Глава 13

Когда Мира в очередной раз посмотрела на меня, я ей подмигнула. Она знала, что это означает. Слегка побледнела и судорожно сглотнула, впиваясь в ладони.

Мы ехали в Болота. Туда решил сослать меня отец поближе к старинному храму с мощами какого-то святого. Впереди за рулем Дмитрий Петрович, которому передали меня, он вел машину, сзади мы с Мирой и еще один сопровождающий очень молодой и явно сочувствующий нам с Мирой. Он постоянно смотрел на меня и тут же отводил взгляд. Что ж я всегда знала, что привлекаю мужское внимание и лицо у меня красивое. Мужчины засматриваются. Когда машина свернула в густую чащу и поехала по узкой дороге я вдруг завалилась на парня и застонала:

– Воды.., – закатывая глаза и падая на него всем телом, заставляя парня подхватить меня за талию. Его глаза расширились, когда он встретился с моим взглядом, – больно…так больно. Они обращаются со мной, как с преступницей.

Мальчишка потянулся за бутылкой с водой, все ещё поддерживая меня одной рукой. Медленно потянула в кармане за нож, продолжая удерживать его растерянный взгляд. Совсем ещё ребенок. Жалко убивать…но и я пока умирать не собираюсь. Если ранить пацана я могу выпрыгнуть из машины и возможно бежать.

– Борис! Не прикасаться! – голос Дмитрия Петровича прозвучал где-то совсем рядом, но я успела выкинуть руку вперед. Этого оказалось достаточно, чтобы вонзить нож пацану в глаз, заставляя его заорать от дикой боли. Я вывалилась из машины, вскочила на ноги и побежала. Услышала, как тормозят другие автомобили, поняла, что люди выскакивают и бегут следом за мной.

Слышала голос Дмитрия, который приказывает не причинить мне вред, а у меня все расплывалось в смазанные пятна перед глазами, и в голове опять нарастал рев. Может быть, я даже успела ранить кого-то из них, метнув нож. Несомненно, успела, потому что до меня доносились стоны и ругань. Казалось, весь мир начал кружиться подо мной и вокруг. От отчаянного понимания, насколько это не вовремя, я застонала, таки падая в снег лицом.

Я лежала в снегу, придавленная весом Дмитрия Петровича, который выкручивал мне руки за спину, бранясь, завязывая мне руки веревкой.

– Что там?! – крикнул Дмитрий своим, затягивая узел потуже.

– Один тяжело ранен. Нужно ехать в Жернова.

Я усмехнулась и дернулась в руках начальника эммм отряда головорезов.

– Пока вы довезёте меня до Болот, я искалечу вас всех.

– Не искалечите. Больше с вами церемониться не будут.

Меня снова мутило и утягивало в беспамятство. Я слышала, как вначале Дмитрий не верил, что мне плохо, не давал Мире приблизиться ко мне. Обрывочные фразы сквозь марево.

– Что с ней? Чем-то заразилась?! Отвечай, сука! С тобой вообще никто не будет возиться. Лично глотку перережу.

– Не знаю, я не знаю. Нужно врачу показать. Чем быстрее, тем лучше. Если живую в Болото не довезете, Лебединский наш шкуру с вас спустит.

– Довезем. До Жернов меньше часа пути. Останемся там на ночлег. Приведи в чувство ее! Быстрей!

Мира протирала мое лицо водой, била меня по щекам, пока я медленно не открыла глаза.

– Держитесь. Скоро в село приедем. Вам поесть надо и отдохнуть.

Дальше я продолжала путь под надзором Дмитрия Петровича. Дурнота начала постепенно отступать, и я наконец-то могла втянуть воздух полной грудью. Если попытаться ещё раз, то все может получиться. Нас меньше на несколько человек. Я могу попробовать сбежать уже в селе. Собственное состояние меня не беспокоило. Больше суток не ела. Скорей всего, голова кружится от голода и от волнений.

