Любовная игра. Книга вторая

24

Два камина по обе стороны громадного мраморного зала были зажжены. Без всякой необходимости, конечно, но прыгающие, колеблющиеся языки пламени создавали эффектный мерцающий свет, который придавал даже бледной коже Сары золотистый оттенок. Спускаясь босиком по мраморной лестнице с широкой изогнутой балюстрадой, Сара с каждым сделанным ею шагом все больше и больше осознавала, что она делает нечто такое, чего никогда прежде не делала. Она рискует так, как никогда не осмеливалась рисковать в своей безопасной, прозаичной жизни, которую вела всего несколько месяцев назад. И еще она запретила себе спотыкаться, даже когда услышала, что плеск в бассейне прекратился, и поняла, что он смотрит на нее.

Ей нечего было бояться! Не было ничего плохого или неприятного в неодетом человеческом теле, и нагота гораздо менее похотлива или… или соблазнительна чем едва прикрытое тело, которое представляет собой некую тайну. Будь храброй, Сара. Подумай о причине, по которой ты обнажила свое девственное тело, а оно у тебя на самом деле не такое уж плохое!

— Ну? Теперь, когда вы здесь, вы, вероятно, вспомните, что не можете плавать вечно, и помчитесь по ступенькам наверх в вашу комнату, чтобы спрятаться от большого злобного волка?

Он выглядел по-другому с густыми мокрыми черными волосами, прилипшими к голове, но его режущий ухо голос и сатанинская смуглость лица были теми же самыми, какими она их помнила. К черту его!

— Кто это боится большого злобного волка? — искусно передразнила его Сара и, отбросив в сторону короткий японский халат, прыгнула в воду.

Она чувствовала себя хорошо, и ей, безусловно, надо было поупражняться. Как умственно, так и физически, напомнила она себе, проплыв половину длины бассейна под водой и вынырнув на секунду, ослепленная тяжелыми прядями волос, сбившихся ей на лицо.

— Пожалуйста, позвольте мне.

Длинные загорелые пальцы отбросили ее волосы в сторону, и Сара, оглядевшись, поняла, что почти налетела на него.

— Спасибо.

Сделав глубокий вдох, она поплыла кролем в противоположную сторону, но, доплыв, обнаружила, что он уже поджидал там, обогнав ее.

— Итак, вы умеете плавать так же хорошо, как играть в теннис. Вы заставляете меня гадать, каким еще видом спорта вы превосходно владеете.

Насколько ясно он мог различать под водой очертания ее тела? О, черт побери! Теперь она начала размышлять, как представительница викторианской эпохи! Преднамеренно кокетливым жестом Сара откинула волосы с лица назад. Теперь к месту было отпустить что-либо остроумное.

Она сказала застенчиво:

— Ваше дело гадать, а мое знать, не так ли?

И была вознаграждена тем, как напряглись мускулы его лица, пока он смотрел на нее, словно желая утопить.

Не ожидая того, захочется ли ему и в самом деле погадать, она поплыла снова, на этот раз ровно, привычка и тренировка брали свое. Сара умела играть в теннис, плавать и ездить верхом. Все очень хорошо. Весьма посредственно она могла играть на пианино и бренчать аккомпанемент на гитаре, если это необходимо. Отец настоял, чтобы она обучалась всему, что он считал необходимым для леди. Что бы подумал бедный папа сейчас, если бы узнал, что она делает? Даже мысль об этом заставила ее вздрогнуть.

— Я надеюсь, вам не холодно? — На этот раз жалящий голос раздался с довольно безопасной дистанции. — Если да, я могу подбросить больше дров в огонь.

Это означало, что он выйдет из воды, а на нем явно не было плавок!

— Все прекрасно, спасибо! — сказала она бодро.

— Bene![5]

Теперь он явно решил игнорировать ее.

Взявшись руками за поручень, укрепленный на стенке бассейна, и делая упражнения для ног, Сара слышала, как Марко плавает туда и обратно, делая резкие, ожесточенные движения; она чувствовала телом волны и вибрации, возникающие при его плавании.

— Ну, с меня достаточно!

Обернувшись, Сара увидела, что он сидит на краю бассейна, скрестив ноги с такой небрежностью, как будто одет в одни из своих великолепных брюк.

Она быстро отвернулась, сказав слегка заглушенным голосом:

— Значит ли это, что я должна тоже выходить? Это нечестно, потому что я только что пришла.

— Тогда, конечно, делайте то, что вам нравится. И поскольку я забыл полотенце, то полежу здесь у огня, чтобы обсохнуть. Мне не хотелось бы оставлять вас одну, вы выглядите такой маленькой и беззащитной в этой громадной мраморной ванне. На мокром полу легко поскользнуться, или ногу может свести судорогой. Я подожду вас.

Спокойно заявляет об этом, как о непреложном факте, и, конечно, он подождет. Не бойся, Сара! Она три раза проплыла бассейн в длину, прежде чем оказалась готова беспечно встретиться с ним лицом к лицу.

— Это было чудесно!

