Любовь к истории (сетевая версия) ч.13

Вот раньше были писатели

25 апреля, 12:52

Вы, наверное, читали в детстве или не в детстве повесть «Зеленый фургон», а если не читали, то наверняка смотрели какую-нибудь из экранизаций (их было две). Кто знаком с удивительной судьбой автора повести Александра Козачинского – можете дальше этот текст пропустить, ничего нового я вам не сообщу.

А я вот только сейчас, роясь в фактуре 20-х годов, штудируя газетные отчеты «Из зала суда», узнал, что это был за человек.

«Зеленый фургон» – приключенческая повесть, которая нахально начинается длиннющим описанием природы. Это обычно признак или неопытности, или редкостной уверенности в себе. В данном случае – второе, хотя непонятно, откуда уверенность взялась, ведь это первая и последняя повесть автора. А нарратор он был сочный и точный, – как сказал поэт, «с жемчужиной на языке». Стиль у него такой:

Ничего нет легче, чем убедить человека заняться сочинительством. Как некогда в каждом кроманьонце жил художник, так в каждом современном человеке дремлет писатель. Когда человек начинает скучать, достаточно легкого толчка, чтобы писатель вырвался наружу.

В двадцатые и тридцатые годы у нас в стране было много ярких и самобытных литераторов. Потом, в сороковые-семидесятые, большинство уцелевших стали серыми, предсказуемыми и морально устойчивыми. Союз писателей, Переделкино и поликлиника Литфонда сгубили их. А пока страна была молода, писатели в ней жили задорные, занятные и через одного – с поразительными биографиями. Богатыри, не мы. Лихая им досталась доля, немногие вернулись с поля…

Александр Козачинский, разумеется, вырос в Одессе – этот город-энерджайзер тогда выплеснул в литературу и искусство целый гейзер талантливых людей.

Даже для экзотической Одессы происхождение Козачинского было причудливым: отец – околоточный надзиратель (потом этот факт придется тщательно скрывать), мать – крещеная еврейка. Тот еще коктейль.

Уже в гимназии Саша стал городской знаменитостью, потому что был вратарем футбольной команды «Черное море», предшественницы будущего «Черноморца». (Одесса, чтоб вы уже знали, – колыбель отечественного футбола. Первый клуб там появился еще в 1878 году).

Во время гражданской войны в Одессе происходило столько всего интересного, что заканчивать учебу бойкий юноша не стал. Сначала в нем взыграли отцовские гены, и он шестнадцатилетним поступил в милицию. Успешно ловил бандитов, так что вскоре (в семнадцать лет!) стал начальником районного уголовного розыска. «Ему было всего лет восемнадцать, но в те времена людей можно было удивить чем угодно, только не молодостью», – говорится в повести. Не удержусь, дерну оттуда еще одну замечательную цитату:

…Обычно достоверно было известно только положение трупа относительно стран света: лежит он, например, головой к юго-востоку, а ногами к северо-западу или как-нибудь иначе. Но талант нового начальника проявлял себя с наибольшей силой именно там, где ничего не было известно. Несмотря на однообразие обстоятельств и мотивов преступлений – все это были крестьяне, убитые на дороге из-за пуда муки, кожуха и пары тощих коней, – догадки и предположения, вводимые им в акты, отличались бесконечным разнообразием. В одном и том же акте иногда содержалось несколько версий относительно виновников и мотивов убийства, и каждая из этих версий была разработана настолько блестяще, что следствие заходило в тупик, так как ни одной из них нельзя было отдать предпочтения. В глазах начальства эти акты создали ему репутацию агента необыкновенной проницательности. В уезде от него ожидали многого. Успехи нового начальника в этой области были тем более поразительны, что до приезда в деревню он никогда не видел покойников. В семье его считали юношей чрезмерно впечатлительным и поэтому всегда старались отстранить от похорон. Но что были корректные, расфранченные городские покойники по сравнению с этими степными трупами!

Однако юный Саша не умел ладить с начальством, и через некоторое время у него начались серьезные служебные неприятности. Тогда он легко переместился "по ту сторону закона": оказался одним из предводителей немаленькой банды налетчиков. В основном они похищали продовольствие, главную ценность тех голодных времен, но при случае промышляли и вооруженным грабежом. Какое-то время налетчики разъезжали на зеленом фургоне, который впоследствии перекочевал в знаменитую повесть, более или менее автобиографическую.

Сам Козачинский там выведен под кличкой Красавчик

(он действительно был красив, хоть совсем не похож на актера Соловьева).

Шайка куролесила в окрестностях Одессы довольно долго, но в конце концов, в 1922 году, Козачинский, выданный сообщником, угодил в засаду. Среди агентов, производивших арест, был другой недавний школяр, учившийся в соседней гимназии – Евгений Катаев, будущий соавтор «Двенадцати стульев», который в повести фигурирует как милиционер Володя.

В реальности всё было не такой уж веселой игрой в казаки-разбойники, здесь автор многое присочинил, но общая канва событий совпадает.

Козачинского судили и вместе с еще пятью самыми опасными бандитами приговорили к расстрелу. Но времена были интересные. Участь подсудимых решало их социальное происхождение и наличие «контрреволюционности» в составе преступления. Про отца-полицейского, к тому времени уже умершего, трибунал не узнал, а в грабежах ничего политического обнаружено не было. И расстрел заменили десятилетним сроком.

В заключении Козачинский от скуки стал выпускать газету «Жизнь заключенного» и на этом поприще вновь, как с футболом, скоро стал местной знаменитостью. По-видимому, он относился к тому редкому и интересному разряду одаренных людей, у которых блестяще получается всё, за что бы они ни брались, но которым скоро надоедает заниматься одним и тем же. Известно, что Эдуард Багрицкий даже водил своих друзей, московских поэтов Михаила Светлова и Михаила Голодного, посмотреть на одесского журналиста-заключенного.

Сидел Козачинский всего два года, после чего вышел по амнистии. Евгений Катаев (уже ставший Евгением Петровым), с которым они подружились, вытащил способного парня в Москву, в газету «Гудок», где тогда собрались самые острые перья страны. Что это была за публика, мы можем себе представить по роману «Золотой теленок»: «Когда хвост поезда уже мотался на выходной стрелке, из буфетного зала выскочили два брата-корреспондента – Лев Рубашкин и Ян Скамейкин. В зубах у Скамейкина был зажат шницель по-венски. Братья, прыгая, как молодые собаки, промчались вдоль перрона…».

Молодые собаки

«Писатель вырвался наружу» из Козачинского только в 1938 году под влиянием Катаева-Петрова. Друзья отдыхали в гагринском санатории, и Александр написал свою замечательную повесть от скуки, чуть ли не на спор.

На этом, собственно, всё и закончилось. Больше ничего интересного в жизни Александра Козачинского не произошло. В войне он не участвовал, потому что заболел туберкулезом. Тяжело больным был эвакуирован в Новосибирск, где умер тридцати девяти лет от роду.

Его приятель Евгений Петров, фронтовой корреспондент, погиб полугодом раньше, тоже тридцатидевятилетним.

Веселые были люди, оба. И начиналось всё весело.

А еще вот что. Давайте-ка проведем сессию вопросов-ответов, пора уже. Только задавайте их не здесь, а в «Почтовом ящике». От одного члена БС принимается по одному, максимум по два вопроса, договорились? Через неделю отвечу. Если будет что особенно интересное – вывешу отдельно.