– Хорошо знаешь местность, Петрович. Бывал в этих краях?

– Родился здесь и вырос. Северянин я.

Усмехнулась тому, что отвечает мне. Привычка. Не имеет права неучтиво с дочерью Олега Лебединского обходиться.

– Северянин, говоришь? Значит, маму мою охранял, да?

– Верно. Кристину охранял.

– А потом перевели к Макару?

– Я работаю на вашего брата, Ольга Олеговна. Я отцу вашему присягнул в верности после смерти Кристины Леонидовны, которой был верен долгие годы. Меня послали с разведывательным отрядом на ваши поиски. Макар отдал мне приказ. Ваш отец его письменно подтвердил.

Значит, всё же это правда – монаху удалось и отца убедить. Я могла в этом даже не сомневаться. Олег Лебединский никогда бы не принял обесчещенную дочь обратно в семью. Что ж, он всецело в своем праве, но как отец… Я закрыла глаза.

– Что будет с ранеными?

– Их заберут. Как только мы доедем до Жернов определим в больницу там свои люди.

– Борис…

– Борис мой племянник. Он останется в селе. Работать больше не сможет.

Голос Петровича даже не дрогнул, а я смотрела впереди себя на сверкающий снег и на первых путников, едущих нам навстречу в старой телеге.

– Мне жаль. Возможно, врачи сможет вернуть ему зрение. Отец поможет с этим.

– Он сам хотел работать со мной и знал на что шел. Кроме того, он ослушался моего приказа не приближаться к вам.

Я понимала, что теперь сбежать будет непросто. Петрович фанатик. И он будет тащить меня в Болота даже полумертвым.

– Вы служили моей матери. Расскажите мне о ней. Какой она была? Или тоже боитесь со мной говорить?

Он напрягся. Я чувствовала это спиной. Но чего ему бояться? Мои руки связаны, сама я ослабла настолько, что даже не смогла бы пошевелиться. Никуда я уже от него не денусь. Пока. И он, и я об этом знали. Петрович не мог меня недооценивать.

– Мне вас нечего бояться. Не пацан все-таки. В дочери мне годитесь.

– Тогда говорите…Ещё час пути. Расскажите мне о ней.

– Она была очень мягкой и хрупкой. Вы выше и крупнее ее. Издалека Кристина, пусть земля ей будет пухом, казалась совсем девочкой. Особенно рядом с вашим отцом. Она была очень доброй, очень мягкой. Говорят, пока была жива все было иначе и отец ваш был совсем другим. Когда она умерла село погрузилось в траур. Погребальные венки висели на дверях каждого дома, жители молились о ее душе.

А ещё ненавидели меня за то, что унесла ее жизнь своим рождением. Но об этом Данила мне не сказал. Это я уже знала и сама. Моя мать родила красноволосую ведьму, которая забрала её кровь и плоть ещё в утробе. Так говорили обо мне, когда я была маленькой. Не зря же отец запер меня подальше от людских глаз и от сплетен.

– Она умерла сразу после моего рождения?

– Не сразу, – чуть помешкав, ответил , – она прожила ещё более суток и даже успела приложить вас к своей груди, дать вам имя и спеть первую колыбельную.

Мать я видела только на портретах. Она была изображена именно такой, как рассказывал Петрович, но мне было все равно. Она могла быть и уродливой горбуньей. Я всё равно любила бы память о ней как о чем-то светлом и святом. Мёртвые не имеют недостатков – они безгрешны для своих близких, уже потому что их никогда не будет рядом. Мы готовы простить им всё только поэтому. Мне было нечего прощать моей матери. Я сама молила её о прощении.

– Отчего она умерла? Ты слышал, что говорили врачи? Ты ведь стоял под её комнатой, она рожала дома.

– Она истекла кровью. Ни врач, ни акушерки не смогли ее спасти. Такова была её плата за ваше рождение. Она знала, на что идет. До больницы довезти не успели…да и больница в городе, а до города из Жернов два часа пути.

