Дакия в огне. Часть первая. Лузий Квиет

Глава четвёртая

Отряд префекта Лузия Квиета вытянулся в протяжённую цепь. Все всадники отливали на солнце серебром, так как были облачены в обычные для римлян доспехи (называвшиеся лориками скваматами), а головы их защищали шлёмы с гребнями (эту разновидность шлёмов называли галликами). У каждого всадника имелся трёхдневный съестной запас в торбах, притороченных к конским крупам, и почти все они были с копьями наперевес.

Продвигались они по приграничной дороге. Всадники шли по двое.

Впереди этого растянувшегося в длинную цепь отряда находился сам префект. А за ним, немного поотстав, двигался старший декурион (десятник), которого звали Цельзием. Это был такой же, как и Квиет, темнокожий воин, только не негр, а гетул (гетулы являлись прямыми предками туарегов, нынешних кочевников пустыни).

Цельзий, как и многие воины алы, тоже был родом из провинции Мавретании Цезарейской, но только он был уроженцем города Тагисиса.

От долгой походной жизни лицо у Цельзия стало тёмным и обветренным, а от пристрастия к неразбавленному вину и от неумеренного его возлияния изрядно одутловатым, и всё к тому же покрылось глубокими морщинами, как у какого-то семидесятилетнего старца. За глаза воины прозвали старшего декуриона «Дедом» (или «Стариком Цельзием»). Пагубное пристрастие к вину не раз уже приводило Цельзия к не очень приятным последствиям, однако Лузий в последний момент его почему-то жалел, и только благодаря префекту гетула до сих пор с позором не выгнали со службы. Но однажды его всё-таки за пьяную потасовку, закончившуюся смертью одного из воинов, разжаловали в простого вояку, и лишь только заступничество Квиета позволило ему восстановиться в прежнем звании.

Сейчас старший декурион стеганул хлыстом коня и, нагнав префекта, спросил у него:

– Лу-у-узий, я могу к тебе обратиться?

Префект отмолчался, но гетул проявил настойчивость:

– Вот скажи мне… ну а как ты думаешь, к вечеру мы доберёмся?

Лузий Квиет не ответил, так как по-прежнему был погружён в свои мысли и ему было не до пустых разговоров. Да и переживать ему не стоило. По правде сказать, но на участке от Кастры Мартиссы и до Виминация, на протяжении целых ста пятидесяти миль, где отроги Гема (ныне Балканские горы) встречаются с рекой, на стыке Верхней и Нижней Мёзии, рубежи империи защищались надёжнейше. Здешний правый берег Истра густо был усеян крепостями-кастеллами, так что казалось – находясь на башне одной, непременно добросишь копьё до башни другой. И в каждой кастелле (в каждой, без исключения) находились гарнизоны, состоявшие из одной-двух центурий.

Граница с даками уже который год считалась неспокойной, и потому охранялась как никакая другая. И даже на Парфянской сейчас находилось меньше легионов, конных вексилий и номерных когорт.

Так и не дождавшись ответа, Старина Цельзий не обиделся и задал ещё вопрос:

– А ты хоть что-то слышал, Лузий, про Дробеты?

– Ну, что? Что ещё такое?! – очнулся от раздумий префект.

Цельзий же по-прежнему не унимался:

– Говорят, что даки не просто напали на них, а использовали при этом привычный для варваров подлый приём…

– И какой же такой приём они использовали?

– Они напали ночью. Не-ет, нет-нет, даже скорее и не ночью, а где-то под утро. На рассвете. И напали прямо на Мост, – вновь попытался разговорить префекта старший декурион.

– Ха-а-а! А хотя бы и днём это бы случилось, – наконец-то, отреагировал на высказывание назойливого гетула Квиет. – Что с того? Да и какая нам разница? Война есть война! Тут каждый поступает по своему усмотрению… Разве я не прав, Старина Цельзий, а?

– Ну-у, да… ну, да… Но… но-о ведь даки напали без объявления войны, и при этом их было намного больше наших! На Дробеты напала тьма варваров!

– Целая тьма?!

