Любовь к истории (сетевая версия) ч.13

Амигдала

28 марта, 13:47

Недавно я прочитал интереснейшую статью в журнале Current Biology про одну американку, у которой начисто отсутствует чувство страха. То есть вообще ноль целых ноль десятых. Ученые обвешали ее датчиками, пугали-пугали всеми способами, на которые хватало воображения – никаких отрицательных эмоций. Отправили удивительную женщину на специальную экскурсию в знаменитый хоррор-аттракцион «Санаторий Уэверли-Хиллз» в штате Кентукки. Это заброшенный чахоточный санаторий с нехорошей репутацией, где для любителей острых ощущений разработана целая программа с оптическими и акустическими эффектами, артистами-привидениями и прочими кошмарами. Кто видел сериал «Охотники за привидениями», должен знать эту локацию, она использована в нескольких эпизодах.

Храбрая дама, вся обвешанная датчиками, ни на миг не утратила хладнокровия и даже напугала одного из «призраков», решив его пощупать. Остальные участники экскурсии, обычные люди, при этом визжали от ужаса и просились наружу.

Ночная прогулка по нехорошему санаторию

Причина бесстрашия нашей американки была сугубо медицинская. В мозгу есть миндалевидный закуточек, который называется амигдала. Именно он отвечает за формирование страха.

Вот этот синий пупырышек

При редкой болезни Урбаха-Вите случается совсем уже редкое осложнение, в результате которого амигдала атрофируется. Именно это с несчастной (или, наоборот, счастливой?) американкой и произошло.

Иногда такой опыт ставят над животными. Удалят мыши амигдалу, и она начинает наскакивать на кошку.

А древние инки, как я где-то читал, владели начатками нейрохирургии и умели делать воинам в голове дырку, от которой те становились неустрашимыми. Не иначе достукивались до амигдалы.

Череп древнего перуанца со следами трепанаций

Мне в память врезался один разговор с Егором Гайдаром. Он рассказал, что в их роду у мужчин аномалия: они вообще не понимают, что такое – чувство страха. Таким был дед Аркадий Голиков, таким был отец, адмирал Тимур Гайдар, и Егор Тимурович унаследовал эту странность. Я-то всегда, по внешности и манере говорить, воспринимал нашего реформатора как мямлика-интеллигента и даже когда-то изобразил его таким в рассказике про фею Лимузину. Но это потому что во время написания я еще не был знаком с Егором Гайдаром. На самом деле он был в определенном смысле человеком железным – мне рассказывали люди, наблюдавшие его в разных пиковых ситуациях. Я его спрашиваю: «Неужели вы совсем-совсем ничего не боитесь?». «Только одной вещи. Но очень сильно, – говорит. – Ядерной войны». (Тогда это показалось мне смешным – время ядерных противостояний, по моему разумению, ушло в прошлое. Сегодня, когда у нас снова начинают стращать бусурман атомными ракетами, я бы смеяться уже не стал…. Ладно, я сейчас не про политику, а про биогенератор страха).

Пытаюсь представить себе, каково это – жить вообще без страхов. Хотел бы я так или нет?

Первый порыв, конечно, ответить: да, очень хотел бы!

Страх – ужасно противное чувство.

У Толстого замечательно описано, как Николай Ростов празднует труса, убегая от французов: «Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине».

Сейчас бросит пистолет и побежит

Должно быть, поручик Толстой знал это состояние не понаслышке – оно впечатляюще описано и в «Севастопольских рассказах».

А сколько недостойных поступков и подлостей совершается от страха, сколько ломается судеб.

Нет, решено. Удалите мне амигдалу, пожалуйста. Хочу ничего не бояться. Вообще ничего. Как пел Высоцкий: «Я не люблю себя, когда я трушу».

С другой стороны… Всем наверняка в жизни приходилось делать что-то через страх.

У меня одно из ранних воспоминаний, как мы во дворе зачем-то затеяли прыгать с крыши гаража. Мне было, наверное, лет шесть-семь. Как обычно, нашелся кто-то бесшабашный, а за ним полезли остальные, и я в том числе. Сверху вниз посмотрел – ужас, оцепенение. Особенно когда мой приятель, более смелый, чем я, прыгнул, подвернул ногу и завопил от боли. А я – следующий. Снизу девочки смотрят (они умнее нас, дураков, – не полезли). Прыгнул, конечно. Куда деваться? И впервые в жизни испытал чувство победы – самой драгоценной из побед, победы над собой. Может, не такая уж это была глупость – прыгать с крыши гаража.

