Глава 10

«Привет, Эллен, это Лео. Хотел тебя кое о чем спросить. Позвони мне, когда сможешь».

Сообщение Лео: четырнадцать слов, время звучания — всего четыре секунды. Однако, прослушав это послание, я чувствую себя заинтригованной, растерянной и, пожалуй, немного раздраженной. Постояв несколько минут в задумчивости, слушаю сообщение еще раз, желая убедиться, что ничего не пропустила. Потом, не услышав ничего нового, удаляю.

Если Лео думает, что после стольких лет можно позвонить мне как ни в чем не бывало, якобы для того, чтобы о чем-то у меня разузнать, и ожидает, что, получив его сообщение, я сломя голову брошусь перезванивать, пожалуй, ему стоит записаться на курсы понижения самооценки и развития интуиции. С его стороны это как минимум бесцеремонно и как максимум — подло.

Чтобы справиться с возмущением, я хватаю щетку и принимаюсь изо всех сил драить зубы. Потом, успокоившись, аккуратно крашу светло-розовой помадой сначала нижнюю губу, потом верхнюю. При помощи бумажной салфетки корректирую контур и интенсивность цвета, поверх наношу прозрачный блеск. Слегка румяню щеки, пудрю лоб и подбородок, черным карандашом подвожу глаза. Теперь еще нанести немного туши да замаскировать круги под глазами — и макияж готов. Я любуюсь отражением в зеркале, улыбаюсь и думаю, что выгляжу очень даже неплохо — впрочем, свет несколько приглушен, так что выглядеть неплохо не так уж сложно. Марго, как и ее мать, и слышать не желает о люминесцентных лампах.

Открывая дверь в комнату для гостей, я пытаюсь убедить себя, что прослушать оставленное голосовое сообщение — это одно, а перезвонить Лео — совсем другое. И в ближайшем будущем я ни за что не стану набирать его номер, а может, и вообще никогда не стану. Поспешно ищу в дорожной сумке свой клатч из змеиной кожи, который ухитрилась не забыть в последний момент. Это прошлогодний рождественский подарок Стеллы, и ей наверняка будет приятно видеть, что я им пользуюсь. Свекровь умеет и любит делать подарки, хотя часто в них присутствует намек на то, что ей хочется видеть меня несколько иной, чуть более похожей на ее собственную дочь. То есть такой девушкой, которая, отправляясь в гости, ни за что на свете не забудет захватить с собой подходящую дамскую сумочку.

В клатч я кладу блеск для губ, зеркальце и упаковку мятных леденцов. Там остается немного места, так что я беру еще и мобильник — на всякий случай. Что это за случай, я пока не знаю, но хочу быть готовой ко всему. Надеваю черные туфли на невысоком каблуке и спускаюсь вниз, где Марго и наши мужья уже сидят за столом на кухне, пьют вино и поглощают сыр и оливки. При этом Уэбб пародирует какого-то клиента, а Энди и Марго смотрят на него и смеются; они сидят рядом и кажутся, как никогда, похожими друг на друга. У них одинаковый овал лица и одинаковые большие голубые глаза, а кроме того, от них обоих веет счастьем и полным жизненным благополучием.

Энди замечает меня, и его лицо озаряется радостью.

— А вот и ты, дорогая, — говорит он, поднимается навстречу, целует меня в щеку и шепчет на ухо: — Какой шикарный аромат!

От меня пахнет чернично-ванильным лосьоном для тела, тоже подаренным Стеллой.

— Спасибо, дорогой, — шепчу я в ответ, внезапно чувствуя себя виноватой перед мужем и свекровью.

Я убеждаю себя, что не сделала ничего дурного, — во всем виноват Лео. Это он загнал меня в угол, создал завесу обмана между мной и теми, кого я люблю. Я не скрываю от них ничего, но зачем мне вообще от них что-либо скрывать? А ведь наверняка придется делать это и впредь, если перезвонюЛео. Вот почему я не должна с ним больше общаться. Не буду ему перезванивать.

Однако, поддевая шпажкой оливку и вполуха слушая очередную историю неугомонного Уэбба — на этот раз о футболисте, предпринявшем неудачную попытку пронести в самолет марихуану, — я начинаю сомневаться. Теперь я доказываю себе, что если не перезвоню Лео, то так и не узнаю, чего он хотел. И чем дольше буду ломать над этим голову, тем неспокойнее будет у меня на душе, тем сильнее Лео и наше с ним прошлое станут омрачать мое настоящее. Кроме того, если я не перезвоню, у него сложится впечатление, будто он до сих пор что-то для меня значит. А это не так. Совсем не так! Пожалуй, лучше перезвонить, ответить на вопрос, а потом проинформировать его, желательно ограничившись четырнадцатью словами, а можно и короче, что, несмотря на все сказанное мной в кафе, у меня сейчас новая жизнь и я не намерена воскрешать нашу с ним дружбу, если, конечно, это подходящее слово для того, что между нами было. Так я покончу с ним раз и навсегда. Я делаю большой глоток вина и мечтаю поскорее вернуться в Нью-Йорк, чтобы разобраться со всем этим.