– Ну, конечно… Тьма-а! Их было больше в десятки раз!

– Да хотя бы и в сто, Цельзий!

– А ещё им удалось сжечь три крепости, защищавшие Мост. Камня на камне от этих кастелл уже не осталось. А четвёртая – еле ещё держится. А также взяты ими и сами Дробеты…

– О-о, они тоже уже взяты, говоришь?! – нахмурился Квиет.

– И они.

– Хм… слушай, а новость эту тебе кто успел сообщить?

– Ну, как кто?

– Сорока её на хвосте принесла?

– Не-е-ет…

– Ну так кто же?

– Это гонец разговорился.Ну точнее, я его разговорил.

– Мда-а-а… А ещё он тебе о чём проговорился, а? Или ты всё это выдумал? Цельзий, у страха же глаза велики.

Гетул, не распознав иронии в словах префекта, или же сделав только вид, что ничего не понял, всё ещё не желал униматься. За этим разговором он надеялся хотя бы отчасти подавить охватившее его беспокойство от неопределённости и предчувствия, с чем им предстояло уже вскоре столкнуться. Всё-таки у них была не обычная прогулка, и они направлялись не куда-нибудь, а в самое что ни на есть пекло. Туда, где уже вовсю даки схлестнулись с римлянами. Ну а эти самые даки, были ещё те воины! Как утверждали сведущие люди, эти даки принимали свою смерть легко и со смехом, они так же были свирепы и в схватке никого не щадили. И это не раз доказывали в многочисленных битвах.

А ещё Старина Цельзий знал, что уже вся Дакия была усеяна останками так и не погребённых по-человечески римских легионеров. Дакия стала для них настоящим огромным кладбищем.

– Лу-узий, ну а ты ещё слышал? – продолжил гнуть своё гетул. – В Риме жрецы открыли двери храма Двуликого Януса. А это что значит? А это значит, что Сенат согласился с желанием принцепса и… он объявляет Децебалу войну! И потому Божественный со свитой уже в Салоне. Прибыло туда множество кораблей. Больше трёхсот. И на них – войска! Четыре… Не-ет, пя… Да, да, пять… Нет, даже семь легионов. Точно, их уже семь! Не меньше! Гонец мне об этом сообщил. И они уже разгружаются в портах Салоны и Пулы, и вскоре направятся в сторону Дакийской границы.

– Це-е-ельзий, как же ты мне надоел! – не выдержал Лузий. – И что ты пристал ко мне?! Тебе не лень все эти сплетни собирать, а потом ими меня потчевать…Я сыт уже ими! По горло!

– А что, по-твоему я что-то не то говорю? – отреагировал декурион.

Квиет на это ничего не ответил. Складка на лбу у префекта проступила ещё отчётливее.

Откровенно говоря, Старина Цельзий префекту до того надоел, что казался сейчас уже хуже горькой редьки. «Вот же пристал?.. – зло подумал префект. – И всё никак от меня не отвяжется!»

– Лу-у-узий, а…а-а-а…а ты зна-а-аешь?

– Ну-у, что?! Что ещё у тебя?! – Квиет всё больше раздражался. Цельзий стал сейчас уже совсем невыносимым.

Увидев перекошенное лицо Квиета, декурион-гетул осёкся и сразу же напрягся. Он знал, что это выражение означало. В такие минуты Лузия лучше было не трогать и не выводить окончательно из себя.

Однако через некоторое время складка на лбу у Лузия разгладилась, и он уже в более спокойном тоне декуриону-гетулу ответил:

– Цельзий, пойми же одно… Ну всем же уже понятно, что будет скоро… Принцепс ничего не спустит дакам. И он настроен против них как никогда по серьёзному. Говоря по-простому: даки нарвались. И с ними будет действительно новая война. Но давай не будем это сейчас с тобой обсуждать. Ну сам же понимаешь, не нашего это ума дело. Кто мы? Мы – воины! На службе у империи! Что нам прикажут, то и будем выполнять! Так ты меня понял?

