Лунный свет

1

Скорее всего, он меня уже забыл. С тех пор прошел месяц. Можно сказать, вечность.

И этим вечером его наверняка там не было. Просто желая убедиться, я еще раз оглядела дешевый ресторанчик – от пестрой намокшей двери до черной доски «Пирог дня», на которой хозяйка аккуратно написала мелом: «ЭНН ИЗ УСАДЬБЫ „ЗЕЛЕНЫЕ ГРОЗДЬЯ“, с черникой и виноградом „шардонне“ из долины Якима».

Все чисто.

Большую часть мая я не появлялась в этом ресторанчике, а когда проходила мимо его окон, накидывала капюшон, опасаясь, что он будет там маячить, будто, окажись мы снова в одном и том же месте, во вселенной образуется дыра, породит Самый Неловкий Момент Во Всей Современной Истории и это заведеньице – ставшее для меня в городе чем-то вроде рая – забрызгает грязь, которую потом ни в жизнь не отмыть.

Но его там не было, а если он и работал где-то поблизости, то это еще не превращало его в завсегдатая, свято хранившего верность ресторанчику «Лунный свет».

А если бы даже и был, то что? Это был мой второй дом. Большую часть детства я прожила в крохотной двухкомнатной квартирке прямо над ним. Взять, к примеру, вот этот стол с двумя длинными скамейками, обтянутыми красной, набивной искусственной кожей. Это был мой стол. За ним я учила алфавит. Зачитывалась «Шпионкой Гарриет» и похождениями Нэнси Дрю. Сто раз выигрывала у мамы и тети Моны в «Клуэдо» и «Мистери Мэншн». А еще нарисовала на обратной стороне столешницы портреты хозяев заведения – миссис Пэтти и мистера Фрэнка.

«Лунный свет» представлял собой мою территорию и проклинать его только за то, что здесь я встретила парня и сотворила глупость, явно не стоило.

– Я бы не прочь прикупить гласную, Пэт.

Мой взгляд упал на женщину, которая сидела по ту сторону стола, потягивала кофе и щурила на меня глаза сквозь накладные ресницы с золотистыми кончиками.

– Э-э-э… Что?

– Да вот, играю в «Колесо Фортуны»[2]… пытаюсь решить головоломку из иллюзорной, но всегда такой интригующей категории «О чем думает Берды?». Беда в том, что мне недостает слишком многих букв, – объяснила тетушка Мона, с видом Ванны Уайт взмахивая над воображаемым игровым полем длинными ногтями, украшенными слайдами с изображением шмелей.

Они идеально шли ее желтому сексуальному сверхмодному в 1960-х годах платью (сплошная бахрома), черной помаде и громоздившемуся на голове ульем золотистому парику, заколотому булавками в виде крохотных крылатых пчел.

Мона Ривера никогда и ничего не делала наполовину. Ни в старших классах, когда они с моей мамой были лучшими подругами, ни сейчас, в зрелом возрасте, когда ей стукнуло тридцать шесть лет. Большинство ее замысловатых нарядов увешивали всякие винтажные штучки, а париками в доме была завешена целая стена. Она позиционировала себя где-то посредине между любительницей косплея и дрэг-квин, а заодно считалась одной из лучших художниц в Сиэтле и его окрестностях. Мона – самая классная и оригинальная личность из всех, кого мне когда-либо приходилось знать, да при этом еще главный человек во всей моей жизни.

Таить от нее секреты было жуть как трудно.

– Ты, конечно, говорила мне, что совсем не нервничаешь, впервые выходя сегодня вечером на работу, но если тебя все же пробирает мандраж, то это вполне нормально, – сказала она. – Наставления, инструктаж, это все было днем, но трудиться вечером – совсем другое дело. Уж поверь мне на слово, ночная смена не для слабаков, поэтому если ты боишься уснуть, а сама мысль о бодрствовании внушает тебе неприятные мысли, то…

– Ничего я не боюсь, – парировала я.

Разве что самую малость. С одной стороны, я всегда была полуночницей, и поэтому трудиться, когда нормальные люди спят, мне не влом. С другой стороны, для меня это первая настоящая работа. Впервые с тех пор, как на минувшее Рождество умерла бабушка, мне разрешили сесть на паром и отправиться в одиночку в город. Теперь я все лето проведу, работая в деловой части Сиэтла, что меня немало будоражило, но вместе с тем и заставляло нервничать. К тому же я без конца подстегивала себя кофеином, что, оглядываясь на прошлое, похоже было ошибкой. Однако на Шкале Бодрости – которую я только что придумала – я нахожусь ближе к Вечной Сонливости, потому как в жилах всех членов моей семьи, наряду с массой других хилых генов, обрела пристанище нарколепсия[3]. Мама любила шутить, что пару сотен лет назад наши скандинавские предки, по-видимому, прошли этап межродового скрещивания.

