Гномик Умпин стоял при ослепительно ярком лунном свете, как бы размышляя, продолжать ли нам быть разными существами или превратиться в одно целое.
— Вот так мы тут все стоим и стоим при лунном свете, — произнес он, наконец.
Тут меня охватило сомнение. Все как-то переменилось, мне показалось, что и сам Умпин начал бледнеть, более блеклым стало его лицо, а зеленый костюмчик не таким ярким.
— Значит, это был всего-навсего сон, — вынужден был признать я.
Грустно было согласиться с этим, хотя сон был отнюдь не только приятным. Но тут лицо гномика снова стало более отчетливым.
— Милое мое солнышко, Кристоффер Поффер, — начал он. — Разве бывают всего-навсего сны? Сказать «всего-навсего сон» так же глупо, как сказать «просто действительность», ведь маленькие принцы Пофферы живут в своих мечтах точно так же, как и в той стране, из которой они убегают в мечты.
Я стоял и смотрел на запорошенный снегом лед, покрывший тритоний пруд. Под этим снегом и льдом затаились все мои летние страхи. И как только снег начнет таять, они снова оживут.
— В общем и целом, ты просто сбежал от всех и вся, — произнес Умпин.
Я подумал, что все-таки нехорошо с его стороны всю вину сваливать только на меня, раз уж мы с ним вместе удрали от летних страхов.
— Когда худшие опасения оправдываются, лучше всего устраниться, — произнес я таким взрослым тоном, каким только мог.
Умпин стоял рядом и мотал своей маленькой гномьей головкой.
— Тот, кто пытается убежать от страшного сна, будет возвращаться в него снова и снова. Страшный сон нужно встречать так же, как волка в лесу.
— Ну и как же это? — стал я спрашивать, ведь мне не так уж часто доводилось встречать волков в своей жизни.
— Коли встретишь страшного волка, ни за что не беги. Не то он побежит за тобой, а волки бегают быстрее принцев Пофферов. Вместо этого надо спокойно стоять и смотреть прямо в самую глубину зеленых волчьих глаз. Тогда волк сам убежит и спрячется от тебя или станет совсем кротким, как ягненок, подойдет к тебе и станет лизать руку. Так же надо расправляться и со всякими там летними страхами, королевами и маршалами.
— Ну, это уж дудки, — решительно возразил я. — Королева настолько скверная, что никогда не знаешь, какую пакость она придумает в следующий раз.
Гном Умпин принялся ковырять снег носком ботинка.
— Каков человек на самом деле, никогда не знаешь наверняка. Может быть, она очень добрая в самой глубине души.
Тут уж я рассердился не на шутку. Решительно выставив вперед свой указательный палец, я сказал:
— Как же это, интересно, она может оказаться хорошей в глубине души, если она бросила нас в темницу?
— Возможны и гораздо более невероятные вещи, чем маленький принц Поффер может себе представить, — произнес он.
Я замер, внимательно вглядываясь в тритоний пруд. Наконец, он снова заговорил:
— Ты все время поддавался летним страхам. Теперь тебе следует показать, что ты сильнее их. Иначе они будут преследовать тебя всю жизнь. Поэтому тебе необходимо вернуться в белый замок.
И уже не в первый раз я подумал, что гномик Умпин произнес очень умные слова. В то же время я не мог представить, чтобы я снова очутился в замке.
— Подумай, а вдруг я потеряюсь во сне, — произнес я.
Гномик Умпин стал переминаться с ноги на ногу, как будто по какой-то причине ему стало не по себе.
— По-моему, во сне потерялось нечто совсем другое — это ключ ко многим вещам. Разве ты забыл, что у тебя на шее висел ключ, и ты ходил, бродил здесь в полутьме, но ты не сумел сделать никаких открытий?
И он посмотрел на меня так, как будто бы открыл большую тайну.
— Кроме того, тритон не может сидеть в тюрьме вечно, — продолжал он. — Это чересчур суровое наказание даже для тритона.
Он дважды произнес слово «тритон», и я замер от страха.
— Я не хочу возвращаться к летним страхам, — громко закричал я.
— Как хочешь, — сухо сказал Умпин. — Но если ты не заберешь оттуда ключ, ты никогда не сможешь вернуться обратно к маме с папой и войти в свой большой дом с верандой и шезлонгами.
— Но ведь я могу позвонить в звонок.
— Конечно же, ты можешь позвонить, но тебе откроют не мама с папой. Если во сне потеряешь ключ от родного дома, тогда обитающие в твоем сне окажутся в твоем родном доме. А живущие в твоем настоящем доме, переселятся в воздушный замок твоих грез и фантазий. Об этом, как и о многом другом, написано в одной очень старинной книге.
У меня пересохло в горле, и я дважды проглотил слюну, прежде чем осознал, что сказал гномик Умпин, но у меня не было никаких причин не верить ему, ведь за все это время он успел сказать мне столько мудрого.
— Не бойся, все будет в порядке, — произнес он, наконец. — Я помогу тебе попасть обратно в лето. Такие путешествия принцам Пофферам без помощи гномов не по плечу.
Я задрожал.
— Держи меня за руку, Кристоффер Поффер, — сказал гномик Умпин.
В следующее мгновенье мы уже стояли там же, на берегу тритоньего пруда. На мне оказался красивый костюм, подобающий принцу. Ночь была почти на исходе. День еще не наступил, едва брезжил рассвет, ночной сумрак только начинал рассеиваться. Тритоний пруд был окутан редким туманом, а небо над ним было алым, как брусника, потому что солнце вставало навстречу новому дню. На берегу квакало множество лягушек, но это были самые обыкновенные лягушки, которых сотнями можно увидеть в лесу каждое воскресенье.
— Кристоффер Поффер, — произнес гномик Умпин. — Сдается мне, я забыл тебе сказать, что гномы не могут приходить в один и тот же замок дважды. Вот почему мне остается лишь пожелать тебе удачи. И если ты будешь смотреть всем опасностям прямо в глаза, то ничего на свете не сможет устрашить тебя.
Это были самые последние слова, произнесенные гномиком. После этого я увидел, как сначала исчезла одна его рука, потом скрылась из глаз и нога, так постепенно таял он весь, возвращаясь куда-то туда, в какое-то неведомое пространство по другую сторону воздуха.
Я остался стоять один в лучах восходящего солнца. Я снова почувствовал, что мои пальчики на ногах совсем замерзли, и лучше было бы натянуть на них сейчас теплое одеяло, ведь я стоял над пропастью. И мне было грустно, потому что я прекрасно понимал, что никогда больше не увижу гнома Умпина.