– О чем ты? Как она могла знать об этом?

– После рождения Артема ей запретили иметь детей, и… и ваш отец спал в отдельной комнате. Но кто может удержаться. Видит Бог, она любила его, как одержимая. Они зачали вас…

Он замолчал, а я вспомнила как люди говорили о моих волосах. Говорили, что они окрасились в цвет крови, потому что Олег Лебединский вырезал цыган. Уничтожил даже младенцев. И цыганские ведьмы прокляли убийцу и род его. Конечно, это только слухи. Я не верила в проклятия.

Всю оставшуюся дорогу до Жернов мы молчали. Когда показались первые дома, люди оживились. Их ожидал ночлег и еда, а, может быть, и местные красавицы, готовые раскрыть объятия для парней с парой сотен зеленых в кармане. Я слышала, как они говорили об этом и смеялись, делясь с друг другом виски.

Мы въехали в Жернова через маленький рынок. Несмотря на холодное время года, здесь всё же кипела жизнь, и слышались крики торгашей-зазывал. Появился какой-то внутренний стыд. Какое-то осознание неправильности происходящего. Когда один народ раздавлен другим и влачит жалкое существование. Цыганский городок выглядел убогим и разрушенным даже в сравнении с этим селом. Но надолго ли хватит награбленного? Скоро голод придёт и сюда. Он уже витает в воздухе шлейфом смерти и горя. До весны ещё слишком далеко…

– Дальше на машине не проехать. Только верхом. Возьмем лошадей у местных и на телеге до Болот. В это время года дорога непроходимая даже для джипов.


***

– Смотрите, кого везут в Болота! Смотрите – цыганская шлюшка вернулась с позором домой! Ведьма проклятая вылезла из-под самого Дьявола.

От неожиданности я вздрогнула и обернулась к тому, кто посмел это крикнуть. Какой-то грязный, пьяный мужик, шатаясь, стал у нас на пути и тыкал в меня пальцем.

Рука Петровича напряглась, и он сильнее сжал меня под ребрами, оглядываясь по сторонам на других жителей Жернов, которые собирались на рыночной площади. Нас вез местный, он похлестывал кобылу и старался проехать сквозь толпу.

– Закрой свой поганый рот, псина! Иначе я заставлю тебя сожрать твой язык. Это дочь Лебединского! Кормильца вашего!

– Ещё чего! Не дочь она ему больше! Цыганская подсилка!

– Да! Подстилка!

Вторили ему другие, постепенно окружая нас кольцом.

– Думаете, мы не знаем, как она мужиков казнила и ноги перед цыганом раздвинула?! Тьфу! Проклятая! Бесстыжая! Как смела вернуться?!

– Забить камнями сучку. Из-за неё нас всех Бог покарает. Сожжёт наши деревни, заморит голодом и холодом, и весна не настанет!

– И весна не настанет! – вторили ему, – С голоду помрём из-за неё!

– Забить ведьму!

Первый камень полетел в кобылу, и та дернулась, став на дыбы. Петрович накрыл мою голову рукой.

– Дайте проехать. Прочь с дороги, ублюдки!

Но его не слышали, толпа окружила телегу и отряд людей. Они швыряли в нас камни и комья снега, размахивали вилами и лопатами. Я даже не заметила, откуда они все набежали.

– Отдать ведьму людям! Как во все времена! Казнить шлюху! Цыгане наших мужиков убивали, сожгли сыновей! Цыганские ведьмы мор на скот наслали!

Петрович держался за пистолет, нервно оглядываясь по сторонам.

– Прорывайтесь силой. Разворачивайтесь назад. Уходим отсюда.

Но нам не давали отступить, едва лишь парни выхватили оружие, люди с воплями бросились на отряд.

– Проклятая сука решила сбежать от правосудия. Укрыть свой грех в Храме. Пройти по нашим трупам. Дьявольское отродье

Загрузка...