Тетушка Мона нахмурилась:

– Да ты меня совсем не слушаешь! А я-то сижу распинаюсь о нашем праздничном ужине с несметным количеством картофельных оладушек, вкуснее которых в сети ресторанчиков «Лунный свет» ничего в жизни не сыщешь.

– Это точно.

– Тогда какого черта ты пялишься на каждого, кто входит в эту дверь, да при этом еще надеваешь физиономию а-ля Нэнси Дрю?

– Ничего я не делаю!

– Еще как делаешь! Держишься начеку и косишь глазами, будто намереваешься сцапать злодея. Кто-кто, а я-то хорошо знаю это твое выражение, Нэнси Дрю, хотя бы потому, что сама же его и придумала. – Она окинула взглядом ресторанчик. – Так, и кто у нас сегодня в роли подозреваемого?

Я одержима всякими загадками и тайнами. Детективы, преступления и их расследование для меня то же самое, что валерьянка для кошки.

Когда мне было поменьше годков, Мона соорудила для меня картотеку в стиле «нуар», чтобы я могла на винтажной печатной машинке «Смит Корона» вести учет находящихся в моем производстве расследований о деяниях соседей. Дело о пропаже у мистера Эйбернети мусорного контейнера? Раскрыто. Дело о разбитых уличных фонарях на Игл Харбор Драйв? Раскрыто, материалы переданы городским властям.

Дело о том, почему обеспеченная девушка из породы ботаников решила пофлиртовать с прекрасным незнакомцем, бесконечно далеким от ее круга?

Застопорилось и не продвинулось ни на йоту.

Доведись мне составить на себя досье, выглядело бы оно примерно так.

Подозреваемая: Берди Линдберг

Возраст: 18

Состояние здоровья: 1) проблемы со сном, по всей видимости унаследованные от дедушки; 2) патологический страх перед больницами; 3) нездоровое пристрастие к чтению; 4) не исключена болезненная тяга к просмотру старых серий «Коломбо», «Убийств в Мидсомере» и «Леди-детектива мисс Фрайни Фишер»

Индивидуальные особенности: робкая, но любопытная. Подчас малодушная. Дотошна в деталях. Потрясающе наблюдательна

Краткие сведения: мать залетела от никому не известного парня в бунтарском возрасте семнадцати лет, немало разочаровав родителей, живших вместе с ней в захолустном городке. После чего бросила школу, оставила сонный дом своего детства на острове Бейнбридж и вместе с Моной Риверой, которая с младых ногтей была ее лучшей подругой, перебралась на другую сторону залива Эллиотт и обосновалась в Сиэтле. Берди подруги растили вместе, пока ее мать скоропостижно не скончалась, когда девочке было десять лет. После этого бабушка с дедушкой взяли ее к себе в Бейнбридж и вместо школы дали домашнее образование, в результате чего в душе подозреваемой поселилось острое чувство одиночества, а заодно развилось поразительное любопытство по отношению ко всему, чего ей не хватало в жизни. Единственным спасением для нее стала Мона Ривера, переехавшая обратно на остров, чтобы быть ближе к юной Берди. Когда полгода назад строгая бабушка девушки скончалась от той же сердечной патологии, которая свела в могилу ее мать, она конечно же опечалилась, но, с другой стороны, испытала облегчение – дедушка наконец осознал, что ей уже восемнадцать, что она не может вечно жить узницей этого острова, разрешил ей поехать в Сиэтл и впервые в жизни найти работу. Явно злоупотребив вновь обретенной свободой, подозреваемая тут же совершила ряд развратных, похотливых действий с парнем, которого повстречала в «Лунном свете» после первого же собеседования при приеме на работу

– На сегодня все подозреваемые отменяются, – сказала я тете Моне, отодвигая тарелку с кружевными картофельными оладьями, до неприличия залитыми кетчупом, – сегодня всякие бездельники, гопники и мошенники в «Лунный свет» даже носа не кажут. Что совсем неплохо, потому как мне скоро заступать на смену.

Она покачала головой:

– Не торопись. Если никакой подозрительной активности не наблюдается, если первая ночная смена тебя совсем не тревожит, то что тогда, скажи на милость, с тобой происходит?

Я застонала, положила голову на стол, прильнув щекой к холодному пластику, и уставилась в огромное, испещренное каплями дождя окно. Там по тротуару в сумеречной мороси и под светом фонарей носились прохожие. Серый май вскоре сменится июньским унынием, которое принесет с собой еще больше дождей и окончательно затянет тучами небо, пока в Сиэтл не придет настоящее лето.

