местах костями.

— Эйва сказала, это может остаться на всю жизнь, — слабо улыбнулся Данияр. — Зачем тебе хромой?

— Не выдумывай. Я не оставлю Эйву в покое, пока мы полностью не поставим тебя на ноги. Мы же — знатные ведьмарки, и не такое излечивали. Даже думать забудь об этом. Нам на свадьбе вальс танцевать. Всем на зависть.

— Ого, что я слышу. Уже и дату придумала?

— Чем скорее, тем лучше.

— И весны ждать не будешь?

— Весной, конечно, красиво и всё такое, только платье на живот уже не налезет…

— Что? — удивлённо приподнялся он.

— Что слышал, — почему-то виновато улыбнулась я. — До рождения нашей дочери осталось меньше семи месяцев. Я ведь к Белаве потому и ездила, чтобы убедиться… Сама сомневалась как-то…

— Иди ко мне, — протянул он руки, — птичка ты моя!

— Птичка-мозгоклюйка?

— Нет же, ласточка моя, маленькая!

Я присела на постель рядом:

— Вот, теперь научусь о ком-то кроме себя заботиться, чтобы ты не ворчал.

— А ты и так заботилась обо всех, кто только подворачивался под руку, хотели они того или нет, — он сильнее обнял меня. — А дочурка у нас будет такой же красавицей, — он взял прядь моих остриженных волос, — тебе очень идёт.

— И умницей?

— Без сомнения. И непременно такой же егозой, — он чмокнул меня в макушку.

— Но прежде… В общем, есть у меня ещё одна сумасбродная идея. Скажи, мы были знакомы с Переславом?

— С каким еще Переславом?

— Не знаю, с каким-нибудь. Белава точно знала его.

— Мне приходит в голову только один ответ — капитан Переслав Гнуцкий. Громкое было дело, когда его в Вышкове мёртвым обнаружили — как раз во время твоего отсутствия.

— В таверне «Пятое колесо»?

— Не помню… Лада…Что опять стряслось?

— Не пугайся, всё хорошо, честно-честно!

Пришлось поведать о моих дальнейших злоключениях: и о Ставре, и о Лунном эликсире, и о надёжно спрятанном мною документе, и об очередном путешествии в Обитель, и о сумасбродной старухе.

— Да-а-а, — призадумался Данияр, — душа человека, как луна — никогда не разглядишь другую сторону. Ну, а с этим злосчастным списком что делать надумала?

— Вообще-то жду умных мыслей от тебя, — пожала я плечами. — Не могу же я так просто взять и отдать его королю.

— Королю не можешь, а вот королеве — запросто. Она не устоит от тайного посещения ворожеи. А когда наш король начнёт заниматься расследованиями да поимками внутри краины — дрязги с Галтией отойдут на второй план.

— Ты не представляешь, как мне не хватало твоих трезвых идей!

— А мне — твоих, развесёлых и непредсказуемых.

Досадно лишь то, что забирая вещи из «Кудрявой Лилии», я не обнаружила совершенно никаких денег. Вот и думай теперь, кто на них польстился: устроившая погром воларская стража, воспользовавшиеся случаем постояльцы, не в меру любопытная прислуга, или же сама пани Терезия. Ладно уж, простили мы их всех, предварительно пожелав всего «доброго». Придумаем что-нибудь — не в первой.

Но выдумывать ничего не пришлось. Следующим утром решение пришло само, точнее, сама.

Я стояла у дома и препиралась с Данияром, вознамерившимся влезть на крышу и залатать старую трубу.

— Ещё и недели не прошло, как ты ходить начал, а теперь шею захотел свернуть?! — трясла я лестницу, не давая Данияру влезть на неё. — Хватит и того, что отпустила на маяк, механизм проклятый чинить! Что твоя правая пятка захочет, то ты и делаешь!

— Не тебе же одной такие привилегии! — рассмеялся он, взъерошивая мне волосы.

— Тогда и я с тобой! — я категорично поставила ногу на нижнюю перекладину.

— Ещё чего удумала!

— Вы успокоитесь сегодня? — вмешался Кастусь, забирая у нас лестницу и волоча её в сарай. — Оба хороши, два сапога — пара!

— Двое, когда любятся, то и ругаясь голубятся, — усмехнулась наблюдавшая за нами Эйва и взглянула она на пыльную дорогу, — Ого, ко мне, похоже, гости!

Из подкатившей коляски с крытым верхом высунулась дамская ручка в атласной перчатке. После того, как извозчик подал ей руку, показалась и ножка в ботинке на высоком каблуке, затем вторая, затем украшенная вуалью шляпка. Когда же дама, мягко шагнув на землю, подняла голову, я ахнула:

— Ветрана?!

Она замерла от неожиданности, а после бросилась мне на шею:

— Душечка! Вот уж не ожидала! — расцеловала она меня в обе щеки. — Мы всегда встречаемся с тобой в самых неожиданных местах, а, подруга? — и по-простецки ткнула меня локтем в бок. — Тоже к ворожее?

— Не совсем… Потом всё объясню, история весьма долгая. Ты как в Галтии оказалась?

— Пересветик мой по делам торговым приехал, ну и я за компанию увязалась. Сейчас с гильдией мясников встречается, мне там делать нечего, да и скучно, по правде сказать. Вот я и отправилась к здешней прославленной ворожее, забавы ради. Да Пересветюшке от бессоницы зелья заодно выпросить.

— Так вы на своём судне? — мы переглянусь с Данияром.

— Так и есть, на каком же ещё? Ох, если бы ты знала, как тяжело мне далось это морское путешествие. День и ночь мечтала ногу на твёрдую землю поставить. Какие прелестные в Галтии причёски, — она стала вертеть мою остриженную голову. — Просто феерично! Одолжишь своего цирюльника?

— Это вряд ли, — засмеялась я, — могу такую же и тебе сварганить!

— За любые деньги!

— А нам много и не надо, правда, Данияр? Два местечка на вашем судне до Воларии и по рукам!