— Прости, дружище, что никак не мог к тебе вырваться. В последнее время на меня свалилось столько неприятностей, — извиняющимся тоном сообщил он, переступив порог офиса, и удивленно замер, увидев в кресле Паоло Бонелли. — Что здесь делает этот синьор? — сердито поинтересовался он у беседовавшего по телефону Энрико.
— Жду вас, — кратко ответил за него синьор Бонелли.
— Вот как? И для чего же?
— Чтобы передать вам вот это… — Синьор Бонелли положил на стол черную кожаную папку на молнии.
— И что за важная информация здесь хранится? — с легкой иронией поинтересовался Этторе.
Синьор Бонелли с философским видом пожал плечами.
— Думаю, степень ее важности вы оцените, когда прочтете один рукописный листок из этой папки, — невозмутимо проговорил он.
Этторе немного помедлил, затем подошел к столу и, бросив на нежданного посетителя испытующий взгляд, решительно открыл молнию, достал из папки стопку аккуратно сложенных бумаг и, просмотрев первую из них, хмуро уставился на своего собеседника.
— Тест по орфографии итальянского языка — вовсе не та информация, которая способна меня заинтересовать, — нетерпеливо потрясая листком, проговорил он.
Синьор Бонелли кивнул.
— Я очень хорошо вас понимаю, господин детектив, — по-прежнему невозмутимо откликнулся он. — Документы с подобным содержанием не входят и в круг моих интересов. Но хочу напомнить, что я упоминал рукописный листок, — сделав ударение на предпоследнем слове, сказал он.
Этторе бросил на него быстрый взгляд и, торопливо перелистав печатные страницы, нашел среди них ту, которая была написана от руки. Отложив папку в сторону, он принялся внимательно изучать вдоль и поперек перечеркнутые строчки, среди которых отчетливо разглядеть можно было только самую первую, заканчивающуюся восклицательным знаком:
Мне нужно, чтобы ты выслушал меня, Этторе!
Содержание всех остальных скрывали хаотичные линии. Но даже они не смогли помешать Этторе понять, что листок, который он сейчас держал в руках, был признанием Даниэлы. Признанием в том, что она обманула его, выдав себя за студентку. Признанием в том, что она очень волнуется, подбирая нужные слова, в том, что ей вовсе не безразлично, сможет ли он простить ей этот обман.
Осторожно положив листок на стол, Этторе лихорадочно провел ладонью по щеке, устремив невидящий взгляд за окно.
— Откуда у вас эта папка? — охрипшим от волнения голосом спросил он.
— Вас интересует папка или только вот этот листок? — в свою очередь поинтересовался синьор Бонелли.
Этторе стремительно обернулся к своему собеседнику и, глядя на него в упор, уточнил:
— Меня интересует, каким образом к вам попала эта папка, в которой лежал вот этот листок.
Синьор Бонелли спокойно выдержал его взгляд и поднялся с кресла, беспомощно разведя руками.
— Как я теперь понимаю, она попала ко мне по ошибке, — негромко объяснил он. — Вместо всех этих студенческих тестов в ней должна была находиться моя исследовательская статья, переведенная на немецкий язык… Но во время объяснения со своим женихом, которое, кстати сказать, было для нее довольно непростым, синьорина Даниэла, видимо, перепутала папки…
— Непростым, говорите? — задумчиво спросил Этторе.
— Да, очень непростым, — с готовностью подтвердил синьор Бонелли. — Я ведь вам уже говорил, что она глубоко несчастна с этим молодым человеком… — Он окинул своего собеседника внимательным взглядом и продолжил: — Даниэла очень добрая и отзывчивая девушка, она согласилась помочь мне, даже несмотря на все те неприятности, которые ей пришлось пережить по моей вине… Она заслуживает лучшего… Именно поэтому я и пришел сюда, как только обнаружил в этой папке ее признание.
— Она все еще здесь, в Милане? — поспешно перебил своего собеседника Этторе. — Она ведь не уехала в Лугано, правда? — с надеждой глядя ему в глаза, спросил он.
Синьор Бонелли медленно покачал головой.
— Нет, господин детектив. Она осталась здесь. Она осталась, чтобы ждать вас…
— Кто вам это сказал? — опешил Этторе.
Синьор Бонелли улыбнулся.
— Ее взгляд… Которым она смотрела на своего жениха, отказываясь возвращаться с ним в Швейцарию, — ответил он.
— Она отказалась?! Что же вы до сих пор молчали? Почему сразу не рассказали мне об их разговоре?! — вскричал Этторе.
Синьор Бонелли недоуменно пожал плечами.
— Но я как раз о нем и рассказываю… Я только для того сюда и пришел… — растерянно ответил он.
Но Этторе, выскочив из офиса, уже мчался во весь дух по залитой жаркими солнечными лучами улице к дому Даниэлы. Крепко сжав в руке исчерканный листок, он, не сбавляя скорости, миновал несколько кварталов, затем, даже не взглянув на красное окошко светофора, перебежал на противоположный тротуар, ловко лавируя между притормаживающими автомобилями, и все так же, ни на секунду не сбавляя скорости, влетел в подъезд, едва не сбив с ног выходившего из него старичка со скрипичным футляром. Пропустив мимо ушей донесшееся ему вслед возмущенное восклицание, Этторе, оставив без внимания кабинку лифта, помчался вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступени, и, остановившись наконец возле квартиры с номером сорок шесть, стал лихорадочно нажимать на кнопку звонка, пытаясь одновременно перевести дыхание. Поняв наконец, что ему вряд ли кто откроет, даже если он будет терзать бедный звонок до самого вечера, Этторе обессиленно прислонился к стене, уставившись отрешенным взглядом на смятую страницу.
А на что я, собственно, надеялся? — мысленно спросил он себя, не отводя взгляда от подрагивающего в его ладони тетрадного листка. Что Даниэла и впрямь будет ждать меня, как это сказал ее неудачливый воздыхатель? Да это просто смешно… С чего вдруг она должна жертвовать своими, пускай не такими уж и безоблачными, но, тем не менее, довольно долгими и относительно прочными отношениями с Джанни? Ведь мы с нею были знакомы всего лишь несколько дней, да и те провели в бесконечных препирательствах и попытках обмануть друг друга и самих себя… В бесконечных попытках превратить наше знакомство в некое подобие романтической игры… И чем же еще в таком случае мог закончиться подобный «роман»? Неужели свадебным путешествием? Как бы ни так… Он мог закончиться только расставанием… Зря Клаус вселил в меня уверенность в том, что Даниэла ждет нашей встречи… Оказывается, он не так уж хорошо знает женщин… По крайней мере, не всех, печально усмехнувшись, уточнил Этторе про себя и вдруг услышал донесшийся с лестницы негромкий женский голос:
— Так вот, оказывается, где ты пропадаешь…
Этторе стремительно обернулся, в надежде увидеть ту, ради которой мчался сюда через весь город, желая ответить на ее так и невысказанное признание искренним признанием в любви. Но увидев, что это всего лишь Фредерика, разочарованно опустил взгляд.