– Да. Да, я всё понял… – мотнул головой старший декурион-гетул и после этого он надолго притих и даже поодстал.

***

Где-то двадцать семь, а может и все тридцать лет назад Лузий Квиет имел другое имя. Он до сих пор помнил, что в действительности звали его с рождения Мабуале.

Странное это было имя.

И совершенно оно звучало не по-римски!

Сейчас высокий, отменно сложенный, с развитой мускулатурой натренированного атлета, стяжателя олимпийских лавровых венков, ещё не в годах (точно возраст свой он всё-таки не знал), а также с блестящей и очень тёмной кожей, и с пышной копной курчавых волос, префект Лузий Квиет когда-то жил в племени, которое обитало далеко к югу от Великой Ливийской пустыни (которую местные племена называли Сахрой или Сахарой). Он жил у величаво нёсшей мутные жёлтые воды Ленивой реки (эту реку сейчас называют Нигер).

Отец Лузия-Мабуале был вождём.

И у него от младшей, четвёртой жены, родился Лузий.

«Как же называлось их племя?.. Чииаари? А-а-а… Ачиари? Нет, кажется всё-таки Чиингириари?»

Лузий Квиет так и не мог вспомнить, как же родное ему племя точно называли. Просто он тогда был ещё слишком мал.

***

Соплеменники Лузия ловили рыбу в реке. Это они делали на утлых лодчёнках, а иногда и у берега. А ещё они собирали различные плоды с деревьев, и понемногу возделывали землю. А также охотились. Чаще на антилоп, коз, жирафов и мелких птиц. И ещё они ставили на зверей и птиц сети и ловушки.

Их племя постоянно окружали опасности. Оно враждовало со многими соседями.

Особенно с теми, которые обитали за густыми чащами на противоположном берегу Ленивой реки.

И вот однажды эти воинственные и зло настроенные соседи, прикрыв лица устрашающими масками, глухой ночью напали со всех сторон на деревню Лузия-Мабуале и выкрали его. Ему тогда не исполнилось ещё и шести лет.

Его не убили ради ритуальной жертвы, и не съели, как делали это с некоторыми захваченными детьми, а продали светлолицым купцам, привёзшим откуда-то с севера соль.

Купцам Лузий понравился, и те прихватили его с собой. Три месяца они находились в пути.

Вначале на лодках они поднялись по Ленивой реке до тех мест, где заканчивались леса. Лузий впервые увидел саванну – бескрайнюю степь, изредка оживлявшуюся рощицами пальм и полнившуюся стадами слонов и антилоп, ну и стаями птиц. За саванной начинались бескрайние пески Великой пустыни. Люди, обитавшие в ней, называли её Сахарой.

По истечении третьего месяца караван подошёл к большому городу. Город этот был Ламбесом. Населяли его в основном светлокожие.

Там, на невольничьем рынке, и продали чёрного мальчугана, самого младшего сына вождя.

***

Будто испугавшись чего-то, дорога метнулась в сторону от реки. Резкий поворот (удивительный для славящихся безупречной прямотой римских дорог) и неожиданно взору двухсот всадников предстала Бонония…

Всадники ещё обогнули вершину, сглаженную как стол, выделявшуюся на фоне соседних лесистых сплошной скалистой проплешиной, и достигли мильного столба. От этого столба дорога разветвлялась.

Одна ветвь её, пересекая речушку Тимак, устремлялась к Ад Аквасам и дальше – к Железным воротам (зажатому Дакийскими горами и Гемом узкому ущелью, через которое прорывался в привольно равнинную Мёзию Истр), а другая, короткая, совсем уж коротенькая, спешила к Бононии.

Полторы-две тысячи вышедших в отставку легионеров, с семьями и рабами, образовали вначале поселение-канабу при крепости, выбранной для пребывания командующего легиона II Скифского. Вскоре легион перевели в Дуростор, а поселение-канабу преобразовали, и она приобрела муниципальные права.