Сара вылезла из воды и посидела некоторое время спиной к нему, гадая, действительно ли он заснул или наблюдает за ней. Легкий трепет, подобный дрожи, пробежал по ней. Могла ли она и в самом деле выиграть?

Внезапно огонь за ее спиной полыхнул, отбросив уродливые, заплясавшие на стене тени. Она различила его тень, высокий силуэт увеличился, как будто он стоял в угрожающей позе рядом с ней. Неужели он рядом? Она почувствовала облегчение, когда услышала, что его голос раздается с довольно безопасной дистанции.

— Вы явно замерзли, и я подбросил больше дров в огонь. Если вы не намерены сидеть там, глядя в пространство, пока не получите простуду, я предлагаю, чтобы вы сделали то же, что и я, и обсушились у огня. Тут даже пол теплый, — его голос стал язвительным, — конечно, я даю вам слово, что не буду… принуждать вас ни к чему!

Предпочитая игнорировать то, что подразумевалось в его заявлении, Сара сказала коротко:

— Пламя смотрится красиво!

За ее спиной, пока она собиралась со смелостью и делала глубокий вдох, в молчании ждали ее дальнейших действий. Повсюду в мире были статуи и картины с обнаженными телами. А также свободные пляжи, танцовщицы стриптиза и фотографии на центральных разворотах журналов. В конце концов, предполагается, что она тянет время только для того, чтобы отвергнуть его, когда правда обнаружится.

— Пожалуйста, не будете ли вы так добры передать мне халат?

Эти слова невольно вырвались у нее. Недоверчивое фырканье, раздавшееся за спиной, привело Сару в такое бешенство, что она вскочила на ноги и выпрямилась оборачиваясь, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. В его черных, как ночь, глазах отражались огоньки пламени. Гордость заставила ее пробыть в этой позе на мгновение дольше того, чем было необходимо. Хорошо же, если он хочет смотреть, пусть смотрит — черт бы его побрал, и пусть хоть сердце себе съест, завидуя тому, что никогда не будет принадлежать ему.

Обманчиво-невинным движением Сара подняла руки, чтобы убрать с плеч мокрые волосы, по которым капала вода.

— Боюсь, мне ни за что не высушить волосы, если вы не будете настолько галантны и не принесете мне полотенце!

— А что заставляет вас думать, что я галантен?

Его голос раздражающе действовал ей на нервы, почти лишая ее уверенности. Но все же Саре удалось беспечно рассмеяться.

— Я только испытала вас, вот и все. Полагаю, мне следовало бы заранее знать ваш ответ, не так ли?

— Да, я уверен в том, что вам следовало бы знать. — Тембр его голоса изменился на мягкий, и он лениво протянул: — Но почему бы вам не подойти к огню. Мне кажется, вы снова вздрогнули, и мне не хотелось бы чувствовать себя виноватым, если вы простудитесь.

Марко лежал у огня на боку, скрестив руки под головой и положив одну ногу на колено другой. Сара постаралась не смотреть на его мускулистое, стройное, длинное тело, пока он смотрел, не выказывая абсолютно никакой скромности или смущения, на то, как она осторожно продвигается вперед. Для нее было облегчением рухнуть на колени и лечь на живот, отвернувшись от него, словно бы предпочитая внимательно смотреть на огонь.

В молчании, которое, казалось, стало еще более глубоким, Сара внезапно осознала, что слышит музыку. Нежную, мягкую, обволакивающую, подобно чувственным шелковым нитям. «Тристан и Изольда» — тема любви. Только музыка, без всякого вторжения в нее голосов. Безусловно, самая чувственная музыка мира. Музыка, от которой можно потерять голову.

— Я полагаю вы предпочли бы рок-н-ролл, но эта музыка случайно соответствует моему теперешнему настроению.

— Вы всегда полагаете, но на самом деле ничего обо мне не знаете. Ничего!

— В таком случае — мне позволяется узнать?

— Я сомневаюсь, что в этом есть какая-либо необходимость; вам не стоит так беспокоиться! — фыркнула Сара.

Почему он ведет по ней снайперский огонь?

— Но почему нет? Особенно тогда, когда вам удалось создать вокруг себя такую… таинственность. Я заинтригован и признаюсь в этом.

— Ха! — За последнее время Сара полюбила это особое выражение с его громадным числом оттенков.

— Вы не верите мне? Но существует многое, что мне хотелось бы узнать о вас, Дилайт. Например, нравится ли вам массаж? Ваша спина выглядит слишком нервной и напряженной даже отсюда, и это нехорошо. Поскольку я не настолько галантен, чтобы принести вам полотенце для мокрых волос, позвольте помочь вам расслабить ваши напряженные мускулы.

— Я не…

Он безжалостно оборвал ее.

— Лежите тихо. Вы почувствуете только масло, а оно содержит витамин Е, который считается очень полезным для того, чтобы сохранить кожу молодой и упругой.

Не ожидая ответа, он начал массировать ей плечи и шею с легкостью, удивившей ее.

— Не беспокойтесь, — сказал он насмешливо откуда-то сверху. — Я не пытаюсь возбудить вас. Только согреваю и помогаю расслабиться.