— А я буквально несколько минут назад была в твоем агентстве, и Энрико сказал мне, что после возвращения из Швейцарии ты ни разу не зашел в офис. А сегодня, появившись там всего на пару минут и поговорив с дожидавшимся тебя посетителем, умчался, словно сумасшедший, в неизвестном направлении… — сообщила Фредерика, подходя к своему другу. — Решил наконец-то обсудить с Даниэлой сложившиеся между вами отношения? — поинтересовалась она, окинув его внимательным взглядом, и, не дожидаясь ответа, продолжила одобрительным тоном: — Судя по тому, что мне рассказала о них Лоредана, тебе уже давно было пора это сделать… Но, кажется, смелость тебя посетила не в самый подходящий момент… — заметила она, кивнув в сторону запертой двери. — Принц явился без предупреждения, и Золушки не оказалось дома…
— Откуда ты знаешь? — встрепенулся вдруг Этторе, торопливо убирая тетрадный листок в карман пиджака.
— О чем? — удивленно откликнулась Фредерика.
— О Золушке, — нетерпеливо ответил он.
Фредерика иронично пожала плечами.
— Из детских книжек и мультиков, как и все остальные… А что, ты разве ничего до сих пор не слышал об этой девушке? — улыбнувшись, спросила она.
Но заметив, что ее другу сейчас вовсе не до шуток, сочувственно потрепала его по взлохмаченным волосам и продолжила примирительным тоном:
— Я понимаю, тебе сейчас нелегко… Но все же не стоит так расстраиваться только из-за того, что Даниэла решила на несколько минут выйти из дома… Если хочешь знать, ты должен этому только радоваться, ведь она все эти дни сидела здесь взаперти, никого не хотела видеть и даже не отвечала на звонки… Так что небольшая прогулка пойдет ей на пользу… Но, если хочешь, я могу дать тебе номер ее мобильного, — предложила она, — хотя, не уверена, что он сейчас включен…
— А в том, что она в настоящее время находится здесь, в Милане, в этом ты уверена? — нетерпеливо оборвал ее Этторе.
Фредерика недоуменно пожала плечами.
— Ну конечно же она в Милане… А где же еще ей быть?
— Например, в Лугано… — осторожно предположил Этторе, вопросительно глядя ей в глаза.
— В Лугано? — удивленно переспросила Фредерика, но через несколько секунд ее лицо озарилось догадкой. — Так ты думаешь, что Даниэла вернулась к своему жениху?
Этторе сделал неопределенный жест.
— Я все время размышлял об этом, но…
— Но твои размышления сыграли с тобой злую шутку, — продолжила за него Фредерика. — Ты начал сомневаться в чувствах Даниэлы, ты начал сомневаться в правильности своих поступков… И вот теперь ты уже жалеешь о том, что вообще осмелился сюда придти… Разве не так?
Этторе, немного поколебавшись, ответил утвердительным кивком.
— Да, я жалею об этом, — тихо проговорил он. — Потому что не уверен в чувствах Даниэлы… Не уверен, что она любит меня…
— Ах, вот как? Не уверен? — с упреком откликнулась Фредерика. — И это в то время как Даниэла ждала твоего возвращения, несколько дней не выходя из дома? В то время как она поставила на карту свое будущее, отказавшись вернуться к мужчине, которого все ее родственники единодушно считают самой лучшей для нее партией? В то время как она часами всматривается в репродукцию какого-то там Хайеса только потому, что вы несколько дней назад вместе рассматривали ее в музее? — обличительным тоном завершила она, устремив на своего собеседника разгневанный взгляд.
— Репродукцию Хайеса? — с волнением переспросил Этторе. — Так, значит, она не забыла тот вечер…
— Она не забыла ничего, в отличие от тебя, — прежним тоном откликнулась Фредерика. — И, в отличие от тебя, она ни единым словом не упомянула о своих сомнениях… Ты слышишь? Она ни на минуту не усомнилась в правильности своего решения по поводу окончательного разрыва с Джанни… А знаешь, почему? — запальчиво поинтересовалась она и тут же сама ответила на свой вопрос: — Да потому что у нее просто нет никаких сомнений. Потому что они никогда даже не приходили ей на ум. Потому что она ни секунды не сомневалась в том, что поступила правильно, когда между расчетом и привычкой с одной стороны и настоящей, искренней любовью с другой, выбрала именно любовь… Любовь, которую ты сейчас предаешь своей неуверенностью… Как и саму Даниэлу… — обвиняюще ткнув в Этторе указательным пальцем, завершила она.
— Это неправда, я никогда не смогу предать Даниэлу, — поспешно возразил он, все еще сжимая в кармане заветный листок, словно пытаясь заручиться его поддержкой. — Ты ведь ничего не знаешь о том, как я провел эти дни… Ты не знаешь, каких усилий мне стоило сдержать свои чувства в тот момент, когда я сообщал ее жениху о том, что она ни в чем перед ним не виновата… Что она никогда не изменяла ему ни с Паоло Бонелли, ни с каким-либо другим мужчиной… В том числе и со мной… — еле слышно добавил он и, немного помедлив, продолжил: — Когда я сообщал ему все это, я думал только об одном: о том, что он не достоин этой девушки, раз посмел усомниться в ее верности и преданности… А еще я думал о том, что отдал бы все на свете за возможность провести рядом с Даниэлой хотя бы один день… За возможность провести этот день в качестве ее самого близкого, самого родного и любимого человека… — порывисто сжав в кармане тетрадный листок, так что послышался громкий хруст, тихим голосом завершил он.
Фредерика бросила на него тревожный взгляд и, стараясь теперь говорить как можно спокойнее, поинтересовалась:
— Почему же ты не признался ее жениху в том, что влюблен в Даниэлу? Ведь, если бы ты честно рассказал ему о возникшей между вами симпатии, то сейчас вам бы не пришлось страдать в разлуке.
Этторе в отчаянии всплеснул руками.
— Да неужели ты не понимаешь? Я не хотел разрушать их отношения. Я не хотел, чтобы Даниэле вновь пришлось страдать и оправдываться перед своим женихом. Я стремился только к одному: чтобы сделать ее хоть немного счастливей.
— И тебе бы это удалось… Если бы все то, что сейчас услышала я, услышала бы сама Даниэла, — осторожно проговорила Фредерика.
Этторе бросил растерянный взгляд на запертую дверь.
— Я ведь как раз и собирался сказать ей все это… И даже гораздо больше… Но не знаю, где ее искать…
— Да и я тоже, — с сожалением покачав головой, призналась Фредерика. — Ее мобильный уже который день отключен… А Лоредана знает только, что у нее на сегодня была назначена какая-то деловая встреча… Даниэла позвонила ей сама с городского телефона несколько часов назад, и Лоредана собиралась рассказать ей, что Барбара, к которой она тебя так ревнует, на самом деле твоя бывшая жена… Но Даниэла не стала ее слушать… Именно поэтому я и решила зайти к ней сейчас, чтобы убедить ее отказаться от этой бессмысленной ревности…
Этторе устремил на нее растерянный взгляд.