На десять-пятнадцать миль к югу и северу от Бононии землю очистили от леса, и теперь этот небольшой городок окружали сады, поля, засеянные злаками, в основном пшеницей, встречались и виноградники. Бононийцы из винограда давили вино, и как кельты и германцы из ячменя варили варварский хмельной напиток пиво. Их глиняные кувшины, большие амфоры для зерна и кубки использовали в хозяйстве не только жители долины Тимака, но широко расходились они и по всей остальной провинции, и даже встречались далеко к югу – в Македонии и Иллирии.

За стенами, выложенными из аккуратных плит песчаника, виднелись черепичные красные крыши домов, купола нескольких храмов, купол общественной бани-термы и небольшая (примерно на тысячу двести зрителей) цирковая арена, где проводились гладиаторские бои.

– Может свернём туда? – спросил вновь подъехавший к префекту старший декурион Дед.

– Нет, не будем никуда сворачивать! – бросил раздражённо в ответ Лузий

– Ну, там же можно на славу заморить червячка! О-о, там умеют готовить. Да и вино в Бононии недурственное. Я знаю там одну таверну, которая называется «У Лупианы». Я их вино уже не раз попробовал, – заметил гетул, и при этих словах он закатил глаза, и непроизвольно и смачно причмокнул. – Особенно оно хорошее, если не тёплое… И если по-варварски его не разбавлять водой! Тогда оно хорошо ударяет в голову!

– Я же сказал, что не будем сворачивать! Остановимся теперь только в Ад Аквасах! И об этом сообщи остальным, – ответил гетулу Лузий.

Квиет всем своим видом дал понять, что обсуждать это решение не намерен. Сегодня гетул-декурион ему показался особенно назойливым.

С ним они были знакомы давно. По времени почти столько же, как и с другими декурионами из его алы, с неграми Квартом и Шадаром. Но вот к этим своим давним друзьям, к двум, как и Лузий, здоровенным неграм, у префекта практически никогда не возникало претензий, ну а за то к Цельзию… О-о, их с избытком хватало.

Однако Лузий скрипел зубами, играл желваками, но мирился с выходками этого декуриона. Всё-таки ими уже столько пережито, и столько пройдено испытаний! И даже на службу в армию Рима они завербовались почти что одновременно. И потому Лузию приходилось все выходки Цельзия как-то сносить.

Ну а у этого Цельзия язык в последнее время уж совсем что-то развязался. И Цельзий чесал им неостановимо, как какая-та торговка с рынка. Ну не мог он долго держать свой язык за зубами. И по мнению Лузия, это был его главный недостаток, если не считать ещё излишнее пристрастия и к вину.

Не успел Лузий в сердцах строго отчитать надоедливого старшего декуриона, как раздался хруст от сломанных сухих веток и послышался вновь возглас. Уже откуда-то с боку, с обочины дороги:

– Я приветствую тебя префект! Будь здоров!

Квиет осадил коня, и оглянулся.

У него невольно поднялась бровь, потому что он увидел, как к мильному столбу подошёл седовласый, жилистый, и по виду действительно старый римлянин. У этого незнакомца лицо выглядело пугающе и необычно. Оно было сильно изуродовано несколькими шрамами. Одного глаза у него вообще не было, и прикрывала отсутствующий глаз широкая чёрная повязка. На ногах у незнакомца были легионерские тяжёлые калиги, подбитые гвоздями. Старик опирался на посох. За спиной у подошедшего был холщовый мешок. Видно незнакомец направлялся из близлежащего поместья в город.

Квиет несколько сурово обратился к одноглазому и неприятному старику:

– И я приветствую тебя!

– Юпитер Вседержатель и Громовержец, а также и другие Олимпийцы пусть вам будут в помощь! – откликнулся незнакомец.

– И тебе того же я желаю! – поддакнул незнакомцу префект. – Кто ты такой?

– Я?

– Ну, да!

– Я – Авлет Орозий, префект.

– Это ничего мне не говорит, – ответил старому римлянину Лузий. – Скажи-ка лучше, ты вроде бы из бывших… Ты служил ведь в легионах?

– Да!

– И где ты служил?

– Я бывший центурион V легиона Жаворонки, – пояснил старик.