Зачем нужен страх с биологической точки зрения, понятно – срабатывает инстинкт самосохранения. Но страх необходим и для развития личности. Страх нужен затем, чтобы у тебя было, что побеждать. Смелость – это не бесстрашие, а умение побеждать амигдалу. Трусость – наоборот. Когда амигдала побеждает тебя.

Страх, гадина такая, очень извивист и живуч. Справишься с одним – обязательно вылупится новый. При этом в каждом возрасте свои страхи.

По мере приближения старости происходит некоторая переориентация амигдалы. Она перестает так остро реагировать на мысли о смерти. Во-первых, из-за физиологии – постепенно демобилизуется жизненная энергия. Во-вторых, по причинам психологическим. Родители, старшие друзья, а затем и сверстники постепенно переселяются в мир иной. Своих там становится всё больше, они заселяют и обживают потустороннее пространство, делая его менее жутким. Они зовут оттуда старика, ждут его, а здесь всё мало-помалу становится ему чужим, непонятным, неинтересным.

В старости у женщины обычно ослабевает мучительный страх быть непривлекательной, нежеланной. Зачем, если всё уже было, всё уже состоялось?

У мужчин ослабевает соревновательность, исчезает честолюбие. (Это вообще-то один из непременных атрибутов мудрости).

Ну а у человека моей профессии, если он относится к ней всерьез, по-японски, как к Пути, есть свой специфический страх. Я много раз слышал от коллег-писателей, находящихся в творческом кризисе, боязливые речи, что волшебное состояние полета никогда больше не вернется. Некоторые, бывает, с перепугу и в запой уходят.

Допустим, у меня несколько иная писательская специальность – я беллетрист. Мне полеты ни к чему, я строю архитектурные конструкции, снизу вверх – так высоко, как умею. Но и это занятие страшноватое.

Однажды, отвечая на вопрос из «почтового ящика», я уже рассказывал про точку peur de manquer. Повторю для тех, кто не видел.

У меня долго болело некое место на позвоночнике, никак не проходило. Ужасно мешало жить. Я даже начал ходить с тростью, как дешевый пижон. В конце концов пошел к одной французской врачихе с китайским дипломом. Она пощупала меня, полистала какой-то фолиант и говорит: «Это у вас болит точка, которая называется Страх Неудачи. Хотите я вам ее вообще уберу? Что-то она у вас очень уж чувствительна».

Какая-то из этих, видимо

Я подумал-подумал и отказался. Невозможно написать живую книгу, если не вибрируешь от страха, что у тебя ни черта не получится. Даже если это просто детектив. Врачиха сказала: «Тогда могу передвинуть точку в другое место, под лопатку. Ходьбе мешать не будет». Поколдовала там чего-то, помяла, пальцем потыкала, и спина прошла. А Страх Неудачи остался.

И что бы я был без этого страха?

Нет, хочу бояться и радоваться победе над страхом.

Не троньте мою амигдалу.

Из комментариев к посту:

from_ulyanowsk

Спасибо, интересно. У апостола Павла было подобное: "И чтобы я не превозносился чрезвычайностью откровений, дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтобы я не превозносился. Трижды молил я Господа о том, чтобы удалил его от меня. Но [Господь] сказал мне: «довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи”. И потому я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова. Посему я благодушествую в немощах, в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа, ибо, когда я немощен, тогда силен”.

firrein

Никого нет. Но, видимо, включается психологический механизм, который компенсирует страх смерти. На бытовом уровне это выливается в веру, что вот ТАМ тебя ждут и ты будешь ТАМ не один.

Моей бабушке 83, у нее остались всего две подруги, и то каждая моложе ее лет на десять. Но смерти она не боится абсолютно. Она о ней просто не думает. "Я, говорит, как телевизор включу, так уже понимаю, что нечего бояться. Мне восемьдесят… сколько? три? Спасибо, забыла. И все равно – вкусно ем, мягко сплю. Конечно, кости болят и глаз не видит, но могу думать, это самое главное. А в телевизоре гибнут постоянно молодые ребята, как в мое детство. Ну, люди дураки, зато у нас хорошо Путин умный, от войны уберег (она очень уважает Путина, после Сталина и Петра он для нее самый лучший правитель). А хуже смерти – это родных забыть (у нас соседка по даче именно так – забыла. Вообще, дочь, внука. Спрашивала, КТО вы? Что от меня хотите? И внук мне по секрету сказал, что лучше б уж она умерла, чем ТАК).

Старики все это видят, и понимают, что отправиться на девятом десятке ТУДА – далеко не самое худшее.