— Так Даниэла ревновала меня к Барбаре? — недоверчиво поинтересовался он.
— Вижу, тебе не очень-то много известно о любимой девушке, — с усталым вздохом ответила Фредерика.
Этторе задумчиво потер подбородок.
— Где же она сейчас может быть? — спрашивая то ли Фредерику, то ли самого себя, тихо пробормотал он. — Где у нее может быть назначено это деловое свидание? И главное, с кем? — немного помолчав, добавил он.
Фредерика сокрушенно покачала головой.
— Опять ты за свое… — устало вздохнув, посетовала она. — Уж не думаешь ли ты, что она отправилась на свидание к своему бывшему жениху, с которым несколько дней назад отказалась возвращаться в Швейцарию?
Этторе неопределенно пожал плечами.
— За эти несколько дней многое могло измениться… Ведь старая любовь, как говорят, не ржавеет…
Фредерика недовольно поморщилась.
— Вот уж не думала, что ты способен верить в разные глупости… Ржавеет даже металл, а любовь, как известно, вещь гораздо более хрупкая… Особенно, если выясняется, что это на самом деле лишь многолетняя привычка, замаскировавшаяся под любовь, — многозначительным тоном уточнила она и, внезапно помрачнев, продолжила: — Хотя, если ее Джанни и в самом деле такой эгоистичный собственник, каким его описала мне Лоредана, то вполне вероятно, что он предпримет новые попытки вернуть Даниэлу, даже не испытывая любви к ней…
— Что значит вернуть? — возмутился Этторе. — Ты хочешь сказать, что Даниэла является для этого типа чем-то вроде неодушевленного предмета? — срывающимся от гнева голосом поинтересовался он. — Неужели я был настолько слеп, что не сумел разглядеть его истинного лица?! — воскликнул он.
— Погоди, давай не будем торопиться с выводами, — рассудительно проговорила Фредерика. — Я ведь тебе уже рассказала, что Даниэла сообщила нашей подруге о том, что у нее назначена деловая встреча… Всего лишь деловая, понимаешь? Так что, как видишь, нет никаких причин для беспокойства…
— Ошибаешься, таких причин более чем достаточно, — запальчиво возразил Этторе. — Ты ведь сама сказала, что со времени ее звонка прошло уже несколько часов, а она до сих пор еще не вернулась… Да и мобильный включать не торопится! — беспокойно размахивая руками, продолжал восклицать он.
Фредерика пожала плечами и, немного подумав, сказала:
— Знаешь, мне пришла в голову одна удачная идея… Что, если спросить совета у Бернара? Может, он подскажет нам, куда предпочтет отправиться страдающая от любви женщина, которая с нетерпением ожидает возвращения своего возлюбленного? Он ведь француз, а они признанные знатоки в амурных делах…
Она уже достала было из сумочки мобильный, но Этторе поспешно удержал ее руку.
— Твоя идея и вправду удачна, — улыбнувшись, проговорил он. — Мы непременно обратимся за советом… Но только не к Бернару, а к одному из моих давних друзей… Он, конечно, не француз, но в амурных делах разбирается ничуть не хуже твоего супруга, можешь мне поверить… К тому же один раз он уже оказался прав… — вспомнив слова Клауса о том, что Даниэла будет ждать его в Милане, признал Этторе.
— Вот как? — заинтересовалась Фредерика. — Ну что ж, доверимся его любовной интуиции. И будем надеяться, что она не подведет его и сегодня.
Этторе достал из кармана мобильный и, быстро отыскав номер Клауса, нажал кнопку вызова.
— Ответь как можно скорее и по возможности наиболее точно на один вопрос: куда предпочтет отправиться страдающая от любви женщина, которая с нетерпением ожидает возвращения своего возлюбленного? — без предисловий выпалил он в трубку через несколько секунд.
— При условии, что этим героем являешься ты сам? — с готовностью уточнил Клаус, мгновенно включившись в диалог.
— Ты все понял с полуслова, — одобрительно заметил Этторе.
Клаус иронично хмыкнул.
— Ты мне льстишь… Количество только что произнесенных тобою слов было гораздо более значительным…
— Я надеюсь, ты не собираешься подсчитывать их точное число, вооружившись пресловутой немецкой точностью? — нетерпеливо оборвал его Этторе.
— Хорошо, хорошо, успокойся, я все понял, — примирительным тоном откликнулся Клаус. — Твоя непоседливая синьорина решила сбежать от тебя, а ты пытаешься ее отыскать… Но еще не определился с направлением этих поисков… Я прав? — деловито поинтересовался он.
— Если ты точно так же окажешься прав насчет этого самого направления, я твой должник на всю жизнь, — торопливо проговорил Этторе.
— Ты поступил гуманно, не став уточнять перспективу наших дальнейших взаимоотношений в случае моего промаха, — с иронией откликнулся Клаус и, немного подумав, продолжил, осторожно подбирая слова: — Я, конечно, не смогу абсолютно точно указать местонахождение твоей неуловимой Золушки… Но если я был прав тогда насчет ее ожидания тебя в Милане, то…
— Ты был прав! — с готовностью выпалил Этторе.
В трубке послышался вздох облегчения.
— В таком случае, советую тебе идти к ней прямо домой и ждать ее там, — рассудительно проговорил Клаус.
— Я уже целый час стою возле ее квартиры, но Даниэла все не возвращается, — нетерпеливо объяснил Этторе.
— Что за беда? Подожди еще…
— Не могу, — лихорадочно оборвал Этторе своего друга. — Мне нужно видеть ее прямо сейчас, сию же минуту… Я и так слишком долго ждал, томясь в неизвестности… К тому же меня не покидает тревожное предчувствие… Я уверен, что тот парень не откажется от Даниэлы только потому, что она не захотела вернуться с ним в Швейцарию.
— Что ж, не удивлюсь, если твое предчувствие в скором времени подтвердится, — задумчиво откликнулся Клаус. — Ведь судя по тому, что ты рассказал мне об этом банкире, он вовсе не привык быть побежденным…
— В таком случае, именно с сегодняшнего дня ему придется к этому привыкать, — решительно заявил Этторе.
— А как же твои прошлые сомнения и опасение разрушить их союз с Даниэлой? — осторожно поинтересовался Клаус.
— Это все в прошлом, — нетерпеливо проговорил Этторе. — Теперь я буду бороться за любовь Даниэлы, даже если противником в этой борьбе будет она сама… — Ну а для того, чтобы одержать победу в борьбе с ее женихом у меня имеется веский аргумент, мысленно добавил он, вспомнив сделанные в траттории фотографии.