– А-а-а! Знаю-знаю. Того самого легиона Жаворонки, который полностью пал с Фуском, – Квиет не сдержался и усмехнулся. – Выходит не весь V Жаворонки пал?! Кое-кто из того легиона всё-таки остался и в живых… А-а?

– Было дело, префект, – не смутившись, ответил одноглазый. – Но меня, за то, что я выжил, тебе не стоит укорять!

– Почему же? Ты же, наверное, быстро бегаешь? И успел во время показать дакам свою спину? – возразил префект.

– Но это не так!

– Да-а, ну-у…

– Никто из нас тогда не спасовал. Клянусь Юпитером, префект!

– Ты именно так считаешь, Авлет?..

– Да!

– Хм-м…– и Лузий при этих словах вновь усмехнулся. – Ну, ну…Ты, разумеется, можешь и по-своему сейчас утверждать…

– Префект, не подвергай мои слова сомнению! Всё было именно так, как я говорю! Клянусь не только Юпитером, но и Марсом! Мы бились с даками до последнего! – возразил старик. – И ещё раз повторю: никто из наших тогда не дрогнул, и не проявил малодушие! Мы не показали варварам свои спины! Мы были не трусы, и бились отчаянно! Бились все! И мы не уронили чести V Жаворонки. А ведь этот легион был сформирован ещё самим Цезарем, который первое время содержал его на свои личные средства. У нашего легиона было славное имя. И славное и совершенно незапятнанное прошлое.

– О-о, да-а! Да-да-да… – язвительная улыбка по-прежнему не сходила с лица префекта.

А неприятный на лицо старик упрямо продолжил:

– Я могу напомнить, что наш легион участвовал в завоевании Галлии, сражался в Африке и Германии, подавлял возмущение батавов в низовьях Рейна, и только в Дакийскую кампанию ему не повезло, префект. Потому что он попал в устроенную даками ловушку.

– Что, получается, вы всё-таки бились все до последнего тогда? И никто из вас не сдался?

– Ни один из наших добровольно не сдался, префект.

– Ну а ты сам-то почему тогда выжил, центурион? Можешь объяснить, почему ты вот сейчас стоишь передо мной? Живой и… и здоровый.

– Я выжил случайно, – ответил старый легионер. – Потому что был ранен. И из-за этого на какое-то время я потерял сознание. Даки подобрали меня и не стали добивать, а решили сделать своим рабом. Ну а после их поражения они вынуждены были меня освободить, и теперь я вот живу здесь, у самой границы с ними.

– И как тебе было у даков в плену? – уже одноглазого старика спросил старший декурион-гетул, выглядывавший из-за спины Лузия.

– Жилось мне не сладко.

– А поподробнее можешь рассказать? – поинтересовался Дед.

– Мёдом, конечно же, меня они не потчевали, – ответил одноглазый старик. – Впрочем, у меня всё-таки был выбор. Вот поверьте! Даки ведь предлагали мне свободу, если я приму их веру и стану таким же, как и они. Но я… Я отказался от сделки с ними. И скажу ещё так: даки хотя и суровы, однако же и справедливы. Без причины они меня не обижали, это тоже надо признать.

– И сколько ты пробыл у даков в плену? – спросил Авлета Орозия уже Квиет.

– Почти семь лет.

– Ну, допустим. А вот скажи мне: ты видел царя даков?

– Да, видел. Как тебя сейчас! – ответил префекту одноглазый бывший центурион легиона V Жаворонки.

– Ну и каков же он? – переспросил Квиет. – О нём много говорят сейчас. Земля о дакийском правителе теперь полнится различными слухами… И не знаешь, где правда, а где ложь. Вот и расскажи, что знаешь ты?

Бывший центурион задумался и через какое-то время переспросил:

– Хочешь услышать моё мнение о дакийском царе, префект?

– Да, хочу.

– Хорошо. Тогда слушай! Децебал – действительно воин! И не простой, а один из величайших ныне воинов! Он хотя и враг Риму, но это следует признать! Одно время я у него был в услужении. Я четыре раза пытался бежать из плена, но всякий раз меня ловили. И после четвёртой попытки мне подрезали сухожилия. И теперь я еле хожу. Однако после последней победы нынешнего принцепса, мне даки были вынуждены вернуть свободу.