О, безусловно! — насмехалась она про себя. Но тщательно взвесив свои шансы, Сара решила, что лучше всего оставаться благоразумной… и ей, безусловно, гораздо безопаснее лежать на животе, чем вскакивать на ноги. В любом случае она не могла сказать, что его пальцы пытались быть более чем бесстрастными, пока они двигались от затылка до плеч, и снова вверх; он казалось, нашел все напряженные точки и заставил их расслабиться. Пока он не спускается ниже по позвоночнику…

— Я сделал вам больно или же вам хорошо?

До этого она не знала, что волк может мурлыкать Он полагает, что она забудет о своей настороженности.

— Теперь вы опять сжались — вы что, никогда не учились расслабляться?

— Я думаю, это было бы намного легче, если бы ваша внезапная показная любезность не сделала меня подозрительной.

— Как вы циничны! Повернитесь, и я докажу вам, что могу быть милым, если это слово означает по-вашему, что мне следует оставаться совершенно беспристрастным. Разве я не могу представить, что вы любимая племянница, например? Или дочь друга?

— Помоги Бог вашим племянницам, если они у вас есть! И я сомневаюсь, что многие ваши друзья позволят вам остаться с их юными дочерьми!

Она вскрикнула, когда его руки ухватили ее за плечи так, как если бы у него внезапно появилось искушение ударить ее головой о мраморный пол.

— У вас очень острый язык, Дилайт, и он может когда-нибудь доставить вам неприятности. Будьте счастливы, что вырвали у меня обещание.

Его голос был настолько угрожающ, что она на мгновение успокоилась, пока лежала, напрягшись, под его руками, которые были достаточно сильны, чтобы разорвать ее на части, если бы он захотел этого.

Внезапно его внимание переключилось на ее ноги, и она вздрогнула. Сначала он массировал ей пятки, а затем, с помощью масла сделав ее кожу мягкой, как шелк, перешел к икрам; он занимался ими достаточно долго, чтобы она снова почувствовала легкое доверие. Только тогда, когда она почувствовала, что вкрадчивое тепло и сила его прикосновений медленно продвигаются к ее бедрам, Сара резко запротестовала.

— Пожалуйста, остановитесь. Этого достаточно. Я теперь полностью расслабилась, и мне хотелось бы вернуться к себе в комнату.

— Я не думал, что вы вдобавок еще и такая трусливая.

Вдобавок к чему? В ее голове мелькнул вопрос, на который она отказалась отвечать.

— Мне все равно, что вы думаете, — холодно произнесла она вслух.

— Хорошо. Тогда, вероятно, я ошибся, думая, что вы боитесь меня по определенной причине. Успокойтесь, вы в полной безопасности, уверяю вас. Поскольку вы вряд ли можете быть робкой, я предполагаю, что страх — всего лишь повод для вашего кокетства.

— Вам не следует чего-либо предполагать! Почему мне следует вас бояться?

— Ну, в таком случае… — С удивительной легкостью и быстротой Сару приподняли и перевернули на спину, словно безжизненную тряпичную куклу.

— Почему вы!.. — Она зажмурила глаза от яркого пламени, на одно мгновение вспыхнувшего в его глазах, и услышала резкий голос.

— Леди не подобает клясться и ругаться, а вы пытались убедить меня за эти несколько недель, что вы истинная леди. Итак, лежите тихо и спокойно, иначе мои руки позволят себе интимные вольности, которые вы отвергаете.

— Разве я не говорила вам, что вы мне не нравитесь? — холодно бросила Сара в его смуглое насмешливое лицо и увидела его кривую от вспыхнувшей гнева улыбку.

— Это так? Как вы неблагодарны, а я-то стараюсь сделать для вас что-то приятное. Почему бы вам, как уже было сказано, просто не лежать и не наслаждаться?

Казалось, легче закрыть глаза, лишь бы только не видеть его. Закрыть глаза и напрячься, противостоять хитрым, коварным прикосновениям его рук к ее нагретой огнем коже с втертым в нее маслом, блестевшее подобно мерцающему атласу, в красно-золотых от блесках пламени.

Он взял ее за плечи, массируя их с обманчивой нежностью, пока не почувствовал едва заметное смягчение мышц. Затем его руки двинулись ниже и, снова почувствовав напряжение, умышленно избегали какого-либо контакта с ее сосками. Очень нежно, чутко поглаживая ее, он достиг твердого упругого живота и опять двинулся ниже, все еще очень легкими движениями. Несмотря на то что она старательно притворилась скучающе безразличной, ему показалось, что он почувствовал под ее шелковой гладкой кожей легкую дрожь, выдавшую ее.

Черт побери эту опытную маленькую насмешницу, которая предпочитает бороться со своими собственными инстинктами, чем слишком легко сдаться! Должно быть, она поняла, что вопрос о ее предполагаемом замужестве с Карло решен. Чего она рассчитывает добиться, разыгрывая из себя воплощенную добродетель? И как долго она собирается ею быть?