— Сильно сказано, — с искренним уважением откликнулся Клаус. — Никогда раньше не слышал от тебя ничего подобного… Видимо, эта девушка и впрямь именно та, кому суждено быть твоей единственной… А раз так, то вот тебе мой совет: ищи ее там, где вы были когда-то вместе… Там, где она впервые почувствовала, что ты значишь для нее гораздо больше, чем любой другой человек на свете, и ты мгновенно ощутил ее чувство каждой частичкой своей души… Закрой глаза, заставь себя вновь пережить каждое мгновение, которое ты провел рядом с нею, и тогда ты безошибочно угадаешь, где именно она сейчас точно так же вспоминает о тебе…
Этторе на мгновение закрыл глаза, пытаясь припомнить, где именно они успели побывать с Даниэлой в течение нескольких дней их знакомства, и вдруг, издав победный возглас, что есть духу помчался вниз по ступеням.
— Куда ты? Постой! — крикнула ему вслед Фредерика, свесившись через перила. — Хотя бы намекни, где проводят время страдающие от любви женщины… Я ведь должна знать, куда мне следует идти, если мы вдруг поссоримся с Бернаром! — нетерпеливо подпрыгивая на месте, продолжала кричать она.
Но Этторе был уже далеко. Выскочив из подъезда, он пробежал несколько метров до припаркованного возле газетного киоска такси и, плюхнувшись на сиденье рядом с водителем, коротко распорядился:
— К галерее Брера…
Именно там им обоим пришла мысль повторить сюжет увиденной картины…
Как странно, передо мной сейчас то же самое здание галереи, каким оно было несколько дней назад… Только кажется, будто сегодня оно совсем другое: мрачное и необитаемое… Словно за его стенами царит пустота, размышляла Даниэла, глядя на залитый солнечным светом фасад. Но это только кажется… На самом деле все вокруг как всегда, и в галерее полно людей, как настоящих, так и нарисованных… А мне все эти глупости только мерещатся… Лоредана права, я в последние дни сама не своя… И все это из-за… Нет, не буду даже про себя произносить его имя… И вообще не буду думать о нем… Какой от этого толк? Лучше подумаю о предстоящей встрече с Феликсом… Хорошо, что я сегодня встретила его в магазине, и он напомнил мне о тестах по итальянскому, которые уже столько времени лежат у меня… Даниэла медленно провела ладонью по кожаной папке и, окинув отрешенным взглядом немноголюдную улицу, увидела, как со стороны художественной мастерской к ней приближается Феликс.
— А он удивительно пунктуален, — пробормотала она, взглянув на часы. — Появился ровно в два часа, как и договаривались… И, кстати сказать, оказал мне этим очень большую услугу… Ведь теперь мне больше незачем торчать возле этой галереи…
— Добрый день, синьорина Ламбретти, — приветливо улыбнувшись, поздоровался с нею Феликс на итальянском языке. — Надеюсь, я не заставил себя ждать? — окинув ее обеспокоенным взглядом, поинтересовался он.
Даниэла картинно сделала ладонью отрицательный жест.
— Ни единой секунды, синьор Феликс, ни единой секунды, — шутливым тоном откликнулась она и сразу же продолжила с одобрительной улыбкой: — А вы, я вижу, времени даром не теряли… Ваш итальянский стал значительно лучше, и произношение в том числе, хотя тест, насколько я помню, показал несколько иные результаты… — Она передала ему папку и, немного смутившись, попросила: — Если вам не трудно, извинитесь, пожалуйста, перед своими сокурсниками за мою забывчивость… Эта простуда совершенно выбила меня из колеи…
— Ну что вы, синьорина Ламбретти, вам не за что перед нами извиняться, — поспешно перебил ее Феликс. — Никто из нас не застрахован от подобной неприятности… К тому же эти тесты вы могли вернуть и позже… Я напомнил вам о них только потому, что хотел знать, какую оценку заслужили мои скромные знания, — сбивчиво продолжил он и, не дав Даниэле возможности что-либо возразить, предложил: — А почему бы вам сейчас не пойти со мной на день рождения к моему другу? Там соберутся все студенты нашей группы, и они будут очень рады вас видеть, можете мне поверить.
— Я верю вам, Феликс. Я тоже была бы рада видеть всех ваших друзей, но, к сожалению, в данный момент не смогу составить вам компанию… — начала было Даниэла.
Но тут же услышала рядом хорошо знакомый, как всегда безмятежно ровный голос:
— Синьорина Ламбретти хочет сказать, что у нее назначена очень важная встреча и именно поэтому она вынуждена отказаться от вашего приглашения, — с преувеличенной учтивостью проговорил Джанни, обняв Даниэлу за талию.
Но она поспешно отпрянула.
— Что ты здесь забыл? — недоуменно поинтересовалась она, устремив на него настороженный взгляд. — Ты что, до сих пор не вернулся в Лугано?
— Наоборот, я только сегодня вернулся оттуда, — спокойно уточнил Джанни.
— Чтобы следить за мной? — с вызовом спросила Даниэла.
Джанни сделал витиеватый жест.
— Ну, скажем так, приглядывать… — немного подумав, поправил он ее. — Но только, разумеется, не здесь…
— Кажется, я поняла, — поспешно оборвала его Даниэла. — Ты снова собираешься настаивать на возвращении к нашей прежней жизни в Швейцарии… Если так, то не трать свое красноречие даром, прибереги его для клиентов банка… У тебя ведь наверняка через несколько минут назначена встреча с одним из них…
— Ошибаешься, — невозмутимо откликнулся Джанни. — Я еще вчера уладил все деловые вопросы, чтобы сегодняшний день посвятить исключительно вопросам личного характера.
— Ах, вот как? Ну что ж, должна тебе сказать, что ты напрасно так перенапрягся, — с недоброй иронией проговорила Даниэла. — И напрасно тратишь свое драгоценное время, потому что я не вернусь в Лугано и никогда больше не вернусь к тебе… — запальчиво продолжила она.
Джанни окинул ее внимательным взглядом и, кивнув в сторону молча наблюдавшего за их диалогом Феликса, спокойно предложил:
— Давай наконец пожелаем этому мальчику счастливого пути и продолжим наш разговор без свидетелей…
— Не беспокойтесь, синьор, я уже ухожу, — опередив своего преподавателя, откликнулся Феликс. — Надеюсь, мы скоро увидимся в университете, — пожав Даниэле на прощание руку, скороговоркой выпалил он и торопливо зашагал в сторону мастерской.
— Жаль было расстраивать прилежного студента сообщением о том, что в его университете ты больше не появишься, — провожая его притворно-сочувственным взглядом, тихо проговорил Джанни.
— А вот мне нисколько не жаль расстроить тебя сообщением о том, что я вовсе не собираюсь покидать его университет, — бесстрастным тоном заявила Даниэла.
— Знаешь, когда ты несколько дней назад устроила мне сцену оскорбленной гордости, я был уверен, что весь этот спектакль тебе скоро наскучит и в следующий раз ты встретишь меня совсем по-другому… — задумчиво проговорил Джанни. — Мне казалось, что эта выходка — всего лишь банальная месть обиженной женщины, не более того… Но потом я понял, что на самом деле все куда проще… Что эта месть даже гораздо более банальна, чем представлялась мне вначале… — Он сделал выразительную паузу, выжидающе глядя Даниэле в глаза.