– Мне довелось сделать одну глупость, – призналась я, – и теперь никак не удается выбросить ее из головы.

Порхавшие шмелями ногти нежно убрали с моего лба прядку каштановых волос с пепельным отливом, подальше от замызганного кетчупом края тарелки с недоеденными оладушками, и заложили ее за цветок лилии у меня за ухом.

– Может, все не так плохо? Давай выкладывай.

Я пару раз протяжно вздохнула и буркнула:

– Мне повстречался один парень.

– О-хо-хо, – прошептала она, – парень, говоришь? Подлинный представитель рода человеческого?

– Может быть. Он настоящий красавец и поэтому вполне может оказаться космическим пришельцем, клоном или каким-нибудь андроидом.

– Хм… сексуальный робот в обличье парня… – промурлыкала она. – А ну-ка рассказывай, да чтобы все без утайки.

– А нечего особо рассказывать. Ему девятнадцать, он на год старше меня. А еще он волшебник.

– Волшебник – в смысле, фокусник из Лас-Вегаса или Гарри Поттер? – спросила она.

Я тихо хихикнула:

– В смысле, показывал карточные трюки и незаметно подложил салфетку с номером телефона в книгу, которую я читала.

– Погоди-ка. Ты что же, встретила его здесь? В этом ресторанчике?

Вместо ответа я подняла вверх расслабленный кулак и кивнула им в знак согласия, будто головой.

– Это в прошлом месяце? После собеседования при приеме на работу?

– Ага, когда в библиотеке появилась вакансия на неполный рабочий день и меня позвали на собеседование.

Я ничуть не сомневалась, что эта работа у меня в кармане, но… мне ее так никто и не дал. А когда спустя какое-то время я поняла, что эта моя неуместная уверенность стала одним из факторов, которые подтолкнули меня увлечься «этим парнем» в тот день, который так и не стал судьбоносным, на душе стало еще тягостнее.

– И ты мне даже ничего не сказала? – спросила тетя Мона. – Берди! Ты же знаешь, больше всего на свете я обожаю любовные драмы. Всю твою жизнь жду, когда ты поведаешь мне какой-нибудь романтический хит из жизни молодежи, который вознесет меня на вершину экстаза, а ты мне даже ничего не сказала?

– Пожалуй, именно поэтому и не сказала.

Она притворно ахнула:

– Ну ладно, справедливо. Но теперь ты свой секрет выболтала и вполне можешь рассказать мне об этом сексуальном котеночке… мяу.

– Во-первых, он парень, а не робот и не котеночек. А вел себя – сама прелесть и очарование.

– Давай дальше, – сказала она.

– Показал мне пару карточных фокусов. Я горела энтузиазмом по поводу этой работы в библиотеке. Шел проливной дождь, и он спросил меня, не хочу ли я сходить в «Египтянин» посмотреть какой-нибудь инди-фильм. Я ответила, что никогда не была в «Египтянине», на что он сказал, что тот располагается в масонском храме, о котором я даже понятия не имею. А ты знаешь? Это, наверное…

– Берди! – в отчаянии воскликнула тетя Мона. – Что дальше было?

Из моей груди вырвался тяжкий вздох. Щека прилипла к пластиковой поверхности.

– Мы под дождем побежали к его машине, припаркованной за ресторанчиком, вокруг, считай, никого не было, а потом… в общем, сама знаешь…

– О боже. Только не это.

– Оно и есть.

– Только не говори мне, что вы забыли о презервативах.

Я подняла голову и испуганно оглядела ресторанчик:

– Ты не могла бы немного сбавить тон?

– Презервативы, Берди, вы ими пользовались или нет? – чересчур громким шепотом произнесла она.

Я посмотрела по сторонам, желая убедиться, что в поле зрения нигде нет миссис Пэтти. Или кого-нибудь из ее племянников либо племянниц. Их у нее была дюжина, с парочкой я ходила в школу, когда была еще совсем девчонкой.

– Неужели ты в самом деле думаешь, что я, дитя незащищенного подросткового секса, чья мать умерла после второй беременности, что я, девушка, которой тысячу раз пришлось выслушать наставления о безопасном сексе в исполнении бывшей опекунши…

– Один раз став опекуном, потом остаешься им всю жизнь. Я, Берди, никогда и ни в чем не стану для тебя «бывшей».

– Ну хорошо, в исполнении тетушки, которая в душе продолжает считать себя моей опекуншей…

– Так-то лучше…

– Я просто хочу сказать, что… да… конечно… С этим как раз проблем не было.