Однако, дав себе обещание в понедельник утром навсегда изгнать Лео из своей жизни, я весь вечер не могу отделаться от мыслей о нем, даже в ресторане «Вакханалия», где сегодня в полном составе ужинает семейство Грэм. Мне настолько не по себе, что в какой-то момент, после третьей перемены эксклюзивных блюд в сопровождении вин, когорые Уэбб называет «умопомрачительными», Стелла замечает мою рассеянность:

— Все в порядке, милая? Какая-то ты задумчивая.

Ее голос и взгляд полны заботы, но я достаточно давно знаю эту семью, чтобы распознать в вежливом вопросе скрытый упрек. Стелла любит повторять, что общение с близкими ни в коем случае не должно быть формальным — нужно постоянно «проявлять искреннее участие», даже сейчас, в эпоху мобильных телефонов, коммуникаторов и тому подобного, когда все то и дело отвлекаются на что-нибудь постороннее. Ее установка всегда восхищала меня, как и многое другое, — эта женщина, высоко ценя этикет и всякие формальности, умудрялась никогда не забывать о самом главном.

— Извини, Стелла, — отвечаю я, испытывая угрызения совести.

В то же время странным образом после ее слов я начинаю чувствовать себя частью ее семьи, чуть ли не ее дочерью; вдруг осознаю, что сроднилась с этими людьми. Действительно, Стелла всегда была очень мила со мной, а особенно с тех пор, как мы с Энди поженились. Помню, в Рождество, когда мы объявили о помолвке, Стелла подошла ко мне, обняла и сказала:

— Я не заменю тебе мать, но ты всегда будешь мне дочерью.

Вряд ли кто-нибудь скажет лучше. Уж кто-кто, а Стелла умеет красиво выражать мысли и, что еще важнее, говорит то, что думает.

Теперь она качает головой и улыбается, давая знать, что прощает мне рассеянность. А я кое-как выдавливаю жалкие оправдания:

— Наверно, я просто устала. Утром рано поднялись… А потом… все эти угощения…

— Понимаю, милая, — говорит Стелла, поправляя яркий шелковый шарф, который своей элегантной небрежностью подчеркивает ее изящную шею.

Моя свекровь не из тех, кто обижается всерьез или по пустякам. Жаль, это качество не передалось ее дочери, которая может годами дуться на других из-за любой ерунды, что нередко служит поводом для наших над ней насмешек.

Поразмыслив над этим, я почему-то опять вспоминаю Лео, а потом в сотый раз за день решаю, что пора уже наконец выкинуть его из головы, — для этого я изо всех сил сосредоточиваюсь на очередной теме общей беседы, предложенной мистером Грэмом: от него мы узнаем, что в местном клубе привели в порядок поле для гольфа. Однако после трехминутного разговора о клюшках, ударах и поведении партнеров, весьма захватывающего для всех мужчин и, винимо, небезынтересного для Марго и ее матери, я чувствую, что опять теряю нить, и решаю, что дольше ждать невозможно. Надо срочно выяснить, чего хотел Лео. Прямо сейчас.

С бьющимся сердцем я бормочу извинения, выбираюсь из-за стола и направляюсь к ресторанному магазинчику эксклюзивных сувениров, где также находится дамская комната. Вне себя от волнения и страха, я судорожно сжимаю клатч и напоминаю себе безмозглую дамочку из фильма ужасов, которая, услышав ночью странный звук, вместо того чтобы сразу позвонить в полицию, отправляется в ночной рубашке босиком в темный двор посмотреть, что там происходит. И хотя маньяк с топором мне пока не угрожает, кое-чем в данном случае я все-таки тоже рискую. Марго и Стелла могут в любой момент направиться следом за мной и застать меня с поличным. Или Энди впервые за все время решит в конце месяца взглянуть на мой счет за мобильную связь и заинтересуется, кому это мне нужно было столь срочно позвонить в Куинс во время семейного ужина в Атланте.

Тем не менее, я, запершись в кабинке, обдумываю — звонить Лео или послать сообщение? Цепляясь за остатки моральных принципов, я делаю выбор в пользу эсэмэс и торопливо набираю дрожащими руками: «Привет, получила сообщение. Что случилось?» Потом сразу отправляю, чтобы не было соблазна перечитать написанное или вообще передумать. Зажмуриваюсь, опускаю голову.

От осознания сделанного мне становится легче и в то же время еще страшнее — я чувствую себя как алкоголик после первого глотка водки. Ощущение усиливается, когда через несколько секунд телефон начинает вибрировать, а на экране высвечивается номер Лео. Я выхожу из дамской комнаты, и некоторое время стою перед витриной, как бы любуясь керамикой. Потом делаю глубокий вдох и решаю ответить на звонок.