Она пожала плечами.
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду…
— Ты хотела сказать «кого», — по-прежнему невозмутимо поправил ее Джанни. — Ведь эта месть имеет вполне осязаемый облик… Мужской облик, — многозначительным тоном уточнил он. — Разве я не прав?
Даниэла поспешно отвела взгляд.
— Тебе не нужно было приезжать сюда, — еле слышно проговорила она.
Джанни вскинул брови в притворном удивлении.
— Вот как? Ты, оказывается, взяла на себя обязанность принимать за меня решения? — с наигранной любезностью поинтересовался он. — И теперь я могу приехать в родной город только с твоего позволения? Или с позволения того осязаемого орудия мести, которое ты так тщательно скрываешь? — уже требовательным тоном продолжил допытываться он. — А может, я был не так уж неправ, подозревая тебя в любовной связи с тем стариком? Или теперь у тебя в фаворитах этот юнец, которому я только что позволил сбежать отсюда? Хватит отмалчиваться, отвечай, — разгневанно тряхнув ее за плечо, потребовал он.
Но Даниэла не слушала его, глядя во все глаза на приближающегося к ним Этторе.
— Надеюсь, вы не будете разочарованы, если вместо синьорины Даниэлы на все интересующие вас вопросы отвечу я? — сдержанно поинтересовался он, остановившись за спиной Джанни и, не дожидаясь его ответа, продолжил: — А пока мы будем беседовать, синьорина может полюбоваться шедеврами живописи… Точнее, одним из них, к которому она испытывает искреннюю симпатию, — многозначительным тоном добавил он, пристально глядя Даниэле в глаза.
Джанни удивленно обернулся и, увидев перед собой владельца детективного агентства, оторопело пробормотал:
— Синьор Ампьери? Что вам здесь нужно?
Этторе пожал плечами.
— Я ведь уже сказал: ответить на интересующие вас вопросы.
Джанни медленно перевел взгляд на Даниэлу и вдруг нервно расхохотался.
— Так вот оно что… Вот, оказывается, кого ты выбрала в качестве орудия мести… А я-то все пытался отгадать, с кем же ты наставила мне рога, строил разные предположения, пока летел сюда из Швейцарии… А отгадка, как выяснилось, была на удивление проста… — Он перевел дыхание и, сокрушенно покачав головой, продолжил обреченным тоном: — Проста и убийственна… Как средневековое орудие пытки…
— Ты несправедлив ко мне, Джанни, — тихо, но отчетливо проговорила Даниэла. — Я вовсе не собиралась тебе мстить. Мне просто не за что было мстить тебе. В том, что мы перестали понимать друг друга, никто из нас не виноват… Вернее, нет, не перестали… Мы и раньше не понимали друг друга, но пытались смягчить это непонимание придуманной любовью… Так продолжалось много лет, пока однажды эта выдумка не стала тяготить нас обоих…
— Ах, вот оно что… Значит, я никогда не понимал тебя? — запальчиво откликнулся Джанни. — Ну что ж, прекрасная отговорка! А самое главное, очень правдоподобная! — саркастическим тоном воскликнул он. — Сразу видно, что ты придумала ее только сейчас.
— Я ничего не придумывала, — спокойно возразила Даниэла. — Все эти годы мы были чужими друг для друга людьми, старательно демонстрируя нашим родителям счастливый союз, пусть даже и не скрепленный пока брачными узами… А знаешь, почему мы так поступали? Да потому, что не хотели их огорчать и разочаровывать. Потому что стремились оправдать возложенные на нас надежды, только и всего. Признайся, хотя бы самому себе, что я права, найди в себе смелость посмотреть правде в глаза.
— Сначала я хочу посмотреть в глаза тебе, — решительно приблизившись к ней, заявил Джанни. — Посмотреть и спросить: как ты могла поступить со мной подобным образом? Неужели все прожитые нами вместе годы ничего не значат для тебя? Неужели ты перечеркнула их именно в тот момент, когда я готов был умолять тебя о прощении?
— Ты стал готов умолять меня о прощении только после того, как удостоверился в том, что банкиру с таким известным в узких кругах именем не стоит опасаться репутации жениха-рогоносца, — устало проговорила Даниэла. — Ведь когда я несколько недель назад, перед отъездом из Лугано попыталась тебе объяснить, что все эти россказни о моем романе с синьором Бонелли просто глупые выдумки его сына, ты и слушать меня не захотел. Ты сказал тогда, что мои оправдания для тебя ничего не значат, что они не смогут смыть пятна с твоей безупречной репутации. И вот теперь…
— Теперь я раскаялся, — поспешно перебил ее Джанни. — Вернее, я раскаялся давно, сразу же после твоего отъезда… Еще тогда я был готов забыть обо всех этих сплетнях в твой адрес и сделать все для того, чтобы вернуть тебя обратно…
Даниэла медленно покачала головой.
— Я тебе не верю, Джанни. Ведь тот факт, что ты хладнокровно наблюдал в театре за тем, как другой мужчина соблазняет меня по твоей просьбе, говорит о том, что никакого раскаяния вовсе не было…
— А тот факт, что перед посещением театра у вас было романтическое свидание с некой молодой дамой, подтверждает данное утверждение, — продолжил за нее Этторе и, достав из заднего кармана джинсов несколько фотографий, протянул их Даниэле. — Я не хотел причинять вам боль, поверьте, — виновато проговорил он. — И, если бы не лживый рассказ вашего жениха о раскаянии и искренней любви к вам, вы никогда бы не узнали об этих снимках…
Даниэла осторожно взяла фотографии и, бросив быстрый взгляд на первую из них, принялась лихорадочно перебирать остальные. А затем медленно поднесла их к глазам, словно желая проверить, не сыграл ли с нею злую шутку обман зрения. Она долго всматривалась в лицо молодой светловолосой девушки с большими карими глазами, которая на одном снимке нежно прижималась щекой к щеке Джанни, на другом весело смеялась, видимо, слушая его забавный рассказ, а на третьем, приняв выразительную позу, подставляла ярко накрашенные губы для поцелуя. Окинув отрешенным взглядом несколько оставшихся снимков, Даниэла машинально протянула их Этторе.
— Вы уже во второй раз доказываете мне, что умеете мастерски делать фотографии, — еле слышно проговорила она.
— Неужели ты и вправду поверила в этот примитивный монтаж? — встрепенулся все это время безмолвно ожидавший ее реакции Джанни. — Эти снимки просто обман, разве ты не видишь?! — вырвав из рук Этторе фотографии и возмущенно потрясая ими в воздухе, воскликнул он.
— Монтаж, для которого детектив подобрал изображение одной из твоих миланских коллег? — ничего не выражающим голосом поинтересовалась Даниэла и, в ответ на его недоуменный взгляд, напомнила: — Ты ведь сам познакомил меня с этой девушкой несколько лет назад. Ее зовут Эльвира, и она работает менеджером в вашем банке.
Джанни перевел растерянный взгляд на снимки, явно пытаясь придумать хоть какое-нибудь объяснение запечатленным на них романтическим моментам.