– А с чем были? Он что, оказался козлом? Ты от него что-нибудь подцепила?

– Так, стоп. Ничего такого. Просто я… испугалась… и смутилась.

На какой-то момент меня без остатка затопила волна блаженства. Этот забавный юный красавец меня целовал, я отвечала ему тем же, попутно гадая, а не лучше ли нам вместо кино перебраться на заднее сиденье. Сама не знаю, о чем тогда думала. Скорее всего, вообще ни о чем, и именно в этом заключалась проблема. Потому что, когда мы действительно перебрались назад и стали расстегивать друг на дружке одежду, все случилось слишком уж быстро. В самый разгар действа ко мне вернулась пугающая способность к здравомыслию. Я его не знала. В том смысле, что он для меня был совсем чужой. Не знала ни где сей новый знакомец живет, ни в какой вырос семье. Не ведала о нем ну ничегошеньки.

Поэтому, когда все закончилось, я пулей убежала.

Смылась, как преступник после неудачного ограбления банка.

После чего отправилась на терминал, села на паром и больше сюда не возвращалась.

– Вот хрень, – сочувственно протянула Мона, хотя я, помимо прочего, точно уловила в ее голосе облегчение. – А он?.. То есть… он что, от этого расстроился?

Я покачала головой и с отсутствующим видом поменяла местами перечницу и солонку.

– Он окликнул меня по имени. Мой поступок, по-видимому, его озадачил. Все случилось так быстро…

– Может, даже слишком?

– Нет, ты не подумай, он не лез напролом и все такое. Наоборот, был очень даже мил, а я оказалась такой никчемной.

Мона недовольно заворчала и подняла три пальца, пародируя скаутское приветствие:

– Клянусь честью… Ну что же ты, давай говори.

– Слушай, ты можешь вести себя как взрослый человек?

– Я хочу помочь повзрослеть тебе. Повтори нашу клятву, Верди.

Я подняла в приветствии руку:

– Я, дерзкая девчонка и бесстрашная дама, клянусь честью прилагать максимум усилий, чтобы никогда не лгать себе, проявлять доброту по отношению к окружающим и никогда не обращать внимания на всякую постылую хрень.

Моя бабушка, когда еще была жива, категорически запрещала ругаться, богохульствовать и произносить любые слова, свидетельствующие о том, что под крышей ее дома созрел бунт. Подлаживаться под ее правила после смерти мамы было ой как несладко, и тетя Мона помогла мне пережить этот этап, придумав клятву Бесстрашной Дамы… попутно тайком научив меня, десятилетнюю девчонку, дюжине выражений со словом «хрен».

С бабушкой тетя Мона не ладила.

Удовлетворившись моей клятвой, она опустила руку:

– Я знаю, как тебе трудно сближаться с людьми, знаю, сколько вас с Элеанор разделяло противоречий, но она все равно была твоя бабушка, а потеря близкого человека всегда оборачивается болью. Сейчас тебе может казаться, что тебя бросили все, кого ты любишь, но это не так. Не так, потому что рядом с тобой я. А будут и другие. Тебе нужно лишь их к себе подпустить.

– Тетя Мона… – начала я, не желая в эту минуту ни о чем таком говорить.

– Я лишь хочу сказать, что ты не сделала ровным счетом ничего плохого. И если этот парень действительно такой потрясающий, как ты говоришь, то будь у него второй шанс, он, может, и понял бы, почему в тот раз у вас так все закончилось. Он, говоришь, оставил тебе телефон? Может, тогда ему стоит позвонить?

– Когда ноги понесли меня прочь, номер, наверное, выпал из моей книги, – солгала я, качая головой.

Потому что на самом деле выбросила его в тот день за борт парома по дороге домой, лопаясь от злости на себя за то, что натворила.

– Впрочем, может, оно и к лучшему. Что бы я ему сказала? Прости, что дала от тебя деру, как какая-то полоумная?

– Но ты хотя бы не жалеешь, что сбежала от него?

Я и сама не знала. Но это не имело никакого значения. Скорей всего, я никогда его больше не увижу. И это хорошо. Одно дело произносить клятву Бесстрашной Дамы и совсем другое – соответствовать ей в жизни. Вполне возможно, что мне, перед тем как принимать вызов в виде свидания, следовало приобрести какой-никакой опыт существования в реальном мире. А теперь, похоже, неплохо бы нацепить на нос очки детектива и попытаться понять, где была допущена ошибка.

Но после всех сериалов, которые я с таким увлечением смотрела, мне давно следовало знать, что сыщики никогда не расследуют собственных преступлений.