— Привет, — раздается в трубке голос Лео, — я получил твое сообщение.

— Ну и?.. — Я нетерпеливо жду продолжения и без конца оглядываюсь по сторонам, ведь теперь мой разговор могут услышать не только Марго и ее мать, но и мужчины семейства Грэм, если кто-нибудь из них вдруг решит отправиться в туалет, который тут неподалеку.

— Как дела? — спрашивает Лео.

— Нормально, — сухо отвечаю я. — На самом деле мне сейчас не очень удобно говорить, мы ужинаем. Я позвонила узнать, о чем ты хотел меня спросить.

— Понимаешь, — говорит Лео, словно нарочно делая эффектную паузу, — это долгая история.

Я вздыхаю и думаю, что в кои-то веки у мистера Давай-скорей-к-делу нашлась для меня долгая история. И как не вовремя!

— Если можно, я хотела бы услышать ее в сокращенном варианте, — грублю я, все еще не в силах догадаться, о чем идет речь. Будет ли это очередной пустяковый вопрос со фривольным подтекстом вроде того, насчет фотоаппарата? Или Лео захочет узнать, не от меня ли заразился какой-нибудь болезнью? Или ни то и ни другое? Откашлявшись, Лео наконец продолжает:

— Вообще-то я насчет работы. Твоей работы.

Я невольно расплываюсь в улыбке. Значит, он все-таки видел мои снимки. Так я и знала!

— Слушаю, — говорю я как можно сдержаннее, изо всех сил вцепляясь вспотевшей рукой в сумочку.

— Ну так вот, как я уже сказал, это долгая история…

Я делаю несколько шагов в сторону обеденного зала и судорожно выглядываю из-за угла, желая удостовериться, что все Грэмы по-прежнему за столом. Убедившись, что по крайней мере в ближайшие несколько секунд мне ничто не угрожает, я иду обратно в магазин, улыбаюсь продавцам, мол, спасибо, не беспокойтесь, и продолжаю разговор:

— Может, расскажешь?

Лео продолжает:

— Как насчет заказа на фотопортрет? Ты ведь занимаешься портретной съемкой?

— Да, — отвечаю я, сгорая от любопытства, кого Лео хочет предложить мне в качестве натурщика.

Я спрашиваю об этом, заранее готовясь отказаться от предложения. Так и представляю, как скажу ему, что у меня все время расписано на несколько недель вперед. Что у меня вообще-то есть агент, регистрирующий заказы, а в приработке я не нуждаюсь. В общем, что я кое-чего достигла — может, не слишком многого, но мне этого вполне достаточно. Короче говоря, спасибо, конечно, за предложение, но, увы. «Да, кстати, чуть не забыла сказать… Лео, пожалуйста, не звони мне. Не обижайся, просто нам больше не о чем говорить. Ведь правда? Ну, пока!»

И тут Лео, в очередной раз откашлявшись, наконец, раскрывает карты.

— Нужны фото Дрейка Уоттерса, — говорит он.

— Дрейка Уоттерса? — переспрашиваю я, не веря собственным ушам и надеясь, что речь идет о каком-нибудь другом Дрейке, не о десятикратном лауреате премии «Грэмми», живой легенде всех времен и номинанте на Нобелевскую премию мира.

Хотя, конечно, как раз его Лео и имеет в виду.

— Его самого, — подтверждает Лео.

Такой козырь крыть нечем. В старших классах я по крайней мере раз в неделю надевала в школу футболку с портретом Дрейка, которая отлично смотрелась с потертыми джинсами и модными кедами, украшенными черными вышитыми пацификами. Несмотря на то, что с некоторых пор я перестала увлекаться творчеством мистера Уоттерса, он, безусловно, успел обосноваться в моем неофициальном списке звезд, которых я бы до смерти хотела сфотографировать, соседствуя там с Мадонной, Биллом Клинтоном, Мэрил Стрип, Брюсом Спрингстином, королевой Елизаветой, Стингом да еще, пожалуй, Джорджем Клуни, пусть он и казался неуместным в этой компании.

— Ну так что? — иронизирует Лео. — Примешь заказ?

От досады я принимаюсь мыском туфли ковырять пол.

В этот момент я ненавижу Лео: он предлагает мне то, от чего я не могу отказаться. Я ненавижу себя, потому что вот-вот соглашусь. Я уже, кажется, даже почти ненавижу Дрейка Уоттерса.

— Да, — говорю я, переживая горечь морального поражения.

— Отлично, — отвечает Лео. — Позже созвонимся, обсудим детали?

— Хорошо, — соглашаюсь я.

— Как насчет утра понедельника?

— Договорились, позвоню в понедельник.

Я прощаюсь и даю отбой, а потом возвращаюсь за стол с пониманием того, что теперь у меня появился еще один секрет от Грэмов. Тут как раз подают десерт, и я, чтобы скрыть смущсние, с притворным энтузиазмом принимаюсь за крем с кардамоном и глазированным кумкватом.




Загрузка...