Но Даниэла прервала его раздумья новым вопросом:
— Значит, это из-за нее ты так часто ездил в Милан в командировку, выбирая при этом именно те дни, когда у меня было много занятий и я не могла поехать с тобой? А синьора Ампьери ты подослал ко мне, чтобы его отчет о проделанной работе помог тебе наконец определиться с кандидатурой твоей будущей супруги: в случае моего отказа изменить тебе — я, а в случае моей измены — Эльвира?
Джанни торопливо замахал руками.
— Ну что ты, это же просто смешно… Как ты могла такое подумать? Я ведь тебе уже сказал, что все эти фотографии — просто обман…
— Обман — это те годы, которые мы провели вместе, — сухо проговорила Даниэла. — Теперь я понимаю, что должна быть благодарна синьору Бонелли за наше случайное знакомство, которое повлекло за собой цепь таких вот неожиданных разоблачений, — она кивнула в сторону фотографий, которыми он все еще возмущенно размахивал. — И ты тоже должен поблагодарить его, — немного помедлив, добавила она. — Ведь теперь тебе нет нужды лгать и притворяться… Да и бросать важные дела только для того, чтобы вновь попытаться уговорить меня вернуться, как ты понимаешь, уже не имеет смысла… А вам не имеет смысла вновь демонстрировать свое непревзойденное мастерство фотографа, — бросив взгляд на Этторе, сказала она. — Я и без того буду помнить ваши терпеливо выслеженные кадры…
С этими словами Даниэла, с достоинством выпрямив спину, быстро зашагала прочь. Этторе бросился следом за нею.
— Подожди, прошу тебя… Ты должна знать, что я вовсе не выслеживал твоего жениха…
— Тот, кого вы называете моим женихом, уже давно таковым не является… — бросила Даниэла, не оборачиваясь.
— Все равно! Ты должна знать, что эти фотографии я сделал совершенно случайно, когда увидел его в окне траттории вместе с той девушкой! — вскричал Этторе, пытаясь поймать Даниэлу за руку.
Она резко остановилась и, не оборачиваясь к нему, холодно поинтересовалась:
— Какую сумму вы рассчитывали за них получить? Назовите мне ее, и через несколько часов деньги будут у вас.
В ответ не послышалось ни звука.
Даниэла обернулась и увидела устремленный на нее взгляд Этторе, в котором одновременно читались и нежность, и страдание, и мольба о прощении.
— Я виноват перед тобой, — тихо проговорил он. — Я поступил жестоко, втянув тебя в эту историю… Но я уже достаточно наказан за свою жестокость, поверь… Наказан той безысходной тоской, которую испытывал все эти дни вдали от тебя… — Он медленно подошел к ней и, осторожно дотронувшись ладонью до ее щеки, прошептал: — Ведь я люблю тебя, люблю всем сердцем… Понимаешь?
Даниэла вскинула на него растерянный взгляд, не в силах что-либо сказать в ответ.
— Я полюбил тебя сразу, как только впервые увидел твою фотографию… — с волнением продолжил Этторе. — Именно в то мгновение я понял, что готов пойти на все, лишь бы быть рядом с тобой… Лишь бы видеть бездонную синеву твоих глаз… Лишь бы вот так нежно дотрагиваться то твоей щеки… Это желание настолько захлестнуло мою душу, что я, не раздумывая, согласился… — Он на секунду запнулся, потом продолжил: — Я согласился стать твоим соблазнителем, лишь бы иметь возможность любоваться твоей улыбкой… Такой обворожительной и загадочной, как на той фотографии… Это была единственная необходимая мне награда… И я получил ее уже на второй день нашего знакомства… Помнишь, тогда, в театральном кафе, в ту минуту, когда ты решила поблагодарить меня за подаренный браслет? Стоило мне увидеть твою улыбку вот так, наяву, и мне показалось, что я схожу с ума от счастья, от любви к тебе… Ты мне веришь?
Даниэла в ответ растроганно протянула к нему руки и, обняв его за шею, тихо проговорила на ухо:
— Если бы ты знал, как долго я ждала от тебя этих слов… Как боялась, что ты так никогда их мне и не скажешь… Если бы только мог себе представить, как сильно я ревновала тебя к той Барбаре, о которой писал в письме твой друг…
— Ревновала? — переспросил Этторе, прижимая ее к себе.
— До исступления, — сокрушенно покачав головой, подтвердила Даниэла. — Потому что влюбилась в тебя с первого мгновения нашей встречи, тогда, в баре, где я назвала себя студенткой… А потом просто боялась признаться себе в этом чувстве… Ведь ты выглядел гораздо моложе своих лет, да и вел себя ребячливо и несерьезно… Да и вообще, наше знакомство, наши встречи и совпадение в том, что мы оба преподаватели, все это казалось мне какой-то странной и непонятной игрой…
Этторе успокаивающе погладил ее по волосам.
— Я вовсе не хотел тебя обманывать, клянусь, — с волнением проговорил он. — Просто я боялся признаться тебе в том, что Барбара моя бывшая жена… Боялся признаться тебе, что меня нанял твой жених… Ведь тогда ты бы не поверила в мои чувства и не стала бы вот так, как сейчас, слушать мои слова о любви… Которая порою бывает похожа на игру… Но даже если и так, то это единственная игра, в которой нет места никому другому, кроме двух влюбленных… Это игра только для двоих…
Этторе обнял Даниэлу и поцеловал ее: сначала бережно и осторожно, едва касаясь губами ее горячих, подрагивающих от волнения губ, а потом все более страстно, пылко и нетерпеливо… Он словно старался рассказать ей с помощью этого поцелуя о своих недавних переживаниях, о тяготившем его во время их разлуки одиночестве и о том окрыляющем чувстве безграничного счастья, которое он испытывал в эти минуты.
А Даниэла искренне отвечала на этот рассказ своим собственным: трепетным и волнующим, в котором было и прежнее смятение души, и ее нынешняя восторженность, и упование на долгожданное счастье. То самое, которое испытывал сейчас и Этторе. То самое, к которому они стремились все эти годы, находясь вдали друг от друга, принимая за счастье всего лишь его зыбкую тень…
Они бесконечно долго целовались прямо посреди тротуара, не чувствуя палящих лучей солнца, не слыша шума становившейся с каждой минутой все оживленнее улицы, не видя любопытных взглядов случайных прохожих, пока раздавшийся рядом звонкий детский возглас не заставил их наконец вернуться к действительности, разомкнув объятия.
— Смотрите, смотрите, они целуются прямо как на той картине! — воскликнул кудрявый мальчик лет восьми, делясь впечатлениями от посещения галереи со своими одноклассниками.
Даниэла и Этторе, медленно отстранившись друг от друга, смущенно оглянулись вокруг и, увидев озорные улыбки столпившихся неподалеку школьников, весело рассмеялись.
— Кажется, мы только что, сами того не ведая, повторили для этих детей знаменитую картину, — тихо проговорила Даниэла, опустив взгляд.