– А расскажи ещё о Децебале? – не смог скрыть своего любопытства Квиет. – Что ты знаешь о нём?

– Ну, что ж, могу и ещё кое-что о нём рассказать…Если у тебя есть время и ты не спешишь, префект…

– Я вообще то спешу, но тебя всё-таки готов выслушать, Орозий, – ответил Квиет. – Но только не тяни, давай, рассказывай. Ты же был с Децебалом получается близко знаком…

– Ну, ла-адно, слушай тогда, – и одноглазый старик, бывший центурион V легиона Жаворонки, усмехнулся, и от этой усмешки его изуродованное лицо вдруг окончательно перекосило, и оно стало ещё более неприятным, и даже каким-то не живым, а уже похожим на маску. – Вот скажи, префект, почему у даков на всех их знамёнах изображаются волчьи головы? Ты знаешь, почему?

Квиет пожал плечами.

Орозий же продолжил:

– У даков имеются свои родовые знаки. Как и у других варваров. Такие, как у тех же пиктов в Британии или кантабров в Иберии, и-или…

– Да, знаю-знаю… Говори по сути!

– А потому, что у Децебала родовой знак – волк.

– Волк?!

– Вот именно! Волк! Он достался ему от его предков – вождей из сарматского племени дахов, которое пришло в землю фракийцев примерно семь поколений назад. Теперь у даков везде изображён этот хищник. И именно дахи сумели объединить все северные фракийские племена, и те переняли своё название у пришельцев, немного его переиначив на свой манер.

– Хорошо! А опиши, как выглядит этот самый Децебал? – продолжил расспрос Квиет. – И какой у него норов? Мне это любопытно…

Старый центурион охотно продолжил:

-Децебал – не высок и коренаст, но сила у него… О-о! Ого-го! Силища у царя даков – неимоверная. И лучше него никто из даков не владеет мечом. Да и среди римлян, я так думаю, мало найдётся ему достойных противников. У него имеется именная фальката. Огромная и кривая. Этой фалькатой он может любого одним ударом разрубить на двое! А ещё он отменный стрелок. Я тому свидетель. Стреляет царь даков не хуже скифов. Ну и про дерзость и отвагу его вообще ходят легенды. Однажды он в одиночку отбился и обратил в бегство целый отряд из тридцати сарматов. А ведь сарматы – славные вояки! Он, кажется, ничего в этом мире не боится. Да что в этом мире?! Он не боится даже своего всемогущего бога, которого даки зовут Замолксисом! И даки своим царём безмерно восхищаются. И все они, ну почти все, его поддерживают. И… и боготворят. Так что Децебал – очень серьёзный противник для Рима! И его недооценивать ни в коем случае нельзя!

Квиет уже расхотел дальше слушать и махнул рукой:

– Удачи, старик!

И больше ничего не добавив, префект тронул своего коня.

Квиет, помимо этого одноглазого бывшего центуриона, то же уже кое-что слышал о Децебале. О нём и так уже во всех тавернах империи говорили! И имя Децебала у всех было на слуху.

«Да-а, это действительно был серьёзный противник! И он вновь бросал вызов Риму! Бросал его уже не в первый раз…»

Квиет направился в голову колонны.

За префектом тут же галопом двинулись на конях Цельзий и ещё парочка воинов.

А уже вслед им старый одноглазый центурион, понизив голос до шёпота, произнёс:

– Я надеюсь, что уже в этот-то раз Децебала вы окончательно доломаете… Сверните ему, наконец-то, шею. И да помогут вам в этом благостном деле Юпитер Великодушный, Марс и Фортуна Всеблагая…

И одноглазый старик, бывший центурион полностью уничтоженного даками V легиона Жаворонки, а теперь гражданин приграничной Бононии, ещё долго провожал взглядом удаляющуюся колонну римских всадников во главе с негром-префектом…