Дома было подозрительно пусто. Похоже, все мои бравые музыканты, почуяв свободу, разбежались, как крысы с охеренного непотопляемого корабля.
— Соберу новую группу, — решил я. — И вообще, мне нужен диван. Сандра! Я хочу диван.
Я стоял, шатаясь, у стены.
— В смысле, мне что, диван тебе сколотить? — не поняла Сандра.
— Сколотить я сам могу. Но мне нужна какая-нибудь шкура, чтобы натянуть… Ну, покрыть. Ты понимаешь. Есть материалы? У тебя там вроде какой-то пуфик новый дома появился, может, осталось чего?
— Осталось, — вздохнула Сандра. — Давай, сделаем это вместе.
В такие моменты нельзя не любить виртуал. Пять минут — и я уже валяюсь на диване. И как раньше не додумался? На репточке диван — это вообще первейшее дело. Так и воображаю — вот лежу я, пьяный, гениальнейший, и вполглазика наблюдаю, как репетирует моя команда.
Эх, хорошо!
— Мёрдок, не отстану! — сказала Сандра, пристроившись на свободном уголке. — Я знаю, как у тебя мозг работает. Ты уже на миллион световых лет от наших проблем.
— Слушай, да чего ты гонишь? — поморщился я. — Твоя работа — имеет смысл. Ты встречаешь новичков, ты вкуриваешь их в ситуацию. Можно сказать, ты задуваешь им паровоз ситуации.
— Думаешь? — покосилась на меня Сандра.
— Пф! Я не сказал, что твоя работа — не херь собачья. Но она, по крайней мере, действительно имеет смысл. Непись на твоё место поставить можно…
— Так она ж и стояла. Я её подсидела, по твоей наводке.
— Вот и говорю — можно. Но живой человек всё равно лучше. Вот Вивьен уже так прокачалась, что некоторые недоумки от живой бабы не отличают. А всё равно — дура дурой. Либо вот такая вот встретит человека — в лучшем случае — либо ты.
— Хм, — сказала Сандра. — Никогда об этом так не думала… Для меня моя работа — это просто занудная обязаловка, которая помогает не платить штрафы и чего-то ещё зарабатывать. А чем остальные работы хуже?
— Бля, ну не заставляй ты очевидные вещи объяснять…
— Ну если я не понимаю!
— Сандра, это — виртуал. Понимаешь? Тут можно кликнуть мышкой, и у каждого есть дворец с бассейном, автопарком и гаремом неписей, личный самолёт — всё, что угодно. Это рисунки, прах, шелуха. И большинство людей с серьёзными выражениями хавальников эти рисунки… Бля, да ладно бы «рисуют». Ладно бы «собирают», как пазлы. Просто тыкают пальцем в одно и то же место, чтобы появился этот самый рисунок, нарисованный, по факту, кем-то другим. Вот как мы сейчас с тобой диван сделали. На что мы, б**дь, потратили пять минут серверного времени?!
— Ну согласись, что было бы неправильно, если бы этот диван просто появился тут по твоему желанию.
— Ну согласись, что было тупо тюкать молоточком по дощечке, чтобы дощечка превратилась в диван?
— Мёрдок…
— Создатели ссут делать что-то новое, — перебил я. — Они изо всех сил цепляются за известную им жизнь. И изо всех сил пытаются нас чем-то занять. Вот — диван сколотил. Дом построил. Скоро — помяни моё слово — залёты и роды присобачат. А чего? Месячные ведь уже внедрили. Мы присутствуем при эпохальном переломе понятий. То, что планировалось, как идеальная загробная жизнь, превращается в унылую альтернативу жизни обычной. А помнишь Мэйтату?
— Не надо про Мэйтату! — простонала Сандра.
— Нет, как раз надо. Он — врач охеренный. И что, ты думаешь, он мне за стаканом как-то сказал? Что он вообще не знает, чем тут заниматься. Люди не болеют, медицины нет. Но Мэйтата-то умный, он молчит, он только тут, под покровом травы мне сказал…
— Травы, хозяин?! — встрепенулся в сторонке осёл. — Я могу съесть…
— Лимузин, фу! — рявкнул я. — Так вот. А сколько врачей не молчит, а? Сколько из них регулярно ноют, что не могут самореализоваться? И скоро запустят вирусы. Да лет через пять никто даже под микроскопом не отличит выдуманной реальности от настоящей! Самое смешное начнётся, когда для химиков и космонавтов начнут рисовать всякую выдуманную херню, чтобы они её «открывали» и радовались. Сандра, это ж п**дец, апокалипсис! Но этот апокалипсис можно предотвратить, если люди перестанут послушно жрать эту тупую жвачку!
Сандра слушала меня очень внимательно, смотрела в глаза, не моргая.
— Но — хер, — грустно подвёл я черту своим излияниям. — Это элементарная статистика. Девяносто пять процентов людей — стадо, лишённое своего разума. Им нужен кто-то, кто ткнёт пальцем и научит, что делать. Выполнять простые действия отсюда и до обеда. И чтобы жопа в тепле. И чтобы жрачка вкусная. Вот они и очутились в своей идеальной среде. Моя аудитория — те пять процентов сухого остатка. И что, мне ждать ещё сто лет, пока эти пять процентов начнут составлять число, похожее на что-то приличное? Заморозьте меня в криогенной камере. Только пьяного.
От таких откровений я даже протрезвел. Грустно стало, холодно и дискомфортно. И башка заболела. Выпить надо. Категорически. Ну вот что у меня за жизнь, а? И самому ведь — тошно и противно.
— Мёрдок, ты был таким искренним, — сказала Сандра. — Я тебя ещё никогда таким не видела.
— Видела бы ты меня, когда я хрен камере показывал… Кажется, уже даже понял, почему. Эти мудаки очередное дно пробили. Из всего этого балагана устроили реалити-шоу. «Семейка Осборнов», б**дь!
В этот момент открылась дверь, и в дом стали заходить левые и непонятные люди. А главное — стрёмные. Они пугливо озирались и останавливались недалеко от входа.
— Э, алё! — гаркнул я, чтобы их немного подбодрить. — Х*ли тут забыли?
— Я-а-а-а… М-м-мы-ы-ы-ы… — заблеяли задроты.
— Пап, всё нормально, — сказал Коля, боком входя в дверь. — Это со мной.
— Коля, блин…
— Мы тихонечко. Пойдёмте в подвал, господа, быстрее!
И они прошли в подвал.
Последним в дом зашёл, внезапно, Дон.
— Здрасьте, — приветствовал я его. — А ты чего — тоже в оппозицию? Это ж надо было так нажраться средь бела дня… Дон, ты же мэр!
— Оппозицию? — нахмурился Дон.
— Ага. Херово у тебя осведомители работают, если вообще. Вон, в подвале у меня ячейка лютых протестантов против режима создателей. Скоро напьются и пойдут Кремниевую долину поджигать.
Дон посмотрел в сторону подвала, мудро покивал и обратился ко мне:
— Ты так и не зашёл.
— Дела, Донни… Сам видишь, не просых… Эм… Не продохнуть, во.
— Так и подумал. Слушай, Мёрдок, есть дело. И я надеюсь, что это дело тебя заинтересует. А главное, мы оба извлечём огромную пользу.