Этторе отрицательно качнул головой.
— Нет, мы нарисовали свою собственную, — с улыбкой возразил он, бережно поправляя пряди ее волос. — Вернее, начали ее рисовать, — с нежностью глядя ей в глаза, прошептал он. — Потому что сегодняшний день и все, что в нем с нами происходит, это только начало нашей любви…
Даниэла на мгновение прикрыла ладонью глаза, защищая их от ярких лучей утреннего солнца, и, плавно потянувшись, широко раскинула руки, разглядывая сквозь полуприкрытые веки залитую золотистым светом просторную комнату. Остановив взгляд на украшавшем стену огромном постере с изображением героев популярного детективного сериала, она радостно улыбнулась. Настоящий детектив должен напоминать себе о своей профессии, едва открыв глаза, с добродушной иронией подумала она и тут же услышала донесшуюся из сумочки трель мобильного. Свесившись с постели, она расстегнула узкий кармашек и, вытащив из него телефон, нажала кнопку ответа, даже не взглянув на дисплей.
— Надеюсь, ты проснулась еще до моего звонка и твое пробуждение было приятным, — послышался в трубке счастливый голос Этторе. — Таким же приятным, как и воспоминания о прошлой ночи… — шепотом добавил он.
Даниэла тихо рассмеялась.
— Ты угадал, — тоже шепотом ответила она. — Мои воспоминания настолько приятны, что кажутся мне теперь только волшебным сном…
— В таком случае, я готов доказать тебе прямо сейчас, что все это было в действительности, — с готовностью откликнулся Этторе. — И даже сделать так, чтобы воспоминания об этих доказательствах затмили собою прежние, — понизив голос, добавил он. — Вот только украшу поднос с завтраком белой розой… Я ведь не ошибся с выбором, правда? Тебе ведь нравятся белые розы? — с легким беспокойством уточнил он.
— Розы? — растерянно переспросила Даниэла. — Так ты сейчас здесь, дома?
— Я отлучился буквально на минутку, чтобы купить для тебя этот прекрасный цветок… Надеюсь, ты не будешь обижена на меня за то, что он всего лишь один? Я подумал…
— Ты угадал мой вкус! — весело подпрыгнув на постели, выпалила Даниэла. — Я терпеть не могу огромные букеты.
— Правда? Ну что ж, теперь попробую угадать, какой кофе ты пьешь по утрам, — с наигранной задумчивостью проговорил Этторе.
— Готова тебе помочь и дать маленькую подсказку… — с улыбкой откликнулась Даниэла.
Но в это время дверь спальни распахнулась и на пороге появился сам Этторе. В руках у него был красиво сервированный поднос с завтраком.
— Думаю, я справлюсь и без нее, — весело проговорил он в прижатую к уху трубку.
Даниэла приподнялась на постели, с любопытством разглядывая заставленный разнообразными вкусностями поднос.
— Если в кофейнике вместо кофе апельсиновый сок, тогда я готова признать, что ты справился, — лукаво улыбнувшись, сказала она.
Этторе поставил поднос на прикроватную тумбу и тихо проговорил в трубку:
— Не сомневайся, и в кофейнике, и на подносе именно то, что тебе нравится…
— А я все же сомневаюсь… — все так же лукаво улыбаясь откликнулась Даниэла и уже протянула было руку к крышке кофейника, чтобы убедиться в том, что Этторе говорит правду.
Но он осторожно прижал ее ладонь к своей груди, присев на краешек постели.
— Давай не будем пока нарушать гармонию этого натюрморта, — прошептал он, отложив оба телефона в сторону. — Лучше добавим немного романтических красок в палитру сегодняшнего утра…
— И какими же будут эти краски? — тоже шепотом спросила Даниэла.
— Яркими, как синева твоих глаз, нежными, как твоя кожа, и притягательными, как шелк твоих волос…
Его губы заскользили вверх по ее руке, поднимаясь все выше. А потом она почувствовала их нетерпеливый жар на своих обнаженных плечах, шее, груди… Жар, который был сильнее палящих лучей солнца, наполнявших золотым светом эту тихую комнату, где слышался теперь лишь шепот безумных признаний и два крылатых дыхания одной на двоих любви…
— Нет, Лоредана, я никуда не пропадала, со мной все в порядке. Так что успокойся, пожалуйста! — скороговоркой выпалила в трубку Даниэла, пытаясь справиться с непослушным замком. — Почему не отвечала ни по одному из телефонов? Да просто не могла… Было не до этого… До чего было, спрашиваешь? — Даниэла на несколько секунд забыла о дверном замке и мечтательно сомкнула веки. — Было до того здорово, что ты даже представить себе не можешь… — тихо проговорила она и тут же встрепенулась, отвечая на очередной вопрос: — Ты угадала, я провела эти два дня с любовником… Но не просто с любовником, а с самым любимым и долгожданным любовником на свете… Как зовут? Скажу пока только одно: его имя тебе знакомо. Все остальное о нем ты узнаешь немного позже… А сейчас прости, я тороплюсь… Через полчаса у меня лекция в университете… Да, я вновь вернулась к любимой работе, и мое возвращение не должно ознаменоваться опозданием… Прости, я не расслышала, что именно ты собиралась мне сообщить? Ах, новость, которую ты узнала от Фредерики по поводу статуса той самой Барбары, к которой я ревновала Этторе… Думаю, не случится ничего страшного, если мы обсудим ее немного позже… Ну что ты, Этторе по-прежнему меня интересует… Но об этом тоже немного позже… А пока желаю тебе провести сегодня незабываемый вечер с твоим промышленником… Даниэла отключила мобильный и, справившись наконец с коварным замком, сбежала вниз по лестнице и, распахнув высокую подъездную дверь, выбежала на улицу. Свернув за угол, она торопливо зашагала по тротуару к автобусной остановке, но, увидев приближающуюся к ней на высокой скорости полицейскую машину, растерянно замерла на месте. Она удивленно наблюдала за тем, как автомобиль, сделав вокруг тротуара лихую петлю, остановился прямо возле бордюра, преграждая ей путь. Бросив обеспокоенный взгляд вокруг, Даниэла отступила назад, но вдруг увидела, что водительская дверца автомобиля распахнулась, продемонстрировав ей широкую белозубую улыбку Этторе.
— Ну как, мое появление было эффектным? — бодро поинтересовался он, выпрыгнув из машины.
Даниэла ответила изумленным взглядом, в котором читался немой вопрос.
Этторе с шутливой обреченностью развел руками.
— Все в этом мире рано или поздно возвращается на свои привычные места… И я, как видишь, не исключение…
— Так ты снова вернулся в полицию? — обрела наконец дар речи Даниэла.
Этторе вновь развел руками.
— Что поделаешь… Мне ведь теперь нельзя заниматься соблазнением чужих невест… А у Энрико еще нет любимой девушки, так что он с этим будет справляться великолепно.
Даниэла рассмеялась, снисходительно покачивая головой.
— Да, твое появление было эффектным… Оно тебе очень идет…
— Правда? Тогда, может быть, мы и тебе устроим такое же эффектное появление перед зданием университета? Представляешь, как это будет здорово, подкатить туда на такой машине… — Он выразительно похлопал ладонью по капоту.
Даниэла снова рассмеялась.
— Нет уж, спасибо. На сегодня с меня достаточно экстрима… Один дверной замок чего стоил…
Этторе издал жалобный возглас, протягивая к ней молитвенно сложенные руки.
— Ради бога, прости. Я совсем забыл тебя предупредить: этот замок чистое наказание… Я уже давно собираюсь его поменять, но…
— Каждый раз забываешь о нем, — с легким упреком продолжила за него Даниэла.
Этторе утвердительно кивнул.
— Ты права. Но в последние дни я забыл кое о чем гораздо более важном… — нерешительно проговорил он.
— Вот как? И о чем же?
Этторе немного помедлил, а затем, приблизившись к ней, с волнением сообщил, пристально глядя в глаза:
— Я хочу сделать тебе подарок… Вернее, я его уже сделал… Вернее, не я сам, мне подсказал эту мысль Клаус… — сбивчиво проговорил он.
Даниэла окинула его удивленным взглядом.
— Ты сделал мне подарок, который подсказал тебе Клаус? — заинтересованно переспросила она. — И где же он?
— Думаю, у тебя дома, — прошептал Этторе, обняв ее за талию. — Я отправил его тебе еще до нашей встречи у галереи…
— Вот как? Ты меня заинтриговал…
Этторе мягко улыбнулся.
— Это только начало… Главная интрига будет сегодня вечером…
— В самом деле? А могу я узнать, что это за интрига? — поинтересовалась Даниэла.
Этторе улыбнулся и тихо прошептал ей на ухо:
— Можешь… Но чуточку позже…
В этот вечер перед входом в театр вновь собралось множество любителей оперы, среди которых были и карабинеры. Заметив возле самых дверей уже знакомого ей стража правопорядка по имени Альдо, который, по словам Этторе, являлся его давним знакомым, Даниэла пробежала взглядом по лицам стоявших рядом с ним мужчин, пытаясь отыскать среди них Этторе. Но тут же услышала за спиной его проникновенный голос: — Вы сегодня выглядите еще более обворожительно, чем в прошлый раз, моя дорогая синьорина… Даже несмотря на то, что отказались от подаренного мною платья… — тихо добавил он, положив ладонь ей на талию.
— Я решила доказать вам, синьор, что мне идут не только выбранные вами платья… — не оборачиваясь проговорила Даниэла и, улыбнувшись, поинтересовалась: — Надеюсь, вы ничего не имеете против серебристых оттенков?
— Ну что вы, конечно же нет, — с готовностью откликнулся Этторе. — При выборе следующего подарка я буду иметь их в виду… Ну а сегодня я преподнесу вам вот это… — И он продемонстрировал Даниэле черную кожаную папку на молнии.
Она удивленно обернулась.
— Что это? Ты хочешь подарить мне папку?
— Нет, ее содержимое, — загадочным тоном сообщил Этторе. — Которое совсем недавно было подарком для меня…
Даниэла недоуменно пожала плечами.
— Подарком для тебя? Прости, но я не понимаю, о чем ты говоришь…
Этторе бережно взял ее ладонь в свою руку.
— Скоро поймешь…
С этими словами он повел ее сквозь шумную толпу к дверям музея.
— Постой… Ты же не собираешься повторить прошлый трюк с потайной ложей… — заволновалась Даниэла. — У нас ведь есть билеты…
— И если ты решишь воспользоваться ими, то содержимое папки так и останется неразгаданной тайной, — выдвинул условие Этторе и решительно распахнул перед нею дверь.
Так же, как и в прошлый раз, они прошли мимо экспонатов, рассказывающих об истории театра, и, перешагнув порог потайной комнаты, оказались в уже знакомой Даниэле полутемной ложе.
— Прошу, располагайся, — тихо проговорил Этторе, сделав приглашающий жест.
Даниэла опустилась в кресло, устремив на него выжидающий взгляд.
— Я знаю, чего ты от меня сейчас ждешь, а потому не буду томить тебя ожиданием, — так же тихо проговорил он и, расстегнув папку, положил ее ей на колени.
— Что здесь? Неужели новое письмо, похожее на то, что я получила вместе с твоим подарком? — поинтересовалась Даниэла. — Кстати, его текст тоже был подсказан Клаусом? — мягко улыбнувшись, уточнила она.
Этторе сделал отрицательный жест.
— Нет, здесь Клаус ни при чем. А насчет содержимого папки ты почти угадала… Здесь действительно письмо… Только не мое, а твое… Оно и было тем самым дорогим для меня подарком, о котором я только что тебе говорил… Подарком, изменившим нашу с тобой жизнь… Ведь если бы не оно, я бы не осмелился в тот день отыскать тебя возле галереи…
Даниэла нерешительно открыла папку и, увидев тот самый смятый листок, на котором она много дней назад писала признание Этторе, подняла на него растерянный взгляд.
— Как к тебе попало это письмо? — изумленно спросила она.
— Его принес мне синьор Бонелли, — сообщил Этторе и, немного помедлив, добавил с улыбкой: — Ведь должен был кто-нибудь вернуть твоим студентам плоды их нелегких трудов…
Несколько секунд Даниэла недоуменно смотрела снизу вверх на своего собеседника. Затем охнула и лихорадочно отодвинула письмо в сторону, намереваясь, видимо, отыскать под ним листки с тестами. Но Этторе удержал ее руку и, заботливо склонившись к ней, проговорил:
— Не беспокойся, я уже все уладил. Тесты теперь у студентов, а статья у синьора Бонелли. Так что все вернулось на свои места… Но я пригласил тебя сюда вовсе не для того, чтобы рассказывать об этом… Я хотел тебе сказать, что… — Он на секунду запнулся и, взяв ее ладонь в свои руки, продолжил охрипшим от волнения голосом: — Я хотел тебе сказать, что ты умеешь писать прекрасные письма… И я думаю, что ты не перестанешь их писать для меня даже тогда, когда станешь моей женой… — Он опустился перед нею на одно колено и, испытующе глядя ей в глаза, добавил шепотом: — Если ты, конечно, согласишься принять мое предложение…
Некоторое время Даниэла молчала, устремив невидящий взгляд на Этторе. Затем осторожно дотронулась кончиками пальцев до его щеки.
— Так ты пригласил меня сюда только затем, чтобы вот так, под звуки музыки, словно в волшебной сказке, сделать мне предложение? — растроганно проговорила она. — И ты еще сомневаешься, приму ли я его… Да я и мечтать не смела о таком счастливом мгновении, когда впервые увидела тебя в баре… Когда все происходящее с нами казалось мне только игрой…
На лице Этторе засияла улыбка. Он порывисто обнял Даниэлу и, крепко прижав к груди, прошептал:
— Я ведь тебе уже говорил, что любовь — это игра для двоих, и только нам решать, по каким правилам продолжать ее дальше…
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.